В комнате было тихо. Слышалось лишь учащенное дыхание игроков, шуршание тасуемых карт и мерное тиканье золотых часов.

Ник весь горел от ярости и боли за Лаки. И в то же время он испытывал к ней чувство искренней любви и глубокого уважения за ту жертву, которую она готова была принести во имя чести.

Глядя на сидевшую перед ним прекрасную женщину, он не мог не вспомнить свою поездку в Крейдл-эик.

Невероятная нищета.

Долгие годы всеобщего презрения к семье картежника.

Изгои в городе изгоев.

Невозможно было представить, какой неимоверно сильный характер нужно было иметь, чтобы преодолеть все это. Ник чувствовал себя недостойным ее, но не хотел, чтобы она это знала. Повидав окружение, в котором она выросла, он понял, что она станет отчаянно сопротивляться любым проявлениям милосердия и благотворительности с его стороны.

В душе Лаки тоже бушевали противоречивые чувства. Она была рада оказаться снова рядом с Ником, но всякий раз, когда она смотрела в его глаза, она видела в них столько негодования и ярости, что ее сердце замирало в страхе перед будущим. Что ж, по крайней мере во всем этом была одна несомненно положительная особенность — теперь Джонни получил шанс вернуть свой талисман. И для Лаки не имело значения, что он ему уже не нужен. Главное — принцип.

— Дорогая… снимешь колоду? — нерешительно спросил Мэнни.

Дрожащими пальцами она сняла несколько карт и положила их на стол рубашкой кверху. Мэнни ловко подхватил их и снова вложил в колоду. Потом он замер, готовый метать банк, как только его об этом попросят.

Ник мрачнел с каждой минутой. Он понимал, что в любом случае окажется в проигрыше. Если он выиграет, Лаки вернется к нему не по собственной воле, а по принуждению. Если же проиграет, она заберет свои часы и никогда уже не вернется к нему. Теперь единственным выходом из создавшегося положения ему казалась собственная внезапная смерть.

Лишь однажды Лаки взглянула на Ника. В его глазах было столько боли, что у нее защемило сердце. Отвернувшись, она прошептала:

— Сдавай карты, Мэнни. По две каждому из нас. Пора кончать со всем этим…

Проникнувшись важностью момента, Мэнни почувствовал, как, несмотря на холодную зимнюю погоду за окном, на лбу и над верхней губой у него выступил обильный пот.

Оба игрока получили по одной карте, которые легли на стол рубашкой вверх. Шлеп! Шлеп! Лаки прикрыла глаза, пытаясь по звуку определить достоинство выпавших карт, хотя это было совершенно невозможно.

Вторая карта для каждого игрока легла рубашкой вниз, лицом вверх. Шлеп! Шлеп! Лаки открыла глаза и взглянула на свою карту. Ее сердце забилось от страха и радости одновременно. Перед ней лежала бубновая королева, а перед Ником — король червей. Обе карты были равны по своему достоинству.

Она долго не решалась открыть свою вторую карту, лежавшую лицом вниз. Потом слегка приподняла ее за край и тут же быстрым движением перевернула лицом вверх — трефовый король! Из двадцати одного возможного очка она выиграла двадцать! Теперь Ник мог выиграть лишь в том случае, если его сумма окажется равной двадцати одному очку.

Сердце Ника забилось с такой силой, что он удивлялся, как еще не упал замертво. Прищурившись, он осторожно приподнял край своей второй карты, чтобы увидеть, какой подарок преподнесла ему судьба.

С его губ сорвался тихий болезненный стон, и он снова опустил край карты, так и не открыв ее полностью.

— Нет… черт побери, только не это… — пробормотал он и опустил голову в знак поражения.

Глаза Лаки наполнились слезами. Ей еще никогда не приходилось видеть человека в таком глубоком отчаянии. Впервые она всерьез пожалела о затеянной ею игре с целью вернуть отцовский талисман. Видеть любимого в таком отчаянии для нее было невыносимо.

