— Я угодил прямо в ловушку, — раздался спокойный голос Уимзи откуда-то из темноты. — И меня очень быстро затягивает. Вам лучше не подходить, иначе вы тоже попадетесь. Мы позовем на помощь. Я не думаю, что мы далеко от Грайдерс-Холла.

— Если ваша светлость будет продолжать кричать, — отозвался мистер Бантер, — я думаю, что смогу добраться до вас, — задыхаясь, произнес он, развязывая зубами тугой узел на мотке веревки.

— Ой! — закричал лорд Питер послушно. — Помогите! Ой! Ой!

Мистер Бантер двигался на ощупь по направлению к голосу, осторожно проверяя тростью кочки перед собой.

— Как бы я хотел, чтобы вы воздержались от этой затеи, — раздражительно сказал лорд Питер. — Какой смысл, если мы оба?.. — Он шлепал по воде и барахтался.

— Не делайте так, мой лорд! — закричал слуга с мольбой в голосе. — Вы только погружаетесь глубже в болото.

— Теперь я увяз по бедра, — сказал лорд Питер.

— Я иду, — сказал Бантер. — Продолжайте кричать. Ах, вот здесь становится топко.

Он осторожно ощупывал землю, выбирая кочки, которые казались устойчивыми, и проверял их на прочность своей палкой.

— Эй! Помогите! — громко кричал лорд Питер.

Мистер Бантер привязал один конец веревки к палке, поплотнее завернулся в свой непромокаемый плащ, лег на живот и стал осторожно продвигаться вперед, держа моток веревки в руке, подобно готическому Тесею из поздней школы декаданса.

Трясина вспучивалась и булькала, когда он полз по ней, а отвратительная болотная жижа брызгала ему в лицо. Он ощупывал руками кочки с травой и по возможности опирался на них.

— Зовите на помощь опять, мой лорд!

— Здесь! — донесся слабый голос справа.

Бантер немного сбился с пути, нащупывая макушки кочек.

— Я не могу двигаться быстрее, — объяснил он. Он чувствовал себя так, будто полз целую вечность.

— Выбирайтесь отсюда, пока еще не поздно, — сказал Питер. — Я увяз уже по пояс. Господи! Это довольно отвратительный способ умереть.

— Вы не умрете, — пробормотал Бантер. Неожиданно его голос прозвучал совсем близко. — Протяните ваши руки.

В течение нескольких мучительных минут две пары рук искали друг друга по невидимой грязи.

— Не двигайте руками, — сказал Бантер. Он сделал медленное круговое движение. Это была трудная работа, заставляющая его поднимать лицо над жижей. Его руки скользили по липкой поверхности, и внезапно коснулись пальцев Питера.

— Слава богу! — сказал Бантер. — Держитесь, мой лорд.

Он стал осторожно продвигаться вперед. Засасывающая жижа была опасно близка. Он нащупал предплечья, стал подниматься выше и остановился на плечах. Затем схватил Уимзи под мышки и поднял. Это усилие привело к тому, что его собственные колени погрузились глубоко в трясину. Он поспешно выпрямился. Если он не будет опираться на колени, то потеряет точку опоры, а это означает верную смерть. Вдвоем они могли только крепко держаться, пока не прибудет помощь — или пока напряжение не станет слишком большим. Он даже не мог кричать, самое большее, что он мог сделать, — постараться не захлебнуться.

Болезненное напряжение в плечах было невыносимым; простая попытка вдохнуть воздуха вызывала мучительный спазм шейных мышц.

— Вы должны продолжать кричать, мой лорд. Уимзи кричал. Его голос сбивался и слабел.

— Бантер, старина, — сказал лорд Питер, — мне ужасно жаль, что я втянул вас в это.

— Не стоит, мой лорд, — сказал Бантер. Его рот был полон болотной тины. Неожиданно ему в голову пришла идея.

— Что случилось с вашей палкой, мой лорд?

— Я упустил ее. Она должна быть где-то рядом, если ее не засосало болото.

