Виктор не заставил себя ждать. Если вечером он допускал мысль о том, что они с Пенелопой могут ошибаться, то этим утром он проснулся с уверенностью в удаче. Осознание того, что клубок, в который было намешано столько всего, начал распутываться, вызывало у Виктора эмоции, которые он затруднялся описать словами. Он начинал получать удовольствие от этого дела, от каждой появляющейся загадки, ведь рано или поздно все они должны быть раскрыты.
Этим утром он проснулся с теми ощущениями, которые забыл давным-давно и впервые за долгое время наслаждался уверенностью в своих действиях. Виктор вытащил пару карт Таро из колоды. Они не говорили ничего конкретного, но и ничего плохого не сказали. Скорее наоборот, одобрили его действия, хоть и не сказав, к чему они приведут. Ведь даже в случае самого худшего из исходов, Виктор получил бы ценный урок. Гадатель был уверен, что сможет спасти Грейс, так было угодно судьбе, так думали карты. И к тому же Грейс ему верила. Теперь он просто не мог оступиться. Он принимал это дело слишком близко к сердцу, слишком глубоко в него погружался, но почему-то не мог остановиться. Наверное, так и должно было быть.
Спускаясь вниз по лестнице, он мысленно перебирал вопросы, которые хотел задать цыганке, когда найдет ее. На мгновение ему показалось, что этой цыганкой вполне могла бы оказаться и Тристана, но он тут же понял, насколько эта идея нелепа и смешна. Тристана могла бы захотеть оказаться на месте мистера Льюиса, но едва ли стала бы марать руки игрой в кукловода.
Пенелопа ждала его внизу. Она расположилась на скамейке, скрестив ноги по-турецки, держа книгу в одной руке и сигарету в другой. Она, казалось, перечитывала одну и ту же страницу, изредка отрывая от нее взгляд, то ли что бы обдумать прочитанное, то ли что бы понаблюдать за суетящимися у ее ног воробьями.
— Испанская инквизиция не идет с нами? — Виктор сел рядом с девушкой и оглянулся в поисках Иеронима. Он давно перестал чувствовать какой бы то ни было страх перед Чистильщиком, ему даже больше не было неуютно рядом с ним, но отделаться от раздражения Гадатель никак не мог. Альбинос вечно смотрел на них так, словно каждое их действие или слово — это очередной гвоздь в крышку его собственного гроба. И даже неожиданная мягкость, которую тот проявил вчера, не могла изменить мнения Виктора.
Пенелопа долгое время не отвечала, будто задумавшись. Потом встрепенулась:
— Ты сказал что-то?
— Никто не ожидает испанскую инквизицию, понимаю. Иероним едет с нами?
— Нет, если, конечно, ты не против его отсутствия, — ответила Пенелопа и прежде, чем Виктор сказал, что не считает присутствие Иеронима уместным вообще, добавила: — Мне кажется, что цыганский табор — не место для таких, как он. Он будет только мешать, — девушка захлопнула книгу, — Давай поймаем такси и поедем уже.
— Как будто я против.
Им удалось найти таксиста, который говорил по-английски почти без акцента, и даже уговорить его отвезти их к табору.
— Только я вас к самому табору не повезу, — отрезал он. Виктор вопросительно вскинул брови, но не сказал ни слова, — Сами поймете, — добавил таксист и замолк, включая радио.
Он вывез их из города и еще где-то полчаса они просто ехали. Таксист что-то бубнил себе под нос, подпевая радио, Пенелопа шелестела страницами книги и изредка скрипела пепельницей, встроенной в дверцу машины, а Виктор просто делал вид, что дремал. Ему не хотелось ни о чем говорить, он просто наслаждался моментом предвкушения разгадки, легким ощущением волнения и погодой. Было солнечно, но не жарко, и даже немного ветрено. Гадатель покрутил скрипучий рычаг на дверце, опуская стекло, и сделал глубокий вдох. Местность вне города была совершенно иной. Когда вместо попыток успеть за временем Виктор видел спокойствие жителей местных деревень, ему хотелось остаться здесь. Он не мог точно сказать, сколько смог бы выдержать жизнь вне города, но был уверен, что хотя бы так он сможет отдохнуть и на время побыть кем-то еще. Эти люди так же, как и он, знали, что ждет их дальше, но были вольны это менять, и ощущения от этого, наверняка, были незабываемыми.
