Кулл в то утро был чернее тучи. Он сидел в тени шатра у откинутого полога с кубком в руках и бросал мрачные взгляды то на город вдали, то на черные остовы кораблей, торчавшие из реки на мелководье. И ждал Усирзеса. Солнце невыносимо медленно карабкалось по небосклону. Так медленно, что, казалось, оно никогда не достигнет зенита.
В душе Кулла бушевала ярость. Валузийский король не мог простить себе, что кхешийцы провели его, как мальчишку. Он пил вино кубок за кубком, но не пьянел, а злость и досада не отступали. Остовы кораблей, все ясней и отчетливей становившиеся в свете дня, лишь еще больше гневили варвара.
«Сорок три», — опять пересчитал он.
Вскоре после полудня от кхешийского лагеря отъехали пять всадников. Они неслись по дороге что было сил, и пыль серым шлейфом тянулась за их лошадьми. Не доезжая до валузийских постов на полет стрелы, всадники развернулись, и один из них бросил какой-то тюк.
— Передайте это вашему королю, валузийские свиньи! — громко крикнул он, коверкая слова чужой речи.
Всадники Энкеши подобрали тюк, вернулись в лагерь и передали его Келкору. Это оказался старый мех, едва ли на что-то пригодный. Командир Алых Стражей открыл его и с горечью посмотрел на Кулла.
Король подошел и тоже заглянул внутрь: на него смотрела отрубленная голова. Лицо мертвеца было обезображено пытками, его покрывал слой спекшейся крови и грязи, гримаса боли исказила черты, но все сразу признали Усирзеса.
— Жаль, — вздохнул Рамдан, — И жреца жаль, и то, что ничего у него не вышло.
— А мы потеряли целый день, — буркнул Кулл. — Проклятье!
Он прищурился и посмотрел на небо: полуденное солнце висело над самой его головой. Черным крестом дрожал в поднебесье гриф.
Бросив кубок, Кулл бесцельно побрел по лагерю между шатрами. Телохранители старались не попадаться ему на глаза.
Ночью, вернувшись после глупой стычки, он увидел горящие корабли, число которых безжалостно множило черное зеркало реки… А теперь вот еще и Усирзес…
Кулл вдруг подумал, что безнадежно увяз в этой войне, как в болоте, и скривился, будто у него заболели сразу все зубы.
Посредине лагеря атлант остановился и начал рисовать на земле кончиком клинка. Двумя линиями он обозначил Таис, а неровным кружком сбоку — Туит.
«Крепость-то так себе. Одно название. Стены низкие. Ворота с одного удара можно вышибить. Мне бы хватило трех сотен ударов сердца, чтобы подняться на стены и вырезать гарнизон. Так…» — сказал себе он и начертил рядом с кружком пологую дугу — лагерь кхешийской армии.
«Сойдись мы в поле, я бы их разбил. Наемников много. Эти воюют за деньги и знают: мертвым ничего не нужно. Под натиском побегут… Но тут этот город. Крепостная стена хоть и плохонькая, а фланг закрывает и мне не дает развернуться. А Сенахт — не дурак. Встанет у стены, поставит наверх лучников, и не взять мне его… Город и армия. Проклятие!»
Кулл стер рисунок ногой.
Воздух дрожал от зноя. Туит походил на призрачный город. В добела раскаленном небе кружил гриф. Варвар проследил за ним взглядом, и губы короля изогнула усмешка. Он обернулся. У шатра сидел седобородый грондарец и медленно что-то жевал.
— Видишь птицу, воин? — спросил Кулл.
— Вижу, мой король.
— Можешь подстрелить?
Старый лучник прищурился:
— Высоко летает… Достану.
Он поднялся и, пригнувшись, нырнул в шатер. Вернулся с луком. Отошел шагов на десять, прикрыл рукой глаза от солнца. Лук он не поднимал, а просто стоял и смотрел.
Так прошло пять десятков ударов сердца.
И вдруг старик быстрым движением поднял лук и почти не целясь, как, по крайней мере, показалось Куллу, пустил стрелу.
