Мистера Гойлса допрашивали на следующий день в полицейском участке. Присутствовал мистер Мурблс, и Мэри настояла на том, чтобы прийти. Молодой человек сначала немного неистовствовал, но сухая манера поверенного произвела должное впечатление.
— Лорд Уимзи опознал вас, — сказал мистер Мурблс, — как человека, который совершил на него вооруженное нападение вчера вечером. С поразительным великодушием он воздержался выдвигать обвинение. Теперь мы знаем также, что вы присутствовали в угодьях рядом с охотничьим домиком в Ридлсдейле в ночь убийства капитана Кэткарта. Вы будете, без сомнения, вызваны в качестве свидетеля по делу. Но вы очень помогли бы правосудию, сделав заявление сейчас. Это вполне дружественная и частная беседа, мистер Гойлс. Как вы видите, нет никаких представителей полиции. Мы просто просим вас помочь. Должен, однако, предупредить, что вы вправе отказаться отвечать на любой из наших вопросов; в то же время отказ может привести к тому, что вам будут предъявлены самые серьезные обвинения.
— Фактически, — сказал Гойлс, — это угроза. Если я не расскажу вам, вы арестуете меня по подозрению в убийстве.
— Нет, что вы, мистер Гойлс, — возразил поверенный. — Мы должны просто передать имеющуюся у нас информацию в руки полиции, которая будет действовать по своему усмотрению. Бог благослови мою душу, нет, что-либо вроде угрозы было бы совершенно незаконно. В вопросе о нападении на лорда Питера его милость, конечно, будет действовать по собственному усмотрению.
— Все равно, — сказал Гойлс угрюмо, — называйте как хотите, но это угроза. Однако я не против рассказать, тем более что вы будете весьма разочарованы. Я предполагаю, это ты выдала меня, Мэри.
Мэри вспыхнула с негодованием.
— Моя сестра была необычайно лояльна к вам, мистер Гойлс, — сказал лорд Питер. — Я могу сообщить вам, что она поставила себя в положение серьезного личного неудобства, если не сказать — опасности, ради вашего блага. Вас проследили до Лондона из-за того, что вы оставили определенные следы во время своего чрезвычайно поспешного отступления. Когда моя сестра случайно открыла телеграмму, адресованную мне в Ридлсдейл на мою фамилию, она немедленно помчалась в город, чтобы выгородить вас, как только могла, любой ценой для себя. К счастью, я уже получил дубликат телеграммы на своей квартире. Я еще не был уверен в вашей причастности, когда случайно наткнулся на вас в Советском Клубе. Однако ваши энергичные усилия избежать беседы со мной Дали мне полную уверенность вместе с превосходным поводом задержать вас. Фактически я необыкновенно обязан вам за вашу помощь.
Мистер Гойлс выглядел обиженным.
— Я не знаю, как ты мог подумать, Джордж… — сказала Мэри.
— Не важно, что я думаю, — сказал молодой человек грубо. — Я делаю вывод, что ты им все уже рассказала, так или иначе. Хорошо, я сообщу вам свою версию так кратко, как только смогу, и вы посмотрите, что я знаю об этом, черт побери. Если вы не верите мне, я ничего не могу поделать с этим. Я приехал примерно без четверти три и припарковался в переулке.
— Где вы были в 23.50?
— На дороге из Норталлертона. Моя встреча закончилась в 22.45. Я могу привести сотню свидетелей, чтобы доказать это.
Уимзи записал адрес места, где проходила встреча, и кивнул Гойлсу, чтобы тот продолжал.
— Я перелез через стену и прошел сквозь кустарник.
— Вы не видели какого-либо человека или тело?
— Никого, ни живого, ни мертвого.
— Вы заметили кровь или следы на дорожке?
— Нет. Я не захотел воспользоваться фонарем из страха быть увиденным из дома. Света было как раз достаточно, чтобы видеть дорожку. Я подошел к двери оранжереи без нескольких минут три. Подойдя, я наткнулся на что-то мягкое, похожее на тело. Я испугался. Я подумал, что это могла быть Мэри — заболела, или упала в обморок, или что-нибудь еще. Я рискнул включить свет. Тогда я увидел, что это был Кэткарт — мертвый.
