Пир закончился. На полу валяются бараньи и Куринные кости. Скатерть покрыта лужицами жидкого белого йогурта, размазанными комками риса и темно-красными пятами соуса Чили. Повсюду валяются куски хлеба и апельсиновые корки, как будто их специально вывалили на стол под занавес.

На подушках вдоль стены сидят трое мужчин и одна женщина. В уголке у двери устроились на корточках еще две женщины. Они не принимали участие в пирушке; закутавшись в шали, они смотрят перед собой неподвижным взглядом.

Четверо у стены с наслаждением прихлебывают чай, на лицах задумчивое выражение, какое бывает после тяжелой работы. Главное удалось решить. Вакил получает Шакилу, Расул — Бюльбюлу. Остается договориться о размерах выкупа и назначить день свадьбы.

За чаем с глазированным миндалем цена Шакилы определяется в сто долларов, Бюльбюлу отдают мужу задаром. Деньги у Вакила наготове, он достает из кармана купюру и протягивает ее Султану. Султан принимает деньги за сестру с высокомерным, почти безразличным выражением — невелика сумма. Расул со своей стороны вздыхает с облегчением: чтобы оплатить и свадьбу, и выкуп, ему пришлось бы копить несколько лет.

Султан не очень-то доволен и полагает, что сестры в свое время слишком ломались и упустили хороших женихов. Пятнадцать лет назад они могли заполучить и молодых, и богатых.

Слишком уж были привередливые.

Однако свадьбу сестер решил не Султан, а женщина на почетном месте — их мать Бибигуль. Теперь она сидит, скрестив ноги и удовлетворенно покачивая из стороны в сторону. Газовая лампа бросает мягкий отсвет на ее морщинистое лицо. Бибигуль сложила руки на животе и блаженно улыбается. Разговор ее, видимо, уже не занимает. Саму Бибигуль выдали замуж в одиннадцать лет за мужчину, старше ее на двадцать лет. Это было дополнительным условием брачного договора межу двумя семьями. Родители хотели просватать соседскую девушку за брата Бибигуль, но соседи соглашались на свадьбу лишь в том случае, если Бибигуль отдадут в жены их старшему неженатому сыну. Он видел девочку на заднем дворе.

После долгих лет брака, трех войн, пяти переворотов и двенадцати родов вдова наконец-то отдала замуж двух своих предпоследних дочерей. Она их долго не отпускала: обеим уже за тридцать, неходовой товар на рынке невест. Поэтому и мужей получили подержанных. Тот, кто сегодня покинет их дом нареченным Шакилы, пятидесятилетний вдовец с десятью детьми. Жених Бюльбюлы тоже вдовец, но бездетный.

У Бибигуль были свои основания так долго не выдавать дочерей замуж, хотя многие и считают, что она поступила с ними несправедливо. Бюльбюла, по словам матери, глупа и бестолкова. Мать говорит об этом вслух, не смущаясь присутствием дочери. Бюльбюла хромает на одну ногу, а одна рука у нее почти парализована и плохо двигается.

«Она никогда не смогла бы заботиться о большой семье», — утверждает мать.

В шесть лет Бюльбюла внезапно заболела, а выздоровев, передвигалась с трудом. Брат считает, у нее был полиомиелит, врачи не знают, а Бибигуль думает, что причиной всему скорбь. Дочь, она в этом убеждена, заболела от печали, когда отца посадили в тюрьму. Его арестовали по обвинению в краже со склада, на котором он работал. Бибигуль утверждает — совершенно незаслуженно. Через несколько месяцев его выпустили, но Бюльбюла так полностью и не оправилась.

«Она понесла наказание за отца», — говорит мать.

В школу девочку не отдали: по мнению родителей, болезнь повредила также ее рассудок, и она уже не могла хорошо соображать. Все свое детство Бюльбюла провела рядом с матерью. Загадочная болезнь избавила ее от работы по дому. Однако и от обычной человеческой жизни тоже. Никто ничем не занимался с Бюльбюлой, не играл, не просил помочь.

