Глава 7. Метафизические основания познания развития и развивающихся объектов
§ 43. Объектом познания философии развития и наук о развитии являются конкретные развивающиеся объекты в их конкретном единстве генетического либо типического, сходного общего и индивидуального. Соотношение общего и индивидуального в конкретных развивающихся объектах, процессах, состояниях – предмет конкретных исследований. Наиболее общим и единым в себе генетическим основанием общности и сходства различных развивающихся объектов в тех или иных отношениях и чертах является то, что известный нам космос (Метагалактика) возник как единое в себе, имеет единые по природе основания, единые по происхождению законы, законы целостности (системности). При этом бесконечное многообразие комбинаций сущего порождает стороны и свойства, которые отличают конкретные объекты.
Предметом познания в философии развития, науках и разделах наук являются те стороны и отношения развивающихся объектов, которые существенно важны либо касаются непосредственно процесса развития объекта и совокупности определяющих этот процесс обстоятельств, последствий и перспектив развития. Предметом методологических исследований является обоснование истинности научного познания, расширение возможностей познания и предвидения, спектра познавательных и прогностических инструментов.
На основе данной онтологической особенности развивающихся объектов формируется методологическая и логико-гносеологическая специфика их познания, принципиальные моменты которой таковы:
1. В условиях постоянного или периодического разрушения тождества объекта самому себе, изменения элементной базы объекта, совокупности, параметров и закономерностей его взаимодействий изменяется система оснований и принципов организации содержания научного знания относительно конкретного состояния конкретного объекта. Возникают границы принципа тождества знания и действительности по типам объектов, параметрам состояния, стадиям развития и т. д. То есть классический характер постоянства и повторяемости как основы рациональности оказывается ограниченным. Более того, поскольку познание развивающихся объектов существенно индивидуализировано, то оно часто требует адаптации рациональности не только к типу объектов, а к отдельному объекту, содержание знания становится более конкретным, привязанным к объектам и ситуациям, тем самым еще более снижая общность и повторяемость в классическом смысле.
2. В связи с исследованием в развивающихся объектах изменений состояний, изменений закономерностей функционирования, процессов перехода (в которых часто нет жестких закономерностей, ситуация выбора часто имеет высокую степень неопределенности), исключается возможность классически-логической выводимости закономерностей последующих состояний из закономерностей предыдущих, требуется переход от формальной логики к диалектической, включающей противоречия, выбор в сильно неравновесных и неопределенных состояниях, процессы творчества и переходы от одной логики к другой.
3. Поскольку развивающийся объект «работает» на основе нескольких типов взаимодействий и в условиях сильной степени уникальности, нетождественности, нетипизируемости, исследование развивающегося объекта – дело во многом самостоятельное по отношению к исследованию другого развивающегося объекта, требующее оценки применимости доступного (известного) опыта исследования и освоения. Зачастую развивающийся объект фактически познается заново.
4. Ограничивается возможность продуктивного применения результатов исследований отдельных взаимодействий и идеальных моделей для изучения реальных объектов, поскольку сложно обобщить знание об отдельном объекте, обобщение всегда носит ситуативный и временный характер. Отсюда более узкая область применения обобщающих и типологических исследований, серьезные ограничения в экстраполяции моделей идеальных объектов на реальные (широко применяющиеся в точных науках), изменение взаимоотношений фундаментальных и прикладных наук, в том числе в плане распределения всех видов затрат и интеллектуальных усилий.
5. Однако при всем этом в исследовании развивающихся объектов всегда полагается возможным наличие общего, сходства закономерностей процессов, сходства природы, позволяющие осуществлять классификации и типологии. Более того, существовавшие и существующие развивающиеся объекты и процессы развития могут быть и должны быть классифицированы, типологизированы и каталогизированы по различным основаниям. Это является важным методологическим основанием исследования развивающихся объектов.
Примечание 1. Процесс познания в целом, который постоянно продолжается, относительно каждого отдельного феномена природы (объекта, процесса) всегда начинается. Человек, сталкиваясь с новой реальностью или стороной реальности, начинает ее познавать, естественно, опираясь на прежний опыт и знания, но не ограничиваясь ими. Это вполне тривиальное утверждение оказывается весьма важным заявлением в особенности применительно к познанию развивающихся объектов.
Познание (исследование) объектов в разных их отношениях – это непрерывный процесс, который (исторически) начинается с момента знакомства человека с данным объектом. Обыденное, художественное, философское познание и существующие мировоззренческие подходы могут при этом предварять, сопутствовать или идти вслед за научным познанием, взаимодействуя с ним.
Собственно научное познание любых объектов начинается с исследования различных сторон, аспектов (проекций), составных частей, деталей, чаще всего, взятых в отдельности (абстрактно). Как правило, познание не может и не ставит целью сразу охватить объект целиком – потому, что а) в поле зрения познания объект попадает лишь постепенно, б) он исследуется и вовлекается в человеческую деятельность преимущественно по мере появления и расширения практических потребностей человека (как материальных, так и идеальных), в необходимых для практики отношениях, в) а также ввиду несовершенства методологии, методов, процедур, инструментов познания на начальной стадии исследования объекта в каждом отношении – поскольку сами методологи и методы познания лишь рождаются (направленно прирастают, совершенствуются) именно по мере освоения новых объектов реальности и исходя из складывающейся в каждый исторический период дисциплинарной организации наук. Существующие до начала познания данного объекта методологии и методы (по отдельности и в комплексе) также используются, но они, как правило, постепенно конкретизируются, трансформируются, корректируются, адаптируются применительно к каждому новому объекту познания. Этот этап в гносеологии называется этапом движения познания «от конкретного к абстрактному». Затем осуществляется переход к стадии исследования объектов в их конкретности, целостности, полноте, всесторонности, включая комплекс внешней и внутренней относительно объекта детерминации – этот этап в гносеологии называется этапом движения познания «от абстрактного к конкретному».
