— Эштон Хаттон, — сказал адвокат, крепко пожимая мне руку. Он и бровью не повел, увидев мою татуировку и Джафримеля; ничего не скажешь, в век парапсихологии юристов ничем не удивишь. — Благодарю, что сразу отозвались на нашу просьбу, мисс Валентайн.

— Спасибо, мистер Хаттон, — улыбнулась я в ответ.

«Ишь ты, акула чертова», — думала я в это время.

Этот адвокат обладал некоторыми способностями в области парапсихологии; не такими, конечно, чтобы зарабатывать ими на жизнь, но и не такими, чтобы сбрасывать их со счета. Его светлые волосы были гладко зачесаны назад, открывая широкий лоб. Голубые глаза сверкали. У него была широкая обезоруживающая улыбка. И все же от него пахло чем-то неприятным. Откинув голову, я глубоко втянула в себя воздух — пахло чем-то отталкивающим и сухим.

«Да ну, не мое это дело», — подумала я и обвела взглядом приемную. За окнами было темно, но в комнате горел яркий свет; роскошный письменный стол адвоката — старинный, красного дерева — был так огромен, что на его крышке вполне можно было вырезать кита в натуральную величину.

Родственники покойного уже собрались: худосочная, сухопарая пожилая дама, вероятно вдова, в светло-розовом элегантном костюме, с ниткой жемчуга на шее; и два сына.

Один — подросток лет тринадцати, прыщавый и круглолицый, с влажными глазами и сальными волосами, другой — учащийся колледжа, с коротко подстриженными волосами, как у Джаспера Декса в сериале. Откинувшись на спинку стула, парень барабанил короткими пальцами по гладкой полированной поверхности стола.

По другую его сторону сидела женщина лет тридцати пяти с блестящими, покрытыми лаком темными волосами и рубиновыми сережками в ушах. «Любовница», — подумала я. Но когда за спиной женщины я увидела двух копов в штатском, ситуация стала понемногу проясняться.

Я посмотрела на адвоката.

— А зачем здесь полиция? — спросила я, сразу забыв, что нужно улыбаться.

— Я тоже не совсем понимаю, — ответил Хаттон. — Мисс Шарпли особо настаивала на присутствии полиции. В завещании об этом ничего не говорится, поэтому…

Он замолчал и развел в стороны холеные руки.

Я кивнула. Другими словами, копы были здесь потому, что кого-то в чем-то подозревали; или, может быть, отношения между женой и любовницей были далеко не добросердечными. И опять же, не мое это дело.

— Ну ладно, — сказала я, входя в комнату и открывая свою сумку. — Начнем, пожалуй.

— Простите, я не понял, кто ваш ассистент, — сказал Хаттон. — Не расслышал его имени.

— Именами будем заниматься потом, — отшила я его. — Я пришла, чтобы вызвать дух покойного, а не болтать о своих ассистентах.

Я уже начинала жалеть, что связалась с этой работой.

Посреди стола стояла простая металлическая коробка с прахом покойного. Я слегка поежилась. Терпеть не могу кремированных, куда легче работать с телом… впрочем, тем, кому надо платить за дом, выбирать не приходится. Интересно, почему семья, которой старик оставил пятнадцать миллионов, не захотела разориться на приличную урну? Ладно, это тоже меня не касается. Мое дело — воскрешать мертвых.

Свое первое воскрешение я провела в Академии; тогда тоже был кремированный. Когда в комнате, где проводилось воскрешение, воцарилась мертвая тишина, я совершенно растерялась. Для воскрешения большинству некромантов требуется тело целиком, причем чем оно свежее, тем лучше; чтобы вызвать к жизни останки, нужен настоящий талант и огромная энергия. В Академии мы все много работали, но я оказалась единственным некромантом, кому удалось воскресить скорбные останки. Потом мне частенько приходилось этим заниматься; самым тяжелым был случай с башнями «Чойни тауэрс», когда в них врезался самолет и разрушил три башни. Я тогда целыми днями ползала среди обломков, собирая куски тел, и все же десятерых так и не нашли. Если уж я их не нашла, значит, они просто испарились.

Неприятно об этом вспоминать. Правда, моя репутация не пострадала, а после случая с воскрешением маги по имени Сент-Кроули вообще стала прочной, как скала. Весь процесс тогда задумали снимать для телеканала «Головидео-2004» и на всякий случай приготовили разные спецэффекты, но у меня все получилось — к великому удивлению собравшихся и моему собственному.

Больше всего на свете я ненавижу воскрешать сожженных покойников и мертвых парапсихологов. Согласно законам Гегемонии, умерших парапсихологов полагается кремировать, особенно маги и церемониалов, и все из-за нахлебников.

