Грейс не выглядела разочарованной или грустной, скорее как человек, который испытывает досаду, обиду и недоверие.

Виктор даже не хотел думать, чем сейчас заняты ее мысли. Она могла мысленно оправдывать Крысолова, а могла наоборот, пытаться понять, почему его обвиняют. Она была обескуражена и сбита с толку, но наверняка готовилась вернуться к этому разговору как можно скорее.

Собираясь, Виктор размышлял над услышанным. Полученная информация мало могла им помочь, но все же, по крайней мере, теперь все становилось на свои места.

Все, кроме цыганки. По возрасту и этой короткой характеристике можно было прийти к выводу, что это Геда, но Саша своими словами лишила их любой возможности подозревать Звезду.

Виктор собирался так, будто не думал, что снова вернется в этот номер. Осторожно завернул в бумагу пентакль и ножички, упаковал в промасленный пергамент масла и отвары, которые и использовал настолько редко, что брать их с собой на маяк не было смысла, осторожно убрал в сумку книгу теней. Только одежда осталась висеть по шкафам, книги разбросанными по столу и тумбочкам. Номер не стал выглядеть сиротливее, просто в нем почти не осталось ощущения, что здесь живет Гадатель. Виктор забрал самое необходимое и оставил то, что всегда сможет обрести снова.

Он не знал точно, но, почему-то, его мучило плохое предчувствие. Быть может причиной был едва уловимый аромат ладана, преследовавший его с того момента, как Грейс ушла. Будь он моложе и неопытнее, он стал бы искать ладанку, тихо посмеиваясь над Дэвиэной, а не найдя ее долго бы размышлял, откуда же идет этот запах и почему он не исчезает, даже если он уходит куда-то в другое место.

Но сейчас Виктор знал, что это значит. Что значит этот терпко-сладковатый аромат, вызывающий слезы на глазах и желание прокашляться.

Это был запах смерти. Как Гадатель, он предчувствовал смерть, а запах ладана был всего лишь еще одним ее знаком.

Гадатель старался убедить себя, что это не пугает его. Что у него не дрожат руки от того, что этот запах становится все отчетливее и все сильнее его душит. Он знал, что бессмысленно предполагать, кто именно погибнет, но понимал, что от ощущения безысходности он видел мир вокруг намного мрачнее.

— Сосредоточься, — обратился к самому себе Виктор. Ему нужно было отогнать эти тревожные мысли и довериться своей интуиции, она уведет его от беды. А сейчас главное было разминуться с Саймоном и застать Джека врасплох.

Впервые за очень долгое время Виктору было страшно. Не из-за того, что ему угрожала опасность, это был другой страх. Страх перед встречей со своим прошлым и старыми ошибками.

Виктор совершенно не боялся смерти, особенно если она, по счастью, окажется его собственной. Он боялся встречи с Джеком.

Больше всего на свете.

Выбор машины предоставили Грейс. Быть может, именно поэтому Виктор не удивился, увидев, что у выхода из гостиницы их ожидает белый минивен — сейчас девушке больше всего хотелось простора, так что даже машину она выбирала по этому критерию. Виктор с легкостью мог понять это ее желание, ведь даже ему после визита в Безмирье порой становилось не по себе в тесноте или темноте.

Грейс сидела за рулем. Скинув туфли она закинула ноги на приборную панель и, развернув на коленях карту Артура, уткнулась в нее носом, задумчиво изучая.

— Минивен вызывает у меня весьма банальные ассоциации, — Виктор открыл переднюю дверь и влез в машину, устраиваясь на сиденье рядом с Грейс. — Я чувствую себя Американским папашей.

— Что делает меня Американской мамашей, — фыркнула в ответ Грейс. — Не знаю, что больше портит иллюзию: то, что дети великовозрастные, или твой акцент, — она свернула карту и кинула ее Виктору. — Лучше побудь штурманом сегодня.

Виктор молча кивнул и устроился поудобнее.

В машине стоял едкий запах освежителя воздуха — болтающаяся под зеркалом ярко-розовая елочка, похоже, должна была пахнуть клубникой или чем-то подобным, но для Виктора он смешивался с преследующим его ароматом ладана, от чего становился только неприятнее.

На заднем сиденье устроились Пенелопа и Иероним, отодвинувшись друг от друга как можно дальше. В салоне повисла какая-то неловкая пауза, которую тут же прервала Грейс:

— Дорога не должна много занять, наверное, к ночи уже будем на месте, если не заблудимся, — она спустила ноги и завела машину. — А пока мы едем, и вам некуда бежать… — девушка рассмеялась. Машина со скрипом и странным рявканьем сдвинулась с места. — Рассказывайте про Крысолова.

Виктор и Пенелопа хором издали разочарованный вздох. Гадатель понимал, что в случае с Крысоловом Грейс не станет придерживаться своих привычек и рано, или поздно поднимет это тему снова, но все же надеялся, что девушка снова его удивит.