— Ник…

Ой поднял голову. В его глазах блестели слезы, но на губах появилась слабая улыбка. Взяв со стола злосчастные часы, он положил их в протянутую руку Лаки.

— Похоже, сегодня удача улыбнулась тебе, крошка. Что ж, счастливого Рождества, — едва слышно прошептал он.

— Значит, я выиграла? — тихо спросила Лаки, и в ее голосе не было радости.

Часы в ее руке оказались легче, чем она ожидала. Неужели такая маленькая вещица могла вызвать целую бурю болезненных ощущений и переживаний? Выигрыш теперь уже не казался ей столь желанным, как всего несколько мгновений назад.

— Ты выиграла: с таким именем, как у тебя, нельзя не выиграть.

Его голос звучал тихо, и в нем сквозили боль и отчаяние. Он не мог дождаться, когда она уйдет из кабинета, Потому что чувствовал, что теряет над собой контроль. Он наклонился вперед, опираясь ладонями о край стола и тем самым закрывая свои карты.

Этот жест мог показаться случайным кому угодно, только не Мэнни. Он сразу понял: тут что-то неладно. Заметив страх в глазах Ника, он поспешил ему на помощь.

— Твое манто, дорогая, — пробормотал он, поднимая с пола соболиную шубу и распахивая ее перед Лаки. Но она не стала надевать меха, потому что слишком спешила уйти из кабинета. Лаки дажя не подумала, какое впечатление произведет ее платье на игроков внизу. Перекинув шубу через руку, она помедлила, прежде чем направиться к двери.

— Пожалуй, тебе стоит надеть манто, детка, — слабо улыбнулся Ник. — Иначе ты в своем… шикарном платье вызовешь настоящий ажиотаж в игровом зале.

Скорее чувствуя его улыбку, чем видя ее она ощутила, как у нее болезненно сжалось сердце. Она выиграла отцовский талисман и навсегда потеряла любимого мужчину. От этой мысли ей с каждой минутой становилось все тоскливее.

«Ах, Ник, — пронеслось у нее в голове, — если бы вышла ничья, тогда право окончательного выбора принадлежало бы тебе… И тогда мне не пришлось бы причинять тебе боль и возвращаться в одиночестве в свою квартиру в доме Флаффи».

Мэнни вновь распахнул перед ней великолепное манто, и Лаки нехотя набросила его на плечи, уже не испытывая прежнего удовольствия от нежного прикосновения роскошного меха и гладкой атласной подкладки. Сейчас она готова была отдать все на свете, чтобы очутиться в объятиях Ника.

Уже у двери она обернулась и махнула рукой на прощание. Снова закутанная с ног до головы в дорогой мех, она смотрела на Ника, и по ее щекам градом катились слезы.

— Ну как, ты доволен? — тихо спросила она, имея в виду то, что она закрыла шубой свою наготу, и прикусила губу, чтобы он не видел, как она дрожала.

— Как я могу быть доволен всей этой чертовщиной?! — вспылил Ник.

Лаки выпрямилась и с негодованием вскинула вверх подбородок.

Ник направился к ней через весь кабинет, но на каждый его шаг вперед Лаки отвечала двумя шагами назад. Испытывая страшную боль и желая избежать разлуки с любимой, он вынужден был признать, что это оказалось выше его сил.

— Нет, — пробормотала она, — никогда… хватит с меня…

— Прощай, дорогая, — шепнул ей Мэнни, и через секунду в кабинете остались лишь он и его хозяин.

— Великий Боже! — вырвалось у Ника. Засунув руки в карманы, он подошел к окну, выходившему на улицу. Увидев, как она села в поджидавшее ее такси, он вдруг как-то весь сник и вздохнул.

— Ник! Что ты наделал?!

Ник обернулся. Мэнни раскрыл его обман. Стоя у стола, он смотрел на его вторую карту, которая так и осталась лежать лицом вниз. Это был туз пик! Значит, он все-таки выиграл?!

— Ники, у тебя было очко! Зачем ты солгал ей?

