Ночь пришла в Туит, третья с тех пор, как луна налилась кровавым светом. Воины валузийской и кхешийской армий, разделенные полем, говорившие на дюжине языков, успели пообвыкнуть и перестали таращиться на небо. Если все же кто-то из воинов, забывшись, задирал голову, то тут же, словно хлебнув уксуса, кривился, опускал глаза и поминал какого-нибудь своего бога.

Но в эту ночь луна казалась особенно тяжелой и тусклой, темные пятна покрывали ее, будто непогребенное тело мертвеца…

Заведя руки за спину, Халег стоял у бойницы на верхней площадке башни и смотрел на раскинувшийся вдалеке вражеский лагерь, обдумывая предстоящее сражение.

Кроме Халега здесь находились еще трое.

Тха-Таураг, прикрыв глаза, полулежал в рассохшемся кресле, и было не понятно, дремлет маг или внимательно слушает.

Измал, тысячник армии Халега, сидел на табурете и, глядя прямо перед собой, плевал сквозь зубы на пол. Лицо ветерана было ужасно изувечено: нос сломан и сплющен ударом железной рукавицы, а левую щеку пересекали два длинных шрама, заканчивавшихся в уголке рта, из-за чего казалось, что он все время злобно усмехается.

Третьим был молодой невысокий мужчина. Его длинные черные волосы были сплетены в две тугие косы, одежду покрывал толстый слоем грязи. Он, переминаясь с ноги на ногу, рассказывал:

— Вокруг лагеря лиги за две крутятся конные дозоры. Ближе — секреты пехотинцев. Густо сидят, костров не жгут. Меня не заметили, но я был один.

— А на болотах? — спросил Халег, не оборачиваясь.

— Тоже караулы… Там даже хуже. Если по воде идти — услышат.

— А что в лагере?

Лазутчик пожал плечами:

— Тихо. Воины спят. Караульные между шатрами ходят…

— Ты видел корабли?

— Да. — Вспоминая, он прикрыл глаза. — На кораблях обычная вахта. Охраняются только большие галеры, маленькие, похоже, — нет. Помню, в каюте большого судна светилось окно. На остальных кораблях темно…

— Ты хороший лазутчик, Робер, — похвалил его Халег. — Думаю, лучший в армии. Ты умен и осторожен и поэтому еще жив.

Резко отвернувшись от бойницы, тулиец подошел к столику и плеснул в чашу вина из кувшина.

— Пей, Робер, — сказал он лазутчику. — Спасибо за службу.

Робер поклонился и принял из руки Халега чашу. Послышались глухие торопливые глотки, по грязной шее заходил туда-сюда острый кадык. Халег, глядя на Робера, улыбался. Так добрый хозяин улыбается любимому охотничьему псу.

Наконец чаша опустела. Робер вытер губы ладонью и рыгнул. В глазах его появился беспокойный веселый блеск.

— Можешь идти, воин, — бросил Халег.

Робер снова поклонился и вышел.

— У Кулла, как и у всех, есть уязвимое место, — уверенно сказал тулиец.

Он снова подошел к бойнице и смотрел теперь на сотни костров, горевших под крепостной стеной. И на другие костры, те, что едва светились там, на той стороне…

— Я возьму шесть судов из тех, которыми перекрыл реку за городом. Спущусь вниз по Таису и сожгу три, а то и четыре десятка его кораблей. Если, конечно, боги этой ночью на моей стороне… — Халег помолчал, обдумывая что-то, и заговорил снова. — Теперь ты, Измал. Выступаешь немедля. С двумя сотнями конников. Зайдешь с тыла, со стороны пустыни. Я уверен, что Кулл будет ждать тебя. У них хорошие лазутчики. Постарайся наделать в валузийском лагере побольше шума. Ты знаешь, что делать. Можешь ввязаться в драку, но помни: главное — создать у противника впечатление, что твоя атака — основной удар. Начнешь, когда запылают корабли. Если ударишь раньше, валузийский король сразу поймет, что к чему, и усилит охрану судов. Ну, действуй и, пожалуйста, будь осторожен.

Тысячник ушел.

— Ты сам пойдешь на корабле? — поинтересовался Тха-Таураг.

— Не беспокойся за меня, — заверил его Халег. — Армия не останется без командующего. Просто уж очень хочется сделать это своими руками… — Он щелкнул пальцами и оскалился. — Там будет весело. Только вот эта проклятая луна… Здоровая, точно блюдо. Вся река горит. Нас разве что слепой не заметит… Словом, мне нужна твоя помощь.

— Какая? — спросил Тха-Таураг.

— Шесть кораблей-призраков.

* * *

Кулл очнулся от забытья, в котором не было снов. Кто-то тряс его за плечо.

