Не успел он проговорить это – вполголоса, как и до сих пор они говорили, – как вдруг дверь напротив них, ведущая в умывальню, осторожно открылась и вошел, крадучись, человек с потайным фонарем. Света, который струился сквозь оставшуюся открытой дверь, капралу хватило, чтобы мгновенно признать Мишеля. Грибуйль прижался к капралу; тот не шевелился. Прежде чем пройти в комнату в поисках уголка, где могло находиться маленькое сокровище бедной Каролины, Мишель направил свет потайного фонаря в сторону, где находился капрал, увидел его, испустил крик бешеной ярости и нацелил зажатый в руке пистолет на капрала, в момент, когда тот метнулся к преступнику.

Грибуйль мгновенно угадал намерение Мишеля, кинулся наперерез и закрыл друга своим телом. Капрал не успел удержать его рывок. Раздался выстрел, и Грибуйль упал.

– Я спас его! – воскликнул он, падая. – Каролина, я спас его!

Одновременно раздался крик капрала:

– Негодяй! – и он кинулся в погоню за Мишелем.

Ему быстро удалось поймать убийцу, потому что Мишель в страхе сбился с пути и заскочил в сад, окруженный колючей изгородью; он вырвал из-за пояса нож, но прежде чем успел пустить его в ход, капрал ударом кулака по голове оглушил его и обрушил на землю.

– Ко мне! Жандарм! – вскричал капрал, придавив Мишеля коленом. – Ко мне! Скорее веревки, вязать негодяя! Я его держу!

Жандарм не видел, что произошло, но на звук выстрела прибежал в комнату, где обнаружил Грибуйла, залитого кровью и улыбающегося, несмотря на ранение.

– Я спас его! – произнес он прерывающимся голосом; – я спас моего друга! Я так счастлив… Он зовет! Слышите? Он зовет!.. Идите скорее! Оставьте меня.

При свете фонаря, который Мишель бросил, убегая, жандарм пытался приподнять Грибуйля, чтобы уложить его на постель, когда услышал зов капрала. Осторожно опустив на пол бедного раненого, он направился в сторону, откуда раздавался голос командира и проклятия очнувшегося Мишеля.

Через пять минут Мишель был связан и оставлен под охраной жандарма. Капрал побежал к Грибуйлю. Он открыл все ставни, чтобы впустить в комнату полусвет луны, только что вышедшей из-за туч.

Теперь света было достаточно для того, чтобы капрал мог оказать Грибуйлю помощь, необходимую в его положении. Он поднял мальчика с великой осторожностью чтобы не вызвать кровотечение, положил на постель, которая приняла последний вздох матушки Тибо, снял окровавленную одежду и крепко пережал рану платком. Когда кровь перестала течь, Грибуйль, бывший без сознания, пришел в себя. Открыв глаза, он заметил взволнованное и удрученное лицо друга, склонившегося над ним и смачивавшего виски и лоб свежей водой, единственным целебным средством, которое он смог найти в давно нежилом доме.

– Капрал… я рад… я умру… за вас… я счастлив! Я вас очень люблю… – произнес Грибуйль прерывающимся голосом.

– Замолчи! ради бога, молчи! Каждым словом ты вызываешь кровотечение… Грибуйль! друг мой! мой бедный друг! какая преданность… какое мужество!.. Боже мой, что же сделать, чтоб тебе помочь? Я не могу оставить тебя одного! И нельзя оставить Мишеля без охраны!

Бедный капрал, терзаемый самым сильным волнением и самым тяжелым беспокойством, которое он когда-либо испытал за всю жизнь, теребил усы, напряженно думал, ничего не мог придумать и молил Бога послать ему верное решение. И оно пришло: лицо озарилось радостью; он подбежал к окну и отворил его.

– Прево! – крикнул он, – приведи сюда преступника; если будет шуметь, заткни ему рот.

ПРЕВО. – Я вполне уверен, что он так и сделает; он ругается, как…

КАПРАЛ. – Заткни ему рот и тащи сюда.

Прево не заставил просить себя дважды: заткнул рот пленника платком и скорее поволок, чем повел, в комнату, где лежал умирающий Грибуйль под надзором друга.

ПРЕВО. – Куда его положить, капрал?

КАПРАЛ. – На пол, как и следует поступить с собакой. Беги скорее в тюрьму, расскажи господину кюре о случившемся несчастье; передай, что я умоляю его прийти как можно скорее, потом беги за доктором и приведи его добром или силой. Ступай, я отвечаю за убийцу.

