Путь к процветанию. Новое понимание счастья и благополучия

Селигман Мартин

Часть II

Пути к процветанию

 

 

Глава 6

Упорство, характер и достижения: новая теория интеллекта

 

На психологическом факультете Пенсильванского университета действует чрезвычайно успешная программа подготовки докторов наук. Ежегодно к нам обращается несколько сотен претендентов, из которых мы принимаем человек десять. На направление «Позитивная психология» заявления подают около тридцати человек в год, а поступает лишь один. Он должен иметь высшее психологическое образование, полученное в ведущем вузе США или Европы со средним баллом, близким к «отлично», сдать на 700 и более баллов тест GRE для поступающих в магистратуру и предоставить три рекомендательных письма – в каждом особо отмечено, что кандидат «действительно необычно одаренный человек, лучший из всех». Действует консервативная и очень взыскательная приемная комиссия (я никогда не участвую в ее работе), которая отвергла множество удивительно хороших кандидатов.

Сразу вспоминается одна из первых женщин-победительниц чемпионата по покеру. В своем письме она рассказала, что отложила значительную сумму, полетела в Лас-Вегас, приняла участие в чемпионате мира и победила. Мы с президентом университета Шелдоном Хэкни настаивали, что она продемонстрировала не просто потенциал, а реальные достижения мирового уровня – но это не помогло. Нам сказали, что ее результаты GRE недостаточно высоки. Я до сих пор благодарен ей: во время собеседования она нашла время обсудить некоторые мои ошибки в покере, чем помогла мне сберечь за следующие десять лет несколько тысяч долларов. «Смелость – вот ключ к игре с высокими ставками, – сказала она. – К белым фишкам вы должны относиться просто как к белым фишкам, какой бы номинал у них не был, один доллар или тысяча».

 

Успех и интеллект

Заявления подаются до 1 января, и после серии трудных собеседований в конце февраля принимается решение о зачислении. Такая процедура действовала все сорок пять лет, которые я работаю на факультете. Насколько я знаю, за это время было сделано лишь одно исключение – для Анджелы Ли Дакворт.

В июне 2002 года, с большим опозданием, мы получили заявление Анджелы с просьбой зачислить ее в программу, обучение по которой начиналось с сентября 2002 года. Его должны были отклонить без лишних разговоров, если бы не вмешательство директора магистерской программы Джона Сабини. Джон (мир его праху – в 2005 году он скоропостижно скончался, ему было всего пятьдесят девять {1}) всегда был бунтарем. Он работал над такой необычной темой, как сплетни, утверждая, что это – законная форма морального осуждения, но представляющая собой менее строгое наказание, по сравнению с юридическими санкциями {2}. Чем бы ни занимался Джон, он постоянно шел против течения академической социальной психологии. Я был еще одним «оригиналом» на факультете и обычно с вниманием относился к нестандартным аргументам; аргументам, которым нужны понимающие слушатели. Мы с Джоном могли «учуять» себе подобных за милю.

«Знаю, что она непростительно опоздала, но вы должны прочесть это эссе, Марти», – написал мне как-то Джон. Речь шла об эссе Анджелы Ли Дакворт. Вот выдержка оттуда:

К моменту окончания университета я добровольно отработала учителем в кембриджских государственных школах не меньше времени, чем провела в аудиториях и лабораториях Гарварда. Своими глазами наблюдала отстающих учащихся современного города в отстающих городских школах и сделала выбор в пользу сознательности, пожертвовав любопытством. Я дала себе слово, что после получения диплома буду следовать курсу реформирования государственного образования. Перед своим выпуском основала некоммерческую летнюю школу для детей из семей с низким доходом… Кембриджская летняя школа {3} стала примером для государственных школ по всей стране, о ней рассказывали в передаче Национального общественного радио и писали во многих газетах. Школа была отмечена как лучший государственный проект в штате Массачусетс, опыт начали изучать в Институте управления имени Кеннеди.

Следующие два года я провела в Оксфордском университете, став лауреатом стипендии Маршалла. Мои исследования фокусировались на магноцеллюлярных и парвоцеллюлярных путях передачи визуальной информации при дислексии… К диссертации я решила приступить позже… И следующие шесть лет работала учителем в государственных школах, руководила некоммерческой организацией, была консультантом спецшкол и писала образовательные программы.

Много лет проработав с учениками, представляющими оба полюса успеваемости, я стала совершенно иначе смотреть на школьную реформу. Думаю, что проблема не только в школах, но и в самих учащихся. И вот почему: учиться трудно. Конечно, учеба – это весело, она бодрит и доставляет удовольствие, но часто приводит в уныние, выматывает и обескураживает. В общем и целом ученики, которые больше не хотят учиться, которые считают, что не могут учиться, и не видят в учебе никакого смысла, учиться и не будут – причем независимо от того, насколько чудесна их школа или преподаватель…

Чтобы помочь хронически неуспевающим, но умным ученикам, работники системы образования и родители должны вначале признать, что индивидуальные особенности человека важны по крайней мере не меньше, чем интеллект.

Пожалуй, не стану раскапывать свое написанное при поступлении в магистратуру Пенсильванского университета в 1964 году эссе, чтобы вы сравнили его с этим. В течение почти ста лет считалось правильным и политкорректным в неудачах учеников обвинять учителей, школы, величину классов, учебники, финансирование, политиков и родителей – то есть всё и всех, только не самих учеников. Как? Обвинять жертв? Обвинять характер студентов? Как грубо! Характер давно вышел из моды в общественных науках {4}.

 

Позитивные черты характера

В девятнадцатом веке всё связывали со свойствами личности: политику, этику, психологию. Первая после инаугурации речь Линкольна, обращенная к «лучшим сторонам нашей природы» {5}, была симптоматичной с точки зрения того, как американцы объясняли хорошее и дурное поведение. Поворотной точкой стал 1886 год – бунт на Хэймаркет-сквер в Чикаго {6}. Тогда, во время всеобщей забастовки, кто-то (кто – так и не ясно до сегодняшнего дня) бросил самодельную бомбу, полиция открыла огонь, в ходе пятиминутной схватки были убиты восемь полицейских, точное число погибших граждан неизвестно. В происшедшем обвинили немецких иммигрантов, которых пресса клеймила как «кровавых зверей», «монстров» и «извергов». Считалось, что к гибели людей привели низкие моральные качества иммигрантов, и к ним привесили ярлык «анархисты». Четверых повесили, пятый покончил с собой накануне казни.

Реакция левых на приговор была бурной. Благодаря этим протестам получила широкое распространение «свежая идея»: альтернативное объяснение плохих черт личности. Все обвиняемые принадлежали к категории наименее квалифицированных рабочих. Они не умели ни читать, ни писать по-английски, были доведены до отчаяния, получали нищенские зарплаты и жили скученно – семьями ютились в одной тесной комнатенке. «Свежая идея» заключалась в том, что преступление есть результат не плохих свойств личности, а неблагоприятной среды. Теологи и философы подхватили этот крик, что вылилось в возникновение «общественных наук», объясняющих поведение людей средой, а не характером или наследственностью. Почти вся история психологии XX века, как и история родственных ей социологии, антропологии и политологии, основана на этой посылке {7}.

Движимые будущим, а не прошлым

Обратите внимание на каскад перемен, который последовал, когда дурное поведение человека отказались объяснять его характером в пользу среды {8}. Во-первых, люди больше не несут ответственности за свои поступки, поскольку их истоки не в человеке, а в положении вещей. Это означает, что должно измениться и воздействие: если вы хотите улучшить мир, то вам следует устранять обстоятельства, вызывающие плохие поступки, а не терять время, пытаясь изменить характер, наказывая за плохое поведение и вознаграждая за хорошее. Во-вторых, прогрессивная наука должна выделить ситуации, порождающие преступления, невежество, предрассудки, несостоятельность и все прочие социальные болезни, которым подвержены люди, чтобы такие ситуации можно было исправить. Основным способом воздействия на мир стало использование денег для разрешения социальных проблем. В-третьих, в фокусе изучения должны быть плохие, а не хорошие события. С точки зрения общественной науки считалось, что разумно оправдывать неудачи Сэмми в школе тем, что она голодна, или что с ней плохо обращаются, или что в ее семье учеба не ценится. И напротив, мы не признаем заслуги людей, которые совершают добрые дела, потому что «оправдание» хорошего поведения сложившимися обстоятельствами бессмысленно. Странно утверждать, что Сэмми выступила с такой прекрасной речью потому, что училась в хорошей школе, что родители ее любили, и что она не испытывала недостатка в пище. И наконец – настолько постепенно, что почти незаметно – взгляд на любую ситуацию стал основываться на том, что мы движимы прошлым, а не будущим.

Обычная психология – психология жертв, отрицательных эмоций, психоза, патологии и трагедии – это падчерица Хэймаркет-сквер. Позитивная психология относится ко всему этому совершенно иначе: иногда люди действительно могут быть жертвами (пишу это на следующий день после ужасного гаитянского землетрясения, в результате которого пострадали и погибли сотни тысяч невинных), но часто сами несут ответственность за свои действия, а сделанный ими неудачный выбор определяется чертами их личности. Ответственность и свобода воли – необходимые составляющие позитивной психологии. Когда винят обстоятельства, то ответственность и воля человека сводятся к минимуму, если не исключаются вовсе. Если же, наоборот, действия определяются характером и личным выбором, то в их основе, хотя бы отчасти, лежит ответственность и свободная воля.

Это имеет непосредственное отношение к организации терапевтического вмешательства: в позитивной психологии мир можно улучшить, не только устраняя неблагоприятные обстоятельства (не то чтобы я косвенно выступал за отказ от реформ), но также выделяя и высвечивая черты личности, как хорошие, так и плохие. Награда и наказание формируют характер, а не только поведение. Благоприятные события, высокие достижения и положительные эмоции – такие же привычные объекты изучения позитивной психологии, как ужасные события, неудачи, трагедии и эмоции отрицательные. Едва только мы начинаем всерьез воспринимать позитивные события как объект изучения, то замечаем, что больше не оправдываем блестящие результаты Сэмми тем, что она хорошо питается, имеет хороших учителей или тем, что ее родители заботятся о ее обучении. Зато мы задумываемся о характере Сэмми, ее талантах и достоинствах. И наконец, люди часто, возможно, даже чаще всего движимы будущим, а не прошлым, поэтому более мощным потенциалом обладает наука, позволяющая обеспечить и оценить ожидания, планирование и сознательный выбор, нежели наука привычек, внешнего воздействия и обстоятельств. То, что мы движимы скорее будущим, чем прошлым, чрезвычайно важно и прямо противоречит наследию общественных наук и истории психологии. Тем не менее это базовая и безусловная предпосылка позитивной психологии.

Предположение Анджелы, что плохая успеваемость в школе может отчасти быть связана с чертами личности неуспевающих учеников, а не только с системой, превратившей их в жертв, показалось привлекательным и мне как приверженцу позитивной психологии, и Джону Сабини с его педагогикой, краеугольным камнем которой было воспитание индивидуалистов. Просто в этом случае речь идет о правильном типе независимых людей – с высоким интеллектуальным потенциалом и блестящим образованием, но не настолько политкорректных, чтобы отказаться проводить серьезные исследования личных достоинств успешных учеников и слабостей характера учеников неуспевающих.

 

Что такое интеллект

 

Быстрота

Мы немедленно назначили собеседование с Анджелой. Знакомство с ней вызвало в памяти воспоминание, о котором придется рассказать. В 1970-х годах я был в Пенсильванском университете одним из двух профессоров, выступавших за проживание преподавателей на его территории: Алан Корс, который преподавал историю интеллектуального развития современной Европы, был убежден, что университетское образование на самом деле основано на интеллектуальной жизни. Но, обучая студентов, мы видели пропасть, разделявшую учебные аудитории и их реальную жизнь: они могли симулировать увлеченность на занятиях, но когда вырывались на свободу, их интересовали только вечеринки, вечеринки и еще раз вечеринки. Мы с Аланом воочию наблюдали эту «растительную жизнь» в общежитиях Принстона в начале 1960-х, но нам была ниспослана спасительная гавань: Уилсон-Лодж, столовая Принстонского университета тех лет. И по сей день, несмотря на десятилетия интеллектуальных радостей, среди них тот опыт остается лучшим переживанием в моей жизни. Крестовый поход против глубоко укоренившейся в Принстоне антиинтеллектуальной и антисемитской клубной системы тогда возглавил вдохновленный президентом университета Робертом Гоэном лидер старшего курса Дарвин Лабарт, о котором вы много узнаете в следующей главе. Вместе они и создали клуб «Уилсон-Лодж» {9}, открытый для любого студента и преподавателя. Туда вступили более сотни самых сильных студентов-интеллектуалов и сорок самых увлеченных профессоров.

Мы с Аланом верили, что система, при которой такие преподаватели живут вместе со студентами в общежитиях, стала бы противоядием от «растительной жизни» в кампусе Пенсильванского университета. И поэтому в 1976 году основали проект «Студгородки Пенсильванского университета». Первым включился Ван Пелт-колледж, возглавить его согласился лишь Алан, тогда еще бакалавр – ни один из преподавателей не был готов отказаться от семейных радостей ради жизни со 180 студентами. После своего развода, в 1980 году, я сменил Алана на посту. Не стану притворяться, что это была легкая работа, на самом деле она – единственная, которую я считаю своей неудачей. Моя профнепригодность в роли «родителя», проводящего двадцать четыре часа в сутки с молодыми людьми, стремящегося уладить бесконечные ссоры соседей по комнате, пресечь попытки самоубийства и сексуального насилия, справиться с дурацкими шутками, отсутствием личного пространства и, что хуже всего, антипатия администрации, которая относилась к преподавателям, живущим на территории кампуса не как к профессорам, а как к почасовым работникам, сделали жизнь на посту заведующего бесконечным кошмаром.

Но интеллектуальная жизнь, которая тогда возникла, стала явным прорывом, и это состояние сохранилось и по сей день. А какие были классные вечеринки! Студенты называли их «преподы жгут». В центре общего внимания на них была студентка, которую звали Лайза, она невероятно красиво танцевала. Слушали тогда рок, обычно тяжелый, с очень быстрым ритмом. Лайза как-то умудрялась делать два шага за один такт, танцуя в два раза быстрее всех остальных, с самого начала вечеринки и далеко за полночь.

Здесь мы возвращаемся к моему первому впечатлению от Анджелы Ли Дакворт: она была буквальной копией Лайзы – говорила в два раза быстрее всех, кого я знал, неутомимо и в то же время разумно.

Быстрота в научной среде одновременно и привлекает и отталкивает, она играет центральную роль в том, что, как мне кажется, и есть интеллект. Резвость ума высоко ценили и мои родители, и мои учителя. Образцами для подражания служили Дики Фримэн и Джоэл Куперман {10}, два вундеркинда, участвовавшие в радио-шоу Quiz Kids, выходившем в начале 1950-х годов. Они выпаливали ответы на вопросы в два раза раньше, чем другие участники, а вопросы были такими: «Название какого штата заканчивается на «ут»?» Знаю, потому что сам участвовал в версии конкурса на местном радио, когда был в четвертом классе, и правильно ответил на этот вопрос. А еще угадал, что «Маленьких перчиков» было пять (это старая книжная серия). Но я занял второе место, уступил Рокко Джиакомино и поэтому не попал на национальное шоу – вопрос «Кто написал “Струись, милый Эфтон”»? вывел меня из игры.

Любовь родителей и учителей к быстроте была не случайной общественной условностью. Выяснилось, что связь между ней и коэффициентом умственного развития удивительно сильна. В эксперименте под названием «выбор – время реакции» испытуемые располагались перед панелью с лампочкой и двумя кнопками. Они должны были нажимать левую кнопку, когда загорается зеленый свет, и правую – когда загорается красный, причем как можно быстрее. Корреляция коэффициента умственного развития с тем, насколько быстро люди могли это делать, достигала +0,50 {11}. Однако быстрота в упражнении «выбор – скорость реакции» – не просто вопрос физической подготовки, поскольку корреляция в случае оценки «простого времени реакции» («Когда я скажу “жми”, как можно скорее жмите на кнопку») близка к нулю.

Почему интеллект так тесно связан со скоростью мышления? Мой отец, Адриан Селигман, был заместителем редактора в Апелляционном суде штата Нью-Йорк. Его работа заключалась в том, чтобы превращать громоздкие и часто неграмотные решения семи судей высокого суда в понятные документы, написанные на юридическом языке, напоминавшем английский. Он делал это невероятно быстро. По словам моей матери Ирен (она была судебной стенографисткой – ее свидетельству можно верить), Адриан мог сделать за час то, на что другим требовался целый день. У него оставалось семь часов, чтобы проверять и совершенствовать свою работу, и, разумеется, конечный результат оказывался значительно лучше, чем у коллег.

Любая сложная интеллектуальная задача – переписывание юридических материалов, перемножение трехзначных чисел, мысленный подсчет окон в доме, где вы выросли, определение того, какой кровеносный сосуд сшивать первым, или того, насколько вероятно, что на вершине следующей горы вас поджидает засада – имеет быстрые автоматические компоненты и медленные сознательные составляющие, которые требуют гораздо больших усилий. Предположим, вы – опытный старший сержант в Афганистане, которому нужно быстро занять господствующую высоту. Вы осматриваете местность и, основываясь на своем опыте, мгновенно понимаете, что свежие следы на земле, полная тишина, не слышно даже животных и птиц – тревожные признаки. Чем с большим количеством компонентов задачи вы справитесь автоматически, тем больше времени останется на сложные вопросы. Теперь у вас есть две минуты на сеанс радиосвязи с базой, и вы запрашиваете последнюю сводку о присутствии на этом участке боевиков врага. Вам говорят, что этим утром жители деревни неподалеку видели трех незнакомцев. Значит, велика вероятность наткнуться на засаду или мину, поэтому вы отправляетесь в долгий путь в обход горы. Две лишние потраченные минуты спасают несколько жизней.

Быстрота мышления сержанта говорит о том, какую часть задачи он уже решил «на автомате». Я сталкиваюсь с этим в серьезных партиях в бридж каждый раз, когда играю (в среднем примерно по три часа в день, через Интернет). За всю свою жизнь я сыграл больше 250 000 партий, и все четырехходовые комбинации из тринадцати карт (в бридже у каждого игрока на руках тринадцать карт четырех мастей) складываются у меня в голове автоматически. Так что если я знаю, что у противника шесть пик и пять червей, то понимаю – мгновенно – что у него или две бубны и нет треф, или две трефы и нет бубен, или по одной карте каждой масти. Менее опытным игрокам приходится просчитывать это, некоторые даже бормочут что-то про себя. Мне, правда, тоже приходилось шептать самому себе «две бубновые и нет треф, две трефы и нет бубен или одна бубновая и одна трефа» – примерно до 100 000 партии. Партия в бридж, как и большинство испытаний в жизни, ограничена по времени. На каждую партию в спортивном бридже вам дается всего семь минут, и чем больше комбинаций вы считаете «на автомате», тем больше времени у вас остается на сложные вопросы и поиск кратчайших путей к победе – простая прорезка, подъем ставки или окончание игры.

Что отличает великого игрока в бридж, великого хирурга или великого пилота от нас, простых смертных, так это то, как много они делают «на автомате». Когда большую часть того, что делает специалист, он делает автоматически, говорят, что у него «сильно развита интуиция» {12}. Поэтому к быстроте я отношусь очень серьезно.

Анджела (чья теория легла в основу настоящей главы) говорит об этом так:

Многие помнят из уроков физики старших классов, что движение тел описывается следующим уравнением: расстояние = скорость × время. Это уравнение определяет то, что влияние скорости и времени независимо и мультипликативно, а не независимо и аддитивно. Если время равно нулю, то какой бы ни была скорость, расстояние тоже окажется нулевым…

Расстояние кажется мне удачной метафорой достижения. В конце концов, что такое достижение, как не продвижение из начальной точки к цели? Чем дальше цель от начальной точки, тем значительнее достижение. Точно так же, как расстояние представляет собой мультипликативный продукт скорости и времени, так вполне убедительным кажется, и что при условии постоянства возможностей достижение есть мультипликативный продукт навыков и усилий. Если не брать в расчет коэффициенты, то достижение = навыки × усилия {13}.

Недостаточные навыки могут быть компенсированы грандиозными усилиями, так же как и недостаточные усилия могут быть компенсированы грандиозными навыками, но только в том случае, если и то, и другое не равно нулю. Далее, результат дополнительных усилий человека с развитыми навыками оказывается выше. Умелый столяр за два часа сделает больше, чем новичок за то же время.

Поэтому важный компонент навыка – то, как много вы делаете «на автомате», что и определяет, насколько быстро вы можете завершить базовые этапы задачи. В молодости я тоже был быстрым, ослепительно быстрым, и начал свою научную карьеру почти с тем же темпом речи, что и Анджела. Во время учебы в университете я рвался вперед и не только быстро говорил, но и быстро проводил исследования. Степень доктора получил всего через два года и восемь месяцев после диплома, а с ней – и раздраженное замечание от Джона Корбита, моего бывшего преподавателя в университете Брауна, о том, что я побил его старый рекорд – три года ровно.

 

Неторопливость

Однако интеллект и высокие достижения – нечто большее, чем просто быстрота. Что вам дает быстрота, так это дополнительное время для решения неавтоматических компонентов задачи. Вторая составляющая интеллекта и достижений – неторопливость и то, что вы делаете со всем тем дополнительным временем, которое получаете за счет быстроты.

Быстрота мышления имеет свою цену. Я замечал, что упускаю нюансы и «срезаю углы», в то время как следовало бы сделать мысленный эквивалент глубокого вдоха. Я замечал, что скользил по поверхности и бегло просматривал текст, когда нужно было вчитываться в каждое слово {14}. Я замечал, что плохо слушаю других: схватывал, к чему они клонят после первых же нескольких слов, и прерывал. И большую часть времени чувствовал тревогу – скорость и тревога всегда идут рука об руку.

В 1974 году мы взяли на работу Эда Пью, психолога, специализировавшегося на восприятии, он работал над такими точными вопросами, как «сколько фотонов света требуется, чтобы сработал один визуальный рецептор?» Эд был очень медленным человеком. Нет, не в физическом плане (в старших классах выступал за школьную сборную как квортербек) и слова не растягивал, дело было в его темпе речи и реакции на вопросы. Мы называли Эда «задумчивым».

Эд походил на пенсильванскую реинкарнацию легендарного Билла Эстеса {15}, величайшего теоретика количественного обучения и самого медлительного из психологов, которых я когда-либо встречал. Беседы с Биллом были мучением. Пару лет я работал над изучением снов – в частности, над тем, что дают сны Homo Sapiens, учитывая, что в фазе быстрого сна, длящейся каждую ночь около двух часов, мы лежим неподвижно и беззащитны перед хищниками. Мы с Биллом познакомились на съезде около тридцати лет назад, и я спросил его: «Как вы думаете, в чем заключается эволюционная функция сна?»

Билл глядел на меня не моргая пять, десять, тридцать секунд (это было так странно, что я и правда начал считать). Спустя целую минуту он сказал: «Что, Марти, вы имеете в виду под эволюционной функцией?»

Как-то я оказался в гостях у Эда, возникла долгая пауза, напомнившая мне о той силе интеллекта, которую мог продемонстрировать Билл после такого молчания, и спросил: «Эд, как ты стал таким неторопливым?»

– Я не всегда был таким, Марти. Когда-то я был очень быстрым, почти таким же быстрым, как ты. Неторопливости я учился. Прежде чем получить докторскую степень, я закончил колледж иезуитов. И там мой социус (специальный куратор, который готовит студентов-иезуитов к жизни в обществе, в отличие от другого куратора, оценивающего их успеваемость) сказал мне, что я слишком быстр. Поэтому каждый день он будет давать мне прочесть одну фразу, после чего я должен сидеть полдня под деревом и размышлять над ней.

– А меня ты можешь научить не торопиться?

И он смог. Мы вместе читали «Страх и трепет» Сёрена Кьеркегора {16}, но со скоростью одна страница в неделю, и вдобавок к этому моя сестра Бет учила меня трансцендентальной медитации. Я честно практиковал ее на протяжении двадцати лет, по сорок минут ежедневно. Так я культивировал неторопливость, и теперь стал даже медлительнее, чем Эд тогда.

Что дает неторопливость с точки зрения уравнения «достижение = навыки × усилия»?

 

Организующая функция

Адель Даймонд, профессор психологии развития в университете Британской Колумбии и одна из моих самых любимых нейробиологов, занимается замедлением детей детсадовского возраста. Давно известно, что импульсивные дети по мере взросления обнаруживают все более ухудшающиеся результаты. Классический «зефирный эксперимент» Уолтера Мишеля {17} показывает, что дети, хватающие одну зефирину, которая лежит перед ними, вместо того, чтобы через пару минут дождаться двух, плохо успевают на занятиях. Через десять лет они получают оценки в школе ниже и сдают отборочный тест в колледжи хуже, чем те, кто способен ждать. Адель убеждена, что именно неспособность детей контролировать свои быстрые эмоциональные и когнитивные импульсы является зерном, вокруг которого начинается кристаллизация неудач в школе {18}. Из-за таких детей раздражаются и расстраиваются учителя, а им самим меньше нравится учиться. Они испытывают трудности с выполнением школьных правил, становятся тревожными и замкнутыми. Учителя от них ожидают всё меньшего, школа превращается в наказание, возникает порочный круг неудач.

Адель считает, что жизненно необходимо прервать эти быстрые процессы и добиться, чтобы дети стали неторопливее. Замедление позволяет включить организующую функцию. Она состоит из фокусирования и игнорирования отклонений, запоминания и использования новой информации, планирования действий и пересмотра плана, а также служит подавлению быстрых, импульсивных мыслей и поступков.

Для замедления импульсивных детей Адель использовала методы из экспериментальной программы дошкольного воспитания Tools of Mind, разработанной Деборой Леонг и Еленой Бодровой. Когда учитель просит четырехлетнего ребенка постоять спокойно столько, сколько тот сможет, в среднем он выдерживает минуту. Однако во время игры, когда ребенок воображает, что охраняет завод, он может стоять не шевелясь четыре минуты. Адель обнаружила, что у детей, воспитывающихся в соответствии с программой Tools of Mind, выше оценки в тестах, где требуется применение организующей функции {19}.

Какие другие медленные процессы, помимо усиления организующей функции, позволяют решать большое количество задач быстро и автоматически? Один из них – способность к творчеству. В уравнении «достижение = навыки × усилия» достижение определяется не каким-то движением вообще, но движением к определенной, фиксированной цели – это вектор, а не просто расстояние. И обычно к цели есть несколько путей. Одни позволят достигнуть ее быстро, другие – медленно, третьи приведут в тупик. Выбор пути – это медленный процесс, который мы называем «планирование». Кроме того, в основном за счет способности к творчеству изобретаются и новые пути.

 

Скорость обучения: первая производная скорости

Быстрота мышления при решении каждой конкретной задачи отражает, какая часть относящейся к ней информации обрабатывается «на автомате». Мы называем эту информацию «знанием», она говорит, сколько вы уже знаете об области, к которой задача относится. Скорость решения задач может меняться со временем, что аналогично «ускорению» – первой производной скорости в механике. Существует ли такая вещь, как ментальное ускорение, то есть увеличение со временем скорости мышления? Насколько быстро вы можете приобретать новые знания, то есть как увеличится со временем и по мере накопления опыта часть данной задачи, которую вы будете решать «на автомате»? Мы называем это «скоростью обучения»: сколько можно выучить за единицу времени.

Анджела была очень быстрой в плане психики, почти настолько, насколько это возможно для человека, и просто поразила нас во время интервью. В нарушение сложившейся практики приемная комиссия сдалась и дала согласие на ее зачисление. Она немедленно приступила к работе над своим грандиозным проектом по изучению черт характера успевающих и неуспевающих студентов, но через какое-то время возникли проблемы. Чтобы объяснить, почему так произошло, нам нужно глубже погрузиться в природу достижений.

Несмотря на свою стремительность, Анджела пренебрегала психологией – печально, но факт – возможно потому, что почти не сталкивалась с психологией во время обучения. Чтобы познакомить ее с позитивной психологией, в августе 2002 года я пригласил ее на одно престижное мероприятие. Каждое лето я проводил недельную встречу с несколькими ведущими позитивными психологами. В ней участвовали два десятка очень талантливых аспирантов и уже получивших степень исследователей со всего мира. Конкуренция за приглашения была жесточайшей, а уровень интеллекта присутствующих – очень высоким. Никогда не упускающая случая пообщаться Анджела включалась во все обсуждения, но отклики, которые я о ней получил, расстраивали: «Что за драндулет ты нам подсунул?» – так отозвался о ней один из уважаемых участников.

Один из критериев качества автомобиля – его скорость. Скорость мышления – очень хорошее свойство, оно показывает, в какой степени старое знание применяется автоматически. Но приобретать новое знание, которое еще не стало автоматическим, можно быстро или медленно. Ускорение, то есть изменение величины скорости за единицу времени, это первая производная скорости, оно служит дополнительным критерием качества автомобиля. А ментальное ускорение, то есть скорость, с которой изучается новый материал за единицу времени, посвященного обучению – это еще одна составляющая комплекса, который мы называем «интеллектом». Оказалось, что ментальное ускорение Анджелы столь же поразительно, как и ее быстрота.

В аспирантуре знания приобретают все, и ожидается, что обучающийся довольно быстро становится специалистом в своей узкой области. Но я не знаю ни одного студента, который бы учился со скоростью Анджелы: она уверенно освоила обширный массив методологически сложной литературы, посвященной интеллекту, мотивации и успеху. Спустя несколько месяцев остальные мои студенты (да и я сам) обращались к Анджеле за советом по поводу книг и методик психологии интеллекта. Примерно за год она прошла путь от «драндулета» до «феррари» (модели «Энцо»).

Что же касается нашей теории достижений, то мы исследовали свойства:

• Быстрота: чем быстрее, тем больше информации воспринимается «на автомате» и тем больше знаешь о задаче.

• Неторопливость: сознательные тяжеловесные процессы достижения цели, в частности, планирование, уточнение, проверка ошибок и творчество. Чем выше скорость, тем больше знаний, и потому тем больше времени остается для использования этих организующих функций.

• Скорость обучения: как быстро новая информация зачисляется на банковский счет автоматического знания, позволяя выделить еще больше времени на медленные организационные процессы.

 

Самоконтроль и упорство

Три описанных выше когнитивных процесса представляют собой «навыки» из нашего уравнения «достижения = навыки × усилия». Но серьезная игра, в которую ввязалась Анджела, касалась не когнитивных процессов в академической успеваемости, а роли характера и его места в уравнении, то есть в «усилиях». Усилия – это количество времени, потраченное на задачу. В своем эссе она заявила, что собирается изучать некогнитивные составляющие. А некогнитивные составляющие достижений воплощены в усилиях, которые, в свою очередь, упрощаются до «времени на выполнение задачи». Гигантом в деле изучения усилий стал профессор Андерс Эрикссон из университета Флориды, рослый, скромный, но твердый швед.

Эрикссон утверждает, что краеугольным камнем высокой квалификации является не гений «от Бога», а сознательная практика: количество времени и энергии, которые вы потратили на нее {20}. Моцарт был Моцартом главным образом не потому, что имел уникальный дар к музыке, но потому, что с раннего детства все свое время проводил, применяя этот дар. Шахматисты мирового класса не быстрее и не умнее и не обладают уникальной памятью на ходы. Вероятней, их опыт настолько обширен, что они лучше распознают стандартные ситуации в шахматных позициях, чем те, кто играл меньше. Пианист мирового класса к двадцати годам тратит на практику 10 000 часов, по сравнению с 5000 часами исполнителя ниже уровнем и 2000 часами более-менее серьезных музыкантов-любителей. Примером сознательной практики может послужить один из аспирантов Эрикссона по имени Чао Лу, попавший в «Книгу рекордов Гиннесса» за поразительное количество знаков в числе пи, которое он запомнил: 67 890! Отсюда простой совет: если хотите выйти в чем-то на мировой уровень, затрачивайте на это по 60 часов в неделю в течение десяти лет.

Что же определяет, сколько времени и сознательной практики готов посвятить ребенок для достижения чего-либо? Только особенности его характера? Самодисциплина – вот качество, которое отвечает за сознательную практику. И первым погружением Анджелы в изучение самодисциплины стало исследование, проведенное ею в средней школе имени Джулии Мастерман, очень популярного учебного заведения в центре Филадельфии. Школа принимает одаренных детей с пятого класса, но многие из них уходят, и настоящая конкуренция разворачивается в девятом классе. Анджела хотела выяснить, как самодисциплина в сравнении с коэффициентом умственного развития (IQ) предсказывает будущий успех учеников.

IQ и академическая успеваемость – хорошо проработанная область со множеством устоявшихся показателей, чего нельзя сказать о самодисциплине. Поэтому Анджела создала сводный индекс, который позволял учитывать различные аспекты самодисциплины, изучаемые при помощи ряда тестов. Использовались введенная Айзенком шкала импульсивности подростков (ответы «да или нет» об импульсивных поступках и высказываниях), оценка самоконтроля родителями и преподавателями («по сравнению со средним ребенком [4]Монизм – философский принцип, сводящий все многообразие явлений мира к единому началу, единому закону мироздания.
этот ребенок отличается максимальной импульсивностью [7]VIA – аббревиатура от Values in Action Signature Strengths.
и максимальным самоконтролем [1]Издана на русском языке: Мартин Селигман. В поисках счастья. Как получать удовольствие от жизни каждый день. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2009. (Здесь и далее прим. перев.).
») и задержка в получении вознаграждения (при помощи сочетания разных денежных сумм и периодов времени, например «что вы предпочтете: я дам вам доллар сегодня или два доллара через две недели?») Проведенное спустя год наблюдение за отличавшимися наибольшей самодисциплиной восьмиклассниками, показало, что они:

• получают более высокие оценки,

• получают более высокие баллы при прохождении теста на достижения,

• с большей вероятностью продолжают обучение в старших классах лучших школ,

• тратят больше времени на домашние задания и начинают заниматься этим раньше остальных,

• реже пропускают занятия,

• меньше смотрят телевизор.

Что можно сказать об IQ и самодисциплине с точки зрения предсказания оценок? Между IQ и самодисциплиной нет значимой корреляции, иными словами, детей с низким IQ и высокой самодисциплиной почти столько же, сколько с высоким IQ и высокой самодисциплиной, и наоборот. Но академическую успеваемость самодисциплина предсказывает в два раза лучше {21}.

Этот проект был итоговой работой первого года обучения Анджелы, и я предложил направить его для публикации – что она и сделала. На журнальных статьях я собаку съел, но первый раз в жизни видел, чтобы ведущий журнал ответил согласием в письменном виде, да еще и не предложив внести серьезные правки в текст. Свою статью Анджела заканчивает на звенящей ноте:

В низкой успеваемости американских детей часто обвиняют плохо подготовленных учителей, скучные учебники и большие классы. Считаем, что причина в ином: ученики не в полной мере используют свой интеллектуальный потенциал, то есть проблема в их низкой самодисциплине… Мы убеждены в том, что многие американские дети испытывают трудности с выбором решения, которое требует от них пожертвовать краткосрочным удовольствием ради долгосрочной выгоды, и что программы, развивающие самодисциплину, могут стать самым простым путем к повышению академической успеваемости.

Это также решает давнюю загадку: разрыв между школьными успехами девочек и мальчиков {22}. Девочки получают оценки выше, чем мальчики, по всем основным предметам на всем пути от начальной школы до колледжа, несмотря на то, что в среднем их IQ не выше. На самом деле мальчики часто немного опережают девочек по результатам тестов интеллекта и достижений. Прогнозы успеваемости, основанные на IQ, как правило, оказываются завышенными для мальчиков и заниженными – для девочек. Может ли самодисциплина стать ключом к разгадке этой головоломки?