Бантер осторожно освободил свою левую руку и поискал вокруг.

— Эй! Эй! Помогите!

Рукой Бантер нащупал палку, которая по счастливой случайности упала поперек крепкого пучка травы. Он подтянул палку и положил перед собой так, чтобы можно было опереться на нее подбородком. Он мгновенно ощутил огромное облегчение в шее, мужество вновь вернулось к нему. Он чувствовал, что может продержаться вечность.

— На помощь!

Минуты тянулись как часы.

— Смотрите, что это?

Слабый, мерцающий огонек виднелся где-то далеко справа. С отчаянным усилием они оба закричали:

— На помощь! На помощь! Эй! Эй! На помощь! Донесся ответ. Огонек колебался — приближался — неясно угадывался в тумане.

— Нам нельзя останавливаться, — Уимзи тяжело дышал. Они снова позвали на помощь.

— Где вы?

— Здесь!

— Привет! — Пауза. Затем: — Здесь есть палка, — сказал голос, неожиданно близко.

— Следуйте за веревкой! — завопил Бантер. Они услышали голоса двух людей, очевидно, советовавшихся. Потом за веревку дернули.

— Здесь! Здесь! Нас двое! Поторопитесь! Те двое еще посовещались.

— Еще можете держаться?

— Да, если вы будете действовать быстрее.

— Здесь нужны жерди. Вы говорите, вас двое?

— Да.

— Глубоко увязли?

— Один из нас.

— Хорошо, Джем идет.

Шум плещущейся воды обозначил прибытие Джема с жердью. Ожидание казалось бесконечным. Затем принесли еще одну жердь, веревка дернулась, и свет фонаря закачался вверх и вниз. Затем третью жердь бросили вниз, и свет внезапно выплыл из тумана. Рука ухватила Бантера за лодыжку.

— Где другой?

— Здесь — его затянуло по шею. У вас есть веревка?

— Да, конечно. Джем! Веревку!

Веревка, словно змея, выскользнула из тумана. Бантер схватил ее и обвязал ее вокруг тела своего господина.

— Теперь тяните назад и поднимайте.

Бантер осторожно пополз назад вдоль жерди. Все трое держали веревку. Это походило на попытку сместить землю с ее оси.

— Боюсь, я прирос к Австралии, — сказал Питер извиняющимся тоном. Бантер взмок и всхлипывал.

— Давайте, тяните!

Веревка медленно поддавалась усилиям тянувших. Их мускулы трещали от напряжения.

Внезапно что-то словно лопнуло! Трясина отпустила свою жертву. Трое держащих веревку покатились кубарем. Какая-то едва различимая фигура плашмя упала в жидкую грязь и, шатаясь, стала подниматься. Они потянулись к спасенному в своего рода безумии, словно боясь, что его затянет обратно. Дьявольское зловоние трясины плотно окутало их. Переступая по жердям — одна, вторая, третья, — они оказались на твердой земле.

— Что за ужасное место, — произнес лорд Питер, едва шевеля губами. — Прошу прощения, с моей стороны было бы глупо не узнать, как вас зовут?

— Хорошо, что все обошлось, — сказал один из спасателей. — Мы услышали, как кто-то зовет на помощь. Я полагаю, только несколько парней вышли из Ловушки Питера живыми или мертвыми.

— Да, на этот раз был пойман сам Питер, — сказал его светлость и потерял сознание.

Воспоминание о том, как он попал в болото на ферме в Грайдерс-Холле, всегда возвращалось к лорду Питеру в ночных кошмарах. Клочья тумана врывались вместе с кошмарами в открывшуюся дверь и над языками огня в камине превращались в пар. Подвесной фонарь расплывался желтым пятном. Голова госпожи Граймторп, похожая на голову медузы Горгоны, с неестественно белым лицом в обрамлении черных волос, склонялась над ним. Волосатая ручища схватила ее за плечо и оттолкнула в сторону.