Все это естественным образом относится к исследованию таких объектов, как конкретные развивающиеся объекты в их элементной и процессуальной природе. То есть, исследование конкретных развивающихся объектов также проходит стадии знакомства с деталями объекта, переход к исследованию объекта в его всеобщности и абстрактности и переход к целостности и конкретности, в том числе в прикладном формате исследований. Причем, идентификация (осознание) того или иного объекта в его отношении к процессам развития (как саморазвивающегося, как компонента развивающегося объекта, как неразвивающегося и лишь функционирующего) происходит на достаточно поздних стадиях его познания.
Одним из важнейших первоначальных этапов познания мира в его развитии и впоследствии каждого конкретного развивающегося объекта является исследование комплекса его процессуальности (процессов изменения, взаимодействия, функционирования, развития, управления) и природы каждого процесса (в том числе процесса развития) в чистом виде. Этот этап является в сущности своей абстрактным, отвлеченным от конкретного развивающегося объекта, хотя органически необходимым этапом познания. Причем, научное исследование процессов развития в чистом виде также начинается с исследования различных сторон, проекций, составных частей, деталей процессов развития, взятых в отдельности (абстрактно), а затем исследует процесс развития в его внутренней логике и целостности (конкретности). При высоком уровне абстрагирования появляется тенденция абсолютизации процессуальности, наделения ее самостоятельно сущей природой, независимостью от конкретных объектов и даже доминированием над ними. На наивысших уровнях философской абстракции «развитие вообще» («развитие в чистом виде») появляются следующие конструкции: «всемирное развитие» (Г. Гегель, К. Маркс, Ф. Энгельс, марксизм), «процессуальность вообще» (Д. С. Милль, Дж. Льюис, А. Шопенгауэр, А. Бергсон, С. Александер, Л. Морган, Т. де Шарден и другие, в том числе по отраслям науки), «возникновение нового вообще» (И. Пригожин, Г. Хакен, теория диссипативных структур, синергетика, теории творчества), «прогнозирование вообще» и «управление развитием вообще» (К. Поппер, критический рационализм, прагматизм, социальные технологии).
Однако нельзя останавливаться на этом уровне, который в некоторых отношениях продолжается в настоящее время. Необходимо осуществлять переход к стадии исследования процесса развития как конкретных процессов в их целостности и, тем самым, к исследованию конкретных процессов развития в конкретных объектах, к исследованию «динамической сущности» применительно к каждому объекту. Начальная стадия этого перехода обозначилась в последние десятилетия в технологиях и методах Форсайта.
Примечание 2. Абстрактность и конкретность являются органически взаимосвязанными компонентами процесса познания всякой (в том числе развивающейся) реальности, организации знания о ней и практической деятельности в ней, причем, не только с точки зрения реальной истории познания объекта и этапов познания (как показано в Примечании 1), но и с точки зрения внутренней логики и связи наличных процессов познания, структуризации знания, использования знания в практической деятельности. В развивающемся объекте как объекте познания и обстоятельстве деятельности абстрактность и конкретность в оптимальном варианте должны гармонично сочетаться. Лишь это дает возможность полноценно осуществлять процесс познания и предвидения, использовать всю наличную совокупность научных методов исследования, корректно и доступно оформлять полученное знание, методически грамотно, социально и морально ответственно использовать знание и технологии в практике взаимодействия с развивающимся объектом, в интеллектуальном обеспечении различных форм человеческой деятельности с развивающимися объектами, включая управление ими. Все это тем более необходимо при использовании потенциала развивающегося объекта в человеческой деятельности. Поэтому именно сочетание конкретного и абстрактного позволяет человеку эффективно продвигаться как плане собственно познания, так и в плане «опредмечивания знания» (К. Маркс).
При этом, конкретность и абстрактность как подходы к исследованию и как качество состояния результатов познания различаются а) в характере целевой установки познания и деятельности, б) в характере ориентации познания и деятельности относительно объекта в его окружении (контексте), в) в инструментах познания и деятельности, г) в характере осуществления познания и деятельности относительно объекта, д) в результатах познания и деятельности.
Конкретность имеет объектом и целевой функцией познания и деятельности собственно конкретный развивающийся объект; ориентирует на всестороннее познание объекта, его внутренней элементной и процессуальной природы и имманентной логики, на взаимодействие с ним как развивающейся целостностью; основывается на принципах целостности (системности); осуществляет познание и деятельность, соразмеряя методологию и методы с внутренней логикой объекта; в результате познавательной деятельности и в основании практической деятельности лежит принцип полноты и всесторонности.