В начале учебного года Анджела использовала свой арсенал показателей самодисциплины восьмиклассников – девочек и мальчиков – чтобы предсказать успеваемость по алгебре, посещаемость и результаты теста достижений по математике на конец года. Девочки действительно получали на занятиях отметки выше, чем мальчики, хотя результаты теста достижений по математике различались незначительно. Тест достижений, как и ожидалось, предполагал более низкие оценки для девочек. Важно то, что девочки отличались гораздо большей самодисциплиной, чем мальчики, по всем составляющим сводного индекса. Отсюда возникает вопрос: связано ли превосходство девочек в оценках, полученных на занятиях, с их превосходством в самодисциплине? Ответить на него помогает статистический метод под названием «иерархическая множественная регрессия». Когда мы устраняем различия в самодисциплине, разница в оценках исчезает? Ответ – «да».

На следующий год Анджела повторила то же исследование с использованием IQ в школе Мастерман. Девочки снова получили более высокие оценки по алгебре, английскому и обществознанию, а также оказались гораздо более дисциплинированными. У мальчиков же был намного выше IQ. И опять прогноз оценок, которые получали на занятиях девочки, был занижен в случае использования IQ и стандартных тестов.

После применения множественной регрессии самодисциплина девочек снова оказалась главным фактором их превосходства в оценках.

Хотя это отвечает на вопрос, почему женщины в колледже получают отметки лучше, но точно не объясняет, по какой причине мужчины в итоге обретают более высокие профессиональные навыки и научные степени, а также получают бóльшие зарплаты, чем женщины. По мере взросления женщин их превосходство в самодисциплине не идет на спад, просто после окончания колледжа его ослабляют социальные факторы.

Уровень самоконтроля позволяет прогнозировать академические достижения, но что еще он способен предсказать? Например, ожирение может уходить корнями в пубертатный период: вес набирается в начале периода полового созревания. Анджела изучила данные школьного врача о весе пятиклассников, которых она тестировала на уровень самодисциплины, и задалась вопросом, насколько они поправятся к восьмому классу. Связь самодисциплины с прибавкой в весе оказалась такой же, как и с оценками {23}. Дети с высокой самодисциплиной поправились меньше, чем с низкой. А IQ на вес вообще никак не повлиял.

 

Упорство и самодисциплина

Если мы хотим максимально повысить успехи детей, нам нужно пропагандировать самодисциплину. Мой любимый социальный психолог Рой Баумейстер убежден, что самодисциплина – королева всех добродетелей, сила, определяющая все остальные достоинства человека {24}. Однако есть такое экстремальное проявление самодисциплины, как упорство. На самом деле Анджела перешла к изучению упорства, то есть комбинации настойчивости и неудержимого стремления к цели {25}. Мы видели, что за значительные успехи отвечает самодисциплина, но что ведет к действительно выдающимся достижениям?

Выдающиеся достижения встречаются очень редко. Это может показаться тавтологией: «очень редкий» просто означает то же самое, что и «выдающийся», но это не тавтология, и нет причин не рассмотреть механизмы, лежащие в основе гениальности. Большинство людей считают, что «гениальный» (термин, который я использую как тождественный действительно выдающемуся достижению) – просто отдаленная точка в положительной области колоколообразной кривой «нормального» распределения успеха. Колоколообразная кривая хорошо работает для обычных вещей, таких, как обаяние, красота, школьные оценки и рост людей, но совершенно не в состоянии объяснить распределение успеха.

 

Высокие человеческие достижения

Знаменитый социолог Чарльз Мюррей в своем объемном трактате Human Accomplishment {26} начинает разговор о достижениях со спорта. Сколько турниров Профессиональной ассоциации гольфа США (PGA) выигрывает средний профессиональный игрок в гольф за свою жизнь? Среднее число находится между нулем и единицей. (Мода, то есть наиболее часто встречающееся значение, равна нулю.) Но четыре гольфиста выиграли тридцать турниров и более, Арнольд Палмер победил в шестьдесят одном, а Джек Никлаус – в семидесяти одном (как и Тайгер Вудс на момент написания этой книги). Форма графика распределения количества турниров PGA, выигранных одним игроком, даже отдаленно не напоминает колокол, скорее это вогнутая кривая, сильно смещенная влево (напоминает горный утес).

С технической точки зрения кривая такого типа называется логнормальной, то есть логарифм случайной величины имеет нормальное распределение. Такая же картина характерна для чемпионатов по теннису, шахматам, бейсболу и для марафонов, и чем сложнее достижение, тем сильнее кривая напоминает утес. Во всех этих областях есть много сильных соперников, но только два-три гиганта. Они привлекают все внимание и несопоставимы с просто сильными игроками. То же самое верно для распределения богатства в любом обществе: небольшое количество людей владеет состоянием, значительно превышающим то, чем обладают остальные. Говорят, это верно и для бизнеса, где 80 % прибылей приходится на 20 % работающих.

В поисках документального подтверждения Мюррей определил форму кривой гениальности в двадцати одной интеллектуальной сфере, включая астрономию, музыку, математику, восточную и западную философию, живопись и литературу. В каждой из них уровень цитируемости ведущих представителей даже отдаленно не напоминает колоколообразную кривую – скорее речь идет о двух-трех гигантах, которые отвлекают на себя львиную долю славы и обладают колоссальным влиянием. Один в китайской философии: Конфуций. Двое в области технологий: Джеймс Ватт и Томас Эдисон. Двое в западной музыке: Бетховен и Моцарт. Один в западной литературе: Шекспир.

Прочитав это, вы, скорее всего, как и я, подумали: «Конечно же, я всегда это знал – как минимум, интуитивно». Но почему это так, и почему в столь различных областях ситуация схожа?

Такая структура гениальности – когда те, кто показывает наивысшие результаты, отрываются от средних, просто отличных игроков гораздо дальше, чем было бы в случае нормального распределения, – следствие того, что основные причины гениальности не суммируются, а скорее умножаются. Нобелевский лауреат и изобретатель транзистора Уильям Шокли обнаружил ту же зависимость в количестве публикаций научных работ {27}: очень мало ученых опубликовали множество статей, в то время как большинство – одну или вовсе ни одной. Шокли писал:

Например, рассмотрим факторы, которые могут иметь отношение к публикации научных работ. Частично их список, не в порядке значимости, может выглядеть так: 1) способность размышлять над важной проблемой, 2) способность работать над ней, 3) способность распознать достойный результат, 4) способность принять решение о том, когда остановиться и описать результаты, 5) способность адекватно описать эти результаты, 6) способность использовать критику себе на пользу, 7) решительность, необходимая для отправки статьи в журнал, 8) настойчивость при внесении изменений (если это необходимо по результатам анализа редакции)… И теперь, если человек по каждому из этих факторов превосходит остальных на 50 %, его продуктивность будет выше в 25 раз.

Это базовое обоснование упорства, предельной формы самодисциплины. Такое качество, как чрезвычайная настойчивость, приводит к очень мощным усилиям. Чем больше у вас упорства, тем больше времени вы проводите над решением задачи, и все эти часы не просто добавляют что-то к внутренним навыкам, которые у вас уже есть: они многократно умножают ваш прогресс в движении к цели. И поэтому Анджела разработала тест для оценки упорства. Пройдите его прямо сейчас и предложите сделать это своим детям.

Пожалуйста, ответьте на восемь вопросов, используя следующую шкалу {28}:

1 = Совсем не относится ко мне

2 = Почти не относится ко мне

3 = Отчасти относится ко мне

4 = Во многом относится ко мне

5 = Очень сильно относится ко мне

1. Новые идеи и проекты иногда отвлекают меня от старых.* ________

2. Неудачи меня не обескураживают. ________

3. Я на короткое время увлекаюсь какой-то идеей или проектом, но позже теряю к ним интерес.* ________

4. Я настойчив. ________

5. Я часто устанавливаю цель, а потом начинаю преследовать совершенно другую.* ________

6. Я с трудом удерживаю фокус на проекте, реализация которого занимает больше нескольких месяцев.* ________

7. Я заканчиваю все, что начинаю. ________

8. Я старателен. ________

* Высказывания со звездочками снижают оценку.

Чтобы получить итоговый результат:

1. Сложите баллы за ответы 2, 4, 7 и 8.

2. Сложите баллы за ответы 1, 3, 5 и 6 и вычтите сумму из 24.

3. Сложите результаты шагов 1 и 2 и разделите сумму на 8.

Вот нормы для мужчин и женщин:

Что Анджела выяснила об упорстве? Чем больше человек учится, тем оно выше. Неудивительно, но что является первопричиной? Более продолжительное обучение развивает упорство или, скорее, обладающие большим упорством люди успешнее преодолевают неудачи и поражения, в результате чего получают больше знаний? Это до сих пор неясно. Сильнее удивляет, что при равном образовании люди постарше обладают большим упорством, чем люди более молодые, причем те, кому за шестьдесят пять, опережают все остальные возрастные группы.

ПОЛЬЗА УПОРСТВА

Средние оценки успеваемости

Тест на упорство прошли 139 студентов Пенсильванского университета, обучающихся психологии. Нам были известны их баллы по итогам отборочного экзамена, которые являются надежной оценкой IQ. Анджела следила за этими студентами во время их обучения и фиксировала их оценки. Высокие баллы за отборочный экзамен предсказывали хорошие оценки. В действительности это было единственным доказанным преимуществом – как и высокие баллы по результатам теста на упорство. Важно, что при одинаковых набранных на экзамене баллах лучшие результаты теста на упорство продолжали прогнозировать более высокие оценки на занятиях. На каждом уровне отборочного экзамена более упорные студенты получали оценки выше, чем у остальных, а студенты, чей результат был ниже, как правило, не отличались высоким результатом теста на упорство.

Вест-Пойнт

В июле 2004 года этот тест, наряду с огромным количеством других, прошли 1218 человек, поступавших в Военную академию США. В армии разработано множество психологических тестов – военные очень серьезно относятся к прогнозированию достижений с их помощью. Интересно, что тест на упорство, похоже, уникален в своем роде, поскольку не коррелирует с «оценкой кандидата в целом»: с суммой баллов отборочного экзамена, рейтинга потенциального лидера и физической подготовки. Он позволял точнее, чем все тесты по отдельности и вместе, предсказать, кто из студентов до конца выдержит изнурительную летнюю подготовку (ее называли «зверские казармы»), а кто не справится с ней. Тест на упорство также предсказывал средние оценки по образовательным предметам и боевой подготовке, но эту задачу, причем не хуже, решали и традиционные тесты. На самом деле краткий опросник самоконтроля (менее экстремальная версия теста на упорство) опережал его по точности прогнозирования средних оценок учащихся. В 2006 году Анджела провела это исследование в Вест-Пойнте еще раз и обнаружила, что тест предсказывает стабильность в подразделениях сил специального назначения так же, как и в объемах продаж недвижимости.

Национальный конкурс правописания

В Национальном конкурсе правописания The Scripps National Spelling Bee участвуют тысячи детей со всего мира в возрасте от семи до пятнадцати лет. В 2005 году 273 ребенка собрались на труднейший финал, который проходил в Вашингтоне, и Анджела предложила большой группе пройти тест на IQ и упорство. Она также записывала, сколько времени им требуется на изучение написания неизвестных слов. Тест на упорство предсказывал, кто дойдет до финального раунда, в то время как тест на самоконтроль – нет. «Словесная» часть теста IQ также предсказывала это. Вероятность дойти до последних раундов была на 21 % выше у тех финалистов одного возраста и одинаковых умственных способностей, чьи результаты теста на упорство оказались выше среднего. Эта статистика говорит: упорные финалисты показывали лучшие, по сравнению с остальными, результаты отчасти потому, что больше времени тратили на изучение слов. Через год Анджела повторила исследование и действительно обнаружила, что на успешные результаты в целом, которые прогнозировал тест на упорство, влияет дополнительное время тренировок.

 

Создание элементов успеха

Давайте рассмотрим элементы успеха – следствие теории, выраженной уравнением «достижения = навыки × усилия»:

1. Быстрота. Скорость размышлений отражает то, какая часть задачи решается «на автомате» и сколько навыков или знаний, относящихся к задаче, имеется у человека.

2. Неторопливость. В отличие от базовых навыков или знаний, организующие функции планирования, проверки работы, воспоминаний и творчества – медленные процессы. Чем больше у вас знаний и навыков (приобретенных ранее за счет быстроты и сознательной практики), тем больше времени у вас остается на использование медленных процессов и, следовательно, тем лучше результат.

3. Скорость обучения. Чем выше ваша скорость обучения – а это не то же самое, что быстрота размышления о задаче – тем больше знаний вы можете аккумулировать в единицу времени во время работы над задачей.

4. Усилия = время решения задачи. Чистое время, которое вы тратите на задачу, умноженное на объем навыков, имеющихся у вас для достижения цели. Это также касается и первого фактора: чем больше времени потрачено на задачу, тем больше знаний и навыков нарастает или «приклеивается» к вам. Главные черты характера, определяющие, сколько времени вы посвящаете задаче, это самодисциплина и упорство.

Итак, если ваша цель состоит в том, чтобы вы или ваши дети достигли новых высот, что следует делать?

О том, как развивать первый фактор успеха (скорость мышления), известно немного. Однако что дает скорость, так это знания: чем вы быстрее, тем больше знаний приобретаете и доводите до автоматизма за единицу времени, которое тратите на практику. Следовательно, чем больше у вас времени на задачу, тем выше достижения. Поэтому даже если ваш ребенок и не обладает врожденным талантом к чему-то, в создании базы знаний ему поможет сознательная практика. Практика, практика, практика.

Развитие неторопливости высвобождает место для роста организующих функций: планирования, запоминания, творчества и подавления импульсов. Как говорит доктор Эд Хэллоуэлл {29} детям с синдромом дефицита внимания и гиперактивности: «У вас мозг – как «феррари», а я – специалист по тормозам. Я помогу вам научиться пользоваться тормозами». Медитация и развитие сознания – медленный разговор, медленное чтение, медленный прием пищи, стремление не прерывать собеседника – все это работает. Вашим детям может помочь программа Tools of the Mind. Нам нужно больше знать о том, как развивать терпение, – не самое модное, но критически важное качество.

Насколько я в курсе, скорость обучения – сколько информации усваивается за единицу времени – почти никогда не измеряется в отрыве от знания как такового. Поэтому как увеличить скорость обучения, ничего не известно.

Вы имеете реальную возможность достигнуть большего – если будете прилагать больше усилий. Усилие – это просто количество времени, которое тратишь, практикуясь в решении задачи. Время, потраченное на задачу, влияет на достижения двумя способами: оно мультиплицирует существующие навыки и знания, а также напрямую увеличивает навыки и знания. Здорово, что можно так гибко дозировать усилие. То, сколько времени вы посвящаете задаче, зависит от акта сознательного выбора – свободной воли. А выбор, каким усилиям посвятить время определяется как минимум двумя свойствами характера – самоконтролем и упорством.

Высокие человеческие достижения представляют собой один из четырех компонентов процветания, а также основание для того, чтобы воля и характер были обязательными объектами изучения позитивной психологии. Надеюсь (на самом деле – предсказываю), что в нынешнем десятилетии мы станем свидетелями крупных открытий в области повышения упорства и самоконтроля.

До недавнего времени я думал о позитивном образовании как о прекрасном идеале, однако не был уверен, что он достижим в реальном мире. Но происходящие сейчас события столь масштабны, что представляют собой переломную точку для позитивного образования, о котором мы поговорим в следующих двух главах.

 

Глава 7

Армейская стойкость: Комплексная программа подготовки

 

– Не более чем в двадцати пяти словах изложите свою жизненную философию, – распорядился Пит Кэрролл, лучший тренер университетских команд по американскому футболу, еще не остывший от победы его подопечных в матче «Розовой чаши» над «Троянцами» из университета Южной Калифорнии. У нас было всего две минуты, и я, как и большинство из сотни присутствующих – солдат подразделений специального назначения, офицеров разведки, психологов, нескольких генералов – сидел совершенно ошарашенный. Немногие все же писали, и среди них была Ронда Корнум – бригадный генерал.

Пит вызвал Ронду, чтобы она зачитала написанное:

«Расставить приоритеты.

А.

Б.

В.

Отбросить В».

Работа с Рондой стала одной из самых больших радостей в моей жизни. Наше сотрудничество началось в августе 2008 года, после того как ко мне приехала полковник Джил Чамберс, руководившая в Пентагоне программой для военных, увольняющихся в запас.

 

Психологически подготовленная армия

Миниатюрная, угловатая Джил объяснила мне причину своего приезда: «Мы не хотим, чтобы служба оставляла за собой тяжкое наследие – ветеранов, просящих милостыню на улицах Вашингтона, посттравматический стресс, депрессию, наркозависимость, разводы и суицид. Мы прочли ваши книги и хотим понять, чтó вы можете предложить армии».

Я почти забыл о визите Джил, когда в конце ноября 2008 года меня пригласили в Пентагон на обед с начальником кадровой службы армии легендарным Джорджем Кейси {1}, бывшим командующим международных сил в Ираке и героем отряда «Дельта». Когда генерал Кейси – стройный, невысокого роста, коротко стриженный седеющий человек около шестидесяти – вошел, мы все встали, приветствуя его. Затем сели, и я заметил, как генерал-лейтенант слева от меня озаглавил свои заметки «Обед с Селигманом».

– Я хочу создать армию, которая была бы так же хорошо подготовлена психологически, как и физически, – начал генерал Кейси. – Вы все здесь для того, чтобы дать мне совет: как провести эту культурную трансформацию.

«И правда, это культурная трансформация», – подумал я. В самую точку! Мой дилетантский взгляд на будущее вооружений сформировался под влиянием генерал-майора Боба Скейлза, отставного главы Военного колледжа Армии США, военного историка и автора блестящего эссе «Клаузевиц и Четвертая мировая война», опубликованного в журнале Armed Forces Journal {2}. Генерал Скейлз выдвигает свою теорию эволюции войн. По его мнению, Первая мировая война была войной химической, Вторая мировая – войной математики и физики, Третья – компьютерной, а Четвертая (в которую мы уже вступаем) будет войной человеческой. Пять баллов из пяти – так оценивает он современное вооружение США на воздухе, на море и в области ракет. К сожалению, все последние столкновения, в которых мы участвовали, были человеческими войнами, а в этом у нас ноль баллов из семи. Вьетнам и Ирак – тому пример. Поэтому, заключает Скейлз, армии пришло время серьезно заняться наукой о человеке.

– Ключевым для психологической готовности является жизнестойкость, – продолжил генерал Кейси, – и начиная с этого момента, в армии США будут всех учить жизнестойкости и повсеместно ее отслеживать. Здесь присутствует доктор Селигман – специалист мирового уровня по вопросам жизнестойкости, – который расскажет нам о том, как этого добиться.

Когда меня пригласили на эту встречу, я ожидал, что мне придется говорить о посттравматическом стрессе и о том, как армия относится к ветеранам. Но удивленный поворотом беседы, я начал с искренних слов о том, какая честь для меня сидеть за одним столом с такими людьми. Затем, оправившись от неожиданности, я повторил то, что говорил Джил: фокусироваться на патологических состояниях депрессии, тревоги, суицида и посттравматического синдрома – все равно, что считать, будто хвост виляет собакой. Чем армии следовало бы заняться, так это корректировкой внутренних реакций на неблагоприятные внешние воздействия, чтобы сместить их в направлении жизнестойкости и роста. Так можно не только предотвращать посттравматический стресс, но и увеличить число солдат, способных быстро восстанавливаться после тяжелых ситуаций. Что еще важнее, выросло бы число разных военных, психологически закалившихся в ходе сражений.

Жизнестойкости можно научить, по крайней мере, в молодости. Это было главным вопросом позитивного образования, и мы обнаружили, что путем тренировки жизнестойкости у детей и подростков можно понизить уровень депрессии, тревоги и отклонений поведения.

– Генерал Кейси, это согласуется с миссией армии, – прервал меня Ричард Кармона, бывший главный врач армии США {3} (при президенте Джордже Буше). – На здоровье мы тратим ежегодно два триллиона долларов {4}, и семьдесят пять процентов из них уходит на лечение хронических заболеваний {5} и поддержку пожилых людей вроде меня и доктора Селигмана. Гражданское здравоохранение основано на неверных стимулах. Если мы хотим сохранить здоровье, следует концентрироваться на развитии жизнестойкости – психологической и физической – в частности, среди молодежи. Нам нужна армия, способная восстанавливаться и участвовать в непрерывных боевых действиях, которые обещает следующее десятилетие {6}. Армейская медицина ориентируется именно на эти принципы. Если обучение жизнестойкости сработает, это станет образцом для гражданского здравоохранения.

– Давайте вынесем эту программу из ведения военно-медицинской службы, удалим налет психиатрии и внедрим жизнестойкость в образование и обучение, – предложил генерал-лейтенант Эрик Шумейкер, главный врач армии и начальник военно-медицинской службы. – Если это сработает и поможет предотвратить заболевания, я знаю, что мой бюджет пострадает, поскольку мои люди получают в зависимости от того, сколько вылечат. Но так будет правильно.

– Как раз это мы и начали делать, – объяснил начальник кадровой службы. – Доктор Селигман, Комплексная программа подготовки стартовала два месяца назад. Руководит ею генерал Ронда Корнум. Американские солдаты переключались между участием в военных действиях и возвращением домой в течение более восьми лет. В армии накоплен высокий совокупный уровень стресса, который снижает боеспособность наших солдат и – во многих случаях – разрушает их семейные отношения. Не знаю, когда закончится эпоха непрерывных конфликтов, но я уверен, что в обозримом будущем американские военнослужащие будут продолжать подвергаться угрозе. И я отвечаю за то, чтобы в ближайшие годы и наши солдаты, и вольнонаемные, и их семьи были и физически, и психологически подготовлены продолжать нести службу или оказывать поддержку тем, кто ведет боевые действия. Генерал Корнум, я хочу, чтобы вы и Марти [Марти!] объединили свои усилия, нарастили плоть на скелет Комплексной программы подготовки и доложили мне о результатах через два месяца.

На следующий день Ронда была в моем кабинете в Пенсильванском университете. «Два месяца, – сообщила она, – совсем немного времени, чтобы добиться прогресса по трем разделам Комплексной программы подготовки, которые я намерена создать. Я хочу, чтобы вы помогли мне разработать три компонента: тест психологической готовности, курс самосовершенствования по итогам прохождения этого теста и пилотное исследование по тренингу жизнестойкости»

 

Тест общей оценки

Мы начали с того, что набрали людей с целью создания «теста общей оценки» (ТОО {7}), опросника для самотестирования. Он предназначался для измерения степени психосоциального благополучия военнослужащих всех рангов в четырех областях: эмоциональная подготовка, социальная подготовка, семейная подготовка и духовная подготовка. Предполагалось, ТОО будет использоваться, чтобы направлять военнослужащих на различные обучающие программы – базовые или продвинутые, – а также для оценки успешности таких программ. Еще, что он станет ориентиром для измерения психологического состояния армии в целом.

Продуманная модель ТОО, разработанная Рондой, создавалась для повышения «финансовой подготовки». Обычно после выхода в отставку военнослужащие чувствуют себя стесненно в материальном плане. Ронда разработала и распространила тест финансовой подготовки, привязанный к ускоренному курсу управления финансами, после чего обнаружилось, что ветераны стали реже брать кредиты на завышенных условиях. Поэтому нашей задачей было создать тест для каждого из четырех видов психологической подготовки, а затем обеспечить аналог того, как в армии проверяют, а затем улучшают подготовку физическую.

Армия имеет впечатляющую историю создания психологических тестов {8}, которые впоследствии стали обычными и в гражданской жизни. Первая мировая война дала «армейский альфа-тест» для грамотных и «армейский бета-тест» для неграмотных солдат, его прошли два миллиона человек. Целью теста было отделить интеллектуально «компетентных» от «некомпетентных» с последующим отбором первых на должности, предполагающие ответственность. Хотя групповое тестирование интеллекта по-прежнему вызывает споры, оно быстро распространилось за пределами армии и сегодня, почти сто лет спустя, занимает прочное место в современном мире. Во время Второй мировой войны в армии было создано множество тестов более узкой специфики. Например, «Программа психологического тестирования летчиков» {9}, в рамках которой разработаны новые процедуры отбора и классификации летного состава {10}. Ею занимались лучшие представители американской психологической науки XX века. До Второй мировой войны главным критерием отбора летчиков служило образование, но при использования лишь этого критерия мужчин для комплектования всех подразделений не хватало. Поэтому был создан всеобъемлющий набор тестов, обращающихся к интеллекту, личности, специальным интересам и биографическим деталям, а также лабораторные тесты боевой готовности, наблюдательности, скорости восприятия и координации. И этот набор работал: он прогнозировал ошибки пилотов, хотя и не особо помогал отбирать образцовых летчиков, как отбирают образцовых индеек.

При правильном подходе базовые и прикладные исследования обоюдополезны, и, возможно, не случайно после двух мировых войн психология продемонстрировала резкий рывок. Изыскания времен Первой мировой фокусировались на общих способностях, Второй мировой – на позиции человека и определенных видах способностей. Комплексная программа подготовки ориентирована на ценные качества и, возможно, тоже обеспечит аналогичный рывок, если поможет верно прогнозировать успехи военнослужащих. В таком случае мы ожидаем, что ТОО принесет пользу компаниям, школам, полиции, пожарной охране, больницам. Пользу везде, где не просто стремятся устранить или исправить недостатки, а приветствуют и поощряют успех.

Именно на это мы с Рондой надеялись, когда трудились над тестом психологической подготовки. Итак, мы собрали группу из десяти экспертов по разработке тестов, наполовину она состояла из гражданских, наполовину – из военных специалистов. Возглавили ее Крис Петерсон, знаменитый профессор Мичиганского университета, создатель теста на определение ключевых достоинств, и полковник Карл Кастро. Вместе с Нансук Парк, коллегой Криса из Мичиганского университета, они не разгибали спины несколько месяцев. Пробившись сквозь тысячи вариантов вопросов, использованных в уже известных и хорошо зарекомендовавших себя тестах, они создали ТОО, на прохождение которого требовалось лишь двадцать минут. В ходе работы ярко проявились лидерские качества Ронды, сочетавшей точность действий как хирург-уролог и блистательную интуицию – как генерал. Вскоре после того, как тест был разработан и испробован на нескольких тысячах солдат, исполненная благих намерений женщина-психолог написала ей недовольное письмо с предложением усовершенствовать некоторые вопросы. В коротком сообщении, адресованном нам всем, генерал Корнум ответила так: «Лучшее – враг хорошего».

Ниже приведен пример вопросов ТОО. Обратите внимание: в отличие от многих психологических тестов, ТОО выявляет не только достоинства, но и недостатки; не только достижения, но и проблемы; не только позитивные, но и негативные моменты.

Еще он абсолютно конфиденциален – только сам военнослужащий видит свои результаты. Командиру они недоступны по двум причинам: из-за права на неприкосновенность личной жизни, даже в армии, и для того, чтобы повысить вероятность честных ответов.

Первым делом тест оценивает общую удовлетворенность (примерные вопросы):

Учитывая ситуацию в общем, насколько удовлетворены вы были следующими областями вашей жизни в течение последних четырех недель? (обведите одно число).

Моя жизнь в целом

Моя работа

Мои друзья

Моральный климат в моем подразделении

Моя семья

Подумайте о том, как вы действовали в ситуациях, подобных описанным ниже, в течение последних четырех недель. (Более полную версию части ТОО, относящейся к определению ключевых достоинств, см. в Приложении.)

Сильные стороны

Подумайте о реальных ситуациях, когда у вас была возможность сделать что-то новое или инновационное. Как часто в таких ситуациях вы использовали творческие способности и изобретательность?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вам нужно было принять сложное и важное решение. Как часто в таких ситуациях вы использовали критическое мышление, проявляли широту взглядов и проницательность?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вы испытывали страх, чувствовали угрозу, смущение или дискомфорт. Насколько часто в таких ситуациях вы проявляли смелость или мужество?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вы сталкивались с трудными задачами, на решение которых требовалось много времени. Насколько часто в таких ситуациях вы проявляли настойчивость?

Подумайте о реальных ситуациях, когда у вас была возможность соврать, схитрить или ввести в заблуждение. Насколько часто в таких ситуациях вы вели себя честно?

Подумайте о своей повседневной жизни. Часто ли вы действуете энергично и с энтузиазмом, имея такую возможность?

Подумайте о своей повседневной жизни. Часто ли вы выражаете свою любовь и признательность другим (друзьям или родным), имея такую возможность?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вам необходимо было понять, что хотят или в чем нуждаются другие люди, и, соответственно, как на это реагировать. Насколько часто в таких ситуациях вы использовали навыки общения, социальную осведомленность или «повседневную мудрость»?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вы были членом группы, где требовались ваша помощь и лояльность. Насколько часто в таких ситуациях вы показывали пример работы в команде?

Подумайте о реальных ситуациях, когда у вас была какая-то власть или влияние над двумя и более людьми. Насколько часто в таких ситуациях вы проявляли справедливость?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вы были членом группы, нуждавшейся в выборе направления действий. Насколько часто в таких ситуациях вы использовали лидерские качества?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вас убеждали сделать что-то, о чем позже вы могли пожалеть. Насколько часто в таких ситуациях вы обращались к своему благоразумию или предусмотрительности?

Подумайте о реальных ситуациях, когда вы испытывали желания, импульсы или эмоции, которые хотели бы проконтролировать. Насколько часто в таких ситуациях вы прибегали к самоконтролю?

Эмоциональная подготовка (примерные пункты)

Ответьте так, как вы обычно думаете:

Совсем не относится ко мне.

Почти не относится ко мне.

Отчасти относится и ко мне.

Во многом относится ко мне.

В очень большой степени относится ко мне.

Когда со мной случается что-то плохое, я ожидаю, что плохо будет и дальше.

Я не контролирую то, что со мной происходит.

Я реагирую на стресс так, что еще больше ухудшаю ситуацию.

Последние три пункта важны с точки зрения развития посттравматического стресса и депрессии. Они приводят к «катастрофизации» и представляют собой когнитивную ловушку мышления {11}, устранить которую мы особенно стараемся на тренингах по жизнестойкости. Мы обсудим ее в следующей главе.

Кстати, если вы отметили эти пункты как «в очень большой степени относится ко мне», то подвержены риску тревоги, депрессии и посттравматического стресса.

Вот еще несколько вопросов из раздела эмоциональной подготовки:

Во времена неопределенности я обычно ожидаю лучшего.

Если со мной может произойти что-то плохое, оно происходит.

Я редко рассчитываю, что со мной случится что-то хорошее.

В целом я ожидаю, что со мной случится больше хорошего, чем плохого.

Эти четыре пункта характеризуют степень оптимизма, они с вероятностью предсказывают устойчивость к давлению обстоятельств и говорят о физическом здоровье:

Моя работа – одна из наиболее важных сторон моей жизни.

Будь у меня возможность, я бы снова выбрал свою работу.

Я увлечен своей работой.

То, как складываются у меня дела на работе, влияет на то, как я себя чувствую.

Вот четыре пункта, которые характеризуют обязательность, они с вероятностью предсказывают продуктивность работы:

Я бываю короткое время одержим определенной идеей или проектом, но позднее теряю к ним интерес [пункт, характеризующий упорство].

Мне трудно приспосабливаться к изменениям.

Обычно я избегаю проявления чувств.

Во времена неопределенности я обычно надеюсь на лучшее.

Эмоциональная подготовка (примерные вопросы)

Пожалуйста, отметьте, насколько вы согласны или не согласны с каждым из следующих утверждений:

1 = совершенно не согласен

2 = не согласен

3 = отношусь нейтрально

4 = согласен

5 = совершенно согласен

Моя работа делает мир лучше.

Я доверяю своим боевым товарищам в отношении своей жизни и безопасности.

Мои лучшие друзья служат в моем подразделении.

В целом я доверяю своему непосредственному начальнику.

Духовная подготовка (примерные пункты)

Моя жизнь имеет непреложное значение.

Я верю, что каким-то образом моя жизнь тесно связана со всем человечеством и с миром.

То, что я делаю в армии, имеет большой смысл.

Семейная подготовка (примерные пункты)

Я чувствую близость с семьей.

Я уверен, что армия позаботится о моей семье.

Моя служба в армии ложится на семью слишком тяжелым бременем.

Армия позволяет моей семье лучше жить.

Поскольку «тест общей оценки» основан на сильных чертах характера, он содержит общий словарь для описания того, что хорошо для военнослужащих. По мере того как эти термины становятся привычными, появляется возможность говорить как об оценке собственных достоинств, так и о достоинствах других солдат. Поскольку ТОО обязаны проходить все, это может уменьшить предубеждение, сложившееся по отношению к психологическим службам {12}. Никто из солдат не будет чувствовать себя выделенным из общего ряда, все получат точное словесное описание своих сильных качеств. Наконец, ТОО может использоваться для направления военнослужащих на онлайн-курс, который подходит конкретно для их профиля психологической подготовки.

Разработка теста завершилась осенью 2009 года, тогда же началось массовое тестирование. Все солдаты будут проходить тест минимум раз в год в течение всей службы. На момент написания этой книги (сентябрь 2010 года) его прошли свыше 800 000 человек. Первые результаты говорят о его надежности: по мере повышения звания и роста опыта повышается и уровень психологической подготовки. С повышением эмоциональной подготовки ослабевают симптомы посттравматического стресса. Падают расходы на медицинское обслуживание. Пятую часть военнослужащих сейчас составляют женщины, и они так же хорошо психологически подготовлены, как и мужчины. Есть только одно заметное различие: при оценке степени доверия женщины набирают меньше баллов.

Поскольку в армии 1,1 миллиона солдат, и у многих есть семьи, это создаст одну из крупнейших и наиболее полных психологических и медицинских баз данных в истории. Со временем армия сможет совместить психологические профили с данными о результативности и медицинскими показаниями. Это повлечет огромную работу по слиянию двадцати девяти крупных баз данных. Дух захватывает, когда представляешь, что мы получим окончательные ответы на вопросы, на которые никто не мог ответить прежде, например:

– Какие сильные стороны личности предотвращают суицид?

– Улучшается ли состояние здоровья при большем ощущении значимости?

– Быстрее ли оправляются от ран солдаты, испытывающие больше положительных эмоций?

– Предсказывает ли высокий уровень доброты большее количество наград за храбрость?

– Предсказывает ли высокий уровень семейной подготовки быстрое продвижение по службе?

– Предсказывает ли высокий уровень доверия быстрое восстановление от посттравматического шока?

– Защищает ли удачный брак от инфекционных заболеваний?

– Приводит ли хорошая психологическая подготовка к снижению затрат на медицинское обслуживание при равных факторах физического риска?

– Есть ли «сверхздоровые» солдаты, которые обладают высокой физической и психологической подготовкой, редко болеют, быстро выздоравливают и показывают отличные результаты в условиях стресса?

– Передается ли оптимизм командира его подчиненным?

«Тест общей оценки» привязан к специально разработанной для этого Системе мониторинга подготовки солдат (МПС), которая обошлась в 1,3 миллиона долларов. Это огромная совокупность записей, не имеющая аналогов информационная технологическая платформа анализа Комплексной программы подготовки для кадрового ведомства. МПС подкрепляет «тест общей оценки» гибким механизмом передачи информации, являясь также мощным средством хранения данных и формирования отчетов. Система мониторинга была создана для измерения, отслеживания и оценки психологической подготовки личного состава армии США – не только состоящих на действительной службе, но и служащих Национальной гвардии и резервистов.