Нужный им поворот затерялся среди зарослей высохшей желтой травы. Он был больше похож не на дорогу, а на тропинку, то ли вытоптанную, то ли прокатанную кем-то когда-то очень старательно, а теперь почти забытую. Она петляла среди каких-то холмов, стогов сена и песочных насыпей.
— Если вдруг дождь пойдет, то мы оттуда не выедем. Придется ночевать у цыган, — наконец пояснил водитель свое нежелание ехать туда.
— Тогда тебе придется ждать нас здесь, — ответил ему Виктор, открывая дверь и вылезая из машины.
— Это денег стоит. Сколько я здесь простою? А сколько я мог бы заработать за это время?
— Мы заплатим тебе, — Виктор помог Пенелопе вылезти из машины и снова посмотрел на водителя, — Но только когда вернемся из табора. Чтобы ты не взял наши деньги и не уехал с ними.
— Да, а то идти отсюда до города пешком… не самая лучшая перспектива, — Пенелопа поежилась.
Виктор понимал, что водитель сомневается, и даже знал почему, но им было нужно, чтобы он остался, просто необходимо. Гадателю и самому не нравилось то, что он собирался сделать, но другого выхода не было. Он склонился над окном машины, посмотрел водителю в глаза и сказал:
— Пойми. Нам из цыганского табора деваться некуда. Мы в любом случае вернемся. Но Пенелопа права…
Таксист нахмурился, покусал губы, покачал головой из стороны в сторону и только потом махнул рукой:
— Ладно. Если заплатите столько, сколько на счетчике набежит, то я подожду.
— Заплатим, — уверил его Виктор. Он все еще не отводил взгляд, да и водитель, казалось, не мог перестать смотреть ему в глаза, — Главное дождись нас.
Гадатель выпрямился, развернулся и пошел к тропинке, тихо коря себя за то, что позволил себе подавить чужую волю. Пенелопа ухмыльнулась и поспешила следом. В отличие от него, её такие действия вполне удовлетворили.
Было ощущение, что они шли слишком долго, но каждый раз, когда Виктор смотрел на часы, оказывалось, что прошла всего пара минут. Он разочарованно фыркал, недовольно щурился и моргал — похоже, что от пыли у него начали слезиться глаза, да и дышать вдруг стало как-то тяжелее. Он пару раз взглянул на Пенелопу, но медиуму, казалось, все было нипочем. Она ловко перешагивала попадавшиеся им на пути высохшие канавы и спешила дальше. Дорога вдруг перешла в крутой спуск, каменистый и ужасно неудобный. Они шли, то и дело спотыкаясь, ловили друг друга, а ветки росшей рядом волчьей ягоды, словно в насмешку, постоянно били их по лицу. Спустившись, они обнаружили, что оказались в крохотной деревеньке. На невысоких холмах ютились домики с огородами, потрепанные фургончики, по улицам разгуливали гогочущие гуси. Никто не встречал их, хотя было ясно, что за ними наблюдают.
— Мы что, уже пришли? — Пенелопа остановилась и оглянулась.
Виктор задумчиво потер висок, потом пожал плечами и ответил:
— Я допускаю, что они могли бы жить в домах, но… не уверен?
Скрипнула калитка, ведущая во дворик ближайшего к ним домика, Виктор обернулся и встретился взглядом с невысокой худосочной женщиной с усталым лицом. Цветные юбки были порваны и залатаны в нескольких местах, подол был грязным, да и сама она была перемазана пылью и чем-то еще. Женщина скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на Виктора.
Тот едва сдерживал улыбку. В осанке этой женщины было что-то неуловимо знакомое, что-то, что навевало ему и теплые, и болезненные воспоминания одновременно. "Подумать только, — отметил он, — Тристана — пейви, она должна отличаться от европейских цыган, но все они так похожи". Быть может, только поэтому он и почувствовал расположение к этой женщине ещё до того, как она с ними заговорила.
— …А может и уверен, — Виктор сделал шаг в ее сторону и тут же спросил: — Вы говорите по-английски?
