Виктору не нравилось в этом городе. Он признавал, что видел еще слишком мало, что, возможно, всему виной просто плохое настроение, но факт оставался фактом. Даже спасительный дождь, охладивший его одурманенную мадридской жарой голову, не помогал полюбить этот город.

Он прислонился виском к стеклу, равнодушно рассматривая проносящиеся мимо улицы, полные людей с зонтами. На секунду закрыв глаза, он представил себе, что снова вернулся в Британию, но едва открыв их, тут же потерял эту иллюзию.

— Вы надолго сюда? — обратился к нему водитель. Виктор поджал губы и сощурился, словно надеясь, что тогда можно будет так и оставить его без ответа, но напрасно.

— Понятия не имею, — наконец протянул Виктор.

— Что так? — тут же подхватил водитель.

— Понятия не имею, — снова повторил Виктор.

Оставшееся время они ехали в молчании. Водитель словно был обижен на такую неразговорчивость своего пассажира, а Виктор задумался о том, что же за задание подкинул ему Учитель на этот раз.

Он не объяснил толком ничего. Упомянул что-то о том, что это не обычное дело, что больше никаких графиков и расчетов, никаких прогнозов. Его работа будет нужна здесь и сейчас.

Виктор никогда не стремился узнавать о задании как можно больше заранее. И точно так же он не любил заранее давать какую-то оценку предстоящему делу. Будет интересно или скучно? Сложно или слишком просто? Он предпочитал получать информацию от заказчика, а не от отца или своих карт, и после этого уже решать, интересно ли ему это, и стоит ли за это вообще браться.

— Приехали, — вдруг оборвал его размышления водитель. Виктор взглянул на него через зеркало заднего вида и спросил:

— Я должен Вам денег?

— Мистер Льюис платит.

Такси остановилось возле отеля. К тому времени ливень лишь набрал обороты, и даже короткой пробежки от машины до входных дверей Виктору хватило бы, чтобы промокнуть, но в последний момент водитель сунул ему в руки зонт.

У стойки регистрации молодому человеку пришлось прождать десять минут. Девушка за стойкой звонила мистеру Льюису, его заказчику, а после любезно предложила Виктору чашку чая.

Чай согрел Виктора, и теперь он наслаждался этим чувством каждой клеточкой своего тела.

— Я ждал вас, — наконец окликнули его. Виктор с сожалением поставил чашку обратно на стойку и обернулся. К нему спешил невысокий мужчина — седой, немного сгорбленный и прихрамывающий. — Хорошо, что Вы приехали так быстро.

— А зачем медлить, — Виктор пожал плечами. Он слегка поклонился и протянул мужчине руку: — Виктор МакИвори.

— Гадатель, — отозвался его собеседник, называя Виктора по его другому имени. Тот поморщился, но промолчал. — Я — Оливер. Оливер Льюис, — он пожал руку Виктора легко и как-то даже слишком быстро. Гадатель удивился, но не подал виду.

— Учитель сказал, что у Вас не совсем обычное дело ко мне, — он снова потянулся к чашке, но тут же оставил эту затею — мистер Льюис знаком попросил следовать за ним.

Виктор с сожалением в последний раз взглянул на чашку чая, оставшуюся на стойке регистрации, и поспешил за мужчиной, торопливо пересекающим холл.

Мистер Льюис привел Гадателя в ресторан, и, посмотрев на него немного виновато, предложил сесть за один из столиков.

— Я подумал, Вы устали с дороги. Может, захотите выпить чашку кофе.

— Чашечка кофе была бы очень кстати, — Виктор рассеянно оглянулся, скользнул взглядом по светловолосой девушке за барной стойкой, по спинам нескольких из ее клиентов. Все вокруг казалось ему таким, словно жизнь только началась, как будто люди, находящиеся в этом в зале, совсем недавно проснулись. Сам воздух в этом месте был каким-то сонным. Гадателю от этой мысли стало немного не по себе.

Мистер Льюис заказал ему кофе и какое-то время просто сидел напротив, молча и раздумывая о чем-то. Быть может, подбирая слова, или решая, с чего начать.

— Господин Гадатель, — наконец начал Льюис, но Виктор оборвал его, махнув рукой. Он кивнул официанту, который принес кофе, поднял чашку и вдохнул ореховый аромат напитка.

— Превосходно, — пробормотал он и поднял взгляд на мистера Льюиса. — Называйте меня Виктор. Пожалуйста.

— Хорошо, — старик нервно улыбнулся. Он сцепил руки в замок, пытаясь скрыть их дрожь, и посмотрел на Виктора с надеждой: — Вы… знаете, почему я Вас нанял?

— Это проверка? — Гадатель сделал несколько глотков из своей чашки. Кофе горчил, но это только больше бодрило. — Хотите посмотреть, способен ли я действительно предсказывать?

— Мне очень неудобно, но… — мистер Льюис замялся, но Виктор в ответ лишь равнодушно пожал плечами.

Он общался с разными людьми, и многие просили его сначала показать, что он действительно на что-то способен, и только потом рассказывали, чего от него ждут. Поэтому Виктор, молча и практически бесшумно, поставил чашку на блюдце, залез в карман сюртука и достал оттуда сверток. В потертую плотную ткань он заворачивал ту колоду, что всегда была у него с собой. Ту, которая была не только самой потрепанной, но и самой правдивой.

Гадатель перетасовал карты, мысленно задавая им вопрос. Карты всегда ложились ему в ладонь так удобно, словно были только для этого и созданы, и согревали ему руки даже в самых холодных городах. Он пробовал разные инструменты предсказаний, но лишь этот отвечал всем его требованиям.

— Проблема в девушке, — холодно произнес Виктор, достав из колоды карту "Императрица". Девушка, изображенная на рисунке, казалось, вот-вот подмигнет ему. Решив уточнить, Гадатель обратился к колоде еще раз: — Но не любовный интерес. Ваша дочь, может племянница… — он покрутил в руках карту с изображением Пажа Посохов и положил ее обратно в колоду. Затем вытащил еще одну — эта обожгла ему кончики пальцев, давая знать о себе и стараясь показать, что именно она самая главная. — Двойка посохов, хм, — Виктор почесал краешком карты кончик носа и продолжил: — Как будто она подвисла. Не может понять, довольна, или нет, или…

— Я понял Вас, — мистер Льюис кивнул. — Вы правы. Дело в девушке. Я владелец очень уважаемой фирмы по производству тканей. Многие дома моды закупаются у нас материалом если не на постоянной основе, то каждый раз, когда хотят создать шедевр, — мужчина тихо засмеялся и продолжил: — Одна из моих фабрик находится здесь, в Румынии, поэтому мне в своё время пришлось приобрести здесь недвижимость, чтобы иметь возможность проводить достаточно времени и здесь, и в Лондоне. К тому же, так гораздо удобнее совмещать работу и отдых.