Модульный онлайн-тренинг для повышения уровня подготовки солдата в каждой из областей доступен сразу по получению результата теста. Эти модули мы вскоре обсудим. Взрослым членам семей военнослужащих и вольнонаемным служащим предлагается модифицированная версия ТОО и соответствующие обучающие модули. Система мониторинга оценивает подготовку солдат {13}, начиная с прихода новобранцев в армию. Затем через определенные интервалы времени – до возвращения военных к гражданской жизни – проводится переоценка.

Прохождение «теста общей оценки» является обязательным для всех солдат. За выполнением этого следят командиры, которые «видят», кто проходит ТОО, хотя индивидуальные оценки остаются конфиденциальными. Командиры могут отслеживать процент завершенных тестов подразделения и выполнение требования каждым подчиненным. МПС также сможет фиксировать использование обучающих онлайн-модулей (см. ниже) для различных направлений подготовки. На уровне министерства обороны могут формироваться дополнительные отчеты в разрезе звания, пола и возраста, среднего времени прохождения ТОО и распределения баллов по дислокации.

Помните об этой фантастической базе данных и связанных с ней технологиях, когда мы будем обсуждать позитивное здоровье в главе 9. Эта база позволит науке точно определять, какие качества личности могут предсказывать состояние здоровья и заболеваемость, помимо и сверх обычных факторов риска.

 

Онлайн-курсы

Армия предлагает военнослужащим пройти курсы университетского уровня по военной истории, экономике и так далее. Онлайн-курсы при каждом из четырех направлений подготовки, а также курс по посттравматическому восстановлению для всех военнослужащих стали второй составляющей Комплексной программы подготовки. Генерал Корнум пригласила для разработки каждого курса ведущих позитивных психологов: Барбара Фредриксон занималась эмоциональной подготовкой, Джон Касиоппо – социальной, Джон и Джули Готтман – семейной, Кен Паргамент и Пэт Суини – духовной, а Рик Тедески и Рич Макнелли – посттравматическим восстановлением. Когда солдат выполняет «тест общей оценки», он (или она) видит количество баллов, психологическую характеристику и рекомендацию, какие курсы стоит пройти.

Вот пример оценок лейтенанта-мужчины по итогам ТОО {14} и их сравнение с нормой:

Вот характеристика солдата, получившего эти оценки:

Он – неунывающий оптимистичный человек, четко ориентированный на друзей и семью. Это его самые заметные ценные качества, но по сравнению с другими военнослужащими, он не столь сильно привязан к работе и, похоже, не имеет ярко выраженной цели. Он не активен при решении проблем и не обладает гибкостью мышления. Эти качества могут ограничить его способность эффективно справляться со стрессом и неблагоприятными событиями.

Поэтому данному военнослужащему может быть полезен тренинг, развивающий гибкость мышления и направленный на активное решение проблем, в рамках Программы развития жизнестойкости, разработанной для армии Пенсильванским университетом. Также подойдет онлайн-тренинг по духовной подготовке, который поможет ему почувствовать большую значимость его работы. Учитывая его крепкие отношения с друзьями и близкими, он мог бы получить пользу от прохождения онлайн-курса по семейной подготовке с акцентом на использование этих ценных качеств для повышения уровня подготовки в других областях.

 

Модуль эмоциональной подготовки {15}

Сара Элгоу и Барбара Фредриксон приглашают солдат на «экскурсию» по нашим эмоциям и объясняют, что они для нас значат и как с их помощью добиваться больших успехов. Отрицательные эмоции предупреждают нас об определенных проблемах: когда мы чувствуем страх, этому почти всегда предшествует мысль об опасности. Когда мы грустим, этому почти всегда предшествует мысль о потере. Когда злимся, этому почти всегда предшествует мысль о посягательстве на нас. Это дает возможность сделать паузу и разобраться, что происходит, если наша негативная эмоциональная реакция непропорциональна реальным опасности, потере или посягательству. Затем можно скорректировать эмоциональную реакцию до нужной пропорции. Здесь мы видим суть когнитивной терапии, но в упреждающем режиме.

Знания, которые получают солдаты из этого модуля, соответствуют последним исследованиям Фредриксон по теме коэффициента Лосады. Построение сильного коэффициента Лосады (позитивных мыслей больше, чем негативных) за счет того, что положительные эмоции испытываешь чаще отрицательных, создает психологический и социальный «капитал». Стратегия столь же важная в армейской среде, как и в зале заседаний совета директоров, в браке или в воспитании подростков. Поэтому модуль обучает солдат тактике использования положительных эмоций для «аккумулирования ресурсов» {16}. Вот несколько отрывков из урока Элгоу и Фредриксон, посвященного тому, как вызывать положительные эмоции:

Получайте пользу от своих эмоций

Сегодня мы обсудим, как вы можете получить пользу от своих положительных эмоций.

Когда мы говорим «получать пользу от положительных эмоций», то не имеем в виду, что вы будете идти по жизни, видя все в позитивном свете и постоянно улыбаясь во весь рот.

Желтый смайлик – не цель. Зная, как работают и о чем сигнализируют эмоции, вы научитесь: а) быть активным участником капитализации возможностей, которые возникают благодаря положительным эмоциям, б) находить способы увеличить число проявлений позитива и его продолжительность, в) быть достойным членом своего сообщества.

Этот тренинг поможет вам стать активным участником собственной эмоциональной жизни… Положительные эмоции имеют огромное влияние на всю эмоциональную систему: именно культивируя позитив, мы способны учиться, расти и процветать. Заметьте, что речь не идет о поисках некоей далекой концепции «счастья».

Это просто культивирование моментов, связанных с положительными эмоциями разного типа, которое может привести вас к успеху.

Позитивные эмоции: аккумулирование ресурсов

Ключ к получению пользы от положительных эмоций – отношение к ним как к «аккумулятору ресурсов». Пожалуйста, вспомните реальный отчетливый пример того, как вы испытывали одну из положительных эмоций – гордость, признательность, удовольствие, удовлетворение, интерес, надежду – когда бы это ни произошло, сегодня или неделю назад. После того, как вызовете в памяти некоторые подробности этого события, дайте ему имя (например, «размышления о будущем») и определите, что это была за эмоция.

Теперь, когда у вас есть пример для изучения, давайте вернемся назад и вспомним, что мы знаем об эмоциях. Чувства (эмоции) работают двумя способами, а именно: 1) привлекая наше внимание и 2) координируя нашу реакцию. Положительные эмоции проливают свет на то, что идет особенно хорошо или имеет хороший потенциал – то есть на ситуации, согласующиеся с нашими целями.

Об этом можно думать как о возможностях аккумулировать некие ресурсы, например, если вы заинтересовались или вдохновились чем-то, или чувствуете, что кто-то был особенно добр к вам.

Давайте рассмотрим некоторые примеры:

• Восхищаясь кем-то, вы полагаете, что он сделал нечто, подтверждающее его навыки или талант. То есть он – образец для подражания (по крайней мере, в этой области), и если вы сосредоточите внимание на нем, то сможете понять, как он действует. Тем самым вы явно сэкономите время, которое иначе потратили бы, учась на собственных ошибках. Ваше восхищение предупреждает о появлении шанса быстро приобрести ценный с культурной точки зрения навык.

• Если вы чувствуете большую радость – значит вы получили (или получаете) то, что желали. Возможно, это повышение по службе, рождение первого ребенка или просто ужин в компании хороших друзей. Радость говорит о состоянии удовлетворения, которое создает возможность для роста. В такие моменты вы не беспокоитесь больше ни о чем, чувствуете себя в безопасности и открыты миру. Ваша радость предупреждает о появлении возможности получить новый опыт.

• Если вы чувствуете гордость, то считаете, что лично проявили какие-то ценные с культурной точки зрения навыки или таланты. У гордости плохая репутация, как у всего, что связано с чем-то чрезмерным, потому что люди порой начинают «носиться» со своей гордостью, и она раздувается до высокомерия. Однако в умеренных дозах гордость привлекает ваше внимание к вашим навыкам и талантам, позволяет вам воздать им должное и настраивает на будущий успех.

• И наконец, чувствуя признательность, вы считаете, что кто-то проявил заботу о вас и желает поддерживать вас в будущем. Признательность означает возможность укрепить отношения с людьми, которым, похоже, вы не безразличны.

Считая доказанной пользу положительных эмоций, важно остановиться и задуматься над тем, что люди часто не осознают, какой внутренней силой обладают. Вы во власти выяснить, что вас вдохновляет, что заставляет смеяться или дает надежду, и культивировать эти эмоции… Это может помочь вам оптимизировать свою жизнь за счет сознательного создания моментов истинной позитивности. Не стоит недооценивать это. Такие моменты позволяют вам накапливать собственные персональные и социальные ресурсы, которые можно использовать в будущем. Более того, положительное влияние ваших эмоций способно распространяться на других людей. Когда вы становитесь счастливее и удовлетвореннее жизнью и ее составляющими, то можете больше делиться с другими.

 

Модуль семейной подготовки {17}

Сегодня Америка впервые участвует в войне в условиях, когда почти у каждого солдата есть мобильный телефон, доступ в Интернет и веб-камера. То есть военнослужащие могут в любое время связаться с домом. Поэтому даже в зоне боевых действий они причастны как к радости, так и, к сожалению, к неурядицам семейной жизни. Неурядицы приводят к депрессии, развитию посттравматического стресса, к суициду. Большинство случаев самоубийств наших военнослужащих в Ираке вызвано разрывом отношений с супругами или партнерами {18}.

Джон и Джули Готтман, ведущие психологи в области брака в США, согласились разработать для Комплексной программы модуль семейной подготовки. Вот о чем они пишут.

Специалисты по «боевому стрессу», работающие в зонах военных конфликтов, обнаружили, что в Ираке и Афганистане главное опасное событие, которое предшествует возникновению мысли о самоубийстве, – кризис в отношениях с близкими. К угрожающим событиям, зафиксированным нами, относятся такие ситуации, как телефонные звонки с выяснением отношений; борьба за контроль и власть в семье; разговоры, в результате которых оба партнера чувствовали себя брошенными, одинокими и отверженными; неспособность партнеров просто быть хорошими друзьями и поддерживать друг друга в беседе; незнание, как справиться с ведущими себя импульсивно детьми, сильно скучающими по отсутствующему родителю; угрозы разорвать отношения со стороны одного или обоих партнеров; крупные периодические кризисы доверия и измена. Большой проблемой для остающегося дома партнера является порнография в Интернете, которая позволяет находящимся в зоне боевых действий солдатам мгновенно удовлетворять сексуальные потребности посредством мастурбации, и широкий диапазон реальных сексуальных альтернатив в Сети. Стандартные проблемы, с которыми сталкиваются военнослужащие и их партнеры, – недоверие и измена.

Курс, созданный Готтманами, развивал навыки, необходимые для брака, партнерских отношений и проверенные учеными в мирной жизни. К ним относятся создание и поддержание доверия и чувства безопасности; создание и поддержание дружеских отношений и близости; повышение уровня доверия и честности; ведение телефонных переговоров, способных поддержать партнера; мягкое и конструктивное разрешение конфликтов; избегание эскалации конфликтов, ведущих к насилию; сознательное самоуспокоение; умение переживать измену и оправляться от нее; переход от посттравматического стресса к посттравматическому росту при поддержке партнера; развитие умения говорить на одном языке; создание и поддержание позитивных отношений со всеми детьми; поддержание эффективной дисциплины у детей; поддержка детей в формировании здоровых отношений с товарищами. Кроме того, навыки прекращения нездоровых отношений, а именно распознавание их признаков; обращение за поддержкой к родственникам и друзьям; обращение при необходимости за профессиональной помощью; ограждение детей от негативных последствий разрыва отношений; принятие утверждающих ценность жизни решений о создании новых отношений с детьми и с собой.

 

Модуль социальной подготовки {19}

Профессор психологии университета Чикаго Джон Касиоппо – один из ведущих американских социальных психологов, нейробиолог и известный во всем мире специалист по проблеме одиночества. Именно благодаря его исследованиям стало очевидным разрушительное влияние одиночества {21} – помимо депрессии – на психическое и физическое здоровье. В обществе, переоценивающем право на частную жизнь, его работа начала менять баланс между индивидуумом-отшельником и процветающим сообществом. Джон согласился применить свои знания в Комплексной программе и разработать онлайн-модуль социальной подготовки, который назвал «Социальная жизнестойкость».

Социальная жизнестойкость – это «способность создавать позитивные социальные отношения, участвовать в них и поддерживать их, а также справляться с факторами стресса и социальной изоляцией и уметь восстанавливаться от их последствий». Она цементирует группы, предлагая их членам цель, стоящую выше интересов отдельного индивидуума, и позволяет целым группам принимать и преодолевать возникающие вызовы.

В течение пятидесяти лет эволюционная теория относилась к человеку как в основе своей непоколебимо эгоистичному существу – так считать было «модно». Образцом догматического представления о том, что естественный отбор работает только за счет выживания сильнейшего индивидуума и его репродуктивной способности, выталкивающей соперников из пула генов, стала вышедшая в 1976 году книга Ричарда Докинза «Эгоистичный ген». Индивидуальный отбор хорошо объясняет многие аспекты мотивации и поведения, но для теоретиков «эгоистичного гена» взрывоопасной загадкой остается альтруизм. Они выходят из положения, выдвигая постулат «родственного альтруизма»: чем больше у вас общих генов с объектом вашего альтруизма, тем с большей вероятностью вы будете его проявлять. Вы можете жизнь положить за своего близнеца, но с меньшей готовностью сделаете что-то для просто брата, сестры, родителей, совсем мало – для двоюродных братьев или сестер, и совсем ничего – для незнакомца.

Этот извилистый аргумент пасует перед обычным альтруизмом {22} (факт: ничто не заставляет нас чувствовать себя настолько хорошо, как помощь другому человеку) и героическим альтруизмом (например, во время Второй мировой войны в оккупированных немцами европейских странах христиане прятали евреев у себя на чердаках {23}). Альтруизм в отношении чужих людей распространен настолько, что Дачер Келтнер своей поразительной книгой даже провозгласил, что мы «рождены, чтобы быть хорошими» {24}.

Процитированный выше Дарвин рассматривал еще один фактор давления эволюционного отбора, который, я уверен, дополняет картину: отбор групповой. Он выдвинул постулат, что если одна группа (состоящая из генетически несвязанных индивидуумов) побеждает конкурирующую группу в схватке или за счет более быстрой репродукции, умножается весь пул генов группы-победителя. Теперь представьте, что выживание этой группы было обеспечено сотрудничеством и роем поддерживающих его эмоций, таких как любовь, признательность, восхищение и прощение. Способная на сотрудничество группа скорее справится с мастодонтом, чем группа асоциальная. Способная на сотрудничество группа сможет во время боя сомкнуться в «черепаху» – римское защитное построение, которое, жертвуя воинами, расположенными по краям, легко побеждало группу разрозненных вражеских солдат. Способная на сотрудничество группа может создать сельское хозяйство, города, технологии и музыку (пение, движение строем и смех сплачивают ее членов). В той степени, в какой сотрудничество и альтруизм имеют генетическую основу, такая группа в целом легче передаст свои гены, чем группа, где нет сотрудничества и альтруизма. Дэвид Уилсон и Эдвард Уилсон (не связанные между собой генетически), самые влиятельные защитники группового отбора {25} как приложения к отбору индивидуальному, предложили подумать о… простых курах {26}.

Как бы вы отбирали несушек, чтобы максимизировать производство яиц? Представления об эгоистичном гене подсказывают фермерам, что нужно выбрать отдельных кур, которые в первом поколении дают больше всего яиц, получить от них потомство и проделать то же самое для нескольких поколений. К шестому поколению производство яиц должно сильно вырасти, верно? Нет! К шестому поколению при использовании такой схемы куры почти не дадут яиц – большинство несушек будут заклеваны до смерти гиперагрессивными и гиперпродуктивными конкурентами.

Куры – птицы социальные, живут в группах, а групповой отбор предполагает иной подход к максимизации производства яиц. Оставляйте потомство от всей группы, которая дает больше всего яиц в каждом поколении. При использовании этого метода производство яиц действительно сильно растет {27}. Похоже, та же логика естественного отбора действует и в случае социальных насекомых. У этих невероятно успешных видов (на социальных приходится половина биомассы всех насекомых) есть заводы, крепости и системы коммуникаций {28}, а эволюция их больше походит на групповой, чем индивидуальный отбор. В этом смысле люди совершенно точно существа социальные, и именно социальность и представляет собой наше секретное оружие.

В модуле «Социальная жизнестойкость» Касиоппо подчеркивает, что «мы как животные не можем похвастаться впечатляющими физическими данными. По сравнению со многими другими видами у нас нет преимуществ природного «вооружения», средств защиты, силы, умения летать, прятаться или быстро передвигаться. От других животных нас отличает способность размышлять, планировать и работать вместе. Выживание человека зависит от нашего коллективного умения объединяться с другими людьми для достижения определенной цели, а не от индивидуальной мощи. Таким образом, большое значение имеют прочные связи внутри группы и ее социальная жизнеспособность. Наиболее вероятно, что выживут и победят те воины, которые понимают друг друга и обладают хорошо налаженной коммуникацией, сплочены, нравятся друг другу, слаженно работают вместе, способны черпать преимущества из своих различий, а не отдаляться из-за них друг от друга, готовы идти на риск ради товарища».

Задача модуля – развитие эмпатии, то есть способности осознавать эмоции, которые испытывает другой военнослужащий. Вначале солдаты узнают о зеркальных нейронах и параллелях между мозговой деятельностью в момент, когда вы сами чувствуете боль, и когда наблюдаете боль другого. При всем сходстве эти виды мозговой активности не идентичны, они позволяют нам испытывать эмпатию {29}, помня однако о разнице между нашими собственными страданиями и страданиями других людей. Затем солдатам показывают серию фотографий, чтобы они могли попрактиковаться в точном определении эмоций. В модуле делается акцент на расовом и культурном разнообразии: в армии США оно стало давней и почитаемой традицией и представляет собой костяк ее мощи, а не просто политический лозунг.

Другой ключевой темой модуля социальной подготовки являются новые важные изыскания в области заразительности эмоций. Однажды, более пятидесяти лет назад, свыше пяти тысяч жителей города Фрамингема (штат Массачусетс) прошли медицинский осмотр. Затем они наблюдались у врачей в течение всего двадцатого века. Главной целью исследования было отслеживание сердечно-сосудистых заболеваний, и именно благодаря ему мы знаем об опасности высокого кровяного давления и повышенного уровня холестерина, приводящим к инфарктам. Поскольку жители города находились под столь внимательным медицинским наблюдением, ученым других областей полученные данные тоже оказались интересны.

Помимо сведений о физическом состоянии людей регулярно собиралась информация и психологического характера (о грусти, счастье, чувстве одиночества и так далее). Конечно, было известно расположение всех домов в городе. Это позволило исследователям нарисовать «эмоциональную социограмму»: график, отражающий, как географическая близость влияет на эмоции в перспективе. Чем ближе человек жил к одинокому соседу, тем более одиноким себя чувствовал. То же самое касалось и депрессии, но настоящей «бомбой» стало счастье. Оно оказалось еще заразительнее, чем одиночество или депрессия {30}, и его воздействие сохранялось во времени. Если уровень счастья индивидуума А поднимался в момент 1, то уровень счастья живущего по-соседству индивидуума Б поднимался в момент 2. То же было справедливо, хотя и в меньшей степени, для В, живущего чуть дальше. И даже сосед Г – тремя домами дальше – становился счастливее.

Отсюда следуют серьезные выводы относительно эмоционального состояния группы военнослужащих и лидерства в ней. К сожалению, несколько подавленных, чувствующих себя одинокими или злых солдат могут испортить моральный климат всего подразделения, но командиры всегда это знали. Хорошая же новость заключается в том, что положительные эмоции значительно сильнее и способны повысить благополучие и результативность отряда. Это делает культивирование счастья – чем часто пренебрегают лидеры – важным, возможно, даже решающе важным делом.

Как раз об этом я говорил в Нидерландах, на проходившей в Европейском космическом агентстве встрече космических психологов, посвященной планируемой на 2020 год европейской экспедиции к Марсу. Космические психологи были привычно озабочены минимизацией возможных негативных моментов пребывания в космосе: суицида, убийства, страха и мятежа. Они будут наготове – на Земле – чтобы дать совет космонавтам, когда те столкнутся с эмоциональными проблемами. Нам рассказывали про американского астронавта, который однажды чуть не погубил орбитальную экспедицию, отключив связь на несколько витков вокруг планеты. Он раздосадовался, что его музыкальный плеер никак не починят, несмотря на его многочисленные просьбы. Однако марсианской миссии вряд ли будут сильно полезны психологи, сидящие в Центре управления полетом в Нордвейке или Хьюстоне: Марс так далеко, что радиосигнал между орбитами Марса и Земли идет девяносто минут.

Астронавт: «Чертов капитан! Я отключу ему кислород!»

[Задержка в девяносто минут.]

Психолог в Хьюстоне: «Возможно, вам стоит критически поразмышлять над тем, действительно ли капитан посягнул на право, которым вы дорожите».

Центр управления полетом: «Капитан. Капитан!.. Отвечайте, капитан!»

Конечно, важно справиться с негативными эмоциями, возможно, с помощью каких-то заранее загруженных модулей («Нажмите «1», если вы в ярости. Нажмите «2», если тревожитесь. Нажмите «3» при отчаянии»), но, по моему мнению, столь же важно быть в космосе счастливым. Одна из основных идей этой книги в том, что оптимальная результативность связана с благополучием. Чем лучше, позитивнее моральное состояние, тем лучше действует человек. То есть грань между успехом и неудачей космической миссии – особенно трехлетней – может определяться тем, счастливы ли космонавты. Чему могут помочь покер, создающий чувство потока, крепкая дружба, окрыляющее чувство цели, новые и новые достижения. Особенно возмущает, что пока выбор шести членов команды диктуется не всесторонне взвешенной психологической совместимостью людей, а политикой: он должен быть сбалансирован с точки зрения национальности, расы и пола.

Со смущением сообщаю вам, что был вынужден поднять тему приносящего радость и связывающего людей секса в космосе – все же три года вдали от Земли будет находиться компания из шести мужчин и женщин с высоким уровнем тестостерона. Представляется очень важным обеспечить их сексуальную совместимость. В Хьюстоне этот вопрос сочли третьестепенным – никто не подумал затронуть его. В Нордвейке же (город всего в часе езды от Амстердама) об этом, по крайней мере, заговорили. Хотя к теме секса и приклеили ярлык «проблемы Селигмана», затем все же детально обсудили ее. Нам известно об антарктических экспедициях, восхождениях на Гималаи, русских космических экспедициях, которые потерпели неудачу – и чуть не закончились трагически, – из-за конфликтов на почве секса. Так что же делать? Какие типы сексуальных контактов планировать, какие запрещать, приверженцев какого сексуального поведения выбирать? Группового секса, гомосексуальности, бисексуальности, моногамии или асексуальности? Я не услышал никакого решения «проблемы Селигмана», которая кроме прочего вступает в конфликт с выбором на основе популярного среди политиков национального баланса, не учитывающего того, что находится ниже уровня плеч. Но как минимум теперь европейцы об этом думают, и тема благополучия в космосе обеспечила себе место в тренировочной программе.

Учитывая новые данные о заразительности положительных эмоций, крайне важно обеспечить грамотное руководство в армейских подразделениях. Двадцать лет назад мы с Карен Рейвич решили предсказать {31}, какие из клубов Национальной баскетбольной ассоциации оправятся от поражения, а какие окончательно ослабнут. Мы собрали все высказывания в прессе всех игроков каждого клуба, сделанные в течение сезона. Затем взяли эти цитаты и вслепую присвоили им баллы, характеризующие оптимизм или пессимизм (фраза «мы проиграли, потому что мы – отстой» получала 7 баллов за пессимизм, тогда как «мы проиграли из-за дурацкого решения судьи» – 7 баллов за оптимизм). После чего сформировали усредненный портрет игрока каждой команды и попытались предсказать ее результат относительно гандикапа после поражения в следующем сезоне. Гандикап – разница между итоговым количеством очков, набранных победившей и проигравшей командой, в соответствии с прогнозом, сделанным опытными букмекерами Лас-Вегаса. Как мы и предсказывали, в следующем сезоне Boston Celtics (оптимистичный клуб) постоянно превосходил гандикап после поражения, в то время как Philadelphia 76ers (пессимистичный клуб) проигрывал относительно гандикапа после поражения, то есть пессимистичные команды показывали худшие результаты.

Исследование оказалось невероятно трудоемким: отыскивать и ранжировать каждое высказывание каждого игрока этих двух команд в течение целого сезона. Немного череcчур даже для самоотверженного ученого или азартного игрока. Слишком поздно мы решили ограничиться только высказываниями тренеров. Ясно ведь, что оптимизм наставников предсказывает жизнестойкость команды так же, как и оптимизм ее игроков. Может, это и следовало знать, но теперь мы совершенно убеждены: учитывая заразительность счастья и огромную роль лидера, особенно важно отбирать позитивных командиров армейских подразделений и стремиться к их благополучию.

 

Модуль духовной подготовки {32}

16 марта 1968 года стало горьким днем в истории армии США. В южновьетнамской деревне Ми Лай лейтенант Уильям Келли со своим взводом расстрелял 347 мирных жителей. Во время этого злодеяния над деревней пролетал вертолет, который пилотировал старший уоррент-офицер Хью Томпсон. Рискуя попасть под трибунал и поставив под удар жизнь двух членов своего экипажа, он остановил бойню. Приземлился и приказал своему стрелку и второму пилоту открыть огонь по американским солдатам, если те продолжат стрелять по вьетнамцам. Затем разгневанный Томпсон доложил об этом чудовищном происшествии своим командирам, а позднее дал показания в Конгрессе и в ходе трибунала над Келли. Трагедия в Ми Лай высветила ужасную дилемму, с которой сталкиваются солдаты, когда им приказывают совершать отвратительные действия – подчиниться или нарушить приказ, повинуясь высшим законам?

В основе модуля духовной подготовки Комплексной программы лежат две рациональные причины. Во-первых, армия решила, что действительно хочет, чтобы солдаты повиновались высшим этическим нормам. За счет укрепления моральных и этических ценностей военные операции, которые часто сопровождаются сложными нравственными дилеммами, должны выполняться с соблюдением таких норм. Во-вторых, имеются многочисленные свидетельства того, что более высокий уровень духовности идет рука об руку {33} с большим благополучием, меньшими моральными страданиями, снижением употребления алкоголя и наркотиков и большей стабильностью браков, не говоря уже о лучшем выполнении воинского долга – преимущество, которое становится особо важным, когда люди встают перед лицом такого тяжелого испытания, как боевые действия. Духовная борьба Хью Томпсона {34}, когда он приготовился стрелять по американским солдатам в Ми Лай, стала развилкой на его жизненном пути. Его решение было предтечей духовного роста, а если бы он допустил продолжение бойни, то скорее всего, пошел бы по пути духовного упадка. Следует помнить об этом, когда в следующей главе мы приступим к обсуждению посттравматического стресса.

Первая поправка к Конституции запрещает правительству утверждать государственную религию, и потому в этом модуле говорится о духовности не в теологическом, а гуманистическом смысле. Речь не идет об анализе каких-то религиозных или светских установок. Скорее модуль направлен на поддержку и поощрение военнослужащих в их поисках высшей истины, в стремлении к самопознанию, достойному поведению и цели в жизни, к существованию в соответствии с моральным кодексом, основанным на принадлежности и служению чему-то, что, как уверен солдат, больше, чем он сам.

Этот модуль был разработан Кеном Паргаментом {35}, профессором психологии государственного университета в Боулинг-Грин, и полковником Пэтом Суини, профессором, преподавателем бихевиорзма и лидерства в Вест-Пойнте. Он сфокусирован на «духовном начале» военнослужащих, включающем самопознание, чувство авторства своей жизни, саморегулирование, самомотивацию и социальную осведомленность.

«Духовное начало» солдата формирует основание человеческого духа и сравнимо с самыми главными ценностями и убеждениями в отношении цели и значения жизни, истин о мире и видения путей полной реализации своего потенциала и достижения цели…

Самопознание включает размышления и самоанализ с целью получить ответы на сложные вопросы, которые задает жизнь. Эти вопросы относятся к личности, цели, значению, истине, к желанию быть самим собой, творить жизнь, стоящую того, чтобы ее прожить, и реализовать собственный потенциал…

Чувство авторства своей жизни относится к признанию индивидуумом своей ответственности за продолжительное путешествие с целью развития собственного духа. Это требует от человека принять свои недостатки и несовершенство, понять, что он – главный автор собственной судьбы…

Саморегулирование включает способность понимать и контролировать свои эмоции, мысли и поведение…

Самомотивация в отношении человеческого духа означает надежду, что путь человека ведет к реализации самых глубоких его чаяний…

Социальная осведомленность – это понимание, что отношения играют важную роль в развитии человеческого духа… Особенно важно признавать, что другие люди имеют право на иные ценности, убеждения и привычки. И что необходимо, не отказываясь от собственных принципов, выказывать должное уважение другим и открытость альтернативным точкам зрения {36}.

Модуль состоит из трех уровней повышающейся сложности. Первый уровень начинается с написания похвалы погибшему другу и высвечивает ценности и цель, в соответствии с которыми он жил. Это интерактивный процесс, и солдат параллельно создает похвалу себе, определяя свои сильные стороны и подчеркивая свои ценности. Второй уровень касается прохождения моральных развилок. Он предполагает работу над интерактивными сюжетами из военной жизни, в которых тот или иной исход духовной борьбы приводит к росту или к упадку. Третий уровень помогает установить и упрочить связь с ценностями и убеждениями представителей других культур. Солдата знакомят с людьми из иной среды, и он в интерактивном режиме работает над тем, чтобы найти общие аспекты жизненного опыта и то, что им одинаково дорого.

Эти четыре модуля предоставляют выбор: солдаты могут пройти базовые курсы, а затем, при желании, перейти к продвинутым. Но один модуль сочтен столь важным, что станет обязательным для всех военнослужащих. Он посвящен посттравматическому стрессу и посттравматическому росту.

 

Глава 8

Травма как основа для роста

 

– Доктор Селигман, а ведь отличная идея – добиться посттравматического роста, а не просто фокусироваться на посттравматическом стрессе и проводить тренинги, основанные на сильных качествах солдат, вместо того чтобы пытаться изжить слабые! – воскликнул генерал Дэвид Петрэус. Я только что рассказал двенадцати генерал-полковникам о тренинге по жизнестойкости и влиянии, которое он может оказать на отношение военнослужащих к боевым действиям.

Так что давайте познакомимся с посттравматическим стрессом. Это поможет высветить одну из главных причин необходимости Комплексной программы подготовки и объяснить, что я имел в виду, когда в разговоре с генералами сравнил сосредоточенность на посттравматическом стрессе с хвостом, который виляет собакой.

 

Посттравматический стресс

Такие психиатрические диагнозы, как «военный невроз» и «боевая психическая травма» {1}, известны со времен Первой и Второй мировых войн. Но сегодняшним представлениям о психологическом ущербе от военных действий положила начало не война, а наводнение. Ранним утром 26 февраля 1972 года в угольном регионе Западной Вирджинии прорвало дамбу на реке Буффало-Крик, и через несколько секунд полмиллиона тонн воды и грязи обрушились на жилые дома в долине Аппалачей. Кай Эриксон, сын прославленного психолога Эрика Эриксона, написал об этом бедствии замечательную книгу {2} Everything in Its Path, которая была издана в 1976 году. Она отразила поворотный пункт в представлениях о психологической травме. Эриксон сформулировал то, что в «Диагностическом и статистическом руководстве» Американской психиатрической ассоциации стало критерием диагностирования посттравматического стресса и начало широко (некоторые считают, «беспорядочно») и немедля применяться в отношении ветеранов вьетнамской войны. Послушайте выживших в трагедии Буффало-Крик в изложении Эриксона-младшего.

Уилбур, его жена Дебора и их четверо детей смогли спастись {3}.

Почему-то я открыл входную дверь, посмотрел вверх вдоль дороги – и увидел ее приближение. Совсем как огромная черная туча. Было похоже, что высота воды достигала трех с половиной – четырех с половиной метров…

Вот, а дом моего соседа стоял поблизости, только ниже по течению… Вода приближалась медленно, но жена с младшей дочкой – тогда ей было около семи – еще спали, остальные дети были на втором этаже. Я страшно закричал, и жена отреагировала моментально… Не знаю, как она умудрилась так быстро собрать девочек: она словно взлетела туда прямо в пижаме, вытащила их из кроватей и мгновенно оказалась внизу…

Мы побежали вверх по склону… Жена с девочками проскочили между [железнодорожными] цистернами, я с младшей дочкой пролез под ними, потому что времени совсем не оставалось… Оглянувшись, я не увидел нашего дома. Его не смыло, нет. Он был разрушен, а обломки унесло на расстояние четырех – пяти участков от того места, где он только что стоял.

Через два года после катастрофы Уилбур и Дебора описывали свои психологические шрамы, явные признаки посттравматического стресса. Во-первых, Уилбур вновь и вновь переживал драму во сне:

Причина моей проблемы в том, черезо что я прошел на Буффало-Крик. Все возвращается ко мне во сне каждую ночь. В этих снах я все бегу и бегу от воды, все время. В снах все это происходит снова и снова…

Во-вторых, в психологическом смысле Уилбур и Дебора словно оцепенели. Аффект притупил их чувства, и они стали эмоционально анестезированными – бесчувственными к горестям и радостям окружающего их мира. Уилбур говорит:

Я даже не поехал на похороны, когда умер мой отец [через год после наводнения]. До меня не дошло, что он ушел навсегда. И сейчас, когда кто-то умирает, это не трогает меня так, как до катастрофы… Меня не тронуло даже то, что не стало отца, что я никогда его больше не увижу. Я не чувствую больше того, что когда-то чувствовал по отношению к таким вещам, как смерть. Она не волнует меня, как раньше.

А вот что говорит Дебора:

Я не занимаюсь детьми. Совершенно перестала готовить. Ничего не делаю по дому. Просто не хочу ничего делать. Не могу спать. Не могу есть. Тянет наглотаться таблеток, лечь в постель, уснуть и не просыпаться. Мне нравился мой дом, моя семья. Но за их исключением, всё в жизни, что меня хоть как-то интересовало, оказалось разрушено. Я любила готовить. Любила шить. Мне нравилась работа по дому. Я постоянно что-то делала, постоянно что-то улучшала в нем. Теперь же подошла к черте, за которой это не значит для меня абсолютно ничего. Почти три недели не готовила горячей еды и не кормила детей.

В-третьих, у Уилбура появились симптомы тревожного расстройства, включая гипернастороженность и фобии в отношении событий, напоминающих ему о наводнении, таких как дождь и предполагаемое ухудшение погоды:

Я слушаю новости, и если предупреждают, что надвигается буря – всё, я не могу спать. И даже не ложусь. Говорю жене: «Не раздевай девочек, пусть ложатся и спят в одежде. Если я увижу, что что-то происходит, то разбужу вас заранее, и успеем убежать». А сам не ложусь. Сижу всю ночь.

Нервы беспокоят. Каждый раз, когда дождь или сильный ветер, я места себе не нахожу. Хожу туда-сюда. Стал таким нервным, что покрылся сыпью. Теперь вот ставят уколы…

Еще Уилбур страдает от вины выжившего:

Тогда, Боже, я услышал, как кто-то меня зовет, оглянулся и увидел миссис Констабл… Она держала на руках своего ребенка и кричала: «Эй, Уилбур, спустись и помоги мне; не можешь помочь мне – возьми ребенка»… Но у меня даже мысли не было вернуться и помочь ей. Как же я виню себя за это. У нее на руках был маленький ребенок, и похоже было, что она хотела бросить его мне. Вот, а я даже не подумал ей помочь. Я думал только о своей семье. Они все шестеро утонули в своем доме. Она стояла по пояс в воде, а потом они все утонули.

