Засыпая, Грейс спросила у Виктора, где Джек назначил ему встречу, и Гадатель, даже не задумываясь, назвал ей Ботанический сад, умолчав о Колесе вообще.
Он не спал всю ночь, в полумраке рассматривая лицо девушки, иногда наклоняясь к ее обнаженному плечу и нежно его целуя.
Он больше никогда ее не увидит. Больше никогда.
Где-то за час до рассвета Виктор встал и пошел в душ. Умылся и тщательно причесался, будто собираясь на праздник, а не в путешествие в другой мир. Он надел костюм-тройку, в темноте, как получилось, почистил ботинки.
Потом он тихо пошел в гостиную. Какое-то время он просто смотрел на спящего Иеронима, поражаясь, как его белая кожа почти светится в темноте, будто альбинос распространяет вокруг себя необычное сияние.
Наклонившись к нему поближе, Виктор потряс Иеронима за плечо и тихо-тихо шепнул ему на ухо:
-Прости, я не дал тебе попрощаться с родными. Но мы должны идти к Колесу. Пока Грейс не проснулась и пока Джек нас еще ждет.
-Я... - Иероним несколько раз моргнул и потер глаза. Он и так видел плохо, а в темноте и заспанным он наверняка ощущал себя слепым котенком. - Ты хоть знаешь, где Колесо?
-Не знаю. Анна знает. Нужно будет разбудить ее и попросить отвести к нему.
-Я... давай я ее разбужу. Вы, вроде бы, больше не ладите, - Иероним сел, еще раз потер глаза, а потом с трудом встал. На ощупь дошел до лестницы, поднялся, и вошел в комнату Анны.
Виктор не знал, что Иероним сказал девушке, но она рекордно быстро собралась и почти моментально оказалась на пороге. Виктор все оглядывался, продолжал рассматривать предметы, переводя взгляд с одного на другой, размышляя, увидит ли он когда-то снова хоть что-то подобное.
-А Грейс вы не зовете? - сонно прервала его оторопь Анна, спускаясь по лестнице. Гадатель обернулся и покачал головой.
-Так будет лучше для нее.
-Ну, если не считать того, что она, скорее всего, разозлится... - Анна равнодушно пожала плечами.
-Ты сможешь показать ей дорогу, когда вернешься, - Виктор облизнул губы и в очередной раз принялся перепроверять содержимое своей сумки, нервно перебирая свертки с картами, рунами и ароматическими палочками, стеклянный шар, маятник, астролябию, записные книжки и множество каких-то других мелочей, вроде мешочков с травами и колб с маслами, - Но сейчас, пожалуйста, постарайся не усложнять жизнь ни мне, ни ей. Пожалуйста, - он подвинул клетку с Одиссеем поближе к двери и повернулся к девушке.
Анна вздохнула, посмотрев на Виктора с явным неодобрением и ощутимой почти физически тоской - такой тягучей и тяжелой, словно прибивающей к земле. После этого девушка подошла к вешалке, присела на край тумбы и стала обуваться.
-Тогда давайте выйдем побыстрее, - тихо сказала она, скорее выражая не просьбу, а констатируя факт.
Виктор и Иероним переглянулись, и тут же ее послушались, тоже начав одеваться.
Анна настояла на том, что они должны воспользоваться такси. Виктор не стал возражать, только попросил уговорить водителя пустить его в машину с клеткой с вороном. "Во-первых, - подумал он, - кто знает, смогу ли я еще прокатиться на нормальной машине. А, во-вторых, одной Анне известно, сколько нам ехать..."
Его вторая мысль оказалась верной - такси вывезло их из города и поехало дальше, по длинной прямой дороге, ведущей будто бы в никуда. Они все ехали и ехали, и Гадателю казалось, что они не приедут уже никогда.
От недосыпа у него болели глаза, затруднялось дыхание - его организм, еще недавно полный энергии и готовый самовосстанавливаться, все равно устал. Виктору нужно было поспать хотя бы пару часов. Но теперь у него не было такой возможности, по крайней мере, не в этом мире.
Гадатель с сожалением провожал взглядом засыпанные снегом поля и редкие деревья. Он с тоской вспоминал о Лондоне и Глазго, с которыми так и не попрощался: о тетушке Элли, которая даже не узнает что с ним, обо всех своих знакомых в Колоде, и друзьях в Амстердаме и Париже. Он думал обо всех котах, которых не успел перегладить, утках, которых не накормил, девушках на которых не полюбовался, и городах, в которых не успел пожить. Он еще не успел покинуть этот мир, но уже невыносимо скучал по всем его составляющим, по каждому уголку этого необъятного света, который он так и не успел изведать и изучить. Еще больнее ему было, стоило только подумать о Грейс, и о том, что она больше никогда не позвонит ему посреди ночи, забыв про разницу во времени, не будет просить забрать ее из Токио, и жаловаться на плохой оттенок новых тканей.
