Коттон, Техас, 1974 год

— Саманта Джин, куда это ты собралась?

Сэм закатила глаза и вздохнула. Черт! Если бы папуля смазал петли на двери черного хода, мама не смогла бы ее услышать.

— Просто выйти, — ответила она спокойно.

— Уже почти стемнело.

— Знаю, но ведь я буду с Джонни. — Она не слышала, как раздраженно хмыкнула мать, а если бы и услышала, то не удивилась бы, поскольку знала: ее мама считает Джонни Найта слишком взрослым и грубым мальчишкой для друга восьмилетней девочки. В свои полные десять лет он уже заработал в их крошечном городке репутацию «уличного ребенка».

Его отец овдовел несколько лет назад и уже давно предоставил Джонни самому заботиться о себе.

К тому времени когда Джонни Найту исполнилось восемь, он приобрел уважение старших ребят в округе и не давал им спуску. Но что больше всего поражало местное общество, так это странная дружба, вспыхнувшая между маленькой дочкой директора школы и единственным хулиганом Коттона.

Шлепая маленькими босыми ножками по сухой пыльной земле, Саманта побежала по аллее к городскому парку. Во дворе позади нее залаяла собака, через дорогу метнулась кошка, но ничто не могло заставить ее замедлить бег. Она ощупала карман своих запыленных джинсов, проверяя, все ли она захватила из того, что просил принести Джонни. Сегодняшний вечер был слишком важен, чтобы в чем-нибудь напортачить.

И еще для Саманты было очень важно, чтобы Джонни похвалил ее.

Длинные голубые тени скользили по уединенному уголку заросшего травой парка. Саманта увернулась от ночной бабочки, порхнувшей у нее перед лицом. Она не вскрикнула, хотя удержалась от этого с трудом. Уже почти стемнело, а когда Джонни не было рядом, Саманта была не такой уж храброй.

Но вот он появился, вынырнув из-за ряда деревьев и подбежав к ней с улыбкой на лице; густые черные волосы в беззаботном беспорядке. Джонни махнул рукой, и она подошла к нему ближе.

— Все принесла? — поинтересовался он. Саманта кивнула, нервно оттягивая на груди свою вылинявшую футболку; на ее ангельском личике застыло странно печальное выражение.

— Ты все еще хочешь это сделать?

Она снова кивнула.

Джонни ободряюще хлопнул ее по спине и ухмыльнулся.

— Тогда пошли, Сэм. Томми сказал мне, как это делается. Раз уж мы решились, то должны действовать по всем правилам.

Сумерки совсем окутали парк, когда Джонни и Саманта подошли к группе деревьев, затерявшейся в глубине городского парка. Он уже расчистил место под пышно цветущей мимозой, и у Саманты екнуло в животе, когда, упав на колени, она начала опустошать свои карманы.

Темнота все сгущалась, обволакивала их; наступала настоящая ночь. Джонни работал быстро, раскладывая различные приспособления, которые нужны были для совершения таинственного обряда. Надо было успеть до того, как мать Саманты начнет выкрикивать ее имя; она делала так каждый вечер, призывая свою маленькую дочь вернуться домой.

Джонни никогда не приходило в голову, как это грустно, что никто не зовет его домой, что никому, кажется, нет дела, что он один остается во тьме.

В десять лет он был уже весьма самостоятельным маленьким мужчиной.

— Ну вот, — произнес он, глядя сверху в широко раскрытые голубые глаза Саманты и придвигаясь к девочке поближе, чтобы удостовериться, что на них не показались слезы. — Я готов.

— Я тоже, — ответила она и смело протянула ему руку.

— Ты хочешь быть первой? — спросил Джонни, удивленный неожиданным проявлением мужества со стороны своей подружки.

Та кивнула.

— Тогда начнем. — Он взял Саманту за запястье и крепко сжал пальцы. — Если хочешь, закрой глаза.