Птица в поднебесье громко закричала и опрокинулась на одно крыло. Она уже не парила, а падала…
— Эх… — пробормотал лучник. — Мой король, я ему только крыло подранил. Высоко все же…
— Ну и демон с ним… — пробормотал Кулл.
Он стоял у шатра и из-под руки следил за грифом. В серых глазах короля плясали веселые искры: он наконец-то сообразил, как переиграть правителя Кхешии и Черное Логово.
* * *
Темнело.
Халег стоял у бойницы на смотровой площадке башни и в раздражении теребил кинжал. В меркнущей дали на той стороне поля зажигались костры.
Весь день валузийцы поднимали груз с затонувших кораблей и не выходили за изгородь. Вокруг лагеря шныряли конные разъезды. То и дело возникали мелкие стычки между всадниками обеих армий, но противник лишь отгонял кхешийцев, никого даже не пытаясь преследовать.
Все это настораживало тулийца, ибо он понимал: Кулл что-то замышляет.
— Измал, ты не знаешь, что там происходит?
— Нет, Халег, — ответил тысячник.
Тулиец замысловато выругался и метнул через плечо кинжал.
Поймав дрожащий свет лампы, клинок тускло вспыхнул, перелетел площадку и воткнулся в деревянный поручень у другой стены.
Кто-то поднимался по лестнице. Шаги звучали все громче и замерли у последней ступеньки.
Халег обернулся.
— Ну, тебе чего? — спросил он гонца.
Воин поклонился:
— Господин Сенахт, повелитель Кхешийской земли, просит тебя прийти во дворец наместника…
— Ладно, буду. Измал, я пойду послушаю. Может, что путное услышу.
— Хорошо.
Халег сдернул с кресла плащ, подобрал кинжал и стал спускаться по лестнице.
— Измал! — крикнул он, одолев пролет. — Пошли со мной!
Они пронеслись галопом по кривым улочкам города, распугивая запоздалых прохожих, спешились у дворцового портала. Бросив поводья стражнику, Халег взбежал по ступеням. Слуга провел их в зал на втором этаже.
— Мы не ждали тебя так скоро, Халег, — удивился Тха-Таураг.
Раб разливал из серебряного сосуда горячее питье. Владыка сидел в кресле. Его руки, точно руки статуи, неподвижно лежали на подлокотниках. Лицо казалось застывшим и неживым.
— Владыка Сенахт, — поклонился Халег. — Мне передали твой приказ, и я здесь.
— Да, Халег, — кивнул тот. — Мы очень обеспокоены…
Тулиец ждал продолжения, но повелитель молчал.
— Признаться, я тоже не понимаю, что происходит, — заговорил тогда Халег. — Не знаю, что и думать. Кулл никогда не выжидает. Когда он приходит к городу или видит перед собой противника…
Тха-Таураг сделал ему знак, и тулиец не стал продолжать.
— Ты еще не знаешь всего, — сказал маг. — Мы следим за варваром…
— Это я знаю… — пробормотал Халег.
— Жрецы Сатха постоянно следят за ним глазами животных и птиц, — невозмутимо продолжил Тха-Таураг. — Нам известен каждый шаг валузийского короля. И. даже то, что он ел на завтрак…
— А Кулл знает об этом? — поинтересовался тулиец.
— Да, — кивнул Тха-Таураг, — В Тшепи, в храме Сатха он открыл эту тайну.
Маг замолчал и стал пить пряный горячий напиток маленькими глотками. Халег, сцепив руки за спиной, прошелся по залу. Его раздражала манера кхешийцев вести разговор, а эти паузы просто сводили с ума.
— И что же? — не выдержал он.
Маг осторожно поставил пузатую чашу на резной столик:
— Сегодня Кулл сделал все возможное, чтобы избавиться от слежки. Его лучники подбили четырех грифов и распугали остальных… Похоже, он приказал воинам перебить всю живность, что крутится у лагеря. Несколько шакалов, которые были нашими глазами, заколоты и изрублены на куски… На закате мы попытались еще раз и обнаружили, что валузийская армия собирается оставить лагерь.