— Мой король, мой король, проснись, — услышал он громкий свистящий шепот у своего уха.

Атлант открыл глаза. Полог шатра был откинут, снаружи горел костер, и его дымный красноватый свет освещал склонившегося над ложем телохранителя в алом плаще.

— Какого демона…

Он намеревался уже устроить воину хорошую трепку, когда вспомнил, что сам отдал приказ непременно разбудить его, если кхешийцы дадут о себе знать.

Иссария беспокойно заворочалась, но не проснулась.

— Мой король… — начал было телохранитель.

Кулл прижал палец к губам.

— Тихо, — велел он и толкнул воина к выходу из шатра.

Подойдя к костру и сощурив глаза от его дыма, он обернулся к телохранителю:

— Теперь говори.

— Лазутчики видели две или три сотни кхе-шийских конников. Идут к нам со стороны пустыни…

— Ну что ж, кажется, началось. Коня мне. Быстро! — распорядился Кулл.

Он перепоясался мечом, поднял голову, прислушиваясь, и в недоумении огляделся по сторонам: лагерь спал.

— Почему я не вижу никаких приготовлений?

Телохранитель протянул королю шлем:

— Кандий просил передать: он выставил заслон. Из леса кхешийцы еще не вышли. Он встретит их на подступах.

Куллу подвели коня, и он ловко прыгнул в седло…

Лагерь валузийской армии растянулся вдоль берега на пару сотен локтей. В полутьме среди деревьев мелькали бесчисленные шатры и огоньки костров между ними. Кулл, сопровождаемый десятком Алых Стражей, быстро проскакал в другой конец лагеря. Здесь не спали. Едва ли не вся конница поднялась по тревоге. У шатров толпились молчаливые грондарские лучники.

Заметив Кулла, от костра, вокруг которого собрались почти все военачальники, поднялся Брул:

— Мой король…

— Похоже, я зря торопился, — проворчал Кулл, останавливая коня.

И тут со стороны реки раздались громкие крики, вспыхнуло пламя. Лагерь мгновенно ожил. Кулл повернул коня, готовый скакать на берег, но со стороны пустыни послышался топот сотен лошадей и донесся многоголосый клич: «Сатх! Сатх!».

Кхешийская конница шла в атаку.

* * *

Все еще длилась ночь.

У причалов за городом стояли шесть старых судов, в трюмах которых лежали сухой тростник, облитый смолой, и бочки с маслом, которым заправляют лампы.

Рядом толпилось десятка два добровольцев-наемников, готовых рискнуть за соответствующую плату.

Перед головным судном стоял паланкин Тха-Таурага.

По широкой каменной лестнице быстрым шагом спускались к причалам две тени.

— Измал вышел на исходные позиции. Он считает, что враги их заметили, и ждет условного сигнала, — сказал гонец.

— Все идет по плану, — бросил на ходу Халег. — Спасибо, ты свободен.

У паланкина тулиец остановился. Свежий ветер с реки хлопал черными занавесками. Маг ждал, подперев подбородок костяшками сцепленных пальцев.

— Господин!

— Да, Халег. Я не сплю и не умер, — неприятным скрипучим голосом ответил Тха-Таураг. — Пусть твои люди поднимутся на корабли.

Халег отдал приказ, и через несколько мгновений набережная опустела.

Тха-Таураг отвел в сторону черную занавеску, и Халег, стоявший у самого паланкина, заметил, что на коленях мага стоит маленькая шкатулка с серебристым узором на крышке.

— Это лунная пыль, — пояснил Тха-Таураг.

Он поднял крышку. ЛуЧ лунного света упал в шкатулку и отразился в крохотных песчинках, наполнявших ее.

Маг взял двумя пальцами щепотку пыли, поднес ко рту и дунул.

Не произошло ровным счетом ничего.

У причала по-прежнему качалась на речной волне старая уродливая лоханка.

— Послушай… — начал Халег.

Тут в глаз ему что-то попало. Тулиец моргнул, а когда снова посмотрел на реку, то увидел, что судно невероятным образом тает, становится прозрачным, точно слюдяная пластина.

— Это детская забава, — едва заметно улыбнулся Тха-Таураг. — Можно сказать, и не колдовство вовсе, а так, баловство. Этот порошок вобрал лишь малую толику магии луны.

Халег не слушал его. Он стоял на краю причала и таращился на корабль, сквозь который теперь было видно реку. Тусклый кровавый свет луны падал на воду и плясал на волнах.

— Проклятье, я вижу дно реки! А я, приятель, сквозь тебя! — раздались удивленные крики матросов. — Эй, командир, мы что, сдохли?!