Виктор скептически хмыкнул, но не стал спорить. Он слишком мало знал это место, что бы хоть что-то о нем говорить.

— Два года назад я приехал сюда с наследницей, чтобы понемногу ввести ее в курс дела. Рассказать ей, как обстоят дела на фабрике, какие в этой стране законы, какой менталитет, как дела с продажами в Европе и…

— И еще множество вещей, которые мне знать не обязательно, — Виктор потер глаза. Он понимал, что его слова прозвучали довольно грубо, но сейчас ему меньше всего хотелось знать подробности работы компании мистера Льюиса.

— Ладно, — мужчина нервно поежился. — Мы жили какое-то время в нашем доме. Потом она захотела сделать ремонт, потребовала от меня немедленного решения, и я исполнил ее каприз. Буквально через неделю рабочие уже вовсю переделывали интерьер по ее эскизам, а мы почти со всеми нашими вещами жили здесь, в этом отеле. Она привезла с собой книги, одежду, даже свои детские дневники… — старик рассеянно потер глаза, пытаясь скрыть набежавшие слезы. — Не то, чтобы ей нравилась Румыния. Ей нравилось, как здесь устроена работа компании, и еще казалось, что она недостаточно знает о происходящем здесь, поэтому и настояла на том, чтобы мы остались подольше, а не возвращались в Англию.

— Ваша наследница, кем она была для Вас? — Виктор пил кофе большими глотками, стремясь поглотить как можно больше тепла.

— Не была, есть, — поправил его мужчина. — Она моя дочь.

— Я мог бы и сам догадаться… — Виктор видел во взгляде мистера Льюиса сожаление и вселенскую тоску, настолько сильную, что у Гадателя самого защемило сердце.

— Может, я сам виноват. Не уследил или что-то еще… Мы несколько недель здесь прожили, казалось, все было нормально, — мужчина замялся. Виктор заметил, как он ерзает на месте. Видимо, ему не терпелось отвести Гадателя куда-то еще. — Наверное, я не смогу Вам об этом просто рассказать.

Виктор сделал еще несколько глотков кофе и мысленно попрощался и с этим напитком.

— Если Вы не можете мне об этом рассказать, то… — начал Гадатель и замолк, сощурившись и смотря на старика. Мистер Льюис поднялся и кивнул в сторону выхода из ресторана:

— Тогда я Вам все покажу.

Виктор последовал за мужчиной. Они прошли по коридору и остановились у лифта

— Видите ли, моя дочь вот уже почти два года просто лежит в кровати и даже не двигается, — лифт тихо звякнул, открылись двери и мужчина пропустил Виктора вперед. — Она дышит, но не открывает глаза, не ест, не шевелится. Она даже не спит. Но и не бодрствует.

— Она в коме? — Виктор оперся спиной о стенку кабины. Мистер Льюис нажал на кнопку нужного этажа.

— Когда человек лежит в коме, есть еще какая-то надежда, что он придет в себя, не так ли? — мужчина дрожащими руками пригладил волосы на голове и посмотрел на Виктора.

Он сожалел о чем-то. Его выражение лица, то как он постоянно нервно облизывал губы, тер покрасневшие глаза пальцами, — весь его облик вдруг показался Виктору видом глубоко скорбящего человека.

— Врачи считают, что она никогда больше не очнется, — после долгой паузы выдавил из себя Оливер. Он вдохнул побольше воздуха и хотел было сказать что-то еще, но замолк, стоило лифту остановиться. Снова открылись двери, и они вышли в коридор.

— Тогда… при чем здесь я? — Виктор следовал за Льюисом, чуть отставая от него. Ему все сложнее становилось понять, чего хочет от него этот мужчина.

— Мне кажется, что она просто спит.

— Мистер Льюис, я… — начал Виктор, но мужчина резко остановился, обернулся и коснулся его плеча дрожащей рукой:

— Не было никаких предпосылок. Она просто не проснулась одним утром. Разве такое объяснимо?

Виктор осторожно отстранил его руку и тихо спросил:

— Тогда что же, вы думаете, происходит?

— Она заблудилась где-то.

Старик потер лоб, потом глубоко вздохнул и кивнул в сторону:

— Здесь ее комната. Вы увидите ее, и… я надеюсь, что Вы поймете.

Какое-то время он еще возился с замком. Казалось, что чем ближе он к своей дочери, тем больше волнуется. Руки у него дрожали так сильно, что он едва не уронил карту, заменяющую ключ, да и в электронный замок попал далеко не с первого раза.

В номере было тихо. По крайней мере, так показалось Виктору, когда он шагнул за порог. Роскошь люкса нисколько не привлекала его внимания. Оглядывая гостиную, он не обращал внимания на интерьер, он видел лишь то, что сделало бы это место чьим-то, пусть и временным, но домом.

Он смотрел на стопки книг, спрятанных на полке журнального столика, на чашку с недопитым кофе, на скомканные бумаги с записями и на рамки с фотографиями белокурой девочки.

Мистер Льюис коснулся его плеча и потянул за собой к одной из дверей.

— Она там, — он дернул за ручку и сделал шаг назад, пропуская Виктора в комнату.

В этой комнате было темно. Плотные шторы были тщательно задернуты, и только несколько настольных ламп освещали помещение. В кресле, стоявшем рядом с небольшим прикроватным столиком, пристроилась сиделка — немолодая женщина в полукруглых очках. Она что-то читала, подвинувшись к лампе совсем близко, а когда мистер Льюис и Виктор вошли, резко вскинула голову, подслеповато щурясь в попытке разглядеть их.

