Виктору казалось, что он увяз в абсолютной темноте, застрял в переходе между миром живых и Безмирьем. Все его чувства словно притупились, а движения были плавными. Что-то не давало ему ни двигаться, ни чувствовать. Даже досада за свой просчет и то, что ему придется оказаться в Безмирье, так и не узнав всей правды, здесь лишь присутствовала, но не волновала его. Он словно разучился чувствовать, забыл, что такое эмоции вообще.

Абсолютная темнота поглощала его по крупицам, едва-едва заметным, но определенно ощутимым. Он чувствовал легкое покалывание во всем теле, словно тьма понемногу заполняет его, проникает в каждую пору.

А потом в абсолютной тишине раздался чей-то голос. Кто-то звал его по имени. И прежде, чем Виктор успел опомниться, кто-то схватил его за шиворот и выдернул из этого состояния.

Гадатель закашлялся, даже не успев открыть глаза. Он просто сел в кровати и зашелся в яростном кашле, таком сильном, что на глазах выступили слезы. Успокоившись, он еще какое-то время просто сидел, согнувшись в три погибели, прижимая руки к груди и прислушиваясь к своим ощущениям.

Он принес из Безмирья Болезнь, которая должна была погибнуть при переходе из мира в мир, но прижилась в нем и теперь не давала дышать.

— С ним все в порядке? — раздался голос откуда-то слева. Виктор знал его, но очень смутно помнил откуда.

— Нет, — раздался голос справа, уже ближе. Этот голос он узнал сразу же — именно его обладательница звала его, именно этот голос он узнал бы где угодно.

— Пенелопа, — тихо прошептал Виктор, выпрямился и открыл глаза.

Он был в своем номере. Шторы были широко распахнуты, пропуская в комнату как можно больше солнечного света, и Виктор, словно инстинктивно, повернул голову в сторону окна, то ли греясь в лучах солнца, то ли заряжаясь от них.

— Сколько я спал? — пробормотал он.

— Неделю, — ответила спутница Пенелопы. Виктор обернулся и увидел невысокую худую блондинку в красном свитере и коротких брюках, и тут же узнал в ней Грейс.

— Ты почти все самое веселое время месяца пропустил, — улыбнулась Пенелопа. Она коснулась лба Виктора, и от ее прикосновения Гадателя словно обожгло. Он вздрогнул, вскинул голову и посмотрел на Медиума.

Что-то было не так. Она знала больше, чем просто о Болезни, что Виктор принес с собой.

— Я пыталась вылечить тебя от всех тех недугов, которым наградило тебя Безмирье напоследок. Все, что съедало твои силы, я убрала, но… — она запнулась. Виктор понял, что знает, о чем она хочет сказать.

— Тристана, — пробормотал он.

— Я говорила с твоим отцом, — Пенелопа посмотрела Виктору в глаза и тут же отвела взгляд. Все же, когда луна была растущей, она становилась намного более робкой и мягкой, теперь ей было гораздо сложнее говорить о плохом.

— Пенелопа, пожалуйста, просто скажи.

— Он снял проклятие с мужа Тристаны. Остальное ты и сам знаешь.

Виктор кивнул. Все вставало на свои места — он не просто принес из Безмирья Болезнь, эта Болезнь теперь останется с ним навсегда, он всю жизнь будет дышать с трудом, и с каждым годом ему будет становиться все хуже и хуже.

Пока судьба не подведет его к концу жизни. Это не просто медленное умирание, это жизнь на грани. Он будет просыпаться с желанием умереть и осознанием того, что его срок подойдет еще очень нескоро.

И он сам был во всем виноват. Он столько раз сдерживал свои эмоции и не делал необдуманных поступков, почему же в тот раз, один единственный, не удержался?

Быть может, он просто слишком любил Тристану.

Виктор какое-то время молчал, перебирая воспоминания, но вдруг осекся и посмотрел на Грейс.

— Разве ты не должна сейчас быть под строгим наблюдением врачей?