Я поежилась.

Я зажгла свечи и расставляла их на столе, когда вдова внезапно закашлялась.

— К чему все это? — хрипло прошептала она. — Неужели это так необходимо?

— Успокойся, ма, — оборвал ее старший сын. Его голос оказался слишком писклявым для такого крепкого, коренастого парня. Раскачиваясь на стуле, он сказал: — Подумаешь, дым и зеркала. Больше мы ничего не увидим.

— Мисс Валентайн — лицензированная, дипломированная некромантка, — повысив голос, сказал Хаттон. — Лучшая в стране, если не во всем мире, миссис Шантерн. Вы же сами настоятельно просили меня устроить вам эту… встречу.

Женщина крепко сжала губы. Любовница не сводила темных глаз с металлической коробки. Она держалась ровно и спокойно, и только ее щеки немного порозовели, когда наши глаза встретились.

«А ты та еще штучка», — подумала я и перевела взгляд на копов. Эти мне незнакомы.

Я пожала плечами. Когда свечи были вставлены в подсвечники, я щелкнула пальцами, мои кольца вспыхнули, и вместе с ними голубым пламенем вспыхнули свечи.

Обожаю этот фокус.

Вдова ахнула, учащийся колледжа сразу перестал раскачиваться.

— Будьте добры, мистер Хаттон, выключите свет, — сказала я, вытаскивая из ножен меч. — Не волнуйтесь, мы скоро закончим.

Адвокат быстро пошел к двери, бросив тревожный взгляд на демона, который стоял в двух шагах от меня. Я вскочила на стол и уселась на нем, скрестив ноги, держа в одной руке меч, а вторую опустив на металлическую коробку. Теперь я была на голову выше всех — кроме демона и копов. «Зачем они здесь?» — снова подумала я.

— Данте? — внезапно заговорил демон.

— Все в порядке, — ответила я. — Жди. Если ты мне понадобишься, я тебя позову.

«Мы с тобой одно целое, — говорил мне демон, — и я должен тебя защищать. Если тебе будет больно, мне тоже будет больно. Пока ты носишь этот знак, я буду в твоем полном распоряжении. Если тебе что-то понадобится, только скажи. И запомни: ты свободна в своих поступках, а я нет».

Теперь я начала кое-что понимать. Так вот почему колдуны стремились связать себя с демонами теснейшими узами — чтобы получить рабов и охранников. Но мне-то раб не нужен! Мне нужно, чтобы меня оставили в покое.

Я закрыла глаза. Глубокий вдох и выдох, меч лежит на коленях. Столько волнений за последние дни, зато как приятно заняться тем, что хорошо знаешь и умеешь. Эта работа по мне. Я медленно погружаюсь в свое подсознание, свечи горят голубым светом, моя рука лежит на металлической коробке.

В самой глубине моего существа начинают звучать слова:

«Agara tetara eidoeae nolos, sempris quieris tekos mael…»

Если бы вам когда-нибудь пришлось записывать заклинание некроманта, вы получили бы набор бессмысленных слов, от которых вам не было бы никакого толка. Заклинания некромантов — это не особые слова и даже не язык, а просто ключи, персональные ключи, которые у каждого некроманта свои. Люди считают, будто это особый язык, и упорно стараются их записывать, чтобы потом подогнать под какие-то грамматические правила. Но дело в том, что наши заклинания все время меняются.

Надо мной поднимается голубой свет, который постепенно охватывает меня всю. Кольца сверкают, испуская потоки, водопады искр, левое плечо отчаянно болит. Я оседлала поток энергии, вокруг меня поют хрустальные стены, я нахожусь там, где покоятся останки усопшего, я ищу его. Я чувствую на своем языке привкус обгорелых костей и пепла.

Вкус смерти… он горький, он такой горький, каким не бывает ничто живое. Эта горечь пронизывает меня насквозь, заглушая даже боль в плече.

Я вижу линии. Я творю заклинания, моя голова откинута назад, вокруг меня начинает кружить энергия; она двигается против часовой стрелки, все быстрее и быстрее, и вот я уже в сплошном потоке бледного света, в котором медленно возникает тело человека — вернее, то, что от него осталось.

Я откидываю назад волосы, мне все равно, заплетены ли они в косы или просто распущены по плечам. Изумруд на моей щеке сверкает и переливается, вспыхивая в такт бешеному вращению светового вихря, который возникает там, где открывается проход между миром живых и мертвых.

Клинок меча начинает жечь мне колени, руны перетекают по нему, как вода. Татуировка на моей щеке оживает, змеи начинают двигаться, они разевают пасти и шипят, обвившись вокруг жезла.