Кроме лампы на столике стояла ваза с несколькими ветками сирени. Женщина то и дело наклонялась к цветам, похоже, чтобы вдохнуть их аромат, и Виктору лишь первые пару мгновений это казалось странным. В комнате пахло лекарствами. Какими-то растворами, таблетками, чем-то еще. Виктор хотел было прикрыть нос рукой, но тут же передумал, понимая, что запах не такой уж резкий, и привыкнуть со временем можно.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. Когда-то, наверное, она была занавешена балдахином, но теперь его сняли, и кровать окружало только медицинское оборудование и капельницы. Виктор про себя сравнил их с назойливыми мыслями или кошмарами, окружающими свою жертву, заставляющими ее сдаться.

Он еще не видел девушку — не столько из-за полумрака в комнате или подушек, которыми ее заботливо обложили, сколько из-за того, что боялся получить ответ на вопрос, который задавал мистер Льюис. Отчасти он даже боялся на нее смотреть или подходить к ней. Он был почти уверен, что её отец просто обманывает себя. Но кто угодно на его месте так же хватался бы за последнюю надежду, словно за спасительную соломинку. Любой другой надеялся бы, что состояние самого дорогого ему человека поправимо, что это еще не конец, и все еще можно вернуть.

— Дэвиэна, — неожиданно заговорил мистер Льюис, обращаясь к сиделке, — вы не могли бы оставить нас на какое-то время?

Женщина лишь пожала плечами, поднялась, закрыла книгу, предварительно загнув уголок, и оставила её на столе. Она все не сводила взгляд с Виктора, в нерешительности замершего в паре шагов от кровати дочери Льюиса. Виктор встретился с ней взглядом, но тут же отвернулся. Казалось, сиделка осуждала его за что-то.

Когда дверь за ней закрылась, Виктор все же решился. Сделав пару шагов, он сел на край кровати и наклонился к девушке, вглядываясь в ее лицо.

— Зачем вы закрываете шторы? — спросил он и обернулся, глядя на мистера Льюиса.

— Мне кажется, что свет будет делать ее сон тревожнее.

— А вдруг она нуждается в витамине D? — Виктор покачал головой. Он то подносил руку к лицу девушки, то убирал, словно не решаясь коснуться ее. — Я хочу увидеть ее не при свете пары ламп. Или включите свет, или приоткройте шторы. Там не солнечно, но все же…

Виктор снова посмотрел на девушку. Он прислушивался к звуку шагов мистера Льюиса, словно перекликающегося с писком аппаратов, к которым была подключена его дочь, и шумом дождя, и ему казалось, что это сочетание было похоже на жутковато-нелепую музыку.

Мистер Льюис с шумом раздвинул шторы, и в комнате стало не намного, но светлее.

— Ее зовут Грейс, — он впервые назвал Гадателю ее имя и замер у окна, опустив голову.

— Красивое имя, — ответил Виктор, пусть и дежурной фразой, но действительно искренне. — Как Грации… — он краем глаза заметил, что мистер Льюис закивал.

Но после все его внимание, все мысли заняла Грейс. Она показалась ему очень бледной, что, впрочем, и не удивляло. Он рассматривал ее лицо, руки и, наконец, решился к ней прикоснуться. Он не знал, что должен делать, поэтому действовал интуитивно: прислушивался к ее дыханию, нащупывал ее пульс и считал его частоту. Но все это едва ли могло хоть как-то помочь. Он снова и снова замирал в задумчивости, рассматривая ее острые скулы и переплетения вен под кожей на запястье, как будто надеялся увидеть какой-то знак. Виктор слышал, как отец девушки то мерил комнату шагами, волнуясь, то опускался в скрипучее кресло и замирал.

— Я думал, что она будет немного моложе, — в какой-то момент произнес Виктор. Он погладил девушку по виску, словно надеясь, что она ему ответит.

— И королевских кровей? — мистер Льюис выдавил из себя улыбку. Он теребил пальцами край галстука и то и дело отводил взгляд.

— Вы же знаете, Оливер, что я не волшебник из сказки и не могу ее оживить ни мановением волшебной палочки, ни поцелуем?

— Хотя бы попробуйте. Пожалуйста, — у него дрожал голос и Виктор лишь отчетливее понял, что тот вывод, к которому он скорее всего придет, станет ударом для мистера Льюиса.

— Попробовать всегда можно, — Виктор повел плечами, покачал головой из стороны в сторону, словно настраиваясь на нужную волну. — Расскажите мне, как это случилось. А я пока… попробую понять, что именно произошло.

— Она просто не проснулась однажды. То есть… — мистер Льюис снова сел в кресло и вцепился в подлокотники с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Виктор снова взглянул на него и тут же отвел взгляд. — Она вообще любила спать до обеда, или даже дольше. А я баловал ее и не будил, пока сама не просыпалась. Но тут… в один из вечеров я вдруг понял, что пора уже снова ложиться спать, а Грейс все еще не встала, — он снова замолк, как-то нелепо попытался то ли пригладить бороду, то ли прикрыть рот рукой. — Я попытался ее разбудить, но она не реагировала. Я кричал, я тряс ее за плечи, я… Боже мой… — он словно захлебнулся собственными словами, закашлялся, а после и вовсе замолк.

— Я понимаю, Оливер, что Вам тяжело. Но мне нужно знать, как все было, — тихо произнес Виктор.

Он взял Грейс за руку и осторожно сжал ее ладонь пальцами. Он все оглядывался, словно судорожно пытался что-то найти, переводя взгляд с предмета на предмет, с узора на узор. Когда он не говорил с мистером Льюисом, то едва заметно шевелил губами, будто бормотал что-то. Он звал Грейс. Он надеялся, что та подскажет правильный ответ.

Мистер Льюис вытер глаза краем рукава и снова посмотрел на Виктора и на свою дочь.

— Как Вы уже поняли, мне не удалось ее разбудить. Тогда я позвонил нашему семейному врачу, вызвал его к нам как можно быстрее… — он запнулся снова, кусая губы. — Какое-то время она просто спала, а потом ей стало резко хуже и она впала в кому.

Он снова замолчал. Опустив голову, он все равно наблюдал за Виктором, а тот слушал его, стараясь не пропустить ни слова, но все еще пытался найти какой-нибудь знак. Что-то, что могло бы дать подсказку.

— Потом она перестала вообще хоть на что-то реагировать. Ее жизнь теперь зависела только от аппаратов. Это равносильно смерти, — продолжал мистер Льюис.

