Что может быть страшнее отряда всадников на черных конях, скачущих по лесной дороге в холодной ноябрьской ночи? И для зверя они страшны, и для разбойников, что сначала затаятся на обочине, заслышав стук копыт, но потом растворятся в чащобе, увидев неодолимую силу. Свистнула стрела – и падает с дерева тетерев, нанизанный на нее. Фыркнула другая стрела – и закрутился на месте кабан, перебегавший дорогу. Много живности водилось в дремучих лесах Древней Руси. Тогда и по грибы ходили с рогатиной, потому как редкий час можно было не встретить медведя. Зайцы шли как сорные животные. А деревенские ребятишки вместо салочек развлекались убеганием от волков. Но не на охоту едут сейчас грозные всадники, попутно отстреливающие дичь. А едут они пока и сами не знают по какому делу, сопровождая великого князя Владимира Красно Солнышко.

– Долго еще ехать, князь?

– Кто ты такой, чтобы задавать вопросы?!

Князь Владимир отогнал было сконфузившегося сотника, но затем, подумав, немного обмяк. «И действительно, пора бы объяснить, куда и зачем едем. Пять сотен верст отмахали, а я так ничего и не сказал. Может, думают, что едут на верную смерть».

– Ладно, поди сюда.

Сотник ударил коленями в бока своего коня и опять подскакал к князю.

– Так и быть, слушай… – произнес Владимир. – Совсем немного осталось. К вечеру завтрашнего дня на месте будем. Правду скажу одному тебе, а ты передашь дружинникам только половину правды. Скажешь им, что князь держит путь на Селигерово озеро, помолиться за души усопших. Скажешь еще, что подыскиваю уголок для возведения часовни. А теперь слушай всю правду… Я захватил с собой скуфеть. Вот тут у меня в кожаной суме, к седлу приторочена… Еду на Селигерово озеро, чтобы заглянуть в будущее. Хочу узнать, насколько крепко христианская вера утвердится по всей Руси. Какова будет государственность? Еще хочу узнать судьбу своих потомков, а более всего не терпится отследить родовую ветвь моего любимого отпрыска Позвизда. Желаю далеко заглянуть, аж на тысячу лет вперед, а значит, стремлюсь к месту, где народу полегло особенно много. Так ведь волхвующие люди говорят: чем больше умерших на едином поле, тем зримее будущее в звездном небе над ним?

– Так-то оно так, князь… но для чего нам тогда Селигерово озеро? Надо было бы ехать на юг, в половецкие степи. Там-то взаправду много полегло… и поганых, и наших…

– У Селигерова озера поболе будет, – уверенно произнес Владимир. – К этому озеру моим тайным приказом свозили прокаженных со всей Руси, с Литвы, с чухонских деревень… Не перечесть, сколько народу свезли.

– Неужто топили? – напрягся сотник.

– Нет, не топили. Оградили им место на берегу. Никого не выпускали. Дождались, пока сами перемрут.

– Давно это было, князь?

– Не так уж… Годом раньше, чем пришла к нам христианская вера. С каждым днем эта вера во мне укрепляется, а грехи отягощают. Вот и хочу над памятным местом помолиться, а заодно и заглянуть в скуфеть, прости меня Господи… Тебя с собой взял на случай, если глазам своим не поверю. Тогда подтвердишь… Мне самому подтвердишь… Но, Лихой! – Князь щелкнул плеткой, подбадривая сбавившего ход коня. – Куда голову повернул? На лису загляделся? Эка невидаль!