Цыганка покачала головой, потом крикнула что-то себе через плечо и направилась к ним. Она обошла их вокруг, изучая, взяла Пенелопу за подбородок и заставила повернуть голову, рассматривая что-то, потянулась было к ее шарфу, но девушка довольно резко ее остановила. Женщина кивнула и повернулась к Виктору.
Он чувствовал, что с этой женщиной что-то не так. Вокруг нее даже воздух был гуще и теплее, как бывало рядом с сильными магами. Она, похоже, тоже знала что-то из того, чему когда-то учили их с Пенелопой. Эта цыганка была одной из них, Виктор это чувствовал и не мог избавиться от этого навязчивого ощущения.
Она, в свою очередь, тоже знала, кем были они.
Обняла ладонями лицо Виктора, цыганка привстала на цыпочки и заглянула ему в глаза, откинула прядь волос со лба и заговорила.
Ее взгляд, ее голос завораживали Виктора. Как будто только это могло помочь ему обрести веру в себя, веру в то, что он должен жить, а не добровольно сдаваться смерти. Он тонул в этом ощущении, но понимал, что должен сохранять холодность, и с трудом отогнал наваждение.
Они не понимали ни слова из ее речи, но она все говорила и говорила, пока ее вдруг кто-то не окликнул. У калитки замер молодой цыган. Активно жестикулируя, он доказывал что-то женщине, а та лишь отмахивалась, да, кажется, подзывала его поближе. Юноша, наконец, послушался ее, а оказавшись рядом с ними и выслушав женщину, повернулся к Виктору и сказал:
— Геда говорит, что ждала, когда вы придете. И просит войти в дом.
Виктор подсознательно почувствовал, насколько сильно не доверяет им этот парень, и понял, как важно для него решение Геды, раз он поступился своим правом, как мужчины, отказать им в разрешении войти.
Мальчик говорил с сильным акцентом, немного искажал произношение отдельных слов, но Виктору было все равно. Главное, что это был достаточно приличный английский, чтобы Виктор смог его понять.
— А ты ее сын? — спросил Виктор. Юноша покусал губы, словно сомневаясь в своем ответе или подбирая правильные слова. Потом, гордо вскинув голову, сказал:
— Да. Я сын Геды. Артуром меня звать, — он посмотрел на свою руку, вытер ее о рубашку и протянул Виктору.
Тот улыбнулся — все-таки, рукопожатие было тоже определенной уступкой, — поклонился Артуру и пожал руку. Юноша шмыгнул носом и тут же переспросил:
— Так вы пойдете с нами?
Виктор переглянулся с Пенелопой. Девушка нервно пожала плечами — похоже, она и сама поняла, что Геда не простая цыганка.
— Да, да, — закивал Виктор. Артур криво улыбнулся, сказал что-то матери, и они проводили Виктора и Пенелопу к себе.
Дом Геды и Артура был небольшим, аккуратным, но сильно потрепанным. Когда-то давно доски покрыли голубой краской, но она уже облупилась. В отличие от дома, дворик был ухоженным — за невысоким забором был огород, с другой стороны рос виноград и притаилась пара яблонь. Виктор едва переборол желание пройти дальше, влезть на чердак и попытаться слиться с этим местом. Вместо этого он позволил усадить себя за столик на веранде. Пенелопу посадили рядом с ним.
Потом Геда скрылась на кухне, прихватив с собой Артура. Парень только иногда снова показывался на веранде, чтобы поставить на стол тарелку с брынзой, какими-нибудь овощами или фруктами. Виктору было неудобно, что ради них хозяева так стараются. Ведь он и Пенелопа пришли всего лишь задать пару вопросов, а вместо этого оказались долгожданными гостями. Он надеялся, что они найдут цыганку, о которой говорила Грейс, быстро, но даже не предполагал, что это окажется так легко. Как будто она сама их искала. Ведь, скорее всего, эта женщина и была той, кто им нужен.
Геда принесла им по чашке чая, поставила тарелку с вареньем почти в центре стола, а Пенелопа тут же ее поправила, после чего, наконец, успокоилась. Артур сел чуть подальше от них на обернутый тряпкой ящик.