Девочке очень этого хотелось, но она отрицательно помотала головой.

Надрез ножом по запястью был совершен мгновенно и оказался не больнее укола. Она задохнулась и опустила глаза вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джонни делает такой же надрез на собственном запястье, чуть ниже основания большого пальца.

Тоненькая струйка ярко-красной крови потекла по ее руке. Сердце Саманты колотилось о ребра, но она подавила желание заплакать. Ведь все это было слишком серьезно, чтобы обращать внимание на тошноту или плакать, как, малявка.

— Пора, — мягко сказал Джонни, вновь взяв подружку за руку. Когда их запястья соединились и кровь, смешавшись, закапала на траву, он произнес: — Повторяй за мной.

Она повиновалась.

— Друзья навсегда, и в радости, и в горе.

— Друзья навсегда, и в радости, и в горе. — Саманта тихим эхом вторила ему, потрясенная необыкновенным ощущением от того, что их кровь смешивается и жаркой струйкой течет по рукам. — Хранить тайны и выполнять обещания.

— Хранить тайны и выполнять обещания. — Цикады на дереве, под которым они расположились, вдруг разразились сумасшедшим восторженным стрекотом, отчего Саманта в испуге вскочила.

Внезапно то, что начиналось как игра, стало чем-то большим, хотя дети этого еще не осознавали. Этой ночью между ними возникла связь, для понимания которой потребуется больше лет, чем им сейчас.

— В этом клянусь.

— В этом клянусь.

— Истинный крест, чтоб мне умереть.

— Истинный крест, чтоб мне умереть.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Свершилось!

Темно-карие глаза Джонни и густые волосы, постоянно нуждавшиеся в стрижке, были хорошо знакомы Саманте, так же как и угловатые сердитые очертания подбородка. Но сегодня в их отношениях что-то изменились. Теперь она уже больше не была маленькой девчонкой, которой он просто позволял находиться рядом. Теперь Саманта принадлежала Джонни Найту, а он принадлежал ей.

Джонни заметил, как тревожно расширились глаза Сэм, когда они разняли руки. Он и сам почувствовал укол страха при виде того, сколько крови оказалось на обоих запястьях.

Нервничая, он вытер ее руку полой своей рубашки, чтобы очистить место надреза; затем вскрыл пакетик с лейкопластырем и быстро залепил ранку. Открыв другую упаковку пластыря и передав его Сэм, он внимательно следил за тем, как она прикладывает белую полоску к его собственной ранке.

Джонни почувствовал внутреннее удовлетворение от того, что она так и не разревелась. Тут он вспомнил о замызганном носовом платке в кармане, поспешно вытащил его и принялся вытирать остатки крови с их рук, пока не исчезли все следы происшедшего, за исключением пары пустых оберток от пластыря на земле под ногами.

— Саманта! Пора домой!

Крик был слабым, но отчетливым. При звуке голоса матери Саманта дернулась, прикрыла здоровой рукой запястье и нервно оглянулась.

Джонни вздохнул. Это всегда срабатывало. Мать Саманты умудрялась звать дочь домой именно тогда, когда начиналось самое интересное.

— Кажется, тебе пора идти, — сказал он и помог подружке подняться на ноги. Затем еще раз проверил в густой темноте техасской ночи место пореза на ее руке, чтобы убедиться: кровотечение прекратилось. Он не мог позволить себе отправить Сэм домой без проверки. А вдруг она ночью истечет кровью?

Она вздохнула, отчего-то не желая, чтобы тонкая нить, протянувшаяся между ними, порвалась.

— Саманта Джин! — вновь позвала мать. Когда та называла дочь полным именем, это уже было серьезно.

— Мне надо идти, — сказала она и бросилась бежать, но голос Джонни остановил ее.

— Сэм! Подожди.

Девочка обернулась и бросила взгляд назад, напряженно вглядываясь в темноту под мимозой. Она и не хотела оставлять Джонни там, и боялась разозлить мать.