Пытаясь отвлечься от болезненных раздумий, Виктор краем глаза взглянул на Иеронима. Альбинос выглядел уставшим, но совершенно спокойным. В нем не было того панического страха предстоящего расставания, как тот, который все стремительнее накрывал сознание Виктора. Он смирился.
Гадатель почти и забыл, каким упертым раньше был Каратель. Как свято он верил в непреклонность судьбы, и как сложно ему было решаться на оказание тех многих одолжений, которых Виктор требовал.
Гадатель задумался, насколько обидно Иерониму расставаться с этим миром именно тогда, когда в Братстве Чистильщиков происходят подобные изменения. Ведь он столько лет мечтал о них и ради этого он когда-то предал свой клан, хотя все еще не до конца верил, что Чистильщики настолько не честны.
И в то же время, невозмутимость Иеронима передалась и Виктору. Каратель знал, на что идет, когда заключал сделку с Джеком, и даже если ему не нравилось происходящее, он воспринимал это намного проще Гадателя. Он считал, что это их судьба. Такова идея его Любящего Бога, у которого для каждого подготовлен свой план.
Тихо каркнул Одиссей - Виктор порылся в карманах и нашел несколько засохших кусочков хлеба почти недельной давности. С трудом раскрошив их, Гадатель принялся кормить ими ворона, медленно, крошка за крошкой, почти не морщась, когда птичий клюв оцарапывал подушечки пальцев.
А потом они приехали. Машина остановилась у входа в лес - тонкой тропинки, петляющей среди деревьев. Анна выскочила из машины, следом за ней вышел Иероним, и только после этого Виктор, заплатив водителю денег за дорогу в оба конца и попросив подождать, пока Анна вернется из леса.
Девушка повела их дальше - приподняв подол юбки повыше, она, спотыкаясь и едва не падая, пошла вперед, все глубже в лес, только изредка замирая, чтобы присмотреться к деревьям и уточнить, туда ли они идут.
Виктор и Иероним, молча, шли следом. От волнения и холода Гадателю было тяжело дышать, и он почти автоматически прятал руку в карман, нащупывая там банку с травяным сбором, как будто это хоть как-то могло его успокоить. Каратель щурился от света - солнце только-только начало вставать, но из-за белого снега Иерониму казалось, что оно намного ярче и ослепляет его сильнее, чем обычно.
Потом они заметили Колесо. Огромное, оно возвышалось над деревьями, удивительно далекое и близкое одновременно. Виктор даже удивился, что они не увидели его раньше, но тут же одернул себя. Колесо было источником магии, а такие места не любили, их опасались на инстинктивном уровне, избегали. Оно казалось просто незаметным, скрытым от посторонних глаз, и лишь те, кто достаточно близко к нему подошел, удостаивались чести его увидеть.
Виктор не знал, сколько они шли. Он успел замерзнуть, но его рука еще не устала от веса клетки. Он выдохся, и каждый вдох отзывался в теле болезненным зудом. Долгий путь и болезнь утомили его и сделали слабым.
Гадатель с трудом отдышался, боясь даже взглянуть на Колесо. Постепенно ощущение невыносимого мороза прошло, и его место заняло другое чувство. Очень знакомое и не предвещавшее ничего хорошего.
Виктора переполняла магия. Подходя к Колесу, думая только о морозе и о том, как бы не задохнуться, он так погрузился в свои мысли, что почти этого не почувствовал. А теперь, успокоившись, он зацепился за два чужих ощущения сразу.
Усталость Анны и мандраж Иеронима.
Виктор закашлялся, оперся рукой о дерево и замер - ему опять понадобилось перевести дыхание. Он был вынужден снова и снова заставлять свои легкие работать. Вдох-выдох, вдох-выдох, как заводят старый двигатель.
-Виктор, - коснулся его плеча Иероним. Он забрал у Гадателя клетку с Одиссеем и подтолкнул к Колесу, - Ты только посмотри.
Колесо внушало трепет. Виктор прикусил губу до боли и крови, пытаясь отогнать ощущение страха. У Колеса замерли две фигурки, которые переговаривались о чем-то, активно жестикулируя.