— Скажи своим людям, чтобы перестали орать, — поморщился маг. — И пусть не машут руками, а то все испортят. Скоро все придет в норму. Это наваждение длится недолго, но оно вам поможет.

Халег задрал голову и крикнул матросам, чтобы угомонились, затем подобрал с причала камешек и швырнул в судно.

Камень ударился о прозрачный борт — и упал в реку.

— Великие боги… — пробормотал тулиец и вдруг захохотал.

Тха-Таураг пристально смотрел на него из паланкина и улыбался.

— Послушай, маг, — заговорил наконец Халег, — а твоя лунная пыль — как раз то, что мне нужно…

— Я бы мог, конечно, наложить на твои посудины какое-нибудь серьезное заклятие, — задумчиво проговорил чародей, — но, боюсь, валузийские маги учуют его издали… Слушай меня, Халег. Пыль — она и есть пыль. Подул сильный ветер, сдул ее — и тебя снова видно. Кроме того, пыль скоро осыплется сама собой.

— Как скоро? — спросил Халег.

Тха-Таураг пожал плечами:

— Четыре-пять сотен ударов сердца.

Тулиец кивнул:

— Если ветер не усилится, я успею.

— Не так-то просто управлять кораблем, сквозь который все видишь. Да пребудет с вами Великий Змей.

Вскоре шесть кораблей-призраков отошли от причала и тихо растворились в ночи…

* * *

Галера называлась «Верная Звезда», а ее капитан носил имя Шордан.

В начале года, когда валузийский король собирал флот для похода на Кхешию, Шордан, польстившись на золото, предоставил свою посудину в его распоряжение.

Сначала он, правда, воспротивился, когда узнал цель похода.

— Какая бы ни была река, — признался он вербовщику, — мне между двумя берегами тесно. Другое дело — море…

Вербовщик, то и дело подливая ему в бокал, пообещал кормчему несметные сокровища.

Заглянув в третий кувшин, который опустел так же быстро, как и два предыдущих, Шордан зажмурился, и перед его мысленным взором поплыли высокие башни городов, зазывно заблестели изумруды в перстнях и нанизанный на тонкие нити жемчуг.

Глубоко вздохнув, капитан удвоил предложенную ему сумму.

Вербовщик мгновенно согласился, и они ударили по рукам.,

Вот так и случилось, что «Верная Звезда» стояла в ту ночь у берега Таиса за много лиг от моря…

Капитан Шордан неожиданно проснулся. На соседней койке спал его помощник, который нещадно храпел и громко шлепал губами. В овальном окошке было темно. Шордан мгновенно сообразил, что разбудило его: выпитое накануне вино распирало его так, что, казалось, он вот-вот лопнет. Кормчий нехотя встал и, пошатываясь со сна, побрел на палубу.

Небо на востоке еще не посветлело, но по ка-ким-то едва уловимым признакам он понял: до рассвета осталось совсем немного. Он остановился у борта, зевнул и начал расстегивать штаны.

Таис медленно, с тихим плеском катил свои воды, а по самой середине реки тянулся странный след, как будто плыла крупная рыба. Свободной рукой Шордан протер глаза, но ничего не увидел.

Он закончил дело, за которым вышел на палубу, и собирался уже вернуться в каюту, но так и замер у борта с раскрытым ртом.

Над рекой прямо в воздухе вспыхнул факел и без всякой видимой опоры поплыл к его галере. Другой факел загорелся выше по течению, за ним еще один и еще…

— Что такое… — пробормотал Шордан. — Надо меньше пить.

Тут капитан увидел, как по реке скользнул призрачный корабль: в лунном свете отчетливо проступили очертания судна, летевшего к «Верной Звезде».

«Сейчас столкнемся», — подумал кормчий и не ошибся. Все случилось именно так. Он еще успел крикнуть:

— Куда правишь, демон косоглазый?!

В следующее мгновение палуба ушла у него из-под ног. Шордан упал, крепко ударившись о край борта, услышал какой-то хруст, но разобраться, что же раскололось, его голова или корпус, не успел.

Все потонуло во вспышке пламени.

* * *

— Иди на корабль, — приказал Халег.

Десятник навалился на правильное весло, и старая лоханка начала медленно отворачивать с середины реки и, набирая скорость, поплыла к берегу.

Вскоре темный силуэт вражеского судна выступил из ночи прямо по ходу. Они подошли так близко, что. Халег разглядел лицо стоявшего у борта моряка.

Тулиец высек искру и зажег факел. Это был сигнал.

— Все в лодку, быстро! — тихо приказал он, не поворачивая головы.

