Когда Виктор проснулся в первый раз, было еще темно. Гадатель долго лежал, уставившись в потолок, мучительно ожидая ночного приступа.
Будто отрицая хорошее самочувствие Виктора, кашель был сильнее обычного. Гадателю казалось, что его легкие сжались, скрутились в крепкие жгуты, и сделать вдох было практически невозможно. Он кашлял и кашлял, пытаясь избавиться от хрипов, от зуда и мокроты, от душащей боли, царапающей горло и легкие. Он свернулся, повернувшись набок, подтянув колени к груди, пусть и зная, что от этого лучше ему не станет, прикрыл рукой рот, почти не обращая внимания на выступившие на глазах слезы.
Виктор знал, что рано или поздно ему станет лучше - кашель уйдет, предоставив ему короткую передышку, будто издеваясь над ним.
Успокоившись, Гадатель лежал, не шевелясь, до смешного панически боясь, что любое движение или шорох может спровоцировать новый приступ. Это оцепенение по-своему помогло ему провалиться в сон и проспать теперь уже до самого утра, чтобы проснуться, когда будет светло. Потерев лицо руками, Гадатель с трудом заставил себя сесть, в надежде, что за этим не последует приступ, и тут же осекся, заметив термос, заботливо оставленный Анной у его кровати. Виктор, почти не сознавая, что делает, схватил его и налил полную чашку ароматного чая с бергамотом и медом, обволакивающего, побеждающего ночные страхи, тревоги и боль, успокаивая горло и легкие. Гадатель облизывал губы, прикусывал край чашки, пил чай мелкими, жадными глотками, то ли пытаясь растянуть это спасительное удовольствие, то ли наоборот, не в силах противостоять соблазну.
Еще через пару минут Виктор заметил несколько леденцов на тумбочке, и тут же развернул один и отправил в рот. Это тоже кое-как смягчало щекочущие ощущения в горле, даже несмотря на терпкий, колющий привкус мяты и шалфея.
Только после этого Виктор заставил себя встать, тут же запнувшись и замерев, - на рукавах пижамной рубашки остались едва заметные капли крови, как следы от брызгов, размазанные, видимо, во сне.
Неожиданно Гадателю стало страшно, что все, что он успеет сделать теперь - это сдаться Анне и умереть в постели в ближайшие несколько недель, но он тут же отогнал эту мысль. Даже сейчас ему меньше всего хотелось сдаваться просто так.
Это было такое странное ощущение. Еще два года назад он радовался бы смерти и встречал ее с радостью. Тогда он искал ее, а сейчас, чувствуя покалывание в кончиках пальцев, слабость и головокружение, задыхаясь от любого резкого запаха, Виктор понимал, что в отличие от прежнего себя, сейчас он боится смерти.
Однако Гадатель не собирался отступать. По крайней мере, не до тех пор, пока не найдет отца, пока не остановит Джека. Он был готов пытаться достичь своих целей любой ценой, из последних сил, истекая кровью, истощаясь с каждой минутой.
Так что, отгоняя тревожные мысли, Виктор быстро привел себя в порядок, оделся и поспешил вниз.
-Доброе утро, - окликнула его Анна из кухни. К удивлению Виктора она даже не посмотрела на него, настолько увлеченная своими делами, - Вы очень страшно кашляли ночью, я подумала, что сегодня утром Вы не откажетесь от теплого чая. Вы его выпили?
-Да, спасибо, - Виктор виновато улыбнулся. Неожиданно для самого себя он устыдился своей болезни, - Прости за беспокойство.
-Ничего страшного. Блинчики будете? - Анна впервые подняла голову и повернулась к Гадателю. Она слизывала с пальцев черничное варенье, так привычно и свободно, будто почти не стесняясь своего занятия.
-Нет. Побегу в планетарий. Передашь Иерониму, что я там?
-Если это нужно... - девушка пожала плечами и снова вернулась к готовке. Гадатель с трудом отогнал ощущение напряжения и исходившую от девушки тяжелую энергетику волнения и страха, и, быстро накинув пальто и обувшись, выскользнул на улицу.