Все эти симптомы в третьем издании «Диагностического и статистического руководства» (1980 год) были официально признаны симптомами болезни. Вот самые последние критерии для постановки диагноза «посттравматический стресс» из четвертого издания «Руководства» {4}:

309.81 DSM-IV Критерии посттравматического стрессового расстройства

А. Пациент пережил травмирующее событие.

Б. Травмирующее событие постоянно переживается заново.

В. Устойчивое избегание раздражителей, ассоциирующихся с травмой, и снижение общей чувствительности.

Г. Устойчивые симптомы повышенного возбуждения.

Д. Длительность нарушения (симптомы, указанные в критериях Б, В и Г) более одного месяца.

Е. Нарушение вызывает клинически значимое недомогание или ухудшение в социальной, профессиональной или иных важных областях функционирования пациента.

И еще один отмеченный важный признак: эти симптомы не проявлялись до травмы.

Впервые диагноз «посттравматический стресс» (PTSD) был поставлен в конце вьетнамской войны, после чего мгновенно получил очень широкое распространение. Вот общее описание случая PTSD на войне в Ираке {5}.

К., рядовой Национальной гвардии, 38 лет, прошел амбулаторное обследование в психиатрической клинике через несколько месяцев после возвращения домой из зоны боевых действий. Он провел 12 месяцев в Ираке, в части, дислоцированной в районе Суннитского треугольника, и впервые за 10 лет службы в частях Национальной гвардии участвовал в боях. До этого он успешно работал продавцом автомобилей. Счастливый брак, двое детей 10 и 12 лет. Отличался высокой социальной активностью – много друзей, занимался общественной деятельностью, посещал церковь. Во время пребывания в Ираке участвовал в большом количестве боевых операций. Его взвод часто оказывался под огнем противника, несколько раз попадал в засаду. Много раз был свидетелем ранений и гибели друзей. Участвовал в патрулировании и сопровождении колонн, во время которых автомобили подрывались на заложенных у обочины дороги минах, бойцы гибли или становились калеками. Он знал, что убил много вражеских солдат, и боялся, не лежит ли на нем ответственность за случайную смерть кого-то из мирных жителей. Он обвинял себя, что не уберег лучшего друга, застреленного снайпером. Когда его спросили о худшем моменте из пережитых им в Ираке, он сразу заявил: это случилось, когда он вынужден был пассивно наблюдать, как несколько иракских женщин и детей попали под перекрестный огонь в ходе особенно ожесточенной перестрелки и были убиты.

После возвращения домой он стал тревожным, беспокойным, большую часть времени находился на грани срыва. Все время был озабочен безопасностью семьи, постоянно носил заряженный девятимиллиметровый пистолет, а на ночь клал его под подушку. Не мог уснуть, а когда засыпал, сон часто прерывался яркими кошмарами, он метался во сне, толкал жену или вскакивал с постели и включал свет. Дети жаловались, что он стал их чрезмерно опекать, что глаз с них не спускает. По словам жены, он эмоционально отдалился от нее после возвращения. Еще она стала бояться ездить с ним на автомобиле – сидя на пассажирском месте, он мог внезапно схватиться за руль, когда ему мерещилась мина, заложенная на обочине дороги. Друзья перестали звать его на встречи, потому что он неизменно отклонял все приглашения собраться вместе. Работодатель, терпеливо поддерживавший его, рассказал, что работа сильно страдает, потому что К. занят лишь собственными мыслями, часто срывается на покупателях, делает ошибки и мало чем помогает своему автосалону, где прежде был лучшим продавцом. Сам К. признавал, что изменился после службы в Ираке. По его словам, он иногда испытывает острые приступы страха, паники, вины и отчаяния, а иногда чувствует себя эмоционально мертвым и неспособным вернуть любовь и привязанность родных и друзей. Жизнь стала для него тяжким бременем. Хотя он не предпринимал попыток самоубийства, но признался: его нередко посещают мысли, что было бы лучше, если бы он погиб в Ираке.

Этот диагноз врачи медицинской службы армии США ставили в ходе кампаний в Ираке и Афганистане постоянно. Говорят, что заболеванию подвержены не менее 20 % военнослужащих {6}. Именно потому меня и пригласили на ланч с генералами.

Я рассказал генералам, что кривая распределения человеческой реакции на крайне неблагоприятную обстановку имеет колоколообразную форму. На одном конце, в случае с чрезвычайно уязвимыми людьми, результатом является патология: депрессия, тревожное расстройство, злоупотребление алкоголем или наркотиками, суицид и то, что теперь упоминается даже в официальных руководствах – посттравматический стресс. Каждый военнослужащий, направляющийся в Ирак или Афганистан, слышал о PTSD. Но с травмами люди сталкиваются тысячи лет, и реагировать на несчастья им помогает жизнестойкость – способность вернуться к предыдущему уровню функционирования после сравнительно короткого периода депрессии и страха {7}.

В Вест-Пойнте мы выяснили, что более 90 % курсантов слышали о посттравматическом стрессе, который относительно мало распространен, но менее 10 % слышали о посттравматическом росте {8}, который встречается нередко. Этот факт медицинской неграмотности очень существенен. Если все солдаты знают о PTSD, а о жизнестойкости и росте – не знают, образуется порочный круг. Вчера ваш друг погиб в Афганистане. Сегодня вы обливаетесь слезами и думаете: «Я пропал, у меня PTSD, моя жизнь разрушена». Эти мысли подстегиваются симптомами тревожного расстройства и депрессии (на самом деле, посттравматический стресс представляет собой особенно труднопереносимое их сочетание) и, в свою очередь, усиливают интенсивность этих симптомов. Но даже простое понимание, что слезы – симптом не PTSD, а обычной скорби и печали {9}, за которыми обычно следует проявление жизнестойкости, помогает разорвать порочный круг.

Вероятность возникновения посттравматического стресса, конечно же, увеличивается из-за специфики замкнутого круга, которая заставляет драматизировать события и усиливает уверенность, что у человека PTSD. Люди, изначально склонные к драматизации происходящего, гораздо сильнее подвержены посттравматическому стрессу. В рамках одного из исследований ученые наблюдали, как проходила служба у 5410 военнослужащих в 2002–2006 годах. За пять лет 395 человек получили диагноз PTSD {10}. Более половины на момент начала исследования попали в «нижние» 15 % по состоянию психического и физического здоровья. Это наиболее надежные – и реже всего упоминаемые – данные в литературе о PTSD: люди, которые изначально находятся в плохой форме, подвержены гораздо большему риску PTSD {11}, чем те, кто лучше подготовлен психологически. Таким образом, посттравматический стресс часто правильнее считать обострением уже имевшихся симптомов тревожного расстройства и депрессии, чем первым их проявлением. Именно эти результаты подтверждают необходимость тренингов жизнестойкости в Комплексной программе подготовки (см. ниже). Укрепляя военнослужащих в психологическом плане до того, как они окажутся в бою, мы можем предотвратить некоторые случаи PTSD.

Здесь я вынужден коснуться темы меркантильности. Владельцы разрушенных домов отсудили у компании Pittston, владевшей дамбой, более 1 миллиарда долларов. С моей точки зрения, такие деньги могут привести к развитию и увеличению продолжительности действия симптомов {12}, несмотря на имеющиеся в научной литературе свидетельства, что выжившие не симулировали их. В конце концов, они выиграли дело, так что мы никогда не узнаем, насколько важным был финансовый мотив.

К сожалению, аналогично работает и военный посттравматический синдром. Диагноз развившегося PTSD означает выплату ветерану ежемесячной пожизненной пенсии по инвалидности в размере около 3000 долларов. Если человек устраивается на оплачиваемую работу или наступает ремиссия, выплаты прекращаются. Когда ветеранам ставят соответствующий диагноз и они начинают получать пенсию по инвалидности, 82 % из них не прибегают к лечению. Нам неизвестно, какое влияние этот серьезный мотив имеет на диагностику PTSD {13} в результате войн, в которых участвует страна, но уровень в 20 %, о котором часто сообщают из Ирака и Афганистана, гораздо выше того, что наблюдался в предыдущих войнах или у военнослужащих армий, где не предусмотрены выплаты по инвалидности за посттравматический стресс. Уровень PTSD среди вернувшихся из Ирака и Афганистана британских солдат {14} составляет 4 %. Я изучил литературу по периоду Гражданской войны в США и почти не нашел признаков PTSD или чего-то похожего на него в ту ужасную эпоху {15}.

Но в сторону скептицизм: я хочу четко сказать, что реальный посттравматический стресс существует. Уверен, PTSD – не симуляция. Мои сомнения вызваны тем, что диагноз ставится слишком часто {16}. Я убежден, что наше общество обязано дать возвращающимся ветеранам гораздо больше, чем дает сейчас, и с точки зрения благодарности, и с точки зрения денег. Однако не считаю, что признательность должна выражаться в виде заключения о нетрудоспособности и в системе, которая крадет у ветеранов право на гордость.

 

Посттравматический рост

Наконец, не стоит забывать, что существует и посттравматический рост (PTG). Значительное число людей, столкнувшись с чрезвычайно неблагоприятными событиями, также испытывают серьезную депрессию и тревожное расстройство, часто вплоть до уровня посттравматического синдрома, но затем восстанавливаются. А в долгосрочной перспективе выходят на более высокий уровень психологического функционирования, чем раньше {17}. «Всё, что меня не убивает, делает меня сильнее» {18}, – сказал Ницше. Старые солдаты, которые входят в организацию «Ветераны американских зарубежных войн», рассказывая о боевом прошлом, не отрицают – война действительно была лучшим временем их жизни.

Несколько лет назад мы с Крисом Петерсоном и Нансук Парк добавили на мой сайт www.authentichappiness.org, посвященный истинному счастью, еще одну ссылку. Новый опросник включал пятнадцать худших вещей, которые могли произойти с человеком в жизни: пытки, тяжелая болезнь, смерть ребенка, изнасилование, тюремное заключение и так далее. В течение месяца 1700 человек сообщили как минимум об одной из этих трагедий и прошли наши тесты на благополучие. К нашему удивлению, люди, которые столкнулись с одним трагическим событием в жизни, имели более развитые сильные качества {19} (и, как следствие, были более благополучными), чем те, кто не столкнулся с подобным. Люди, пережившие две трагедии, были сильнее тех, кто прошел через одну, а те, кто пережил три – подверглись изнасилованию, пыткам, попадали в плен – сильнее тех, кто пережил две.

Бригадный генерал Ронда Корнум {20} – хрестоматийный пример посттравматического роста. Я впервые прочел о Ронде в 1991 году, когда она, еще майор, попала в плен к солдатам Саддама Хусейна. Корнум – уролог, доктор медицины, биохимик со степенью, бортврач, пилот реактивных самолетов, пилот гражданских вертолетов – вылетела в спасательную операцию, и над иракской пустыней ее вертолет сбили. Хвост вертолета оторвало, а из восьми членов экипажа в живых остались только трое.

Ронду, у которой были сломаны обе руки и нога, взяли в плен. Она подверглась сексуальному насилию и жестокому обращению. Освободили ее восемь дней спустя, она вернулась военным героем. Последствия своего травмирующего опыта она описывает так:

• Отношение к пациентам: «Теперь я чувствую себя гораздо лучше подготовленной к работе военного врача, чем раньше. Проблемы моих пациентов перестали носить для меня чисто академический характер».

• Личные сильные качества: «Я больше готова к роли лидера и командира. Появилась точка отсчета, с которой я сравниваю любой другой опыт, сейчас я чувствую гораздо меньшую тревогу или страх, сталкиваясь с трудностями».

• Отношение в семье: «Как мать и жена я стала лучше, внимательнее. Стараюсь не забывать о днях рождения, встречаться с бабушками и дедушками и так далее. Без сомнения, подойдя вплотную к тому, что могу потерять близких, я стала больше ценить их».

• Духовные перемены: «Пережитый мной смертельный опыт изменил мое восприятие, теперь я, как минимум, открыта идее духовной жизни как альтернативе жизни физической».

• Приоритеты: «Я всегда жила, выстраивая жизнь по приоритетам – А, Б и В, – но стала гораздо строже с определением дел в категорию В (всегда хожу на матчи с участием дочери!).

После ее освобождения полковник сказал ей: «Плохо, что вы – женщина, майор, иначе стали бы генералом». Она – легенда. Мое личное знакомство с ней состоялось в августе 2009 года, когда она вошла в огромную аудиторию, где мы должны были выступить с докладами. 1200 майоров и полковников стоя приветствовали ее аплодисментами. В ведении генерала Ронды Корнум находится Комплексная программа подготовки военнослужащих, и ее отношение к модулю посттравматического роста не ограничивается отстраненным, исключительно профессиональным интересом.

 

Курс посттравматического роста {21}

Для наблюдения за модулем PTG Ронда привлекла двух профессоров психологии: Ричарда Тедески из университета Северной Каролины в городе Шарлотт, ведущего ученого в области посттравматического роста, и Ричарда Макнелли из Гарварда. Модуль начинался со старой мудрости: личная трансформация характеризуется обновленным восприятием ценности жизни, укреплением сильных качеств личности, обращением к новым возможностям, улучшением отношений с людьми и большей духовной глубиной, и все это часто становится следствием пережитой трагедии {22}. Научные данные подтверждают: лишь в одном примере 61,1 % пленных летчиков, подвергшихся пыткам в Северном Вьетнаме, заявили, что в психологическом плане они получили пользу от этих испытаний {23}. Более того, чем суровее они были, тем сильнее был посттравматический рост. Я не говорю, что нужно радоваться психологической травме, но часто она становится основанием для роста, и мы должны рассказать нашим солдатам об условиях, в которых он скорее всего может произойти.

 

Степень посттравматического роста {24}

Доктор Тедески для измерения этого явления использует показатель «степень посттравматического роста». Вот некоторые примерные пункты:

0 = В результате кризиса я не ощутил изменений в этом направлении.

1 = В результате кризиса я ощутил очень незначительные изменения в этом направлении.

2 = В результате кризиса я ощутил небольшие изменения в этом направлении.

3 = В результате кризиса я ощутил умеренные изменения в этом направлении.

4 = В результате кризиса я ощутил сильные изменения в этом направлении.

5 = В результате кризиса я ощутил очень значительные изменения в этом направлении.

Я стал больше ценить собственную жизнь. Мне стали понятнее духовные вопросы. Пошел в жизни по другому пути. Стал лучше чувствовать близость с другими людьми. Появились новые возможности, которых могло бы не быть.

Я прилагаю больше стараний, налаживая отношения с людьми.

Я обнаружил, что стал сильнее, чем был.

При прохождении модуля солдаты в интерактивном режиме узнают о пяти элементах, которые вносят свой вклад в посттравматический рост {25}. Первый элемент – осознание реакции на саму травму: потери веры в себя, в других и в будущее. Хочу подчеркнуть, что это нормальная реакция на травму, а вовсе не симптом посттравматического стресса и не признак ущербности личности. Второй элемент – снижение тревожного расстройства при помощи методики контроля за навязчивыми мыслями и образами. Третий элемент – конструктивное самораскрытие. Запечатывание травмы в сознании, скорее всего, приведет к ухудшению физического и психологического состояния, поэтому военнослужащих поощряют рассказывать о ней. Так мы подходим к четвертому элементу: создание истории травмы. История направляется определенным образом, так, чтобы травма виделась своего рода развилкой на жизненном пути, парадоксом. Речь идет одновременно и о потере, и о приобретении. О скорби и признательности. О слабости и силе. Затем подробно рассказывается о том, какие сильные стороны личности развились, какие отношения улучшились, как укрепилась духовная жизнь, насколько больше человек стал ценить жизнь как таковую, какие новые двери перед ним открылись. И наконец, озвучиваются всеобъемлющие жизненные принципы и установки, более приспособленные к трудностям. Они включают в себя новые варианты проявления альтруизма; принятие факта роста, не отягощенного «синдромом выжившего»; создание новой сущности человека, пережившего травму и заново научившегося сострадать; серьезное отношение к греческому идеалу героя, вернувшегося из Аида, чтобы рассказать миру важную правду о том, как нужно жить.

 

Основной курс жизнестойкости {26}

Два первых компонента Комплексной программы подготовки – «тест общей оценки» и пять курсов онлайн-подготовки. Однако сложнее всего – тренинг. Можно ли в армии осуществлять психологическую подготовку солдат, как осуществляют их подготовку физическую? В ноябре 2008 года генерал Кейси распорядился, чтобы мы доложили ему об этом через два месяца. И вот шестьдесят дней спустя новая встреча на ланче в Пентагоне.

– Мы разработали тест для измерения уровня психологической подготовки, сэр, – сказала генерал Корнум генералу Кейси. – Он занимает всего двадцать минут. Тест создавала группа ведущих гражданских и военных специалистов. Сейчас мы проверяем его на нескольких тысячах солдат.

– Оперативно, генерал. Чем вы с Марти собираетесь заняться дальше?

– Мы хотим опробовать тренинг жизнестойкости, – к этому вопросу мы с Рондой подготовились заранее. – В своей работе по позитивному образованию Марти показал, что обычных школьных учителей можно обучить эффективным методам проведения тренинга жизнестойкости для подростков {27}. После тренинга у школьников отмечается меньший уровень депрессии и тревоги. Кто в армии вместо учителей? Сержанты, конечно. [Сержанты-инструкторы, Бог ты мой!] И вот что мы хотим сделать: провести доказывающее концепцию исследование, отберем – методом случайного отбора – сотню сержантов. Они пройдут в Пенсильванском университете десятидневный мастер-класс по тренингу жизнестойкости – обучение учителей. Затем эти сержанты смогут заняться подготовкой находящихся в их подчинении солдат. После чего сравним эти две тысячи солдат с контрольной группой.

– Погодите, – загремел генерал Кейси. – Мне не нужно пилотное исследование. Мы изучали работы Марти. Они переиздавались больше десяти раз. Нас они устраивают, готов спорить, что они снизят депрессию, тревогу и PTSD. Это не научный эксперимент, и я не хочу никакого нового исследования. Идет война. Генерал, я хочу, чтобы вы распространили это на всю армию.

– Сэр, но… – Ронда стала мягко возражать. Пока она перечисляла все бюрократические и бюджетные препоны, которые предстояло преодолеть для запуска программы в масштабах армии, в моей памяти всплыли беседы, которые мы вели с Ричардом Лэйардом на улицах Глазго в Шотландии.

Ричард – экономист мирового уровня из Лондонской школы экономики. В средневековых монастырях аббаты были мостом между светским и церковным мирами. Такую же роль играет Ричард в британской политике, соединяя научные исследования и реальные политические схватки. А еще он автор книги Happiness {28}, где излагает радикальные взгляды на задачи правительства и утверждает, что государственная политика должна оцениваться не ростом валового национального продукта, а ростом всеобщего благополучия {29}. Он и его жена Молли Мичер – одна из двух супружеских пар, заседающих в палате лордов. Лорды по заслугам, не по праву рождения.

Мы с Ричардом бродили по улицам бедного района Глазго в перерывах между заседаниями учредительной конференции Шотландского центра развития уверенности и благополучия, околоправительственной организации. Ее цель – противодействие позиции «это невозможно», кажется, повально распространенной в шотландском образовании и бизнесе. На конференции мы были главными докладчиками.

– Марти, – обратился ко мне Ричард. Его итонский выговор ласкал слух. – Я прочел твою работу по позитивному образованию. Хочу внедрить его в школах Великобритании {30}.

– Спасибо, Ричард, – ответил я, благодарный ему за оценку нашей работы в высших кругах лейбористской партии. – Полагаю, что почти готов провести пилотный курс в одной из ливерпульских школ.

– Но еще не провел, нет, Марти? – сказал Ричард с легкой ехидцей. – Ты, как и большинство людей науки, заблуждаешься насчет роли фактов в принятии политических решений. Вероятно, ты думаешь, что парламент принимает программу, когда накопится гора научных свидетельств, причем убедительных, неопровержимых. За всю свою политическую карьеру я с таким ни разу не сталкивался. Наука оказывает влияние на государственную политику тогда, когда на то есть политическая воля. Говорю тебе: свидетельств в пользу твоего позитивного образования достаточно – они «удовлетворительны», как говорим мы, экономисты – и при этом у людей с Уайтхолл присутствует политическая воля. Поэтому я собираюсь ввести позитивное образование в школах Великобритании.

Это было единственное здравое заявление о таинственной связи между микро и макро, которое я когда-либо слышал. Оно перевернуло мою жизнь. Потому я и привел его здесь. И если вы – ученый, и если ничего больше не запомните из моей книги, запомните, что лорд Лэйард сказал мне тогда в Глазго. Сильнее всего в профессиональном плане меня расстраивает, когда прекрасные научные идеи, надежно подкрепленные экспериментально, снова и снова гибнут в залах заседаний советов директоров или пылятся на библиотечных полках. Мне интересно – и это любопытство лежит в основе данной книги – почему позитивная психология столь популярна сейчас у публики и в прессе. Явно не потому, что в ее пользу говорят неопровержимые факты. Наука довольно новая, и свидетельства если и не недостаточные, то уж точно не неопровержимые. Почему в течение стольких лет я обивал пороги, вымаливая у распределяющих гранты организаций – часто безрезультатно – средства на изучение беспомощности, депрессии, сердечно-сосудистых заболеваний и пессимизма, в то время как сейчас состоятельные люди без всяких просьб выписывают чеки на крупные суммы, лишь раз прослушав мою лекцию о позитивной психологии?

Когда я, повитав в облаках, вернулся к генералам, генерал Корнум рассказывала генералу Кейси обо всех бюрократических и бюджетных этапах, через которые ей предстояло пройти, и о том, сколько времени это должно занять.

– Сэр, наша нынешняя психологическая программа Battlemind преодолела лишь шесть из десяти этапов, а заняло это больше года.

– Генерал Корнум, – сказал генерал Кейси, заканчивая встречу, – вы отвечаете за то, чтобы тренинг жизнестойкости проходила вся армия {31}. Вперед.

Это к вопросу о силе воли.

Итак, проблема, с которой мы с Рондой столкнулись в феврале 2009 года, заключалась в том, как распространить тренинг жизнестойкости повсеместно и быстро. Нам также предстояло понять, как сделать это ответственно, чтобы иметь возможность корректировать обучающие материалы, отслеживать эффективность программы и, в худшем случае – если она не будет работать, суметь свернуть ее.

Курс подготовки преподавателей позитивного образования, разработанный нами, предназначался для обычных школьных учителей. Сейчас первой задачей было переписать все обучающие материалы для сержантов и их команд.

За «милитаризацию» материалов отвечала доктор Карен Рейвич, тренер номер один в Пенсильванском университете и «Опра Уинфри» позитивной психологии. На протяжении следующих восьми месяцев Карен и ее сотрудники встретились более чем с сотней ветеранов Ирака и Афганистана и выверили с ними буквально каждое слово обучающих материалов.

С этими беседами связано наше первое сильное удивление. Мы считали, что «мирные» примеры – бросила девушка, не сдан экзамен – не подходят для военных. Как же мы ошибались!

– Сейчас первая война, когда есть мобильные телефоны и можно позвонить жене прямо с поля боя, – делился своими соображениями заместитель генерала Корнум полковник Дэррил Уильямс. Ростом 185 сантиметров, звезда футбольной сборной Вест-Пойнта, он носил «ядерный чемоданчик» за президентом Биллом Клинтоном. – Осматриваться, не установлены ли поблизости самодельные взрывные устройства довольно непросто, но гораздо хуже – когда пререкаешься при этом по поводу посудомоечной машины или оценок детей. По большей части депрессия и тревога солдат связаны с происходящим у них дома. Так что ваши гражданские примеры подходят как нельзя лучше. Просто добавьте еще несколько хороших военных.

Мы переработали примеры и запустили полноценный тренинг «Основной курс жизнестойкости» (ОКЖ) в декабре 2009 года. Теперь каждый месяц 150 сержантов приезжают в университет на восемь дней, и таким образом мы передаем тренинг в части, где служат подготовленные нами преподаватели. Первые пять дней сержанты получают опыт из первых рук и практикуются, применяя полученные навыки в своей жизни – как военнослужащие, командиры, супруги и родители. Они посещают общие лекции, на которых ведущий преподаватель доктор Карен Рейвич представляет им суть курса, показывает, как пользоваться навыками, и проводит обсуждения. После лекций сержантов разбивают на группы по тридцать человек, и они на семинарах отрабатывают то, что узнали – в ходе ролевых игр, письменных заданий и обсуждения в составе малых групп. Занятия проводят тренеры (подготовленные Карен) и четыре помощника: два гражданских (большинство – магистранты прикладной позитивной психологии) и два военных (также обучающиеся у Карен). Соотношение пять тренеров на тридцать человек оказалось оптимальным.

После пяти дней сержантам вручают второй набор учебных материалов (руководство тренера ОКЖ, справочник по ОКЖ для солдат, презентации в PowerPoint), которые они будут использовать при проведении тренинга «Основной курс жизнестойкости» для своих солдат. Следующие три полных дня сержанты углубляют полученные знания и отрабатывают навыки преподавания программы, доводя их до совершенства. Занятия включают различные элементы. Проводятся ролевые игры, где один из сержантов играет роль преподавателя, а пятеро других – солдат. Слушатели делятся на команды по пять человек, после чего одна команда придумывает сложные вопросы, а другая отвечает на них. Ставится задача определить ошибки преподавания и искажение содержания в ходе учебных сессий, где в роли тренера выступает преподаватель ОКЖ. Определяется наличие необходимых навыков для решения реальных проблемных ситуаций.

Мы разделили содержание тренинга на три части: развитие психической устойчивости, развитие сильных сторон личности и развитие крепких отношений. Все три части построены на основе хорошо проверенной программы, которую мы используем для подготовки гражданских преподавателей {32}.

 

Развитие психической устойчивости

Тема этой части – обучение навыкам жизнестойкости. Мы начинаем с модели ABCDE Альберта Эллиса {33}: C (эмоциональные последствия) связаны с А (неблагоприятным событием) не напрямую, а посредством В (вашими представлениями о неблагоприятном событии). У многих наших сержантов этот простой факт вызывает удивление – они разделяют всеобщее мнение о том, что несчастье связано с эмоциями непосредственно. Сержанты работают с сериями А-событий из профессиональной (вы не смогли пробежать пятикилометровый кросс) и личной жизни (вы возвращаетесь со службы, а ваш сын отказывается играть с вами в баскетбол). Цель – научиться отделять негативное событие (А) от того, что человек говорит себе в запале (В), эмоций и действий, к которым приводят его мысли (С). К концу посвященной навыкам сессии сержанты могут определять специфические мысли, которые движут теми или иными эмоциями: например, мысли о посягательстве вызывают гнев; мысли о потере – печаль; мысли об опасности – тревогу.

Затем мы сосредоточиваемся на мыслительных ловушках {34}. Приведу пример. Чтобы проиллюстрировать мыслительную ловушку чрезмерного обобщения (суждения о том, чего стоит человек или на что он способен, на основании его единственного действия), мы рассказываем следующее. «Солдату вашего подразделения досталось во время физической подготовки, и остаток дня он еле ноги волочил. Выглядел неряшливо, во время учебных стрельб сделал пару ошибок. Вы думаете про себя: «Ну и размазня! Какой из него солдат?» Выслушав пример, сержанты описывают мыслительную ловушку и обсуждают ее последствия для солдата и для самого сержанта.

Как сказал один из сержантов: «Противно признаваться, но я часто думаю именно так. Если человек напортачил, я его списываю со счетов. Думаю, что неохотно даю солдату новый шанс, потому что считаю правильным судить о характере по делам. Если у парня сильный характер, он не позволит себе размякнуть, да и выглядеть будет всегда опрятно». Затем сержантам задают вопрос: «Какой конкретный поступок объясняет эту ситуацию?», тем самым приучая фокусироваться на поступке солдата в противовес суждению, чего он стоит в целом.

Затем мы переходим к айсбергам – глубоко укоренившимся убеждениям {35}, которые часто приводят к неадекватным эмоциональным реакциям (например, «просьба о помощи – проявление слабости») – и сержанты учатся определять, когда айсберг оказывает влияние на эмоции. Заметив айсберг, они задают себе серию вопросов, чтобы решить: 1) по-прежнему ли он значим для них, 2) адекватен ли он ситуации, 3) не слишком ли он тверд, 4) полезен ли он? Айсберг «просьба о помощи – проявление слабости» встречается часто и очень вреден, поскольку подрывает надежду на помощь и желание полагаться на других. Этот айсберг требует от сержантов значительных усилий по изменению ситуации, поскольку солдаты исторически считают, что искать помощи зазорно, ведь в таких случаях над ними частенько насмехаются за слабость и неспособность справиться с собственными проблемами.

Многие сержанты говорят нам, что в настоящее время отношение к просьбам о помощи в армии постепенно меняется. По словам одного, «были времена, когда я бы назвал солдата никчемным за просьбу о помощи или за обращение к капеллану. Даже если бы не сказал в лицо, то точно подумал бы. Теперь я смотрю на это иначе. Множество командировок в зону боевых действий научили меня тому, что время от времени всем нам требуется помощь, и готовность попросить о ней – признак силы». После айсбергов мы занимаемся минимизацией катастрофического мышления. Мы – дети плохой погоды, нас естественным образом привлекает наиболее катастрофическая интерпретация неблагоприятного события, ведь мы происходим от тех, кто выжил в ледниковый период. Те, кто думали: «Хороший сегодня в Нью-Йорке денек, спорим, и завтра будет тепло», погибли во льдах. Те же, кто думали: «Это только кажется, что день хороший – приближаются льды, наводнение, голод, нашествие, ой-ой-ой! Лучше запасти еду!», выжили и передали свои мысли нам. Иногда думать и планировать исходя из худшего сценария очень полезно, но гораздо чаще это парализует нас и не соответствует реальности, поэтому в бою и в мирной жизни очень важно уметь калибровать катастрофические представления.

В этот момент сержанты смотрят видеоклип о солдате, который никак не может связаться со своей женой по электронной почте. Он думает: «Она меня бросила», у него возникают депрессия, паралич воли и апатия. Теперь, чтобы побороть катастрофическое мышление, мы вводим трехшаговую модель «Ясная перспектива»: худший сценарий, лучший сценарий, наиболее вероятный сценарий.

Вы несколько раз звоните домой и не можете поговорить с женой. Вы думаете: «Она мне изменяет».

Это худший сценарий.

Теперь нащупываем ясную перспективу. Какой наилучший из возможных сценариев?

«Ее терпение и сила никогда не ослабнут даже на секунду».

О’кей, а какой сценарий – наиболее вероятный?

«Она в гостях у подружки и напишет мне вечером или завтра. Пока меня нет, жена полагается на других. Когда она полагается на других, я завидую и злюсь; когда меня нет рядом, она чувствует одиночество и страх».

Определив наиболее вероятный исход, они разрабатывают план, как справиться с ситуацией, а затем отрабатывают навык на примерах из профессиональной (солдат не вернулся с занятия по ориентированию на местности, вы получили отрицательный отзыв командира) и личной жизни (ваш ребенок не справляется в школе, а вы далеко и не можете помочь; пока вы в командировке, ваша жена тратит больше, чем может себе позволить).

 

Трудная задача: борьба с катастрофическим мышлением в режиме реального времени

Эти навыки необходимы для задачи, требующей немедленного решения, когда нервная дрожь только ухудшит результат. Примеры: прохождение аттестационной комиссии, выход с базы передового развертывания для поиска самодельных взрывных устройств, демонстрация боевых навыков или острая дорожная ситуация после напряженного дня на службе.

Чтобы справиться с катастрофическими мыслями в реальном времени, следует опираться на факты, оптимизм и ясную перспективу. Сержанты учатся применять полученные навыки и избавляться от ошибочных взглядов (делая одно дело за раз, стремясь овладеть ситуацией, принимая ответственность). Речь не идет о том, чтобы каждую негативную мысль заменить на позитивную. Речь о паллиативе, позволяющем солдату мгновенно сфокусироваться и не подвергать себя (или других) более высокому риску из-за парализующих, далеких от реальности мыслей. Эта часть курса – подходящее время и место, чтобы сосредоточиться на устойчивых негативных мыслях, потому что они часто дают возможность чему-то научиться.

Например, один сержант рассказал, что на него постоянно давят негативные мысли, любит ли его жена на самом деле, и эти мысли часто не дают ему сосредоточиться. Он был уверен, что их главный мотив связан с айсбергом «я не тот парень, который нравится женщинам». Нужно уметь побороть их в определенные моменты, например, если необходимо поспать, или в ходе рискованных маневров. А когда представится возможность во время передышки – уделить им внимание и тщательно анализировать.

Важно то, что навыки укрепления психики идеально дополняют приобретенный оптимизм, который позволяет бороться с приобретенной беспомощностью. Вспомните: цель Комплексной программы подготовки заключается в смещении распределения всех реакций на травму в сторону большей жизнестойкости и посттравматического роста. Программа также должна оказывать профилактическое воздействие, смягчая посттравматический стресс (один из «хвостов» этого распределения). Для PTSD характерно страшное сочетание симптомов тревоги и депрессии, а тренинг жизнестойкости (оптимизма) влияет и на одно, и на другое. Более того, солдаты из нижнего 15 %-го сегмента по уровню психической и физической подготовки особенно уязвимы перед PTSD, поэтому у них навыки борьбы с тревогой и депрессией следует развивать заблаговременно. И наконец, в опубликованном в 2009 году обзоре ста трех исследований посттравматического роста итальянские ученые Габриэле Прати и Лука Пиетрантони {36} обнаружили: оптимизм – важное условие роста. То есть теория говорит, что развитие психической твердости должно и подталкивать солдат в сторону роста, и предотвращать возникновение PTSD. Мы, однако, не будем ограничиваться теорией, поскольку армия даст возможность все это тщательно измерить в цифрах. Оставайтесь с нами!

 

Охота за позитивом

Во время прохождения программы сержанты ведут дневник благодарности (еще его называют дневник «трех благодарностей»). Цель «охоты за позитивом» состоит в поощрении положительных эмоций. Мы основываемся на том, что люди, привыкшие чувствовать и выражать признательность {37}, замечают положительные изменения в своем здоровье, качестве сна и отношений, а также лучше выполняют свои профессиональные обязанности. Каждое утро на тренинге «Основной курс жизнестойкости» несколько сержантов делятся результатами своей вчерашней «охоты», а также мыслями о том, что значило для них это позитивное событие. Диапазон разнится от «прошлым вечером мы с женой здорово поговорили, я использовал то, чему мы научились на занятиях, и она сказала, что это был один из наших лучших разговоров» до «я остановился поговорить с бездомным и много узнал от него» и «владелец ресторана не взял с нас плату за ужин в знак благодарности армии».

По прошествии недели отмеченные блага становятся более личными. Утром на последнем занятии один из сержантов сказал: «Прошлым вечером пообщался с восьмилетним сыном. Он рассказал мне о полученной в школе награде. Обычно я говорю что-нибудь вроде «здорово». Но я подключил навыки, которые мы изучали вчера, и задал кучу вопросов вроде: кто там был, когда ему вручали награду? Что он чувствовал при этом? Куда он собирается ее повесить? Примерно на середине разговора сын прервал меня и спросил: «Пап, а это правда ты?» Я понял, что он имел в виду. Так долго мы никогда не говорили, и, думаю, оба были удивлены. Это было здорово».