Наемники съехали по канату за корму. Последний перерезал канат. Халег остался один. Он стоял на корме, в одной руке держа факел, а другой опираясь о правильное весло. Он был невидимкой, призраком на призрачном корабле, несущем смерть. Лунные лучи пронзали его тело и палубу, не встречая преграды.

Оглянувшись, тулиец увидел пять плывущих над рекой огней…

Темный силуэт судна стремительно приближался. Моряк стоял у борта и таращился в ночь.

Халег ухмыльнулся:

— Поздно ты нас заметил, сучий выродок.

Он размахнулся и бросил факел в трюм своего корабля, прямиком в открытую бочку с маслом, и прыгнул в реку.

Он плыл под водой, покуда хватало дыхания. Вынырнув, Халег увидел, что у берега распустился огненный ярко-желтый цветок.

Вот лепесток пламени вытянулся, будто рука, коснулся парусов стоявшего рядом судна, и в то же мгновение они вспыхнули, точно папирус…

Рядом показался борт лодки. Наемник, сидевший в ней, протянул Халегу руку и помог забраться внутрь.

— Уходим, — приказал тулиец.

Один за другим вдоль берега расцвели еще четыре огненных цветка.

— Шерхад медлит, — заметил десятник.

И тут шестой корабль-призрак налетел на стоявшую у берега тупорылую баржу. Борт корабля треснул, точно скорлупа, огонь разлился по палубе.

В мечущемся свете пожара Халег увидел, что лодка с наемниками все еще крутится у кормы.

— Туранец что-то задумал, — показал на нее пальцем десятник.

— Безмозглые обезьяны, — презрительно скривился Халег. — Какой тут грабеж? Надо быстрее уносить ноги.

Словно услышав его, люди Шерхада развернули лодку, и она быстро поплыла на середину реки в спасительную темноту.

Огонь разгорался все сильнее. Суда вспыхивали одно за другим, как солома. Просмоленные борта, сухое дерево, промасленный такелаж — неистовому пламени было чем поживиться. Зарево пожара осветило берег.

Халег видел, как между огнями снуют фигурки матросов, которые пытаются сбить пламя. На берег выбежали первые воины. Видя, что кхешийцы не нападают, они принялись тушить корабли.

Достигнув середины реки, тулиец приказал сушить весла.

Теперь их надежно скрывала ночная тьма, а валузийцев, пытавшихся высмотреть противника, слепил пожар. Сейчас воины Кулла были легкой добычей, и Халег пожалел, что не привел с собой сотню стрелков. Но что поделаешь? Всего предугадать нельзя.

Полюбовавшись немного огнем, он отдал приказ возвращаться.

С ними поравнялась лодка Шерхада. Туранец радостно улыбался и размахивал руками.

— Халег, ты видел, как пылает? Как пылает! Эту ночь валузийцы запомнят надолго.

Они уже поднялись локтей на двести по реке.

— Халег, скажи этим кхешийцам, пусть накинут. Такое дело сделали!

Но тут Шерхад вскрикнул и полетел за борт. Лодка перевернулась. Не прошло и трех ударов сердца, как в борт лодки Халега воткнулась стрела, и тулиец понял: лодки вышли из-под прикрытия пожара, и громкие слова туранца привлекли внимание валузийских стрелков.

Халег подобрал со дна лодки щит и, прикрывшись им, смотрел, как двое спасшихся наемников плывут к нему. Гнев волной подступили к горлу.

Первый воин догнал лодку и схватился за борт. Не говоря ни слова, тулиец ударил его кинжалом в глаз. Лицо наемника залила черная кровь, рот судорожно распахнулся в беззвучном крике… Халег выдернул кинжал из глазницы и пнул труп ногой. Покойник, покачиваясь, поплыл прочь, а тулиец, выплеснув свой гнев, успокоился.

Другому наемнику в шею попала стрела.

Больше по лодке не стреляли.

Чернокожий паренек с кольцом в носу бросил весло. Его губы дрожали.

— Ты лучше греби, — велел ему десятник.

Но юноша его не слушал.

— Зачем ты его убил? — спросил он Халега. — В лодке хватило бы места всем…

Халег резко подался вперед и с размаху ударил паренька кулаком по лицу. Тот вывалился за борт.

— Хочешь за ним? — повернулся тулиец ко второму гребцу.

Тот промолчал и лишь помотал головой.

— Тогда не пялься на меня. Десятник, возьми второе весло.

Свежий ветер гнал огонь от корабля к кораблю. Зарево пожара было видно издалека.

* * *

— К оружию! По коням! — крикнул Кулл. — Келкор, Тальмеш, быстро проверьте пристань! За мной!

Король во главе конницы быстро приближался к месту, где разыгралась битва. Валузийских воинов было явно больше, и они уже остановили кхешийцев, которым теперь грозило полное окружение. Воины Сатха повернули назад и начали быстро уходить.