— Мне стало скучно, — Грейс пожала плечами. — Ты хоть раз проводил в больнице целую вечность, пока они делают все тесты?

Виктор покачал головой, потом подозвал Пенелопу знаком.

Он все еще беспокоился за Грейс и понимал, что даже проведи медики все необходимые анализы, они бы все равно многое не смогли увидеть.

— Передай мне мои карты, пожалуйста.

— Ты еще слишком слаб, — Пенелопа скрестила руки на груди и покачала головой. Виктор не ответил. Он попытался сделать жалобное выражение лица, смотря на нее, надеясь, что она поймет его беспокойство и готовность идти на жертвы, ведь ему было нечего терять. Пенелопа должна была понимать это лучше, чем кто-либо еще.

Девушка принесла ему сверток с картами, а после ушла, даже ничего не сказав. Виктор был благодарен ей за понимание.

— Присядь рядом со мной, пожалуйста, — обратился он к Грейс. Девушка вскинула брови, но послушно села на край кровати рядом с ним. Виктор чувствовал ее смущение и недоумение, словно его поведение отличалось от того, которое она ожидала, но в то же время ей было интересно. Она не отрываясь смотрела на руки Гадателя, пока тот тасовал колоду, видимо, стараясь запомнить каждое его движение и каждую картинку, которую успеет рассмотреть.

— Грейс, прежде всего я хочу попросить у тебя прощения за свое поведение. Я не имел никакого права целовать тебя без разрешения, но, похоже, это был единственный выход, — он развернул карты и взвесил их в ладони, словно привыкая к их весу. — Так же я хотел бы попросить у тебя прощения, что прочитал твои дневники. Это вмешательство в личную жизнь, — он сделал паузу, — Надеюсь, ты простишь меня.

Грейс долгое время просто смотрела на него. В ее взгляде было и недоумение, и досада, и какой-то не совсем понятный Виктору восторг. Он не задумывался о том, что сказал, просто считал, что обязан это сделать.

Грейс громко вздохнула, всплеснула руками и отвесила Виктору легкий подзатыльник. Гадатель замер, удивленно смотря на девушку. Он ожидал какой угодно реакции, каких угодно слов, но точно не того, что в итоге сказала она.

— Какое я имею право обижаться на тебя, если иначе я бы так и продолжала бегать по лесу от гигантских белых собачек? — возмущенно выпалила девушка, — Я должна тебя благодарить.

Виктору вдруг стало невероятно тепло. Всего пара ее слов создали ощущение, что она обняла его так крепко, как только могла, пытаясь согреть.

— Вы, женщины, очень непредсказуемы, — отозвался Виктор. Он снова замолчал, приглаживая потертые уголки своих карт, а после и вовсе начав тасовать колоду, исподлобья поглядывая на Грейс.

Он так долго смотрел на нее, что девушка смутилась и отвела взгляд, чем, почему-то, Виктора даже позабавила. Она нравилась ему. Почему-то рядом с ней он забывал о своем прошлом.

— Подержи карты в руках, пожалуйста, — он протянул Грейс колоду. Девушка осторожно, с недоверием, взяла карты в руки.

— Не нужно относиться к ним с таким благоговением, Грейс. Карты — это инструмент и друг, но не более того, — Виктор улыбнулся. Даже в руках Грейс карты словно смягчали те ощущения, что он сейчас испытывал. Он даже смог сделать несколько глубоких вздохов, ощутить аромат духов — пряных и приторно-сладких одновременно — и не закашляться. Он понимал, что со временем ему будет становиться лишь хуже, и он начнет реагировать не только на резкие запахи, но и на холодный воздух, на влагу и многое другое, но все это ему только предстояло.

— Давай колоду обратно, — он забрал у девушки колоду и снова перетасовал ее. Карты отозвались ласковым теплом, словно пытались рассказать ему, что и им Грейс нравится, что они готовы говорить о ней, — Вытяни одну.

— Ты будешь показывать карточные фокусы? — попыталась отшутиться девушка, но все же вытянула карту.