Даже говорить с ней родственникам практически не о чем. Все, что делает эта тринадцатилетняя женщина, отмечено странной медлительностью, как будто она неохотно тащится сквозь жизнь, а точнее, прочь из жизни. Обычно она сидит с полуоткрытым ртом — нижняя губа опущена, как в вечном зевке, — смотрит в пространство большими пустыми глазами, словно собираясь заснуть. В лучшем случае Бюльбюла следит за разговором других, за событиями чужой жизни, хотя и без особого интереса. Бибигуль уже смирилась с тем, что Бюльбюле до конца жизни суждено цепляться за материнскую юбку. Но тут произошло одно событие, заставившее ее переменить мнение.

Как-то раз Бибигуль решила навестить сестру, живущую в деревне, надела паранджу, взяла за руку Бюльбюлу и стала ловить машину. Раньше она проходила этот путь пешком, но в последние годы так растолстела, что у нее начались боли в коленях и даже несколько километров до деревни сделались непосильной нагрузкой. После голодного детства, бедности и трудов молодости у Бибигуль развилось болезненное влечение к еде: она не может остановиться, пока не съест все, что видит.

Водитель, остановившийся перед толстой паранджой с дочерью, оказался их дальним родственником, тихоней Расулом, чья жена недавно умерла от родов.

— Ты уже подыскал себе новую жену? — спросила его по дороге Бибигуль.

— Нет, — отвечает он.

— Жаль. Иншалла, скоро найдешь себе другую, сказала Бибигуль, прежде чем изложить последние новости из жизни своей семьи: сыновей, дочерей и внуков.

Расул понял намек. Несколько недель спустя его сестра пришла просить руки Бюльбюлы. Уж ему-то, наверное, и Бюльбюла сможет быть женой, рассудила Бибигуль.

Вопреки всем обычаям она немедленно согласилась. Отдать дочь, не раздумывая, означает, что ее ни во что не ставят и хотят от нее избавиться. Чем дольше семья колеблется и заставляет просителей ждать, тем выше ценится девушка. Родственники жениха должны неустанно обивать пороги, приходить, уговаривать, задаривать подарками. Ради Бюльбюлы стараться не стали бы. И подарков за нее никто дарить не собирался.

В то время как Бюльбюла смотрит пустым взглядом в пространство, как будто разговор ее не касается, другая сестра, Шакила, сосредоточенно слушает. Трудно найти двух более непохожих людей. Шакила — живая, громогласная, всегда в центре событий. Она ценит все дары жизни, в том числе и еду, что заметно по ее пышной, в полном соответствии с афганскими канонами красоты, фигуре.

К Шакиле за последние пятнадцать лет сваталось множество женихов. Еще с тех времен, когда она была худеньким подростком. Вот и теперь, спрятавшись в уголок за печью, она слушает, как торгуется мать и брат.

Шакила предъявляла строгие требования к женихам. Когда мать претендента на ее руку приходила поговорить с Бибигуль, та, вместо того чтобы, как обычно, поинтересоваться, богат ли он. Прежде всего, спрашивала:

— Позволит ли он жене продолжать учебу?

— Нет, — неизменно отвечали ей, и сватовство расстраивалось.

Шакила хотела учиться, а кому нужна образованная и строптивая жена? Многие женихи вообще были неграмотны. Шакила завершила учебу и стала работать учителем математики и биологии. Теперь, когда новые матери приходили сватать красотку Шакилу, Бибигуль их спрашивала:

— Позволите ли вы ей и дальше работать?

Нет, они были против, и Шакила оставалась незамужней.

Она устроилась на работу в самый разгар войны с Советским Союзом. Каждое утро, одетая по последней моде восьмидесятых в юбочку до колен и туфли на высоких каблуках, Шакила спешила в деревню Дех-Худайдад, близ Кабула. Ни пули, ни гранаты туда не долетали. Но любовь иной раз наносит более опасные раны, чем снаряды.

К сожалению, Махмуд был женат. Его брак, устроенный родителями, оказался несчастливым. Махмуд был на несколько лет старше Шакилы и имел троих маленьких детей. Молодые учителя влюбились в друг друга с первого взгляда. Они скрывали свои чувства от других, встречались тайком или звонили друг другу и обменивались нежными признаниями. Виделись они исключительно в стенах школы. Во время одной из таких тайных встреч они придумали, как им соединиться. Махмуд возьмет Шакилу второй женой.