— Неужели ты думаешь, что я хочу вернуть ее таким способом? Я был в ее родном городе, видел, в каком окружении она росла. Я вернул ей женскую гордость, и это, поверь мне, не слишком большая плата за любовь.

Огорченно поникнув головой, Мэнни удалился, а Ник направился к телефонному аппарату.

— Ну вот, все кончилось, — сказал он в трубку. — Да, я сам видел, как она садилась в такси. Я прошу вас только об одном: если она надумает уехать, сообщите мне об этом. — Потом он горько засмеялся. — Черт возьми, мне не нужно знать, куда она уедет. Это мне уже известно. Мне необходимо только знать, когда именно она соберется это сделать, если соберется вообще. — Он поморщился от слов, сказанных на том конце провода. — Мне понадобится гораздо больше, чем просто удача, — сказал он и решительно закончил разговор: — Благодарю вас, мэм. Желаю счастливого Рождества. Я ваш должник до гроба, несравненная Люсиль Ламой. Можете быть в этом уверены.

Повесив трубку. Ник повернулся в своем вращающемся кресле так, чтобы видеть через окно черное безлунное небо. Ах, как ему было сейчас больно… Без Лаки он не мыслил своей жизни.

— Счастливого Рождества, любимая… — пробормотал он. — Надеюсь, сегодняшняя встреча навсегда похоронит призраки прошлого…

Спустя час он ехал домой, и на душе у него было пусто и одиноко.

Спустя несколько дней наступил Новый год, и городские улицы наполнились праздничным шумом и суетой. Но Лаки Хьюстон было не до праздников. Через два дня она должна была улететь в родной штат Теннесси.

— Где ты, Куини? — прошептала она, прижимая ладони к оконному стеклу. — Боюсь, одной мне не выдержать…

Нелепо было ожидать чуда. Ей придется в одиночку сделать то, что она давно Должна была сделать. Но потом… Что будет она делать потом?

Продолжать работать в казино «Клуб-52» было совершенно немыслимо. Она даже представить себе не могла, как сумеет вынести ежедневные встречи с Ником. Приличные заработки не могли заставить ее пожертвовать ради них своими чувствами. Однако и насовсем уезжать из Лас-Вегаса ей тоже не хотелось. Хотя Ник перестал быть частью ее жизни, она все же хотела знать, что остается в одном городе с ним. Наверняка здесь найдется немало других казино, где с удовольствием возьмут на работу опытного дилера. Она решила, что по возвращении из родного штата непременно найдет работу в другом игорном заведении, каких было немало в Лас-Вегасе.

— С Новым годом, Ник, где бы ты ни был в эту минуту… Даже если для тебя это уже не имеет ровно никакого значения, знай, что я все еще люблю тебя, — тихо сказала Лаки, не отходя от окна.

Ее мучили угрызения совести. Как она могла причинить такую боль человеку, которого любила всем сердцем? Почему, стремясь к хорошему, она поступила так, что всем стало плохо?

— Ладно, что сделано, то сделано, — пробормотала она, отходя наконец от окна. — Сначала съезжу в Крейдл-Крик, а там видно будет…

Она легла в холодную одинокую постель и попыталась заснуть. Сон долго не шел к ней, терзаемой сомнениями и угрызениями совести. Лишь перед рассветом молодой организм взял свое, и она крепко заснула.

— Вот, — сказала Лаки, протягивая Флаффи конверт. — Здесь плата за январь. Я уеду на два-три дня, а когда вернусь, буду снова искать работу. Может, на этот раз мне повезет больше.

Ее губы улыбались, но глаза оставались печальными и задумчивыми. Взглянув на конверт, Флаффи перевела взгляд на свою квартирантку, размышляя о глупости, столь свойственной молодости.

— Мне не нужны твои деньги, — сказала она. — Я их больше не возьму.

У Лаки похолодело внутри. Неужели Флаффи решила порвать с ней отношения? Только этого ей не хватало? У нее округлились глаза, и она не сразу нашлась, что сказать.