Морозный воздух скорее успокаивал, чем тревожил. Виктор почти не чувствовал боли при вздохах, и это должно было бы насторожить его, но, напротив, совершенно не трогало. Он не хотел зацикливаться на своих подозрениях и почти не обращал внимания на нарастающее ощущение опасности - то, что приходило только к предсказателям. Запах ладана его не волновал, он сразу же забыл о нем, погружаясь все больше в мысли о том, чему еще он сможет научить Юнону, теперь не скованный расстоянием между мирами, как скоро он найдет и вернет отца, как он изучит этот мир, чужой и никому из Колоды, наверняка, неизвестный.
Гадатель почти не заметил, как на его плечо опустился Одиссей, и как он вместе с вороном дошел до планетария, как он преодолел его, в кои-то веки, не прячась от пыли, уткнувшись носом в ткань шарфа и в воротник, взметая пыльные клубы и тревожа воспоминания места.
Только прикрыв за собой дверь, он пришел в себя и очнулся от собственных мыслей. Попытавшись заглянуть в будущее - свое будущее, а не кого-то еще, он увидел то же, что и последние два года - темноту. Несколько раз вздохнув, он направился к креслу, на ходу подхватив ежедневник отца, и снова начав его листать.
Одиссей спорхнул с его плеча, тут же вцепившись когтями в ежедневник, вырывая его из рук хозяина. Он кинул его на стол, усевшись рядом, пытался клювом перелистывать страницы, ища нужную.
-Умный ворон, молодец, - тихо пробормотал Виктор, когда птица остановилась и пару раз клюнула в уголок страницы.
Виктор всматривался в рисунки отца на полях - беспорядочные узоры с завитушками, иллюстрировавшие его взгляд на магическую энергию, адрес и имя Анны, несколько недорисованных набросков колеса. От того, как яростно Одиссей клевал по страницам, уголки тут же изорвались, придя в негодность. Виктор погладил ворона по перьям, уже привычно, зная, что птица поймет его благодарность.
-Я уже понял, какого ответа искать у Анны, - он улыбнулся, - Завтра она мне покажет Колесо и все решится, - он вздохнул, - Ты готов пойти со мной?
Одиссей удивленно покрутил головой и неуверенно каркнул - Виктор почти чувствовал его сомнение.
-Да ладно тебе, Одиссей, ничего страшного не случится, - Гадатель все-таки опустился в кресло и достал из кармана колоду. Найдя в ней изображение Юноны, он отложил остальные карты. Пригладив потрепавшиеся уголки, Виктор положил карту перед собой, еще раз успокаивающе потрепал Одиссея по перьям, и погрузился в медитацию...
Ветер трепал перья на его пиджаке, и те щекотали Гадателю щеку, вызывая неожиданно болезненный зуд. Едва оказавшись здесь и сделав первый вдох, Виктор поймал себя на неприятном ощущении ломки, будто каждая клетка его тела была воспалена до предела и кричала об этом. Каждое движение отдавалось тянущей болью не только под кожей - боль пронзала все мышцы, каждый внутренний орган, проникая в организм с кровью.
Гадатель удивленно выдохнул, пошатнулся и тут же схватился за ткань, покрывавшую повозку. На несколько мгновений он задержал дыхание, надеясь отогнать хотя бы резкие колики в животе, но и то безуспешно.
-Все в порядке? Вас кто-то ранил? - из-за повозки появилась Юнона. Она протянула к Гадателю свои тонкие бледные руки, пытаясь то ли поймать, то ли поддержать его. Виктор не чувствовал ни единой ее эмоции, оглушенный болью и паникой. - Я почувствовала, что Вы пришли, но я не знала... что что-то случилось, - обеспокоенно пробормотала девушка.
Виктор даже дышал с трудом. Ему казалось, что когда он делает вдох, то вдыхает и крупицы песка, царапающие горло и легкие, разрывающие их на мелкие лоскутки.
-Все в порядке?
-Просто переход прошел не так. Это пройдет, - Виктор позволил Юноне помочь ему дойти до повозки и усадить себя на песок. Он оперся спиной о деревянное колесо, но почти не почувствовал неудобства, отвлеченный своим самочувствием.