Кулл подъехал к Кандию. Командир конницы снаряжал в погоню большой отряд, насчитывавший три тысячи копий. Для вновь прибывших объявили отбой. Когда отряд тронулся, Кандий повернулся к Куллу:

— Какая-то бестолковая атака. Кхешийцев заметили еще на болоте. Они сходу смяли наш конный разъезд, а когда вышли к лагерю, там их уже ждали.

Но вместо того чтобы повернуть назад, они попытались пробиться. Потеряли, наверное, сотню. Схватка была короткой. Я не стал преследовать противника. В темноте за ними носиться — можно своих порубить. Но погоню все-таки снарядил. Пусть прочешет все вокруг.

Кандий развернул коня, и оба всадника рысью направились к лагерю.

Воины, узнав короля, расступились. В красноватом свете луны Кулл увидел множество изрубленных тел. Они лежали среди деревьев, точно кучи тряпья. Тускло блестела кровь. Лошадь с распоротым брюхом судорожно била копытом.

Ни слова не говоря, оба поехали дальше. Алые Стражи неслышно сопровождали их.

— Не понимаю, на что они рассчитывали? — пробормотал Кулл.

— Если только это не обманный удар, — заметил Кандий. — Вряд ли просто послали людей на смерть, чтобы проверить, как мы защищены.

— Правильно! — воскликнул Кулл. — Пока мы бросили всю конницу против них, они жгут наши корабли!

Они пришпорили лошадей.

— Мой король, — вспомнил вдруг Кандий, — а знаешь, кого я видел на поле брани?

— Ну?

— Этой нелепой вылазкой командовал наш старый знакомый. Нос у него сплющен, точно лопатка, и через все лицо тянутся два шрама…

— Измал? — поморщился Кулл. — Выходит, не сдох тогда, а жаль…

Тем временем они миновали заставу, на ходу крикнув пароль.

Кулл направил коня к Таису, и, когда выехал на берег, пожар уже начал немного отступать. Воины, столкнув горящие суда к середине реки, сумели остановить огонь.

— Наверное, треть кораблей сгорела, — нахмурился Кулл.

К ним подошел Келкор:

— Мой король, кхешийцы использовали шесть старых лоханок. Тут один кормчий уверяет, что они были невидимы.

— Чушь собачья! Магию наши чародеи сразу бы почуяли. Перепились, наверное, бродяги — вот и проворонили. Позови Рамдана и этого кормчего.

В это время воины и матросы вытолкали последний горящий корабль и потушили остальные суда. К ним подплывали на лодках и затапливали их, прорубая борта. Корабли, груженые добычей, быстро шли на дно, вода заливала пожар. Завтра их попытаются поднять и починить.

К военачальникам одновременно подошли Рамдан и кормчий. Кулл посмотрел на моряка: лицо его было сильно обожжено, руки покрывали крупные волдыри, одежда превратилась в обгоревшие лохмотья. Теперь в нем никто не признал бы весельчака Шордана.

— Кто ты? — спросил атлант.

— Мой король, я капитан галеры «Верная Звезда» — Шордан.

— Что ты видел, капитан Шордан, когда начался пожар?

— Я стоял на палубе моей старушки, справлял, извини, малую нужду. В это время, ты не поверишь, прямо в воздухе зажегся факел. И как попрет на меня! Только этот факел горел не просто так — его держал прозрачный человек, который стоял на прозрачном корабле. Мой король, я правду говорю! Сквозь него были видны звезды.

— Я тебе верю, продолжай.

— А тут продолжать нечего. Раздался удар, я треснулся рылом о борт. Очнулся на берегу. Потом мне рассказали, что мой крик переполошил матросов, они меня с горящей палубы и вынесли. Но, мой король, я помню: чем дольше я всматривался в этот корабль, тем отчетливей он становился. Вот вроде и все.

— Хорошо, капитан, иди. Я верю, ты не обманул нас. О будущем не беспокойся. Все, кто потерял этой ночью корабли, получат деньги на покупку или постройку новых.

— Слава королю Куллу! — крикнул Шордан.

Капитан ушел, и Кулл обратился к Рамдану:

— А ты что скажешь, жрец? Со слов моряка выходит, что твои олухи проморгали магию.

Все взгляды устремились на Рамдана.

— Мой король, ты, как всегда, прав. Но, насколько я понимаю, здесь не было магии. Кхешийцы использовали иной трюк. Жрецы Сатха дали воинам лунную пыль. В этом, конечно, есть доля волшебства, но распознать его издалека невозможно. Мы виноваты, но не суди нас слишком строго: каждый может ошибиться.