— Это невозможно, — возразил тулиец. — Там горят костры. Я сам видел с башни…
— Ты видел только костры, — спокойно заметил Тха-Таураг. — Мы тоже их видели. И еще походные шатры. Сотни шатров. И ни одного валу-зийского воина. Там нет не души. Лагерь брошен.
— А корабли? — спросил Халег. — Их флот?
— Корабли отошли к другому берегу.
Такого поворота Халег не ожидал. Он переводил растерянный взгляд с Тха-Таурага на Сенахта, но оба молчали.
— Кулл переправил армию на другой берег Та-иса? — спросил тулиец, отказываясь в это верить.
— Когда мы узнали, что корабли ушли, я послал за реку ночную птицу, — сказал маг, — Глазами совы я видел валузийские корабли. Они стояли без единого огня. Воины высаживались на берег. И еще я видел Кулла.
В зале стало тихо.
— Не понимаю, — заговорил Халег наконец. — Что он делает? В этом нет никакого смысла…
— Тогда я объясню тебе, что делает Кулл, — зло усмехнулся Тха-Таураг. — Он собирается сжечь наши корабли, которые перегораживают Таис, и идти на столицу минуя нас.
— В Ханнур? — переспросил тулиец. — Но Кулл знает: нам ничего не стоит нагнать его по реке и ударить с тыла. К нему не сможет пробиться подкрепление, да и провиант будет не подвести. Чтобы идти к Ханнуру, ему нужно сначала разбить нашу армию… Он же отлично это понимает. Или валузийский король сошел с ума?
— Я не могу допустить, чтобы Кулл занял Ханнур, — сказал Тха-Таураг. — В городе остался один гарнизон — всего тысяча. Для армии Кулла это ничто. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — кивнул Халег. — Но все же тут что-то не так. Кулл не безумен…
— Мы немедленно начинаем переправлять армию на другой берег, чтобы поставить заслон, — сказал Сенахт. — Это приказ. Варвар не должен выйти к столице.
— Слушаюсь, господин. — Халег поклонился.
* * *
— Почему король должен делать это сам? — спросила Иссария. — По твоим словам, они задумали перехитрить владыку Кхешии…
— Я объясню, моя госпожа, — ответил Рамдан.
Они стояли на берегу Таиса и смотрели на корабли. Солнце только что село, и небо на закате пылало, словно раскаленные угли. Валузийские суда, скользившие без единого огня по речной глади, походили на тени. Ни одного воина ни на палубах, ни в трюмах.
Белозубый слуга в набедренной повязке, совсем мальчишка, принес на подносе фрукты.
— Черное Логово следит за нами, — снова заговорил Рамдан. — Их глаза — это мелкое зверье, шакалы, лисы или птицы. Жрецы могут пользоваться их телами…
— Я слышала об этом, — кивнула Иссария. — И что с того?
— Возле нашего лагеря все время крутятся заговоренные животные. И там, в Туите, жрецы видят каждый наш шаг… Шакалы более искусные лазутчики, чем люди. Но и зрение у них иное.
— Как это? — удивилась женщина.
— Жрец, который пользуется их глазами, видит мир по-шакальи. А для шакала десять человек — уже толпа, сто — целая армия. Животные не умеют считать.
— Пусть так, — согласилась Иссария. — Но я се равно не понимаю, зачем королю плыть на тот берег.
— Кулл — это и есть армия, — пояснил Рамдан.
Иссария нахмурилась и хотела спросить мага о чем-то еще, но тут телохранитель откинул полог и из королевского шатра вышел Кулл, следом показался Брул, потом — Эрадаи, Энкеши, Кандий и другие члены военного совета.
— Пойдешь на приступ не раньше, чем кхешийцы свернут последний шатер, — говорил Кулл Келкору.
— Да, мой король.
— Ты останешься здесь, — велел Кулл Копье-бою. — Мне нужен человек, который будет руководить движением войск. Тебе я доверю.
— Мой король, я хотел бы сопровождать тебя… — начал было отважный пикт.