Разговор шел неторопливо, даже не смотря на то, что Геда говорила быстро. Каждую ее реплику Артур тщательно обдумывал, прежде чем перевести, как если бы ему постоянно не хватало умения, или он решал, стоит ли Виктору и Пенелопе об этом знать. Иногда ему приходилось объяснять реплики Виктора Геде заново, потому что он не мог сразу верно перевести их. Но даже такой разговор Виктора устраивал.
— Она говорит, что ждала вас. Почувствовала, когда вы приехали в город, и с того момента пыталась дозваться вас.
— Меня сюда действительно что-то звало, — вдруг произнесла Пенелопа, — Ноги сами привели.
Виктор замер, удивленно уставившись на девушку. Ему хотелось укорить ее за то, что она не сказала ему об этом раньше, но он одернул себя. Пенелопа просто не успела ему ничего сказать, или сама не могла объяснить происходящее. Сейчас она была слишком молода.
— Моя подруга — Медиум.
Виктор замолк, дожидаясь, пока Артур перевел его слова. Теперь он предполагал, что Геда так и звала их — через Пенелопу, с помощью духов, мысленных вызовов, чего-то еще.
Словно уловив его мысли, Геда протянула руку к Пенелопе и коснулась ее щеки, бормоча что-то себе под нос.
— Она говорит, что ваша подруга талантлива. Это помогло ей, — Артур замолк, слушая мать, — Ей есть что сказать вам, поэтому она так сильно звала вас, что ваши ноги привели вас именно к нашему порогу.
— Попробуй тут родиться не талантливым, кроме магии мы же ничего толком и не умеем, — проворчала себе под нос Пенелопа. Геда рассмеялась, прежде чем Артур успел перевести ей слова девушки. Она проговорила что-то, Артур морщил лоб и переводил:
— Геда говорит, что понимает ваше недовольство. Когда она была моложе, ей тоже было тяжело смириться с тем, что она рождена, чтобы быть Звездой.
Виктор замер, так и не донеся чашку с чаем до рта. Этого не могло быть.
В детстве он часто слышал о Звезде, но никогда не видел ее. Никто ее не видел, это было почти сказкой. Сказкой, в которую хотелось верить. Все надеялись, что однажды Звезда найдется, даже Виктору хотелось бы этого. Ему не хватало того, что могла бы дать только Звезда — Вдохновения.
— Она — Звезда? Давно потерянная… — он поставил чашку на стол и подался вперед, чтобы рассмотреть Геду получше. Женщина улыбнулась, распрямила плечи, и вдруг стало видно, какой стройной она была раньше, какой красивой. Виктор увидел, что ворот ее блузки скрывает под собой лучи вытатуированной звезды. И он понял, что значило это тепло и тот прилив сил, что он почувствовал немного раньше. Ему снова захотелось жить, дышать, любить.
Только Звезда могла это дать. И Геда, безусловно, была Звездой. Той, что сияет даже в рваной и грязной одежде, той, кого нельзя затмить, и, встретив которую лишь однажды, запомнишь навсегда. Но он тут же вспомнил и Тристану, лучшие их моменты, и мираж тут же рассеялся. Виктор тряхнул головой и сел на место. Геда обеспокоено коснулась его лба, продолжая о чем-то говорить, потом схватила чашку и заставила Виктора сделать несколько глотков чая.
— Геда говорит, что ты очень грустный. Что-то тревожит тебя, но ты пришел не за этим.
Виктор какое-то время молчал. Он знал, что, рассказав Звезде о своей беде, он забудет о ней навсегда, открывшись для счастья. Но именно из-за этого он и испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему так хотелось рассказать ей о Тристане, позволить этому чувству уйти и забыть, что оно вообще было, но, с другой стороны, он понимал, что сейчас не время. Да и он, на самом деле, не хочет ее забывать. Он понимал, что, забыв о ней, он лишится чего-то важного и драгоценного. Виктор достал из кармана небольшую фотографию Грейс и Оливера и протянул ее Геде:
— Она видела их когда-нибудь?
Геда закивала, едва услышав его слова. Она тут же начала отвечать, да так быстро, что иногда Артур одергивал ее, пытаясь заставить говорить помедленнее. Сам юноша вдруг начал дрожать, едва сдерживая какие-то эмоции, переполнявшие его.