— Прежде чем ты уедешь, — продолжала Флаффи, — я хочу объяснить тебе причину своего отказа от твоих денег. Дело в том, что ты не должна больше платить за то, что находится в твоей собственности.

Ошарашенная Лаки уселась на стул.

— Что ты сказала? — хрипло переспросила она. Всю свою жизнь Люсиль Ламон имела репутацию женщины легкомысленной и даже гордилась этим. Но теперь она готова была отдать полжизни за то, чтобы назвать эту молодую женщину своей дочерью. Ее поступок был продиктован эмоциями, но она была убеждена в своей правоте. Всю жизнь она жила на грани риска и умереть хотела так же, рискуя.

— Я сказала, что это все твое. Весь дом и все, что в нем есть, а также все мои денежные сбережения и прочее добро, — она пожала плечами. — Иными словами, я сделала тебя моей единственной наследницей.

— Ты? Я… Боже! — выдохнула ошеломленная Лаки.

— При чем тут Бог? — недовольно фыркнула Флаффи. — Ему, наверное, не очень-то нравился мой образ жизни и способы, какими я достигла своего финансового благополучия. Впрочем, теперь я уже слишком стара, чтобы причинять ему беспокойство, и считаю это искуплением своих грехов. Поскольку я не могу унести свое добро в могилу, я решила отдать его тебе.

Неожиданно Лаки разрыдалась, и Флаффи почувствовала, что тоже сейчас заплачет. Она сдерживалась изо всех сил, но через несколько секунд обе подруги рыдали друг у друга на плече.

— У меня никогда не было детей. Это единственное, о чем я сейчас жалею, — сказала Флаффи. — По возрасту ты годишься мне во внучки. Поскольку у меня никогда не было семьи, а ты свою потеряла, я подумала, почему бы нам с тобой… не объединить свои усилия?

Продолжая плакать, Лаки прижималась щекой к морщинистой щеке Флаффи. Все ее тело сотрясали рыдания.

— Тебе пришлось нелегко, девочка моя, так ведь? — тихо спросила Флаффи.

Лаки кивнула, не переставая всхлипывать.

— И мне тоже, — пробормотала старушка. — Вот почему я к тебе так сильно привязалась. Мы с тобой одной породы — вечные борцы за справедливость, готовые любой ценой отстаивать свои жизненные принципы…

Улыбнувшись сквозь слезы. Лаки тихо сказала:

— Иногда я не совсем понимаю тебя, Флаффи, но очень люблю, и это чистая правда…

Флаффи довольно улыбнулась, став на мгновение похожей на Грету Гарбо в старости, и ответила:

— Вот это мне и нужно! Я больше не хочу жить в полном одиночестве. Пока я жива, ты будешь жить у меня на правах лучшей подруги, а когда я умру, все это станет твоим.

Обхватив двумя руками шею старушки, Лаки прошептала:

— Не говори о смерти… Не бросай меня… Все, кто мне дорог, уходят от меня…

— Ну, не все, — категорически возразила Флаффи. — Одного дорогого тебе человека ты сама от себя оттолкнула.

— И сейчас горько жалею об этом и буду помнить о нем всю свою жизнь, — отвернулась Лаки. — Если бы я могла начать все сначала, все было бы по-другому… Но теперь уже слишком поздно. Мне придется прожить оставшуюся жизнь с мучительным сознанием непоправимой ошибки…

При этих словах сердце Флаффи радостно забилось. Слава Богу! Значит, Лаки не станет сердиться на нее за то, что она собиралась сделать. Кто знает, может, ей удастся вновь соединить два любящих сердца?

— Ничего, деточка, все утрясется, — пробормотала она с таинственным видом. — А теперь поторопись, иначе опоздаешь на самолет! Вызови такси и поезжай с Богом! Чем скорее ты улетишь, тем скорее вернешься. А к твоему приезду я непременно приготовлю что-нибудь вкусненькое!

Не выдержав. Лаки рассмеялась.