Виктор вздрогнул и обернулся. Краем глаза, как ему показалось, он заметил промелькнувшую тень, похожую не на силуэт человека, а, скорее, на что-то бесформенное, как лоскут ткани. Посмотрев в ту сторону ещё раз, он не увидел ничего. Виктору просто показалось то, что он хотел увидеть. Следом за видением пришел испуг — резкий, почти панический. Виктор на мгновение сжал ладонь Грейс чуть сильнее, но тогда страх только усилился. Будто это был ее страх. Ее отчаяние.

— Врачи все еще уговаривают меня отключить ее от аппаратов. Это ведь не жизнь, но и не смерть. Только лишние мучения и мне, и ей, но я… — мистер Льюис поднял голову и посмотрел на свою дочь с такой тоской, что Виктору стало жутко, — я просто не могу этого сделать. Она ведь просто спит, посмотрите на нее… Нужно просто найти того, кто сможет ее разбудить. Так что я нанял самых лучших и молчаливых сиделок и… и Вас.

Виктор устало потер виски, потом снова взглянул на то место, где видел тень, и спросил:

— Было что-то, что тревожило Грейс перед тем, как все это… произошло? Может стуки в ее комнате, ночные кошмары? Может она засыпала постоянно и везде, или что-то еще?

Мужчина задумался. Виктор не отводил от него глаз. Он прислушивался к писку аппаратов и своим ощущениям — чувство паники вдруг исчезло, словно его никогда и не было. Как будто это было наваждение, и ему всё это просто показалось.

— Нет. Кажется, нет… — мистер Льюис покачал головой. — Это важно?

— Относительно. Я допускаю возможность, что ваша дочь… как бы выразиться получше, — Виктор закатил глаза, пытаясь подобрать подходящее слово. — Я думаю, она латентный медиум и путешествовала в другие миры, пока спала. Просто один из миров однажды ее не отпустил. Но без телесной оболочки она только дух, болтающийся между двумя мирами. Сюда вернуться она не может. Но и там ее существование бессмысленно…

Мистер Льюис нахмурился и подался вперед. Виктор, похоже, дал ему надежду, хотя и сам не был уверен в своих словах. Где-то за спиной Оливера вновь промелькнула тень. Но, быть может, Виктору снова просто показалось. Ему просто хотелось бы, чтобы мистер Льюис был прав. Тогда Грейс можно было бы спасти.

— Если это так… Вы сможете ее вытащить?

— Это может быть и не так. Это может быть и проклятие, может быть и в самом деле смерть, может быть… что угодно, — Виктор развёл руками. — Я не могу Вам обещать ничего, Оливер. По крайней мере, пока я сам не уверен в этом.

— Но ведь Вы нашли что-то, — мистер Льюис неопределенно махнул рукой. — Мне… мне показалось, Вы нашли что-то.

— Может быть, — Виктор опустил голову, что бы не смотреть ему в глаза. Ему не хотелось рассказывать о своих открытиях сейчас, пока он еще не уверен, что это не самовнушение. — Мне нужно поговорить с ее сиделкой. Кто-то еще бывает с Грейс?

— Еще одна сиделка, — мистер Льюис достал из кармана небольшую записную книжку, тут же сообразив, о чем попросит Виктор. — Я позвоню ей сейчас же.

— Это хорошо, — Виктор снова взглянул на Грейс, на трубки, являющиеся единственным мостиком, соединяющим её с жизнью, на ее спокойное выражение лица. — Надеюсь, разговор с ними поможет принять решение. Тогда смогу рассказать Вам, что понял сам.

Мистер Льюис еще раз кивнул в ответ и поднялся, едва слышно вздыхая, едва заметно морщась, и поспешно вышел из комнаты, чтобы позвонить. Виктор еще какое-то время просто сидел рядом с Грейс, не отводя от нее взгляда, не двигаясь. Он не столько надеялся, что снова увидит краем глаза промелькнувшую тень, или услышит едва уловимый шорох, сколько пытался представить, каково это — не двигаться, замереть во времени и пространстве, просто спать.

Он тряхнул головой, пытаясь отогнать эту мысль, и медленно осмотрелся. На полках были аккуратно расставлены книги, на столе лежали ежедневники и ручка. Виктор было предположил, что мистер Льюис занимается своими делами, сидя рядом с дочерью, стремясь хоть так провести с ней время подольше, но подойдя ближе к столу, Гадатель понял, что ошибся. Вернее, почти ошибся. Быть может, одна из записных книжек и принадлежала ему, но остальные, казалось, были приобретены не столько из-за функциональности, сколько из-за внешнего вида. Мистер Льюис не выглядел человеком, придававшим большое значение внешней оболочке предмета, он скорее пользовался бы одним и тем же ежедневником так долго, как только мог, а после купил бы первый попавшийся, лишь бы помещался в карман. Те записные книжки, что были аккуратно разложены по столу, были яркими, привлекающими внимание одной обложкой — золотая вышивка на красной ткани, тщательная копия какой-то из работ Дюрера, аппликации, чей-то авторский дизайн. Каждым из них пользовались, это было видно по обтрепанным уголкам, потертостям и неровностям в некоторых местах. Нет, едва ли ими мог пользоваться мистер Льюис. Разве что, если кто-то подарил бы ему подобный, да и то, его наверняка смутила бы его яркость. Возможно, она привезла это с собой в попытке создать атмосферу любимого дома, а мистер Льюис, теперь цеплялся за это ощущение, делая вид, что она просто спит, окруженная теми вещами, которые она любила — книгами, тетрадями, картинами на стенах. Виктор готов был поспорить, что в шкафу нашлись бы ее лучшие наряды.

Он остановился, держа в руках один из ежедневников, не открывая его, просто вертя в руках, закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Его все еще немного знобило, словно от постоянного волнения или чего-то еще. Здесь было слишком тепло, чтобы мерзнуть, он почти чувствовал, что на самом деле согрелся, но, почему-то, его все еще била дрожь.

Будь на месте Виктора Пенелопа, она попыталась бы хотя бы на мгновение очутиться не здесь, а там, в одном из других миров, чтобы попробовать найти зацепку. Ей это далось бы так просто, как никакому другому медиуму. Но ее здесь не было, поэтому Виктор должен был искать другие пути.