— Позор! Топь — только топь, вот о чем надо помнить. Подождали бы, если хотелось пойти. Что это?

Голоса, голоса — и множество свирепых лиц, пристально разглядывающих внизу все вокруг.

— Ловушка Питера? А что вы хотели на торфянике в это ночное время? Бесполезно. Никто кроме глупцов и воров не пойдет туда в туман.

Один из мужчин, работник с фермы со скошенными плечами и тонким, злым лицом, неожиданно запел немелодичную песню:

Я ухаживал за Мэри Джейн,

Которая утонула в болоте…

— Замолчи! — завопил Граймторп в ярости. — Или хочешь, чтобы я свернул тебе челюсть? — Он повернулся к Бантеру: — Замучил меня своим пением, скажите этому, пение здесь ни к чему.

— Но, Уильям… — начала его жена. Он неожиданно схватил ее, подобно тому, как собака хватает свою жертву, и она сжалась.

— Не сейчас, не сейчас, — сказал человек, в котором Уимзи смутно распознал парня, помогшего ему во время его прошлого визита, — думаю, стоит пригласить их на ночлег, иначе, возможно, последуют проблемы с хозяином усадьбы, не говоря уже о полиции. Если этим людям причинить вред, то же самое может случиться и с вами. Они не могут больше идти — посмотрите на них. Усадите его поближе к камину, — сказал он Бантеру и затем, поворачиваясь снова к фермеру: — Возникнет много проблем, если они погибнут или подхватят пневмонию или ревматизм.

Эти доводы, казалось, частично убедили Граймторпа. Он продолжал ворчать, а двоих продрогших и изможденных людей усадили поближе к огню. Кто-то принес два больших бокала подогретого вина, от которых шел пар. Сознание Уимзи, казалось, прояснилось, но затем он снова, сонный и захмелевший, погрузился в небытие.

Некоторое время спустя он осознал, что его понесли наверх и уложили в кровать. Он оказался в большой старомодной комнате с камином в центре на огромной, мрачной кровати с пологом на четырех столбиках. Бантер помог ему снять мокрую одежду и растер полотенцем. Время от времени появлялся какой-то человек и помогал ему. Откуда-то снизу доносился рычащий голос Граймторпа, извергающего богохульства. Затем донеслось резкое, тяжелое пение человека со скошенными плечами:

Затем черви выползут и съедят ее труп

В тине болота…

И потом утки прилетят и съедят червяков

Плавая по болотной заводи…

Лорд Питер метался по кровати.

— Бантер… где… с вами все хорошо? Никогда не говорил вам спасибо… сделайте вот что. Мне… все равно где спать… что?

Он отключился. Старая песня насмешливо всплывала в его замутненном сознании, причиняя ужасные страдания:

Затем придем мы и съедим уток,

Которые плавали по болотной заводи…

И вот так — и вот так — так…

В следующий раз Уимзи открыл глаза, когда лучи бледного ноябрьского солнца пробивались сквозь окно. Казалось, туман выполнил свою миссию и рассеялся. В течение некоторого времени он лежал, пытаясь понять, как он очутился здесь и что произошло; затем смутные образы обрели ясные очертания, память вернулась к нему. Он почувствовал огромную усталость во всем теле и ноющую боль в вывернутых плечах. Ощупав себя, он обнаружил ушибленную и болезненную опоясывающую зону ниже подмышек — там, где был обвязан спасательной веревкой. Ему было больно шевелиться, поэтому он лег на спину и снова закрыл глаза.

Спустя некоторое время дверь открылась и вошел Бантер, аккуратно одетый, с подносом, от которого исходил превосходный аромат ветчины и яиц.

— Привет, Бантер.

— Доброе утро, мой лорд! Я полагаю, ваша светлость отдохнули.

— Чувствую, что я здоров, спасибо, — если бы не общее ощущение, словно мне сделал массаж некий парень с чугунными пальцами и узловатыми суставами. А как у тебя дела?

— Руки немного устали, спасибо, милорд; во всем остальном, счастлив сказать, я не чувствую никаких следов несчастного случая. Позвольте мне, мой господин.