— Вы уверены, что он был мертв?
— Абсолютно мертв.
— Один момент, — вставил поверенный. — Вы говорите, что это был Кэткарт. Разве вы знали Кэткарта ранее?
— Нет, никогда. Я имел в виду, что увидел мертвеца, и узнал впоследствии, что это был Кэткарт.
— Фактически вы не знали тогда, был ли это Кэткарт?
— Да, я опознал его на фотографии в газетах впоследствии.
— Очень важно быть точным, когда делаете заявление, мистер Гойлс. Замечание, подобное тому, которое вы сделали сейчас, могло бы произвести самое неблагоприятное впечатление на полицию или присяжных.
Сказав так, мистер Мурблс прочистил нос и поправил пенсне.
— Что было потом? — спросил Питер.
— Мне показалось, что кто-то идет вверх по дорожке. А так как мне не хотелось, чтобы меня застукали наедине с трупом, я смылся.
— О, — сказал Питер с неописуемым выражением, — какое простое решение. Вы предоставили девушке, на которой собирались жениться, обнаружить, что в саду мертвец, а ее галантный поклонник сделал ноги. И что она должна подумать?
— Ну, я думал, что она будет хранить молчание ради себя самой. Собственно, я не думал тогда ни о чем. Я знал только, что вмешался не в свое дело и что если меня застанут рядом с убитым человеком, это будет выглядеть весьма подозрительно.
— Короче, — сказал мистер Мурблс, — вы потеряли голову, молодой человек, и убежали в очень дурацкой и трусливой манере.
— Вы не должны называть это таким образом, — парировал мистер Гойлс. — Прежде всего я был в очень неловкой и глупой ситуации.
— Да, — сказал лорд Питер иронически, — и три часа ночи — ужасно холодное время суток. В следующий раз, когда будете устраивать тайное бегство, назначьте его на шесть часов вечера или двенадцать часов ночи. Вам больше удается подготовка заговоров, чем их осуществление. Нервы немного не в порядке, мистер Гойлс. Я считаю, знаете ли, что человек с вашим темпераментом не должен носить огнестрельное оружие. Что же тогда заставило вас, жалкий сопляк, разрядить в меня этот пистолет вчера вечером? Вы были бы в чертовски неловкой ситуации, если бы случайно поразили меня в голову, или в сердце, Или еще куда-нибудь с тяжелыми последствиями. Если вас так напугало мертвое тело, почему вы стреляете в людей? Почему, почему, почему? Этого я не могу постичь. Если вы говорите сейчас правду, вы никогда не оказывались даже в незначительной опасности. Господи! Подумать только, сколько времени потрачено впустую, сколько неприятностей мы пережили, пытаясь поймать эту задницу! И бедная старушка Мэри, продолжающая упорствовать и чуть не убившая саму себя, потому что она думала, что вы не будете убегать, по крайней мере пока не будет от чего бежать!
— Вы должны сделать скидку на легковозбудимый характер, — сказала Мэри твердым голосом.
— Если бы вы знали, что значит, когда за тобой следят, когда тебя преследуют и травят, — начал мистер Гойлс.
— Но я думал, что вы, люди из Советского Клуба, наслаждаетесь, когда вас подозревают в чем-либо, — сказал лорд Питер. — Это, должно быть, ваш звездный час, когда на вас смотрят, как на опасного парня.
— Глумление людей, подобных вам, — сказал Гойлс неистово, — не только разжигает ненависть между классами…
— Не берите в голову, — вставил мистер Мурблс. — Закон есть закон для каждого, и вы умудрились поставить себя в очень неловкое положение, молодой человек. — Он коснулся звонка на столе, и вошел Паркер вместе с констеблем. — Мы будем признательны вам, — сказал мистер Мурблс, — если вы окажете нам любезность и подержите этого молодого человека под наблюдением. Мы не выдвигаем против него никакого обвинения, пока он ведет себя хорошо, но он не должен пытаться скрыться прежде, чем состоится суд по делу Ридлсдейла.
— Конечно, нет, сэр, — сказал мистер Паркер.