В прямоугольной рамке опять начало твориться неладное. Картинка задрожала, искажая лица и силуэты, словно в водном отражении после брошенного туда булыжника. Затем вся эта колыхающаяся муть покрылась тонкими мельтешащими полосками, от которых рябило в глазах. А затем и вовсе пропало все. Вокруг скуфети и звезды были, и облака были, и луна была, – в общем, то, чему положено висеть в ночном небе по задумкам Всевышнего. А внутри – пустая неясность. Не черное даже, а серое ничто. Князь в сердцах хлопнул ладонью по резному обрамлению скуфети, которую держал на вытянутых руках.– Показывай же, черт бы тебя побрал! На самом любопытном месте… Как раз где Позвиздово потомство… Показывай, а не то разломаю!Словно испугавшись угрозы своего хозяина, рамочка с переливающимися по всему периметру орнаментами высветила лицо человека по виду армянского происхождения.– Ага. Вот опять и он, – выдохнул разгорячившийся князь Владимир. – С чего же это они все на армян похожи? И этот как армян, и отец его, и дед с таким же лицом, и прадед… Которого же он колена от моего Позвизда? Я со счету сбился…– Сорок седьмого колена, князь, – ответил сотник, стуча зубами от ужаса и пробирающего ноябрьского холода.Полночи они уже простояли на небольшом холме, вокруг которого в пожухлой траве еще виднелись высохшие человеческие черепа и кости погибших когда-то и не похороненных прокаженных. Справа ровной свинцовой гладью отсвечивало озеро Селигер. Слева вдалеке вился дымок. То дружинники пекли зверинину, имевшие запрет находиться в эту ночь радом с князем и сотником. Да они и сами были тому рады.«Надо же, отпрыски сорока семи колен, и все почти на одно лицо. И что это за ветвь за такая? Может, в мать сначала, а потом… перебила все диковинная кровь? – Тут Владимир наконец вспомнил, как выглядела Позвиздова мать, и сам себе утвердительно кивнул. – Правильно сделаю, что оставлю ему армянский надел. Такому как раз… Тьфу ты, черт! С седоусым целуется! С тем самым, который разноцветный блин крутил! С нечистью! Ай да потомок… Силы небесные! Черную грушу взял в руку! Сейчас кусать будет! Нет, не стал кусать… отдал… Мужику, переодетому в бабу… И на том благодарю Тебя, Всевышний, что не стал кусать… Не знал я, не гадал я, что через тыщу лет в христианской русской стране вот такие размалеванные черти с висюшками наплодятся, и среди них спокойно разгуливает мой дальний потомок, моя родная кровь».– Какое дашь тому объяснение? – спросил у сотника.– Не знаю, княже…– А ты думай, раз к волхвам ходишь…Владимир кусал губы, глядя на все это попустительство, что происходило в скуфети, и уже совсем по-отечески переживал за Позвиздова потомка сорок седьмого колена, который то появлялся в рамке, то исчезал. Вот Позвиздов потомок о чем-то говорит с человеком, очень странно одетым (весь в шипах!) и с разбойничьим лицом. Вот разбойник закричал на княжича, схватил за грудки. Князь Владимир покосился на сотника. Видел ли? Тот опустил глаза. Видел… Опять Позвиздов потомок. Опять мирно разговаривает с тем же самым разбойником. Улыбаются. Жмут друг другу руки. Как будто бы ничего и не было! Внезапно великий князь вспомнил, где и когда он видел почти в точности такое же разбойничье лицо. Вспомнил! В Муромских дебрях, вот где. Да это же он! Соловушка!Много слухов тогда ходило про Соловья-разбойника, от свиста которого будто бы высыхали травы, замертво падали птицы, сложив крылья, а всадники слетали с коней. Грабил и убивал Соловушка всех, кто проезжал по страшной Муромско-черниговской дороге. По его милости караваны доходили до места назначения порожняком, а то и не доходили совсем! Не счесть, сколько душ без покаяния на тот свет отправил. Решил тогда Владимир самолично расправиться с татем и, захватив с собой богатырей Илью, Добрыню и еще сорок отборных молодцов, окружил ту заимку, где прятался расшалившийся Соловушка. Чуть было не пожалел князь, что слишком малое воинство снарядил для такого хлопотного дела. Свистом тот Соловушка, конечно же, из седла никого не вышибал – то было преувеличением былинников, но до чего же ловок и драчлив оказался, подлец! Лихо, как куница, перепрыгивал с одного дерева на другое, уворачивался от стрел и половине дружинников морды расквасил дубиной, приговаривая: «Закройся, гнида!» Взяли тогда Соловушку большой хитростью, заманив ложным купеческим обозом, ловко накинули сеть и повезли в Киев, связанного крепчайшими ремнями. Все были уверены, что ждет негодника принародная казнь. Ан нет! В последний день князя Владимира, уже принявшего смиренную веру, вдруг охватил прилив невиданной благости и всепрощения. И сказал он Соловушке, что за великую денежную пеню он его простит и отпустит на все четыре стороны. И кто бы мог подумать, огромную телегу с золотом Соловушка отдал за себя. А когда освобожденный садился на коня, то крикнул Владимиру на прощанье: «И тебе задницу начищу, князь!» Схватились охранники за мечи, услышав прескверные слова, но Соловушка хлестнул плеткой и был таков. Только пыль столбом оставалась за ним, молодецкий свист да удаляющийся конский топот.