Он бережно установил поднос на колени лорда Питера.

— Они, должно быть, здорово устали, — сказал его милость, — вытаскивая меня. Я в большом долгу перед тобой, Бантер, и никогда не смогу оплатить его. Ты знаешь, я не забуду. Хорошо, я не хочу смущать тебя… В любом случае — большое спасибо. Так вот. Ну как, они предложили тебе приличное место для ночлега? Прошлой ночью, я, кажется, слишком рано лег спать и не смог за этим проследить.

— Я спал превосходно, благодарю, мой лорд. — Мистер Бантер указал на низенькую кровать на колесиках в углу комнаты. — Они предложили мне другую комнату, мой господин, но в сложившейся ситуации я предпочел остаться здесь, надеясь, что вы простите мне такую вольность. Я сказал им, что боюсь последствий столь длительного погружения для здоровья вашей светлости. Кроме того, я опасался намерений Граймторпа. Я боялся, что он мог забыть о проявленном гостеприимстве и совершить какие-то поспешные действия, если бы мы не были вместе.

— Я не удивляюсь. Парень выглядит наиболее вероятным убийцей, которого я когда-либо видел. Мне нужно поговорить с ним сегодня утром — или с миссис Граймторп. Клянусь, ей есть что сказать нам. А вы как думаете?

— У меня нет сомнений, честное слово.

— Проблема в том, — Уимзи продолжал говорить с набитым ртом, — что я не знаю, как к ней подобраться. Этот ее подвыпивший муж, кажется, подозревает любого, кто прибывает сюда в брюках. Если он выяснит, что мы говорили с ней конфиденциально, его чувства могут, как ты говоришь, толкнуть его на некоторые прискорбные поступки.

— Вы правы, мой господин.

— Все же иногда парень должен уходить и ухаживать за этой проклятой старой фермой, и тогда, возможно, нам удастся поговорить с ней. Странный тип женщины — она чертовски прекрасна, не правда ли? Интересно, что она сделала с Кэткартом? — добавил он задумчиво.

Мистер Бантер не высказал никакого мнения по поводу этого деликатного вопроса.

— Хорошо, Бантер, пожалуй, я встану. Не думаю, что нам здесь рады. Мне не понравился взгляд нашего хозяина вчера вечером.

— Да, мой господин. Он бурно возражал по поводу того, что вашу светлость перенесли в эту комнату.

— Почему? Чья эта комната?

— Его собственная и госпожи Граймторп, мой господин. Она оказалась наиболее подходящей, здесь есть камин, и кровать была уже приготовлена. Госпожа Граймторп была очень любезна, мой господин, а один из мужчин, Джейк, указал Граймторпу, что это будет, несомненно, выгодно в денежном отношении, если он будет обращаться с вашей светлостью с подобающим уважением.

— Хм. Прекрасно, быстро схватывает, не правда ли? Хорошо, но это выше меня и далеко от меня. О боже! Я окоченел. Скажите, Бантер, есть ли у меня, во что одеться?

— Я высушил и вычистил костюм вашей светлости как мог, мой господин. Конечно, не настолько, каким бы я хотел его видеть, но думаю, вы вполне можете надеть его в дорогу до Ридлсдейла.

— Хорошо, я думаю, улицы не будут особенно многолюдными, — парировал его светлость. — Мне так хотелось бы принять горячую ванну. Как насчет воды для бритья?

— Я могу раздобыть ее на кухне, мой господин.

Бантер тихо выскользнул из комнаты, а лорд Питер, натянув рубашку и брюки, кряхтя и стеная, подошел к окну. Как заведено у неприступных обитателей графства, оно было плотно закрыто, и лист бумаги, сложенный в несколько раз, был втиснут между створками, чтобы препятствовать стуку оконной рамы. Он вытащил этот листок и распахнул окно.