В коридоре послышались шаги и приглушенные голоса, потом кто-то постучал в дверь, прежде чем открыть ее. Виктор удивленно вскинул голову и сощурился:

— Не нужно оповещать меня о том, что Вы входите в комнату, Оливер, — он положил ежедневник на место, еще раз взглянул на девушку и подошел к мужчине.

Мистер Льюис теперь вел себя как-то по-другому, его волнение выглядело иначе. Словно отчаяние отступило, и на смену ему пришла уверенность в том, что теперь все решится. Виктору не нравилось это, но он знал, что теперь, что бы он ни сказал, мистер Льюис не потеряет этой уверенности…

— Вам удобнее будет поговорить с ними здесь? — начал мужчина, но Виктор тут же отмахнулся и перебил его:

— Лучше в гостиной. Но с глазу на глаз. Вы можете посидеть с дочерью, пока я поговорю с сиделками.

— Если так удобнее, то конечно, — закивал в ответ мистер Льюис и сделал торопливый шаг в сторону, пропуская Виктора.

Гадатель понимал, что поступает неосторожно. Он боялся, что Оливер тешит себя лишь напрасной надеждой, и, если разговор с сиделкой ни к чему не приведет, это просто разобьет ему сердце.

Войдя в гостиную, Виктор замер. Он не оглядывался, скорее прислушивался, пытался привыкнуть к обстановке, привыкнуть настолько, чтобы почувствовать себя здесь как дома. Казалось, семья Льюис и в самом деле старательно выстраивала иллюзию домашнего уюта. Из временного пристанища они превратили гостиничный номер в практически постоянный дом. Это чувствовалось во всем — в беспорядочных рядах рамок на столе, в смятом пледе, брошенном на диване, в скомканных записях, разбросанных то здесь, то там.

Сиделка пристроилась на стуле у кофейного столика и листала журнал. Просто листала, скользила взглядом по картинкам, не читая текст. Когда Виктор подошел к ней, она подняла голову, но так и не взглянула на него, и ему вдруг показалось, что человека спокойнее её он не встречал никогда в жизни, да и едва ли встретит. Одним своим присутствием она словно успокаивала его и, похоже, даже озноб отступил при виде этой женщины.

— Вас зовут Дэвиэна, я правильно помню?

— Да, меня зовут именно так, — женщина кивнула. Виктор сел на диван рядом и уставился на фотографии.

— Вы чаем угощайтесь. Я подумала, что Вы продрогли, и заварила, — прервала молчание Дэвиэна.

Она закрыла журнал, свернула его в трубочку и, наконец, посмотрела на Виктора. Только тогда молодой человек обратил внимание на стоящую на столе кружку.

— Вы просто спасли мне жизнь, — он улыбнулся, взял чашку со стола и тут же сделал несколько глотков чая, радуясь поразительной догадливости женщины. Он обхватил чашку руками, вдыхая аромат чая. Ему нужно было успокоиться.

— Я Вам не нравлюсь, Дэвиэна? — произнес Виктор скорее утвердительно, чем вопросительно. Он поставил чашку обратно и взял со стола одну из фотографий. Рамка была дорогой, немного шершавой на ощупь и приятно тяжелой. Судя по всему, ручная работа. Виктор принялся рассматривать фотографию в ней.

Дэвиэна выдержала короткую паузу и, наконец, ответила ему, вопросом на вопрос:

— С чего Вы взяли?

Голос у нее был низкий, но нежный, словно обволакивающий, да и говорила она немного напевно, так что Виктор мысленно сравнил его с тягучим и сладким медом.

— Вы очень осуждающе смотрели на меня, когда я только пришел.

— Вы неплохо разбираетесь в людях, не так ли? — Дэвиэна пожала плечами. — Я думаю, что эта девочка давно мертва, и Вы не сможете сделать ничего. А мистер Льюис Вам еще и заплатит.

— Но я не буду ничего делать, если она правда умерла, — отозвался Виктор и замолк.

Он рассматривал черно-белую фотографию пятилетней девочки со светлыми волосами. Конечно же, это была Грейс, он даже не сомневался. На фотографии маленькая Грейс стояла у огромного, по сравнению с ней, мотоцикла. Пальцы и рот девочки были вымазаны шоколадом, ремешок на одной из туфелек был оборван, коленки сбиты, а сама она была вся взъерошена и смотрела на фотографа хмуро, недовольно.

Виктор улыбнулся. Она нравилась ему даже вот так, просто на фотографиях. В ней было столько жизни, сколько никогда не было в нем.

Он пробежался взглядом по остальным фотографиям, пытаясь зацепиться за какую-то особенно интересную, за особенно необычный момент ее жизни. Он видел ее еще совсем малюткой, обнимающей пони за шею, видел ее в окружении множества подружек и на выпускном из колледжа. Она была такой яркой, что ему казалось, что даже увидев эти кадры мельком, он словно побывал там вместе с ней, испытал те же эмоции, пережил те же моменты.

— И как Вы собираетесь выяснять, мертва ли она? — вновь прервала молчание Дэвиэна. Виктор отреагировал не сразу из-за мелодичности ее голоса:

— Что, простите? — он все еще сжимал в руках первую фотографию, но сосредоточенно смотрел на другую. Пятнадцатилетняя Грейс на ней была с двумя мальчиками — одного она обнимала, а другой лишь стоял рядом. Тот, что был заключен в ее объятиях, недовольно хмурился, глядя на другого юношу, который, в свою очередь, смотрел лишь на девушку и рассеянно улыбался. Виктор хмыкнул, представляя себе, как спорили и дрались за эту девочку ухажёры.

— Вы ведь не верите врачам, так? — вопрос Дэвиэны он услышал словно краем уха.

— Возможно, — Виктор встрепенулся, поставил рамку на место и снова взялся за чай. — Но сейчас я здесь просто для того, чтобы поговорить с Вами.

— Я ведь вижу, что вы сомневаетесь, — Дэвиэна сощурилась и скрестила руки на груди.

Виктор повернул голову, рассматривая ее, пытаясь увидеть в ней самой что-нибудь необычное, что заставило бы его насторожиться. Он скользнул взглядом по ее одежде — теплой юбке и нелепо легкой рубашке, — остановился на мгновение на висящей на спинке кресла вязаной кофте кремового цвета, а после снова повернулся к фотографиям.

— Да, сомневаюсь. И именно поэтому я сейчас сижу здесь с вами и пытаюсь поговорить. А не еду домой и, тем более, не пытаюсь разбудить Грейс.