И вот сейчас, глядя в скуфеть, Владимир сильно пожалел, что в свое время не расправился с вором. «А вдруг это его потомок? Уж больно похож! Да еще моего потомка отчитывает! Смотрим дальше…»Вот Позвиздов потомок вместе с разбойником, тем самым, что похож на Соловушку, спускаются по ступенькам. Затем они выходят из избы, оглядывают простор. Вот разбойник похлопал княжича… по щеке! Вот садится на одноглазого железного коня и исчезает, оставляя за собой клубы дыма. Нечисть! Нечисть! В это время к Позвиздову потомку подбежала какая-то баба в штанах (срамота какая!) Он что-то ей шепнул… Баба убежала в сторону соснового леса, что примыкал к озеру, потемневшему от нависающих тяжелых облаков. Позвиздов потомок неспешно направился туда же…– Смотри, князь, а это озеро, что видим на скуфети, никак Селигерово! – воскликнул сотник. – Так же изрезан берег, те же холмы, да и сосновый лес на том же месте… Только избушек престранных полным-полно…– И в самом деле, – согласился князь.– А вон и Бокан, твой скоморох, плывет в озере!Действительно, на какое-то время скуфеть перестала показывать Позвиздова потомка, а переключилась на кучку баб, которые словно наперегонки плыли в озере, а среди них ярче всех выделялся лупоглазый коротышка, очень похожий на княжеского скомороха. Неужели скоморохов потомок?– Откуда у Бокана могло быть потомство? – озадачился сотник. – Шуту не положено.– Много ли мы знаем про шутов…Тут Владимир опять рассердился на рамку.– Уже скоро утро, а ты мне лупоглазого показываешь, подлая! Затем ли ехал полтыщи верст?!Рамка опять послушалась князя. Картинка с плывущими сразу же убралась. Вместо этого уже на фоне густого кустарника и темных сосен появился Позвиздов потомок с ярко-алой коробочкой в руках, из которой он что-то извлекал палочкой и съедал, судя по работе желваков. «Неужели из таких мисок будут яства принимать через тыщу лет? – сокрушенно подумал Владимир. – Вон, мои дружинники меньше, чем из серебряных блюд, столоваться отказываются. А прямой потомок моей крови палочкой из коробки снедь достает. И не за столом, а утайкой, в лесу, хотя до изб меньше версты. С нечистью возится, разбойник его донимает… Получается, что он вовсе не христианин и не княжич! Вот как будущее время безжалостно разобралось с моим семенем. О горе мне, горе!»Последующие картинки, которые выдавала скуфеть, все больше и больше удручали великого князя Владимира. Вот баба в штанах, что еще недавно разговаривала с Позвиздовым потомком, лежит во мху бездыханная. Изо рта струится кровь… Убита! А вот опять княжич… Продирается через заросли… И не просто продирается, а спасается! Следом за ним бегут двое! Картинка опять задрожала. Образы размылись. Тут уже ничего не поделаешь, на горизонте за Селигеровым озером проступал рассвет. Владимир помнил по прежним выходам с рамочкой в чисто поле, что с первыми петухами видения в скуфети исчезают. Здесь, на берегу безлюдного Селигерова озера, конечно же, петухам неоткуда было взяться, однако достаточно будет и другого знака – восходящей зари. Как будто нарочно, как будто в помощь, тяжелая низкая тучка на время прикрыла розовую полосу на горизонте, и сделалось совсем темно. Надолго ли?…У берега те самые двое настигли княжича или как его теперь называть… Княжич раздевается… Что это? Идет по воде! Идет и не тонет! Не погружается вглубь больше колена. Полверсты прошел! Версту прошел. И все так же идет и не тонет! Аки посуху! Владимир заулыбался. Спасибо тебе, скуфеть, которая помогла просмотреть будущее. Вот он кто такой, оказывается, на самом деле, княжеский потомок – Позвиздова ветвь. Пусть не богатырь, пусть не царь, но пророк. А для верующих людей это звание безоговорочно самое высокое.Владимир облегченно вздохнул, перекрестился и победоносно посмотрел на сотника, который все так же послушно стоял рядом, не смея что-либо вымолвить.– Видал, во что перерастет моя ветвь через тысячу лет! – с гордостью произнес Владимир, обращаясь к свидетелю ночных видений. – Многие лета безвестности, стыда не прошли даром. Был он и каменщиком, выгребал мусор, унижения от разбойника переносил, лебезил, но все эти жертвы вознесли его и за терпение сделали пророком. Видел?! По воде аки посуху! Слава тебе, сорок седьмой потомок! Благодарю Тебя, Господь! Верю я теперь, что утвердится христианская вера по всей русской земле, а потомок мой по воле Господа новым пророком к людям придет во укрепление заповедей Христовых и любви к ближнему. И еще вот что я понял из увиденного. Через тыщу лет потеряют всякое значение остатки варварских истуканов, потеряется о них память, а вместе с ними уйдет в забытье и скуфеть. А для скорейшего упреждения сего вот что я сделаю. Сразу по возвращении в Киев соберу людей на площади. Прилюдно попрошу прощения и на глазах у всех свою скуфеть разломаю или сожгу. Не нужна она мне более. Горд и спокоен я за Русь и за свое потомство в далеком будущем! А ты, друг мой, когда