Зашумел ветер, принеся с собой ароматы торфяника и вереска. Уимзи с наслаждением впитывал эти ароматы. Было радостно видеть приветливое ласковое солнце после всего случившегося — ему было крайне неприятно осознавать, что он должен был умереть в Ловушке Питера. В течение нескольких минут он стоял так, мысленно благодаря Провидение. Затем отошел, чтобы закончить одеваться. Клочок бумаги все еще был у него в руке, и он уже собрался бросить его в огонь, когда ему на глаза попалось слово. Он развернул бумагу. Прочтя ее, он поднял брови и открыл рот от изумления. Бантер, возвращавшийся с горячей водой, обнаружил, что его господин стоит без движения, с бумагой в одной руке и носками в другой, и насвистывает сложный пассаж из Баха.

— Бантер, — сказал его господин, — не возражай, я самый большой осел в мире. Вещь находится у меня под носом, а я не вижу ее. Я беру телескоп и ищу объяснение в Стэпли. Я заслуживаю того, чтобы быть замученным: мне требуется подвешивание за ноги в качестве лечебного средства при анемии мозга. Джерри! Джерри! Ну, естественно, конечно, что за осел, разве это не очевидно? Глупый старый придурок. Почему он не мог сообщить Мурблсу или мне?

Мистер Бантер подошел ближе, глядя вопросительно.

— Посмотрите на это, посмотрите на это! — сказал Уимзи, истерично смеясь. — О боже! О боже! Втиснул в оконную раму, где любой может найти. Как это похоже на Джерри. Подписывает деловые бумаги своим длинным именем, выставляет улику напоказ, а затем уходит и по-рыцарски молчит.

Мистер Бантер поставил кувшин на умывальник, чтобы не разбить, и взял бумагу.

Это было пропавшее письмо от Томми Фриборна.

Нет сомнений. Это была улика, устанавливающая истинность свидетельских показаний Денвера. Более того, улика, устанавливающая его алиби в ночь на 13 октября.

Не Кэткарт — Денвер.

Денвер, предполагавший, что охотники должны были вернуться в октябре в Ридлсдейл, где в августе они открыли сезон охоты на куропаток. Денвер, крадущийся поспешно в 23.30, чтобы пройти две мили через поля в ночь, когда фермер Граймторп уехал покупать технику и корма. Денвер, небрежно втиснувший в оконную раму во время ночной непогоды важное письмо со своим титулом, чтобы все могли увидеть его.

Денвер, крадущийся назад в три часа ночи подобно загулявшему коту, чтобы споткнуться о мертвое тело своего гостя у оранжереи.

Денвер, который, с его правильными и глупыми понятиями английского джентльмена о чести, скорее пойдет упрямо в тюрьму, чем сообщит своему поверенному, где он был. Денвер, вводящий в заблуждение их всех, заставляя придумывать самые дикие и невероятные разгадки тайны — тайны, которая теперь стала ясной как День. Денвер, чей голос, по ее мнению, она услышала в тот памятный день, когда бросилась навстречу его брату. Денвер, который с помощью своих благородных пэров спокойно привел в движение огромную, скрипящую машину правосудия, чтобы сохранить репутацию этой Женщины.

В этот день, должно быть, проходило заседание избранного комитета, на котором члены палаты лордов разбирали детали прежних уголовных судов над пэрами, чтобы решить, как ускорить процесс по делу герцога Денверского. Обсуждались также следующие моменты: обращение лордов-парламентеров к королю, с тем чтобы ознакомить его величество с датой, назначенной для судебного разбирательства; принятие мер по оснащению Королевской галереи в Вестминстере; скромная просьба о присутствии значительных сил полиции для наведения порядка на подходах к палате; петиция его величеству о любезном назначении председателя суда пэров; требование, в соответствии с ужасным прецедентом, чтобы все лорды, вызванные в суд, явились в своих мантиях, соответствующих их статусу; чтобы каждый лорд, вынося приговор, честно высказывал свое мнение, положа правую руку на сердце; о присутствии в палате парламентского пристава, требующего от имени короля соблюдения тишины, — и так далее, и так далее до бесконечности. Подумать только — ведь всю эту чудовищную процедуру мог сделать бесполезной маленький грязный клочок бумаги, застрявший в оконной раме, если бы был обнаружен раньше.

