Обычно она с удовольствием ездила на поезде. Ей нравился диссонанс между кажущейся неподвижностью в вагоне и головокружительным мельканием за окном. Этот контраст успокаивал, он, вероятно, символизировал тот образ жизни, который она выбрала для себя. Но сегодня Шеннон целиком сосредоточилась на одном из своих старых друзей и возможности убить его.

Она провела в Новой Земле Обетованной больше недели. Поливала свое пластмассовое растение, смотрела из окна необжитого жилища, и вдруг позвонил Эрик и попросил ее зайти к нему. Ее квартирка-студия располагалась в Ньютоне, а он жил в Тесле. Но когда приглашал богатейший человек мира, каждый спешил ответить на приглашение, поэтому она села на планер и во второй половине дня была у Эрика.

Он сделал ей захватывающее предложение.

«Нет, детка. Захватывает – это когда твой любимый автор издает новую книгу. Захватывает, когда ты в первый раз заходишь в незнакомый ресторан. Захватывает, когда Ник улыбается тебе, после того как ты убиваешь боевика, который чуть-чуть его не застрелил.

А здесь речь идет кое о чем другом».

– Статистически маловероятно, – сказал Эпштейн. – Вероятность неудачи при попытке захватить Джона Смита живым составляет восемьдесят три и семь десятых процента. Вероятность неудачи при попытке убить его – семьдесят семь и три десятых. Вероятность реверсирования ситуации, возможно ведущая к вашей гибели, шестьдесят пять целых и одна десятая процента.

– Знаете, вы с Джоном во многом похожи, – сказала Шеннон.

– Неверно. У нас абсолютно противоположные личностные матрицы…

– Может быть, – пожала она плечами. – Но у вас есть и нечто общее. Вы оба только и думаете, какую бы гадость мне подсунуть.

Шеннон только во второй раз видела Эрика, настоящего Эрика, а не его брата Джейкоба, который был публичным лицом Эрика. В первый раз она встретилась с ним девять дней назад, когда доставила ему накачанного наркотиками и переломанного Сорена Йохансена. Ее попросил об этом Купер, который считал, что Сорен может дать им средства воздействия на Смита или информацию о нем. Тогда Шеннон не была уверена, но теперь задумалась – может, из затеи Купера что-то и получится.

Эрик, однако, никак не прореагировал на ее шпильку, просто сидел ссутулившись. На его лице играли отсветы голограмм, висевших в воздухе вокруг них: топографическая таблица цен на свиную грудинку в зависимости от частоты проявлений терроризма, изображения ливневого шторма в Южно-Китайском море, векторные карты пуль, выстреливаемых из разного оружия, замедленная съемка процесса распространения мха по дереву, новости – горящий лимузин президента Рамирес. Не символично ли, что первый президент-женщина едва не погибает от взрыва всего через две недели после принятия присяги? Это внутреннее святилище представляло собой подземное про странство, больше похожее на планетарий, чем на рабочий кабинет, и хотя Шеннон пыталась сохранить хладно кровие, трудно было не поражаться просто фантастическим объемам информации, присутствующей здесь.

– Почему я должна согласиться сделать что-то такое, что почти наверняка приведет к моей смерти?

– Ситуация становится все более неустойчивой, – сказал Эпштейн звенящим от чувства безысходности голосом. – Модели поведения определяются информацией, но информация меняется слишком быстро. Ее невозможно классифицировать, анализировать, конкретизировать. Но статистически вероятность атаки на Новую Землю Обетованную является почти стопроцентной.

– Вы считаете, что передача Джона Смита в руки правительства предотвратит атаку?

– Нет, не предотвратит. Отсрочит.

Она втянула воздух сквозь зубы, посмотрела на висящие перед ней схемы легкой железной дороги.

– Джон знает, что я больше не на его стороне. С какой стати он вдруг согласится встречаться со мной?

– Искус. Уж больно заманчивое предложение.

– Какое?

– Союз. Я. Вы. Все мы вместе.

Да, искус сильный. Джон преуспевал со своей собственной революцией, поскольку дела в мире обстояли прескверно. Но насколько он станет эффективнее, имея за спиной Эпштейна?

– Не уверена, что я готова к такому шагу. Одно дело – позлить его, и другое – попытаться убить.

– Предпочтительно захватить живым.

– Для того чтобы передать людям, которые его убьют.

– Прежние тонкости в оценке ситуации уже устарели. Есть только два варианта. Война против войны. Если мы не делаем никакого выбора, то и это тоже выбор.

Оспорить такой факт она не могла, а потому и оказалась теперь здесь, в легком поезде, мчавшемся вокруг Теслы, магнитном транспортном средстве, не производившем ни шума, ни вибрации. Единственным свидетельством движения был несущийся за окном город. Шеннон выглянула в окно, прикидывая, что означает желание Джона развязать войну. Он был самым выдающимся стратегом на земле, человеком, который продумывал развитие событий не на пять ходов, а на пять лет вперед. И если он желал развязать войну, то лишь потому, что был уверен в собственной победе.