Жандарм отправился выполнять приказ; капрал подошел к Мишелю, проверил веревки, затянул их посильнее и так пнул его ногой, что тот откатился к дальней стене. Мишель бешено вращал глазами, но капрал даже не взглянул на него. Он снова сел у ложа несчастного раненого друга и устроился так, чтобы одновременно наблюдать за пленником и Грибуйлем.

– Я хотел бы… видеть… господина кюре, – произнес Грибуйль.

КАПРАЛ. – Он скоро придет, дорогой дружок; я послал за ним.

ГРИБУЙЛЬ. – Спасибо… Когда наступит… день… я хотел бы увидеть… Каролину.

КАПРАЛ. – Я схожу за ней и сам ее тебе приведу.

ГРИБУЙЛЬ. – Вы не… оставите ее… капрал… Вы станете… ее братом… вместо меня… вы не… покинете ее никогда… Вы согласны… мой друг?.. согласны?

КАПРАЛ, с жаром. – Никогда, никогда не покину, клянусь тебе! По крайней мере, если она сама это захочет.

ГРИБУЙЛЬ. – Она… этого очень захочет… она вас… любит… очень… я это отлично понял… она всегда улыбалась… когда… я ей… говорил… что вы придете… к ней в гости…

КАПРАЛ. – Грибуйль, ты слишком много говоришь! ты тревожишь рану.

ГРИБУЙЛЬ. – Нет… нет… мне легче… от того, что я… сказал… то, что сказал… Бедная Каролина! скажите ей, чтобы она не плакала… что вы… будете ее любить… что будете… ее братом… Не забудьте…

Грибуйль закрыл глаза: капрал нежно глядел на него.

«Никогда, – говорил он себе, – никогда со мной не случалось такого волнения, такого потрясения! Я готов плакать без причины, как ребенок. Бедный мальчик! Кинуться между мной и пулей, которая предназначалась мне! Отдать свою жизнь, чтобы спасти мою! Бедный мальчик! Где я найду подобного друга?.. Он просит меня не покидать бедную сестру! Конечно, теперь мой долг – всей своей жизнью возместить потерю, которая ожидает ее сегодня! А как она умеет жалеть и сочувствовать! Как она добра! Как предана брату! А какая удивительная хозяйка! Какое изящество и скромность в нарядах!»

– Капрал… – произнес очнувшийся Грибуйль, – я сейчас видел маму… она ждет меня… как когда-то… она велела вам сказать… что благословляет вас… что вы стали… ее сыном… и… моим братом… потому что вы станете… моим братом.

КАПРАЛ. – Да, милый Грибуйль, я твой брат и буду твоим братом; но прошу тебя, не разговаривай: тебе от этого хуже.

ГРИБУЙЛЬ. – Нет, нет… вот когда… я увижу… Каролину… мне можно будет… умереть.

Капрал вздрагивает, Грибуйль улыбается.

ГРИБУЙЛЬ. – Почему… вы боитесь?.. Я рад… умереть… в этом нет ничего… плохого… Как там хорошо… в небесах… Мама… так счастлива, так красива; они все такие… как солнца. Там только… Жако… такой грязный… и уродливый… и его отовсюду прогоняют… я так смеялся… только что: у него был такой вид… такой сердитый вид!

И Грибуйль снова улыбается при воспоминании об уродливости и злобствовании Жако.

Дверь отворилась и вошел необычайно взволнованный кюре.

– Стало быть, это правда, бедный Грибуйль? – произнес он, приблизившись к умирающему.

ГРИБУЙЛЬ. – Не бедный… а очень даже счастливый… господин кюре… вы только представьте себе!.. я спас его… Какое счастье!.. Каролина… не останется одна… капрал мне пообещал… Правда ведь… брат мой?

КАПРАЛ. – Да, дружок; и перед господином кюре я снова произнесу свой обет, что высшее счастье для меня стать не братом – это невозможно – но мужем Каролины, твоей доброй, чудесной, святой сестры.

ГРИБУЙЛЬ. – Ее мужем!.. правда же… это еще лучше!.. Будет… свадьба… и я там буду… с мамой… но нас… никто не увидит… Я приду… конечно… и буду вас… охранять.