Однако, сюрприз им преподнес не тот человек, от которого Виктор ждал:

— Я хочу знать врага в лицо.

Иероним поддержал Грейс. Похоже, Чистильщик так же, как и Виктор думал, что на маяке они встретят именно Джека.

— Да молчал бы, — Пенелопа скривилась. Воспоминания о Джеке ни ей, ни Виктору не приносили радости, только горечь о том, что все сложилось именно так, а не иначе.

Виктор прикусил губу и уставился на дорогу. Его накрыло воспоминаниями и полузабытыми эмоциями, словно он сделал большой глоток крепкого и горького коктейля из детского смеха, земляники и разочарований.

Произнести первые слова было сложнее всего.

— Я познакомился с Джеком, когда мне было семь, а ему шесть. Я только переехал к Учителю, а Джек жил по соседству, с родителями. Он вообще единственный из нас, у кого была полноценная семья и родные родители. Правда, он еще и единственный из нас, о чьем даре долго никто не знал, даже мой отец, — Виктор на автомате, больше рефлекторно, чем задумываясь об этом, развернул карту и стал рассеянно искать взглядом, где они сейчас. — Что нужно маленьким детям? Хороший друг, даже не просто хороший друг, а почти близнец. Что бы все задуманное подхватывал. Вот и Джек был таким для меня. Мы были как братья. Даже не смотря на то, что я часто уезжал и не возвращался месяцами, ведь у нас было жилье и во Франции, и в Голландии, и в Китае, и в Бельгии. Он всегда был мне братом. Я немного отдалился от него, когда мне было шестнадцать, и я узнал, кто я, ведь я не мог поделиться с ним этим… фактом в моей биографии. Он ужасно психовал и в один из моих побегов увязался за мной. А когда нас вернули, у нас появились новые соседи и Учитель повесил на меня заботу об одиннадцатилетней девчонке, видимо, в надежде, что тогда я стану ответственнее и перестану убегать. Черта с два.

— У меня были рыжие косички, и Джек дразнил меня Пеппи, — вдруг рассмеялась Пенелопа. — Вы были ужасными няньками, ничего не знали о маленьких девочках. Но я вас безумно любила.

— И мы тебя, — Виктор, не оборачиваясь, нежно улыбнулся и продолжил. — А Джек… Нам не запрещается общаться с обычными людьми. Наоборот. Да только вот с Джеком было что-то не так, и чем больше Учитель к нему присматривался, тем больше удивлялся, как не замечал всего этого раньше. В жилах Джека так же, как и в наших, текла магия, — Гадатель вздохнул. — Тогда и Джек прошел инициацию. Так, как он появился из ниоткуда, он стал Шутом. Нулевым арканом. Что стало для него практически идеальным поводом для гордости.

Виктор замолчал. Ему все меньше хотелось говорить обо всем этом. Уже тогда, почти шесть лет назад он был против того, что бы Джек становился одним из них. У Джека, в отличии от Виктора, Пенелопы и многих других, был выбор.

И по мнению Гадателя, Крысолов ступил на неверный путь.

— С того момента Джек мало появлялся дома, — вместо Виктора продолжила Пенелопа. — Все пропадал в тех залах библиотек, которые открыты только таким как мы, и учился, учился… У него ведь не было наставников, в отличии от нас с Виктором, так что он пытался все наверстать и достигнуть хотя бы моего уровня, хотя я тогда понятия не имела, кто я, не проходила инициацию и все такое. Потом он начал много путешествовать и добывать артефакты. Нужные вещи. Та доска Уиджи, которой я пользуюсь — его подарок, он подарил мне ее на шестнадцатилетие. У меня были и есть и другие, но эта — самая лучшая, — девушка поморщилась, продолжая: — Постепенно он стал искать во всем этом выгоду. Он не просто добывал то, что у него просили. Он требовал за это плату. Деньги, услуги, что-то еще. Многие были ему должны.

Она замолчала, явно не желая продолжать. Девушка отвернулась к окну и ссутулилась. Воспоминания о Джеке тяготили и ее.

— Когда я полюбил Тристану, Джек тоже ее полюбил. Мы слишком много всего делали вместе и одинаково, и девушки нам нравились одинаковые. Но Тристана выбрала не того, кто, как и она, живет ради выгоды. Она выбирала из корыстных помыслов и остановилась на том, кто, по ее мнению, помог бы ей быстрее достичь цели. Она выбрала меня, — Виктор покачал головой. Почему-то воспоминания о Тристане теперь вызывали лишь какую-то тяжесть в груди, дискомфорт, но не ту боль и пустоту, что раньше. — Как и я, он любил ее безумно. Два года назад Тристана попросила у него Браслеты Коломбины, невесты Арлекина, что бы танцы Тристаны стали еще более завораживающими. Цену Джек оговорил сразу: подари мне долгую ночь любви. Подари мне ночь такой любви, какую даришь моему названному брату.

