Много дней спустя, в самом конце августа, Хаш сидел на открытой веранде госпиталя. Он с удовольствием наблюдал закат багрового солнца, догорающий на небосводе алый пожар. С узких улочек подкрадывались сумерки. Приятный прохладный ветерок холодил кожу. Умиротворение, спокойствие так и витало в воздухе. Скоро осень. Крестьяне будут собирать урожай, а из яблок давить сок и делать сладкий сидр. Некоторые — прямо на улицах города, продавая мутноватую, сладкую, холодную жидкость всем желающим. Оптом, в розницу. Бочонками, стаканами. По словам путешественников и чародеев, побывавших за пределами Дзэнсина здесь сидр особенный.

Хаш не мог сравнивать, но с самого детства любил осень. Запах яблок над городом и вкусный напиток. В позапрошлом году он впервые попробовал именно хмельной сидр — Аки взяла юношу на прогулку и заплатила за обоих. Вкус тех глотков Кэйран не забудет, наверное, ещё долго. Это был словно порыв осеннего ветра, клочок утреннего тумана, ворвавшийся внутрь. Холодный и бодрящий.

Адепт грустно усмехнулся. "Кто тогда шёл рядом? Его троюродная сестра, ставшая ближе родной или "доспех", выполнявший функцию надзора за экспериментом?". На этот вопрос ответить уже не получится. Как и на многие другие. Хаш подсознательно чувствовал — всё изменилось. Город. Он сам. Надвигающаяся осень не будет прежней. Но, судя по тому, как рано стали желтеть листья на некоторых деревьях — она будет очень холодной.

Юноша сидел на кресле с колёсиками — достаточно удобный транспорт в пределах больницы. Самостоятельно передвигаться вне палаты адепту не разрешали. Лекари твердили о слабости и возможных рецидивах. Рыжий не верил, но сопротивлялся слабо — тело иногда действительно слушалось не очень. Гихан забрал с собой не просто плоды трудов Аки. Чернокнижник вытащил из Хаша часть его самого. "Шутка ли — таскать в себе загадочный "рой" десять лет". Конечно, до недавнего времени адепт его не осознавал. Это только усиливало сосущую пустоту где-то в груди. Кэйран уверенно полагал — расстаться с этим ощущением придётся не скоро. Оно — как напоминание. Метка.

Полтора месяца после инцидента группу номер девять никто не трогал. Рикко тоже. Рыжий не мог сказать, как обстояли дела у одногруппников, но к нему за это время дважды наведались дед с отцом. Обе встречи прошли в натянутой атмосфере. Об Аки старались не говорить. О её экспериментах и роли в них Хаша — тоже. В глазах у старших юноша видел непонятную грусть. Словно они потеряли что-то очень важное. Прямо как он сам. Ицуго рассказывал новости из дома, принёс рисунки младших — кривые фигурки счастливой семьи и надписи "Возвращайся поскорее". Эта милая наивность вызвала у рыжего искреннюю, тёплую улыбку. На мгновенье больничная палата показалась пустой и безликой — захотелось домой.

С Йору, Амидо и Рикко разговаривали нечасто — адептов держали в одноместных охраняемых палатах. Не допрашивали. Но общение ограничили. В остальном — полная свобода, исключая неудобства больничного распорядка.

Из магистрата не приходили. До вчерашнего дня. Миловидная адептка, всего на пару лет старше самого Кэйрана, улыбаясь и излучая понимание, вручила вполне официальную грамоту, приглашающую для беседы, после окончания курса всех врачебных процедур. "Всё пока происходит очень мягко" — отметил для себя Хаш. Он прекрасно осознавал — их будут допрашивать, долго и тщательно. Сканировать память. Кэйрана — особенно. Адепт не разбирался в медицине, но смутно предполагал, что его не только лечат. Видимо, магистрат крайне интересовало состояние эксперимента Аки.

Адепт для себя решил ещё в первую неделю — отделалась девятая группа неплохо. Никто не погиб. Никто даже не покалечен. А ведь магистры могли прийти позже. Ещё позже, чем пришли, потуже затягивая силок. Никто не мог ожидать бесполезности приготовлений.

Аки так и не объявили чернокнижницей. Отступницей. Официально она значилась как чародей, погибший в бою. Официальная версия гласила — Кэйран Аки находилась под воздействием дзинтая чернокнижника. И за это юноша готов простить городу Дзэнсин всё. Свои раны, раны друзей. Потому что в смерти Аки не виноват никто из её коллег, других магистров. Виноват Хаш. Самый близкий, наверное, человек. Не сумевший вовремя разглядеть изменения. Даже не замечавший, что с сестрой что-то неладное. И с лёгкостью начавший самостоятельное расследование, заподозрив Аки в нарушении законов города.