— Один момент, — сказала Мэри. — Мистер Гойлс, вот кольцо, которое вы мне подарили. Прощайте. Когда в следующий раз будете выступать с общественной речью, призывающей к решительным действиям, я приду поаплодировать вам. Вы умеете говорить о подобных вещах. Но так или иначе, я думаю, нам лучше больше не встречаться.
— Конечно, — сказал молодой человек горько, — из-за твоих родственников я оказался в этой ситуации, а ты отворачиваешься и глумишься надо мной.
— Меня не смутило бы, окажись ты убийцей, — сказала леди Мэри злобно, — но меня беспокоит то, что ты являешься такой задницей.
Прежде чем мистер Гойлс успел ответить, мистер Паркер, изумленный, но не особенно рассерженный, вывел своего подопечного из комнаты. Мэри подошла к окну и стояла, кусая губы.
Теперь к ней подошел лорд Питер.
— Послушай, Полли, старина Мурблс пригласил нас на обед. Ты хотела бы пойти? Сэр Импи Биггс будет там.
— Я не хочу видеться с ним сегодня. Это очень любезно со стороны мистера Мурблса…
— Ну, пойдем, старушка. Биггс — это же настоящая знаменитость, ты знаешь, и представляет собой совершенно превосходное зрелище в мраморе. Он расскажет тебе все о своих канарейках…
Мэри хихикала сквозь слезы.
— Это очень мило с твоей стороны, Питер, попробовать развлечь ребенка. Но я не могу. Я выставила себя в дурацком свете. И с меня на сегодня достаточно.
— Ерунда, — сказал Питер. — Конечно, Гойлс показал себя не с лучшей стороны сегодня утром, но ведь он был в ужасно трудном положении. Пожалуйста, пойдем.
— Я надеюсь, леди Мэри согласится посетить мое холостяцкое жилище, — сказал поверенный, подходя. — Сочту это очень большой честью. Думаю, я не развлекал леди в своих апартаментах в течение двадцати лет. Вот это да, двадцать лет, и это действительно так.
— В таком случае, — сказала леди Мэри, — я просто не могу отказаться.
Мистер Мурблс жил в восхитительном комплексе старых комнат в Стейпл-Инн, с окнами, выходящими на обычный сад с небольшими клумбами неправильной формы и журчащим фонтаном. В комнатах поддерживалась чудесная старомодная атмосфера закона, которая окутывала и его собственную важную персону. Обстановку гостиной составляла мебель красного дерева, турецкий ковер и темно-красные занавески. На буфете стояло несколько предметов из красивого шеффилдского сервиза и множество графинов с выгравированными серебряными ярлыками вокруг горлышка. Книжный шкаф был заполнен толстыми томами по юриспруденции с переплетами из телячьей кожи, а над каминной доской висел портрет маслом, изображавший судью с резкими чертами лица. Леди Мэри почувствовала внезапную благодарность за это рассудительное и основательное викторианство.
— Боюсь, нам, вероятно, придется подождать сэра Импи несколько минут, — сказал мистер Мурблс, взглянув на часы. — Он занят в деле «"Куангл и Хэмпер" против "Правды "», и они надеются все сделать сегодня утром. Сэр Импи предполагал, что в полдень дело закончится. Блестящий человек сэр Импи. Он защищает Правду.
— Удивительная позиция для адвоката, не так ли? — спросил Питер.
— Газета, — сказал мистер Мурблс, принимая шутку с легкой улыбкой, — против людей, которые утверждают, что можно вылечить пятьдесят девять различных болезней одной и той же пилюлей. «Куангл и Хэмпер» вызвал некоторых из своих пациентов в суд, чтобы свидетельствовать о выгодах, которые они получили от лечения. Слышать, как сэр Импи обрабатывает их, было настоящим интеллектуальным удовольствием. Его любезная манера особенно впечатляет старых леди. Когда он предложил, чтобы одна из них показала свою ногу судьям, реакция слушателей была действительно феноменальна.
— И она показала ее? — спросил лорд Питер.
— Страстно желала такой возможности, мой дорогой лорд Питер, страстно желала такой возможности.
— Я удивлен, что у них хватило духу вызвать ее.