— В этом нет нужды, — отрезал атлант, — Положим, Черное Логово и Сенахт поверят нам и переправят армию. Они выставят заслон и станут ждать. Вы тем временем ударите по Туиту, а я успею вернуться. Успокойся, мне ничто не угрожает.
Иссария поднялась. Кулл обнял ее, поцеловал в лоб и шепнул на ухо:
— Не бойся за меня. Еще до рассвета я подарю тебе город.
Иссария порывисто обняла атланта и, как всегда, почувствовала, что все тревоги, при одном взгляде на этого сильного, мужественного человека, отступили.
Кулл обернулся к Рамдану:
— Я должен знать, когда армия подойдет к стенам. Подай мне знак, чтобы я с того берега его увидел.
— Да, мой король.
— До встречи в Туите, — сказал Кулл, обводя взглядом стоявших на берегу людей. — Да поможет нам Валка и Хотат!
У Кулла и в мыслях не было вести армию на Ханнур. В полдень, глядя на кружившего в поднебесье грифа, он вдруг понял, как обмануть врага и вернуть удачу. Кхешийцы обязательно попадутся. Они считают его варваром, а значит, поверят: он обойдет их и двинется на Ханнур.
Сперва Кулл приказал лучникам стрелять по любым животным и птицам в черте лагеря. А когда Черное Логово лишилось соглядатаев, армия по приказу короля выступила к берегу, а там под прикрытием зарослей отошла в джунгли…
Солнце село. В опустевшем лагере горели костры. Корабли валузийского флота с пустыми трюмами потянулись к другому берегу. С собой Кулл взял лишь две тысячи пехотинцев, которых враги должны были принять за всю валузийскую армию.
Король не сомневался: Черное Логово обязательно проверит, где он. Именно поэтому он и шел с отрядом: увидев Кулла во главе войска, кхешийцы успокоятся.
* * *
Не зажигая огней, в кромешной тьме один за другим корабли подходили к берегу.
Держась за борт, Кулл стоял на носу «Великого Хотата». Странное чувство овладело королем. Не тревога и не страх, а что-то другое. Будто холодное и призрачное крыло коснулось его души. И в тот миг Куллу показалось, что он видел уже все это прежде: широкую реку темной безлунной ночью, застывшие у берега корабли, ветер, глухо хлопающий парусами.
«Это похоже на Царство Мертвых, — сказал себе Кулл, кутаясь в плащ. — Там так же тихо и жутко.»
— Прибыли, мой король, — сказал сотник.
— Пусть сходят на берег и строятся, — приказал Кулл.
— Слушаюсь, мой король!
Валузийские пехотинцы начали строиться у корабля. Чуть слышно звучали отрывистые команды, лязгало оружие…
— Мой король…
Кулл обернулся.
— Сова, — тихо сказал телохранитель.
— Где?
— Только что села на мачту.
— Вижу, — кивнул атлант.
Черная птица сидела на самом краю перекладины и, наклонив голову, следила за воинами.
— Подстрелить ее?
Кулл отрицательно покачал головой…
Воины на берегу построились, и он окружении телохранителей направился к ним. Теперь у него был зритель, ради которого было задумано все это грандиозное представление.
Атлант прошелся вдоль строя. Разговоры и шуточки смолкли, стало тихо.
— Валузийцы! — хрипло сказал король. — Воины!… Идти придется всю ночь и большую часть дня. Без привалов. Но пусть каждый из вас помнит, что впереди его ждет золото. Ханнур — точно сундук в доме купца. Он набит золотом по самую крышку! А сейчас мы сожжем кхешийские корабли.
* * *
— Ты можешь в это поверить, Измал? — спросил тысячника Халег. — Чтобы Кулл уклонился от битвы? Да скорее небо упадет на землю!
Измал промолчал.
Они стояли за городом у моста, сцепленного из судов, по которому медленно шла колонна вооруженных воинов.
— Но лагерь-то пуст, — пробормотал Халег. — Сколько еще осталось?
— Немного, — ответил Измал.