 

Сильные стороны личности

После развития навыков психической устойчивости мы переходим к определению сильных сторон личности. В «Боевом уставе армии» перечислены основные сильные качества лидера: преданность, чувство долга, уважение, беззаветное служение, честь, цельность и личная храбрость. Мы изучаем их, а затем, когда сержанты проходят онлайн-тест на определение ключевых достоинств, приносим в аудиторию распечатку с упорядоченным списком их двадцати четырех сильных качеств. Мы определяем главные сильные стороны, и сержанты пишут свои имена на развешанных по комнате больших листах, каждый из которых относится к одной из черт личности. Листы, где собирается больше всего имен, указывают, какие сильные стороны наиболее распространены. Сержанты анализируют типичные модели и обсуждают групповой портрет своих достоинств с точки зрения лидерства.

Затем проходит обсуждение в малых группах: «Что вы узнали о себе из этого опроса? Какие сильные стороны вы развили за время службы в армии? Как они помогают вам выполнять ваши обязанности и достигать целей? Как вы их используете для создания прочных отношений? Каковы «темные стороны» этих качеств, и как вы можете минимизировать их?» Затем мы переносим фокус на использование сильных сторон для преодоления трудностей. Полковник Джефф Шорт из команды Комплексной программы подготовки представляет учебный пример. Он рассказывает, как его 115-я часть из Форт-Полк (штат Луизиана) получила задачу организовать вспомогательный полевой госпиталь в тюрьме Абу-Грейб и обеспечить оказание медицинской помощи заключенным, включая амбулаторное и стационарное лечение. По мере того как Джефф вспоминает сложности, с которыми столкнулся при организации госпиталя, сержанты записывают каждый случай проявления личных или командных сильных сторон и действий, которые удалось совершить благодаря им. Например, госпиталю потребовался прибор для вакуумной очистки ран. Одна из медсестер продемонстрировала творческий подход, предложив переоборудовать для этой цели старый пылесос.

Затем сержанты разбиваются на небольшие группы и выполняют задание, требующее работы единой команды. Мы учим использовать все сильные стороны, которыми обладает команда. И наконец, сержанты пишут собственные истории о том, как индивидуальные достоинства играют положительную роль при столкновении с трудностями. Один сержант рассказал, как, используя свои сильные стороны, помог недисциплинированному солдату, который вел себя слишком импульсивно и конфликтовал с окружающими. Проявление дружелюбия со стороны сержанта расположило солдата – ведь большинство сослуживцев сторонились бузотера. Сержанту удалось выяснить, что тот злится на жену, и эта злость выплескивается на тех, кто рядом. Затем, с помощью здравого смысла, сержант помог солдату понять точку зрения жены и написать ей письмо, в котором тот выразил свою признательность за то, что во время трех его командировок в зону боевых действий она так много перенесла в одиночку.

 

Выстраивание прочных отношений

Наш финальный модуль направлен на укрепление отношений с другими военнослужащими и с домочадцами. Его цель – обеспечить солдат практическими средствами, которые помогут выстраивать отношения и менять взгляды, мешающие позитивному общению. Доктор Шелли Гейбл показала в своей работе, что если в ответ на позитивное сообщение человек реагирует активно-конструктивно (а не пассивно-деструктивно), это укрепляет дружбу и любовь. Поэтому мы изучаем четыре вида реакции {38}: активную конструктивную (искренняя поддержка, энтузиазм), пассивную конструктивную (сдержанная поддержка), пассивную деструктивную (игнорирование события) и активную деструктивную (указание на отрицательные аспекты события). Все они отрабатываются в ходе серии ролевых игр. Действующие лица первой ролевой игры – два рядовых, близкие друзья:

Рядовой Джонсон говорит рядовому Гонсалесу: «Привет, мне позвонила жена и сказала, что нашла отличную работу на почте».

Активная конструктивная реакция: «Здорово! Что за работа? Когда выходит? Как она ее получила? Почему ей хотелось работать на почте?»

Пассивная конструктивная реакция: «Хорошо».

Пассивная деструктивная реакция: «А мне сын прислал прикольное письмо. Вот послушай…»

Активная деструктивная реакция: «И кто теперь будет сидеть с твоим сыном? Я бы не доверял няне. Постоянно слышишь, как няни мучают детей».

После каждой ролевой игры сержанты заполняют анкету о своих реакциях и определяют причину, почему им трудно реагировать активно и конструктивно (например, усталость или чрезмерная зацикленность на своих проблемах). Также они отмечают, как могут задействовать свои сильные стороны, чтобы проявить активную конструктивную реакцию. Например, использовать любопытство, чтобы задавать вопросы; энергию – чтобы реагировать с энтузиазмом; мудрость – чтобы вынести из ситуации ценные уроки.

Затем мы обращаемся к работе доктора Кэрол Двек об эффективной похвале {39}. Что вы говорите, когда надо кого-то похвалить? Например, как ответить на «я сдал зачет по физической подготовке», «мы очистили здание без потерь среди личного состава», «меня повысили до старшего сержанта»? Мы учим сержантов не использовать неопределенные «молодец!» или «отличная работа!», а хвалить конкретные навыки человека. В таком случае солдат видит, что: 1) командир действительно наблюдает за всем, 2) командир уделяет время и внимание действиям солдата, 3) похвала искренняя, в отличие от небрежного «отличная работа!»

И наконец, мы обучаем позитивной коммуникации, описывая различия между пассивным, агрессивным и позитивным стилями общения. Какие слова, интонация, невербальные сигналы и темп присущи каждому из них? Какое послание несет каждый из стилей? Например, пассивный стиль ассоциируется с посланием «я все равно не верю, что ты меня выслушаешь». В исследовании по позитивному образованию мы выяснили, что крайне важно изучить айсберг, который ведет к преобладанию одного из стилей общения над остальными. Те, кто считают, что «люди обязательно воспользуются любым признаком слабости», склонны к агрессивному стилю. Человек, убежденный, что «жаловаться – плохо», будет использовать пассивный стиль, а установка «людям можно доверять», порождает стиль позитивный.

Итак, мы учим модель позитивных коммуникаций, состоящую из пяти шагов:

1. Определите ситуацию и разберитесь в ней.

2. Объективно и точно опишите ситуацию.

3. Выскажите свои соображения.

4. Спросите другого человека о его точке зрения и предложите внести в нее приемлемые изменения.

5. Перечислите полезные моменты, связанные с принятием изменений.

Сержанты отрабатывают это на примерах из своей военной практики: ваш однополчанин начал слишком много пить, его видят пьяным даже за рулем; ваша жена тратит деньги на покупки, на ваш взгляд, ненужные; товарищ по казарме берет без разрешения ваши вещи. В ходе ролевых игр сержанты определяют сложные ситуации, с которыми столкнулись, и практикуют использование позитивных коммуникаций. Задевающая за живое тема – общение сержантов с их близкими {40}. Многие признаются, что слишком агрессивно разговаривают с женами и чересчур свысока – с детьми, потому что трудно перестраиваться с динамичного, ориентированного на выполнение команд профессионального мира на более демократичный стиль, который гораздо лучше работает дома.

Как-то один сержант остановил меня в коридоре после такой сессии и поблагодарил, добавив: «Знай я всё это три года назад, сохранил бы семью».

Хотя я работал с военнослужащими, чтобы помочь им, о чем и рассказал в этих двух главах, некоторые журналисты смотрят на вещи в мрачном свете и стремятся приписать мне какие-то низкие мотивы и попытки использовать науку во вред. Кто-то из критиков заявил, что программа с помощью позитивного мышления «промывает мозги» солдатам {41}: «Более того, разве солдаты не предпочли бы, чтобы офицеры, посылая их в бой, рассматривали наихудшие сценарии?.. Разумная альтернатива негативному мышлению – не позитивное, а критическое мышление». Но мы не учим бездумному позитивному мышлению. Речь идет как раз о критическом мышлении: навыке, позволяющем провести грань между иррациональными наихудшими сценариями, парализующими человека, и более вероятными сценариями. Это навыки мышления, которые позволяют планировать и действовать.

Другие критики даже намекали, будто бы я поддерживал использование моей работы по приобретенной беспомощности в целях психологического устрашения, а также пыток заключенных и предполагаемых террористов во время так называемой войны с террором {42} при правлении администрации Джорджа Буша.

Дальше от истины некуда. Я никогда не содействовал и не буду содействовать пыткам. Я категорически против пыток. Я осуждаю их.

Вот что я могу сказать по этому вопросу. В мае 2002 года военный Центр поддержки поисково-спасательных операций пригласил меня на базу ВМФ в Сан-Диего прочитать трехчасовую лекцию. Мне предложили рассказать, как военнослужащие и гражданский персонал Вооруженных сил могли бы использовать знания о приобретенной беспомощности, чтобы противостоять пыткам и уклоняться от допросов мучителей. Вот о чем был разговор.

Мне сказали, что поскольку я был (и остаюсь) гражданским лицом и не имею допуска к секретным сведениям, со мной не могут обсуждать используемые в американской армии методы ведения допроса. Но заверили, что эти методы не основаны на насилии и жестокости.

Однако в докладе организации «Врачи за права человека» от 31 августа 2009 года говорится: «В действительности как минимум в двух случаях Селигман представлял свое исследование о приобретенной беспомощности специалистам ЦРУ по ведению допросов, упомянутым в докладе главного инспектора». Это ложь. «Специалисты по ведению допросов», – вероятно, Джеймс Митчелл и Брюс Джессен {43}, два психолога, которые, как считается, помогали ЦРУ разрабатывать «усовершенствованные» методы допроса. Они присутствовали в аудитории, где находилось от пятидесяти до ста слушателей, перед которыми я выступал с рассказом о своем исследовании приобретенной беспомощности. То есть представлял исследование не «им», а Центру поддержки поисково-спасательных операций и, повторю: говорил о том, как военнослужащие и гражданский персонал Вооруженных сил могли бы использовать знания о приобретенной беспомощности, чтобы противостоять пыткам и уклоняться от допросов мучителей. Ни при каких других обстоятельствах я свое исследование ни с Митчеллом и Джессеном, ни еще с кем-то из участников дискуссии не обсуждал.

После той встречи никаких контактов с Центром поддержки поисково-спасательных операций у меня не было. Как не было с тех пор и профессиональных контактов с Джессеном и Митчеллом. Никогда я не работал по контракту с правительством (или с кем-либо еще) над каким бы то ни было аспектом проблемы пыток и никогда не собирался этого делать.

Я никогда не занимался темой допроса, никогда не видел ни одного допроса и знаю о них только из книг. И я считаю, что цель допроса – узнать правду, а не то, что хочет услышать допрашивающий. Думаю, что приобретенная беспомощность могла бы сделать человека более пассивным, более покорным и уступчивым, но не знаю ни единого доказательства того, что это вызывает большую готовность говорить правду. Меня печалит и страшит, что прекрасная наука, которая помогла столь многим людям преодолеть депрессию, может использоваться для таких темных целей.

 

Продолжение

Честно говоря, мы немного опасались, что огрубевшие и привыкшие к муштре сержанты, классические персонажи армейских баек, посчитают тренинг по жизнестойкости просто пустой болтовней или слишком «девичьим» занятием, заставляющим без необходимости раскрывать душу нараспашку. Этого не случилось, более того, они полюбили курс (более подходящего слова не найти). К нашему изумлению, по результатам анонимного опроса среди них тренинг был оценен в 4,9 балла из 5 возможных, а доктор Карен Рейвич – в 5 баллов из 5. Мы читали комментарии сержантов, и на глаза наворачивались слезы.

Самый приятный, но что важнее, самый глубокий тренинг из всех, с которыми я сталкивался в армии.

Удивительно, насколько этот курс оказался простым, но эффективным. Могу только представить, как он повлияет на моих солдат, семью и армию в целом.

Он спасет жизни и браки, предотвратит самоубийства и прочие вещи вроде впадения в зависимость от алкоголя и наркотиков после возвращения домой. Надо немедленно провести его для солдат.

Нужно, чтобы этот тренинг прошел каждый военнослужащий, каждый вольнонаемный, каждый член их семей.

Я уже начал применять приобретенные навыки в семейной жизни.

Вот такая репрезентативная выборка из оценок, полученных от наших якобы черствых сержантов.

Дальнейший план выглядел так: в 2010 году каждый месяц 150 сержантов будут приезжать в Пенсильванский университет на восьмидневный тренинг, чтобы самим стать тренерами. Еще одна большая группа сержантов пройдет аналогичный тренинг прямо в армейском расположении. Лучших мы отберем и назначим главными тренерами и помощниками тренеров из университета. Таким образом к концу 2010 года мы получим около 2000 обученных сержантов, из которых около 100 человек станут главными тренерами. Эти сержанты посвящают тренингу жизнестойкости один час в неделю. 2011 год – продолжение обучения в университете плюс распространение тренингов и на военные части. В не столь отдаленной перспективе тренинг жизнестойкости станут проходить все вновь прибывшие солдаты, то есть подготовка охватит всю армию.

Когда мы с генералами Кейси и Корнум проводили встречу с высшим командным составом, первое, о чем нас спросили: «А что же жены и дети? Жизнестойкость солдата напрямую зависит от жизнестойкости его семьи». В ответ генерал Кейси распорядился, чтобы тренинг был доступен всем членам семей военнослужащих, отвечала за это также Ронда. С этой целью мы создали мобильные подразделения, состоящие из ведущего тренера и нескольких главных тренеров, для работы в отдаленных местах дислокации войск, например в Германии и Корее. Тем временем нам приходили письма «с фронта». Вот что написал штаб-сержант Кит Аллен:

Когда я был рядовым пехотинцем, то всегда получал конкретные указания относительно предстоящего задания. Узнав, что нужно пройти тренинг «Основной курс жизнестойкости», я, естественно, спросил, чего мне ожидать… Мне сказали, что я должен сохранять объективность. На солдатский язык я перевел это так: «Вероятно, толку из этого начинания не выйдет, но нам приказали поддержать его».

Приехав на тренинг, я, конечно, думал, что встречу толпу психологов, которые будут говорить непонятные вещи, или не предложат ничего полезного, или и то и другое. В первый день занятий мы (я и еще двое сержантов из моего подразделения) пришли в аудиторию за полчаса до начала в надежде устроиться в последнем ряду. К нашей досаде, на это рассчитывали и все остальные… Свободные места остались лишь впереди. Мы заняли их. Признаться, я сидел в классической позе недоверия (откинулся в кресле, руки скрестил на груди). Но уже на второй день заметил, что сижу прямо и полностью захвачен происходящим. К тому времени, как мы начали учиться избегать мыслительных ловушек, я сидел подавшись вперед, совершенно ошеломленный, и даже немного расстраивался, когда мы прерывались на обед.

Я распознал в некоторых навыках то, что делал инстинктивно и чему научился методом проб и ошибок. Я распознал недостаток некоторых навыков в разных командирах/ровесниках/солдатах, с которыми встречался за время службы.

Когда зашел разговор о результатах пройденного нами теста на определение ключевых достоинств, я жадно обсуждал их. Некоторые качества оказались развиты так, как я и предполагал; другие, к моему удивлению, не вошли в список моих сильных сторон. После честного размышления (самоосмысление) и разговора с женой я понял, что мои достоинства определены довольно точно. Информация, какие из них развиты хуже, чем хотелось бы, подсказала мне, в каком направлении стоит прилагать усилия.

После возвращения в часть я с успехом использовал приобретенные навыки. Так же, если не больше, важно, что и в семейных отношениях мне сопутствовал успех. Некоторые решения в моем подразделении по сути своей требуют совместного подхода, и теперь, предлагая свой вариант, я гораздо четче могу объяснить, чем он обоснован. Мой непосредственный начальник и остальные командиры часто отзывают меня в сторону и расспрашивают об «Основном курсе жизнестойкости». Двое из них примут участие в следующем тренинге. Мои дети (им пятнадцать и двенадцать лет) прошли тест на определение ключевых достоинств, что помогло нашим отношениям. С двенадцатилетним сыном я использовал приемы активно-конструктивного общения, мы разбирали с ним методы решения проблем и оба добились неожиданного успеха.

Штаб-сержант Эдвард Каммингс написал следующее:

Я прошел тренинг жизнестойкости в прошлом ноябре, и курс мне очень помог, не только в профессиональной, но и, что более важно, в личной жизни. Моя философия в отношении армии такова: если ты счастлив и успешен в семье, это положительно сказывается на службе… С самого начала курса я учился использовать его в повседневных ситуациях. Передо мной словно открылись новые двери, я получил возможность говорить с женой и, главное, слушать ее. Я столько раз ловил себя на том, что реагирую в пассивно-конструктивном стиле, который, теперь понимаю, глядя назад, очень вредил моему браку. Лишь благодаря тому, что я просто начал слушать, как жена рассказывает мне то, что раньше казалось мне чем-то незначительным, ей стало лучше жить, а мы все знаем, «если жена несчастна – все несчастны!»

Я определенно стал гораздо легче справляться с трудностями, чем раньше. Когда-то я слишком близко принимал к сердцу, если дела шли не так, как я предполагал. Теперь я делаю шаг назад… пытаюсь собрать всю информацию, а не принимать поспешное решение. Это помогает успокоиться и иначе реагировать на те же ситуации. Я обнаружил множество айсбергов и теперь могу что-то реально сделать с ними…

Когда-то мне было интересно, смогу ли я, как мои родители, прожить в браке тридцать шесть лет. Теперь я почти уверен, что да, смогу. Я беспокоился о своей карьере и часто размышлял о вариантах ее развития, которые выбирал, гадая, правильно ли поступаю и добьюсь ли успеха. Теперь же я знаю: независимо от того, как все сложится, мне будет легче преодолевать трудности. Эти знания помогут мне лучше позаботиться и о солдатах. Ведь если вы не можете позаботиться о себе, что сможете дать солдатам? Многие новобранцы с трудом привыкают к армейской жизни и к разлуке с близкими. Я был таким же. Имей я тогда всю эту информацию, уверен, мне было бы куда легче приспособиться к армии и справляться с трудностями. Ясно, что с этими знаниями я смогу помочь солдатам, если они обратятся ко мне за помощью: использую метод АВС и технику решения проблем, смогу определить их айсберги. Я сумею поддержать их и выполню свою работу как командир.

В целом курс чрезвычайно удачный… Я рассказал о нем родным и друзьям, у которых тоже бывали трудные времена. Позитивная психология – это что-то потрясающее!

Ни военные, ни ученые не собираются ограничиться лишь анализом положительных откликов. Результаты наших тренингов {44} будут объективно оценены в рамках крупного исследования, проведенного под руководством полковника Шэрон Макбрайд и капитана Пола Лестера. Поскольку не все солдаты проходят «Основной курс жизнестойкости» одновременно, мы сможем сравнить результаты освоивших его, с результатами еще не охваченных подготовкой. Фактически это эксперимент с контрольной группой из тех, кто пока ожидает очереди на тренинг. В следующие два года обследование пройдут по меньшей мере 7500 военнослужащих, изучивших материалы Программы развития жизнестойкости Пенсильванского университета под руководством своих сержантов. Их сравнят с теми, кто тренинг не проходил. Так Макбрайд и Лестер выяснят, действительно ли курс повышает профессиональные показатели солдат, снижает уровень посттравматического стресса, делает их более здоровыми физически и в конечном итоге улучшает их семейную жизнь по возвращении домой.

Эта глава не будет полной, если я не скажу о своих глубочайших чувствах по поводу работы с армией. Я вижу в Соединенных Штатах страну, которая стала для моих деда и бабушки, подвергавшихся смертельной опасности в Европе, надежным прибежищем, местом будущего процветания их детей и внуков. Я вижу в армии США силу, которая встала между мной и нацистскими газовыми камерами. А потому испытываю огромное удовлетворение от совместной работы с сержантами и генералами. Я благодарен им и считаю это одним из лучших эпизодов своей жизни. Вся моя работа по Комплексной программе подготовки выполнялась на общественных началах.

Как-то, когда я сидел среди этих героев, стих из книги Исаии (6:8) всплыл в моей памяти:

Кого мне послать? И кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня.

 

Глава 9

Позитивное физическое здоровье: биология оптимизма

 

Перевернуть медицину с ног на голову

Тридцать пять лет я был психотерапевтом. Не очень хорошим (должен признаться, что говорю я лучше, чем слушаю), но так или иначе я делал свою работу сносно и помогал пациентам избавиться почти от всех их печалей, тревог и гнева. И думал, что выполняю свой долг, и что пациенты счастливы.

Были ли пациенты счастливы? Нет. Как я уже говорил в главе 3, они становились «опустошенными». А все потому, что способность получать позитивные эмоции, испытывать привязанность к людям, о которых печешься, ощущать значимость жизни, достигать профессиональных целей и поддерживать добрые взаимоотношения – совсем не то же самое, что способность не чувствовать депрессию, тревогу и гнев. Все эти дисфории мешают благополучию, но не делают его невозможным, так же как отсутствие печали, тревоги и гнева не гарантирует счастья. Практический урок позитивной психологии заключается в том, что истинное психическое здоровье – еще не отсутствие психического заболевания {1}.

Совершенно типично и распространено не иметь психических отклонений, но чувствовать себя потерянным и тоскующим. Позитивное психическое здоровье – это наличие. Наличие положительных эмоций, вовлеченности, смысла, хороших отношений, успеха. Состояние психического здоровья определяется не отсутствием нарушений, но наличием процветания.

Это прямо противоположно истине, которую возвестил с горы Синай Зигмунд Фрейд: психическое здоровье – всего лишь отсутствие психического заболевания. Фрейд был последователем философа Артура Шопенгауэра (1788–1860). Оба считали, что счастье – иллюзия, и лучшее, на что нам можно надеяться – свести несчастья и страдания к минимуму. Здесь нет места сомнениям: традиционная психотерапия создана не для того, чтобы обеспечивать благополучие, а для того, чтобы уменьшать несчастье – это само по себе немало.

Относительно физического здоровья принята та же «мудрость»: физическое здоровье – всего лишь отсутствие физических болезней. Заявления вроде приведенной выше цитаты из Устава Всемирной организации здравоохранения и даже название «Национальные институты здоровья» не в счет (оно только вводит в заблуждение, поскольку более 95 % их бюджета направляется на лечение болезней {2}), а соответствующая научная дисциплина практически отсутствует. Все это и имели в виду Робин Мокенаупт и Пол Тарини, сотрудники крупного фонда Роберта Вуда Джонсона, когда предложили мне приехать и побеседовать с ними о позитивной психологии.

– Мы бы хотели, чтобы вы перевернули медицину с ног на голову, – сказал Пол, директор отделения Pioneer – филиала фонда. Деятельность этого филиала полностью соответствовала его названию. В основном финансируя медицинские исследования, фонд выделял средства на старые добрые вещи вроде борьбы с ожирением, а Pioneer помогал ему сбалансировать исследовательский портфель за счет вложений в инновационные идеи, далекие от медицинского мейнстрима. В идеи, которые могли оказать огромное влияние на здоровье и здравоохранение в Америке.

– Мы следим за вашей работой в области психического здоровья. Вы показываете, что это нечто реальное {3}, нечто, выходящее за пределы простого отсутствия психических заболеваний, нечто выше этого. И мы хотим, чтобы вы попробовали сделать нечто подобное для физического здоровья, – продолжил Пол. – Существуют ли такие ценные качества человека, которые определяют текущее состояние его физического здоровья? Возможно ли положение, при котором продолжительность жизни увеличится, подверженность болезням уменьшится, а если болезнь все же возникнет, прогноз будет лучше? Положение, при котором снизятся расходы на здравоохранение в течение жизни человека? Считать ли здоровье чем-то реальным, или все, что должна обеспечивать медицина, это отсутствие болезней?

Сказанного было достаточно, чтобы заставить мое сердце учащенно биться. Я работал только над одним фрагментом этого грандиозного пазла, исследуя единственное психологическое состояние – оптимизм, который может прогнозировать развитие физического нездоровья и даже облегчать его. Результаты рисовали волнующую картину. Началось это за сорок лет до моей беседы с Полом и Робином.

 

Происхождение теории выученной беспомощности

 

Наша троица – я, Стив Майер и Брюс Овермиер – открыла «выученную беспомощность» в середине 1960-х {4}. Мы обнаружили, что животные – собаки, крысы, мыши и даже тараканы – раз пережив неприятное событие, с которым не могли ничего поделать, впредь становились пассивными и сдавались, столкнувшись с неблагоприятным воздействием. В дальнейшем, после первого опыта беспомощности, при умеренном болевом воздействии они просто ложились и терпели, ожидая, что оно закончится. Они не пытались избежать его. Животные, которые изначально переносили болевое воздействие той же силы – но могли его избежать – не становились впоследствии беспомощными. Они получили прививку от выученной беспомощности.

Человек ведет себя точно так же: в хрестоматийном эксперименте на людях, проведенном Дональдом Хирото {5} и с тех пор многократно повторенном, испытуемых методом случайного отбора делили на три группы. Такой эксперимент я называю триадным. Члены одной группы (способной избежать ущерба) подвергались вредному, но не причиняющему сильного ущерба воздействию (например, слышали громкий звук). Когда человек нажимал кнопку, расположенную перед ним, звук стихал. То есть испытуемый мог сам предпринять действия, чтобы избежать воздействия этого звука. Вторая группа (неспособная избежать ущерба) была связана с первой. Она слышала в точности такой же звук, но он возникал и стихал независимо от того, что делали участники эксперимента. Вторая группа была беспомощна по определению, поскольку вероятность прекращения звука в ответ на любую их реакцию равнялась вероятности его прекращения при отсутствии какой бы то ни было реакции. В оперативном плане приобретенная беспомощность определяется тем фактом, что вы не можете повлиять на происходящее, что бы ни предпринимали. Важно, что обе группы – и способная, и не способная избежать ущерба – сталкивались с одним и тем же объективным раздражителем. На третью группу (контрольную) никаких воздействий не оказывалось. Это – первая часть триадного эксперимента.

Вернитесь к предыдущему абзацу и убедитесь, что понимаете, как построен такой эксперимент, в противном случае все сказанное в этой главе будет иметь для вас мало смысла.

Итак, первая часть эксперимента вызывает выученную беспомощность, вторая часть демонстрирует ее драматические последствия. Вторую часть проводили некоторое время спустя и в другом месте. Как правило, на этом этапе все три группы получали «черный ящик». Человек засовывал в него руку, и раздавался громкий звук. Если испытуемый сдвигал руку на несколько сантиметров, звук прекращался. Люди из группы, способной избежать ущерба, и из контрольной группы быстро учились сдвигать руку, чтобы избавиться от звука. Члены группы, не способной избежать ущерба, как правило, не шевелились. Они просто сидели и ждали, когда звук прекратится сам собой. Первая часть эксперимента научила их, что никакие их действия не имеют значения, поэтому и сейчас они не думали, что что-то им поможет, и не пытались спастись.

Я знал множество историй о людях, беспомощных настолько, что они заболевали и даже умирали, и поэтому заинтересовался: не может ли выученная беспомощность каким-то образом внедриться в организм, подорвать здоровье и жизненные силы? Интересовало меня и обратное: вопрос, заданный Полом Тарини. Может ли психологическое состояние осознания собственной силы – как противоположность беспомощности – как-то повлиять на организм изнутри, укрепив его?

Это и есть причина проведения именно триадного эксперимента, когда есть три группы (способная и неспособная избежать ущерба, а также контрольная), который стал образцом исследования в области выученной беспомощности. Наличие контрольной группы, участники которой не имеют опыта взаимодействия с раздражителем, снижает возможность сделать двунаправленный вывод. Вредит ли беспомощность человеку, помогает ли ему осознание своей силы? Ответ на вопрос «вредит ли беспомощность?» («патологический» вопрос) лежит во второй части эксперимента, где сравниваются люди, слышавшие ранее звук, который не могли избежать, с членами контрольной группы, которые не сталкивались с ним. Если во второй части эксперимента группа, не способная избежать ущерба, покажет результаты хуже чем контрольная – беспомощность вредит человеку.

Обратный вопрос формулируется так: «укрепляет ли человека осознание своей силы?» («позитивный» психологический вопрос). Ответ на него дает сделанное во второй части эксперимента сравнение людей, научившихся ранее избегать звук, с членами контрольной группы. Если они покажут лучшие результаты, значит осознание своей силы укрепляет их. Заметьте: худшие результаты «беспомощной» группы по отношению к группе осознающих свою силу менее интересны, чем сравнение обеих этих групп с контрольной. Дело в том, что беспомощная группа показывала бы худшие результаты, чем группа осознающих свою силу и в случае, если беспомощность ослабляет людей, и в случае, если осознание своей силы укрепляет их, и в случае, если и то и другое верно одновременно.

Вот идея, лежащая в основе вопроса Пола Тарини, идея настолько очевидная, что ее легко вовсе упустить. Благодаря Фрейду и его подходу психология и медицина смотрят на мир сквозь призму патологии и интересуются лишь вредным воздействием неблагоприятных событий. И психология, и медицина переворачиваются на 180 градусов, если задаешься вопросом, противоположным патологии: об укрепляющем воздействии событий благоприятных. И действительно, любые начинания – в области питания, иммунной системы, социального обеспечения, политики, образования или морали – направленные на лечение, упускают из виду эту идею и делают лишь полдела: исправляют недостатки, не пытаясь укреплять достоинства.

 

Психология болезни

Именно занимаясь приобретенной беспомощностью, я начал изучать психологию физических болезней. Лучшей попыткой ответить на вопрос о физическом здоровье стали триадные эксперименты на крысах, пораженных раком. Мадлон Висинтайнер и Джо Волпичелли, в то время мои аспиранты, пересаживали крысам злокачественную опухоль, которая давала коэффициент смертности 50 %. Затем крыс методом случайного отбора распределяли по трем группам, оказывавшимся в различных психологических условиях. Животных из первой группы подвергали шестидесяти четырем ударам электрического тока средней тяжести, но они могли их избежать (группа, «осознающая силу»). Из второй – таким же ударам, но избежать их было нельзя («беспомощная» группа). Крысы из третьей группы воздействию тока не подвергались (контрольная группа). Это была первая часть эксперимента.

На втором этапе мы просто ждали, какие крысы заболеют раком и погибнут, а какие справятся с болезнью. Как и ожидалось, в контрольной группе, не подвергавшейся воздействию тока, погибло 50 % особей. В «беспомощной» группе погибло три четверти животных, это доказывало, что беспомощность ослабляет организм. В группе, способной избежать ударов, погибла лишь четверть крыс, то есть подтверждалось, что осознание силы укрепляет организм.

Должен заметить, что этот эксперимент (отчет о нем опубликован в журнале Science в 1982 году {6}) был последним экспериментом на животных, который я проводил {7}. Скажу почему: я люблю животных, и собаки, которых мы держим, всегда обогащали мою жизнь. Поэтому, с этической стороны, мне очень трудно подвергать животных страданиям, с какой бы целью это ни делалось, даже гуманитарной. Но еще более значима научная сторона: обычно решить интересующий меня вопрос легче с испытуемыми-людьми, чем с животными. Все эксперименты на животных, по результатам которых пытаются сделать выводы в отношении людей, должны быть тесно сплетены с проблемой внешней валидности.

А это ключевая и очень трудная проблема, которой часто пренебрегают. В экспериментальной психологии меня изначально привлекла ее строгость – «внутренняя валидность». Золотым стандартом внутренней валидности стало проведение контролируемого эксперимента, потому что он позволяет установить логическую связь. Является ли огонь причиной кипения воды? Зажгите огонь, и вода закипит. Без огня (контрольный объект) вода не кипит. Вызывает ли неконтролируемое неблагоприятное событие ускорение темпов роста злокачественной опухоли? Сравните крыс, не имевших возможности избежать электрических разрядов, с теми, которые получая аналогичные разряды, могли себя обезопасить, и с теми, которые вообще не сталкивалась с воздействием тока. У крыс, которые получали удары током и не могли их избежать, раковые опухоли развивались в наибольшей степени, то есть неотвратимые разряды тока вели к росту раковых опухолей у крыс. Но что это говорит нам о причинах рака у людей и о влиянии на течение болезни чувства беспомощности? Это и есть проблема внешней валидности.

Когда противники психологических экспериментов выражают свое несогласие с ними, с усмешкой говоря о «белых крысах и студентах-второкурсниках», именно о внешней валидности и идет речь. И это не обывательское недовольство, которое психологи привычно не замечают. Все гораздо глубже. Homo sapiens во многих отношениях отличается от белой лабораторной версии Rattus norvegicus. Разряд тока, которого нельзя избежать, во многих отношениях отличается от известия, что ваш ребенок утонул, катаясь на лодке. Злокачественная опухоль, которую мы пересаживали Rattus norvegicus, во многом отличается от естественно возникающих у Homo sapiens раковых опухолей. Так что даже если внутренняя валидность идеальна – эксперимент строг, контрольная группа подобрана правильно, количество особей достаточно велико для надежности случайного отбора, статистические показатели безупречны, – мы все же не можем с уверенностью сделать вывод, что это отражает влияние неконтролируемых неблагоприятных событий на развитие заболеваний у людей.

Если уж делать что-то, то делать хорошо. Я пришел к мысли, что обеспечение внешней валидности – даже более важная, но куда более сложная научная задача, чем обеспечение валидности внутренней {8}. Психологи-ученые требуют, чтобы все всерьез занимающиеся психологией студенты проходили целые курсы по внутренней валидности – курсы «методологии». Эти курсы практически полностью посвящены именно внутренней валидности и почти никогда не затрагивают валидность внешнюю, которую часто смешивают чуть ли не с научной неграмотностью неспециалистов. Лекциями о внутренней валидности зарабатывают на жизнь сотни профессоров психологии, о внешней – ни один. К сожалению, сомнения общественности по поводу применения к жизни основополагающих, строгих научных знаний часто обоснованны, и все потому, что недостаточно ясны правила внешней валидности.

Например, поразительно, что отбор испытуемых определяется удобством исследователей, а не размышлениями о том, какие заключения должны быть получены, если эксперимент сработает. Белых крыс не использовали бы в психологических экспериментах, если бы в 1910 году существовали видеоигры. Психологи при выборе испытуемых не остановились бы на второкурсниках университетов, если бы в 1930 году был Интернет. Научный подход заключается в том, чтобы по возможности избежать проблем внешней валидности, работая с людьми в реальных ситуациях осознания силы или беспомощности, причем в воспроизводимых условиях. Понятно, что есть случаи, когда я признаю оправданность экспериментов на животных, но они ограничены областями, где влияние внешней валидности незначительно, этическая проблема эксперимента на людях непреодолима, а польза для человечества велика. Уверен, что на все вопросы, которых касается данная книга, лучше отвечает исследование, проведенное на людях, так что давайте вернемся к этим вопросам.

К сделанному выше описанию приобретенной беспомощности я должен добавить один важный факт. Когда мы подвергаем людей звуковому воздействию или животных разрядам электрического тока, если ни те, ни другие не могут этого избежать, беспомощными становятся не все. Как правило, около трети людей (и трети крыс, и трети собак) не постигает эта участь. И, как правило, примерно одна десятая часть людей (и крыс, и собак) беспомощны изначально: не требуется никаких лабораторных мероприятий, чтобы внушить им пассивность. Именно это наблюдение привело к возникновению области под названием «выученный оптимизм» {9}.

Мы хотели выяснить, кто никогда не становится беспомощным, поэтому систематически изучали, как люди, которым мы не могли привить беспомощность, интерпретируют неблагоприятные события {10}. Оказалось, что в лабораторных условиях трудно превратить в беспомощных тех испытуемых, которые уверены, что причины неудач в их жизни носят временный характер, изменчивы и локальны. Столкнувшись в лаборатории с громким звуком или в жизни – с уходом любимого человека и не имея возможности избежать этого, они думают: «Скоро это пройдет, я могу с этим что-то сделать, и это всего лишь один эпизод». Они быстро восстанавливаются после неудач, а проблемы на работе не сказываются на их личной жизни. Мы называем таких людей оптимистами. И наоборот, люди, для которых привычны рассуждения вроде «это будет длиться вечно, это все разрушит, я ничего не могу с этим поделать», быстро становятся беспомощными и в лабораторных условиях. Они не восстанавливаются после неудач, а семейные неурядицы отражаются на их работе. Таких мы зовем пессимистами.