Абстрактность имеет сознательной либо фактической (по итогам акта познания или деятельности) целью познание и использование одной стороны (отношения) конкретного развивающегося объекта, его элементной либо процессуальной сторон (исследование элементной базы, процессов изменения, взаимодействия, функционирования, развития, управления, исследование проблем, ситуаций, разработка технологий и т. д., стремясь при этом к всесторонности, полноте, системности и внутренней логике этих абстракций, хотя и не всегда ее достигая ввиду наличия в абстрактном отвлеченности от совокупности «скрытых свидетельств» (Н. Талеб), отвлеченности от несостоявшихся вариантов в ходе выбора в ситуации неопределенности выбора); ориентирована на познание этой одной (нескольких) сторон, сознательно либо фактически отвлекаясь (отходя) от принципа целостности (системности) развивающегося объекта, руководствуется преимущественно логикой выделенного отношения (процесса, ситуации, проблемы), а не логикой объекта; осуществляет познание и деятельность, соразмеряя методологию с логикой данного отношения (процесса, проблемы, ситуации) – в связи с чем исследования развиваются в разных науках; в результате познавательной деятельности и в основании практической деятельности лежит принцип всесторонности и полноты выделенного отношения (объекта, процесса, проблемы, ситуации).
Конкретность и абстрактность как подходы и как качество состояния результатов познания в себе диалектически взаимосвязаны (одно предполагает другое, одно дополняет другое в процессе познания и деятельности), а также внутренне диалектичны – одно включает в себя элементы другого в тех или иных отношениях, в связи с чем абстрактность (в некоторых отношениях) конкретна, конкретность (в некоторых отношениях) абстрактна.
Конкретное и абстрактное различаются в фундаментальных и прикладных науках (см. § 50 Примечание 2).
Инструментальность науки (как прикладная и практическая задача) предполагает доведение ее результатов до конкретности.
Причем, абстрактность и конкретность требуют обязательной корректировки с учетом развития. Например, долго работая в одном месте (на одной должности), человек часто становится обладателем практически полной информации по объекту, особенно если он работает в качестве управленца. В стационарном (стабильном, метастабильном) состоянии этого достаточно, чтобы быть профессионалом. Здесь требующими специального внимания для достижения конкретности становятся только спорадические динамические процессы, которые нужно особо отслеживать и регулировать – использовать, развивать или нейтрализовать, локализовать. В случае развития – требования иные, поскольку вся динамика становится не спорадическим (стохастическим) отклонением, а определяющим параметром осуществления бытия. Здесь – работают другие информационные параметры процессов, усложненная система управления.
Примечание 3. Развивающиеся объекты как тонко настраиваемый процесс – целостные в себе и слабо допускают абстракции в их познании как таковых (развивающихся, зачастую живых, потому атрибутивно целостных), в познании требуют интегральности, которая становится обязательным и не исключаемым условием, целью и органическим компонентом средств познания. Если в познании иных объектов (систем), процессов, отношений и взаимодействий (в том числе включаемых в развивающийся объект) абстракции могут быть самостоятельным процессом, целью и результатом познания, то в отношении развивающегося объекта – лишь средством. В развивающемся объекте существенно сужены границы возможности абстрактного рассмотрения, остающегося истинным, и эффективного действия, способного принести пользу либо, по крайней мере, остаться безвредным для объекта. Целью и результатом может являться лишь итоговый – интегральный, синтетический в сущности своей – результат, который лишь и способен обеспечить необходимую степень адекватности знания как цели и знания как руководства к действию в отношении каждого конкретного объекта.
Поскольку абстрагирование от целостности уничтожает либо деформирует развитие, важнейшим требованием конкретности всякого научного познания является полнота и всесторонность рассмотрения. В этой связи в исследовании развивающегося объекта обретает ключевое значение принцип полноты, который становится важнейшим основанием для обеспечения истинности знания и ответственности действия.
Принцип полноты вытекает из принципа целостности (принципа системности), имеющего онтологический и гносеологический аспекты.
В онтологических основаниях полноты речь идет о конкретном развивающемся объекте как едином и целостном в себе сущем в органической связи своего прошлого, настоящего и будущего. При этом, целостность (внутренняя онтическая полнота) объекта всегда одновременно есть контекст, который пред-полагается всякому исследованию, и результат, завершающий всякое исследование в виде комплексно полной идеальной модели и основанных на ней практических действиях.
В гносеологическом аспекте требование принципа полноты означает комплексность осмысления объекта, аутентичность его идеальной модели реальному прообразу в прошлом, настоящем и будущем, валидность методов исследования и идеального представления объекта самому развивающемуся объекту. Так, в связи с потребностью к комплексности логично, что в настоящее время уже на новом уровне ставится задача углубления системности в исследованиях будущего, что приводит к поиску и порождению новых методов Форсайта, позволяющих получить интересные научные результаты.
Примечание 4. Всякий конкретный развивающийся объект, становясь объектом познания и будучи идентифицированным как развивающийся объект, включается в контекст познания развивающегося мира и деятельности в нем, становится причастным к познанию всей совокупности развивающихся объектов, к методологии познания развивающегося мира и методологии деятельности в нем, к практической деятельности человека в окружающем мире. Это – важнейшая констатация, которая является основанием требования а) отношения к данному объекту как развивающемуся в онтологическом и гносеологическом аспектах с вытекающими требованиями, ограничениями и критериями и б) требованием комплексного учета потенциала развивающегося объекта при его взаимодействии с человеком, при включении его в человеческую практическую деятельность с ответственным отношением к последствиям симбиоза потенциала данного объекта и активности человека.