— Духу? — спросил Мурблс. — Дух людей, подобных «Куангл и Хэмпер» не имеет себе равных во вселенной, говоря словами великого Шекспира. Но сэр Импи — не такой человек, чтобы позволять по отношению к себе вольности. Нам действительно чрезвычайно повезло обеспечить себе его помощь… А, я думаю, что уже слышу его!
В самом деле, торопливые шаги по ступенькам оповестили о прибытии ученого адвоката, который ворвался в комнату, все еще пребывая в парике и мантии, рассыпая извинения.
— Чрезвычайно жаль, Мурблс, — сказал сэр Импи. — Мы чрезмерно утомились к концу, должен с сожалением признать. Я действительно старался, но дорогой старина Доусон становится глухой тетерей, знаете, и ужасно неуклюж в движениях. А как у вас дела, Уимзи? Вы выглядите — как будто были на войне. Можем ли мы предъявить иск об оскорблении против кого-либо?
— Берите выше, — вставил слово мистер Мурблс, — о покушении с целью убийства, если хотите.
— Превосходно, превосходно, — сказал сэр Импи.
— Да, но мы решили не обращаться в суд, — сказал мистер Мурблс, качая головой.
— Вот как! О, мой дорогой Уимзи, так дело не пойдет. Адвокатам тоже нужно на что-то жить, знаете ли. Ваша сестра? Я не имел удовольствия встретиться с вами в Ридлсдейле, леди Мэри. Я полагаю, вы полностью выздоровели.
— Полностью, спасибо, — сказала Мэри со значением.
— Мистер Паркер, конечно, ваше имя очень известно. Вот Уимзи ничего не может сделать без вас, я знаю.
Мурблс, действительно ли эти господа располагают ценной информацией? Я очень заинтересован этим делом.
— Но только не прямо сейчас, — сказал поверенный.
— Конечно, нет. Сейчас меня ничто не волнует больше этого превосходного куска баранины. Простите мою жадность.
— Хорошо; ну, в общем, — сказал мистер Мурблс, тихо просияв, — давайте приступим. Я боюсь, мои дорогие молодые люди, что я слишком старомоден, чтобы принять современную практику распития коктейлей.
— Совершенно правильно, — сказал Уимзи решительно. — К тому же отбивает аппетит и портит пищеварение. Это не в английских традициях — ужасное кощунство в этом старом доме. Пришла из Америки — в результате попала под запрет. Вот что случается с людьми, которые не понимают, как пить. Боже, благослови меня; сэр, вот это да, вы подаете нам знаменитый кларет. Это большой грех — упоминать коктейль в его присутствии.
— Да, — сказал мистер Мурблс, — да, это — «Лафит-75». Он очень редкий, очень редкий, я достаю его для тех, кому под пятьдесят, но вы, лорд Питер, умеете разбираться в таких вещах, что сделало бы честь человеку вдвое старше вас.
— Большое спасибо, сэр; я глубоко ценю ваше мнение. Могу я разлить вино, сэр?
— Давайте, давайте. Мы позаботимся о себе сами, Симпсон, спасибо. После обеда, — продолжал мистер Мурблс, — я предложу вам попробовать кое-что действительно любопытное. Один мой старый странный клиент умер на днях и оставил мне дюжину порта-47.
— Господи! — воскликнул Питер. — 47! Едва ли его можно будет пить, не так ли, сэр?
— Я очень опасаюсь, — ответил мистер Мурблс, — что это так. Какая жалость. Но я чувствую, что следует отдать дань уважения столь заслуженной старине.
— Зато потом можно говорить, что пробовал это, — сказал Питер. — Подобно тому, как увидеть божественную Сару, знаете ли. Голос пропал, расцвет позади, интерес ушел, но по-прежнему классика.
— Ах, — сказал мистер Мурблс. — Я помню ее в дни расцвета. Мы, много повидавшие парни, владеем в качестве компенсации некоторыми замечательными воспоминаниями.
— Совершенно верно, сэр, — сказал Питер, — и вы накопите их еще намного больше. Но что тот старый джентльмен сделал с вином, у которого минуло лучшее время?