Дэвиэна покачала головой. Похоже, она действительно была убеждена в том, что Грейс уже не вернуть, и переубедить ее было невозможно.

— Мои родители были очень суеверными, — она склонила голову так, что напомнила Виктору сову. — И я не видела ничего, что могло бы показаться подозрительным.

Она была уверена в своих словах, потому что считала, что действительно разбирается в происходящем.

Виктор улыбнулся сам себе, пытаясь не выдать своего мнения на этот счёт.

— Я понимаю. Никаких голосов, летающих предметов, свечи не коптили, — Гадатель кивнул, — и не происходило ничего странного? И не происходит? Может… она открывала глаза?

Виктор поймал себя на том, что его вопросы больше похожи на игру, он не столько подводил Дэвиэну к нужной мысли, сколько играл с ней, не давая никаких ориентиров, никаких идей и зацепок о том, о чем же он говорит.

— Молодой человек, — женщина снисходительно улыбнулась, — в ее состоянии открывать глаза — не странно. Но она и этого не делала.

— Хорошо… Вы давно на Оливера работаете, Дэвиэна? — он наклонился близко-близко к одной из фотографий. На ней трехлетняя Грейс влезла в папины брюки, обмотавшись подтяжками, и смеялась в кадр. Виктор вдруг понял, что думает о ней как о человеке, который просто не мог бы обречь себя на такую смерть. В ней было что-то особенное. Необычное.

— Да, это так, — подтвердила женщина. Казалось, она не совсем понимала, что именно пытается узнать Виктор, задавая вопросы, ответы на которые были очевидны. — Он нанял меня после того, как его дочь признали… живой мертвой, — она осеклась и дернула рукой, собираясь перекреститься, но тут же замерла, глядя на Виктора. Виктор хмыкнул — его позабавило ее замешательство, словно она правда считала, что это как-то повлияет на него — и кивнул, чтобы она продолжала. — Он попросил меня приглядывать за ней как можно лучше. Сделать все, чтобы придя в себя, она снова зажила полноценной жизнью… — Дэвиэна опустила голову и замолчала, выдерживая полную сожаления паузу.

— Дэвиэна, мне… — начал Виктор, но женщина перебила его, тут же выпрямившись и строго нахмурившись:

— Вы уверены, что хотите знать подробности?

— Я не говорил, что мне нужно знать подробности, — Виктор выпрямился, устало потер переносицу пальцами и снова посмотрел на женщину. — Просто отвечайте на те вопросы, которые я задаю, а не играйте в самодеятельность, ладно?

Дэвиэна нарочито равнодушно пожала плечами и снова стала похожа на нахохлившуюся сову, недовольно смотрящую на Виктора.

— Вижу, мы договорились, — Виктор улыбнулся и снова потянулся к чашке. Чай уже остыл, но Виктору нравился его вкус. Листовой, крепкий-крепкий и очень сладкий, а теперь еще и холодный, этот чай действовал пробуждающе и помогал избавиться от озноба.

— Значит, никаких известных Вам проявлений присутствия… потусторонних духов? — Виктор задал этот вопрос, почти не рассчитывая на ответ, и Дэвиэна его ожидания оправдала.

— Как насчет… температуры в помещении?

— В смысле? — женщина непонимающе вскинула брови. Виктор махнул рукой в сторону ее свитера и пояснил:

— На улице начало осени, дождливо и холодно, но отопление еще не включили. Вы, наверняка, дома носите свитер и вязаные носки, да?

Дэвиэна задумчиво закатила глаза. Виктор на мгновение представил себе, как она сидит у кровати Грейс днями и ночами и просто вяжет. Теплые свитера, носки и шарфы.

Наконец, она ответила:

— Да, это так.

— А здесь тепло. Теплее, чем, например, в коридоре на этом этаже, — Виктор покачал головой. Дэвиэна тут же отмахнулась:

— Может, просто кондиционер включен на обогрев…

— А кто-то кроме Вас стал бы его включать? Ваша коллега?

— Саша? Нет, она не доверяет кондиционерам и подобному… — Дэвиэна криво улыбнулась, насмехаясь над таким поведением другой сиделки.

— Значит, его включили Вы? — Виктор понимал, что должен быть настойчив и убедителен.

— Нет. Может, мистер Льюис включил его?

— Бросьте, Дэвиэна. Вы бы слышали, как он работает. Чувствовали движение воздуха, — Виктор поджал губы. Он, наконец-то, сумел подобрать нужную ассоциацию — тепло в комнате Грейс казалось ему неподвижным, пока Гадатель был там, он в нем словно утопал и растворялся. — А если он купил обогреватель, то что? Где он его спрятал — в шкафу? Под кроватью? — он рассмеялся. — Оливер доверил вам решать, что полезно для его дочери. Он дальше от медицины, чем Вы, ему сложно понять…

— И что? — протянула Дэвиэна. — Здесь и летом холоднее, чем где бы то ни было.

— Бинго, — Виктор ухмыльнулся. Дэвиэна сама говорила то, что ему хотелось услышать. Почти слово в слово. — Дэвиэна, не все об этом знают, но когда чья-то душа неприкаянной бродит по какому-то помещению, то там… либо слишком холодно, либо, наоборот, слишком тепло.

Дэвиэна нахмурилась и, задумавшись, отвела взгляд.

Виктор тем временем снова взялся за рамки. Он прислушивался к тиканью часов, рассматривал трещины на рамках и царапинки на стекле, он всматривался в лица на фотографиях и пытался понять, какой же у Грейс характер.

Дэвиэна заговорила неожиданно, как и прежде:

— Допустим, Вы убедили меня.

— Это превосходно, — отозвался Гадатель, но так и не оторвал взгляда от фотографий. — Расскажите мне, возможно, она Вам снилась?

Дэвиэна замялась. Он задал ей личный вопрос, но не сомневался, что она на него ответит. Ведь мистер Льюис, наверняка, приказал ей отвечать на вопросы.

— Она снилась мне периодически, но так бывает, когда погружаешь в работу с головой, — Дэвиэна поморщилась, а потом вдруг спохватилась: — Но я помню один сон особенно.

— Чем же он вам запомнился? — Виктор снова выпрямился и посмотрел на женщину.

— В нем она со мной говорила.