— Да, Рамдан, вы виноваты. Поэтому примерно накажи мага, который сегодня дежурил. А тебя тоже я накажу: заплачу меньше на триста монет.

— Как будет угодно королю, — покорно склонился Рамдан, понимая, что легко отделался.

— Мы тоже хороши! Клюнули на ложную приманку. Я забыл, что ночная атака не бывает сильной. Да, есть известия от конного отряда? Кто им командует?

— Энкеши, мой король, — ответил Кандий.

— Надеюсь, он не увлечется погоней?

— Мой король, мне сообщили, что прибыл гонец от Энкеши, — доложил Брул. — Он сообщает, что кхешийцы направились к Туиту. Они нашли следы отряда, который сделал ночную вылазку. Погоню прекратили: противник ушел далеко.

— Много ушло? — поинтересовался Кулл.

— Чуть больше сотни, — ответил Брул.

— Хорошо, передай Энкеши — пусть возвращается в лагерь. Всем отбой. Брул, удвой посты, чтоб муха не пролетела. Головой ответишь, — приказал король.

Он повернул коня и поехал шагом вокруг лагеря, за ним потянулись Черные Драконы. Из темноты доносились приглушенный говор, топот копыт и лошадиное ржание. Лагерь быстро затихал. О ночном происшествии напоминали только запах гари да торчавшие из воды обугленные мачты затопленных галер.

До рассвета оставалось совсем немного.

* * *

— Этот человек — предатель. Он привел валузийцев в Тшепи по подземному ходу. Его настоящее имя — Усирзес. Я уже рассказывал о нем, господин верховный жрец.

Сатхамус внимательно слушал Нутхеса, наблюдая за игрой язычка пламени на кончике фитиля. Во взгляде верховного жреца сквозило легкое недоверие.

— Ты не ошибся? — спросил Сатхамус.

— Нет. Унижения, которые я претерпел от него, забыть нельзя.

Сатхамус вздохнул:

— Та-Нут — сводный брат владыки. Двадцать лет назад он отрекся от бога без имени и все эти годы честно служил львиноголовой богине Нут. Твое обвинение очень серьезно. Ты настаиваешь на своих словах?

— Да.

Верховный жрец посмотрел в глаза Нутхеса. Сомнений не оставалось: тот говорил правду.

— Страшно подумать, чего может наделать этот человек. Значит, ты видел, как он поднимался в покои Сенахта?

— Да.

— Надо полагать, он принес какое-то важное известие, — пробормотал Сатхамус. — Интересно, кто помог ему попасть во дворец?

Верховный жрец поднялся, оправил помявшийся плащ и хлопнул в ладони. На зов мгновенно явился раб. Сатхамус указал ему на светильник:

— Пойдем. Мы должны успеть раньше.

Сатхамус и Нутхес вышли из покоев. Раб закрыл двери и застыл в ожидании. Сатхамус взял у него лампу и приказал ждать здесь.

— Пойдем, Нутхес. Как ты думаешь, зачем он сюда пришел?

— Наверное, он прибыл от варвара с какими-то предложениями для владыки, — сказал Нутхес.

Сатхамус кивнул.

— Если ты не ошибся. Если в темноте не спутал его с кем-то другим… Словом, если все так, ты даже представить не можешь, насколько это серьезно, — разволновался верховный жрец.

Они подошли к уже знакомой лестнице, однако миновали ее и направились в южное крыло дворца.

Подойдя к четвертой от площадки нише, Сатхамус толкнул неприметную дверь и отступил в сторону, пропуская Нутхеса вперед. За дверью начинался узкий, как крысиная нора, коридор, стены которого были сложены из грубых каменных блоков и не имели никаких украшений. Пройдя до конца, они попали в небольшую комнату.

Здесь у стены стояла источенная термитами подставка, а за ней сидел маленький человечек с безобразно большой головой, наготу которого прикрывала лишь набедренная повязка, и что-то торопливо записывал на лист пергамента.

Рядом стояла плошка с маслом, в котором плавал горящий фитиль.

Черные лоскутки копоти медленно поднимались к потолку. В комнате звучали приглушенные голоса.

Услышав, что кто-то пришел, карлик беспокойно поднял голову, но, узнав вошедших, вернулся к работе.

— Аль, к правителю приходил гость по имени Та-Нут? — спросил его Сатхамус.

— Нет, господин.

Нутхес не сразу понял, чьи приглушенные голоса звучат здесь.

Потом, прислушавшись, он сообразил, что звук идет с потолка, а подойдя ближе и задрав голову, увидел и все понял: в стене не хватает одного каменного блока.

Верховный жрец бегло просмотрел покрытые письменами листы папируса, затем подошел к стене и, сев на корточки под отверстием, приготовился слушать.