— Мистер Фитерстоун был исключительным человеком, — сказал мистер Мурблс. — И все же я не понимаю. Он, возможно, был глубоко мудр. У него была репутация чрезвычайного скряги. Он никогда не покупал нового костюма, никогда не брал отпуск, никогда не женился, жил всю жизнь в тех же темных, узких комнатах, которые он занимал, будучи не имеющим практики адвокатом. Но он унаследовал огромное состояние своего отца, с которого и получал проценты. Вино принадлежало старику, который умер в 1860-м, когда моему клиенту было тридцать четыре. Ему — сыну, я подразумеваю, было девяносто шесть, когда он умер. Он говорил, что никакое удовольствие никогда не соответствовало ожиданию, и поэтому жил подобно отшельнику — ничего не делал, но планировал все, что мог бы сделать. Он написал детально разработанный дневник, содержащий, день за днем, отчет об этом призрачном существовании, о вещах, которых он никогда не имел возможности испытать в действительности. Дневник описывал поминутно блаженную супружескую жизнь с женщиной его мечтаний. Каждый раз на Рождество и Пасху бутылка '47 торжественно ставилась на стол и торжественно Удалялась, нераскрытая, после завершения его скромной трапезы. Его как примерного христианина ожидало большое счастье после смерти, но, как видите, он откладывал удовольствие максимально долго. Он умер со словами: «Правоверным было обещано…» — чувствуя под конец потребность в гарантии. Весьма исключительный человек, весьма исключительный, действительно сильно отличающийся от активного современного поколения.
— Как любопытно и трогательно, — сказала Мэри.
— Возможно, он когда-то решался осуществить что-либо недосягаемое, — сказал Паркер.
— Ну, я не знаю, — сказал мистер Мурблс. — Люди обычно говорили, что женщина его мечты не всегда была мечтой, но он так и не смог сделать ей предложение.
— Ах, — сказал сэр Импи оживленно, — чем больше я вижу и слышу в судах, тем более склонен полагать, что мистер Фитерстоун выбрал лучший вариант.
— И намерены последовать его примеру — во всяком случае, в этом отношении? А, сэр Импи! — ответил мистер Мурблс с легким хихиканьем.
Мистер Паркер поглядел в окно. Начинался дождь.
Как и следовало ожидать, порт-47 оказался выдохшимся; слабый призрак былого пламени и аромата витал над ним. Лорд Питер с минуту держал свой стакан.
— Это походит на вкус страсти, которая пропустила свой полдень и начала истощаться, — сказал он с внезапной серьезностью. — Единственное, что остается сделать — это смело признать, что она умирает, и покончить с ней. — Решительным движением он вылил остаток вина в огонь. Насмешливая улыбка возвратилась на его лицо:
Что мне нравится в Клайве,
так это то, что он больше не жив…
Много чего можно сказать о том, каково быть мертвым.
— Какая классическая суть и краткость в этих четырех строчках! Однако по нашему делу у нас есть много чего сообщить вам, сэр.
С помощью Паркера он представил двум служителям закона весь ход расследования этого дня, а леди Мэри лояльно добавила некоторые детали, рассказав свою версию ночного происшествия.
— Фактически вы видите, — сказал Питер, — этот мистер Гойлс потерял много, не являясь убийцей. Мы чувствуем, что он представлял бы собой прекрасную, зловещую фигуру в качестве полуночного убийцы. Но все так, как есть на самом деле, и поэтому нам остается выжать из него все, что можно, в качестве свидетеля, да?
— Ну, лорд Питер, — медленно произнес мистер Мурблс, — поздравляю вас и мистера Паркера с успешно проделанной работой и изобретательностью в расследовании этого дела.
— Думаю, можно сказать, что мы добились некоторых успехов, — сказал Паркер.
— Разве только отрицательных, — добавил Питер.
— Точно, — сказал сэр Импи, поворачиваясь к нему с ошеломляющей внезапностью. — Сугубо отрицательных, заметьте. И серьезно затруднили дело в смысле защиты; что вы собираетесь делать теперь?
— Вам легко рассуждать, — закричал Питер с негодованием, — когда мы выяснили так много пунктов для вас!
— Осмелюсь сказать, — ответил адвокат, — что это скорее пункты, которые лучше бы оставались невыясненными.
— Черт побери, мы хотим докопаться до правды!