И вот мы разработали опросник для измерения степени оптимизма {11}, а также методику контент-анализа {12} для слепой оценки оптимизма по каждому утверждению типа «потому что…» из речей, газетных цитат и дневников тех, кто не мог принять участие в опросе – президентов, знаменитых спортсменов, давно умерших людей. И обнаружили, что пессимисты {13} легче поддаются депрессии, чем оптимисты, добиваются меньших успехов в работе, в учебе и на спортивном поприще, а их взаимоотношения с людьми гораздо менее устойчивы.

Влияют ли оптимизм и пессимизм, эти великие усилители выученной беспомощности и осознания своей силы, на болезни? И посредством какого механизма? Какое воздействие на болезни оказывают другие позитивные психологические переменные вроде радости, энергии, хорошего настроения? Обсудим это на примере разных заболеваний в таком порядке: сердечно-сосудистые, инфекционные, онкологические, а также смертность по любым причинам. {

 

}Сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ)

 

В середине 1980-х годов 120 мужчин из Сан-Франциско перенесли свой первый инфаркт – эти люди входили в контрольную, не подвергавшуюся лечению, группу масштабного исследования факторов риска (MRFIT). Исследование разочаровало многих психологов и кардиологов, поскольку в конечном итоге показало отсутствие влияния на сердечно-сосудистые заболевания тренингов, направленных на изменение типа личности испытуемых с А (агрессивные, ценящие время, недружелюбные) на Б (беззаботные). Однако эти 120 мужчин из контрольной группы представляли большой интерес для меня и Грегори Бьюкенена (тогда студента-старшекурсника Пенсильванского университета), поскольку о них было известно очень многое: степень повреждения сердца в результате инфаркта, кровяное давление, уровень холестерина, масса тела и образ жизни, – все традиционные факторы риска сердечно-сосудистых заболеваний. Кроме того, эти люди прошли интервью – отвечали на вопросы, как они живут: о семьях, работе, хобби. Мы взяли все утверждения типа «потому что…» из видеозаписей этих интервью и пометили их как оптимистичные или пессимистичные.

В течение следующих восьми с половиной лет 50 % этих мужчин умерли от второго инфаркта, и мы вскрыли запечатанные конверты. Смогли ли мы предсказать, у кого случится второй инфаркт? Ни один из обычных факторов риска смерть не предсказал: ни кровяное давление, ни уровень холестерина, ни даже степень повреждения сердца в результате первого инфаркта. Только оптимизм восемью с половиной годами раньше прогнозировал второй инфаркт {14}: из шестнадцати самых пессимистичных умерли пятнадцать. Из шестнадцати самых оптимистичных мужчин – только пять.

Эти результаты многократно подтверждены более крупными исследованиями сердечно-сосудистых заболеваний с использованием различных показателей оптимизма.

 

Комитет по делам ветеранов: исследование возрастных норм

В 1986 году 1306 ветеранов заполнили Миннесотский многоаспектный личностный опросник (MMPI), после чего над ними на десять лет установили медицинское наблюдение. За это время отмечено 162 случая сердечно-сосудистых заболеваний. В MMPI входила оценочная шкала оптимизм-пессимизм, которая надежно предсказывала уровень смертности в других исследованиях. Измеряемыми переменными были курение, употребление алкоголя, кровяное давление, уровень холестерина, масса тела, семейная история сердечно-сосудистых заболеваний, а также тревога, депрессия и враждебность, и все они контролировались статистически. Мужчины более оптимистичного склада (одно стандартное отклонение выше среднего) сталкивались с сердечно-сосудистыми заболеваниями на 25 % реже, чем в среднем {15}, а у менее оптимистичных испытуемых (одно стандартное отклонение ниже среднего) сердечно-сосудистые заболевания встречались на 25 % чаще, чем в среднем. Эта тенденция прослеживалась четко и продолжительно, говоря о том, что больший оптимизм защищает людей, а меньший – ослабляет их.

 

Европейское проспективное исследование

В 1996–2002 годах проводилось наблюдение за более чем 20 000 здоровых взрослых британцев, за это время из них умерли 994 человека, в том числе 365 – от сердечно-сосудистых заболеваний. В начале исследования фиксировались многие физические и психологические показатели: например, курение, общественное положение, уровень враждебности и невроза. При помощи семи вопросов оценивалась уверенность в своих силах:

1. Я почти не контролирую то, что со мной происходит.

2. Некоторые проблемы, с которыми я сталкиваюсь, действительно не имеют решения.

3. Я мало что могу сделать для того, чтобы изменить многие важные для меня вещи.

4. Я часто чувствую беспомощность, сталкиваясь с жизненными проблемами.

5. Иногда мне кажется, что жизнь меня бросает из стороны в сторону.

6. То, что произойдет со мной в будущем, зависит в основном от меня.

7. Я могу добиться почти всего, на что действительно настрою свой ум.

Эти вопросы покрывают весь диапазон от беспомощности до осознания своей силы. На вероятность смерти в результате сердечно-сосудистых заболеваний оказывала сильное влияние степень осознания своей силы {16}, при одинаковых показателях отношения к курению, общественного положения и других психологических переменных. Люди с высокой (одно стандартное отклонение выше среднего) степенью осознания своей силы умирали от сердечно-сосудистых заболеваний на 20 % реже, чем участники исследования со средним значением этого показателя, а те, у кого был высокий уровень беспомощности (одно стандартное отклонение ниже среднего) умирали на 20 % чаще. Это же верно и для смертности по любым причинам, а также – в меньшей степени, но все же на уровне статистической значимости – для смертности от рака.

 

Голландские мужчины и женщины

В Нидерландах, начиная с 1991 года, на протяжении девяти лет проходило наблюдение за 999 мужчинами и женщинами в возрасте от 65 до 85 лет. За это время 397 человек умерли. В начале наблюдения исследователи изучили их здоровье, образование, отношение к курению и алкоголю, историю сердечно-сосудистых заболеваний, семейное положение, массу тела, кровяное давление, уровень холестерина, а также степень оптимизма, которая оценивалась по результатам ответа на четыре вопроса (выражалось согласие по шкале от 1 до 3):

1. Я все еще многого ожидаю от жизни.

2. Я не заглядываю вперед и не думаю о том, что ждет меня в ближайшие годы.

3. Я все еще полон планов.

4. Я часто чувствую, что жизнь полна обещаний.

Пессимизм был очень четко связан с уровнем смертности {17}, особенно при прочих равных факторах риска. Уровень смертности от сердечно-сосудистых заболеваний в случае оптимистов составлял всего 23 % от уровня смертности среди пессимистов, для смертности по любым причинам – 55 %. Интересно, что эта защита характерна для оптимизма, в то время как ответы на вопросы, характеризующие ориентацию на будущее или на настоящее, такие как «Часто радостно смеюсь» (это лучше читать на голландском) или «Большую часть времени я нахожусь в хорошем расположении духа», не предсказывали уровень смертности.

В другом исследовании – медицинском опросе провинции Новая Шотландия (Канада) – при помощи группы медсестер была проведена оценка позитивных эмоций (радость, счастье, воодушевление, энтузиазм, удовлетворение) 1739 здоровых взрослых. В течение следующих десяти лет участники опроса с более высоким уровнем позитивных эмоций реже сталкивались с болезнями сердца – каждый балл по пятибалльной шкале позитивных эмоций означал меньшую на 22 % вероятность заболевания. Степень оптимизма не оценивали, так что у нас нет возможности определить, проявлялся ли через позитивные эмоции именно он {18}.

Влияние «голландского» оптимизма оказалось устойчивой тенденцией – для всей выборки большая степень оптимизма коррелировала с меньшим уровнем смертности. Эти результаты показывают биполярность эффекта: уровень смертности у оптимистов ниже, а у пессимистов – выше, чем в среднем по населению. Вспомните вопрос Пола Тарини: существуют ли ресурсы здоровья, которые укрепляют организм, ослабляя факторы риска? Исследование говорит, что оптимизм делает людей в их борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями сильнее по сравнению со средними данными, и в то же время подтверждает, что пессимизм делает их слабее.

Может, истинный виновник – депрессия? В целом пессимизм довольно сильно коррелирует с ней, а сама депрессия, судя по результатам многих исследований, также коррелирует с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Вы можете спросить: а не связано ли влияние пессимизма на уровень смертности с развитием депрессии? Похоже, ответ – «нет», поскольку оптимизм и пессимизм оказывают влияние и при условии статистически постоянного уровня депрессии.

 

Инициатива «Здоровье женщин»

В ходе этого крупнейшего на сегодняшний день изучения связи между оптимизмом и сердечно-сосудистыми заболеваниями 97 000 женщин, здоровых на момент начала эксперимента – в 1994 году, наблюдались в течение 8 лет. Как обычно при проведении эпидемиологических исследований, сразу фиксировались возраст, национальность, образование, вероисповедание, состояние здоровья, масса тела, отношение к алкоголю и курению, кровяное давление и уровень холестерина. Эпидемиологические исследования изучают ситуацию со здоровьем в крупных популяциях. Степень оптимизма измерялась при помощи проверенного «теста жизненной ориентации», который содержит десять утверждений вроде «Во времена неопределенности я обычно надеюсь на лучшее», и «Если со мной может произойти что-то плохое, это обязательно случится». Важно, что отслеживались и симптомы депрессии, а также была проведена оценка их влияния. Оптимисты (из верхнего квартиля) на 30 % реже умирали от ишемической болезни сердца, чем пессимисты {19} (нижний квартиль). Тенденция уменьшения смертности как в результате сердечно-сосудистых заболеваний, так и по другим причинам, сохранялась для всего распределения степеней оптимизма, снова показывая, что оптимизм оберегал женщин, а пессимизм вредил им. Это оставалось верным при прочих равных, включая симптомы депрессии, факторах риска.

 

Что-то, ради чего стоит жить

Есть одно качество, которое, похоже, как и оптимизм, ограждает от сердечно-сосудистых заболеваний: икигаи. Это японское слово означает что-то, ради чего стоит жить {20}, и близко связано со «смыслом» в концепции процветания (элементом «С» в аббревиатуре ЭСВОД), а также с оптимизмом. Известно о трех проспективных исследованиях икигаи в Японии, и все они подтверждают, что высокий уровень икигаи снижает риск смерти от сердечно-сосудистых заболеваний, даже когда в качестве контрольных переменных выступали традиционные факторы риска и стресс. По результатам одного из исследований, уровень смертности от ССЗ среди мужчин и женщин без икигаи был на 160 % выше, чем у тех, кто обладал икигаи. Во втором исследовании у мужчин с икигаи риск смерти от ССЗ составлял примерно 86 % по сравнению с мужчинами без икигаи. То же было верно и для женщин, но не так явно выражено. Третье исследование установило, что риск смерти от инсульта мужчин с высоким икигаи составляет всего 26 % от риска участников с низким икигаи, но связь с болезнями сердца не отслеживалась.

 

Сердечно-сосудистые заболевания: заключение

Все исследования оптимизма и ССЗ сходятся в том, что оптимизм крепко связан с защитой от сердечно-сосудистых заболеваний. Это справедливо даже с поправкой на традиционные факторы риска – избыточный вес, курение, чрезмерное употребление алкоголя, высокий уровень холестерина и повышенное кровяное давление. И с поправкой на депрессию, и с поправкой на стресс, и с поправкой на кратковременные позитивные эмоции. Это справедливо при различных способах оценки степени оптимизма. Что важнее всего, установленный эффект биполярен, то есть, по сравнению со средними значениями оптимизма и пессимизма, повышенная степень оптимизма защищает людей, а повышенная степень пессимизма вредит им.

Инфекционные заболевания

Как долго длятся ваши простуды? Некоторые люди выздоравливают в течение семи дней, а многие болеют две-три недели. Кому-то удается не заболеть, даже когда всем вокруг прописан постельный режим, другие переносят по шесть простуд в год. Вы с ходу предположите: «Это, вероятно, связано с различиями в иммунитете», но я должен предостеречь вас от распространенной веры в иммуномифологию. Хотелось бы, чтобы эта наука доказала, что люди с «более сильной» иммунной системой лучше сопротивляются инфекционным заболеваниям, но до подтверждения пока далеко. Зато, как ни удивительно, гораздо лучше подтверждается влияние психологического состояния человека на его восприимчивость к болезням. Как было установлено, что эмоции влияют на инфекционные заболевания, – одна из самых замечательных страниц в истории психологии. Ее главный герой – застенчивый и мягкий профессор университета Карнеги-Меллона Шелдон Коэн, один из немногих ученых, которые проводят успешные исследования на стыке биологии и психологии.

Стало общим местом то, что счастливые люди редко жалуются, меньше рассказывают о своих болях и недомоганиях {21} и в целом имеют более крепкое здоровье. По контрасту с ними люди несчастные чаще жалуются на боль и считают себя не очень здоровыми. Не исключено, что на самом деле и у тех, и у других одни и те же физические симптомы, а счастье и несчастье влияют лишь на их восприятие. Кроме того, в сообщении о симптомах может отражаться и известное смещение: несчастные люди замечают лишь неприятное, а счастливые фокусируются на том, что идет хорошо (заметьте: это смещение не объясняет результаты исследований, посвященных связи оптимизма с сердечно-сосудистыми заболеваниями, поскольку там речь шла не о восприятии симптомов, а о смерти). Поэтому проще отбросить как не заслуживающие внимания артефакты отчетности множество наблюдений, подтверждающие, что люди, подверженные депрессии, чаще переносят простуду и сильнее страдают от нее, а счастливые люди простужаются реже и переносят ее легче. Именно на этом и стояла медицина до открытия Шелдона Коэна.

Шелдон первым осмелился по-настоящему заразить добровольцев риновирусом, возбудителем острых респираторных заболеваний – вашей простуды. Я упомянул о смелости, потому что то, как ученый получал одобрение на проведение исследований у Экспертного совета Карнеги-Меллона (см. ниже) – это душераздирающая история, которая еще ждет своего летописца. Но, как мы увидим, нужно сказать «спасибо», что исследования прошли тест на этичность.

 

Этика и экспертные советы

Мое восхищение смелостью Шелдона и благодарность за то, что ему позволили провести эксперименты, которые я собираюсь коротко описать, основаны на глубокой озабоченности препонами, стоящими на пути нынешней американской науки. Начиная с 1970-х годов всех ученых обязали сообщать независимым органам о планируемых исследованиях и получать одобрение их этичности. Такие органы называются экспертными советами, а требование о необходимости анализа на этику идет в кильватере скандалов, связанных с неполным информированием пациентов и испытуемых о потенциально опасных процедурах, которые к ним применялись. Экспертные советы помогают университетам избежать судебных исков и соответствуют интересам полностью открытого общества. Недостаток же заключается в том, что их содержание очень затратно. Предположу: Пенсильванский университет (всего лишь одна из тысяч американских исследовательских организаций) расходует на экспертные советы много больше 10 миллионов долларов в год. Эти советы завалили ученых бумажной работой – думаю, что моя лаборатория не меньше пятисот часов в год тратит на заполнение их форм.

Когда-то экспертные советы создавались, чтобы исчерпывающе информировать испытуемых и предупреждать их о возможном серьезном вреде, но постепенно их миссия кардинально изменилась. Теперь каждый раз, когда ученый хочет опробовать хотя бы невинный опросник по теме «счастье», его первой задачей становится отнимающая долгие часы подготовка документов для экспертного совета университета. Насколько я знаю, потратив сорок лет и много миллиардов долларов, экспертные советы пока не спасли ни единой человеческой жизни. Но главное даже не это, а то, что они тормозят попытки заниматься наукой, потенциально способной спасать жизни. Вот пример самого спасительного исследования в истории психологии из всех, мне известных, а может, и в истории медицины в целом. Он показывает, что не так с экспертными советами.

Худшая эпидемия безумия из документально зафиксированных началась несколько лет спустя после того, как Христофор Колумб открыл Новый Свет, и продолжалась со все возрастающей силой до начала двадцатого столетия. Недуг получил название «прогрессивный паралич». Он начинается со слабости в руках и ногах, затем появляются симптомы эксцентричности, за которыми следуют явные проявления мании величия, после чего развивается обширный паралич, ступор, и наступает смерть. Причины его неизвестны, но есть подозрения, что вызывается он сифилисом. Сообщений о случаях, когда пациенты точно болели сифилисом, недостаточно, поскольку им противостоят случаи, когда больные твердо отрицали, что когда-либо перенесли его, и когда у людей действительно не находили признаков этого передающегося половым путем вируса. Около 65 % больных прогрессивным параличом перенесли сифилис по сравнению с 10 % людей, не подверженных этому психическому расстройству. Но это свидетельство, конечно, довольно неопределенное: оно не означает причинно-следственную связь, поскольку не подтверждено, что все 100 % больных прогрессивным параличом когда-то перенесли и сифилис.

Явные симптомы сифилиса – язвы на гениталиях – обычно исчезают через несколько недель, но сама болезнь не проходит. Как и корью, заболеть сифилисом второй раз невозможно. Короче говоря, если сифилитик (больной прогрессивным параличом) вступит в контакт с другим возбудителем сифилиса, на его гениталиях не образуется язв.

Есть только одно, хотя и довольно рискованное, средство экспериментально выяснить, все ли больные прогрессивным параличом ранее перенесли сифилис. Если вы инфицируете такого больного вирусом сифилиса, то получите поразительный результат. Пациент не поддастся болезни, поскольку невозможно заболеть сифилисом повторно. Поставив на это, немецкий невропатолог Рихард фон Крафт-Эбинг (1840–1902) провел свой критически важный эксперимент. В 1897 году он привил девяти больным прогрессивным параличом, отрицавшим, что когда-либо болели сифилисом, материал, взятый из сифилитических язв. Ни у кого из них не появились язвы, то есть все они уже были инфицированы ранее {22}.

Работа Крафт-Эбинга оказалась столь успешной, что вскоре самое распространенное психическое заболевание девятнадцатого века искоренили благодаря противосифилитическим препаратам. Удалось спасти сотни тысяч жизней.

Мораль этой истории в том, что сегодня такой эксперимент провести было бы нельзя. Ни один экспертный совет его не одобрил бы. Но хуже всего то, что ни один ученый – пусть самый смелый – даже не подал бы такой проект экспертному совету, независимо от возможного количества спасенных жизней.

Исследования Коэна, как и Крафт-Эбинга, заслуживают определения «смелые» потому, что потенциально способны спасти много жизней. Коэн в ходе смелого эксперимента первым обнаружил причинно-следственную связь между позитивными эмоциями и инфекционными заболеваниями. Во всех исследованиях Коэна большое количество здоровых добровольцев вначале в течение семи дней проходили ежевечернее интервью. Им хорошо платили и полностью информировали о рисках. Хотя многие экспертные советы и такое исследование остановили бы, поскольку для них «хорошо платили» означает «принуждали».

В результате интервью и тестирования выявлялось среднее настроение – позитивные и негативные эмоции. Позитивные определялись такими оценками, выставленными наблюдателем, как «заводной», «энергичный», «счастливый», «непринужденный», «расслабленный» и «веселый». Негативные – оценками «грустный», «депрессивный», «несчастный», «нервный», «враждебный» и «обидчивый». Обратите внимание, что речь идет об оценке не ориентированных на будущее качеств оптимизма и пессимизма (например, как высказывание «Я ожидаю, что случится много плохого»), как в работах, посвященных связи настроения и сердечно-сосудистых заболеваний, а скорее об оценке сиюминутного эмоционального состояния. Также измерялись потенциально значимые внешние факторы: возраст, пол, национальность, состояние здоровья, масса тела, уровень образования, качество сна, питания, уровень физической нагрузки, титры антител и степень оптимизма.

Затем всем добровольцам впрыскивали в нос риновирус (тень Крафта-Эбинга) и шесть дней держали под наблюдением в карантине, чтобы дать возможность развиться заболеванию. Тяжесть его оценивалась не только на основе личного сообщения испытуемых о своих симптомах (которые могли быть смещены за счет индивидуальных различий в готовности жаловаться), но и более объективно – по количеству выделяемой слизи (взвешивались использованные носовые платки) и заложенности носа (по времени, которое требовалось впрыснутому в нос красителю, чтобы достичь задней стенки глотки). Результаты оказались замечательными и убедительными:

Люди, которые демонстрировали больше позитивных эмоций до ингаляции риновируса, реже заболевали простудой {23}, чем люди со средним уровнем позитивных эмоций. А те, в свою очередь, болели реже, чем испытуемые с низким уровнем позитивных эмоций.

Этот эффект проявляется в обоих направлениях, то есть высокий уровень позитивных эмоций укрепляет добровольцев по сравнению со средним по выборке, а низкий – ослабляет их по сравнению с тем же средним показателем:

Отмечено также некоторое влияние негативных эмоций, когда люди с низким их уровнем заболевают реже остальных. Важно однако то, что явной движущей силой являются не негативные, а позитивные эмоции.

Но благодаря какому биологическому механизму позитивные эмоции способны снижать подверженность инфекциям дыхательных путей? Поскольку добровольцев содержали в карантине под тщательным наблюдением, различия в сне, питании, уровне кортизола, цинка и физической нагрузки были исключены.

Главное, что их отличало, это количество интерлейкина-6, протеина, связанного с воспалением.

Чем сильнее выражен позитивный эмоциональный настрой (ПЭН), тем ниже уровень интерлейкина-6 (ИЛ-6) {24} и, соответственно, меньше воспаление:

Шелдон повторил исследование с использованием вируса гриппа {25}, результаты оказались такими же: определяющий фактор – позитивный эмоциональный настрой. Более того, он исключил различия в самоотчетах о состоянии здоровья, оптимизме, экстраверсии, депрессии и самооценке.

 

Рак и смертность по любым причинам

Панацея ли позитивные психические состояния? В своих самых первых работах о беспомощности и болезнях в начале 1970-х годов я предупреждал о пределах, в которых психология, в частности, оптимизм, может влиять на физические заболевания. Особенно меня беспокоили тяжелые недуги – я задавался вопросом, а способно ли вообще психологическое состояние больного влиять на неизлечимые болезни, особенно на последней их стадии? Образно я написал об этом так: «Когда на вас падает строительный кран, оптимизм не поможет» {26}.

Барбара («Ненавижу надежду») Эренрейх

Об этом мне напомнило недавнее австралийское исследование, показавшее, что надежда и оптимизм не оказывают сколько-нибудь значимого влияния на продолжительность жизни пациентов с неоперабельным раком {27}. Барбара Эренрейх недавно выпустила книгу Bright-Sided: How the Relentless Promotion of Positive Thinking Has Undermined America {28}, в которой вначале описывает свой опыт общения с преисполненными благими намерениями тружениками здравоохранения, уверявшими, что она может избавиться от рака груди, если станет позитивнее смотреть на жизнь. Затем автор переходит к отрицанию позитивной психологии. Эренрейх обижается на «политику счастья», утверждая, что для победы над раком старалась выглядеть веселой. Нет никаких причин верить, что поддельные позитивные эмоции, единственная цель которых – жить дольше – обязательно сработают, и я не знаю никого, кто предлагает убеждать пациентов, чтобы они имитировали благополучие. Но, несмотря на это, Эренрейх озаглавила британское издание своей книги Smile or Die {29}.

После выхода книги в Англии у нас состоялся откровенный обмен мнениями. Я послал ей только что опубликованную статью о продолжительности жизни игроков в бейсбол. Улыбчивость персонажей на фотографиях в ежегоднике Baseball Register за 1952 год предсказывала, как долго будут жить спортсмены, и те, что улыбались искренне («дюшеновской» улыбкой), прожили на семь лет дольше тех, что совсем не улыбались {30}.

«Думаю, тогда я обречена», – саркастически заметила она в ответ.

«Уверен, что Ваш анализ ошибочен и не учитывает все имеющиеся свидетельства. Ведь сердечно-сосудистые заболевания, смертность от любых причин и, вполне возможно, рак зависят не от фальшивых улыбок, а скорее от ЭСВОД, то есть сочетания позитивных эмоций, смысла, позитивных отношений и достижений», – ответил я. – «У Вас может недоставать первого (как и у меня), но, полагаю, имеется в избытке все остальное, и Ваша книга, какой бы чуждой мне по духу ни была, явно имеет для Вас смысл и представляет собой позитивное достижение. Поэтому – по иронии судьбы – нападая на позитив, Вы привносите его в свою жизнь (если позитив воспринимать шире, чем просто улыбка через силу). Так что Вы не обречены».

Книга Эренрейх игнорирует целый пласт научной литературы, тем не менее она получила ряд благоприятных отзывов, авторы которых приняли некоторые выводы Эренрейх за чистую монету. Наиболее характерный отклик вышел из-под пера Майкла Шермера, основателя и редактора журнала Sceptic: «Эренрейх методично разбирает постулаты позитивной психологии, доказывает их научную необоснованность и в конечном итоге опровергает их, как и существование якобы целительного эффекта позитивного образа мыслей. Свидетельств мало {31}. Уровень статистической значимости низок. Немногие строгие доказательства часто или невоспроизводимы, или опровергаются последующими исследованиями». Однако читатель узнал из этой главы, что свидетельств много, уровень статистической значимости высок, а результаты повторяются снова и снова.

Итак, если отбросить разглагольствования Эренрейх и Шермера, как же обстоят дела с доказательствами наличия связи между позитивным отношением к жизни и раком? Наиболее полное исследование «Оптимизм и физическое здоровье: метааналитический обзор» было опубликовано в 2009 году в журнале Annals of Behavioral Medicine. В нем проведен сравнительный анализ восьмидесяти трех различных исследований, посвященных оптимизму и физическому здоровью {32}. Таким образом усреднены результаты всех методологически значимых работ по этой теме во всей научной литературе. Вообще конфликтующие результаты стали нормой для изучения влияния психологического благополучия на выживание, как сами по себе, так и для почти любых других изысканий в социальных науках (что и движет науку вперед).

Авторы обзора задаются вопросом: до какой степени оптимизм прогнозирует смертность от любых причин, в результате сердечно-сосудистых заболеваний, нарушений иммунитета и рака? Восемнадцать из восьмидесяти трех исследований, охватывавшие 2858 пациентов, касались рака. Их результаты говорят, что более оптимистичные люди лучше переносят рак, и статистическая значимость этих результатов высока. Крупнейшее и самое недавнее исследование прошло в рамках упоминавшейся выше инициативы «Здоровье женщин» с участием 97 253 женщин. В нем оценивались возможности оптимизма и «недоверчивой враждебности» по предсказанию сердечно-сосудистых заболеваний, смертности от любых причин и рака. Как уже говорилось, существенным прогностическим фактором смертности от ССЗ оказался пессимизм. Важно, что пессимизм и недоверчивая враждебность стали серьезным прогностическим фактором и для рака, особенно среди женщин афро-американского происхождения, хотя этот эффект оказался и слабее, чем в случае с сердечно-сосудистыми заболеваниями {33}.

Эренрейх просила меня помочь ей в работе над книгой. Мы дважды встречались и говорили в основном о литературе, посвященной здоровью. Затем я направил ей исчерпывающий список книг и статей. Однако вместо того, чтобы представить весь спектр исследований, она отобрала лишь то что ей было выгодно, сделав упор на немногочисленные работы, которые не дали положительных свидетельств. При этом, она вообще «не заметила» хорошо подготовленные и проведенные исследования, показавшие, что оптимизм явно предсказывает лучшие результаты с точки зрения смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, от любых причин и от рака. Необъективный отбор доказательств типичен для легких форм интеллектуальной нечестности, но в вопросах жизни и смерти такая необъективность, направленная на умаление ценности оптимизма и надежды для женщин, больных раком, на мой взгляд – опасное злоупотребление профессиональным положением.

Конечно, не существует экспериментальных исследований, в которых испытуемых случайным образом распределяют по группам с целью «наделения» их оптимизмом и раком, так что сомнения в том, вызывает ли пессимизм рак и смерть, вполне понятны. Но с учетом того, что в ходе исследований контрольными являются иные факторы риска рака, их результаты показывают – оптимистичные пациенты чувствуют себя лучше. Этого достаточно, чтобы проводить рандомизированный плацебоконтролируемый эксперимент, в котором пессимистичные женщины, отобранные случайным образом, проходят тренинг в рамках Программы развития жизнестойкости Пенсильванского университета или попадают в контрольную группу, получающую общую информацию о здоровье, а затем наблюдаются по линии состояния здоровья, уровня смертности, качества жизни и расходов на медицинское обслуживание.

Итак, я считаю, что литература, посвященная раку, заметно смещена в сторону представлений о пессимизме как о факторе риска развития рака. Но поскольку значимой связи между ними в большинстве исследований рака не обнаружено (хотя ни одно из них определенно не показывает, что пессимизм хорош для раковых больных), я прихожу к выводу, что пессимизм – вероятный, но более слабый фактор риска в случае рака, чем в случае сердечно-сосудистых заболеваний и смертности от любых причин.

Поэтому я и оговариваю: судя по изученным мною работам, оптимизм и счастье вполне могут положительно влиять на больных раком, но только не в самых тяжелых случаях. Однако и тогда следует проявлять предусмотрительность и не отметать позитивность совсем. Одно из писем в ответ на мою статью об оптимизме, где упоминался «падающий строительный кран», начиналось так: «Уважаемый доктор Селигман, такой «кран» упал на меня, и я жив до сих пор лишь благодаря своему оптимизму».

Исследования, которые рассматривают смертность от любых причин, так или иначе касаются вопроса, поможет ли психологическое благополучие, если «строительный кран» упадет на вас. Недавно два психолога из лондонского университета, Йоичи Чида и Эндрю Степто, опубликовали результаты образцового всеобъемлющего сравнительного анализа {34}. Они изучили семьдесят исследований, тридцать пять из которых начинались со здоровыми участниками, а другие тридцать пять – с больными.

Этот метаанализ показал: все семьдесят исследований подтверждают, что психологическое благополучие действительно защищает. Эффект особенно силен, если вы в настоящее время здоровы. Вероятность смерти от любых причин у людей с высоким уровнем благополучия на 18 % ниже, чем у людей с низким. По исследованиям, начинавшимся с больными, этот эффект был небольшим, но все же статистически значимым – высокий уровень благополучия означал на 2 % меньшую вероятность смерти. Если же говорить о различных причинах смерти, то ощущение благополучия защищает людей от смерти в результате сердечно-сосудистых заболеваний, почечной недостаточности и ВИЧ, но не от рака.

 

Может, все дело в благополучии? Способно ли оно нас защитить?

 

Я прихожу к выводу, что оптимизм четко связан со здоровой сердечно-сосудистой системой, а пессимизм – с риском ССЗ. Я прихожу к выводу, что позитивный настрой связан с защитой от простуды и гриппа, а негативный – с более высоким риском простуды и гриппа. Я прихожу к выводу, что очень оптимистичные люди могут снизить риск развития рака.

Я прихожу к выводу, что здоровые и психологически благополучные люди сталкиваются с меньшим риском смерти от любых причин. Но почему?

Первый шаг в ответе на вопрос «почему?» заключается в выяснении, а действительно ли имеет место причинно-следственная связь, или это всего лишь корреляция? Это – важнейший научный вопрос, поскольку истинной причиной может быть некая побочная переменная, скажем, любящая мать или избыток серотонина. То есть, вероятно, что любящая мать или избыток серотонина обеспечивают и крепкое здоровье, и психологическое благополучие. Невозможно исключить абсолютно все побочные переменные, но в большинстве перечисленных выше исследований вероятность их проявления устраняется за счет статистического выравнивания людей с точки зрения их физического развития, кровяного давления, уровня холестерина, курения и множества других факторов.

Золотым стандартом для устранения всех побочных переменных стал рандомизированный плацебоконтролируемый эксперимент, и в литературе о связи оптимизма и здоровья есть описание только одного исследования {35}, проведенного по такой схеме. Пятнадцать лет назад, в самом начале учебного года в Пенсильванском университете, я направил студентам-первокурсникам «опросник атрибутивного стиля», и все они его заполнили (сразу после поступления студенты охотно идут на сотрудничество). Затем мы с Грегори Бьюкененом написали тем из них, кто вошел в наиболее пессимистичный квартиль и, судя по негативному стилю объяснять события, рисковал получить депрессию. Рандомно отобранных из них пригласили или пройти восьминедельный «семинар по стресс-менеджменту» на базе Программы развития жизнестойкости Пенсильванского университета (развитие приобретенного оптимизма), описанной в главах «Позитивное образование» и «Армейская стойкость», или войти в контрольные группы, на участников которых не предполагалось как-то воздействовать. Мы обнаружили, что через тридцать месяцев после семинара, как и ожидалось, степень оптимизма заметно выросла, а уровень депрессии и тревоги снизился. Также по прошествии этого времени мы оценили физическое здоровье студентов. Испытуемые из семинарской группы отличались более крепким здоровьем, чем из контрольной, меньше сообщали о симптомах физического недомогания и реже посещали университетский медицинский центр с целью лечения. Они чаще приходили к врачам для профилактических осмотров, питались более здоровой пищей и вели более здоровый образ жизни.

Результаты этого единственного эксперимента говорят о том, что изменения в степени оптимизма уже улучшают здоровье, поскольку случайное распределение испытуемых между группой вмешательства и контрольной группой устраняет влияние неизвестных побочных переменных. Неизвестно, имеется ли такая причинно-следственная связь между оптимизмом и сердечно-сосудистыми заболеваниями – в соответствующей литературе нет никаких описаний, потому что никто пока не проводил рандомизированное исследование, обучая пациентов оптимизму с целью предотвратить сердечные приступы. Пока есть лишь один голос в пользу причинно– следственной связи.

 

Почему оптимисты менее уязвимы перед болезнями

За счет чего оптимизм делает людей менее, а пессимизм – более уязвимыми перед сердечно-сосудистыми заболеваниями? Возможные причины делятся на три большие категории:

1. Оптимисты не сидят сложа руки и ведут более здоровый образ жизни. Оптимисты верят, что их действия что-то значат, в то время как пессимисты уверены в своем бессилии что-либо изменить и считают, что все их действия не значат ничего. Оптимисты пытаются что-то сделать, а пессимисты впадают в пассивную беспомощность.

Вследствие этого оптимисты с готовностью выполняют медицинские предписания, что обнаружил Джордж Вейллант, когда в 1964 году был опубликован доклад главного врача службы здравоохранения США о связи курения и состояния здоровья: именно оптимисты бросали курить {36}, не пессимисты. Оптимисты не относились к себе с безразличием.

Если обобщать еще шире, то люди с высокой удовлетворенностью жизнью (которая сильно коррелирует с оптимизмом) тщательнее соблюдают диету, не курят и регулярно занимаются физическими упражнениями, чем те, чья удовлетворенность жизнью невысока. По данным одного исследования, счастливые люди и спят лучше, чем несчастные {37}.

Оптимисты не только с большей готовностью следуют рекомендациям врачей, но и предпринимают действия, чтобы избежать негативных событий, тогда как пессимисты ведут себя пассивно. Услышав предупреждение о приближении урагана, оптимисты скорее будут искать убежище, чем пессимисты, считающие ураган проявлением Божественной воли. Чем больше плохих событий на вас обрушивается, тем больше вы болеете.