Все это время он отгонял мысли о том, что, несмотря на хорошее самочувствие, ему становится все хуже. Он понимал, что умрет совсем скоро.
Здесь, в мире Юноны, его как будто вывернули наизнанку, заставляя ощутить всю полагающуюся ему боль, и помнить, что это никогда не закончится.
Но он должен был держаться. Перестать жалеть себя и скулить. Ему нужно было столько всего сказать Юноне и столькому научить её за эти несколько десятков минут.
-Неважно, что со мной..., - Виктор напряженно моргнул, пытаясь отделаться от ощущения рези в глазах, и выдавил вопрос. - Расскажи мне, золотце, чему ты научилась, пока меня не было?
-Это... сложно. Я все отчетливее слышу голоса духов, иногда они даже отвечают на какие-то мои вопросы, но... - Юнона осеклась, когда Виктор чуть подался вперед и положил ладонь ей на лоб.
Она путалась, и Гадатель отлично это понимал. Ей хотелось рассказать ему как можно больше о своих успехах, и желание это было так велико, что она не находила подходящих слов.
Он знал это пьянящее ощущение удовлетворения, когда у тебя что-то получается. Оно приходит независимо от того, жаждешь ты его или нет. В такие моменты всегда кажется, что тебя переполняет сила, ты чувствуешь себя так, будто можешь летать.
Гадатель надеялся лишь на то, что Юнона не возненавидит потом все эти моменты так же, как он сам когда-то.
Он закрыл глаза и сосредоточился на ее мыслях и ощущениях, отгоняя собственную панику.
Поначалу, благодаря этому, ему даже стало лучше - Гадатель почти не чувствовал себя, но отчетливо ощущал Юнону, ее восторг и энергию. Он видел, как она старательно тренировалась, слышал то, что слышала и говорила она, будто пролистывая ее воспоминания или перечитывая записи в ее дневнике.
-Вижу, - наконец выдохнул он, опустив руку, - Ты быстро учишься. Лучше, чем я в свое время...
-И что? Я пока все равно не нашла Вашего отца, - Юнона поджала губы и подтянула к себе коленки, тут же обхватив их руками.
-Ну, давай, еще море наплачь, - фыркнул Гадатель, - Как раз банальный поиск ты теперь способна сделать. Конечно, с маятником и картой было бы проще, но пока ты умеешь только с духами стихий говорить..., - он приподнялся и коснулся пальцами висков девушки, без особого восторга проникая в разум Юноны и пытаясь помочь ей упорядочить уже полученные знания. - Сосредоточься, обратись к каждому из богов сразу, позови их на помощь и попроси найти Грегори МакИвори и привести тебя к нему.
-Но что, если у меня не получится?
-Ну, если ты не будешь пытаться, то только на замужество и будешь годна, - Виктор отпустил ее виски и коснулся подбородка, заставляя поднять голову, - Но ты ведь не такая.
Он говорил так, потому что она должна была всегда держать голову высоко поднятой, гордо и немного презрительно улыбаться непонятно кому, как настоящий Маг. И еще потому, что Виктору безумно хотелось, чтобы она больше никем не притворялась и лишь гордилась тем, кто она есть.
-Наверное, - девушка ухмыльнулась. Из длинной темной косы выбилась прядь и упала ей на лицо - Юнона привычно сдула ее со лба, - Ты же останешься проследить за моими успехами?
-Как видишь, сейчас я не смогу. Но я обязательно приду посмотреть.
-Опять не предупредив. Как предсказуемо, Вы настоящий Принц Ворон.
-Наверное, настоящий, - Гадатель снова приподнялся, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать из-за резкой боли в позвоночнике, - А ты, невежливая юная леди, к моему приходу начни называть меня на "ты", а не скакать с обращения на обращение.
-Ладно, - Юнона пожала плечами. Виктор заметил, как у нее дрогнули губы, и на мгновение девушка сощурилась.
-Не обижайся, что я ухожу, Юнона, - он смотрел на нее снизу вверх, не в силах поверить, что ему досталась не только настолько способная ученица, но и столь близкая, понятная ему в душе, - Я нашел нужные врата, скоро я приду к тебе, чтобы забрать тебя.