— Вы? — спросил сэр Импи сухо. — Я — нет. Меня ни капли не интересует правда. Это не мое дело. Для меня не имеет значения, кто убил Кэткарта, если я могу доказать, что это не Денвер. Для меня достаточно, если я смогу заронить разумное сомнение в его причастности к убийству. Вот клиент, он приходит ко мне с историей о ссоре, Подозрительном револьвере, с отказом подтвердить чем-либо свои заявления и с полностью неадекватным и дурацким алиби. Я все устраиваю так, чтобы запутать присяжных таинственными следами, несоответствием относительно времени, молодой женщиной с тайной и общим неопределенным предположением о чем-то между кражей и преступлением, совершенным под влиянием любовной страсти. И здесь приходите вы, распутывая следы, оправдывая неизвестного человека, отменяя несоответствия, выясняя мотивы молодой женщины и весьма заботливо направляя подозрение туда, где оно находилось вначале. Чего вы ожидаете?
— Я всегда говорил, — прорычал Питер, — что профессиональный защитник является самым безнравственным человеком на свете, а сейчас все больше убеждаюсь в этом.
— Ну, в общем, — сказал мистер Мурблс, — все это только означает, что нам пока рано сушить весла. Вы должны продолжать, мой дорогой мальчик, чтобы получить больше свидетельств положительного толка. Если мистер Гойлс не убивал Кэткарта, мы должны найти того, кто сделал это.
— Во всяком случае, — сказал Биггс, — есть факт, за который мы должны быть благодарны: то, что вы были все еще слишком нездоровы, чтобы выступать перед большим жюри в прошлый четверг, леди Мэри. — Леди Мэри покраснела. — И обвинение будет строить свое дело на выстреле, прозвучавшем в 3.00. Не отвечайте ни на какие вопросы, если сможете, и мы преподнесем им сюрприз.
— Но поверит ли ей суд после всего этого? — спросил Питер с сомнением.
— Тем лучше, если не поверит. Она будет свидетелем обвинения. Вас будут забрасывать вопросами, леди Мэри, но вы не должны возражать против этого. Это все игра. Только придерживайтесь вашей истории, и мы доставим товар. Понимаете? — Сэр Импи угрожающе погрозил пальцем.
— Я понимаю, — сказала Мэри. — Меня будут забрасывать вопросами, а мне следует только продолжать упрямо твердить: «Я говорю правду». В этом суть, не так ли?
— Именно так, — сказал Биггс. — Между прочим, Денвер все еще отказывается объяснять свои действия, я полагаю?
— Ка-те-го-ри-чес-ки, — ответил поверенный. — Уимзи — весьма непреклонное семейство, — добавил он, — и боюсь, пока бесполезно следовать той линии расследования. Если мы могли бы обнаружить правду каким-нибудь другим способом и этим противостоять герцогу, тогда его можно было бы убедить дать свое подтверждение.
— Итак, теперь, — сказал Паркер, — у нас есть, похоже, еще три направления, над которыми следует поработать. Сначала мы должны попробовать установить алиби герцога из внешних источников. Во-вторых, мы можем исследовать свидетельство заново с целью обнаружения реального убийцы. И, в-третьих, некоторый свет на прошлую жизнь Кэткарта может пролить парижская полиция.
— И мне кажется, я знаю, куда нам отправиться за информацией относительно второго пункта, — сказал Уимзи неожиданно. — В Грайдерс-Холл.
— Фью! — свистнул Паркер. — Я и забыл. Это место, где живет тот кровожадный фермер, который натравил на тебя собак?
— С удивительно красивой женой. Да. Посмотрим, как вам это понравится? Этот парень ужасно ревнует свою жену и склонен подозревать любого мужчину, который приближается к ней. Когда в тот день я упомянул, что мой друг мог слоняться там на предыдущей неделе, он ужасно возбудился и угрожал пустить кровь приятелю. Казалось, он знал, кого я имею в виду. Теперь, конечно, когда я знаю о № 10 — Гойлсе, я бы никогда не подумал, Что он и есть тот человек. А если предположить, что это был Кэткарт? Видите ли, мы теперь знаем, что Гойлс даже Не был в этой местности до среды, так что не следует ожидать, что этот, как бишь его, — Граймторп — знал о нем, но Кэткарт мог как-нибудь бродить по Грайдерс-Холлу и быть замеченным. И послушайте! Есть еще один примечательный пункт. Когда я вошел туда, миссис Граймторп, очевидно, приняла меня за кого-то, кого она знала, и поспешила вниз, чтобы предостеречь меня и посоветовать бежать. Я все время думал, что она, должно быть, увидела из окна мою старую кепку и плащ «барберри» и ошибочно приняла меня за Гойлса, но теперь я сомневаюсь в этом: ведь я сказал ребенку, который открыл дверь, что я из охотничьего домика Ридлсдейла.