Приключение Уимзи в трясине расстроило его нервную систему. Он смеялся, сидя на кровати, в то время как слезы струились по его лицу.

Мистер Бантер безмолвствовал. Безмолвно он принес бритву — и до конца своих дней Уимзи так никогда и не узнал, как или от кого он так вовремя получил ее, — и начал задумчиво править ее на своей ладони.

Некоторое время спустя Уимзи взял себя в руки и подошел, шатаясь, к окну, чтобы вдохнуть глоток холодного воздуха, доносящегося с торфяника. Стоя у окна, он услышал громкий шум: внизу, во внутреннем дворике, фермер Граймторп вышагивал среди своих собак; когда они выли, он бил их кнутом, и они выли снова. Внезапно он поднял голову и поглядел на окно с выражением такой яростной ненависти, что Уимзи отступил поспешно назад, как будто его ударили.

Пока Бантер брил его, он молчал.

Задача, стоявшая перед лордом Питером, была из деликатных; ситуация, с какой стороны ни посмотри, неприятная. Он был в большом долгу перед хозяйкой; с другой стороны, положение Денвера было таково, что следовало отбросить всяческую обходительность и церемонии. Его светлость, однако, никогда не чувствовал себя большим грубияном, чем тогда, когда спускался по лестнице в Грайдерс-Холле.

В большой кухне фермерского дома он нашел крестьянку крепкого телосложения, которая готовила тушеное мясо в горшке. Он спросил, где можно найти мистера Граймторпа, и ему ответили, что хозяин на улице.

— Могу я поговорить с миссис Граймторп, пожалуйста?

Женщина посмотрела на него с сомнением, вытерла руки о передник, и, войдя в комнату, где моют посуду, громко позвала:

— Госпожа Граймторп!

Голос ответил откуда-то снаружи.

— Джентльмен хочет вас видеть.

— Где госпожа Граймторп? — перебил Питер поспешно.

— Я думаю, в маслобойне.

— Я пойду к ней туда, — сказал Уимзи, проворно выходя из кухни. Он прошел через выложенную камнем посудомоечную комнату и вышел во двор как раз в тот момент, когда миссис Граймторп появилась из темного Дверного проема напротив.

Там, освещенная падающим на нее холодным солнечным светом, с мертвенно-бледным лицом и густыми темными волосами, она была еще прекраснее, чем когда-либо.

Не было никакого следа йоркширского происхождения в продолговатых темных глазах и очертаниях красивого рта. Плавные линии носа и скул подтверждали догадку о происхождении из дальних стран, проглядывающих сквозь тьму веков; казалось, она только что поднялась из далекой могилы в пирамидах, роняя сухие и благоухающие мрачные повязки со своих пальцев.

Лорд Питер собрался с духом.

«Иностранка, — сухо сказал он себе. — Немного еврейской или испанской крови, не так ли? Замечательный тип. Не виню Джерри. Я и сам не смог бы жить с Хелен. Ну, за дело».

Он быстро пошел вперед.

— Доброе утро, — сказала она. — Вам лучше?

— Совершенно верно, все хорошо, спасибо — благодаря вашей доброте, за которую я не знаю, как расплатиться.

— Вам лучше бы уйти сейчас же, — ответила она глухим голосом. — Мой муж не любит незнакомцев, и я сожалею, что наша прошлая встреча закончилась так неудачно.

— Я уйду прямо сейчас. Но сначала я должен просить вас поговорить со мной. — Он глядел мимо нее в полумрак маслобойни. — Можем мы зайти внутрь?

— Что вам надо от меня?

Она посторонилась, однако, позволила ему проследовать за ней внутрь.