Примечание 5. В своей абстрактности любой процесс, технология, проблема, ситуация, отдельная сторона или отдельное отношение могут быть рассмотрены в их идеальной полноте, представлены в виде идеальной целостной модели. Однако необходимо постоянно иметь в виду, что а) эта полнота всегда носит идеальный характер и является результатом первоначальной абстракции, б) в составе объекта как целого исследованные закономерности, как правило, носят несколько иной характер вследствие системного эффекта, поэтому в) осмысление конкретного развивающегося объекта как целостности на определенном этапе развития его познания, как правило, требует корректировки понимания и объяснения всех фрагментов, которые ранее попадали в поле зрения человека и были объектом и предметом его исследования прежде, в том числе – в отдельных науках. Это также вполне возможно (посильно) для науки, поскольку идеальный синтез комплексного знания также имеет свойство системности и может отражать объективное свойство системности.
Различные предметы познания в исследовании того или иного развивающегося объекта, исследования данного объекта в различных ракурсах и отношениях, разными науками, что само по себе создает основание односторонности и потому абстрактности, не отменяет, а предполагает необходимость целостного рассмотрения объекта на поздних этапах познания, порождая потребность и тенденцию в комплексном междисциплинарном подходе.
Конечно, по разным (чаще естественным, порой искусственным) причинам в процессе познания в той или иной период излишне доминирует (может доминировать) абстрактность либо конкретность. Однако необходимо понимать, что такое положение разбалансирует собственно процесс познание, снижает эффективность познавательных процедур, обоснованность практических действий и степень их ответственности. В этой связи при появлении разбалансированности отношения конкретного и абстрактного необходимо стремиться к исправлению ситуации; знания, полученные в условиях разбалансированности отношений абстрактного и конкретного, использовать с большой осторожностью и с постоянной оглядкой внедрять их в практическую материальную и идеальную деятельность.
В этой связи необходимо отметить, что фактически состоявшийся и в западной, и в отечественной теории познания (философии и науке) переход от «познания вообще» и «дисциплинарного» познания к познанию (и созданию) объектов как конкретных в естественных, технических и социально-гуманитарных сферах, не будучи отчетливо обозначен и резюмирован как таковой, пока привел к результатам, далеким от комплексности и органичности. Кроме всего прочего, эта неуясненность часто продолжает позволять искать аналоги в сферах, где их нет, не видеть аналогов там, где они есть и т. д., осуществлять гносеологические и методологические типологии в отрыве от природы познаваемого объекта.
Кроме того, поскольку развивающаяся и творческая реальность (каковой является в особенности всякий человек, социальная группа, социальная система) обладают интегральной природой, объединяющей в себе естественную, социальную, техническую среду, сложнее по числу и качеству параметров, определяющих ее динамику, чем любой ее компонент, то познание таких систем – это не просто междисциплинарный синтез, но синтез целых отраслей философского и научного знания, фундаментальных и прикладных наук, теоретической, эмпирической и экспертно-аналитической деятельности.
В этой связи междисциплинарный и межотраслевой подход – это не окончание, а начало интеграции знания, итоговой целью которой является объекто-ориентированная организация научного познания и знания, а также создание специальных научных подразделений, ориентированных на конкретный объект (если он уникален либо исключительно важен) либо (по крайней мере) на тип объектов.
§ 44. Субъектом философского и научного познания развивающихся объектов и всякого конкретного развивающегося объекта как целостности является совокупный человеческий разум (разум в широком смысле слова, включая метафизическую, ценностно-смысловую, рациональную, интуитивную, психо-эмоциональную стороны), а в каждый конкретный отрезок времени – коллективный разум организованных различными способами групп людей, работающих в совокупном культурно-историческом контексте человеческого разума с использованием элементов искусственного интеллекта. Разум отдельного индивида выступает как активный инструмент и элемент коллективного разума, выполняющий в познании развивающегося объекта конкретные функции. Отдельно взятый индивид не является самодостаточным субъектом познания, то есть субъектом философского и научного познания развивающихся объектов в собственном смысле слова (по крайней мере, пока). Этим обусловлен тот факт, что на философское и научное познание мощнейшее воздействие оказывает социально-культурная и историческая природа субъекта познания, в связи с чем надличные социально-культурные, а в некоторых отношениях и природные объекты – есть не просто контекст познавательной активности личности или ее среда, но есть структурное основание и организующий компонент формирования и деятельности субъекта. Это – важнейшее и возможно качественное отличие субъектов познания сложных развивающихся объектов от стационарных, начавшее проявляться в XX веке, в котором человек сложностью коллективного интеллекта и коллективной деятельности начал отвечать на сложность познаваемых развивающихся объектов, переходя на все более сложные и неразрывные взаимодействия коллектива и личности в процессе социализации, познания и деятельности.
Субъект познания эволюционирует в человеческой истории. Кроме того, субъект познания трансформируется, развивается и усложняется при переходе к исследованию более сложных объектов и, напротив, упрощается при переходе к исследованию простых объектов и примитивизируется при переходе к шаблонным интеллектуальным операциям. Базовым условием познания, претендующего на получение истинного знания, является соответствие уровня сложности субъекта познания – уровню сложности объекта познания. В этой связи продвижение в познании ко все более сложным объектам познания (в особенности к познанию развивающихся объектов и процессов развития) обусловливает необходимость постоянного прироста сложности субъекта познания, развитие его интеллектуального и духовного в целом потенциала, методологической платформы, методического обеспечения. Совершенствование субъекта философского и научного познания, в том числе посредством одновременного углубления специализации и расширения междисциплинарности, становится важнейшим требованием постижения объективной реальности в новых – более сложных – ее аспектах, в том числе аспектах познания развития, познания будущего. Невозможно объективно истинное познание сложной реальности примитивным субъектом познания.