— Я хочу посмотреть, как ты. Пенелопа наверняка проверила, чтобы Безмирье не оставило на тебе меток, а я хочу посмотреть, как ты сама к нему относишься, — пояснил Виктор и посмотрел на карту, которую вытянула Грейс, — Ты рада тому, что выбралась. Тебе больно, что это произошло, хотя ты ценишь это. Как опыт, — он убрал карту обратно в колоду, — Это правда?

— Да, — коротко ответила Грейс, — Я ненавижу то место, где пробыла столько времени, но я благодарна за все события моей жизни, какими бы они не были. Все, что не убивает нас, делает нас сильнее.

Ответ Грейс удивил Виктора. Она говорила не как обычный человек, а как кто-то связанный с магией. В словах Грейс скрывалось несколько значений, и Виктор не знал, какое из них верно. Говорила ли она о раскрытии правды об ее отце, или о том, как научилась выживать, или о том, что стала разбираться в магии, не будучи к ней причастной? Виктор не знал. Точнее, он не мог быть уверен в том, что знает правду.

— Это пугает, — он констатировал факт и посмотрел на Грейс, — Это все равно, что если бы ты призналась, что в полнолуние превращаешься в оборотня и ешь людей.

— А что, оборотни тоже существуют?

— Нет. Только Пенелопа, — Виктор ухмыльнулся, — В полнолуние у нее самый стремный период месяца и тебе еще предстоит с этим познакомиться… — он снова перетасовал колоду, — Можно я сделаю тебе расклад?

Грейс не стала отвечать, она просто кивнула, вскинув брови, показывая, что настолько доверяет ему, что ему не обязательно спрашивать разрешение.

Виктор заглядывал в ее будущее, далеко не всегда рассказывая ей обо всем, что видит. Он видел многое, что-то ему нравилось, а что-то вызывало желание начать оберегать Грейс прямо сейчас. Но едва взглянув ей в глаза, он менял свое мнение. Далеко не сразу он понял, что у него в голове крутится одна и та же мысль.

Это она была послана для того, чтобы оберегать его.

Странно, ему все еще было больно при одной мысли о Тристане, но в присутствии Грейс становилось легче. Он не просто дышал, он словно видел дальше и лучше, как будто она помогала ему, просто находясь рядом.

Карты, молчавшие так долго, говорили о ней так много! Они рассказали ей и о выборе между двумя мужчинами, о браке не по любви, о разочаровании в самом ближайшем будущем. Карты говорили ей и о потерях, и о том, что она обретет. Работа, замужество и дом — полная чаша. О чем еще могла бы мечтать девушка?

Но Грейс мечтала совершенно не об этом. Виктор знал это, ведь он читал ее дневники, читал свои карты и видел в ее глазах совершенно иные вещи и знал, чего хотелось бы ей. Она не видела себя в роли примерной жены, она не хотела сидеть на месте. Ей нужно было что угодно, но не то будущее, что ждало ее.

Девушка не сводила глаз с Гадателя, и с каждой истолкованной картой улыбка на ее лице все больше меркла.

— Мне кажется, ты ошибаешься. Брак… — он поморщилась, — Ну, разве что с тобой, — Грейс покачала головой и улыбнулась. Она протянула руку к Виктору и убрала прядь его волос за ухо.

— Какая разница, — Виктор отпрянул и собрал карты, — Главное, что они говорят тебе, что все будет хорошо. Это события, которые будут, но на которые влиять будешь ты. Что за работа, что за брак — твои решения.

— Если ты так считаешь… Я поверю тебе, — девушка развела руками. Она взглянула на Виктора, посмотрела, как он убирает карты обратно в ткань, и спохватилась: — Нужно же покормить тебя. Погоди минуту, я закажу тебе что-нибудь, — она тут же исчезла в гостиной.

Виктор сжал в руках колоду, отвернулся к окну и задумался. Стоило Грейс закрыть за собой дверь, как к Виктору снова вернулись мысли о Тристане и о том, как жестоко он поступил. Мысль о том, что из-за него ей было больно, заставляла его чувствовать себя хуже, чем Болезнь.