Ждать пришлось, недолго. Они услышали, как наверху голос отчетливо произнес: «Мой господин, к тебе пришел Та-Нут».

Немного послушав, Сатхамус сказал:

— Клянусь, Великим Змеем, похоже, Нутхес, ты не ошибся…

* * *

Все складывалось для Усирзеса удачно. Гвардеец что-то сказал писцу, тот кивнул, быстро скрылся за дверью и через несколько ударов сердца вернулся:

— Господин Та-Нут, владыка ждет тебя.

Усирзес, провожаемый завистливыми взглядами посетителей, прошел в комнату. Едва за жрецом закрылась дверь, Сенахт встал из-за стола, подошел к Усирзесу и обнял его:

— Брат, мне так не хватало твоих мудрых советов.

— Сенахт, я пришел к тебе, как только смог освободиться, — ответил гость и добавил шепотом: — Здесь можно говорить откровенно?

— Да. Мои люди простучали стены и ничего не обнаружили.

— Я пришел к тебе из стана врага. Если небесам будет угодно, мы сможем обрести союзника и друга. Но прежде чем продолжить, я хочу показать тебе реликвию, найденную в подвалах храма Сатха: папирус, возвещающий возрождение Истинного бога.

— Возрождение Истинного бога… — Сенахт с благоговением осторожно, кончиками пальцев коснулся папируса. — Это из храма Великого Змея в Тшепи?

— Да, брат, — кивнул Усирзес.

— Храм Сатха стоит на крови Усира. Вот истина, о которой забыл мой народ, — задумчиво произнес повелитель Кхешии.

— Сенахт…

— Да, Усирзес, говори.

— В храме я видел, как Кулл разбил молотом каменную плиту, за которой был скрыт ларец, и понял: бог Усир вернется, когда валузийский король разрушит капища братоубийцы. Вспомни пророчество, брат. И тогда небо явило мне знамение.

Жрец замолчал. Молчал и владыка. Затем он положил свиток в сундучок и закрыл крышку.

— Прежде чем прийти ко мне, ты говорил с варваром? — спросил Сенахт.

— Да. Сейчас моими устами с тобой будет говорить он.

— Он хочет мне что-то предложить?

— Кулл пришел в Кхешию, чтобы разрушить культ братоубийцы. В этом он поклялся своим богам, и, по-видимому, ему это удастся. Валузиец пройдет всю страну, сея смерть и разрушения, не считаясь с потерями. Я провел с Куллом пять дней и за это время достаточно много прочел в его душе. Да, валузийский король невежествен, но не глуп. Он бывает груб и гневлив, но незлопамятен. И что бы ни случилось, Кулл держит слово и к нему благоволят боги удачи. В наших силах, Сенахт, остановить его. А также добиться воскрешения истинного бога. Кулл сам предложил условия, о которых я хочу поговорить с тобой.

— Что за условия?

— Варвар предлагает завтра разоружиться и не выводить войска в поле. Он просит не мешать ему, когда он примется за Черное Логово.

— Что ж, это выполнимо, но, как я понял, это не все? Ему нужно золото? — спросил Сенахт.

— Да, господин. Еще он требует хотя бы на словах признать его повелителем и принести ему клятву верности.

— Сперва он возьмет золото… — тихо сказал Сенахт. — А что он предложил лично мне?

— Безграничную власть над Кхешией.

Владыка закрыл глаза и надолго задумался.

Заманчиво было согласиться с предложениями Кулла, чтобы сокрушить Черное Логово и получить неограниченную власть над страной. «Но варвар не задержится здесь, — размышлял Сенахт, — Получив свое, он уйдет в Валузию, оставив меня одного, без поддержки, ведь для всех я буду предателем.

Капища Сатха будут разрушены, но мне не удастся вытравить его из душ людей, воспитанных на поклонении Змею. На Истинного бога надежды мало: слишком слабы его последователи. В армии окажется много недовольных, а там, где недовольство, — до мятежа рукой подать. Обитатели нижнего течения Таиса, разоренные варваром, тоже могут взбунтоваться. Вероятнее всего, начнется смута.

Нет, надо драться. Если мы победим, я увенчаю себя славой и смогу диктовать условия жрецам Сатха, а поражение серьезно ослабит Черное Логово, и, чтобы спастись, они пойдут на любые уступки. Кроме того, никто не посмеет назвать меня предателем. Для всех я стану героем.»

Владыка посмотрел на Усирзеса в упор. Жрец вздрогнул и отшатнулся: лицо повелителя было бесстрастным, но в его глазах сверкало ледяное бешенство.