Наскоро расцеловавшись на прощание, подруги расстались. Спустя некоторое время Флаффи осталась одна с сознанием собственной вины за то, что нарушила слово, данное Лаки. Она обещала Лаки, что Ник не будет знать ничего о ее планах. И вот не удержалась…

— Боже мой, — пробормотала она, усаживая своего кота на колени и поглаживая его черный пушистый мех. — Хоть ты, Люцифер, помурлычь для меня… Заставь меня поверить, что я поступила правильно…

Выгнув спину, кот недовольно зашипел, и Флаффи не долго думая сбросила его на пол.

— Ну и проваливай отсюда! — сказала она. — Очень ты мне нужен, как бы не так! Я уже не та одинокая старуха, какой была раньше. Теперь у меня появились друзья. Вот так-то!

Отскочив от разгневанной хозяйки, капризуля кот бросился наутек. Два старых врага давно привыкли во всем противоречить друг другу, заключив что-то вроде молчаливого соглашения: каждый имел право на свой характер.

Негромко ойкая, Лаки ерзала на кожаном сиденье, пытаясь найти положение, в котором старые пружины не впивались бы в ее тело. Сидевший за рулем пожилой мужчина улыбался и подмигивал ей, одновременно заставляя машину послушно взбираться по крутому склону холма.

Всю дорогу от Нэшвиля до Крейдл-Крика Лаки пришлось провести в тесной кабине грузовика вместе с шофером и его помощником. Это было не слишком приятно, но выбирать не приходилось.

Шоферу и его помощнику хорошо заплатили за работу, поэтому их нисколько не стеснило присутствие в кабине хорошенькой, хотя и неразговорчивой женщины.

— Я работаю на фирму «Памятники из Нэшвиля» вот уже двадцать два года, но эта поездка самая длинная из всех, что мне довелось сделать.

— Да, несомненно, — кивнула Лаки. За время довольно долгого путешествия из Нэшвиля в Крейдл-Крик она уже несколько раз слышала от него эти слова. Многотонный грузовик послушно взбирался по склону холма к шахтерскому городку.

— Кажется, скоро будем на месте, — пробурчал помощник шофера.

— Да, похоже, что так, — кивнула Лаки, с трудом подавляя присутствие тошноты. Ее сильно укачало.

Возвращение в родной Крейдл-Крик не взволновало ее. Что могли ей сделать местные жители, чего уже не делали, когда она здесь росла? Как только на могиле Джонни Хьюстона будет установлен привезенный ею памятник, она тут же уедет из этого городка в Нэшвиль, чтобы первым же рейсом вернуться в Лас-Вегас.

Когда перед машиной замаячили первые постройки, она крепко сжала в пальцах небольшую плоскую коробочку, которую всю дорогу держала в руках.

— Вот это да! — вырвалось у помощника, когда он стал приглядываться к городку, куда въехала их машина. Бросив взгляд на Лаки, он сказал извиняющимся тоном: — Простите, мисс… это я от удивления…

В ответ Лаки кисло улыбнулась.

— Ничего страшного. Чем скорее мы закончим дело, тем лучше для всех нас.

Звучный рев двигателей многотонной машины заставил жителей городка поспешить к окнам, чтобы посмотреть, кто это приехал. На борту грузовика была яркая надпись: «Памятники из Нэшвиля».

Лаки ничего не знала о том впечатлении, которое произвел необычный грузовик на местных жителей. Тем временем волнение нарастало. Только дурак не понимал, что кто-то заказал надгробный памятник, который теперь везут устанавливать на могилу. Неужели он будет установлен на городском кладбище Крейдл-Крика? Нет, не может этого быть. Грузовик просто едет мимо. Но когда машина, миновав бензоколонку, свернула к городскому кладбищу, сомнений ни у кого не осталось — точно! Именно на их кладбище! Но на чьей же могиле?

К тому моменту, когда машина остановилась и Лаки выбралась из кабины, разминая затекшие конечности, несколько самых любопытных зевак уже стояли среди деревьев. Взглянув вниз, Лаки увидела других любопытных, поднимавшихся вверх по дороге к кладбищу.