я буду перед народом в Киеве речь держать, справа от меня встанешь, как и сейчас. Вот какой удостаиваю тебя чести. Как только закончу речь, то дам тебе слово. Скажешь следующее…Тут князь заметил, как округлились глаза у сотника. Затем, медленно поднимая трясущуюся руку, сотник указал на скуфеть. Князь резко повернулся к рамке и чуть было не выронил ее из рук…Позвиздов потомок более не шел по воде, аки по суху. А судорожно размахивая руками, плыл…Восходящая заря широко и уже необратимо продиралась через черную тучу, освещая горизонт. Желтая трава на холме покрылась росой, а над озером закружили чайки в поисках ленивой плотвы, что, поднимаясь за пузырьками к верхним слоям воды, становилась легкой добычей птиц и крупной рыбы. Сосновый лес по-утреннему зашумел. Вдалеке еще дымил угасающий костер.Последнее, что увидел Владимир в мутнеющем изображении скуфети, так это знакомое лицо невзрачного белесого дядьки с редкими волосами – того самого, который как-то назвал себя «Дважды Владимиром» и который также смотрел ему навстречу через другую скуфеть. По точно такому же соотношению сторон невозможно было ошибиться. Скуфеть в скуфети! «Дважды Владимир» не просто смотрел, но что-то еще и говорил. Затем его сменил еще один владыка с большой головой, узкими плечами и короткими ручками. Потом опять «Дважды Владимир»… Все…Князь Владимир опустил рамку, через которую уже совсем ничего нельзя было разобрать, и, опустив голову, побрел туда, где вился дымок… К дружинникам…– А часовню, великий князь… Где будем закладывать часовню? – прозвучал вопрос сотника.Владимир не ответил. Он медленно шел, глядя на землю, распугивая ящерок и полевых пташек, которые устроили себе гнезда в высохших черепах. Сотник также медленно шел следом.– Про часовню спросил, княже. Ты, должно быть, не расслышал… Про часовню…Владимир по-прежнему молчал. У сотника на лбу выступил пот.«Плохи мои дела, плохи. Получается, и через тысячу лет, вопреки простирающемуся христианству, скуфеть возьмет свое? – лихорадочно рассуждал сотник. – Так, значит, князь не избавит людей от чудодейственной рамочки, а наоборот – сохранит, и перейдет она к владыкам будущего? Так я же опасным для него стану, как много знающий о скуфети и продолжателях его рода… Что-то там было с дальним потомком его крови? С нечистью возился, с разбойником… И какой же он пророк, когда бросился в воду и поплыл?! Как же победит христианская вера на Руси, когда через тысячу лет сохранится и нечисть, и могущественные скуфети?» В последнее время все уверовали в человеколюбие и милость изменившегося Владимира Красно Солнышко. А в какую сторону он теперь изменится, убедившись, что христианство не очень-то и победит? Пожалел Соловья-разбойника за телегу с золотом… Но Соловей-то всем известен, и о княжеской милости будут помнить все… А какая выгода ему щадить малоизвестного сотника, который вдруг стал опасным свидетелем? В лучшем случае отправит от себя подалее, служить на кордоне в половецких степях. Или к болтливым полякам? Если бы…Он вспомнил слова Владимира: «Приедем в Киев… Постоишь от меня сбоку…» Да какой теперь Киев?! Какие поляки?! Какой сбоку?! Прикажет дружинникам потихоньку задушить по дороге и оставит в лесу. А свою скуфеть сохранит, не сказав народу об этом ни слова. Да и кто будет спрашивать? Он же князь!Кожаная сума била по бедру впереди идущего князя. Тук-тук. Тук-тук… Сума, а в ней рамочка, которая по-прежнему давала власть и безоговорочное подчинение… любому ее владельцу. Сотник вспомнил, как быстро приучала она народ к нужному образу. Вспомнил случай из не очень далекого прошлого, когда он, сотник, имел право на ношение скуфети. Как-то раз позволил своему сынку рамочку в руках подержать. А тот вдруг возьми да скомандуй через нее: «А ну, батек, отдавай плетку!» И что? Отдал. Безоговорочно отдал… «А теперь, батек, отдавай кошель с серебром!» И что? Отдал кошель с серебром… Одумался и спохватился только тогда, когда мерзавец нечаянно уронил рамочку. С трудом отобрал, мальца отстегал, а скуфеть больше с пояса не снимал… До тех пор, пока Владимир сам не приказал ее сжечь. А приказывая, опять же смотрел через свою знаменитую великокняжескую скуфеть.«Плохи мои дела, плохи. Жизнь, она одна… Не доказано мне, свидетелю ночных видений, что христианская вера единственно истинная. Значит, не доказано, что ждет другая, райская жизнь на небесах. А желанная скуфеть совсем близко… Вон, болтается на княжеском поясе. До дружинников еще почти с полверсты. Трава высокая. Им пока нас не видно…» Сотник не стал придумывать, что скажет дружинникам, когда вернется к костру один. Без князя… «Потом придумаю, сейчас не до этого. Главное, чтобы вернуться со скуфетью. Уж тогда скомандую». Медленно, не нарушая ритма ходьбы, нагнулся, осторожно доставая из-за голенища тонкий стилет… Исподлобья при этом внимательно следил, не потянется ли рука впереди идущего Владимира к короткому мечу, что висит по другую сторону богато расшитого широкого княжеского пояса…