Виктор поморщился, он как будто оказался с Артуром на одной волне и тоже ощутил его досаду, гнев и ужасную печаль. Гадатель снова сделал несколько глотков чая, чтобы прийти в себя.
— Она из-за этого вас и позвала сюда. Этот человек не плохой. Он просто потерялся. Его знают многие цыгане, потому что он объехал много таборов прежде, чем смог найти Геду.
— А зачем он искал ее? — тут же спросила Пенелопа. Артур перевел ее вопрос и тут же стал переводить им то, что ответила Геда:
— Он хотел, чтобы она сделала… я не уверен, что правильно подбираю слово… Ловца, — Артур запнулся.
Пенелопа встрепенулась:
— Ловца? Но зачем ему это, это же…
Геда перебила ее, и Артур поспешил переводить:
— Его мысли хорошо были скрыты, а говорил он только о том, что хотел бы заключить в Ловце чью-то злую энергию. Геда не верила ему, ни единому его слову.
Цыганка вдруг замолчала, оттолкнула рукой фотографию и отвернулась к окну, скрестив руки на груди.
— Что… что случилось? — Виктор удивленно уставился на Артура. Реакция Геды его, почему-то, напугала. Он боялся больше интуитивно, словно предчувствуя что-то плохое, и поэтому сейчас он доверял своему страху. Пенелопа добавила:
— Она сделала ему Ловца, да? Но почему?
— Он заставил ее, — ответил Артур. — Он убил мою сестру, Иоланту. Она была…
— Звездой, — прошептал Виктор. — Значит она последняя?
Его предчувствие беды оказалось верным. Только найдя Звезду, они тут же ее потеряли. Разочарование все сильнее одолевало и переполняло его.
Артур молча покачал головой, сунул руку себе за воротник и достал болтающийся на веревочке глиняный круг, обмотанный нитками и веревками с болтающимися в петлях бусинами и камнями.
Этот амулет вызывал у Виктора те же ощущения, что и присутствие Геды, только немного слабее, словно оно было скрытым, почти незаметным. Но чем больше он прислушивался к нему, тем отчетливее ощущал это тепло и эту энергетику.
Еще какое-то время они молчали. Пенелопа спросила у Артура, может ли она закурить, а он попросил ее выйти на крыльцо, так что Пенелопа теперь сидела, скорчившись, на ступеньках. Виктора пугала ее реакция. Он размышлял об услышанном, и о том, что Артур мог бы отвести их к маяку, хотя он и не решался просить об этом Геду. Ему бы не хотелось, чтобы она потеряла еще и сына. Эта смерть, из-за кого бы она ни случилась, была бы только на совести Виктора. А после он снова задумался о том, что же такое Ловец. Все, что он знал, было лишь какими-то слухами. Зачем их делают и как они работают, знали только медиумы, но никто и никогда не использовал их. Это было очередной загадкой, какой-то опасной игрушкой, назначение которой Виктору знать не полагалось.
— Я… сейчас вернусь. Прошу прощения, — Виктор поклонился Геде и ушел на крыльцо, сел рядом с Пенелопой и спросил:
— Что такое Ловец, Пен?
Пенелопа потерла глаза, словно вытирая слезы, и начала тихо рассказывать. Ее голос звучал непривычно глухо, и от этого становилось жутко.
— Ловец ловит энергетику умирающего мага. Их придумали для того, чтобы если наследник погибнет, можно было передать его талант кому-то еще. Главное, чтобы был подходящий человек, Ловец и место… вроде маяка, про который писала Грейс. Все эти ниточки, бусинки… — Пенелопа снова потерла глаза, затянулась, стряхнула пепел с сигареты. — Все эти ниточки, они как будто… сами проводники какой-то энергии. Их могут сделать только такие, как Геда и Артур, те, кто родился Звездой. Медиумы знают о них, но не умеют с таким работать. Это тонкая работа, они сплетают разные энергетики, превращая их в тонкие нити, а из нитей — в паутину и… Как только маг умирает, если где-то есть свободный Ловец, то его дар будет заключен там.
Она замолкла, снова затягиваясь. У нее тряслись руки от волнения, но Виктор не стал обращать на это внимания. Он должен был узнать все, даже если он нарушал какие-то запреты, даже если потом ему придется понести наказание за это любопытство, он должен был узнать. Он сощурился, глядя куда-то вдаль, и спросил:
— Он работает только если убить человека?