— Госпожа Граймторп, я нахожусь в безвыходной ситуации. Вы знаете, что мой брат, герцог Денверский, находится в тюрьме, ожидая суда по поводу убийства, которое имело место ночью на 13 октября?

Ее лицо не изменилось.

— Я слышала, это так.

— Он решительно отказался объяснить, где находился между одиннадцатью и тремя часами той ночью. Отказавшись отвечать, он подвергает себя большой опасности.

Она все так же пристально смотрела на него.

— Чувствуется, что он связан словом чести и потому не хочет говорить, хотя, я знаю, он мог бы привести свидетеля, который оправдал бы его.

— Он, кажется, очень благородный человек. — Ее холодный голос слегка дрогнул.

— Да. С его точки зрения, он, несомненно, поступает правильно. Однако вы поймете, что я, как его брат, естественно, стремлюсь, чтобы дело было представлено в надлежащем свете.

— Я не понимаю, почему вы говорите мне все это. Возможно, если речь идет о недостойном поведении, он не хочет, чтобы об этом стало известно.

— Очевидно. Но для нас — для его жены и маленького сына, для его сестры и меня — его жизнь и безопасность — вопросы первостепенной важности.

— Важнее, чем его честь?

— Тайна — это позор в некотором смысле, и боль для его семейства. Но будет несравнимо большим позором, если его казнят за убийство. Клеймо в этом случае окажется на всех, кто носит это имя. Позор правды, я боюсь, в нашем очень несправедливом обществе ляжет тогда на свидетеля его алиби.

— В таком случае, вы ожидаете, что свидетель найдется?

— Чтобы предотвратить осуждение невинного человека? Да, думаю, я рискнул бы так предположить.

— Я повторюсь: почему вы сообщаете мне все это?

— Потому что, госпожа Граймторп, вы лучше меня знаете, насколько невиновен мой брат в этом убийстве. Поверьте, я глубоко обеспокоен тем, что вынужден говорить вам эти вещи.

— Я ничего не знаю о вашем брате.

— Простите меня, но это неправда.

— Я ничего не знаю. И конечно, если герцог предпочел молчать, вы должны уважать его решение.

— Я ничем не связан.

— Боюсь, я не могу вам помочь. Вы напрасно тратите время. Если вы не можете привести вашего отсутствующего свидетеля, почему тогда не найдете настоящего убийцу? Если вы это сделаете, вам не придется беспокоиться об алиби герцога. Мотивы вашего брата — его личное дело.

— Хотел бы я, — сказал Уимзи, — чтобы вы отнеслись к этому по-другому. Поверьте мне, я бы сделал все, чтобы уберечь вас. Я много работал, чтобы найти, как вы говорите, настоящего убийцу, но безуспешно. Суд, вероятно, состоится в конце месяца.

Ее губы слегка искривились при этой новости, но она ничего не сказала.

— Я надеялся, что с вашей помощью мы могли бы договориться о некотором объяснении — не обязательно детально правдивом, но, возможно, достаточным для того, чтобы оправдать моего брата. Иначе, боюсь, мне придется предъявить появившееся у меня доказательство и позволить делу развиваться в своем направлении.

Это наконец пробило ее защиту. Поток слез хлынул по ее щекам; рукой она сжала рукоятку маслобойки там, где она остановилась.

— Что вы подразумеваете под доказательством?

— Я могу доказать, что в ночь на 13-е число мой брат спал в той же комнате, которую я занимал вчера вечером, — сказал Уимзи с намеренной жестокостью.

Она вздрогнула.

— Это ложь. Вы ничего не сможете доказать. Он будет отрицать это. Я буду отрицать это.

— Он не был там?

— Нет.

— Тогда как это попало в оконную раму спальни?

При виде письма у нее подкосились колени, и она упала, опираясь на край стола. Черты ее лица исказились от ужаса.

— Нет, нет, нет! Это ложь! Господи, помоги мне!

— Тише! — сказал Уимзи безапелляционно. — Кто-нибудь услышит вас.

Он помог ей подняться.