Солнце взошло уже высоко, освещая прибрежные осенние просторы озера Селигер. Воздух потеплел. Пташки разлетались, весело чирикая, словно ожидая, что ушедшее недавно лето вот-вот вернется. Но вдруг разом с гамом и криком в одно мгновение исчезли, потому как на фоне освещенного неба и утренних недождливых облаков появился стервятник, высматривающий себе добычу. Суслики опять попрятались в норы. Перепелки убежали в высокую траву. И лишь один только серый ежик, который не боялся стервятников, остался на месте доедать пойманную сороконожку, при этом чутко улавливая звуки и дым от костровища, разложенного совсем неподалеку. Это был опытный ежик, которому приходилось жить вблизи людских поселений. И он прекрасно знал, что запах костровищ – хорошая примета, потому как возле них нередко оставалась какая-нибудь еда. Но вот и он, услышав треск от приближающихся людских шагов, сначала настороженно поднял голову, а затем спрятался в ворохе сухих осенних листьев. Человек был один. Он прошел мимо. После чего ежик осмотрелся, опять понюхал воздух и вернулся к сороконожке, которую добыл с большим трудом.– А где же сотник, княже? – спросили дружинники, когда Владимир вернулся в одиночестве – Отстал?– Отстал наш сотник, – тяжело вздохнул Владимир. – Совсем отстал. Он решил там, на капище, навсегда остаться… Уже и место для часовни нашел…