Хаш до хруста в суставах сжал подлокотники кресла. Пальцы побелели. В смерти сестры, кроме него виноват ещё кое-кто. Магистр Гихан. Он постоянно подталкивал, направлял. Наслаждался состоянием Аки и использовал в своих целях. "Мразь". Долг Хаша теперь стал просто неподъёмным. Перед Дзэнсином — искупить свою вину. Искупить потерю лучшего учёного в своём поколении, Кэйран Аки. Перед собой и семьёй — расквитаться с Гиханом. Заставить заплатить. Любой ценой. Рыжий знал — он сполна рассчитается по всем долгам. Пусть даже придётся умереть для этого.

Сзади раздались тихие шаги. Хаш обернулся и увидел Йору, выходящего на воздух. Блондин, за время, проведённое в больнице, сильно исхудал. Черты лица заострились, стали твёрже. Глаза смотрели упрямо. Когаку подошёл прямо к Хашу, уселся на перила веранды и обернулся, ухватив последние секунды догорающего заката. Затем — внимательно глянул на Хаша.

— Я хочу с тобой поговорить.

— Да, это, конечно, новость. Ты меня прямо ошарашил. И твой приход сюда — настоящий сюрприз. Если серьёзно — что, охрану сняли? Нам можно разговаривать?

Йору кивнул.

— Когда я проснулся, у дверей палаты никого не было. И в коридоре меня никто не остановил.

— Ясно, — удовлетворился Хаш.

— В общем… Я хочу, чтобы ты знал — я ухожу из города. Насовсем. Сдам знак адепта. Приму "Печать", — голос Когаку дрожал, но сам он, всё тело, лицо и глаза выражали уверенность. Непоколебимую.

Хаш ошарашенно поглядел на блондина.

— Ты это серьёзно, Когаку?!

Йору опустил глаза.

— Меня здесь ничто не держит… извини, я не о тебе или Амидо. Моей семьи нет. И я хочу выяснить, что с ней случилось. В свете… некоторых событий.

— Каких событий?! О чём ты?!

Блондин вздохнул.

— Ну почему всегда мне приходится всё объяснять, — грустная улыбка показалась у него на губах. — Хаш… Нас использовали. Как приманку. Магистры. Мы для них — ничто. Помолчи, — предостерегающе вскинул адепт палец, видя, что Кэйран собрался оспорить его слова. — Дослушай. Говорить будешь потом, — голос Когаку стал жёстким. — Магистры использовали адептов как приманку. Наживку. Знаешь, так охотятся в южных землях, там водятся большие хищники, полосатые кошки — тигры. В лесу привязывают ягнёнка. Беспомощного. Он начинает блеять, от страха или от голода, неважно. А потом к нему приходит тигр. И его убивают. Из засады. Бывает, ягнёнок даже выживает, — он поднял взгляд и выразительно посмотрел в глаза Хашу. — Но чаще тигр успевает разорвать приманку: охотники любят бить наверняка. Я не хочу больше быть ягнёнком.

Кэйран прищурился.

— Магистры выполняли свой долг. Простые адепты… Да. Мы были наживкой. Приманкой. Особенно я, — голос рыжего тоже зазвенел металлом. — Уж поверь, аналогия до меня отлично дошла. Но я собираюсь остаться в городе и исполнить свой долг. От которого ты бежишь.

— Какой долг?! — Хаш впервые видел Йору вспылившим. — Подставлять свои головы, пока магистры выйдут на удобные позиции? Платить своими жизнями за поимку чернокнижника? Причём, делать это без предупреждения?!

— Ты боевой чародей. Ты — в "золотой тридцатке". Надежда города. Но ты должен помнить — твоя жизнь ничто, по сравнению с Дзэнсином. Этот чернокнижник и так, добился, чего хотел. Почти всего, — Хаш вспомнил Аки. — Неизвестно, к чему это приведёт.

— Прости Хаш, но… Ты не видишь всей картины. А я только-только начинаю понимать, и мне это не нравится. Адептов… Выпускников Школы используют как разменную монету в непонятных играх. Я готов был умереть за свой город — но только если буду знать, что иду на смерть. Меня использовали, прировняли к продажной девке. Я не хочу такой судьбы. Я сознательно откажусь от жизни боевого чародея.

Хаш склонил голову. На скулах заиграли желваки.

— Ты понимаешь, что "Печать" это погребение себя заживо? Ты не сможешь пользоваться энергией. Ты не сможешь выстраивать дзинтаи. Ты не сможешь ничего.

— Я согласен на это. Если одна дверь закрывается — обязательно откроется вторая. И, кто знает, где я её найду? — с этими словами Йору направился к тем же дверям, через которые появился на веранде.

— Прощай, Йору, — пробормотал Хаш, когда дверь за Когаку закрылась. — Я знал тебя совсем недолго, но успел зачислить в список друзей. Жаль.

Затем Хаш откинулся на спинку кресла и начал высматривать первые звёзды в августовском небе.

Октябрь — декабрь 2011.