— Скажите правду, и мы посмотрим, есть ли у нас выход. Он действительно был здесь в ту ночь?

— Вы знаете это.

— Когда он пришел?

— В четверть двенадцатого.

— Кто впустил его?

— У него были ключи.

— Когда он ушел от вас?

— Примерно в третьем часу.

— Да, теперь все сходится. Три четверти часа, чтобы дойти и три четверти, чтобы возвратиться. Он подложил это в окно, я полагаю, чтобы воспрепятствовать стуку оконной рамы?

— Был сильный ветер. Я нервничала и принимала любой звук за возвращение мужа.

— Где был ваш муж?

— В Стэпли.

— Он подозревал вас?

— Да, в течение некоторого времени.

— С тех пор, как мой брат побывал здесь в августе?

— Да. Но у него не было никаких доказательств. Будь у него доказательства, он бы убил меня. Вы видели его. Он — дьявол.

— Хм.

Уимзи молчал. Женщина со страхом выжидающе смотрела ему в глаза и, должно быть, прочла в них некоторую надежду, поскольку вдруг сжала его руку.

— Если вы вызовете меня, чтобы дать свидетельские показания, — сказала она, — он узнает. Он убьет меня. Ради бога, пощадите. Это письмо — мой смертный приговор. Ради матери, которая вас родила, пощадите меня. Моя жизнь — ад, а когда я умру, я попаду в ад из-за моего греха. Найдите какой-нибудь другой способ… Вы можете… Вы должны.

Уимзи мягко высвободился.

— Не делайте этого, госпожа Граймторп. Нас могут заметить. Я глубоко сочувствую вам и, если смогу вызволить своего брата без того, чтобы вызвать вас в качестве свидетеля, обещаю вам, я сделаю это. Но вы понимаете всю затруднительность положения. Почему вы не расстанетесь с этим человеком? Он явно жесток по отношению к вам.

Она усмехнулась:

— Вы думаете, я доживу до того дня, когда закон медленно освободит меня? Зная его, неужели вы думаете так?

Уимзи действительно так не думал.

— Обещаю вам, госпожа Граймторп: я сделаю все, что смогу, чтобы избежать необходимости использовать ваше свидетельство. Но если не будет никакого другого способа, я прослежу, чтобы вы были под защитой полиции с того момента, как вам придет повестка в суд.

— И до конца жизни?

— Когда вы окажетесь в Лондоне, мы займемся вашим освобождением от этого человека.

— Нет, если вы вызовете меня, я пропала. Но вы найдете другой путь?

— Я постараюсь, но я не могу ничего обещать. Я буду делать все, что возможно, чтобы защитить вас. Если вы позаботитесь о моем брате…

— Я не знаю. Я ужасно боюсь. Он был добр и хорошо ко мне относился. Он был совершенно другим. Но я боюсь…

Уимзи обернулся. В ее испуганных глазах отразилась тень, упавшая на порог. Граймторп стоял в дверном проеме, глядя на них с негодованием.

— Ах, мистер Граймторп, — воскликнул бодро Уимзи, — вот вы где. Я искал вас и ужасно рад видеть. Даже не знаю, как вас благодарить за то, что вытащили меня. Я только что то же самое говорил госпоже Граймторп просил ее сказать вам до свидания от меня. Боюсь, я должен ехать. Бантер и я чрезвычайно благодарны вам обоим за всю вашу доброту. Вы не могли бы позвать тех крепких парней, которые вытащили нас из ловушки прошлой ночью, если это ваши работники? Я хотел бы поблагодарить их.

— Постоялый двор — более подходящее место для ночлега незваных гостей, — сказал мужчина жестко. — И лучше убирайтесь, пока я вас не вышвырнул.

— Я уезжаю немедленно, — сказал Питер. — Еще раз до свидания, госпожа Граймторп, и тысяча благодарностей.

Он зашел за Бантером, щедро наградил своих спасателей, нежно попрощался с разгневанным фермером и отбыл с ужасной ломотой в теле и сильно озадаченный.