— Я — на тот берег, — сказал тулиец. — Если жрецы правы — скверное дело. Битва ночью — это бойня. А если Кулл нас провел, и того хуже…
Он сел в лодку…
Весь путь через реку Халег молча смотрел за борт — на качавшиеся на волнах блестки звезд.
Когда пристали, к лодке тотчас подскочил сотник.
— Лазутчики вернулись? — спросил тулиец.
— Да, — ответил тот.
Халег выбрался из лодки и быстро зашагал по косогору — туда, где строились кхешийские части. Сотник поспешил следом.
— Ну, что там? Говори! — приказал Халег.
— Видели валузийскую пехоту. Не меньше тысячи. Точнее определить помешала темнота.
— Это передовой отряд, — кивнул Халег. — Нет, Кулл вовсе не безумен. Он осторожен… Я бы поступил так же… Как далеко они от переправы?
— В четверти лиги.
Халег присвистнул.
На косогоре в окружении телохранителей и жрецов Сатха стоял черный паланкин Тха-Таурага. Рядом рабы поставили несколько кресел. В одном из них сидел Сенахт.
Подойдя, тулиец поклонился.
— С того берега перешла только половина воинов, — сказал владыка. — Я отдал приказ строить фалангу.
Халег едва заметно кивнул.
— Скажи нам, Халег, как лучше поступить с отрядом Кулла? — спросил Тха-Таураг.
— Перебить всех до одного. Как можно быстрей и тише. Затоптать конницей.
— Здраво, — согласился Тха-Таураг.
— Я немедля пошлю наемников… — начал тулиец.
В тот же миг красный отсвет упал на косогор и на реку. Над Туитом взметнулось пламя. Халег обернулся к городу: у городских ворот выросло красное, точно раскаленное, облако, по форме напоминавшее быка.
По лицу владыки пробежала тень недоумения.
— Что происходит? — поинтересовался он у Халега.
— Похоже на сигнал… — тихо ответил тот. — Да, так и есть!
— О чем ты говоришь? — встрепенулся Тха-Таураг.
— Это знак Куллу, — пояснил Халег, обернувшись к Сенахту, — Этот красный бык означает, что нас провели, как мальчишек. Мы лишились Туита!
Он мрачно усмехнулся и побежал к кораблям.
— Господин, что происходит? — всполошились военачальники, окружавшие правителя.
Сенахт встал. Было видно, как дергается его щека.
— Что происходит? — переспросил он. — Ничего… Нас обманули. Остановить переправу! Верните воинов на берег. Мы возвращаемся.
— А как же валузийский передовой отряд? — спросил командующий кхешийской конницей.
— Это не отряд, — покачал головой Сенахт. — Это вся валузийская армия.
Глаза Тха-Таурага сверкнули.
— Проклятие… — пробормотал маг.
— Здесь, — продолжал владыка, — на этом берегу, кроме Кулла и тысячи воинов, которых видели лазутчики, нет ни души. Его войско там. И, думаю, оно уже вошло в город…
* * *
Луна еще не взошла, и было темно — хоть глаз выколи.
Два стражника стояли на смотровой площадке башни, возвышавшейся над воротами. Всю щеку одного из них пересекал шрам — след от удара ножом в какой-то пьяной драке.
Кхешиец уже забыл, когда и где это было. Он и свое имя уже не помнил, ибо все называли его Шрамом.
Второй был самым заурядным воякой, в юности поступившим в отряд туитских стражников и с трудом дослужившимся до десятника.
Кхешийская армия снялась из-под Туита и ушла на другой берег по мосту, составленному из судов. Внизу спешно разбирали шатры, на подводы грузили войсковое имущество, и стражники равнодушно наблюдали за тем, как в свете костров, ругаясь, суетились обозники, свертывавшие лагерь.
Наконец последняя телега отбыла к переправе, и стало тихо.
Вечером Шрам слегка перебрал пальмового вина, и теперь глаза у него слипались, точно веки были смазаны медом.
— Эй! — толкнул его локтем напарник.
Шрам вздрогнул и судорожно сжал в руках копье. Он заснул стоя.
— Ты, братец, не спи, — нахмурился десятник. — В другой раз я тебя не так разбужу. Понял?
— Понял.