Если ребенок сказал это своей матери, она, должно быть, подумала, что пришел Кэткарт.
— Нет, нет, Уимзи, так не пойдет, — вмешался Паркер, — она, должно быть, знала, что Кэткарт был мертв к тому времени.
— О, проклятие! Да, я предполагаю, что она должна была знать. Если только этот грубый старый дьявол не скрыл от нее новость. Ей-богу, он так и сделал бы, если бы сам убил Кэткарта. Он никогда не сказал бы ей ни слова, и я не думаю, что он позволил бы ей взглянуть в газету, даже если они ее выписывают. Это дикое место.
— Но разве вы не говорили, что у Граймторпа есть алиби?
— Да, но на самом деле мы не проверяли его.
— И как, вы полагаете, он узнал, что Кэткарт собирался прийти в чащу той ночью?
Питер задумался.
— Возможно, он послал за ним, — предложила Мэри.
— Правильно, правильно, — закричал Питер нетерпеливо. — Вы помните, мы думали, что Кэткарт, должно быть, каким-то образом получил известие от Гойлса, договорившись о встрече, но предположите, что сообщение было от Граймторпа с угрозой выдать Кэткарта Джерри.
— Вы предполагаете, лорд Питер, — сказал мистер Мурблс тоном, рассчитанным на то, чтобы охладить несерьезную порывистость Питера, — что в то самое время, когда мистер Кэткарт был обручен с вашей сестрой, он продолжал позорную интригу с замужней женщиной, притом значительно ниже его в социальном плане?
— Я прошу твоего прощения, Полли, — сказал Уимзи.
— Все в порядке, — сказала Мэри. — Я… на самом деле это не слишком удивило бы меня. Дэнис был всегда… я хочу сказать, у него были континентальные взгляды на брак и подобные вещи. Я не думаю, что он придавал этому большое значение. Он, вероятно, сказал бы, что для всего есть время и место.
— Один из тех умов, что подобны водонепроницаемым отсекам, — сказал Уимзи задумчиво.
Мистер Паркер, несмотря на свое продолжительное знакомство с изнанкой жизни Лондона, мрачно нахмурил брови с жестким провинциальным неодобрением, как когда-то прибывший из Барроу-ин-Фернесс.
— Если вы сможете опровергнуть алиби этого Граймторпа, — сказал сэр Импи, изящно сцепив пальцы в замок, — мы могли бы завести на него дело. Что скажете, Мурблс?
— В конце концов, — сказал поверенный, — Граймторп и его работник, оба признают, что его, Граймторпа, не было в Грайдерс-Холле в среду ночью. Если он не сможет доказать, что был в Стэпли, то, возможно, он был в Ридлсдейле.
— Ей-богу! — вскричал Уимзи. — Уехал один, остановился где-нибудь, оставил лошадку, прокрался назад, встретил Кэткарта, убил его и приковылял на следующий День домой с рассказом о машинах.
— Или он, возможно, даже был в Стэпли, — прервал его Паркер, — ушел рано или пришел поздно и совершил Убийство по пути. Мы должны будем очень тщательно проверить время.
— Ура! — закричал Уимзи. — Думаю, что поеду обратно в Ридлсдейл.
— Я предпочел бы остаться здесь, — сказал Паркер. — Может быть, прибудет кое-что из Парижа.
— Вы правы. Сразу же сообщите мне, как только что-нибудь узнаете. И скажу вам, дружище!
— Что?
— Вам не приходит в голову, что особенность этого дела в том, что у него слишком много ключей? Множество людей с их секретами и тайными бегствами беспорядочно роятся вокруг…
— Я ненавижу тебя, Питер, — сказала леди Мэри.