— Ну вот, только этого мне не хватало, — пробормотала Лаки. Именно этого она опасалась. Снова ей придется выслушивать несправедливые упреки и обвинения в свой адрес. Ну нет! Она гордо вскинула подбородок и сжала губы, застегивая верхние пуговицы своего голубого шерстяного пальто. Сильный холодный ветер раздувал его полы, но она не обращала на это никакого внимания.

— Еще немного терпения, и все будет позади, — прошептала она себе под нос, натягивая на голову вязаный шарф.

Отойдя немного в сторону, она стала смотреть, как грузовик развернулся и шофер с помощником стали выгружать блестящий черный надгробный камень.

Поглощенная созерцанием работавших мужчин, она не замечала приглушенного шепота за своей спиной. Она подозревала, что местные жители не узнали ее и не успели еще прочесть надпись на камне.

— Придется повозиться, — предупредил ее старый шофер. — Земля уже успела подмерзнуть.

В ответ Лаки согласно кивнула.

— Сделайте все как надо, это моя единственная просьба.

Вытирая руки о штаны, шофёр гордо сказал:

— На меня еще никто ни разу не жаловался, мисс. Останетесь довольны и вы.

— Не забудьте, — напомнила ему Лаки. — Прежде чем вы окончательно установите камень, я должна кое-что положить под него.

Шофер кивнул. Он прекрасно помнил ее просьбу. Тем временем, оставаясь вне поля зрения Лаки, к толпе зевак присоединился еще один человек. Стоя позади всех, он втягивал голову в плечи, защищаясь от холодного ветра.

Это был Ник. Глядя на печальное лицо Лаки, он остро переживал за нее. Высокая стройная женщина в голубом пальто выглядела очень одиноко на фоне серого городка, в котором ее так ненавидели в детстве… Ему хотелось обнять ее, почувствовать биение ее сердечка и знать, что оно бьется только для него. Но для этого еще не наступило время. Как и остальные жители Крейдл-Крика, он стал ждать дальнейшего развития событий. Помощник шофера поднялся с коленей и позвал Лаки:

— Мисс, вы хотели…

Погруженная в мрачные воспоминания, Лаки вздрогнула от его голоса.

— Вы просили сделать небольшую ямку… Она готова, мисс.

Кивнув, Лаки подошла к могиле и опустилась на колени. Джинсы оказались плохой защитой от промерзшей почвы, но это не имело для Лаки никакого значения, потому что дело, которое она собиралась завершить, не могло занять много времени.

— Я сделала это, Джонни, я нашла твой талисман, — прошептала она, силясь улыбнуться. Из глаз покатились жгучие слезы.

Потом она положила в ямку привезенную с собой плоскую коробочку и стала руками забрасывать ее землей, решительно отказавшись от помощи шофера и его напарника. Вскоре коробочка с часами, доставшимися ей такой дорогой ценой, полностью была скрыта под комьями мерзлой земли.

— Спи спокойно, папочка. Я тебя никогда не забуду….

Кто-то помог ей подняться на ноги. Ей было все равно, чья рука подхватила ее под локоть, потому что в этот момент она была слепа от горячих слез. Прежде чем она успела разглядеть того, кто ей помог, этот высокий и темноволосый человек успел скрыться в толпе стоявших поодаль зевак. Лаки стала наблюдать за тем, как шофер с помощником принялись за окончательную установку надгробного камня.

Когда жителям городка открылась наконец надпись на камне, раздался удивленный шепот. Отполированный до блеска черный камень казался огромным куском антрацита.

— Да это для Хьюстона! Не может того быть! Кто бы мог подумать! Как вы думаете, кто заказал этот камень? Может быть… Вы полагаете?

Всю жизнь Лаки слышала за своей спиной шепот и пересуды, поэтому теперь она не обращала внимания ни на собравшихся людей, ни на их удивленные, хотя и приглушенные возгласы, сосредоточенно наблюдая за работой шофера и его помощника.

Через несколько минут дело было завершено.

