Нож колол, все в Эмме Бэннон замерло. Мир отступил. Время замедлилось.
«И я умираю».
Нож давил, дым улетал от оков обсидиана. Он становился тяжелее, темнее, камень трескался. Тонкие трещины были на его поверхности, и свет отражался на них.
«Ах», — больше задумок Левеллина становились заметными. Давление на горло не пропадало, и мгновения были бесконечными… но слишком быстрыми, чтобы осознать все, что происходило.
Эмма обратилась к спокойствию, забила про глаза. Она не двигалась, но оковы пропали. Боль в ней вспыхнула с новой силой, она дрожала на грани, могла заставить душу улететь силой воли, закрыть легкие и сердце раньше, чем безумец, которого она когда-то любила, перережет ей горло.
Она лишила бы его победы, и где еще он найдет жертву, последнее убийство для не святого преобразования?
«Нет».
Они взорвались над ней, убийства, что она ощущала и нет. Плоть и медный страх, джин и отчаяние. Их бесцветные жизни и опасность, боль, голод, мужчины и их жадные руки. Сладкое слово во тьме успокаивало. Безликое существо, острый нож, от которого почти не было боли… горячая плоть, и тьма уносила их.
«Я могла быть одной из них».
Никто не знал, откуда волшебный талант. Удача, и ее забрали из грязи, но ее юбки все еще мешались, она не могла забыть.
Дверь на краю сознания Эммы.
«Он хочет дать жизнь. Я — Черная, моя Дисциплина — Эндор… и я могу обмануть его».
Ее горло набухло, кровь скользила по белой коже. Оковы стали крепче. Вдруг давление стало невыносимым, слепая ярость была той же, что когда-то вызвала зеленый огонь на теле и одежде пьяницы. Та же воля, но обученная, стала монстром, могла выдержать временный плен, потому что она страдала от этого всю жизнь.
Дверь на дне ее души трещала. Хватит.
Волшебник хрипел, пел не свою Дисциплину. Он напрягся. Еще движение ножом, и существо — его дело, благодарный сын — будет пировать над этой жертвой. А она получит дар тьмы и избавление от боли.
Черные символы пробудились, побежали по коже Эммы Бэннон. Ее глаза широко открылись, в них сиял едкий зеленый огонь. Символы покрыли ее ноги, хлынули волной по торсу и рукам, все еще окутанным обрывками траурного платья, потекли под ее волосы, по ее лицу.
Они добрались до ножа в ее плоти, и каскад зеленых искр поднялся от контакта.
В ней расцвела Дисциплина.
Левеллин Гвинфуд все еще колдовал и вел нож по горлу бывшей любимой.