Дэвиэна замолкла, кусая губы. Виктор поднялся со своего места и начал ходить по комнате, поднимая с пола смятые листы и, пробегая по написанному глазами, тут же отбрасывал их обратно. Это были чьи-то телефоны, какие-то адреса, списки продуктов. Как будто кто-то вырывал их из блокнота, мял и убирал в карман, не заметив, что промахнулся.

— Вы ничего не рассказываете, — прервал молчание Виктор. Он развернулся и посмотрел на Дэвиэну.

— Не могу вспомнить, с чего начинался сон, — отозвалась Дэвиэна. Виктор пожал плечами:

— Тогда говорите о том, о чем помните, — и прошел мимо нее, едва коснувшись ее плеча пальцами. Он остановился у окна, пытаясь рассмотреть происходящее на улице через оставленные каплями дождя узоры на стекле.

— Ладно, — вздохнула Дэвиэна. — Мне снился темный, дремучий лес. Деревья были такими высокими, что их макушки невозможно было рассмотреть, как ни пытайся. Они заслоняли своими ветвями небо, так что ни солнца, ни луны мы не видели. Мисс Льюис… — женщина сделала паузу, пытаясь припомнить что-то, — мисс Льюис была в красно-белом платье. Таком длинном, со шнуровкой на спине. Весь подол перепачканный и грязный, на ногах не было ни туфелек, ничего… Она была босая, ноги грязные и в ссадинах, как будто она уже много и давно бежит. Я это очень ярко запомнила.

Пока Дэвиэна говорила, Виктор отвернулся от окна и присел на подоконник. Он достал из кармана пиджака колоду карт, обернутую в потрепанный лоскут темно-красного бархата, отложил ткань в сторону и принялся тасовать колоду. Карты отозвались на его прикосновения своеобразной лаской, легким покалыванием, едва ощутимо обожгли кончики пальцев. Виктор улыбнулся сам себе и поднял взгляд на Дэвиэну, которая так и сидела к нему спиной. Гадатель кивнул ей, хотя и знал, что сиделка этого не видит. Он поднес к губам колоду и тихо-тихо шепнул вопрос:

— Мертва Грейс, или нет? — а после снова принялся тасовать карты. Он предполагал, что карты не станут отвечать, что они, как его мудрый спутник, не станут помогать ему в деле, которое может ему же навредить. Ведь если бы он стал искать ее, он мог бы ступить на путь медиума, а для предсказателя это было недопустимо.

Дэвиэна тихо прокашлялась и добавила:

— Она еще постоянно вытаскивала из волос маргаритки и причитала: "я не хочу, мне еще слишком рано носить маргаритки на себе"…

Виктор осекся:

— Маргаритки?

— Именно маргаритки. Это важно?

— Просто продолжайте, — Виктор не хотел отвечать на ее вопрос сейчас. Если он скажет ей хоть о чем-то, она может начать, пусть неосознанно, но подгонять все моменты своего сна под этот символ. Это было недопустимо.

Виктор вытянул из колоды карту, перевернул ее и недовольно поморщился: на карте был изображен старик, шагающий в гору. На спине он нес десять тяжелых деревянных посохов. Виктор знал самые разные значения этой карты, но для него она всегда значила лишь одно. Это был совет. Так карты предупреждали его, просили отказаться от дела. Так они говорили о том, что он возьмет на себя слишком много, что это будет выматывающе и тяжело, и он может не выдержать.

Виктор покачал головой и снова поднес карты к губам. Это было не обязательно, но так ему было просто удобнее. Словно карты в самом деле были его собеседником, спутником, верным помощником. Самым близким другом, который у него мог бы быть.

— Я спрошу снова. Мертва она, или нет? — Виктор снова принялся тасовать карты.

— Мы сначала просто бежали, потом мисс Льюис сумела рассмотреть где-то среди деревьев избушку. Заброшенную, грязную, камни, из которых ее строили, уже поросли мхом… — продолжила сиделка после паузы. Она глубоко вздохнула. — Там мы и спрятались. Я нашла лампу и хотела попробовать развести огонь из чего-нибудь, но мисс Льюис была против, она выкинула лампу за дверь. И все вытаскивала из волос маргаритки, как будто ее волосы только из них и состояли.

— И Вам не показалось это странным? — Виктор взглянул на нее исподлобья, потом вытянул из колоды карту. Десятку посохов. Он раздражённо вдохнул и снова задал им вопрос. В глубине души он понимал, что предположение оказалось верно, и карты не станут ему отвечать на такие вопросы, но все же надеялся, что что-то в их ответе изменится.

— Тогда — нет, — Дэвиэна покачала головой. — Сейчас я думаю, что во сне все возможно, — она снова сделала паузу. — На самом деле мы почти все время там и просидели. Она то и дело выглядывала в окно, боялась тех, кто за нами гнался. Но когда я спрашивала ее, от кого мы прячемся, она сказала, что мне это не должно быть важно. И что важно только то, что куда бы она ни пошла, где бы ни спряталась, он найдет ее.

— Он? — переспросил Виктор. Он снова вытянул карту, и это снова была десятка посохов. Карты действительно не хотели говорить ему ничего другого. Виктор злился, но понимал, что даже переспросив их по-другому, не получит ответа. Они не помощники ему здесь. По крайней мере, не в ответе на этот вопрос.

Он завернул карты обратно в ткань и прислушался к тому, что говорила Дэвиэна.

— Она отдала мне кое-какую вещь, — пробормотала женщина. — Я тогда очень испугалась, когда проснулась, — брать вещи у мертвецов… — она покачала головой из стороны в сторону. Но Виктор словно встрепенулся, очнулся. Он сунул карты в карман, подошел к ней и присел на корточки напротив, после чего, коснувшись ее плеча, спросил:

— Что она Вам дала, Дэвиэна?

— Из маргариток, что она вытаскивала из своих волос, она сплела венок. Сказала "Это для Него". А потом я проснулась.

Виктор помолчал, глядя на нее. Потом пересел на диван и задумчиво потер лоб. Дэвиэна молчала. Гадатель слушал тиканье настенных часов, шум дождя за окном, и ему все чудилось, что он слышит шум листвы тех многовековых, высоких деревьев. Он знал то место, о котором говорила Дэвиэна. Знал потому, что ему о нем уже рассказывали. И он помнил, какое тогда было выражение лица у Пенелопы — смесь испуга и одержимости. Она будто боялась этого места и была в него влюблена.