Но Махмуд не мог так просто пойти к родителям Шакилы и посвататься. Он должен был попросить мать или сестер, чтобы посватались за него.

— Они ни за что не пойдут на это, — сказал он.

— А мои родители ни за что не согласятся, — вздохнула Шакила.

Махмуд считал, что только сама Шакила могла уговорить его мать пойти к ее родителям и попросить ее руки. Он предложил Шакиле прикинуться обезумевшей от любви и пригрозить самоубийством, если ей не дадут выйти замуж за Махмуда. Девушке следовало упасть в ноги родителям и сказать, что она умирает от любви. Тогда бы родители согласились на брак. Ради спасения их жизни.

Но у Шакилы не хватало мужества поднять плач и вой, а Махмуд не осмеливался попросить женщин из своей семьи пойти к родителям Шакилы, конечно, он не мог и словом обмолвиться о ее существовании своей жене. Шакила попыталась было поговорить о нем с матерью. Но та решила, что дочь шутит. Во всяком случае, когда Шакила говорила, что хочет выйти замуж за своего коллегу, отца троих детей, Бибигуль обращала все в шутку.

Махмуд и Шакила четыре года работали бок о бок и продолжали мечтать друг о друге, пока Махмуда не повысили и он не перешел в другую школу. Он не мог отказаться от повышения, и отныне влюбленным только и осталось что телефонные разговоры. Шакила остро переживала разлуку и тосковала по любимому, но никому и виду не подавала. Влюбиться в человека, которого ты не можешь заполучить в супруги, считается большим позором.

Потом началась гражданская война, школу закрыли, и Шакила уехала в Пакистан. Еще через четыре года власть захватили талибы, и хотя ракеты перестали падать, и в Кабуле воцарился мир, школа Шакилы так и не заработала. Школы для девочек закрыли навсегда, а Шакила, как и все женщины Кабула, в одночасье потеряла даже возможность искать работу. А в Кабул потерял две трети своих учителей. Многие школы для мальчиков, где раньше работали учителя-женщины, тоже пришлось закрыть. Квалифицированных учителей — мужчин просто-напросто не хватало.

Годы шли. Когда во время гражданской войны нарушилось телефонное сообщение, Шакила потеряла какую-либо связь с Махмудом. Она сидела дома вместе с остальными женщинами. Работать она не могла, выходить из дома одна тоже, а, выходя, обязана была полностью закрывать лицо и тело. Надежды молодости сменились безразличием. Когда ей исполнилось тридцать, сваты перестали приходить.

Как-то раз, когда уже шел пятый год заключения в домашней тюрьме по воле Талибана, к Бибигуль пришла сестра их дальнего родственника Вакила и попросила руки Шакилы.

«Его жена скоропостижно скончалась. Детям нужна мать. Он добрый. И денег есть немножко. Никогда не воевал, не нарушал законов, здоров и честен, — говорила сестра. — Его жена вдруг лишилась рассудка и умерла, — продолжала она, понизив голос. — Лежала в беспамятстве и никого не узнавала. Дети страшно переживают…»

Отцу десятерых детей срочно была нужна жена. Пока что старшие присматривали за младшими, но дом приходил в запустение. Бибигуль сказала, что подумает, и расспросила о женихе родственников и друзей. Все сходились на том, что это честный и работящий человек.

Шакиле тоже нужно было поторопиться с браком, если она хотела иметь детей.

«У нее на лице написано, что она должна покинуть этот дом», — рассказывала Бибигуль всем и каждому.

Поскольку Талибан запретил принимать женщин на работу, не было смысла спрашивать, позволит ли Вакил жене работать.

Бибигуль передала Вакилу, что хочет поговорить с ним лично. Обычно родители договариваются о браке без участия молодых, но поскольку претенденту было уже под пятьдесят, Бибигуль захотела повидаться с ним самим. Вакил работал дальнобойщиком и часто надолго отлучался из дома. Он послал вместо себя сестру, потом брата, потом опять сестру, но никак не мог выкроить времени прийти самому, так что дело с помолвкой затянулось.

И вот наступило 11 сентября, и Султан опять отправил сестер и детей в Пакистан, подальше от бомб, которые, как он понимал, скоро вновь посыплются на Кабул. Тогда-то и пришел Вакил.