— Мы подождем вас внизу, — сказал шофер. Для них было привычным делом ожидать, пока заказчик проведет нужное ему время у могилы родственника. Сегодняшний день ничем не отличался от прочих.

Согласно кивнув. Лаки осталась стоять у могилы отца и поэтому не видела, как все тот же высокий темноволосый мужчина вышел из толпы и, подойдя к шоферу и его помощнику, заговорил с ними. Спустя несколько минут они согласно кивнули, и вскоре стоявший внизу грузовик тронулся в обратный путь, вместо того чтобы дождаться Лаки.

— Джон Джейкоб Хьюстон…

Лаки обернулась на голос. Рядом с ней стояла пожилая женщина, придерживавшая полы изрядно поношенного пальто. Взглянув на Лаки, она перевела взгляд на массивный надгробный камень.

— Я даже не знала его полного имени, — сказала она, кивая в сторону камня. — Хорошая работа. В Библии сказано: «Почитай отца твоего». Ты сделала доброе дело, даже если твой отец этого, может быть, не заслужил.

Лаки попыталась улыбнуться, но слишком много горя принесли ей жители Крейдл-Крика, чтобы она могла легко их простить. Женщина пошла прочь от могилы, а Лаки снова повернулась к черному надгробному камню.

Ниже имени отца стояла дата его рождения и дата смерти, а еще ниже — всего одна строчка, которую она попросила выгравировать в мастерской. Буквы расплывались перед ее полными слез глазами, но она все же могла прочитать: «В ПАМЯТЬ О МОЕМ ОТЦЕ».

Рядом раздался негромкий голос старика:

— Конечно, это больше, чем он заслужил, но все равно хорошо, что ты сделала это для него. Ведь это одна из десяти Божьих заповедей, так?

Взглянув на старика, Лаки узнала в нем одного из дружков отца по бару Уайтлоу и кивнула ему.

— Та самая, где сказано о почитании отца с матерью, кажется, — продолжал старик. — Молодец, хорошая дочь, соблюдаешь Божьи заповеди и все такое…

Лаки молча кивнула, и старик, похлопав ее по плечу, отошел в сторону. Она никак не ожидала услышать в его голосе уважительного одобрения.

Один за другим стоявшие в стороне местные жители стали подходить к надгробному памятнику, отдавая дань уважения человеку, которого ненавидели при жизни. От этого Лаки захотелось зарыдать во весь голос, хотя слезы и так непрестанно текли по ее щекам.

Наконец все ушли, оставив ее одну. Глядя на основание камня, Лаки думала о том, что хотя бы в смерти ее отец обрел давно утерянное счастье — талисман семьи Хьюстонов.

Внезапно к ее ногам что-то упало. Вздрогнув, Лаки уставилась на это что-то, не веря своим глазам. На мерзлой холодной земле лежала карта — туз пик! Это было слишком невероятно, даже если принять во внимание тот факт, что он лежал на могиле завзятого игрока.

Наклонившись, Лаки подобрала карту и только тут заметила позади себя чью-то тень. Охваченная страхом, она резко выпрямилась, крепко зажав в руке карту, но, увидев стоявшего рядом человека, вздохнула с облегчением и удивлением.

Карта выпала у нее из рук и, покачиваясь в холодном воздухе, легла на землю рядом с надгробным камнем. У Лаки задрожали губы, и из глаз снова хлынули слезы. Она не сказала ни слова человеку, который когда-то отдал ей свое сердце. Захочет ли он снова сделать это?

— Ник… ― нерешительно произнесла она.

В ответ он молча раскрыл объятия, и через мгновение она уже прижималась к его груди, не думая о том, как и почему он вдруг оказался здесь. Он был рядом, он стал поддержкой и опорой в наиболее трудный момент ее жизни, и ничего другого ей не было нужно знать.

— Детка, с тобой все в порядке? — мягко спросил он, нежно поглаживая ее спину.

— Ах, Ник… Они пришли… Возможно, сначала из чистого любопытства, но потом… На этот раз они не отвернулись от него и от меня…

— И никогда уже не отвернутся, — прошептал Ник, нежно касаясь губами ее припухшего от слез рта.