— Помни, никому ни слова. Если проболтаешься, то волшебство пропадет, — предупредил он.

— Обещаю, — прошептала она. — Истинный крест, чтоб мне умереть. — После этих слов она убежала.

Четыре года спустя Джонни поколотил парня, жившего через улицу, за то, что тот дразнил Саманту Карлайл и довел ее до слез. А еще через четыре года, в день своего шестнадцатилетия, она подарила Джонни нечто большее, чем простые обещания.

Джонни Найт стоял за плотным рядом мимоз, укрывшись от любопытных глаз и ожидая в темноте прихода Саманты. Он точно знал, что она придет. Она пообещала.

Он поежился отчасти из-за нервного возбуждения, отчасти от снедавшего его желания. Он хотел Саманту так сильно, как только может хотеть любимую восемнадцатилетний парень. Но он слишком любил ее, чтобы подталкивать к близости. Сегодня он припас кое-какие новости, которые могут ей не понравиться.

Сегодня он записался в морскую пехоту. Армейская служба оставалась его единственным шансом. Оценки, полученные в школе, не позволяли претендовать на стипендию ни в одном колледже, а работа едва позволяла сводить концы с концами. Отец уже почти год сидел в тюрьме, так что вокруг не осталось никого, кто мог бы помочь изменить к лучшему его жизнь. Придется побороться за себя… и за Саманту. Ведь он столько всего намечтал о будущем! И в каждой мечте была она.

Послышались шаги, и когда девушка, пробравшись сквозь заросли, порхнула в его объятия, сердце Джонни заполнила такая любовь, что слова были бессильны ее описать. Какое-то время он только и мог, что обнимать ее.

— Я не знала, удастся ли мне, — воскликнула Саманта, прижимаясь к нему, смеясь и одновременно дрожа от волнения, вызванного побегом из дома. — Что за таинственность? Ты испугал меня чуть не до смерти, когда позвонил.

Джонни нахмурился. С тех пор как его отец попал в тюрьму, Саманте запретили видеться с ее другом и даже говорить. Он знал, что сильно рискует, звоня ей домой, но это было необходимо.

Джонни ненавидел отца Саманты за то, что тот разлучил их. Это было несправедливо. Не совершая преступления, он понес за него наказание, причем такое, которое почти убивало его. Отказаться от Саманты было невозможно. После ультиматума ее папаши они встречались тайком, урывками.

Он обнял ее, погладив нежную кожу у основания уха, что всегда заставляло ее ежиться и похохатывать. Саманта реагировала так, как он и ожидал.

— Боже, Сэм, как я буду скучать по тебе! — Ему трудно было произнести эти слова и не заплакать, и еще труднее оттого, что невозможно объяснить ей, как ему больно говорить об этом.

Она замерла.

— Скучать по мне? Почему? Ты уезжаешь?

Джонни крепче прижал ее к себе. Он был не в состоянии взглянуть на Саманту. Если она заплачет, он разрыдается вместе с ней, а мужчины в восемнадцать лет не плачут.

— Морская пехота. Я записался сегодня.

— Нет!

Ее крик разорвал ему сердце. В отчаянии она вцепилась в его рубашку.

— Джонни! Почему?

Но, едва взглянув в его лицо, она смогла прочитать ответ. Единственным способом для него переломить свою судьбу был отъезд отсюда. Все и каждый здесь, глядя на Джонни, вспоминали о его отце. Жители городка потихоньку, шепотом подсчитывали, через какое время он сам тоже сядет в тюрьму за воровство. Саманта уткнулась лицом в рубашку Джонни. Как он и боялся, она начала плакать.

— Когда?

Он прикусил губу и запустил пальцы в ее волосы. Когда Сэм шевельнулась в его объятиях, каким-то образом наконец нашлись слова.

— Послезавтра, в восемь утра.