Эта мысль воистину отрезвляла. Превосходство в численности было не на стороне сверходаренных и составляло девяносто девять к одному. Победа означала океан крови.

«Сосредоточься, Шен. Ты и без того в проигрышной ситуации. Не отвлекайся.

Ты не знаешь, что за туз у тебя в рукаве. И вообще, туз ли это.

А Джон должен войти на следующей остановке».

Обычно, когда она выходила на задание, краски дня становились чуть ярче, а вкус воздуха чуть слаще. Но сейчас у нее лишь разыгрались нервы – ничего больше.

Поезд беззвучно вкатился на вокзал Эшбери. Сошли несколько пассажиров, другие сели. Середина дня – вагон заполнился почти до предела. Шеннон уперлась одной ногой в противоположное сиденье и слегка отрицательно покачивала головой, отвечая тем, кто замечал пустое место. Она оглядывала людей, севших в поезд и идущих между рядов. Флиртующие парень и девушка. Молодая женщина, баюкающая младенца. Задремавшая пожилая дама. По проходу шел мужчина в ковбойской шляпе, низко надвинутой на лоб. Поля шляпы скрывали лицо, но фигура мужчины точно была как у Джона. Шеннон принялась сгибать пальцы, готовясь войти в образ, но мужчина прошел мимо нее. Черт.

Когда ее взгляд вернулся к противоположному сиденью, оно оказалось занятым. Прямо на нее смотрел парнишка лет шестнадцати. Туфля Шеннон по-прежнему упиралась в сиденье, а ноги парня расположились по обе стороны от нее.

«Ну ты и ловкач».

– Послушайте, я польщена, но я жду кое-кого, – сказала она.

Парень ничего не ответил, но в его пустой секунду назад руке вдруг появился планшетник. Он без слов протянул ей компьютер.

Сердце ее упало. Конечно же. Да, попытка была почти безнадежная. Она взяла планшетник, и его экран засветился.

– Привет, Шеннон, – сказал Джон Смит с экрана. – Должен сказать, что я разочарован.

– Ты разочарован? Я-то, по крайней мере, пришла. Я здесь. А где ты?

– Я сейчас не в Новой Земле Обетованной, что, вероятно, к лучшему, поскольку, как я вижу, ты обзавелась новыми друзьями. Я насчитал шесть наилучших тактических уловок Эпштейна, включая и того типа в шляпе, которого ты приняла за меня. Полагаю, они просто едут с работы?

– Они здесь для защиты, – ответила она. – Мы не знали, чего ждать…

– Прекрати, – сказал он. – Это же я.

Она набрала полные легкие воздуха, выдохнула:

– Ладно.

– Мы поболтаем минутку. Но сначала ты должна увидеть кое-что. Колин?

Парень напротив нее совершил молниеносное движение рукой, извлекая что-то из кармана. Он разжал кулак, и она увидела маленький цилиндр с кнопкой наверху. Ее желудок завязался узлом.

– Чтобы не тратить попусту время, дай-ка я освобожу тебя от возможных заблуждений. Нет, ты не можешь двигаться быстрее Колина. И не можешь делать движений, которые бы он не заметил. Он из сверходаренных. Из очень-очень одаренных. Да, сканеры легкого поезда реагируют на обычную взрывчатку, так что Колин не мог ее пронести в вагон. А потому полчаса назад он сделал себе инъекцию взрывчатых радиоуправляемых нанороботов. Каждый в отдельности они никакой угрозы не представляют, но, самоорганизовавшись в решетку в теле хозяина, они приобретают огромную силу. Такой взрыв разнесет чуть ли не весь вагон.

Она посмотрела на Колина, отметила его впалые щеки, лихорадочно горящие глаза, капельки пота на висках и шее.

– И зачем столько хлопот?

– Тот же вопрос у меня к тебе. Мы с тобой сто лет знаем друг друга.

– Это было нелегко. Но я не хочу войны, а ты – хочешь.

– Нет, Шеннон, я не хочу войны – я ее веду.

– Зачем тогда попусту тратить время на разговоры со мной?

Джон на экране вздохнул:

– Остается малая вероятность того, что ты скажешь мне правду о предложении Эпштейна. Я всегда полагал, что Эрик не безнадежен: он может поменять мнение и понять: мы с ним на одной стороне. В конечном счете ведь таких сторон всего две: сверходаренные и обычные, а все остальное – обман, и вскоре весь мир будет разделять мою точку зрения.

– Ты хочешь сказать, что принудишь его.

– Никто не знает точно, почему вымерли неандертальцы, – сказал Джон. – Кто-то говорит, дело в изменении климата, некоторые считают, что у них возник конфликт с гомо сапиенс, третьи полагают, что они исчерпали все имевшиеся пищевые ресурсы. Какова бы ни была причина, факт остается фактом: на планете появился вид, который был больше приспособлен к выживанию. Все очень просто. Анормальные – это новый орден, Шеннон. Конфликт неизбежен. Я лишь ускоряю ход событий. И гарантирую победу.