— Благодарю Вас за рассказ, Дэвиэна, — Виктор вскинул голову и посмотрел на сиделку.

Женщина недоверчиво сощурилась:

— Вы даже не станете рассказывать мне, что поняли?

— А Вы правда хотите это знать? Я так не думаю.

Прежде чем Дэвиэна успела сказать ему что-то еще, раздался стук в дверь. Она пожала плечами, встала и пошла открывать.

— Как раз вовремя, — произнес Виктор себе под нос: он был уверен, что это пришла вторая сиделка.

Конечно, ему хватило бы и слов Дэвиэны да некоторых своих домыслов. Даже то, что сказали карты, по-своему наталкивало его на определенные мысли. Но он должен был поговорить и с ее коллегой, ведь она тоже могла внести какие-то детали, которые бы придали большую ясность всей этой ситуации.

Дэвиэна открыла дверь и впустила вторую сиделку. Та, в отличии от нее, была высокой худой и сутулой старухой, словно сбежавшей со страниц книги с детскими сказками. Виктор с удивлением отметил, что у нее даже был крючковатый нос, и в глазах виднелся какой-то загадочный и немного жутковатый огонек, совсем как у представительницы славянского фольклора, и едва сдержал удивленный вздох.

— Добрый день, — старуха заговорила первой. Голос ее был немного скрипучим и резким, но стоило ей замолчать, как Виктор понял, что, даже таким, этот голос был по-своему приятным.

Женщина подошла к нему поближе и молча села на стул, на котором раньше сидела Дэвиэна. Она сложила руки на коленях и уставилась на Виктора, склонив голову набок и немного прикрыв глаза. В голове у него всплывали самые разнообразные ассоциации — от Злой Западной Волшебницы из "Страны Оз", до русской Бабы-Яги.

— Почему Вы так смотрите на меня? — обратилась к нему женщина.

Дэвиэна замерла у двери в комнату Грейс, слегка улыбаясь. Казалось, ее даже забавляло смотреть, как реагирует на ее коллегу Виктор.

— Просто Вы… — Виктор вдруг смутился. Едва ли не впервые за долгое время ему показалось, что еще не произнесенные слова могут оказаться бестактными. — Вы похожи на Злую Волшебницу Запада.

Ему едва удалось побороть желание втянуть шею в плечи и заставить себя улыбнуться. Женщина в ответ рассмеялась:

— Что же Вы так смущаетесь, ведь я правда на нее похожа, — она махнула рукой. — Должен же кто-то выглядеть как злая ведьма. Не настоящие маги, так хоть хорошая гадалка…

Дэвиэна тихо хмыкнула и скрылась за дверью. Виктор проводил ее взглядом и снова посмотрел на свою собеседницу.

— Вы даже не сказали, как Вас зовут.

— Называйте меня Саша. Вам можно, — женщина слегка склонила голову.

Виктор вдруг вспомнил, как отец рассказывал ему о тех людях, что не рождены с магией в крови, но сумели научиться использовать даже те крохи волшебства, которые у них были, так искусно, что захватывало дух. И он сам это словно чувствовал. С каждой секундой Саша была ему все интереснее и интереснее.

— Вы что же, ведьма, Саша? — понизив голос, спросил он.

— Знахарка. Наверное, поэтому господин Льюис и нанял меня.

— Надеялся, что Вы сможете… понять что-то?

Саша нахмурилась и замолчала. Она отвернулась и еще больше ссутулилась. Виктору вдруг стало жутко, он почти почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом.

— Я пыталась гадать ей на обычных игральных картах, — проскрипела, наконец, Саша, — но карты не говорят ничего. То просто чепуха выходит, то падает только одна масть, да и та не ее, — она развела руками. — Мне кажется, она мертва.

— Вы уверены? — слова Саши Виктору не понравились. Она казалось ему слишком мудрой, слишком искусной, чтобы ошибиться.

— Не уверена. Здесь слишком тепло зимой и слишком холодно летом, чтобы быть уверенной. Как в доме с привидениями, — Саша несколько раз нервно ущипнула себя пальцами за губу. — А Вы думаете, что это из-за госпожи Льюис? Не из-за того, что в этой комнате просто могут быть привидения?

Виктор не ответил. Саша сразу поняла, кто он, и сразу рассказала свое отношение к ситуации. Но, быть может, она что-то забыла? Вдруг есть еще что-то, на что она сама просто не обратила внимание?

— Вашей коллеге, Дэвиэне, как-то раз приснился сон про Грейс. Он натолкнул меня на кое-какие размышления, но озвучу их я немного позже. Может Вы, Саша, сама тоже вспомните что-то? Видения, сны?

Саша пожала плечами и лишь потом повернулась к нему. Она сощурилась, снова несколько раз ущипнула себя за губу, а потом пробормотала:

— Ну, она снится мне иногда. Но она не говорит ничего, просто стоит и смотрит на меня. У нее еще веточка цветущая яблоневая в волосах в таких снах. Но мне обычно казалось, что она так просто просит ее отпустить, — женщина развела руками.

Виктор потер пальцами виски. Уверенность обеих сиделок в том, что Грейс на самом деле мертва, сбивала его с толку. Он начинал думать так же как они и верить в те причины, что те сами себе придумывали.

— Вы вызываете подозрения, Вы знаете, Саша? — невзначай спросил Виктор. Саша кивнула, улыбаясь кривой, но очаровательной улыбкой:

— Знаю. Но я верю, что Вы выясните всю правду. В том числе и обо мне.

Виктор улыбнулся и снова отошел к окну. Во всем происходящем что-то явно было не так. Словно сами того не желая (или желая?), сиделки должны были привести его к мысли о том, что он еще может помочь Грейс. Это был не заготовленный сценарий. Всё выходило случайно, он был почти уверен в этом. Просто они, почему-то, не видели в происходящем странности, хотя кто угодно другой заметил бы. И особенно Виктор.

— Мне стоит позвать мистера Льюиса? — проскрипела Саша.

Виктор обернулся и взглянул на нее исподлобья. Она знала ответ, который тот даст старику, но, в отличии от Дэвиэны, не надеялась, что что-то заставит его одуматься.

— Нет, я думаю, не стоит, — он покачал головой. — Лучше нам самим зайти к нему.