Голубой прозрачный свет. Со мной говорят боги, я протянула тоненькую ниточку, связывающую мир людей и духов. Я мост, по которому может пройти душа, чтобы ответить на вопросы, я колокол, к которому прикасается рука бога, чтобы нарушить вечную тишину царства мертвых.

Внезапно послышался глухой щелчок, и вдова в ужасе прошептала:

— Дуглас!

Я сидела, закрыв глаза. Трудно это — не давать останкам распадаться.

— Спрашивайте… — сказала я.

Кончики пальцев рук и ног совершенно заледенели. Я слышу, как что-то говорит вдова, потом ее перебивает голос адвоката. Шуршание бумаги. Хриплый голос любовницы. Кто-то вскрикивает — кажется, старший сын. Я упорно держу энергию, чувствуя, как ледяной холод медленно поднимается от пальцев выше, к кистям рук.

Адвокат снова что-то спрашивает, призрак отвечает. Дуглас Шантерн говорит ровным замогильным голосом, как и все призраки. Все правильно — разве может привидение менять интонацию? Мозг еще работает, но сердца-то уже нет.

Слышится еще один голос — мужской, немного гнусавый. Один из копов. Руки коченеют уже до локтей. Клинок жжет, обжигает колени. Левое плечо горит, словно в огне.

Призрак что-то объясняет. Веки у меня дрожат, энергия режет руки, как холодная бритва.

Шорох, какое-то движение. Резкий голос адвоката. Я не обращаю на него внимания, продолжая удерживать призрак. Наконец адвокат зовет меня по имени:

— Мисс Валентайн, я думаю, мы закончили.

Его голос звучит устало, от былой учтивости не осталось и следа.

Я слегка киваю и, набрав воздуха, издаю громкий свист, от которого энергия мгновенно исчезает. Исчезает и ледяной холод.

Поют голубые хрустальные стены, бог опускает бледное округлое пятно света — душу покойного — на свою обнаженную грудь, собака сидит неподвижно. Ее белые клыки поблескивают, глаза горят… собака внимательно смотрит на меня.

Неужели пришло мое время и сейчас Он заберет и мою душу? Что-то внутри меня — наверное, душа — всколыхнулось при этой мысли. Покой этих рук, моя голова на его широкой груди, отпусти…

— Данте! — Голос резкий, как битое стекло. — Данте!

Я открыла глаза. Между мной и бледным пятном света, витавшим в воздухе, сверкал мой меч. Сталь тихо звенела, а светлое пятно втягивалось в металлическую коробку, и она начинала светиться изнутри.

Я потянулась и оперлась свободной рукой о полированную поверхность стола; в воздухе стоял резкий запах моей энергии. Я почти физически ощущала волнение демона.

Когда я наконец обвела взглядом полутемную комнату, один из копов стоял возле младшего из мальчишек — прыщавого юнца с сальными волосами — и защелкивал на нем наручники. Юнец только хлопал глазами. «Черт возьми, — подумала я, — если б я знала, что речь идет о преступлении, я запросила бы двойную плату. Обязательно попрошу Трину взять этого адвоката на заметку».

Вдова сидела совершенно прямо и неподвижно, но в ее широко раскрытых глазах стоял ужас, на щеках играл лихорадочный румянец. Лицо любовницы ничего не выражало. Старший мальчик смотрел на своего брата так, словно видел перед собой змею.

Я села, свесив ноги со стола, и вложила меч в ножны. Когда я хотела спрыгнуть, демон придержал меня за плечо. Мои пальцы ничего не чувствовали. «Сколько же я так просидела?» — подумала я.

— Сколько? — спросила я, с трудом ворочая языком.

— Около часа, — ответил Джаф. — Ты… у тебя губы синие.

Я кивнула:

— Ничего, это пройдет. Что там произошло?

Я намеренно говорила шепотом. Джаф меня понял и наклонился ко мне.

— В убийстве старика обвиняли любовницу, — тихо сказал он. — Но призрак сказал, что это сделал его младший сын, забил его до смерти железной палкой.

— Мисс Валентайн! — обратился ко мне адвокат, вновь сделавшись любезным.

Копы тем временем потащили юнца из комнаты. Он висел в их руках, как тряпка, и не сводил с меня глаз. Один из копов — темноволосый коротышка, наверное новоитальянец, — думая, что я не вижу, незаметно сделал знак, отвращающий дурной глаз.

На меня вновь навалилась апатия. Я пошатнулась. «Час? Я удерживала призрака целый час? Возродив его из пепла? Понятно, почему я так устала». Я дышала глубоко и прерывисто. Из-за призрака в комнате стало так холодно, что изо рта у меня валил пар.

— Терпеть не могу кремированных, — буркнула я и обернулась к адвокату. — Вы, вероятно, случайно забыли, что дело было связано с преступлением?