-Заберете? Но ведь война... Вы ведь сначала поможете ее предотвратить? - Юнона снова заговорила со странным благоговением, в очередной раз напомнив Виктору о том, кем он является в ее глазах.
Или о том, кем он является в этом мире.
-Ну, а разве у меня есть выбор? - Гадатель поддался тяжести, которой налились веки, и закрыл глаза. - Только не играй в Кассандру и не бегай по городу с табличкой "Принц-Ворон грядет", ладно?
Слова давались с трудом, но Виктор старался говорить как можно более непринужденно, только бы не волновать ее и не пугать. К тому же Гадатель боялся, что девушка так же, как и все остальные, начнет его отговаривать. Он откинул голову назад, стараясь расслабиться. Последним, что он услышал, был тихий смех Юноны и ее ответ:
-Ладно, Ваше Высочество.
Приступ кашля оказался настолько сильным, что Виктору казалось, будто момент его смерти наступил именно сейчас. Именно сейчас он, крупица за крупицей, выкашляет свои легкие до последнего кусочка.
Он кашлял и кашлял, и всё не мог успокоиться. Стоило ему лишь подумать, что он не успеет остановить Джека и добраться до Колеса, как Гадателю становилось еще хуже.
Кто-то схватил его за шиворот, заставляя выпрямиться, и сунул под нос пластиковую чашку с чем-то горячим. Виктор с трудом распознал аромат бергамота и меда. Неужели Анна?
Чай помог немного успокоить горло. Все его тело онемело, но постепенно приходило в себя, будто что-то кололо его изнутри, пробуждая.
Успокоившись, Гадатель посмотрел на своего спасителя, которым оказался Иероним.
Альбинос крепко схватил его за запястье, заставил его поднять руку и долго с сожалением смотрел на брызги крови на манжетах рубашки, на рукаве свитера и на коже.
Виктор вырвал руку и потянулся к термосу, оставленному Карателем на столе.
-Анна сказала, чтобы я заставил тебя его выпить. Весь.
-Понимаю, - Виктор виновато кивнул, налил себе еще чашку и принялся жадно пить. Жидкость обжигала губы и горло, но вкуса он почти не чувствовал.
-Почему ты не дождался меня?
-А это бы что-то изменило? Ты бы меня остановил? - Гадатель отмахнулся. Он и сам понимал, что его поступок был опрометчив, что он мог еще долго кашлять и задохнулся бы, если бы Иероним не помог ему. - У меня такое ощущение, что я Панорамикс, или какой другой старый друид. И что лучшая помощь для меня - это отнести меня в пещеру для объединения с природой.
-Но ведь это не поможет, - Иероним покачал головой.
-А жаль. Отвези меня домой, - Виктор, кажется, впервые обращался к Иерониму именно в таком тоне. С просьбой, будто к равному, или тому, кто действительно может ему помочь. Он знал, что Каратель не станет тащить его на плечах, если Виктор может ходить самостоятельно, но знал, что тот постарается сделать все, чтобы Гадатель оказался дома целым и невредимым.
Виктор снова не чувствовал всей той боли, что мучила его в мире Юноны, но вместо нее пришли слабость, головокружение и ощущение нереальности происходящего. Гадатель был уверен, что сейчас только сон может ему помочь.
Однако он ошибался.
Они, молча, дождались такси и доехали до дома. Виктор оставил Одиссея на крыльце, бросив ворону на растерзание кусочек хлеба и пообещав принести еще, и вошел внутрь.
Стоило ему переступить порог, и мир снова перевернулся. Вернулась пронзающая каждую клеточку тела невероятная боль, удушающая и уничтожающая. Виктор закашлялся, пошатнулся и попытался поймать равновесие, уцепившись за Иеронима.
Но мир стремительно ускользал от него. В глазах темнело, и Гадатель захлебывался собственной болью. Не в силах больше держаться, он упал и повалился набок, выскальзывая из рук альбиноса, почти не слыша обеспокоенного крика Анны.
Он умирал. Теперь он знал это точно, и сейчас, наконец-то, сдался и позволил темноте себя поглотить.