Примечание 1. Понимание субъекта познания, в том числе научного, имело и имеет различные версии. На современном этапе доминирует позиция, заключающаяся в том, что без и вне коллективного сознания а) познающей и действующей личности не существует, то есть, она не формируется, не осуществляется, не есть, б) личность не способна к научному познанию, в) личность не способна осуществлять значимой для контекста исторического бытия деятельности, в том, что отдельный познающий индивид в познании мира является элементом коллективного человеческого разума, состоящего из очно-заочных коллективов людей, исследовавших и исследующих ту или иную проблему, теперь – с использованием дополнительных возможностей компьютерных систем искусственного интеллекта. Коллективный разум обусловливает возникновение и становление сознания и разума каждой конкретной личности, создает обеспечивающий контекст для осуществления личностью своей познавательной и практической деятельности, творчества познания и созидания, обеспечивает интерпретацию и включение продуктов творчества в совокупный человеческий разум, трансляцию этого знания или умения в общество, внедрение нового знания в общественную практику. Научное познание воспроизводит эту систему в максимальном виде, философское, художественное, религиозное, мистическое, обыденное индивидуальны в большей степени, однако и в них доля коллективного сознания существенно доминирует.
На основе собственных способностей индивид, в особенности в системе научного познания, познает лишь фрагментарно либо преимущественно в одном отношении, потому преимущественно абстрактно. При внедрении личных и коллективных знаний в социальную практику, применительно к конкретному развивающемуся объекту или процессу развития, в управлении обществом, техническими и природными системами соотношения знания и личного опыта сильно варьируется – управленческие решения могут приниматься не обоснованно, личным волевым актом (волюнтаризм), могут вырабатываться коллегиальными органами, могут привлекать научное сообщество, отдельные творческие личности в виде консультантов. Степень воздействия на управление лиц, принимающих решения, органов, вырабатывающих решение, варьируется и требует (ретроспективно) индивидуальной оценки применительно к каждой ситуации, а перспективно – оптимизировать пути выработки и принятия решения для повышения их тактической и стратегической эффективности. Однако понятно, что субъектом практической деятельности являются именно коллективы – слои населения и социальные группы (в деятельности в масштабах общества профессиональные, отраслевые, корпоративные, этнические и т. д.).
Примечание 2. Коллективное прочтение субъекта познания обусловливает жесткую культурно-цивилизационную и корпоративную привязку субъекта научного познания по всем параметрам – метафизическому, ценностно-смысловому, рациональному, интуитивному, психоэмоциональному, а также по целям, методологиям, наборам инструментов и методов познания. Это же обусловливает эволюцию познающего субъекта в общем контексте эволюции цивилизации и культуры, создает сходства и, одновременно, различия, в современной науке в особенности в субъектах, организованных в виде экспертных систем и Форсайтов.
Так, в истории европоцентричной и российской науки происходила эволюция познающего субъекта, связанная как собственно с развитием познания, так и с изменением объектом и предметов познания, которая в современной мировой и отечественной методологии науки предстает в виде градации методологических платформ классическая – неклассическая – постнеклассическая, имеющих исторический и объектно-ориентированный аспекты. Однако в данной градации (как и в современном познании вообще) уделяется неоправданно мало внимания онтологическим различиям объектов познания, чем, на самом деле, обусловливаются принципиальные особенности исследования, начиная с гносеологической позиции субъекта и заканчивая набором методов и инструментов. Позитивистские течения XX века, за которыми не всегда критически следовала либеральная часть советской и постсоветской философской мысли, сформировали безобъектную методологию научного познания.
На деле градация «классическая – неклассическая – постнеклассическая» определяется природой объектов: относительно простые стационарные объекты исследуются классическим типом субъекта, сложные стационарные объекты – неклассическим типом субъекта, сложные развивающиеся объекты – постнеклассическим типом объекта. Уточнение объектного характера познания и отход от абстрактного «познания вообще», «научного познания вообще» в область познания конкретных типов и классов объектов с последующим выведением типов и классов познания дает более четкую определенность и позволяет в этой определенности формировать целостные и органические гносеологические (познавательные) и эпистемологические (знаниевые) конструкции, в том числе идеалов, норм, принципов, систем методов, процедур и критериев научного познания, форм организации эмпирического, теоретического и экспертно-аналитического знания.