— Ты меня забудешь, — прошептала она, потянувшись ему навстречу для поцелуя. — Ты уедешь и больше уже не вернешься.

— Я не смогу тебя забыть, даже если бы попытался, — произнес он, ощущая такую боль в каждой клеточке своего тела, что не мог ясно мыслить. — И я обязательно вернусь. Я вернусь за тобой. Истинный крест, чтоб мне умереть.

Она засмеялась сквозь слезы. Он повторил столь памятную ей детскую клятву.

Джонни притянул ее лицо к своему. Он хотел лишь поцеловать ее, но их обоюдная печаль породила отчаянное стремление к близости. Необходимость доказать друг другу истинность своих чувств.

— Боже, Саманта. Я так люблю тебя, — шептал Джонни. — Я люблю тебя так, что мне больно.

Сэм спрятала лицо у него на груди. Она была смущена… и в то же время заинтригована. Она знала, где у него болит. Доказательство тому твердо упиралось ей в живот. Ей стало страшно. Страшно любить Джонни. И страшно не любить.

Точно так же как в ту давнюю ночь, когда они принесли друг другу клятву вечной дружбы на крови, Саманта приняла решение. И вновь сделала первый шаг.

Выскользнув из рук Джонни, она начала расстегивать свою блузку. Пуговица за пуговицей, не в силах посмотреть на него, боясь увидеть, какие чувства его обуревают.

Джонни застыл как изваяние, но внутри его уже горел огонь. Он не мог поверить в то, что видит. Но в то же время понимал, что не сможет остановить ее, даже если захочет.

— Сэмми?

Девушка остановилась и медленно подняла голову. Ночные тени скрадывали почти все его лицо, лишь темные техасские глаза смотрели на нее сквозь сумерки. Она взяла его руку и нежно, но твердо положила себе на грудь.

— О Боже, Сэмми, ты уверена?

Она кивнула. — Люби меня, Джонни. Я не могу позволить тебе уехать, не сделав так, чтобы ты обязательно вернулся.

Стон повиновения был его единственным ответом.

И здесь, под мимозовым деревом, они упали в объятия друг друга, переплетя свои юношеские тела в неудержимом порыве. Прежде чем закончилась ночь, Саманта отдала Джонни единственное, что могла еще подарить. Себя. Два дня спустя она поцеловала его на прощание на автобусной остановке и осталась одна с его обещаниями, все еще звучавшими в ее ушах. А еще через две недели Саманта Карлайл и ее родители внезапно уехали в Калифорнию. Саманта так никогда и не узнала, что ее отцу было известно больше, чем ей хотелось бы, о ее отношениях с Джонни. Он ненавидел мальчишку и в то же время был напуган их привязанностью друг к другу, понимая, что бороться с этим бесполезно.

Он сделал единственное, что считал правильным, — увез свою дочь подальше от соблазна, перевез семью на другой конец страны и втайне от Саманты намеренно не оставил в Коттоне нового адреса.

Спустя месяц после переезда, видя, что ни одного письма до них не доходит, а его дочь каждую ночь засыпает со слезами на глазах, мистер Карлайл все еще утешал себя, что его действия продиктованы самыми лучшими побуждениями. Что в один прекрасный день дочь все поймет.

Этот день так и не наступил.

Саманту пронзила дрожь, когда руки Джона Томаса сжали ее чуть крепче. Видно, не только она сохранила в памяти их былую дружбу.

Он бросил все ради нее. Он здесь, в Лос-Анджелесе.

Саманта вздохнула, когда его руки нежно отвели пряди волос с ее лица.

— О, Джонни, — всхлипнула она. — Я не могу поверить, что ты приехал.

Джон Томас и сам не до конца в это верил. Но он все-таки стоял в доме на лос-анджелесской улице, обнимая Саманту Карлайл и раздумывая, что делать дальше. Когда-то он знал эту девчонку лучше, чем себя самого. Но в присутствии женщины, в которую она превратилась, он отчего-то сильно нервничал.