Шрам зевнул и потянулся, разминая затекшие плечи.
— Мерещится мне что-то неладное… — буркнул его напарник.
— Что?
— Да не разобрать, темень-то какая за лагерем…
— Нет там никого, — тихо сказал Шрам.
— А я что говорю? Мерещится.
Шрам протер ладонями глаза. И тут ему показалось, что под стенами Туита в свете догорающих углей копошится множество крупных насекомых. Тьма шевелилась и ползла к городу, словно была живой.
— Труби! — прохрипел он.
— Чего трубить-то?
— Там…
— Что там? И тебе померещилось?
— Да вроде нет там никого, а вроде и есть…
— Понимаешь, если я сейчас дам сигнал, перебужу всех, а после окажется, что протрубил зря, худо будет, — сказал десятник.
— Это точно, — кивнул Шрам и предложил: — А давай факел со стены бросим.
— Это можно.
Шрам взял смоляной факел, запалил от лампы и, размахнувшись, швырнул подальше в ночь. Прочертив огненную дугу, факел упал и осветил вокруг себя землю.
— Нет там никого, — вздохнул десятник.
Послышалось короткое жужжание, и, оглянувшись, он увидел, что Шрам привалился к стене, а из его груди торчит оперенная стрела.
Десятник снова взглянул вниз и обомлел: тысячи валузийских воинов шли через покинутый лагерь бесконечным живым потоком, точно саранча.
Кхешиец поднес к губам сигнальный рожок, но вражеская стрела разорвала ему горло…
* * *
Валузийцы пришли под стены Туита среди ночи. Их не ждали. Грондарские лучники перебили караульных на башне, по приставным лестницам пехотинцы перебрались через стену и вырезали всю стражу у ворот. Город спал, не ведая о своей судьбе.
Когда ворота Туита распахнулись, Рамдан подал Куллу знак и, прочитав заклинание, ударил о каменную плиту, лежавшую у ворот, своим посохом. Ночь расколол сухой оглушительный треск, из камня вырос огненный бык и встал вровень со стенами. Вокруг мага было светло, как днем…
Конники Энкеши и Эрадаи галопом въехали в город и понеслись по темным и кривым улочкам Туита, точно демоны смерти… Горожане заперлись по домам, моля Сатха о защите.
Воины, не встречая сопротивления, растеклись по городу.
Гарнизон Туита, застигнутый врасплох, быстро разоружили. Кхешийцы сдались, даже не пытаясь драться. Дворец наместника также пал без боя. Разоруженную стражу увели в подвал и заперли до утра…
В покоях дворца расположились валузийские военачальники.
И только в храме Сатха, что стоял на городской площади против дворца наместника, полегла сотня валузийских пехотинцев. В храме в ту ночь находились послушники и жрецы, с ними остался маг Черного Логова — Амензес…
* * *
В полутьме храмового зала на циновке лежал Амензес. Глаза его были прикрыты, и грудь вздымалась мерно, как у спящего. Его сознание витало сейчас далеко от Туита — на той стороне реки. Амензес смотрел на миг глазами совы и видел Кулла и валузийских воинов, бредущих по пустому и темному берегу…
Из транса его вывел послушник.
— Как ты посмел? — выдохнул Амензес, придя в себя.
Он поднялся с циновки, собираясь наказать дерзкого, но голова его закружилась, а ноги стали ватными. Чтобы не упасть, маг схватил послушника за плечо.
— Прошу прощения, господин, — заговорил, оправдываясь, послушник. — Валуэийцы в городе…
— Что? Ты бредишь? — прошипел «Амензес. Он ничего не мог понять и оттого злился еще больше. — Я только сейчас видел Кулла на том берегу…
Послушник затравленно оглянулся. Маг прислушался.
Тревожно мигали огни светильников. За стенами слышались невнятный гомон, лошадиное ржание и крики. Внезапно глухой и тяжелый удар сотряс все здание.
— Что это? — спросил Амензес.
— Они вошли в Туит.
С пятого удара таран вышиб храмовые ворота.
С факелами в руках внутрь ворвались валузийские пехотинцы.