При таком дополнении указанная градация становится более инструментальной и эффективной для методологического конструирования. Здесь важно также указать на преемственность и взаимопроникновение классического, неклассического и постнеклассического типов субъекта познания. Важно отметить, что как в историческом, так и в объектовом аспектах переход от одного элемента (этапа) градации к другому диалектичен, не означает отбрасывания прошлого, но имеет элементы преемственности, взаимопроникновения. При переходе от предыдущего к последующему происходит классическая диалектическая процедура «снятия» предшествующего (в чем-то противоположного) опыта исследования. То есть, в постнеклассическом есть элементы неклассического и классического, в неклассическом – элементы классического, а также – что важно – обратная взаимосвязь: в классическом есть элементы (зародыши) неклассического, в неклассическом – элементы (зародыши) постнеклассического). Кроме того, классическое, неклассическое и постнеклассическое сосуществуют в собственных базовых конструкциях (с учетом приведенных выше уточнений о взаимном воздействии), а появление следующего не означает отмирания предыдущего. По крайней мере потому, что они остаются «привязанными» к конкретным типам объектов, обеспечивая эффективную методологическую платформу их познания и в современности, и в перспективе, в значительной степени определяясь природой этих объектов, а не только развивающимися гносеологическими способностями субъекта. Сосуществование, а при необходимости взаимная дополнительность и взаимодействие методологических платформ, весьма сложно совместить в отдельном индивиде, однако в рамках коллективного разума это возможно, более того, оно часто оказывается конструктивным в конкретных гносеологических ситуациях. Поэтому в предположении некоторой абстрактной конструкции «познание вообще» (полной и всеохватной идеальной модели познания мира в его целостности и всеобщности) данные методологические платформы находятся в положении, подобном известным из математики и физики предельным переходам – при переходе от плоскости к сфере и вогнутым поверхностям и наоборот, от наших скоростей к скоростям близким к скорости света и наоборот, от макромира к микромиру и наоборот и т. д. В случае субъектов – при исследовании того или иного типа объекта происходит «предельный переход» к соответствующему типу методологической платформы, причем, независимо от того, существует ли следующий (предыдущий) элемент градации, поскольку именно данная методологическая платформа обеспечивает более аутентичное и эффективное познание данного типа объектов. Причем, это распространяется не только на собственно процесс познания, но и на процессы эволюции (возникновения, развития, достижения пика совершенства) каждой методологической платформы, на характер научных революций и парадигм. Поскольку эволюция познания имеет два основных тренда – как постоянное движение «вверх», к все более совершенному, и как движение по объектам и предметам познания – с безусловным совершенствованием, однако в рамках оптимальных и, одновременно, культурно-обусловленных методологических платформ.
Попытки распространить на познающий субъект или использовать субъектом конкретного типа методологической платформы имеют определенные культурно-метафизические ограничения, о чем речь пойдет в следующих параграфах.
Примечание 3. Резюмирующий вывод относительно природы субъекта познания и деятельности как преимущественно коллективного не уничтожает значимости роли личности в познании, деятельности, в человеческой истории. Эта роль и соотношение личного и коллективного в научном познании различна в разные эпохи, при решении разных задач, на разных уровнях и этапах познания и деятельности, поскольку она вытекает из сложного отношения, взаимосвязи и взаимодействия творческой личности и системы познания, системы наук, системы человеческой деятельности и ее результатов, а сегодня – уже и автоматизированной инфраструктуры науки, элементов искусственного интеллекта. Данное соотношение подвижно, динамично, подвержено эволюционным изменениям в зависимости от культуры, эпохи, научной проблемы и т. д. Это также подтверждается совокупной философской, научной, культурной динамикой и является основанием необходимости постоянного внимания к проблеме соотношения коллективного и индивидуального в процессах познания и деятельности.
Так, в настоящее время в науке, в первую очередь под влиянием перехода к познанию развивающихся объектов, с одной стороны, наблюдается постепенное уменьшение спектра и объема влияния (потенциала воздействия) индивидуальной активности вследствие следующих причин: расширение и динамика направлений познания, диверсификация направлений научного поиска; усложнение познаваемых проблем и необходимых для их решения ресурсов интеллекта, времени, материально-технического обеспечения и т. д.; рост уровня междисциплинарности, требуемый для решения многих новых направлений и проблем научного познания; общий рост численности научного сообщества; рост уровня компьютеризации и автоматизации научного познания, активизация познавательной активности человеко-машинных систем, есть и другие причины. Однако, с другой стороны, резко заостряется проблема индивидуального творчества, которое (по крайней мере, пока) остается за человеком, за индивидом, за конкретной личностью. Его решающее значение проявляется в осмыслении новых проблем и поиске подходов к их решению, в постановке целей и задач познания, решении конкретных научно-познавательных задач, экспертной деятельности в ходе осмысления тенденций развития и экспертных процедурах выработки управленческих решений как инструментальной реализации научного интеллекта в современной жизни и т. д. Развитие способностей творчества и технологий развития активизации творческого потенциала в этой связи – «мэйн стрим» современного культурного развития, конкуренции наиболее передовых культур, а также способ обеспечения конкурентного преимущества человека перед машинным интеллектом.
Особую роль в философском познании и в науке играли и играют таланты, гении, как системного, так и ремесленно-интуитивного типа. Их вклад определяется в первую очередь формированием и трансформацией целостных культурных контекстов, способность увидеть этот контекст и те или иные проблемы в этом контексте, выявить новый контекст, а в случае прорывов в познание и практику удачных интуитивных, обыденных, ремесленных, художественно-образных познавательных находок они способны серьезно влиять на общий творческий контекст. При этом, оценки роли влияния творческой личности всегда остаются оценками, которые делаются конкретными людьми, в русле конкретной философской и научной парадигмы, в конкретном историко-культурном контексте. Достичь полностью объективной оценки вклада той или иной личности, особенно актуально, чрезвычайно сложно ввиду влияния на оценку межличностных отношений во всей их гамме, воздействующего на объективность и часто подавляющего ее. Даже критерии оценок, в том числе формализованные (например, используемый сегодня «индекс цитирования»), также остаются далекими от истины – как ввиду наличия корпоративных структур научных структур, так и в силу объективных причин. Реальную оценку дает лишь время, будущая человеческая практика.