Джон Томас обнял ее еще раз, подержал в кольце своих рук, затем отпустил и, вытащив из кармана носовой платок, протянул Саманте.

— Вытрись, — сказал он, Она повиновалась. — А теперь высморкайся.

Она усмехнулась, но послушно исполнила приказ.

— В одном я убедилась точно, — сказала она, возвращая платок. — Ты ничуть не изменился. Командуешь, как всегда.

Он слегка улыбнулся. Это она подметила точно. Джон Томас любил, чтобы все было по-его.

Саманта вглядывалась в лицо Томми, начиная осознавать, что рядом с ней стоит настоящий покоритель женских сердец. Ей был знаком такой тип мужчины. Она просто не могла окончательно поверить, что ее Джонни — уличный мальчишка с огромным самомнением — все еще прятался внутри этого незнакомца, готовый вырваться на свободу без предупреждения. Этот огромный мужчина излучал обаяние и выглядел уж очень сексуально.

— Так что, Сэм… Зачем я здесь? — спросил Джон Томас. — Почему ты послала такое отчаянное письмо?

Улыбка сползла с ее лица; Саманта отступила назад, высвобождаясь из его рук.

— Дело в том, — произнесла она, — что какой-то псих хочет перевести меня на иной уровень космического сознания.

Джон Томас нахмурился.

— Что это, черт возьми, значит?

— Это значит, что кто-то ненавидит меня так сильно, что хочет моей смерти.

— Не понимаю. Неужели полиция не может его поймать? Как долго все это продолжается?

Саманта вздохнула и подвела Джона к столу.

— Это долгая история, Джонни. Ты располагаешь временем?

Взгляд, который он бросил на нее, развеял былой страх, но на смену ему пришло непонятное волнение. Темные глаза Джона Томаса были такими спокойными, а прикосновение руки, потрепавшей ее по щеке, сказало больше, чем любые слова.

— В свое время я бы ответил, что всей моей жизнью. До того как ты уехала из Коттона. — Джон Томас не мог, да и не хотел говорить больше о старой боли, все еще терзавшей его. Время так и не заполнило пустоту в душе от ее предательства. — А теперь я хочу, чтобы ты рассказала мне все.

С губ Саманты сорвался невольный вздох. Его ответ сказал больше, чем она ожидала. Но все равно, девушку невольно охватила досада оттого, что он так небрежно упомянул об их расставании. Видимо, оно ранило Джонни не так сильно, как ее. Саманта до сих пор живо помнила бессонные ночи и свои слезы. Даже теперь, спустя годы, его безразличие к ее разбитому сердцу причинило ей боль. Но страхи, терзавшие ее сейчас, были серьезнее, нежели страдания из-за бывшего возлюбленного, бросившего ее. По крайней мере, Джонни приехал ей помочь. Он уже сделал больше, чем кто-либо другой. Девушка указала на стол, заваленный грудой писем и пакетов, содержавших больше ненависти, чем вмещает порой вся человеческая жизнь.

— Присядь, — сказала она, — и получи удовольствие. У меня столько этого дерьма, что тебе не разобраться и до утра.

Горькая усмешка на ее губах отозвалась болью в его сердце. Джон Томас сел и уставился на бумажную гору перед собой, гадая, с какого конца начинать.

— Не волнуйся, — сказала она, невольно ответив на его невысказанный вопрос. — Не важно, откуда ты начнешь. Вообще во всех посланиях одно и то же. Кто-то ненавидит меня. Кто-то хочет моей смерти.

После этих слов Саманта отвернулась, внезапно застыдившись того, что этот высокий привлекательный незнакомец сейчас узнает так много о ее жизни. Джону Томасу оказалось достаточно одного взгляда на гримасу боли на ее лице, чтобы принять решение. Он встал и отодвинул от себя бумажные кипы.

