Низкое пение, эфирная сила слабо задевала ее кожу, расползаясь по ней. Она лежала неподвижно, приходила в себя. Она была не в своей постели.

«Странно. Не могу пошевелиться», — волшебные и физические оковы, и недовольство Примы из-за плена скоро начнет терзать ее мысли. Это испортит ее контроль, и она начнет извиваться, забыв о разумных действиях.

Если не подавит это.

«Делай как Клэр. Наблюдай. Анализируй. Я временно беспомощна».

Это помогало не так, как она хотела. Она медленно подняла глаза, учение сжало ее тело, пульс пытался ускориться, а дыхание — стать неглубоким и частым.

«Не сейчас. Оглядись».

Ее веки не были парализованы, хоть она не могла повернуть голову. Сначала было только янтарное свечение, но она моргнула, проверяя оковы на слабость рефлекторным движением, стало видно силуэты.

Движение, и пение магии затихло естественным образом.

Тихое шипение. Сверкнуло лезвие ножа, Эмма смотрела на картину перед собой.

Спина в черном, одно плечо выше, пальцы-когти в перчатках. Он стоял перед большим куском обсидиана, свечи парили в чашах вместо ведьминого огня.

Она видела стену из грубого камня, старую. Звуки были странными — из-за искажающей магии они доносились, словно из-под земли. Конечно, римляне сожгли Лондиний впервые. Даже Британния не подавила их полностью.

Силуэт перед камнем, похожим на алтарь — повернулся резким движением.

Она боялась, что оковы магии влияют на ее зрение, или дело было в веществе на ткани. Но нет. Все было на месте, хоть и потрепанное.

Она смотрела на его болезненные движения. Над черным алтарем свет падал в камень и умирал, отражения не было, дым двигался там, словно пульс сонного. Она пригляделась, заметила вспышки.

Яркие глаза-угли, пальцы длиннее на сустав. Бледная плоть, старый плащ и потертые перчатки. На обсидиане лежал хлыст, острые шипы на конце пульсировали бело-голубым огнем. Нож, чуть изогнутый, стоял, дрожа, на кончике. Порой дым гладил кожаную рукоять, вспышка крови сияла на лезвии.

«Ясно», — это было чудесным — так призвать духа из ничего. Лишь воля, эфирная сила, эмоциональная сила. Беда в том, что такие духи были бесформенными, работали в рамках, как голем.

Детей магии учили не давать такому духу набраться сил, ведь тогда нарушится грань между рабом и волей волшебница, и сила станет союзником духа.

И потом… Лучше создать нового раба, чем дать одному стать сильным и напасть на Создателя.

Интересно. Это мог быть прометеан. Сложно создать, многое могло пойти не так в процессе. И он быстро развивался. Почему она не подумала о таком варианте?

Потому что только безумец мог попробовать такое. Его нужно часто кормить. Когда те, чья Дисциплина чернее Дьявольской, искаженные, но дышащие, получали статус богов среди примитивных кланов, еда была нежной и невинной, ее забирали от грудей горюющих матерей. Без питания дух нападет на создателя, станет свободным, будет собирать силы от убийств по пути. Эфир вокруг него станет узлами, рухнет под весом духа. Говорили, королева-волшебница из Картаго создала такого духа в отчаянной войне с римлянами. И напасть вокруг потерянного города была результатом ее смерти до того, как она родила его.

Ведь одно выделяло прометанов от других созданных духов. Он мог, если нужно, сливаться с создателем, и становиться… другим. Эмма напрягла тренированную память, игнорируя ускоряющийся пульс. Конечно, она видела под присмотром Коллегии пару страниц книг, которые открывала только Черная Дисциплина. Ее Дисциплина подрагивала, узнав родственное.

«Поэтому, когда я побеспокоила его кормление, он настроился на меня. Интересно».

— Она проснулась, — резкий смех, фигура выпрямилась, потянулась. Хруст, треск, бледные волосы упали на его плечи. Жуткое лицо появилось в круге света, и она узнала его. — И так мило.

Она знала его. Как иначе? Вопросы, что так долго терзали ее, могли получить ответы.

Широкие плечи, одно выше другого. Грудь в черном выпирала с одной стороны, ткань вырезали, и там виднелось Изменение — ребра из железа и тусклое сияние красного камня, с другой стороны грудь была плоской.

Эмма узнала и это.

До того, как она забрала его из своей плоти и соединила с Арчибальдом Клэром, она носила такой. Философский камень из сердца змея. Змеи были за рекой Времени по своей природе, и сердце было сильным средством от большинства болезней.

Так у него было два Камня.

Левеллин Гвинфуд. Лорд Селвит вернулся из мертвых, трещал, склоняясь над ней. Она видела тонкие участки плоти среди разбитых ребер, органы сияли, восстановленные Изменением. Его пальцы в перчатках были сломанными, отросли, и он миновал оковы магии и коснулся волос Эммы. Ласка была странной.

Будь он таким нежным всегда, смог бы получить верность Эммы, и она не была бы верна юной королеве.

Она хотела говорить. Конечно, звуков не было. Слюна стекала из ее грубо завязанного рта по щеке. Она ощущала обломки дерева под собой, твердая поверхность удерживала ее над полом. Он издавал хлюпанье, пока двигался, так что ей стоило радоваться этому.

— Она узнает меня, — прохрипел он. Конечно, он менял голос до этого. — Видела бы ты свое лицо, милая.

Ее мысли кипели. Начало чумы, она ощущала другого Главного в приемной Виктрис. Она думала — о, Клэр отругал бы ее — что это был слуга Виктрис, как она. Ощущение слежки после этого, невидимая рука, что помогла ей в деле… конечно, он хотел ее целой для своих планов. Как он смеялся. Может, знал, что у нее не было сейчас другого Камня. Он догадывался? Что он мог знать?

Он мог заключить сделку с Тонкой Мэг. Или как-то надавить на жуткое существо.

Что мог достичь Главный, разорванный магией, получивший нож в спину от бывшей, если ему хватило воли отстроить тело?

Боль была потрясающей. Она нашла только кости у башни в Уэльсе, где он пытался поднять на поверхность Безвременного. Они двигались друг другу, пока он собирал силы?

Что он ощущал?

— Я следил за твоими делами с интересом, — его зубы вернулись, прямые и белые. Его губы были в шрамах, но шрамы точно пропадут со временем. Его тело скоро не будет нуждаться в Изменениях. Он сам их сделал? Это точно испытывало его терпение, навыки и Дисциплину. — Ты разбила мне сердце.

«О, вряд ли. Ты играл с француженкой и Рудьярдом, пока развлекался со мной. Будь ты честным, мы бы договорились. И если бы ты не обвинил меня в смерти француженки, я могла бы тебя простить», — она успокоила пульс, медленно вдохнула. К счастью, оковы не затронули ее нос, он не хотел, чтобы она задохнулась. Пока что.

— Знаешь, почему я не убил тебя сразу? — он кивнул, жирные змеи его волос задели плечи с шорохом. — Тебя хорошо защищали. То существо, твой Щит. Полезный и опасный, — он улыбнулся, порез на щеке стал шире и соединился с хлюпаньем. — Но не в том дело. У меня есть планы на твой счет, милая. Чудесные планы. Я сделаю тебе подарок, — улыбка стала шире. — А потом ты дашь мне мир.