2. Общественная поддержка. Чем больше у вас друзей, чем больше в жизни любви, тем меньше болезней. Джордж Вейллант обнаружил, что более крепким здоровьем отличаются люди, у которых есть кому позвонить в три часа ночи {38} и рассказать о своих проблемах. Джон Касиоппо выяснил, что одинокие гораздо менее здоровы, чем те, кто много общается {39}. Участники одного эксперимента должны были читать одинаковый текст незнакомым людям по телефону – или печальным, или радостным голосом. Услышав «пессимиста», люди быстрее вешали трубку. У счастливых людей обширнее социальные контакты, чем у несчастных, и такие социальные связи помогают нам чувствовать себя менее беспомощными в старости. Несчастье может любить компанию, но компания не любит несчастье, а возникающее вследствие этого одиночество пессимистов может вести к болезням.

3. Биологические механизмы. Возможных биологических путей множество. Один из них – иммунная система. Мы с Джуди Родин (о которой я упоминал в начале книги), Лесли Камен и Чарльзом Дуайером объединились в 1991 году, взяли анализы крови у пожилых оптимистов и пессимистов и проверили ее на иммунную реакцию. Кровь оптимистов активнее реагировала на угрозу {40} – производилось больше борющихся с инфекцией белых кровяных телец – чем у пессимистов. Мы выяснили, что депрессия и здоровье взаимосвязаны.

Другая возможность – общая генетика: оптимистичные и счастливые люди могут иметь гены, блокирующие сердечно-сосудистые заболевания и рак.

Еще один потенциальный биологический механизм – патологическая реакция сердечно-сосудистой системы на повторяющийся стресс. Пессимисты сдаются и ощущают большее напряжение, в то время как оптимисты легче справляются с ним. Регулярно испытываемый стресс, особенно если человек чувствует себя беспомощным, вероятно, мобилизует «гормон стресса» кортизол и другие виды реакции сердечно-сосудистой системы, которые вызывают или обостряют ущерб для стенок кровеносных сосудов и приводят к атеросклерозу {41}. Вспомните, что Шелдон Коэн обнаружил у печальных людей больше интерлейкина-6, химического вещества, связанного с воспалением, что ведет к увеличению числа простуд. Регулярно возникающие стрессовые ситуации и беспомощность могут запускать в организме целый каскад процессов, в том числе повышение уровня кортизола и понижение концентрации нейротрансмиттеров катехоламинов, что приводит к возникновению затяжного воспаления. Кроме того, у женщин, набирающих низкие баллы с точки зрения ощущения своей силы и высокие – с точки зрения депрессии, наблюдается более сильное отложение солей кальция в главной артерии – аорте {42}. У беспомощных крыс в триадном эксперименте атеросклероз развивается быстрее, чем у тех, которые демонстрируют уверенность в своих силах {43}.

Избыточное производство печенью фибриногена, вещества, отвечающего за свертываемость крови, – еще один возможный биологический механизм. Увеличение содержания фибриногена ведет к образованию тромбов в кровеносной системе, поскольку кровь становится более густой. Люди с высоким позитивным настроем показывают меньший выброс фибриногена в качестве реакции на стресс, чем те, кто испытывает дефицит положительных эмоций {44}.

Как это ни удивительно, но вариабельность сердечного ритма (ВСР) – еще один кандидат в механизмы защиты от сердечно-сосудистых заболеваний. ВСР – это краткосрочная изменчивость промежутков времени между двумя сокращениями сердца, которая отчасти контролируется парасимпатической (вагусной) частью центральной нервной системы. Это область, отвечающая за расслабление и отдых. Накопленные наблюдения говорят, что люди с более высокой вариабельностью сердечных сокращений здоровее, реже сталкиваются с сердечно-сосудистыми заболеваниями и депрессиями, а также имеют лучшие когнитивные способности {45}.

Перечисленные механизмы еще недостаточно проверены. Они представляют собой лишь рациональные гипотезы, но каждая из них может быть двунаправленной, когда оптимизм увеличивает защиту организма по сравнению со средним значением, а пессимизм – ослабляет. Золотым стандартом для выяснения, формирует ли оптимизм причинно-следственные связи, и как он работает, является эксперимент по повышению степени оптимизма. Это очевидный и очень дорогой эксперимент, который стоит провести. Берем большую группу людей со склонностью к сердечно-сосудистым заболеваниям, методом случайного отбора распределяем одну половину на тренинг по оптимизму, а вторую – на тренинг-плацебо, отслеживаем переменные, отражающие их социальную и биологическую активность, и анализируем, спасает ли жизни тренинг по оптимизму. Это вновь возвращает меня к фонду Роберта Вуда Джонсона.

Когда ко мне приехал Пол Тарини, все это – приобретенная беспомощность, оптимизм, сердечно-сосудистые заболевания и необходимость установить биологический механизм их связи – пронеслось в моей голове. После долгого разговора Пол подбил итог: «Мы хотим, чтобы вы направили нам два предложения, одно должно касаться изучения самой концепции позитивного здоровья, другое – повышения степени оптимизма для предотвращения сердечно-сосудистых заболеваний».

 

Позитивное здоровье

 

В свое время я направил оба предложения. В том, где речь шла о повышении степени оптимизма, был задействован факультет кардиологии Пенсильванского университета, мы предполагали участие в Программе жизнестойкости большого числа рандомно распределенных людей, перенесших первый сердечный приступ. Во втором планировалось исследование концепции позитивного здоровья, и фонд принял решение финансировать лишь его, поскольку была уверенность, что прежде всего нужна четкая концепция. К этому моменту группа позитивного здоровья уже полтора года работала над следующими четырьмя главными темами:

• Определение позитивного здоровья.

• Повторный анализ существующих лонгитюдных исследований.

• Сердечно-сосудистые ресурсы здоровья.

• Физические упражнения как средство укрепления ресурсов здоровья.

 

Определение позитивного здоровья

Действительно ли здоровье – это больше, чем отсутствие болезни, и можно ли его определить через наличие неких позитивных ресурсов здоровья? Мы пока все еще не знаем, каковы на самом деле эти ресурсы, но имеем серьезные подсказки, что ими могут быть оптимизм, физические упражнения, любовь и дружба. Поэтому начнем с трех целых классов потенциальных позитивных независимых переменных. Во-первых, субъективные ресурсы: например, оптимизм, надежда, ощущение крепкого здоровья, энергия, жизнестойкость и удовлетворенность жизнью. Во-вторых, биологические ресурсы: например, верхняя часть диапазона частоты сердечного ритма, низкие уровни фибриногена и интерлейкина-6. В-третьих, функциональные ресурсы: например, отличный брак, способность в семьдесят быстро подняться на третий этаж без одышки, множество друзей, увлекательное хобби и любимая работа.

Определение позитивного здоровья – эмпирическое, и мы изучаем, до какой степени эти три класса ресурсов действительно улучшают целевые показатели по здоровью и заболеваниям:

• Увеличивает ли позитивное здоровье продолжительность жизни?

• Снижает ли позитивное здоровье заболеваемость?

• Ниже ли у людей с позитивным здоровьем расходы на медицинское обслуживание?

• Лучше ли у них психическое здоровье, меньше ли психических недугов?

• Действительно ли люди с позитивным здоровьем не просто дольше живут, но и дольше пребывают в добром здравии?

• Действительно ли у людей с позитивным здоровьем лучше прогноз в случае заболевания?

Таким образом, определение позитивного здоровья – это группа субъективных, биологических и функциональных ресурсов, которые действительно улучшают целевые показатели по здоровью и заболеваниям.

 

Лонгитюдный анализ имеющихся наборов данных

Итак, определение позитивного здоровья можно дать лишь эмпирически, поэтому мы начали с повторного анализа шести крупных лонгитюдных исследований прогностических факторов болезни. С исследований, которые изначально фокусировались на факторах риска, а не на ресурсах здоровья. Это направление возглавили Крис Петерсон, ведущий ученый в области сильных сторон личности, и молодой профессор Гарвардского университета Лаура Кубзански, которая заново проанализировала риск сердечно-сосудистых заболеваний под углом его психологического обоснования. Мы задались вопросом, предсказывают ли эти исследования, рассмотренные с позиции ресурсов здоровья, указанные выше целевые показатели. Хотя имевшиеся наборы данных содержали в основном негативную информацию, в ходе этих шести исследований было собрано немало позитивных свидетельств, которые до настоящего времени по большей части игнорировались. Так, например, некоторые тесты содержали вопросы об уровне счастья, идеальном кровяном давлении и удовлетворении от брака. Далее мы увидим, какая конфигурация позитивных субъективных, биологических и функциональных показателей превращается в ресурсы здоровья.

Крис Петерсон охотился за сильными чертами характера, предположив, что именно они могут быть ресурсами здоровья. В начатом в 1999 году и продолжающемся до сих пор исследовании нормативного старения {46} участвуют две тысячи мужчин и женщин, которые в его начале были здоровы, регулярно через три-пять лет их обследуют на предмет болезней сердечно-сосудистой системы. Каждый раз они проходят большое количество психологических тестов. Одним из них является Миннесотский многоаспектный личностный опросник-2, из которого использовался показатель «самоконтроль». Крис сообщает, что при прочих равных обычных факторах риска (и с учетом контроля оптимизма) самоконтроль – важный ресурс здоровья: мужчины с самым высоким уровнем самоконтроля на 56 % реже сталкивались с риском сердечно-сосудистых заболеваний.

Это образец того, как мы соотносили ресурсы здоровья с факторами риска. Мы также могли количественно оценить влияние ресурсов здоровья на факторы риска. Например, установить, что попадание в верхний квартиль по оптимизму, похоже, благоприятно влияет на риск сердечно-сосудистых заболеваний и примерно соответствует снижению количества выкуриваемых сигарет на две пачки в день (не цепляйтесь пока за эти «две пачки»). Но существует ли определенная комбинация ресурсов здоровья, оптимально предсказывающая целевые показатели? Если существует, то она эмпирически определяет ненаблюдаемую переменную позитивного здоровья в отношении каждого конкретного заболевания. Комбинация, которая является общей для всего диапазона заболеваний, задает общее позитивное здоровье.

Если удастся убедительно показать, что единственная позитивная независимая переменная является ресурсом здоровья, то позитивный подход к здоровью предполагает осуществление терапевтического вмешательства с целью усилить такую переменную. Так, например, если благодаря оптимизму, физическим упражнениям, гармоничному браку или попаданию в верхний квартиль по вариабельности сердечного ритма снижается риск смерти в результате сердечно-сосудистого заболевания, это становится соблазнительной целью для терапевтического вмешательства (причем не требующего больших затрат). Эксперимент с рандомным распределением и контролем не только приносит практическую пользу, проясняя, какое вмешательство может спасти жизни людей, но и позволяет изолировать причину. Затем количественно определяется экономическая эффективность такого вмешательства, затраты сравниваются с затратами на традиционные врачебные меры (например, для понижения кровяного давления). После чего рассматривается, как сочетать терапию с позиций позитивного здоровья с традиционными видами лечения, и изучается эффективность соответствующих затрат.

 

Армейская база данных: сокровище нации

Мы считаем, что наше сотрудничество с военными станет образцом всех будущих лонгитюдных исследований. Тест общей оценки проходят примерно 1,1 миллиона солдат, с его помощью на протяжении их службы оцениваются все позитивные параметры и ресурсы здоровья, а также факторы риска. Мы планируем включить в тест данные об их профессиональных результатах и медицинские показатели в течение всей жизни. В армии также имеются наборы данных, содержащие такую информацию:

• оказание медицинской помощи,

• поставленные диагнозы,

• лекарственное лечение,

• индекс массы тела,

• кровяное давление,

• уровень холестерина,

• происшествия и несчастные случаи,

• боевые и прочие ранения,

• физическая форма,

• ДНК (необходимо для идентификации трупов),

• профессиональные результаты.

Поэтому на очень крупной выборке можно протестировать, насколько субъективные, функциональные и биологические ресурсы здоровья (взятые как вместе, так и по отдельности) прогнозируют следующее:

• определенные заболевания,

• лекарственное лечение,

• оказание медицинской помощи,

• уровень смертности.

Это означает, что мы сможем однозначно ответить на такие вопросы:

• Действительно ли эмоционально подготовленные военнослужащие реже страдают от инфекционных заболеваний (определяется применением антибиотиков) и быстрее выздоравливают (определяется более коротким сроком приема лекарств), если все же заболеют, при прочих равных переменных, характеризующих состояние здоровья?

• Действительно ли у военнослужащих, счастливых в браке, уровень расходов на медицинское обслуживание ниже?

• Действительно ли военнослужащие, успешные в социальном плане, быстрее восстанавливаются после рождения ребенка, перелома ноги или теплового удара?

• Существуют ли «суперздоровые» военнослужащие (то есть с высокими субъективными, функциональными и физическими показателями), которым медицинская помощь требуется минимально, которые редко болеют и быстро выздоравливают, если им и случается заболеть?

• Действительно ли хорошо психологически подготовленные военнослужащие с меньшей вероятностью попадают в несчастные случаи и получают ранения в бою?

• Действительно ли у хорошо психологически подготовленных военнослужащих меньше вероятность эвакуироваться с места несения службы из-за небоевых травм, заболеваний и психологических проблем?

• Действительно ли физическое здоровье командира «заразительно» для здоровья его подчиненных? И если да, то верно ли это и для второй стороны вопроса (то есть заразительно ли и плохое состояние его здоровья)?

• Предсказывают ли конкретные сильные стороны, определенные при помощи теста главных сильных сторон, более крепкое здоровье и более низкие расходы на медицинское обслуживание?

• Служит ли тренинг жизнестойкости Пенсильванского университета спасению жизни, как на поле боя, так и при естественно возникающих болезнях?

Как я уже сказал, сейчас мы занимаемся повторным анализом шести многообещающих массивов данных и объединением наших усилий в рамках проекта фонда Роберта Вуда Джонсона с инициативой армии США по Комплексной подготовке военнослужащих. Оставайтесь с нами.

 

Сердечно-сосудистые ресурсы здоровья

Я только что вернулся с пятидесятой встречи одноклассников. И меня поразило то, насколько здоровы мои сверстники. Пятьдесят лет назад шестидесятисемилетние старики считали себя кончеными людьми, сидели в креслах-качалках на веранде и ждали смерти. Теперь они пробегают марафоны.

Я выступил с короткой речью о прогнозной длительности нашей жизни.

Сегодня средняя продолжительность жизни здорового шестидесятисемилетнего мужчины – примерно двадцать лет. Поэтому в отличие от наших отцов и дедов, которые в семьдесят семь были уже на закате жизни, мы только вступаем в последнюю ее четверть. Есть две вещи, которые можно сделать, чтобы повысить шансы собраться на семидесятую годовщину нашего выпуска. Первое: ориентироваться на будущее – погрузиться в него, вместо того чтобы зацикливаться на прошлом. Работать не только на личное будущее, но на будущее своей семьи, этой школы (академии Олбани), ради своей нации и своих самых дорогих идеалов.

Второе: физические упражнения!

Это мое резюме текущего состояния знаний о здоровье сердечно-сосудистой системы, как мы его понимаем. Существует ли совокупность субъективных, биологических и функциональных ресурсов, которые поднимут вашу сопротивляемость сердечно-сосудистым заболеваниям выше среднего уровня? Существует ли совокупность субъективных, биологических и функциональных ресурсов, которые улучшат ваш прогноз, если вы все же перенесете инфаркт? В исследованиях ССЗ эти важные вопросы, как правило, игнорируются – ученые фокусируются на мучающей пациентов слабости, снижающей сопротивляемость или ухудшающей прогноз, если первый инфаркт уже произошел. Благотворное влияние на ССЗ оптимизма как ресурса здоровья это хорошее начало, и цель нашего Комитета здоровья сердечно-сосудистой системы – расширение знаний о ресурсах здоровья.

Сейчас Комитет возглавляет доктор Дарвин Лабарт {47}, директор отделения сердечно-сосудистой эпидемиологии Центров по контролю и профилактике заболеваний США. Должен заметить, что для меня тут замкнулся некий круг судьбы. Когда я учился в университете, Дарвин был моим кумиром: в 1960 году, когда я только поступил, он был президентом старшего курса в Принстоне и в первый день занятий выступил перед нами с незабываемой приветственной речью о чести и о службе на благо нации. Затем Дарвин основал Уилсон-Лодж, антиклуб для неизбранных, ставший домом и убежищем для многих серьезных и активных студентов-интеллектуалов Принстона. Хотя я потом и пошел по его стопам и тоже руководил Уилсон-Лодж, но, будучи студентом, лишь восхищался Дарвином издали, и сегодня, пятьдесят лет спустя, наша совместная работа в целях процветания человечества доставляет мне безмерное удовольствие.

 

Физические упражнения как ресурс здоровья

 

– Кто должен возглавить комитет по физическим упражнениям? – спросил я Рэя Фаулера.

Мало кому из нас после пятидесяти посчастливилось найти наставника. Таким наставником стал для меня Рэй, когда в 1996 году меня выбрали президентом Американской психологической ассоциации. В течение десяти лет до этого он был президентом, а потом работал в качестве СЕО (то есть имел реальную власть). Первые пару месяцев я, со своей неуклюжестью в академической политике, чуть не разбился в лепешку, пытаясь убедить ведущих врачей-частных практиков выйти за пределы терапии, основанной на привычных стереотипах. Довольно быстро наши отношения стали откровенно дрянными.

Я рассказал обо всем этом Рэю, и он, с его мягким алабамским акцентом, дал мне лучший политический совет, который я когда-либо слышал. «Эти люди из комитетов обладают огромной совещательной мощью. Ассоциация – политическое минное поле, которое они минировали два десятилетия. Ты не можешь справиться с ними, используя методы трансакционного лидерства – тут они сами большие мастера. Ты – специалист по трансформационному лидерству. Твоя работа – трансформировать психологию. Используй свои творческие способности и стань лидером в Ассоциации, опираясь на новую идею.»

С этого, а также с просьбы моей пятилетней дочери «не ворчать» и фонда Atlantic Philanthropies началась позитивная психология. С тех пор я периодически обращаюсь к Рэю за советом.

Рэй в свои семьдесят девять бегает марафоны и обладает легендарной силой воли. Тридцать лет назад он, пребывающий в постоянной депрессии и отягощенный лишним весом домосед, решил изменить себя и, хотя никогда прежде не занимался бегом, уже на следующий год принять участие в бостонском марафоне. И он смог. Сейчас он весит около 60 килограммов, ни капли жира. Ежегодно во время съезда Американской психологической ассоциации проводится десятимильный забег, и в своей группе всегда побеждает Рэй (по его словам, тут всего одна причина – в его возрастной группе конкуренция невысока). Теперь это соревнование называют «забег Рэя Фаулера».

Рэй был одним из приглашенных ученых, оставшихся со мной в австралийской школе Джилонг в январе 2008 года. Как-то чрезвычайно жарким вечером он читал лекцию о связи между физическими упражнениями и сердечно-сосудистыми заболеваниями, представив данные о том, что люди, проходящие ежедневно расстояние в десять тысяч шагов, заметно снижают риск сердечного приступа {48}. В конце лекции мы вежливо поаплодировали, но реально поблагодарили на следующий день, когда поехали и купили шагомеры. Как говорил нам Ницше, хорошая философия всегда призывает: «Измени свою жизнь!»

В ответ на мой вопрос, кто должен возглавить комитет по физическим упражнениям, Рэй сказал: «Марти, главный специалист по физическим упражнениям, без всякого сомнения, Стив Блэр. Всему, что я знаю о них, я научился у Стива. Попробуй заполучить его в качестве руководителя комитета».

Я попросил Стива, и он согласился. Как и Рэй, Стив весь состоит из мускулов, но, если Рэй напоминает стручок фасоли, то Стив скорее похож на баклажан: баклажан ростом метр шестьдесят пять и весом 95 килограммов.

Как и Рэй, Стив занимается бегом и ходьбой. Если взглянуть на силуэт Стива, то может показаться, что он тучный, и он действительно участвует в работе центра по снижению избыточного веса при помощи физических упражнений.

 

Упражнения против ожирения

У Соединенных Штатов большая проблема с избыточным весом, достаточно большая для того, чтобы назвать ее эпидемией ожирения, и на борьбу с этой эпидемией направлены огромные ресурсы – как правительством, так и частными фондами, в том числе фондом Роберта Вуда Джонсона. Ожирение – несомненно, причина диабета, и уже только это оправдывает меры, направленные на избавление Америки от лишнего жира.

Однако Стив убежден, что истинной эпидемией, худшим из убийц, стала эпидемия бездеятельности {49}, и приводит неоспоримый аргумент. Вот он: плохая физическая форма сильно коррелирует с высокой смертностью от любых причин и в особенности от сердечно-сосудистых заболеваний {50}.

* Скорректировано на возраст, пол, год обследования, индекс массы тела, курение, реакцию ЭКГ на аномальную нагрузку, инфаркты миокарда, гипертонию, сахарный диабет, рак, повышенный уровень холестерина, случаи ССЗ и рака у родственников, максимальный процент повышения частоты сердечных сокращений во время упражнений.

Эти (и многие другие) данные четко показывают, что среди мужчин и женщин старше 60 лет с хорошей физической подготовкой уровень смертности в результате сердечно-сосудистых заболеваний и от любых причин ниже, чем у людей со средней подготовкой, а у них, в свою очередь, ниже, чем у людей с низкой подготовкой. В случае смерти от рака это может быть правдой, а может и не быть. Недостаточная физическая подготовка и ожирение идут рука об руку.

Тучные люди мало двигаются, в то время как худые постоянно находятся в движении.

Так что же из этой пары – ожирение или низкая активность – настоящий убийца? Имеется множество работ, в которых показано, что полные люди чаще умирают в результате сердечно-сосудистых заболеваний, чем худые, и это заслуживающие доверия источники, с выполненными корректировками на курение, алкоголь, кровяное давление, уровень холестерина и так далее. К сожалению, мало кто делает поправку на физические упражнения. Но Стив во многих своих исследованиях делает. Вот характерное {51}:

* Скорректировано на возраст, год обследования, курение, реакцию ЭКГ на аномальную нагрузку, базовое состояние здоровья и массовую долю жира.

Здесь оценивается риск смерти от любых причин для участников пяти категорий физической подготовки с учетом различий в доле жира, возрасте, курении и так далее. Чем лучше физическая форма, тем ниже риск. Это значит, что два человека – один из квантиля с наилучшей подготовкой, другой – из квантиля с худшей – с совершенно одинаковым весом подвергаются совершенно разному риску смерти. У тренированного, хотя и тучного, человека он наполовину меньше, чем у человека нетренированного и тучного.

* Скорректировано на возраст, пол и год обследования.

Эти данные показывают риск смерти для людей с нормальным и повышенным весом с хорошей или плохой физической подготовкой. В группе плохо подготовленных людей и нормальные, и тучные люди сталкиваются с высоким риском смерти, и здесь, похоже, неважно, какой у вас вес. В группе с хорошей физической подготовкой и толстые, и худые рискуют гораздо меньше, чем в группе с плохой, при этом толстые подготовленные люди сталкиваются с ненамного большим риском, чем люди худые и подготовленные. Но сейчас я хочу подчеркнуть главное: у толстых людей с хорошей физической подготовкой риск смерти ниже.

Стив приходит к выводу, что по большому счету эпидемия ожирения на самом деле – эпидемия лежебок. В риск смерти вносит вклад ожирение – но повышает его и недостаточная физическая нагрузка. Пока недостаточно данных для понимания, что из этого влияет больше, но имеющиеся данные вполне весомы, чтобы впредь все исследования связи ожирения и смертности учитывали корректировку на физическую подготовку.

Это очень важная информация для в среднем довольно тучных взрослых. Большинство диет представляет собой мошенничество, масштаб которого в прошлом году в Америке составил 59 миллиардов долларов. За месяц вы можете сбросить 5 % веса, какой бы диете из списка бестселлеров ни следовали. Но проблема в том, что от 80 до 95 % людей в течение следующих трех – пяти лет снова наберут этот и даже больший вес, и у меня так было. Диета может заставить вас похудеть, но обычно лишь на время. И она не сделает вас счастливее, поскольку у большинства людей не входит в привычку.

А вот физические упражнения, наоборот, никакое не мошенничество. Гораздо больший процент людей, начавших заниматься физическими упражнениями, привыкают к ним и навсегда обретают хорошую форму. Физическая нагрузка становится привычкой, поддерживающей саму себя, а диета обычно нет. Упражнения, хотя и снизят риск смерти, не сделают вас тоньше {52}, поскольку средний энергично занимающийся человек теряет менее трех килограммов веса.

Понятно, что как оптимизм представляет собой субъективный ресурс здоровья для сердечно-сосудистых заболеваний, так и физические упражнения становятся функциональным ресурсом здоровья. Умеренно занимающиеся люди укрепляют здоровье, их уровень смертности ниже, в то время как у лентяев плохое здоровье и высокий уровень смертности. С благотворным влиянием занятий физкультурой на здоровье и заболевания наконец согласилась даже наиболее редукционистская часть медицинского сообщества, гильдия, оказывающая серьезное сопротивление любому лечению, если оно не связано с пилюлями или хирургическими операциями. В докладе главного врача службы здравоохранения США за 2008 год {53} говорится о необходимости для всех взрослых нагрузки, эквивалентной примерно 10 000 шагам в день. (Реальная опасность начинается с уровня меньше 5000 шагов в день {54}, и если это касается вас, то хочу подчеркнуть: результаты, подтверждающие, что вы принимаете на себя ненужный риск смерти, просто неопровержимы – иначе не скажешь.) Добиться нагрузки, эквивалентной 10 000 шагам в день, можно плавая, бегая, танцуя, поднимая вес, даже занимаясь йогой, или множеством других путей, связанных с энергичным движением.

Что нам нужно, так это найти новые способы согнать с дивана как можно больше людей. Однако я не жду тут каких-то открытий. Знаю один метод, который точно работает в моем случае. На следующий день после выступления Рэя я не только купил шагомер, но и начал – впервые в жизни – ходить. Ходить и ходить. (Плавать я перестал, хотя проплывал километр в день в течение двадцати лет, потому что так и не нашел, как сделать это занятие не столь невыносимо скучным). Создал интернет-сообщество любителей ходьбы с шагомером. Его членами стали мы с Рэем и еще с десяток людей совершенно разных судеб и возрастов, от семнадцати до семидесяти восьми лет, от взрослых, больных синдромом Дауна, до заслуженных профессоров. Каждый вечер мы отчитывались друг перед другом, сколько точно шагов сделали за день. Меньше 10 000 – день считался неудачным. Если перед сном я обнаруживал, что прошел лишь 9000 шагов, то выходил из дома и обходил вокруг квартала, прежде чем выложить свой отчет. Мы поддерживали друг друга в стремлении пройти необычно много: Маргарет Робертс недавно сообщила о 27 692 шагах, и я написал ей: «Вау!» Мы даем друг другу советы по поводу упражнений: как-то меня две недели сильно беспокоила лодыжка, и приятели подсказали, что мои кроссовки – с новыми дорогими стельками – стали слишком узкими. «Купите аирдеск [www.airdesk.com]», – посоветовала мне Кэролайн Адамс Миллер. – Вы сможете играть в бридж через Интернет и одновременно шагать по беговой дорожке». Мы стали друзьями, объединенными общими интересами. Уверен, такие интернет-группы – один из новых способов, которые спасут много жизней.

Накануне нового 2009 года я принял решение: пройти за этот год 5 миллионов шагов, в среднем 13 700 в день. 30 декабря 2009 года я пересек отметку 5 миллионов и получил от своих интернет-друзей отклики «Вау!» и «Вот образец для подражания!». Эта группа стала столь эффективной с точки зрения физической подготовки, что сейчас я пытаюсь создать такую же для правильного питания. Сорок лет ежегодно я сажусь на диету и не выдерживаю ее – я знаю, что вхожу в число 80–95 % людей, набирающих весь вес, который сбросили – но вот опять сижу на диете. Начав в 2010 году со 105 килограммов, я решил каждый вечер сообщать своим интернет-друзьям не только о том, сколько шагов прошел, но и сколько получил калорий за день. Вчера было 1703 калории и 11 351 шаг. Сегодня, 19 февраля 2010 года, впервые более чем за двадцать лет я вешу меньше 100 килограммов.

 

Глава 10

Политика и экономика благополучия

 

За позитивной психологией тоже стоит своя политика. Однако не та, где «левые» борются с «правыми». Политика «левых» и «правых» различается только средствами, то есть перераспределением баланса сил в пользу государства или человека, но, по сути, они преследуют одну и ту же цель: больше материального преуспевания, больше богатства. Политика, основанная на позитивной психологии, отличается не средствами, а целью. И эта цель – не богатство и не победа, но благополучие. Материальное преуспевание имеет значение для позитивной психологии, но постольку, поскольку увеличивает благополучие.

 

Лучше, чем деньги

Зачем нужно богатство? Я убежден, что оно должно стоять на службе у благополучия. Но, на взгляд экономистов, богатство нужно, чтобы создавать больше богатства, и успех политики должен измеряться тем, сколько добавочных материальных благ она производит. Экономическая догма: насколько хорошо идут дела у страны, говорит валовой внутренний продукт. На политической арене сегодня безраздельно правит экономика. Финансовый раздел есть в каждой ежедневной газете. Во всех правительствах заметную роль играют экономисты. Когда политики борются за голоса избирателей, их кампании строятся вокруг того, что они сделают или сделали для экономики {1}. Мы часто слышим по телевизору отчеты об уровне безработицы, индексе Dow Jones и величине государственного долга. Все эти политические дела и освещение их в СМИ исходят из того, что экономические индикаторы точны, широко доступны и ежедневно обновляются.

Во времена промышленной революции экономические показатели были очень хорошим способом оценить, насколько благополучна нация. Сочетание удовлетворенных простых человеческих потребностей в пище, крове над головой и одежде уже было удачей, и процесс их удовлетворения шагал в ногу с накоплением богатства. Однако чем зажиточнее становится общество, тем хуже отражает богатство степень его благополучия. Базовые товары и услуги, которых когда-то остро не хватало, стали настолько широко доступны, что в двадцать первом веке многие экономически развитые страны вроде США, Японии и Швеции испытывают избыток, даже переизбыток предложения {2}. А поскольку в современном обществе простые потребности в основном удовлетворены, в том, как чувствует себя такое общество, огромную роль играют иные факторы, нежели богатство.

В 2004 году мы с Эдом Динером опубликовали статью «Лучше, чем деньги» {3}, в которой шла речь о недостатках показателя «валовой внутренний продукт» и о том, что преуспеяние страны лучше оценивать по тому, насколько радостной, интересной и значимой считают свою жизнь ее граждане – то есть измеряя ее благополучие. Сегодня расхождение между богатством и качеством жизни стало вопиющим.

 

Расхождение между ВВП и благополучием

 

Валовой внутренний продукт измеряет объем произведенных и потребленных товаров и услуг, и любые события, которые увеличивают этот объем, увеличивают и ВВП. Неважно, если эти события вдруг ухудшат качество жизни. Каждый раз, когда начинается бракоразводный процесс, ВВП растет. Каждый раз, когда сталкиваются два автомобиля, ВВП растет.

Чем больше люди глотают антидепрессантов, тем сильнее идет вверх ВВП. Больше работы у полиции, дальше добираться до работы – ВВП растет, несмотря на то, что это понижает качество жизни. Лишенные чувства юмора экономисты называют это «достойным сожаления». В расчет ВВП включаются продажи сигарет и прибыли казино. На несчастьях основано преуспевание целых отраслей, таких как юриспруденция, психотерапия и фармакология. Речь идет не о том, что юристы, психотерапевты и фармацевтические компании плохи, скорее о том, что ВВП слеп, когда дело касается источника роста объемов товаров и услуг – страдание это или радость.

Разницу между благополучием и валовым внутренним продуктом можно оценить количественно. В течение последних пятидесяти лет показатель удовлетворенности жизнью в США замер, хотя ВВП утроился {4}.

Еще хуже, что показатели неблагополучия с ростом ВВП не снижаются: они ухудшаются еще больше. Уровень депрессии в США за последние пятьдесят лет вырос в десять раз. Это верно для всех богатых стран, но, что важно, неверно для стран бедных. Уровень тревожности также вырос {5}. Социальные связи в нашей стране ослабли {6} одновременно со снижением у людей доверия к другим людям и к правительственным институтам, а доверие – главный показатель благополучия {7}.

 

Богатство и счастье

Как именно связаны богатство и счастье? И еще один вопрос, который вас наверняка интересует: сколько своего драгоценного времени следует посвятить зарабатыванию денег, если хочешь чувствовать удовлетворенность жизнью?

Существует огромное количество работ о деньгах и счастье {8}, в которых сравниваются друг с другом целые страны или богатые и бедные жители одной отдельно взятой страны. Их авторы приходят к согласию по двум пунктам:

1. Чем больше денег, тем выше удовлетворенность жизнью, как видно на рисунке.

На этом графике {9} каждый круг соответствует одной стране, его диаметр зависит от численности населения. Горизонтальная шкала – ВВП страны на душу населения в 2003 году (ближайший год, за который удалось найти полные данные), измеренный в долларах по ценам 2000 года, вертикальная – средний страновой рейтинг удовлетворенности жизнью. Большинство африканских стран, расположенных к югу от Сахары, оказались внизу слева, два больших круга – Индия и Китай – тоже слева, но повыше, страны Западной Европы видны вверху справа, а США – крупная страна справа в самом верху. Удовлетворенность жизнью выше в странах с более высоким ВВП. Обратите внимание на уклон (влево), особенно крутой в случае беднейших стран, где рука об руку идут деньги и удовлетворенность жизнью.

2. Но, зарабатывая деньги, быстро достигаешь точки, где удовлетворенность жизнью перестает расти.

Это видно, если внимательно присмотреться к графику, но становится еще понятнее, когда анализируешь данные в рамках одной страны, а не сравниваешь государства между собой. Ниже уровня «страховочной сетки» социальной защиты рост доходов и удовлетворенности жизнью идут рука об руку. Преодолев этот уровень, для обеспечения некоторого приращения счастья требуется все больше и больше денег. Это известный парадокс Истерлина {10}, хотя недавно его и оспоривали мои молодые коллеги из Пенсильванского университета Джастин Вулферс и Бетси Стивенсон {11}. Они утверждают, что все большее количество денег делает вас все более и более счастливым и точку насыщения достигнуть нельзя. Если они правы, то это окажет огромное влияние и на политику, и на вашу жизнь. Вот их главный аргумент: если вы построите вышеприведенный график, на котором изображено уменьшающееся влияние роста богатства на удовлетворенность жизнью, использовав не обычную, а логарифмическую шкалу дохода, ситуация ожидаемо изменится – кривая станет бесконечной прямой. Таким образом, несмотря на то, что рост ВВП на душу населения на 100 долларов в случае бедных стран приведет к удвоению роста удовлетворенности жизнью, то логарифмический график уравняет различие с ситуацией в богатых странах.

Это всего лишь ловкий фокус, но фокус, наводящий на размышления. На первый взгляд, бесконечная прямая позволяет сделать вывод, что если вы захотите максимизировать удовлетворенность жизнью, вам следует стремиться зарабатывать все больше и больше денег, независимо от степени вашего богатства. Или, если государственная политика нацелена на рост счастья его граждан, она должна создавать все больше и больше богатства независимо от степени богатства страны. А фокус в том, что логарифмический доход не имеет никакого смысла с точки зрения психологии и никак не применим к тому, как вам (или правительству) следует себя вести относительно стремления к богатству. Просто потому, что ваше время линейно (а не логарифмично) и ограниченно, потому, что время – деньги, и потому, что вы вольны использовать свое время для поиска более прямых путей к счастью, чем зарабатывание денег – особенно когда вы уже выше уровня «страховочной сетки», где действуют программы социальной защиты.