Примечание 4. Субъекты научного познания различаются, причем до уровня принципиальных отличий, по некоторым параметрам познания: а) по научным направлениям – естественные, технические, социально-гуманитарные и более дробно по отраслям научного знания, б) по типам научного познания – фундаментальный и прикладной, в) по уровням научного познания – теоретический, эмпирический, экспертно-аналитический (подробнее § 50 и далее).
Общими параметрами различного типа субъектов научного познания европоцентрической и российской науки является а) наличие единой цели – познания объективного мира и субъективной реальности на основе человеческих чувственных и интеллектуальных возможностей, б) уверенность в возможности такого научного познания, в) уверенность в полезности такого познания для человека в различных отношениях, в том числе для улучшения его жизни, то есть признание ценности научного познания, г) испытание возвышенных психо-эмоциональных настроений в связи с познанием истины и интеллектуальными возможностями человека, д) наличие некоторых общих черт и этапов эволюции предметов познания, е) наличие общих парадигм и методологических платформ, методологий и методов познания, ж) способность к трансляции научного опыта через коллективы и тексты актуально и в истории и другое.
Отличительные черты различных субъектов научного познания европоцентрической и российской науки – а) приоритеты прагматических краткосрочных и удаленных целей и стратегий, б) наборы интеллектуальных познавательных методологий, приемов и методов познания, в) различие в алгоритмах исследований, г) различия по интеллектуальным и профессиональным требованиям к научным кадрам, кадрам научного менеджмента в организации субъектов исследований, инфраструктур, д) различие подходов и систем общего и профессионального образования, профессиональной подготовки, воспитания и т. д.
Примечание 5. Организация и управление человеческими сообществами, в том числе формирование и организация субъекта научного познания, может осуществляться двумя основными способами и их комбинациями: иерархическая научная структура в виде исследовательского центра (лаборатории, института, группы институтов) и горизонтально-сетевая (очно-заочная) форма научной интеграции отдельных исследователей и исследовательских коллективов под решение конкретных научных проблем. Есть достоинства и недостатки в каждом из них, есть научные достижения, сделанные при разных организационных решениях – например, сеть дает относительно большую свободу творчеству, иерархия более способна к воспроизводству «тела науки», научных кадров, методологических оснований и другое. Противопоставление сети и иерархии нецелесообразно. Необходимо в каждом конкретном исследовательском случае искать оптимального подхода в организационном решении, что является специальной исследовательской задачей первого этапа – постановки исследования. Это относится ко всем типам наук, но также при специфическом решении в каждом конкретном случае. Например, казалось бы, социально-гуманитарные науки более востребуют и способны к сетевым формам организации, к дискуссиям, творчеству, однако здесь возникают проблемы мировоззренческого свойства, налагающие жесткие ограничения на формирование сетевых научных коллективов – как по культурным основаниям организации научного поиска, так и по идеологическим причинам, что, против ожидания, резко сужает возможности сетевого интеллекта (по крайней мере, в видимой перспективе).
Максимальная кооперация исследовательских коллективов является генеральным требованием в научном познании развивающихся систем и единственным критерием оптимальности форм объединения коллективного разума – повышение его эффективности.
§ 45. Основания человеческого познания развивающихся объектов и деятельности в развивающемся мире своими корнями заглублены в метафизические предельные смыслы. Предельные смыслы формируются в каждой культуре, выявляются и используются мировоззренческими системами, включая философию в широком спектре ее традиций и концепций. Человек не существует без (своих) предельных смыслов, через их посредство он осуществляет свое бытие, познание, деятельность. Разум и действие всегда смыслонаполненны; предельные смыслы есть основание духовной и практической активности человека, задающие а) направление, методологические основания, алгоритмы познавательного процесса, логические формы и методы познания коллективному и (опосредованно) индивидуальному разуму и б) направленность, мотивацию, основание, оправдание, формы реализации, алгоритм процессов осуществления коллективной и индивидуальной воли, практической активности.
Предельные смыслы – сложная комплексная конструкция, которая представляет собой синтетическую комбинацию ответов на следующие вопросы:
1) о характере устройства мира: а) соотношение сложности и простоты, порядка и хаоса (гармонии и дисгармонии, красоты и безобразия, совершенства и несовершенства), б) предельность и бесконечность, однородность и неоднородность, непрерывность и дискретность, изотропность и анизотропность пространства, в) существование или отсутствие вне-сущей (над-сущей) реальности, иного мира (иных миров), параллельной реальности (в том числе как сверхъестественной реальности, то есть вопрос о Боге);
2) о характере процессуальности: а) самопричинение, самодетерминация реальности (и возникновения нового) либо внешнее причинение, детерминация, обусловленная вне данного мира расположенной реальностью, б) направление и траектория процессов (изменения, движения по кругу, развития), в) конечность и вечность, однородность и неоднородность, непрерывность и дискретность, линейность и многразмерность, изотропность и анизотропность времени, темпоритов бытия;
3) о характере (и оправдании) человеческой активности: а) предельные основания активности человека – от абсолютного подчинения иной воле, над-мировой реальности – до полной самостоятельности и ответственности, соответственно, вера – или собственные разум и воля (индивидуальные или коллективные), проблема сущности и предназначения человека, б) предельные основания («матрицы») познания и аргументации истинного знания, характер соотношения бытия и сознания, пределы познания мира, разум и дух, рациональность и иррациональность в познании, в) предельные основания и пределы практической активности человека (как природные, экологические, так и этические, эстетические и т. д.), предельные основания «оправдания добра», долга и свободы, ответственность человека или над ним стоящей управляющей реальности.