— Ваша… э-э… плата будет утроена.

Его глаза были широко раскрыты, светлые волосы растрепались. Наверное, я его здорово напугала.

Отлично. Теперь он дважды подумает, прежде чем облапошить парапсихолога.

— Спасибо, — сказала я и посмотрела ему в глаза.

Он был весь в поту, с белым как мел лицом.

— Я еще никогда… в смысле, я такого…

Адвокат явно не находил слов.

Я вздохнула. Какое это все-таки удовольствие — как следует пугануть такого вот крючкотвора!

— Понимаю. Мне пора. Можете меня не провожать.

— О, ну что вы… мы бы могли…

— Не стоит беспокоиться.

Внезапно мне почему-то жутко захотелось разнести этот роскошный, набитый антиквариатом офис ко всем чертям и убраться отсюда подальше, чтобы никогда больше не видеть его заикающегося, испуганного хозяина. Наверное, он не настолько привык к некромантам, как ему казалось.

Никогда раньше не подумала бы, что могу быть благодарна демону. Но Джафримель, которому явно надоела вся эта канитель, обнял меня за плечи и потащил за собой. Топая за ним, я слегка споткнулась — рука демона оказалась довольно тяжелой.

Но как только мы прошли приемную и оказались в передней, я вывернулась из-под его руки.

— Спасибо, — буркнула я.

Колени еще дрожали, но силы быстро возвращались.

— Немного устала. Я же не знала, что им понадобится целый час, чтобы пообщаться с кучкой пепла.

— Да, ты действительно потрясающий некромант, — сказал Джафримель, убирая руку.

Его глаза так сверкали из-под опущенных век, что даже кожа вокруг них казалась зеленоватой. И снова в глубине его глаз вспыхивали отблески незнакомых рунических знаков.

— Ну, не знаю, — сказала я. — По-моему, я просто девчонка, которой нужно платить за жилье.

— Прости, что сомневался в твоих способностях, — продолжал он, стараясь идти со мной в ногу.

Мы сели в лифт; внезапно кабина дернулась, и я шарахнулась в сторону, но крепкие пальцы демона вновь схватили меня за руку.

— Ты что, Данте? Здесь никого нет.

— Я… это же лифт.

Кажется, я не выдержу, оказавшись в маленьком запертом пространстве…

Демон промолчал. Будь он человеком, я бы просто вырвала из его пальцев руку, чтобы не чувствовать огромной волны нахлынувших эмоций. Но он был демоном, и потому я покорно затопала за ним вниз по лестнице. Наши шаги гулко отдавались в сером пустынном коридоре.

— Значит, ты считаешь, будто я не такая уж и дуреха? — спросила я, чтобы разрядить обстановку.

Голос призрака все еще звучал у меня в ушах, действуя мне на психику, — низкий, хриплый. Я буду слышать его еще в течение нескольких часов, потом все потихоньку пройдет. Хорошая подготовка помогает смягчить воздействие шока, но полностью его не снимает.

— Я пришел к выводу, что тебе нужно близкое существо, кто-то вроде брата, — ровным голосом сказал демон. — Ты производишь впечатление безрассудно храброго человека.

— Ничего подобного, я всегда очень осторожна, — возразила я. — Ты же видишь, я до сих пор жива.

— Просто тебе везло, — заметил он.

Я запнулась — мне казалось, на мне не сапоги, а бетонные колодки; демон поддержал меня, и дальше мы пошли рядом: я — громко стуча сапогами, он — совершенно бесшумно.

— Ты не очень мне нравишься.

— Я так и думал.

Когда мы добрались до первого этажа, мне стало немного легче, ноги вновь стали моими. Пронизывающий тело ледяной холод исчез, плечо по-прежнему пылало огнем. Силы накапливались, меня наполняла энергия Сент-Сити, возвращая меня к жизни. В холле было тихо, только у стены журчал комнатный фонтанчик. Как только я почувствовала, что могу идти, я отстранилась от демона и поправила на плече сумку. Хорошо, что слабость — это, как правило, ненадолго.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности.

Он открыл дверь, и мы вышли на улицу. Машин на стоянке почти не было; дождь перестал, и на асфальте блестели лужи. Я подставила лицо свежему ночному ветру. Заправив за ухо выбившуюся прядь волос, я взглянула на небо. Тучи расходятся. Уже хорошо.

— Эй, — окликнула я демона и остановилась. — Мне нужно сделать одно дело. Подождешь?

— Зачем ты спрашиваешь?

Его лицо абсолютно ничего не выражало.

— Затем, что тебе придется подождать, — ответила я. — Если только ты не умеешь кататься на сликборде.