— Да. Виктор… — Пенелопа натянула рукава на руки и потерла лоб. — Я думаю, он сделал Ловца для тебя. Это то, как он хотел расплатиться с маяком.
— Тебе стоило подумать об этом раньше, — Виктор поморщился. Его смерть была запланирована раньше, чем он думал. И ему не нравилось, что даже это решение было принято вместо него. — Мы же вчера говорили о маяке и…
— Я не думала, что он сможет добыть Ловца. Думала, он станет заманивать тебя на маяк и просто украдет магию, — Пенелопа всплеснула руками. — Звезд ведь не было уже столько лет среди нас, мы не знали, что кто-то еще остался. Это было чем-то вроде… легенды, в которую никто не верил.
Виктор какое-то время не отвечал. Все, что происходило с ними, складывалось в не самую приятную картину.
— Значит, Иероним тоже ко всему причастен, — наконец заговорил он. Все становилось на свои места. У Чистильщиков было много глаз и ушей во всех концах света, но все же Иероним оказался рядом с ними слишком рано, он, наверняка, оказался в отеле даже раньше Виктора, как будто заранее знал, где окажется его цель.
— Иероним? Он набожный убийца, он не мог бы работать с магом даже против самих же магов, — Пенелопа поморщилась.
— В отличие от Оливера, он может убивать таких, как мы. К тому же он может не знать на кого работает, — начал Виктор и тут же замолк. Кто-то коснулся его плеча. Виктор вздрогнул от неожиданности, несмотря на то, что почувствовал энергетику Артура.
Сейчас каждая его клеточка была напряжена, несмотря на ту обстановку, что пыталась создать вокруг Геда, краски резко поблекли, а каждая тень стала подозрительной. Он не хотел умирать только потому, что кто-то решил это вместо него. Это была его жизнь, и это решение должен был принимать он. Но еще больше Гадателя возмущал тот факт, что ради этой цели мистер Льюис пожертвовал дочерью, своей единственной наследницей. От одной этой мысли Виктора мутило.
Артур снова тряхнул Виктора за плечо, и тот соизволил, наконец, обернуться.
— Геда хочет поговорить с вами, — сказал паренёк.
Виктор отчетливо понимал, о чем пойдет разговор дальше, и чем больше он думал об этом, тем меньше ему хотелось возвращаться. Но Пенелопа, докурив и поднявшись на ноги, молча потянула его за собой. Голос Геды в этот раз звучал тише и мягче, а может, Виктору просто казалось, что это так.
— Геда говорит, что, едва узнав о том, что Гадатель приехал в город, поняла, зачем старику был нужен Ловец. Тогда она попыталась позвать Вас, но Маги не так восприимчивы к ее зовам, как Медиумы, — перевел ее слова Артур. Пенелопа кивнула, — Геда также говорит, что знает и о спящей девушке. Старик использовал силу маяка, который построен на магическом месте, чтобы усыпить ее.
— Она знает, как ее разбудить? — на самом деле этот вопрос был единственным, на который Виктор действительно хотел получить ответ. Все остальное, он был уверен, он смог бы выяснить и сам.
Геда улыбнулась, глядя на него, и произнесла что-то. Артур повторил ее слова в уме, будто перекатывая их на языке, подбирая к ним перевод.
— Геда говорит, что вы знаете ответ, просто не хотите его замечать. Все проще, чем вы думаете.
Сказать, что решение у него под носом, было гораздо проще, чем действительно увидеть его. Он и не рассчитывал на то, что Геда скажет все прямо, но надеялся, что ее подсказка будет хотя бы немного прозрачнее.
Геда протянула к нему руки и снова коснулась ладонями его щек. Казалось, сейчас она говорила только с ним, только для него существовала, только для того, чтобы заставить его поверить во что-то.
— Геда говорит, что раз вы уже понимаете, чего на самом деле хотел старик, то уже расстраиваете его планы, но вы не должны останавливаться.
Виктор кивнул. Геда приблизилась к нему близко-близко, настолько, что он мог почувствовать ее дыхание на своей щеке.