— Это может и подождать, — заявил он. — Я слишком много времени провел в самолете, а на сумасшедших улицах этого города — и того больше. Я голоден. Выбирай место, куда мы пойдем. Я угощаю.

— Нет! — Саманта побледнела и стиснула руки. — Ты не понимаешь, Джонни. Я не могу выйти. Что, если он заметит меня? Обнаружит меня снова? — Она оглянулась на кучи писем на столе. — Что, если в следующий раз он подойдет и выскажет всю эту грязь мне в лицо? Что, если…

— А что, если ты на время предоставишь мне позаботиться об этом сукине сыне? Ведь ты звала меня за этим? Кроме того, я ведь и раньше встречался с плохими парнями, Сэм. Если он сунется к тебе, я знаю, что делать.

Ярость, прозвучавшая в его голосе, дошла до скованного ужасом сознания Саманты. Почувствовав облегчение, она долгим и пристальным взглядом всмотрелась в лицо человека, стоявшего перед ней.

— Джонни, а чем ты сейчас зарабатываешь на жизнь?

Он ухмыльнулся.

— А ты не знаешь? Ты что, вправду не знаешь?

Она отрицательно покачала головой. Он засунул руку в карман, и то, что он вытащил оттуда, заставило глаза Саманты расшириться от удивления. Медленная, неуверенная улыбка растянула ее губы.

— Хулиган из Коттона, штат Техас, — полицейский?

— Шериф, — поправил он. — Шериф графства Чероки, если быть точным. — Он покачал головой. — Я думал, ты знаешь. Мне казалось, именно поэтому ты позвала меня.

Саманта удивленно посмотрела на Джонни.

— Нет, вовсе нет, — прошептала она. — Я просто хваталась за последнюю соломинку… последнюю надежду — и подумала о тебе.

Прошло столько лет — и все равно, когда наступили тяжелые времена, она позвала, и он приехал. Само по себе это говорило о том, что данные когда-то обещания действуют, о том, что жив их общий секрет, хранимый до сих пор.

Спазм в его желудке не имел ничего общего с чувством голода, просто Джону Томасу необходимо было переменить тему.

— Запомни, я не ем овощей, — предупредил он. — Ну разве совсем чуть-чуть. Я люблю мясо, сочное красное мясо. И то если оно как следует прожарено и…

Саманта рассмеялась.

— О Господи! — Она ткнула его пальцем в солнечное сплетение. — Я все поняла. Ты крутой парень. Твое мясо должно быть как следует прожарено, а…

— Моя женщина послушна, — подхватил он.

Ее лицо вспыхнуло, и впервые за последние месяцы Саманта взглянула на мужчину с чувством, непохожим на страх.

Соединить в мыслях Джонни Найта и любовь оказалось не очень-то легко. Саманта все еще была замкнута на образе, который остался у нее в памяти от восемнадцатилетнего юноши… К этому великану с дерзко очерченными скулами и магнетическим взглядом надо было еще привыкнуть.

— Так ты пойдешь? — спросил он мягко, понимая, что его сексуальное поддразнивание взволновало ее.

— Думаю, да, — ответила она наконец, не вполне уверенная в том, куда и зачем он ее приглашает. На обед… или куда-то еще? Сдержанность и Джонни Найт никак не вязались друг с другом в ее воображении.

— Не раздумывай, Сэм. Просто реши. Или мы идем, или нет. Слово за тобой.

На этот раз она окончательно убедилась, что в его словах кроется тайный смысл. Но для нее, павшей духом и потерявшей изрядную долю самоуважения, это было даже приятно.

— Ладно, ковбой, сегодня мы будем вдвоем весь вечер. Но чур не нахальничать. Я скажу, когда… и как далеко ты сможешь зайти. Понятно?

Джон Томас выслушал ее предупреждение, хотя Саманта могла бы этого и не говорить. Он понял все много лет назад, когда все его письма пришли к нему обратно с пометкой «Вернуть отправителю».