– Прекрасный урок истории, – сказала она. – Но пока ты достиг только одного: настроил весь мир против нас. Нас уничтожат, Джон.

– Я так не думаю, – рассмеялся он.

Она уставилась на своего друга и давнего единомышленника. Человека, за которого она сражалась и убивала, когда верила, что он добивается лишь одного: равноправия. Человека, который много лет избегал ареста, хотя и был самым разыскиваемым преступником в Америке. Человека, который в подполье сумел создать революционную армию. Человека, который в четырнадцать лет обыграл трех гроссмейстеров в сеансе одновременной игры.

Она нервничала после разговора с Эриком. Теперь она испытала чувство страха. И не за себя.

– В любом случае мне жаль, что все так складывается. Не люблю убивать сверходаренных, а тебя я считаю другом. Но ты по другую сторону, и ты опасна.

Шеннон почувствовала, как участился у нее пульс и начала дрожать рука. Она посмотрела на Колина.

– Не делай этого. Ты всего лишь мальчик, не…

– Он святой воин, – сказал Смит. – Он готов пожертвовать собой ради общего дела.

Колин не то чтобы улыбнулся, но слова Смита наполнили парня светом, лихорадочным сиянием, которое просачивалось сквозь его поры, лучилось из глаз, заставляло дрожать палец на взрывателе. Она видела: он хочет нажать кнопку. Он верил, что исполняет волю пророка, верил со всей силой юношеского максимализма.

– Джон, тут обычные люди, – сказала она, стараясь говорить тихим голосом. (Если кто услышит – начнется паника, и тогда Колин наверняка нажмет кнопку.) – Ни в чем не повинные. По другую сторону сидит женщина с ребенком.

– Я тебе все время твержу: идет война. Будет пролита кровь. Ты что, не понимаешь?

«Он не блефует.

Пора проверить, стоит ли чего-нибудь туз в рукаве».

– Понимаю, Джон. И я хочу показать тебе кое-что.

Она очень медленно, остро ощущая дрожащий палец Колина на кнопке, вытащила собственный планшетник и включила его. Повернула так, чтобы запись была видна Смиту.

Простая комната с белыми стенами, похожая на операционную и слишком яркая.

Сверкающие инструменты на подносе: скальпели, плоскогубцы, провода.

Стол и человек, пристегнутый к нему.

– Сорен? – изумленно проговорил Джон.

– Ты думал, он мертв? Мне сказали, что у него коэффициент задержки равен одиннадцати и двум десятых. Секундная боль для нас растягивается для него в двенадцатисекундную. Ты можешь себе представить?

Последовала долгая пауза. Когда Джон заговорил снова, в его голосе послышалась хрипотца.

– Я ошибался. Я не разочарован. Я испытываю отвращение. Это недостойно тебя.

– Согласна. Но виной тому не я – ты.

Шеннон сидела абсолютно неподвижно, но каждая клеточка ее тела вопила. Она чувствовала запах собственного пота. Жизни всех находящихся в поезде зависели от двух факторов: насколько Джон и в самом деле ценит своих друзей и насколько важна для него ее смерть.

– Вы его отпустите?

– Ни в коем случае, – рассмеялась она. – Но ты можешь видеть, что его никто не трогал, на нем нет ни царапинки, если, конечно, не считать тех синяков, что оставил на нем Ник. Но Эпштейн его подлечил, и с ним обходятся по-человечески. Так почему бы тебе не сказать Колину, чтобы он убрал свой пульт, сошел с поезда, и мы бы все продолжили жить каждый своей жизнью.

Лицо Смита оставалось бесстрастным, но она могла себе представить, какие расчеты производит его мозг. Взвешивает потери и выгоды. Она не сомневалась, что Джон готов пожертвовать Сореном, обречь его на мучительную смерть и взорвать всех в поезде, если он решит, что это будет ему выгодно. Скорость поезда стала падать. Они приближались к следующей станции.

«Если он приведет бомбу в действие там, то погибнет даже больше народу».

– Джон, – сказала она, – моя смерть не настолько важна. Ребенок на другой стороне вагона вскрикнул.

– Отлично, – сказал Смит. – Колин, ты молодец. Выходи из вагона. Если кто-нибудь попытается тебя остановить, взрывай поезд.

На лице парня появилось чуть ли не разочарованное выражение, но он вернул пульт в карман и резво поднялся на ноги. Когда поезд остановился, парень слился с толпой у дверей.

– Я тебя недооценивал, Шеннон. Как ты себя чувствуешь, став такой дрянью? – спросил Смит.

– Паршиво, – ответила она. – Но у меня есть утешение: я сейчас спасла жизни многих людей.

Она отключилась, прежде чем он успел что-то сказать.

И закрыла лицо руками.

У меня нет об этом никакой информации. Мы только расследуем преступления.

Комиссар бирмингемской полиции Джаррет Иванс