– Капрал, – сказал кюре, – пока я здесь, сходите за жандармами, пусть уведут пленника; я навещу его в тюрьме. Прево вскоре найдет доктора; а я побуду с Грибуйлем.

Капрал поспешно вышел и вернулся с двумя жандармами, передал им Мишеля и предупредил о необходимости строжайшего надзора, чтобы не допустить очередной побег. Жандармы привязали веревки к рукам и ногам Мишеля и, дергая за каждый конец, принудили его идти, вынув кляп изо рта. Покидая дом, бандит не преминул осыпать проклятиями капрала, кюре, Грибуйля, спасшего капрала, которого он, Мишель, ненавидел, и особенно Розу – он не знал о ее смерти, но догадывался о предательстве.

КАПРАЛ. – Наконец-то мы избавились от присутствия этого чудовища, его вид заставлял меня задыхаться от ярости. Если когда-либо я испытывал к кому-либо ненависть, то это к убийце бедного Грибуйля.

КЮРЕ. – Дорогое дитя, если вы желаете стать добрым и истинным христианином, надо учиться прощать всех своих врагов.

КАПРАЛ. – Простить убийцу брата и друга – это, боюсь, выше моих сил.

КЮРЕ. – Вы к этому придете, друг мой, когда перед вашими глазами предстанет пример неисчерпаемого милосердия той особы, которую вы именовали только что святой Каролиной.

КАПРАЛ. – Да, господин кюре, да; скажите ей, что я становлюсь лучше рядом с ней, что мне необходим ее пример.

КЮРЕ. – Я скажу ей об этом, друг мой; но думаю, что вас такого, как вы есть, она считает не слишком плохим.

Наконец пришел долгожданный доктор. Он взял руку раненого, наклонился, выслушал его дыхание, и осмотрел рану.

– Внешне он выглядит неплохо, – сказал он; – все зависит от глубины проникания. Если нет угрожающих явлений, то можно надеяться на благоприятный исход.

КЮРЕ. – Господин Тюду, молю вас, не теряйте времени, рассейте наши опасения и перевяжите бедного Грибуйля.

ГОСПОДИН ТЮДУ. – Вы нетерпеливы: это понятно. Надо изучить ранение и определить, как прошла пуля.

Он вынул инструменты, раскрыл рану и обнаружил, что пуля застряла в позвоночнике, извлечь ее оттуда было невозможно. Он бросил на капрала значительный взгляд и вполголоса произнес:

– Все кончено: он не проживет и дня; пусть господин кюре его исповедует; исполняйте все желания раненого, все, что захочет: он может говорить, молчать, пить, есть – все это уже не имеет значения.

Капрал обратил взор, полный муки, на бедного Грибуйля; тот продолжал спокойно улыбаться.

ГОСПОДИН ТЮДУ. – Вы чувствуете боль, молодой человек?

ГРИБУЙЛЬ. – Немного, не очень; только в спине больно, когда пошевельнусь.

ГОСПОДИН ТЮДУ. – Вы спокойны духом? Ничто вас не тревожит, не волнует?

ГРИБУЙЛЬ. – Нет, нет… я очень рад… я спас друга… Как вы думаете, я умру?

ГОСПОДИН ТЮДУ. – Пока ничего нельзя утверждать определенно; возможно, вы и выздоровеете.

ГРИБУЙЛЬ. – Вы так думаете? Ну что ж! А я думаю… что умру… сегодня… Я увидел маму… Она мне так сказала… И ангелы… мне тоже так сказали. Я очень рад… Только мне бы хотелось… увидеть… Каролину… Вот и день наступил… Капрал, брат мой… скажите ей… пусть придет… я хочу с ней поговорить… и поцеловать ее.

КАПРАЛ. – Господин кюре, не лучше ли вам сходить и предупредить бедную Каролину? А я бы остался здесь, с Грибуйлем.

КЮРЕ. – Обязательно; но давайте дадим Каролине еще час покоя. Сейчас мне надо побыть наедине с бедным ребенком; побеседовать с ним; прошу вас удалиться, капрал; то, что будет сказано и услышано, должно остаться между ним и мной.

Капрал вышел вместе с доктором и, прежде чем с ним расстаться, расспросил о состоянии Грибуйля. Господин Тюду повторил свое мнение: не пройдет и дня, как его призовут констатировать смерть; вскоре наступит забытье, прерываемое короткими судорогами; смерть произойдет легко и быстро.