— Колдовское отродье! — тяжело дыша, бросил одни и рубанул стоявшего у ворот жреца секирой.
— Где-то здесь точно есть золотишко, — крикнул другой и начал тыкать копьем в ниши.
Третий разбил палицей статую Сатха.
Амензес от такого святотатства едва не задохнулся, а глаза его вспыхнули недобрым огнем.
— Прочь, варвары! — зашипел он. — Грязные валузийские свиньи! Я напою Великого Змея вашей кровью!
Курчавый рослый валузиец обернулся на голос. Из всего сказанного он не понял ничего, но по тону определил, его оскорбляли.
— А ну-ка повтори, что ты сказал, кхешийский урод? Сейчас я пощекочу тебя немного…
Послушники отступили за спину мага.
— Ты узнаешь ярость Сатха, — пообещал валузийскому пехотинцу Амензес.
Он сорвал с пояса покрытый письменами кожаный кошель и, когда воины подошли ближе, прочел короткое заклинание, закрыл глаза и высыпал из кошеля бесцветный порошок на пламя стоявшего рядом светильника.
Вспышка была мгновенной и такой яркой, что казалось — под сводами храма зажглись сотни солнц. Потом повалил белый дым, от которого глаза переставали видеть.
Никто из валузийцев, набившихся в храм, не успел заслониться от света и укрыться от дыма — все ослепли.
— Вот она, ярость Сатха! — восторжествовал Амензес.
В храме началась свалка, беспомощные воины отчаянно бранились, стараясь найти выход.
Маг взял в каждую руку по жертвенному кинжалу и начал резать воинов, точно скот. Его движения были быстрыми и точными, как удар кобры. Вопли врагов звучали для него нежнейшей музыкой, и он радостно приносил своему богу одну жертву за другой.
Валузийцы попытались достать мага мечами, но удары слепых воинов то попадали в пустоту, а то и уносили жизни товарищей. Тогда кто-то из воинов не выдержал и начал громко звать на помощь.
Амензес сеял смерть, словно разъяренный демон, и скоро мозаичный пол храма стал липким от крови…
Бойню остановил Рамдан, поспешивший на крики. Увидев перед храмом воинов, которые испугались колдовского дыма, он протиснулся сквозь толпу, произнес защитное заклинание и смело шагнул в храм.
Амензес кружился по залу, переходя от одного несчастного к другому. Его плащ покраснел от крови, жертвенные кинжалы побурели, словно покрылись ржавчиной.
Глаза Рамдана и жреца Черного Логова встретились.
— Ты тоже умрешь! — пообещал Амензес и метнул оружие.
Рамдан не шелохнулся и не -пригнул головы. Кинжал просвистел у его виска и упал на пол.
Увидев, что валузиец читает заклинание, возвращавшее зрение, маг бросился на него, но опоздал. Рамдан уже произнес последнее слово и щелкнул пальцами. В тот же миг воины прозрели.
Амензес дико закричал: на него со всех бросились воины.
Рамдан вышел из храма, чтобы не видеть, как пехотинцы кромсают жреца на куски.
* * *
Незадолго до рассвета «Великий Хотат» бросил якорь под стенами Туита, и Кулл вошел в захваченный город.
Улицы были озарены светом бесчисленных факелов, на площадях и перекрестках горели костры. Воины приветствовали валузийского короля криками и поднятыми над головой клинками.
Кулл не стал останавливаться во дворце наместника, а поспешил к южной стене, где на смотровой площадке башни его ждал Брул, наблюдая за вражеской армией.
Кхешийцы уже переправились обратно на этот берег, и теперь Халег отводил армию из-под стен захваченного города. Корабли снимались с якоря и уходили вверх по реке. Задуманный Куллом грандиозный обман удался.
— Сенахт понимает, что проиграл, — сказал Брул. — Но он сохранил ясный рассудок и не будет штурмовать Туит этой ночью.
Кулл кивнул:
— Я отдал приказ, чтобы воины сегодня не пили вина. Едва рассветет, начнется битва. Я взял город, а теперь разобью армию.