— Я хочу рассказать тебе о своем сне, — сказал Сенахт. — Я никому об этом не говорил и не скажу впредь… Мне приснилась кровь. Море крови. Я видел, как падали башни Ханнура… В том сне я захлебнулся кровью.

Тень накрыла меня, такая густая, что я лишился зрения. Эта тень грозила погубить меня. И я понял, что это тень Атлантиды… Страшная, грозная, могущественная. О такой говорилось в легендах…

Я проснулся от того, что мне стало нечем дышать. Пробудившись, я понял, что предал свой народ и, если немедля не одумаюсь, утоплю Кхешию в крови.

Кулл не тот, о ком говорится в пророчестве, и время пророчества еще не пришло. Не спорь со мной, брат. Я слышал об валузийском короле многое. Говорят, он хитер, точно демон, и, боюсь, ты напрасно поверил ему. Теперь возвращайся и передай мой ответ. Будет битва.

— Да, брат Сенахт, — печально вздохнул Усирзес. — Если ты передумаешь, король Кулл ждет от тебя вестей до полудня.

— Нет, Усирзес.,

Поднявшись со скамьи у ног владыки, жрец отступил на шаг и поклонился:

— Мой господин, я думаю, святыня должна храниться у тебя, ибо моя судьба мне неведома.

Он передал повелителю шкатулку, снова поклонился и вышел.

Сенахт приоткрыл крышку и удивленно вскрикнул: на папирусе пульсировало алое пятно. В канун испытаний на нем проступила кровь Истинного бога, и у правителя Кхешии не осталось и тени сомнения в том, что он был прав, когда решил принять бой.

Против богов Севера и Юга — за свой народ!

* * *

Итак, ничего не вышло.

Завтра кровь тысяч воинов, спавших сейчас в походных шатрах, обагрит кхешийскую землю. Звезды не соврали, и Всевидящая Нут не ошиблась.

Усирзес быстро спустился по мраморной лестнице, беспрепятственно миновал стражу и, распахнув дверь, остановился. Ночной воздух показался ему необычайно свежим. Было так тихо, как бывает только перед рассветом.

Жрец зябко поежился и шагнул на ступени, но снова замер, заметив, что над стенами Туита дрожит красноватое зарево. На утреннюю зарю, это совершенно не походило, да и солнце вставало совсем с другой стороны.

— Это Халег поджег валузийский флот, — сказал кто-то сзади.

Усирзес оглянулся: между колоннами стоял человек в жреческом плаще. Капюшон был наброшен на голову, и лицо незнакомца оставалось в тени.

Усирзес поклонился ему и быстро сошел с сад.

— Подожди, Та-Нут, — услышал он за спиной.

Из-за стволов плодовых деревьев, преграждая ему путь, вышли пять воинов в черных накидках.

— Что тебе нужно? — спросил Усирзес, поворачиваясь к жрецу.

— Взгляни на меня, — ответил тот, откидывая капюшон.

И тогда Усирзес узнал собеседника — это был Нутхес, который исчез вместе с десятником из храма Сатха. Он не успел даже испугаться. Резкая боль оглушила его, он вскрикнул и упал на песок.

Усирзес очнулся в помещении со сводчатым потолком без окон и со стенами из грубого камня. Трещали вставленные в скобы факелы. Воздух был спертым и удушливым.

Он лежал на столе. Его запястья и щиколотки сковывали цепи.

Два иссиня-черных раба в набедренных повязках разводили в жаровне огонь. На низком каменном столике лежали крючья, тиски, иглы и совершенно не знакомые предметы. Отсветы рыжего пламени плясали на орудиях пыток…

У другой стены в полумраке застыли в креслах жрецы.

Усирзес попробовал подняться, но цепи держали крепко. Стоявший у жаровни раб покосился на него.

— Я сводный брат владыки. Вы не посмеете… — прохрипел Усирзес.

— Нет, — ответил ему голос, который показался Усирзесу знакомым. — Ты предатель. А разве может предатель быть братом владыки?

Усирзес промолчал.

Тогда один жрец, тот, что сидел с краю, подался вперед, и пламя факела выхватило из полумрака его лицо.

— Помнишь меня, Та-Нут? — спросил Нутхес. — Вижу, помнишь. Я пришел из Тшепи, чтобы увидеть тебя.

— Мы хотим знать все о твоих друзьях, — заговорил Сатхамус. — Расскажи нам, кто тебе помог встретиться с Сенахтом.

Усирзес, не произнеся ни слова, отвернулся.

В жаровне трещал огонь.

— Ты проживешь до полудня, — пообещал ему верховный жрец, — и это будет самый долгий день в твой жизни. Ты даже не представляешь, сколько боли может вместить в себя один день. — Сатхамус повернулся к рабам: — Начинайте.