— Геда говорит, чтобы ты не боялся.
И она тут же отпрянула, улыбнулась и заговорила о чем-то, похоже, совершенно ином, оставив Виктора в недоумении. Она рассказывала им о том, как тоже когда-то не могла принять свое предназначение, как пыталась сбежать от судьбы и искала другой жизни, но у нее это не получалось, так же как не получалось у Виктора когда-то. За что бы она ни бралась, она не могла ничему научиться. Она могла шить, лепить, но никогда так, чтобы это стало ее основной работой. Она говорила так, словно пыталась убедить не Пенелопу, но Виктора в чем-то, уговорить его с чем-то смириться. Она как будто прятала за этими нагромождениями слов одну-единственную фразу.
Потом она рассказывала, как вернулась в табор и как смотрела человеческие судьбы в хрустальном шаре, как сводила молодые пары и вдохновляла тех, кому нужно было дыхание жизни, но все еще не могла до конца принять свой дар. Она не могла смириться с ним так долго, что почти привыкла к этому чувству. Однажды она проснулась с ясным осознанием: что-то, что она делает, помогает ей чувствовать себя живее.
Прощаясь с ними, она дала каждому по яблоку, приговаривая, что яблоки помогут им справиться с голодом, если он их настигнет в дороге. Она расцеловала их и попросила приехать снова, хотя Виктор и без того был уверен, что видит ее не в последний раз.
— Геда говорит, что вы должны найти Ловец, — наставлял их уже за калиткой Артур, — Еще она подумала, что я смогу помочь вам этим, — он протянул Виктору карту, — Эта карта приведет вас к маяку. Я там все отметил.
— Спасибо, — Виктор похлопал юношу по плечу, — Мне жаль, что так вышло с твоей сестрой.
— Она все еще со мной, — тут же отозвался Артур, — благодаря Геде и маяку.
"Похоже, — подумал Виктор, — теперь он доверяет мне немного больше."
Когда они уходили, карабкаясь по склону, отмахиваясь от веток волчьей ягоды и царапая руки, Геда все еще стояла у своих ворот и махала им рукой. Виктор чувствовал ее взгляд, и почему-то его это успокаивало. Его больше не злила ни неудобная дорога, ни что бы то ни было ещё.
— Ты не думаешь, что нам стоило поговорить и с остальными цыганами? — спросил Виктор, когда они, наконец, преодолели подъем и уже шли по направлению к ожидавшему их такси. Пенелопа отмахнулась:
— Ты можешь сколько угодно не доверять своей интуиции, но доверяй мне хотя бы, это моя работа, — она снова щелкнула зажигалкой, закуривая, и задрала голову, всматриваясь в небо: — Смотри-ка, уже начинает вечереть…
— То время идет медленнее, то бежит быстрее. За это я тоже люблю цыган, — Виктор невольно улыбнулся, вновь вспоминая Тристану, — Значит, мы верим ей?
— Ну, если мы не найдем Ловец, чтобы его уничтожить, то мы сможем вернуться сюда и уточнить, не патологическая лгунья ли она, в чем я сомневаюсь, — Пенелопа обогнала Виктора, добежала до такси и открыла дверь, чтобы влезть в салон:
— Спасибо, что дождались нас, мистер!
Виктор сел в машину следом за ней. Ему польстило, что он сумел убедить водителя остаться, даже используя тот легкий гипноз, на который едва был способен, хоть это и противоречило его принципам. Таксист сонно потер лицо, потом поправил зеркало заднего вида и взглянул на них:
— Ну как, нашли, что искали?
— Нашли, — кивнул Виктор.
— Вечно все у цыган находится. Они все тащат, что плохо и хорошо лежит, даже детей… — проворчал таксист.
— И сколько мы вам должны? — спросил Виктор, доставая кошелек. Тот отмахнулся:
— Расплатитесь, когда доедем до следующего места назначения. Куда, кстати?
Виктор задумался. Ему не хотелось сейчас возвращаться в гостиницу, хотя он и не мог отрицать того, что ему нужно обдумать все свои догадки. Ему очень хотелось, чтобы слова Геды оказались правдой, ведь он ей поверил.
Откинувшись назад, он ответил:
— Туда же, где подобрали. Нам есть с кем поговорить.