Давайте представим, как бы вы могли потратить время в следующем году, чтобы максимизировать счастье. Если ваш доход равен 10 000 долларов, и вы отказываетесь от шести выходных в год, чтобы на дополнительной работе заработать еще 10 000 долларов, ваш чистый прирост счастья будет очень значительным. Если же ваш доход равен 100 000 долларов, а вы потеряете шесть выходных в году, чтобы заработать дополнительно 10 000 долларов, чистый прирост счастья будет на самом деле не положительным, а отрицательным, поскольку недополученное счастье от общения с родными, друзьями, от занятий любимым увлечением перекроет небольшое удовольствие, которое принесут эти 10 000 долларов (или даже 50 000 долларов). Пример того, как плохо работает утверждение «богатство не имеет верхнего предела влияния на рост счастья», приведен в таблице.

Удовлетворенность жизнью различных групп {12}

(Динер и Селигман, 2004)

Реакция на утверждение «Вы удовлетворены своей жизнью», оцененная в баллах от 10 – полное согласие, до 1 – полное несогласие, где 4 означает нейтральное отношение.

Что такое? Три сотни самых богатых американцев не счастливее среднего взрослого амиша или инуита? Что же касается гипотезы о стабильном росте счастья с ростом логарифмического дохода, то, как говорил нам мистер Дэвид Миджли, учитель обществоведения в старших классах школы: «Правильно. Не верю».

Критерий, который используется почти во всех исследованиях взаимосвязи дохода и счастья, на самом деле, не «Насколько вы счастливы?», а «Насколько вы удовлетворены своей жизнью?» В главе 1 я проанализировал это, когда объяснял, почему перешел от теории счастья к теории благополучия. Ваш ответ на вопрос: «Насколько вы удовлетворены своей жизнью?» состоит из двух компонентов: из преходящего настроения, в котором вы пребывали, отвечая на него, и более стабильной оценки ваших жизненных обстоятельств. Главная причина, по которой я отказался от теории счастья, в том, что 70 % разброса в ответах на этот вроде бы идеально поставленный вопрос приходилось на настроение и только 30 % относилось к оценке, а я не считаю, что переменчивое настроение должно быть альфой и омегой позитивной психологии. Выяснилось также, что на два этих компонента – настроение и суждение – по-разному влияет уровень дохода {13}. Рост дохода увеличивает позитивность вашей оценки своих жизненных обстоятельств, но не сильно сказывается на настроении. Дальнейшее подтверждение этого расхождения можно обнаружить, изучая изменения, происходящие со временем в рамках одной нации. Есть пятьдесят две страны, для которых имеются продолжительные временные ряды данных о субъективном благополучии за период с 1981 по 2007 год {14}. С удовольствием сообщаю вам, что в сорока пяти из них этот показатель вырос. В шести странах, все в Восточной Европе, он упал. Важно, что субъективное благополучие было разделено на счастье (настроение) и удовлетворенность жизнью (оценка), которые рассматривались по отдельности. Удовлетворенность жизнью росла в основном с ростом дохода, в то время как настроение поднималось вместе с повышением уровня толерантности в обществе. Следовательно, вывод о том, что счастье растет при увеличении доходов, при ближайшем рассмотрении оказывается неверным. Истина в том, что с ростом доходов улучшается ваша оценка жизненных обстоятельств (что неудивительно), но не настроение.

Если нанести на график удовлетворенность жизнью и уровень дохода, проявятся некоторые очень характерные аномалии {15} – аномалии, подсказывающие нам, что жизнь хороша независимо от денег. Колумбия, Мексика, Гватемала и другие латиноамериканские страны гораздо счастливее, чем должны были бы быть, учитывая низкие значения их ВВП. Весь посткоммунистический блок гораздо несчастнее, чем должен был бы быть, принимая во внимание ВВП этих стран. Дания, Швейцария и Исландия, находящиеся на вершине по доходам, даже счастливее, чем можно было бы ожидать, глядя на их высокий ВВП. Бедняки в Калькутте {16} гораздо счастливее бедняков в Сан-Диего. Жители Юты намного счастливее, чем «позволяет» им их доход {17}. То, чем эти места изобилуют и чего лишены другие, подсказывает нам, что же такое истинное благополучие.

Отсюда я делаю вывод: не следует ВВП больше считать единственным серьезным показателем того, насколько благополучна страна. Этот вывод объясняется не только тревожным расхождением между ВВП и качеством жизни. Экономическая политика сама по себе исходит из того, что можно измерить, и если все, что измеряется – это деньги, то основные действия будут направлены на получение большего количества денег. Если также будет измеряться благополучие, политика изменится и будет наращивать благополучие. Предложи мы с Эдом Динером тридцать лет назад заменить или дополнить ВВП благополучием, экономисты, без сомнения, подняли бы нас на смех. Благополучие, как они верно заметили бы, вообще нельзя измерить, а если и можно, то уж точно не с такой надежностью, как доход. Теперь ситуация изменилась – но к этой теме я вернусь позже.

 

Финансовый кризис

Когда я пишу эти строки (в первой половине 2010 года) большая часть мира, похоже, восстанавливается от внезапного и напугавшего всех кризиса. Да, я был испуган. За последние полтора года все мои сбережения обесценились на 40 %, а у меня жена, семеро детей, и уже пора на пенсию. Что пошло не так, кого мы можем обвинить? Когда упал курс акций, я слышал о козлах отпущения: о жадности; о недостаточном регулировании; о высших должностных лицах компаний, чьи зарплаты чрезмерно велики, а сами они слишком глупы, чтобы разобраться в новых производных финансовых инструментах, придуманных молодыми «очкариками»; о Буше, Чейни и Гринспэне; об игре на понижении; о неспособности мыслить долгосрочными категориями; о нечистых на руку продавцах закладных; о коррумпированных рейтинговых агентствах; о СЕО компании Bear Stearns Джимми Кейне, играющем в бридж, в то время как компания полыхает. Я не могу говорить обо всем этом со знанием дела (кроме бриджа Джимми), как и мои читатели. Однако два возможных виновника достаточно близки к моей теме и это стоит прокомментировать: речь идет о низкой морали и избыточном оптимизме.

 

Мораль или ценности

– За эту рецессию несем ответственность мы, Марти. Мы выдали этим студентам их дипломы МВА, а они отправились на Уолл-стрит и создали там разрушительные производные финансовые инструменты. Стали богачами, хотя знали, в долгосрочной перспективе все это вредит и их компаниям, и национальной экономике в целом, – так говорил мне мой друг Йорам (Джерри) Винд.

Джерри, профессор маркетинга в школе бизнеса Уортона Пенсильванского университета, непревзойденный эксперт по местной университетской политике и еще больший специалист в международных финансах.

– Факультет мог бы предотвратить повторение этой истории. Не следует ли нам включить этику в качестве важной части программы обучения бизнесу?

Этику?

Если анализ Джерри верен и кризис был вызван действиями математических кудесников и алчных продавцов, в краткосрочной перспективе зарабатывавших огромные деньги, зная, что в долгосрочном плане они превратятся в ничто, то помог ли бы делу курс этики? Не связана ли проблема с игнорированием моральных принципов? Думаю, это возлагает непомерную ношу на этику, и в то же время недостаточную – на ценности. Когда мать бросается в горящий дом, чтобы спасти ребенка, ее ведут не какие-то этические принципы, и это не акт морали; она вбегает в дом, потому что жизнь ребенка чрезвычайно важна для нее – потому что она любит его. В своем чудесном эссе The Importance of What We Care About {18}, принстонский философ Гарри Франкфурт, написавший также эссе On Bullshit {19}, утверждает: понимание того, что нам небезразлично, остается великим незаданным вопросом философии.

Однако мораль и то, что мы любим, – это точно не одно и то же. Я могу быть мастером морализаторства, докой в этике, но если то, что меня действительно волнует, это секс с детьми, мое поведение за пределами даже презрения. Этика – правила, которые вы выполняете, чтобы получить то, что важно для вас. То, что вам действительно небезразлично – ваши ценности – гораздо существеннее, чем этика. Нет философской дисциплины, посвященной нашим приверженностям, и в психологии такой же пробел. Как человека начинают привлекать бридж, женская грудь, накопление богатства или озеленение планеты? Над этим вопросом я работаю всю свою жизнь, но до сих пор недостаточно разобрался в нем.

Есть вещи, о которых мы заботимся на уровне инстинкта: вода, пища, укрытие, секс. Но большая часть того, что нам небезразлично, есть результат научения. Фрейд называл это катексисом: негативный катексис происходит, когда некое нейтральное событие, например встреча со змеей, совпадает по времени с травмой, например вы прищемили дверью руку. Змеи начинают казаться отвратительными. Позитивный катексис происходит, когда прежде нейтральное событие сопровождается экстазом: мальчику «помогает» при мастурбации его старшая сестра, стимулируя его ступнями. Он становится фетишистом, его катексис связан с женскими ногами, и человек наслаждается жизнью, став продавцом обуви. Гордон Олпорт, один из отцов современной науки о личности, называет такой результат «функциональной автономией мотивов» {20}. Так, марки – изначально всего лишь кусочки цветной бумаги, не вызывающие особого интереса, – становятся страстью для коллекционера. Это явление наблюдали и Олпорт, и Фрейд, но не могли объяснить его.

Мое решение было «подготовлено» исследованиями рефлексов, проведенными Иваном Павловым {21}. Когда крысы одновременно со звоном колокольчика получали сладкое, а потом электрический разряд в лапу, то учились бояться только звона, а сладкое продолжали любить. А если тот же звон колокольчика и сладкое сопровождались разрядом в живот, они начинали ненавидеть сладкое, но оставались индифферентными к звону. Это называется «эффект Гарсиа» {22}, по имени бросившего вызов традициям психолога Джона Гарсиа, который открыл его в 1964 году и тем самым ниспроверг первый принцип теории научения и британского ассоцианизма: любой стимул, совпадающий во времени с любым другим стимулом, станет ассоциироваться с ним. Я называю эффект Гарсиа «феноменом беарнского соуса». Боли в желудке, случившиеся после одного ужина, заставили меня возненавидеть беарнский соус, однако я продолжаю любить оперу «Тристан и Изольда», которая звучала в тот вечер. (Мои критики иронически назвали это «самой известной трапезой после Тайной Вечери»). Научение биологически избирательно: с особой легкостью усваиваются стимулы, подготовленные эволюцией, то есть вкус и боль, а не звон и боль. Подготовленный условный рефлекс страха приобретается всего за один раз (демонстрация нейтрального ранее изображения паука с одновременным электрическим разрядом в руку), не исчезает после того, как разряды перестают сопровождать демонстрацию изображения паука, и проявляется даже после удаления электродов. Главными свойствами катексиса и функциональной автономии мотивов являются легкость научения, сопротивление угасанию и иррациональность.

Я пришел к выводу, что подготовленное научение может не только относиться к одному виду (все обезьяны научились бояться змей, раз увидев, как пугается змеи взрослая обезьяна), но и генетически передаваться по наследству. Во всех семьях присутствуют свои страхи {23}, а сходство депрессии у близнецов – причем практически независимо от типа личности – сильнее, чем у двойняшек {24}. То есть склонность к катексису по отношению к женской груди, маркам, размышлениям или либеральной политике может быть биологически обусловлена и передаваться по наследству: этому легко научиться, это трудно погасить, это не обнаруживается «когнитивным радаром». Таково мое мнение, довольно умозрительное и не до конца проработанное, но я убежден, что иду по верному пути, и не сверну с него.

Поэтому, на мой взгляд, если студентам Уортона – будущим обладателям МВА, которых интересует лишь быстрое обогащение – прочитать даже десять курсов по этике, это не окажет на них никакого влияния. Дело не в этике, а в том, что их заботит. Вероятно, курс по жизненным ценностям тоже вряд ли поможет, поскольку источник ценностей точно не в лекциях и не в литературе, рекомендованной для чтения.

Разговор с Джерри состоялся у нас по дороге на занятия – меня пригласили выступить в рамках его курса по креативности и маркетингу, входящего в программу МВА. Так получилось, что в предыдущие выходные я читал лекцию курсантам в Вест-Пойнте. От контраста между этими двумя группами слушателей захватывало дух. Не из-за разницы в IQ или в успеваемости – оба учебных заведения поддерживают строжайший отбор – а из-за того, что заботит их студентов. Ценности этих двух групп практически не перекрываются. Слушателей МВА в Уортоне интересует зарабатывание денег. Курсанты Вест-Пойнта стремятся служить на благо нации. Студентов отбирают, и сами они делают выбор, основываясь в первую очередь на этом различии, на том, что интересно и важно для них. Если наши бизнес-школы хотят предотвратить экономические последствия жадности и ориентированности на краткосрочную перспективу, им придется отбирать студентов, имеющих иные моральные принципы и мыслящих долгосрочными категориями.

Если в Уортоне и нужен новый курс, то он должен быть посвящен не этике. Скорее уж «позитивному бизнесу». И целью его должно стать расширение сферы интересов будущих обладателей МВА. Получать то, что нас интересует – позитивные достижения – это лишь один из элементов благополучия. В рамках курса позитивного бизнеса можно было бы учить тому, что благополучие основано на нескольких стремлениях: к положительным эмоциям, смыслу, вовлеченности, позитивным отношениям и позитивным достижениям. Если ваша цель – благополучие, вы не достигнете ее, заботясь только о достижениях. Если мы хотим, чтобы наши студенты процветали, то необходимо учить их тому, что позитивные компании и люди должны культивировать не только стремление к прибыли, но смысл, вовлеченность, положительные эмоции и позитивные отношения. То есть новая основа позитивной компании – это прибыль… плюс смысл… плюс положительные эмоции… плюс вовлеченность… плюс позитивные человеческие отношения.

Те из нас, кто стал жертвой недавнего экономического кризиса, тоже могут извлечь из сказанного урок. Когда я наблюдал, как день за днем тают накопления, сделанные мной за всю жизнь, то задавал себе вопрос: что произойдет с благополучием моей семьи, если фондовый рынок упадет еще ниже? Теория говорит, что к благополучию ведут пять путей: положительные эмоции, смысл, вовлеченность, отношения и достижения. Насколько сильно пострадала бы моя жизнь в этих пяти областях, имей я намного меньшее состояние? Положительных эмоций точно было бы меньше, поскольку многие из них мы покупаем: еду в хороших ресторанах, билеты в театр, массаж, поездку на курорт в разгар зимы и красивую одежду дочерям. Но смысл и вовлеченность остались бы неизменными – они связаны с причастностью и служением тому, что, как я считаю, выше меня. В моем случае это повышение благополучия людей всего мира посредством чтения лекций, написания книг, руководства и преподавания. Меньшие деньги на это не повлияют. Отношения с близкими могут даже улучшиться: совместное приготовление еды, чтение пьес по ролям, вечера у камина зимой, шитье одежды. Не стоит забывать и о многократно проверенной истине: впечатления обеспечивают большее благополучие, чем материальные приобретения той же стоимости {25}. Достижения тоже не пострадают: я бы написал эту книгу, даже если бы мне за нее не заплатили. (На самом деле большая часть текста была готова еще до того, как я рассказал издателям о его существовании.)

Конечно, менять образ жизни нелегко, но по размышлении я пришел к выводу, что и мое собственное благополучие, и благополучие моей семьи в реальности снизится не очень сильно. Одна из причин, по которой меня так пугает эта перспектива, связана с тем, что я косвенно – дитя Великой депрессии. Когда она разразилась, мои родители были уже молодыми людьми, и кризис изменил их взгляды на будущее. «Мартин, – говорили они мне, – стань врачом. Врачи всегда нужны, ты точно никогда не будешь нуждаться». Во время краха на Уолл-стрит 1929 года никаких программ социальной защиты не существовало, и люди голодали, оставались без медицинского обслуживания, бросали учебу. Моя мать не закончила школу, чтобы материально помогать своим родителям, а отец устроился на самую стабильную государственную службу, какую смог найти, ценой отказа от реализации своего большого политического потенциала. Рецессия же 2008–2009 годов, даже если бы оказалась более тяжелой, была бы смягчена «страховочной сеткой», которую наученные Великой депрессией создали все богатые страны: никто бы не голодал, все получали бы медицинское обслуживание, образование осталось бы бесплатным. Понимание этого также ослабляет мои страхи – если не в четыре утра, то когда я просыпаюсь в обычное время.

 

Оптимизм и экономика

Есть еще один предполагаемый виновник экономического кризиса, о котором я что-то знаю, – оптимизм. Профессор Дэнни Канеман из Принстона – единственный психолог, работавший над темой благополучия и получивший Нобелевскую премию. Он довольно щепетильно относится к тому, как его называют, сам не считает себя позитивным психологом и меня просит этого не делать. Но думаю, это так. К оптимизму Дэнни относится двойственно. С одной стороны, он не против оптимизма, даже зовет его «двигателем капитализма». С другой стороны, осуждает самоуверенность и слепой оптимизм: «Люди делают то, что не должны делать, потому что верят в успех». Слепой оптимизм – ближайший родственник сформулированной Канеманом «ошибки планирования». Ее совершают, систематически недооценивая издержки и переоценивая выгоды, что случается, когда игнорируют статистику по аналогичным проектам {26}. Ученый считает, что такой оптимизм можно исправить при помощи упражнений, в которых инвесторы регулярно напоминают себе, какого результата добились похожие предприятия в прошлом. Этот прием аналогичен приему «посмотреть со стороны», который мы использовали для корректировки «слепого» пессимизма в Комплексной программе подготовки для армии.

И снова Барбара («Ненавижу надежду») Эренрейх. Ее отношение к оптимизму не назовешь двойственным. В главе «Как позитивный образ мыслей разрушает экономику» {27} она винит в кризисе 2008–2009 годов именно позитивное мышление (еще она считает, что оптимизм был важным инструментом Сталина для контроля над обществом, но почему-то воздерживается от заявлений, что оптимизм был важным инструментом для Гитлера и Джаббы Хатта). Она уверяет нас, что гуру мотивации – такие, как Опра, телеевангелист Джоэл Остин и Тони Роббинс, «заводили» зрителей, чтобы те покупали больше, чем могут себе позволить.

Ориентированные на позитивное мышление коучи, работающие с топ-менеджерами, внедрили в мышление руководителей компаний заразную и прибыльную идею о том, что экономика будет расти и расти.

Услуги по научному обоснованию их действий этим спекулянтам оказывали ученые – меня Эренрейх сравнила с Волшебником из страны Оз. Она хотела сказать, что нам нужен реализм, а не оптимизм. На самом деле главной темой ее книги стала необходимость культивировать реализм вместо позитивности.

Это праздная болтовня.

Мнение, что кризис был вызван оптимизмом, неверно. Скорее, оптимизм является причиной того, что рынок идет вверх, а двигаться вниз заставляет его пессимизм. Я не экономист, но думаю, что акции (и вообще цены на товары) идут вверх, когда люди с оптимизмом смотрят на свои будущие доходы, и вниз – когда они относятся к будущим доходам пессимистично (как в «бронкской диете»: хотите сбросить вес – ешьте меньше, хотите набрать вес – ешьте больше). У акций и производных инструментов нет никакой реальной стоимости, которая была бы независима от представлений и ожиданий инвесторов.

На цену и ценность этих листков бумаги оказывают сильное влияние представления о том, сколько они будут стоить в ближайшей перспективе.

 

Рефлексивная и нерефлексивная реальность

Существует два типа реальности. Одна не зависит от того, о чем думают люди, чего желают, просят или ждут. Независимая реальность – это когда вы, как пилот, решаете, стоит ли лететь во время грозы. Независимая реальность – это когда вы выбираете, в какой университет поступить: чему вы научитесь у его профессоров, достаточно ли в нем лабораторий, можете ли позволить себе плату за обучение. Независимая реальность отвергнет вас, если вы предложите ей союз. Во всех подобных случаях ваши мысли и желания не влияют на реальность, и в таких обстоятельствах я двумя руками голосую «за» реализм. Другой тип реальности (бизнесмен и филантроп Джордж Сорос называл ее «рефлексивная реальность» {28}) испытывает влияние ожиданий и представлений и часто определяется ими. На рыночную цену как на рефлексивную реальность они влияют очень сильно. Реализм относительно цен на акции всегда возникает, когда «поезд уже ушел» (цены рухнули, и вас называют самоуверенным оптимистом. Цены взлетели, и вы – гений, а я, продавший бумаги слишком рано, заклеймен как неуверенный в себе пессимист). То, сколько вы готовы заплатить, есть не только суждение о реальной стоимости акций, вы также оцениваете и представления рынка об их будущей стоимости. Когда инвесторы оптимистично оценивают представления рынка о будущей стоимости акций, акции поднимаются. Когда инвесторы пессимистично смотрят на это, акции и производные инструменты рушатся, и экономика замедляется.

Спешу добавить, что дело не ограничивается оптимизмом и пессимизмом – некоторые инвесторы все еще думают о фундаментальных показателях. В долгосрочной перспективе эти показатели выступают в роли якоря, определяющего диапазон цен на акции, в пределах которого котировки колеблются вокруг базовой стоимости, но в краткосрочном плане на цены очень сильно влияют именно оптимизм и пессимизм. Но даже и в этом случае я верю, что «реальность» рефлексивна, и что на фундаментальные показатели оказывают влияние – если и не определяют их полностью – ожидания рынка по поводу их будущей стоимости.

То же верно и в отношении производных инструментов (и в целом товаров и услуг). Возьмем производные ипотечные бумаги, активно участвовавшие в недавних потрясениях. Когда инвесторы оптимистично смотрят на способность заемщика погасить свой долг, стоимость закладных идет вверх. Однако способность заемщика погасить долг вовсе не ограничивается лишь его реальными возможностями, это еще и воспринимаемая способность, сильно зависящая от готовности банка обращать взыскание на заложенное имущество в случае просрочки платежей, от воспринимаемой будущей цены на недвижимость и от процентной ставки по кредиту. Когда инвесторы с пессимизмом смотрят на будущие цены, стоимость недвижимости идет вниз. Ставки растут. Цена привлеченных денег начинает превышать воспринимаемую цену, которую принесет недвижимость в случае ее продажи, и банки с большей готовностью начинают обращать взыскание на залоги. Поэтому движущей силой становится представление инвесторов о будущей цене недвижимости и воспринимаемой способности заемщика погасить долг. Это восприятие имеет характер самосбывающегося прогноза, влияя, по аналогии с принципом неопределенности Вернера Гейзенберга, на неспособность заемщика рассчитываться с банком. Когда же инвесторы с оптимизмом смотрят на воспринимаемую стоимость закладной, рынок недвижимости идет вверх.

Поэтому заявления о том, что спад вызван оптимизмом, – пустая болтовня. На самом деле все наоборот. Оптимизм приводит к повышению цен на акции, пессимизм – к снижению. Экономический спад был вызван распространявшимся как вирус пессимизмом.

Говоря более формально, Эренрейх путает оптимизм, не влияющий на реальность, с оптимизмом, влияющим на нее. Когда речь идет о том, состоится ли в следующем году полное солнечное затмение, которое можно будет увидеть в Филадельфии, мои надежды ни на что повлиять не могут. Однако в отношении будущих цен на акции оптимизм и пессимизм инвесторов сильно влияют на рынок.

Что по сути стоит за увещеваниями Эренрейх принять реальность, так это скорее чрезмерно изощренное, чем неверное, понимание экономики. Она не просто хочет, чтобы женщины, больные раком груди, приняли «реальность» своей болезни, она путает оптимизм и надежду с лакировкой действительности и с отрицанием понятных чувств гнева и страха. Но отказ от оптимизма – плохой, даже потенциально смертельный медицинский совет, поскольку есть вероятность, что оптимизм может послужить лучшему исходу заболевания в силу одной из причинно-следственных связей, описанных в предыдущей главе. Похоже, что Эренрейх выступает за мир, где благополучие человека зависит исключительно от внешних вещей, таких, как социальное положение, война и деньги. Что за марксистский, ущербный подход, полностью игнорирующий огромное количество рефлексивных реальностей, в которых мысли и чувства человека влияют на его будущее! Позитивная психология как наука (и эта книга) полностью посвящена таким рефлексивным реальностям.

Вот один из самых важных примеров рефлексивной реальности, наверняка он касается и вашей жизни. Речь о том, насколько позитивно вы смотрите на свою супругу или супруга. Профессор Сандра Мюррей из университета штата Нью-Йорк (Баффало) давно изучает хорошие браки {29}. В ходе исследования она тщательно фиксирует то, что вы думаете о своей «половине»: о красоте, доброте, веселости, преданности, уме. Те же самые вопросы об этом человеке она задает вашим самым близким друзьям и ведет учет расхождений: если вы думаете о партнере лучше, чем ваши друзья, расхождение положительно. Если вы – «реалист» и смотрите на партнера так же, как они, расхождение равно нулю. Если ваше видение партнера пессимистичнее, чем видение друзей, расхождение отрицательно. Прочность брака напрямую зависит от того, насколько положительным оказывается расхождение. У тех, кто питает благие иллюзии насчет своего партнера, брак гораздо лучше. Скорее всего, механизм здесь таков: партнер знает об этих иллюзиях и старается им соответствовать. Оптимизм помогает любви, пессимизм ей вредит. Какими бы ни были взгляды Эренрейх, в научной литературе на здоровье смотрят так же, как и на брак: пессимизм подрывает здоровье, а оптимизм укрепляет его. Я всецело за реализм, если речь идет о познаваемой реальности, которая не зависит от наших ожиданий. Когда же ваши ожидания влияют на реальность, забудьте про реализм!

 

ЭСВОД 51

Как мы видели, богатство имеет большое значение для удовлетворенности жизнью, но мало влияет на счастье или хорошее настроение. В то же время налицо огромное расхождение между валовым внутренним продуктом – мерой годной для богатства – и благополучием. При традиционном способе подсчета очков процветание означает богатство. Хочу сейчас предложить лучшую цель и лучший способ считать очки. Он сочетает богатство и благополучие, и я называю это «новым процветанием».

Когда страна бедна, охвачена войной, страдает от голода, эпидемий или разногласий в обществе, естественно, что мысли людей заняты в первую очередь устранением источника ущерба и осуществлением защиты от него. Бóльшая часть стран бóльшую часть истории человечества находились в таком бедственном положении. В таких условиях величина ВВП заметно влияет на то, как идут дела. В тех же редких случаях, когда народ богат, живет в мире, хорошо питается, здоров и наслаждается социальной гармонией, происходит нечто иное. Глаза людей обращаются вверх.

Яркий пример – итальянская Флоренция середины пятнадцатого века. К 1450 году город достиг процветания, во многом благодаря банковскому гению семьи Медичи. Жители Флоренции жили в мире, сытости, здоровье и гармонии – как минимум по сравнению с тем, что было раньше и с соседями по Европе. Они размышляли и спорили о том, что делать с этим богатством. Военачальники предлагали завоевательный поход. Однако одержал победу Козимо Медичи Старший, и Флоренция инвестировала свои излишки в красоту. Она дала нам то, что спустя два столетия назовут эпохой Возрождения.

Богатые страны мира – Северная Америка, Европейский Союз, Япония и Австралия – находятся в положении Флоренции: состоятельные, мирные, сытые, здоровые и гармоничные. Во что мы вложим свое богатство? Каким будет наше Возрождение?

С подачи постмодернистов история представляется последовательностью «черных полос» {30}. Убежден, что постмодернисты ошибаются сами и других вводят в заблуждение. Убежден, что история – это летопись прогресса человечества, и нужно надеть идеологические шоры, чтобы этот прогресс не замечать. Трудно, рывками, но все же несомненно по восходящей идет развитие экономики и морали. Как дитя Великой депрессии и холокоста, я ясно вижу все ужасные препятствия, которые еще предстоит преодолеть. Я ясно вижу всю хрупкость благоденствия и миллиарды людей, которые пока не наслаждаются цветами человеческого прогресса. Но нельзя отрицать, что даже в двадцатом веке, самом кровавом из всех, мы победили фашизм и коммунизм, смогли накормить шесть миллиардов человек, создали всеобщее образование и всеобщее медицинское обслуживание. Мы подняли реальную покупательную способность в пять раз. Увеличили продолжительность жизни. Начали сдерживать загрязнение планеты и заботиться о ней, добились огромных успехов в борьбе с расовой, сексуальной и этнической несправедливостью. Эпоха тиранов подходит к концу, начинается расцвет эпохи демократии.

Эти экономические, военные и моральные победы – достижения двадцатого века, которыми мы можем гордиться. Какой вклад в наше процветание сделает век двадцать первый?

Меня спросили об этом на первом Всемирном конгрессе Международной ассоциации позитивной психологии в июне 2009 года. Чтобы послушать доклады о новейших исследованиях и методах, в Филадельфии собрались около 1500 человек – включая ученых, коучей, преподавателей, студентов, медицинских работников и руководителей компаний. На организационном заседании выступил Джеймс Павелски, директор программы подготовки магистров прикладной психологии Пенсильванского университета, и задал вопрос: «Можем ли мы сформулировать перспективу, такую великую и вдохновляющую, какую задал Джон Кеннеди, говоря об отправке человека на Луну? Каким будет наш «лунный проект»? В чем долгосрочная миссия позитивной психологии?»

В этот момент ко мне повернулась Фелисия Хапперт, директор Института благополучия Кембриджского университета, и протянула экземпляр своего выступления на конгрессе. В конце главы 1 я рассказывал вам о ее работе, заканчиваю же книгу продолжением этого рассказа: Хапперт и Тимоти Соу опросили 43 000 взрослых людей {31}, представительную выборку населения двадцати трех стран. Они измеряли процветание, которое определили как сильные положительные эмоции плюс высокие оценки по любым трем из следующих пунктов: чувство собственного достоинства, оптимизм, жизнестойкость, энергичность, самостоятельность и позитивные отношения.

Это четкие критерии процветания. Три ключевых элемента (положительные эмоции, смысл и вовлеченность) взяты из теории счастья, но с добавлением остальных составляющих – главное, позитивных отношений – это приближается к теории благополучия. Я бы предложил еще добавить достижения, чтобы вместе с положительными эмоциями, смыслом, вовлеченностью, позитивными отношениями и позитивными достижениями получились мои критерии процветания.

Обратите внимание: эти критерии не назовешь субъективными {32}. Хотя измерение благополучия и стало, если не вполне респектабельным, то приемлемым занятием психологов и социологов, есть и те (во главе с моим другом Ричардом Лэйардом), кто считает, что всеобщим мерилом должно быть счастье – когда человек находится в хорошем настроении и испытывает удовлетворение жизнью. То есть оценивать политику следует исходя из того, сколько счастья она обеспечивает. Хотя счастье как мера и представляет собой большой шаг вперед по сравнению с ВВП, этого недостаточно. Первая проблема в том, что счастье – исключительно субъективная цель и ее нельзя измерить при помощи объективных показателей. А позитивные отношения, смысл и достижения состоят как из объективных, так и из субъективных компонентов. Речь идет не только о том, какими отношения кажутся вам, но и о том, что другие люди думают о вас; не только о том, что вы считаете смыслом (вы можете и заблуждаться), но о том, насколько вы действительно связаны с чем-то высоким и служите ему; не только о вашей гордости по поводу сделанного, но о действительно достигнутой вами цели и о том, как повлияет это на людей, которые вам небезразличны, и на общество.

Вторая проблема использования счастья в качестве единственного мерила для политики в том, что не учитывается голос половины общества – интровертов и людей низко позитивного склада. Интроверты в среднем не испытывают столько положительных эмоций и такого ликования, как экстраверты, когда понимают, что обрели нового друга или съездили в национальный парк. Это значит, что, решив, нужен ли еще один национальный парк, и рассчитав объем дополнительно создаваемого им счастья, мы исказим картину, поскольку не учтем интровертов. Гораздо объективнее и гораздо демократичнее измерять дополнительное благополучие: дополнительное счастье плюс смысл, плюс вовлеченность, плюс отношения, плюс достижения.

Предполагаю, нас ждут ожесточенные споры – о том, как именно измерять элементы благополучия, как комбинировать показатели благополучия и богатства, как взвешивать и сравнивать объективные и субъективные критерии. Впереди и серьезная доработка теории. Есть острые вопросы, реально влияющие на результат, например, как учесть неравенство доходов внутри страны {33}; каков вес потока по сравнению с радостью при расчете оценки положительных эмоций; вес благополучного развития детей, деятельности добровольцев, озелененности территории? В политических и эмпирических баталиях по поводу того, что следует включать в индекс благополучия, важно помнить: благополучие – не единственное, что мы, люди, ценим. Я ни в коей мере не утверждаю, что благополучие должно быть единственным фактором, влияющим на политику. Мы ценим справедливость, демократию, мир, толерантность и много еще того, что может коррелировать, а может и не коррелировать с благополучием. Но будущее призывает нас поверять политику благополучием, строить ее вокруг благополучия, а не только вокруг денег. Это станет нашим даром потомкам.

Но еще большим даром, чем утверждение процветания как критерия, станет само процветание. Я подчеркиваю пользу процветания. Большая часть этой книги посвящена именно пользе для людей: следствием процветания становятся здоровье, высокая производительность и мирная жизнь. Имея это в виду, сформулирую долгосрочную миссию позитивной психологии.

К 2051 году будет процветать 51 % населения Земли.

Я вижу огромные преимущества такой перспективы, но понимаю, насколько сложно ее достичь. Психологи при личной встрече, коучинг или сеансы групповой терапии могут помочь решению задачи, но лишь немного. Способствовать может и позитивное образование, при котором преподаватели дополняют обычное обучение принципами благополучия, в результате чего уровень депрессии и тревоги учащихся снижается, а уровень счастья – растет. Решению этой задачи помогут тренинги жизнестойкости в армии, после которых посттравматический стресс снижается, жизнестойкость повышается, а посттравматический рост становится более распространенным. Молодые солдаты, лучше оснащенные психологически, станут хорошими гражданами. Решению этой задачи поможет позитивный бизнес, цель которого не исключительно прибыль, но и улучшение отношений, и более глубокий смысл. И то, что о действиях правительства будут судить не только по тому, насколько вырос ВВП, но и по благополучию граждан страны. И все это, что чрезвычайно важно, будет поддерживаться позитивными компьютерными технологиями.

Но даже позитивных компьютерных технологий будет недостаточно, чтобы достичь 51 %. Более половины населения Земли живет в Китае и Индии. Сегодня две эти великие нации заняты наращиванием своего валового внутреннего продукта, поэтому скоро осознание важности благополучия укоренится и там. Самые первые конгрессы по позитивной психологии прошли в Китае и Индии в августе 2010 года. Не могу сказать, как именно этика построения процветания будет сочетаться в Азии с богатством, но помню про заразительность: счастье передается легче, чем депрессия {34}, так что вокруг позитивных целей должна возникнуть восходящая спираль.

Фридрих Ницше выделял три стадии в истории развития человека {35}. Первую он называет «верблюд». Верблюд просто не двигается с места, стонет и терпит. Первые четыре тысячелетия известной истории человечества соответствуют стадии верблюда. Вторую он называет «лев». Лев говорит «нет». «Нет» бедности, «нет» тирании, «нет» болезням, «нет» невежеству. Западную политику с 1776 года или даже с момента подписания Великой хартии вольностей в 1215 году можно считать трудной борьбой за право сказать «нет». И она, несомненно, идет.

Что будет, когда стадия льва завершится? Что будет, когда человечество действительно скажет «нет» всем ограничивающим его жизненным условиям? Что тогда? Ницше говорит, что начнется третья стадия развития: «родившийся ребенок». Ребенок спрашивает: «Чему мы можем сказать «да»?» В чем может быть твердо убежден каждый человек?

Мы все можем сказать «да» новым положительным эмоциям.

Мы все можем сказать «да» большему смыслу в жизни.

Мы все можем сказать «да» большей вовлеченности.

Мы все можем сказать «да» лучшим отношениям.

Мы все можем сказать «да» новым позитивным достижениям.

Мы все можем сказать «да» большему благополучию.