«Поговорим об этом, когда наступят мирные времена», — сказал Султан.

Через два месяца, когда талибов выгнали из Кабула. Вакил явился снова. Школы еще не открыли, так что и на этот раз Бибигуль не пришло в голову спросить, позволит ли он Шакиле работать.

Спрятавшись за печку, Шакила наблюдает за тем, как решают ее судьбу и назначают дату свадьбы. Все зависит от четверых человек, что сидят на подушках, в то время как помолвленные еще и взглядом не обменялись.

Вакил украдкой поглядывает на Шакилу, но та смотрит либо в пространство, либо на стену, либо в потолок.

«Я так рад, что нашел ее», — обращается Вакил к Султану, одновременно посматривая в сторону своей нареченной.

Скоро комендантский час, мужчины прощаются и торопливо исчезают во мраке. Помолвленные женщины остаются одни. Они все еще смотрят в пустоту. Даже не взглянули на своих будущих мужей, когда те прощались с ними. Бюльбюла с трудом поднимается и вздыхает, ей еще долго ждать своей очереди. На то, чтобы заработать на свадьбу, у Расула может уйти несколько лет. Складывается, однако, впечатление, что Бюльбюле все равно. Она подбрасывает щепок в огонь. Никто не мучает ее расспросами, она просто есть, и все — как обычно. Шаркающей походкой она покидает комнату и идет мыть посуду, что считается ее обязанностью.

Шакила краснеет, когда сестры кидаются ей на шею.

— Через три недели! Тебе надо поторопиться.

— Я не успею, — жалуется она, хотя ткань для свадебного платья уже выбрана, теперь дело только за портным. Но остаются еще всякие предметы домашнего обихода, постельное белье, сервиз. Правда, Вакил — вдовец, и все необходимое у него есть, но невеста все равно должна принести с собой что-то новенькое.

Не сказать, чтобы Шакила умирала от счастья.

— Он маленького роста, а мне нравяться высокие мужчины, — говорит она сестрам. — Он лысый, да и староват уже, — добавляет она и мрачнеет. — А вдруг он окажется тираном? Вдруг будет недобр, ко мне добр, вдруг запретит мне выходить из дому?

Сестры замолкают и думают о том же.

— Вдруг он не разрешит мне навещать вас? Вдруг он будет меня бить?

Шакилу с сестрами все больше печалит предстоящая свадьба, но Бибигуль приказывает им замолчать.

— Он будет тебе хорошим мужем, Шакила, — говорит она, как отрезав.

Два дня спустя после уговора Мариам, сестра Шакилы, приглашает гостей на празднование помолвки. Мариам двадцать девять лет, она второй раз замужем. Первый муж погиб во время гражданской войны. Сейчас Мариам ждет пятого ребенка, до родов осталось всего пара месяцев.

Мариам постелила на пол длинную скатерть. Во главе стола сидят Шакила и Вакил. Наконец-то ни Бибигуль, ни Султан им не мешают. Пока старшие в семье рядом, помолвленные не имеют права общаться, но сейчас, когда вокруг них собрались одни младшие родственники, они вполголоса разговаривают друг с другом, едва замечая остальных, которые, навострив уши, пытаются поймать обрывки разговора.

Особо нежной эту беседу не назовешь. Шакила по большей части говорит, не глядя на жениха. Согласно обычаю она не имеет права смотреть нареченному в глаза до свадьбы, он же не спускает с нее глаз.

— Я так скучаю по тебе. Жду не дождусь, когда пройдут эти пятнадцать дней, и ты наконец-то станешь моей.

Шакила вспыхивает, но продолжает смотреть перед собой.

— Я сегодня всю ночь не спал, все лежал и думал о тебе, — говорит он.

Ноль эмоций со стороны Шакилы.

— Хм, а ты что скажешь на это?

Шакила молча продолжает есть.

— Представь себе, вот мы поженимся, ты будешь готовить мне обед, пока я на работе. Ты всегда будешь ждать меня дома, — мечтает Вакил. — Я больше никогда не останусь один.