Их холодные поначалу губы теплели по мере того, как поцелуй становился все более страстным. Когда Лаки, вздохнув, слабо застонала, Ник оторвал ее от земли и закружил, прижимаясь лицом к ее шее. Он был готов отдать все на свете, чтобы Лаки никогда больше не испытывала такого горя.

— Ник? — нерешительно начала Лаки. Он ждал этого еще не произнесенного ею вопроса и знал, как на него ответить. На этот раз ей придется все-таки простить его… или хотя бы понять. Иначе ему придется силой увезти ее в свой дом. Снова отпускать ее от себя он решительно не хотел.

— Что, детка? — отозвался он, осыпая нежными поцелуями ее шею.

— Почему туз?

— Он был моей второй картой, детка. Я пришел за своим выигрышем.

Лаки изумленно ахнула. В ее зеленых глазах зажглось Негодование.

— Так ты выиграл тогда?

Он кивнул и обнял ее еще крепче, опасаясь худшего.

— Теперь, Лаки, тебе все-таки придется…

— Обманщик!

Он сокрушенно кивнул, не пытаясь возражать.

— И лгун! Ты заставил меня поверить в твой проигрыш!

Ник уже начал тревожиться, но тут она звонко рассмеялась. Наверное, странно было со стороны видеть счастливо смеявшуюся женщину на могиле своего отца. Но кого это интересовало? В конце концов, чего можно ожидать от дочери игрока?

— Лаки, милая, — пробормотал Ник, чувствуя, как к нему возвращается надежда на лучшее.

— О Боже! — выдохнула она и закинула обе руки ему на шею. — Я сделала это! Ах, Джонни, если бы ты мог видеть меня сейчас! Я сделала то, что поклялась никогда не делать. Я по уши влюбилась в игрока, обманщика и лгуна!

— Только при необходимости, — уточнил Ник.

— Что при необходимости? Любишь меня при необходимости или лжешь и мошенничаешь при необходимости?

— Неужели ты и вправду не знаешь ответа на эти вопросы? — прошептал он, нежно целуя и покусывая мочку ее уха.

— Все знаю… Я только хочу сказать, что люблю тебя Ник. Слава Богу, я не успела разрушить это чувство!

— Ах, детка, между нами все по-прежнему… но я должен задать тебе один вопрос… Я уже говорил об этом с твоим отцом, и он, как мне кажется, согласен.

Лаки испугалась, взглянув в ставшие вдруг слегка безумными глаза Ника.

— С отцом?..

— Я был здесь несколько недель назад, и мы с ним имели долгий разговор. Тогда я дал ему слово. А я, как и ты, никогда не нарушаю своих обещаний. Я сказал ему, что скоро вернусь вместе с тобой. Будет только справедливо, если я сделаю предложение руки и сердца в присутствии родственников моей избранницы.

Лаки снова расплакалась.

— О Боже, детка, зачем же ты снова плачешь? — пробормотал Ник.

Но Лаки только покачала головой и всем телом прижалась к мужчине, похитившему ее сердце.

— Лаки Хьюстон, ты согласна выйти за меня замуж? — тихо спросил Ник, тревожно ожидая ответа, от которого зависела вся его дальнейшая жизнь.

— Возможно, я окончательно сошла с ума, но я… согласна! Да! Да! — всхлипнула она, снова прижимаясь к его груди.

Прошло немало времени в счастливом молчании, которое прерывалось лишь нежными поцелуями. Наконец Лаки тихо сказала:

— Как жаль, что мы с тобой сейчас так далеко от дома.

— Не так уж и далеко, — ответил Ник, думая о зафрахтованном им самолете, который ожидал их в аэропорту Нэшвиля.

Она снова вздохнула.

— Обними меня… Я хочу, чтобы ты меня любил, — она обняла его за талию, — всю ночь… всегда… и только ты… Но, кажется, нам не удастся сегодня возвратиться в Лас-Вегас.

— Спорим, удастся? — лукаво улыбнулся Ник.