Город лежит под пологом пронизанного оранжевым свечением тумана, над заливом поднимается белесая дымка. Весь он, от ям Тэнка до шпилей делового центра и респектабельных пригородов, размеренно пульсирует. Огибая башни, небосвод прочерчивают транспортные линии, столь затейливые и запутанные, что по ним впору гадать. Можно смотреть на них всю ночь, раздвинув занавески, доведя до максимума одностороннюю прозрачность пуленепробиваемого стекла и выключив все светильники, кроме красного глазка охранного монитора. И каждую ночь я слушаю, как безмятежно дышит во сне девочка; ее спальню охраняют два агента, сменяя друг друга на карауле у дверей.

В нашем доме спит человеческое дитя. Девочка уже не спрашивает, когда вернется ее мама, а я не пытаюсь обмануться тем, что она «забыла» об этом. У нее золотые кудряшки Эдди, большущие темные глаза и ямочки на щеках, когда она улыбается - совсем как у Гейб. Как ни странно, из всех взрослых она предпочитает демона. Он всегда проявляет к ней бесконечное терпение, готов с утра до вечера читать ей книжки с яркими картинками или играть в развивающие игры, призванные научить ребенка управлять своими возможностями. А они немалые: дочь псионов, она прошла тестирование сразу после рождения, и индекс по шкале Мейтсона у нее почти такой же, как у меня.

Последняя воля Гейб была однозначна: я стала душеприказчиком и опекуном ее дочери. С присущей ей педантичностью Габриель сумела поставить дело так, словно даже из могилы контролировала выполнение данного мной обещания. Любовь и долг - сеть, которая удерживает меня здесь. К тому же я прикипела сердцем к детскому смеху и разбросанным игрушкам.

Нарушила ли я другие обещания, чтобы сдержать это?

А если нарушила, хочу ли я об этом знать?

Скажи мне, чего ты хочешь, говорит он, и я качаю головой. Я беру меч, иду в длинный, тускло освещенный тренировочный зал, где деревянный пол пропах усердием, а зеркальные стены отражают тело, для контроля над которым мне больше не приходится напрягаться. Я проделываю упражнения, которым меня научил мой учитель, - комбинации точных движений, вытекающих одно из другого.

Но порой самоконтроль дает трещину, и в сознание тут же просачивается чернота. Чаще всего это случается по ночам. Тогда я прихожу в себя в его объятиях, мое горло болит от сдавленных криков, а тело деревенеет от напряжения, не давая им вырваться наружу. Но если я не справляюсь, если даю слабину, то находится и другая сеть, удерживающая меня на краю пропасти. Это руки демона, его стальная хватка, не позволяющая мне разбить голову о стену или вырвать себе глаза собственными когтями.

В такие ночи мы не разговариваем: я не в силах вынести звуки чужого голоса.

Мир полнится слухами.

Хеллесврант, финансовая сеть, управлявшаяся демонами через служивших им людей, захлебнулся в собственной крови. Возмездие и хаос после падения Люцифера пережили вассалы лишь одного демона, не подчинившегося новому Князю тьмы. Они собирают слухи и передают их, пребывая в безопасности благодаря строго соблюдаемому нейтралитету. Каждый месяц Кгембе является с докладом и смотрит на меня так, словно я представляю собой живой ответ на вопрос, который так и не был задан.

Ад никогда не был тихим местом. Люцифер правил преисподней с помощью страха, коварства и провокаций, насаждая железную дисциплину. Его свержение было лишь частью задачи, стоявшей перед претендентом на верховную власть. Новым Князем провозгласила себя совсем юная женщина, и многие демоны высшего ранга, гораздо старше и сильнее повелительницы, не желали признавать ее верховенство. Были и такие, кто не мог поверить в окончательную смерть Люцифера.

В конце концов, он был Первым, альфой и омегой всего демонского рода.

Слухи множатся. Никогда прежде маги не удавалось с такой легкостью открывать проходы между нашим миром и адом. Искусство маги переживает Ренессанс, и лишь немногие догадываются заглянуть в зубы сему «дареному коню». Тем, кто хочет знать, в чем причина такой легкости, отвечают: пока есть возможность, надо ею пользоваться, а если кому не нравится, это его дело. Псионы встревожены, и жестокие нападения на тех, кто имеет дело с энергией, происходят все чаще.

Если это своего рода химическая реакция, то пока нет никаких способов ограничить ее распространение. Не помогло даже величайшее фармакологическое достижение современности - препарат, излечивающий от пристрастия к хлормену-13. Появляются новые наркотики, поговаривают и о снадобьях, превосходящих по эффективности любые наркотики, доступных благодаря низкой цене. Распространители получают их от новых поставщиков. Не принадлежащих к роду человеческому.

И есть еще одно.

На полке нивронного камина, который я никогда не включаю, просиживая целые ночи в спальне, стоит урна. Черная, покрытая переливчатым лаком - прекрасный демонский артефакт. Она полна пепла с запахом корицы.

О ней мы с Джафримелем не говорим никогда.

Повреждения в моей голове залечиваются медленно. После того случая, когда божественная чета, переполнив меня экстазом, проявилась во мне и спасла мое тело и мою душу от демона, я больше не общалась со своим богом. Не могу определенно сказать, что вера во мне умерла. Возможно, она… спит. Дремлет. Если она когда-нибудь пробудится, я зажгу свечи и снова обращусь к моему богу. Если кто-то способен меня понять, то именно он.

На другом краю каминной доски, на причудливой стеклянной подставке, лежит и сонно тянет свою нескончаемую скорбную песнь сработанный из шелковистой древесины нож. Острие обращено к урне, и порой он дрожит, словно улавливает…

Но ведь это невозможно. Люцифер - не падший. Покой падшего не имеет к нему никакого отношения.

Впрочем, это не так уж важно. Нож предназначен для убийства демонов, даже самых могущественных. Пока это оружие хранится у нас, оно служит гарантией нашей безопасности.

Пока новый Князь удерживает ад под своей властью, нам ничто не грозит.

Но кто знает? Там по-прежнему процветают заговоры, ложь, коварство и интриги.

А если новый Князь утратит контроль? Стены между мирами истончаются день ото дня. Порой на лице моего падшего (когда ему кажется, что я на него не смотрю) появляется слишком хорошо знакомое мне выражение: как будто он прислушивается к звукам, которые я не способна расслышать. Звуки несут угрозу, которую я не способна представить.

Нож и урна с пеплом. Сейчас нож - наша страховка, а урна… что? Символ? Напоминание?

Но завтра они могут стать разменной монетой в новой игре. А на моем попечении находится девочка, которую я обещала вырастить. Свое слово я сдержу, даже если мне снова придется участвовать в их игре. Но в следующий раз я сыграю лучше.

Гораздо лучше.

Я жду, наблюдаю и воспитываю дочь своей лучшей подруги. А в дальних уголках моего сознания вызревает идея. Я обдумываю план, чтобы задействовать его при необходимости, и испытываю легкое возбуждение. Кто бы ни занял трон ада, надеюсь, у них хватит ума оставить нас в покое.

А если не хватит…

…ад воистину разверзнется.

И это обещание я сдержу во что бы то ни стало.