Шакила молчит, потом собирается с духом и спрашивает, можно ли ей будет снова поступить на работу, когда они поженятся. Вакил разрешает, но Шакила не очень-то ему верит. После свадьбы он запросто может передумать. Однако Вакил заверяет ее, что, если работа делает ее счастливее, он охотно позволит ей работать. Но конечно, в первую очередь она должна заниматься домом и детьми.

Он снимает шапку, коричневую пакулу, которую носят сторонники покойного лидера Северного альянса Ахмеда Шаха Масуда.

— Ну и страшен же ты без шапки! — весело замечает Шакила. — Совсем лысый.

Теперь умолкает Вакил. Пропустив мимо ушей, оскорбительные слова нареченной, он переводит разговор в безопасное русло. Шакила целый день ходила по кабульским базарам и закупала необходимое к свадьбе, а также подарки для всех родственников, с его и с ее стороны. Жених по обычаю дарит подарки семье невесты в знак благодарности за то, что ее отдают за него. Он дает деньги, она покупает. Чашки, тазы, столовые приборы, простыни, полотенца и ткани на рубахи для него и Расула. Она пообещала Расулу, жениху Бюльбюлы, что тот сам выберет понравившийся цвет. Она рассказывает об этом Вакилу, и он спрашивает, какого цвета ткань она купила.

— Синюю и коричневую, — отвечает Шакила.

— А какая предназначена мне? — спрашивает он.

— Не знаю, Расул ведь выбирает первым.

— Что?! — вырывается у Вакила. — Это еще почему? Это я должен выбирать первым, я же как-никак твой будущий муж!

— Ладно, — соглашается Шакила. — Выбирай ты. Но они обе красивые, — говорит она, глядя в пространство.

Вакил закуривает.

— Я не люблю, когда курят, — морщится Шакила. — И мне не нравятся те, кто курит. А раз ты куришь, ты мне не нравишься. — Она повышает голос, так что оскорбление слышат все.

— Когда уже привык, трудно бросить, — кротко отвечает Вакил.

— От курильщиков плохо пахнет, — продолжает Шакила.

— Ты не должна мне грубить, — говорит Вакил.

Шакила молчит.

— И ты должна прикрываться, когда выходишь на улицу. Носить паранджу — это обязанность женщины. Делай что хочешь, но если ты не будешь носить паранджу, я расстроюсь. Ты же не хочешь меня расстроить? — спрашивает Вакил почти, что угрожающим тоном.

— Но если жизнь в Кабуле изменится, и женщины начнут одеваться по-современному, то я захочу того же, — произносит Шакила.

— Ты не должна одеваться по-современному. Ты же не хочешь меня расстроить?

Шакила не отвечает.

Вакил достает из паспорта несколько фотографий, долго на них смотрит и отдает одну Шакиле.

— Это тебе, храни ее у сердца, — говорит он.

Шакила с ничего не выражающим лицом неохотно берет фотографию.

Вакилу пора уходить. Близится комендантский час. Он спрашивает, сколько денег ей еще потребуется на покупки. Она называет цифру. Он пересчитывает деньги, думает, протягивает ей несколько купюр, остальные убирает обратно в бумажник.

— Этого хватит?

Шакила кивает. Они прощаются. Вакил уходит, Шакила откидывается на розовые подушки. Она вздыхает с облегчением и кладет себе еще пару кусочков ягненка. Она справилась со своей задачей: пока они не женаты, она обязана производить впечатление холодной и недосягаемой. Этого требует простая учтивость по отношению к семье, которая ее теряет.

— Он тебе нравится? — спрашивает старшую сестру Мариам.

— Ну…

— Ты любишь его?

— Хм.

— Что значит это твое «хм»?

— То и значит, — огрызается Шакила. — Ни да, ни нет. Хорошо бы, он был помоложе и покрасивее, — говорит она и морщит нос. Шакила похожа на разочарованного ребенка, которому вместо обещанной говорящей фарфоровой куклы подарили тряпичную. — Сейчас я уже не рада. Я сожалею о случившемся. Мне жаль покидать семью. А вдруг он запретит мне вас навещать? А вдруг не разрешит пойти работать? Теперь, когда уже можно. Вдруг он будет держать меня взаперти?

Потрескивает парафиновая лампа на полу. Сестры опять начинают думать о плохом. О чем ни думай, все равно от них ничего не зависит.