— И она не согласилась? Потому что, дай догадаюсь, неожиданно поняла, что действительно любит тебя? — спросила Грейс и на секунду скосила взгляд на Виктора и тут же снова уставилась на дорогу. Виктор провел пальцем по шершавой поверхности карты и произнес:

— На следующем перекрестке направо, — ему совершенно не хотелось отвечать на вопрос Грейс. Но девушка выглядела так, словно ждет ответа больше всего на свете. К истории Виктора и Тристаны она проявляла несколько нездоровый интерес, хотя Виктор уже почти смирился с этим. Он вздохнул и продолжил свой рассказ: — Тристана никогда не любила меня, Грейс. Так что и на предложение Джека она согласилась, ведь браслеты Коломбины были ей очень, очень нужны. И Джек ей их достал. Не хотел отдавать, пока она не расплатится с ним, но Тристана сказала, что боится, что они будут ей малы. А еще, что хочет станцевать в них для него.

Виктор выдержал паузу. Эти воспоминания были такими четкими, яркими и болезненными, что его начинало мутить.

— Он дал ей их примерить. Она станцевала ему. Очаровала его. И сбежала, так и не подарив ему ночь любви.

— Хорошая девочка, — одобрительно фыркнула Грейс.

— Он был ей противен потому, что напоминал саму себя, — Гадатель хмыкнул и снова уткнулся в карту. Отчасти все это сосредоточие маленьких точек и тонких ниточек дорог и рек успокаивало его. Мир был таким большим. По крайней мере его боль от предстоящей встречи никто бы и не заметил. — Джек был вне себя от ярости. Он проклял всю большую семью Тристаны, но не стал обрекать их на смерть, предпочитая ей вымирание. "Ни один ребенок больше не родится в этой семье. Все женщины будут бесплодны". Это то, что он сказал Слово в слово. Я помню это потому, что был рядом с ним в этот момент.

Виктор замолчал. Ему больше не хотелось говорить. Тогда он пришел к Джеку просто спросить, что произошло между ним и Тристаной, он даже не собирался ругаться из-за того, что Джек толкал Тристану на измену.

Но услышав эти слова, Виктор понял, что потерял что-то очень важное. Кого-то безумно ему дорогого.

И кого-то совершенно безумного.

— Слова человека, в чьих жилах течет магия, да еще и прошедшего инициацию, получившего татуировки могут многое. Проклятие таких людей очень сильное и снять его может только кто-то, кто носит такое же имя и кто равен ему ему по силе.

— Учитель, — продолжила Пенелопа, — изгнал его. Он старший сейчас, так что имел на это право. Он изгнал Джека и подарил ему новое имя. Крысолов. За то, что за ошибки кого-то одного, Джек наказывал всех. Как крысолов из сказки наказал жителей Гаммельна.

Молчание, воцарившееся в машине, было настолько напряженным, что Виктору казалось, что его можно ощутить физически. Что каждое его движение сопровождается невидимыми и почти неощутимыми ударами тока.

— Он ведь был вашим другом. Вы не вступились за него? — спросила Грейс. В ее голосе слышались нотки разочарования.

— Он убил стольких не рожденных детей, Грейс. Я не могу утверждать, что я сам чистенький, но просто не могу простить этого человеку, который клялся мне, что не тронет ни единой живой души и будет хранителем, а не убийцей, — Виктор покачал головой и посмотрел на Грейс. Ему было неприятно и больно понимать, что Грейс его осуждает. Ее осуждение, почему-то, смущало его больше, чем чье-либо еще.

— И что с ним теперь?

— Наверное, продолжает работать в стиле Гаммельнского Крысолова, — тихо ответил Виктор. — Вот и спросим сегодня.

— Почему Чистильщики не забрали его? — Грейс на секунду обернулась, что бы взглянуть на Иеронима, и снова уставилась на дорогу.

— Мы не знали о его существовании, все достаточно просто, — холодно ответил Чистильщик. — Или же никто из тех, с кем он работал, и кто остался недоволен, не смог добраться до нас и заказать его.

— Что вероятнее, — подтвердил Виктор.

Виктор понимал, что должен радовался, что Чистильщики ничего не знали о Джеке. В конце концов, так он, по крайней мере, все еще оставался жив. Быть может, так его еще можно было переубедить. Но вся проблема была в том, что Виктор был уверен, что Крысолова нельзя заставить мыслить иначе. Он был сам по себе, он жил по своим законам и ничто и никогда не сможет заставить его свернуть со своего пути.

"Быть может, — с тоской подумал Виктор, — лучше бы ему было попасться Чистильщикам и погибнуть…". Он сам боялся собственных мыслей, но не мог заставить себя думать иначе.

— Мы больше не будем говорить об этом, ладно? — протянул он и отвернулся от Грейс, уставившись в карту. — На втором перекрестке поверни налево…