Конструкция системы предельных смыслов (характер ответа на данные вопросы) составляет «узлы» «кристаллической решетки» («матрицы», «генной структуры») культуры, метафизическое ядро мировоззрений, определяет направленность и характер познавательной и практической деятельности человека-культуры и, посредством него, человека-группы и человека-личности, является основанием и инвариантом культуры.
Абстрактного и тем более единого ответа на указанные вопросы нет и быть не может. Попытки дать абстрактно-всеобщий ответ приводят все ответы на все вопросы к антиномиям как окончательному ответу.
Различные эпохи порождают (ставят) разные проблемы перед человеком, выводят его на разные уровни познания и деятельности, соответственно, активируются различные компоненты метафизических систем. Различные метафизические системы дают разные ответы на вызовы эпохи, которые могут быть, соответственно с их основаниями, более и менее эффективны, более или менее конкурентоспособны по сравнению с другими ответами.
Дополнение. В этом смысле, наряду с другими аспектами обусловленности собственной природой человека как субъекта познания и деятельности, в связи с метафизической природой предельных смыслов разум всегда субъективен, его смыслы постоянно пересекаются с объективными сущностями. Отсюда кантовское (более глубокое, чем субъективно-идеалистическое в узком смысле) понимание мысли и духа как субъективного, отсюда идеи скептицизма в познании, отсюда наиболее глубокие аспекты проблемы понимания объекта «самого по себе» (очищения от субъективного).
Примечание 1. Существует три основных типа и уровня организации метафизических «кристаллических решеток»: 1) «матрицы» национальных культур, являющиеся базовыми, 2) «матрицы» субкультур – рациональных субкультур (философские системы и науки) и иррациональных субкультур (религии, мистические и эзотерические концепции), включая их транснациональные организационные проявления, обывательские, художественные, 3) «мегаматрицы» культур наднационального уровня. Кроме того, существуют «суб-матрицы» («блуждающие матрицы» «псевдо-матрицы», «матрицы-фантомы»), а также «блуждающие» компоненты «матриц», в том числе внедряемые как компоненты в другие «матрицы».
Через соответствующие однородные компоненты метафизических «субматриц» осуществляются (могут осуществляться) взаимосвязи и взаимодействия национальных культур, взаимосвязи и взаимодействия субкультур (например, между философскими системами, религиями, науками).
Конструкция любой метафизической «кристаллической решетки» («матрицы») (культуры, субкультуры, мегакультуры) – это комбинация «узлов» и «граней», являющихся компонентами матрицы. «Узлы» содержат метафизические решения культуры в виде ответов на предельные смысловые вопросы, «грани» представляют собой отношения, связи, взаимодействия между ними. Метафизическая «матрица» – это подобие цепочки ДНК культуры, а содержание «узлов» – подобие генов. Причем, метафизическая «кристаллическая решетка» каждой культуры имеет собственную иерархию метафизических решений в рамках метафизической «матрицы», а также базовые (наиболее стабильные) основания и более аморфные основания, то есть жесткие и мягкие «узлы» и «грани». Состояние «узлов» и «граней» может быть выражено параметрически.
Пространство между «узлами» и «гранями» заполняется «живой материей» существующих и потенциальных состояний и отношений реальности соответствующего субъекта культуры. Вся наполненная конструкция может быть представлена как «кристалл» культуры.
Метафизические «матрицы» (и основанные на них «матрицы» и алгоритмы познания и деятельности) могут трансформироваться и эволюционировать согласно логике в себе (их внутренней логике) в пределах допустимых изменений, за пределами допустимости которых – разрушение «матрицы» (и/или алгоритма). Причем, степень гибкости метафизических матриц различна – например, есть метафизические системы, имеющие очень гибкую «матрицу», способную трансформироваться без изменения принципиальной схемы «матрицы» в широких пределах, но оставаясь в сущности собой (например, метафизика буддизма).
Возможно определить потенциал формирования новых или недостающих элементов и связей, осуществить прогноз их становления, тенденции и направления эволюции матриц, их познавательного и деятельностного потенциала.
Наиболее абстрактная «координатная сетка», в которой как в фазовом пространстве позиционируются метафизические «кристаллы» всех культур, состоит из «осей координат» истина, добро, красота, активность. В ней моделируется позиционирование и процессы взаимодействия национально-культурных метафизик с их «кристаллическими решетками», их потенциальными возможностями и пределами, формирования в каждую эпоху «мегакристаллов» на основе появления доминирующих метафизических элементов, которые располагаются в «узлах» «мегакристаллической решетки», и определяют связи и отношения между ними. Формирование такой «мегаматрицы» (или в многополярном мире нескольких конкурирующих «мегаматриц») сложная и длительная процедура. Более того, «мегаматрица» есть более динамичное, постоянно живое, пульсирующее и трансформирующееся образование. При этом, все культурные «кристаллы» и посредством них метафизические «кристаллические решетки» испытывают воздействие активных культур и «мегаматриц», по-разному реагируя на них, оказываясь в разных отношениях, имея разный потенциал в те или иные эпохи в системе «мегаматрицы».
Перечень компонентов «матрицы» в виде комплекса ответов на предельные вопросы («узлов»), являясь антропологически и культурно-исторически обусловленным, несет в себе общее и индивидуальное, но при этом он в большей степени унифицируем, нежели содержание ответов, содержание «узлов» и «граней». Однако, несмотря на определенную унифицируемость, в метафизике совершенно необходимо выйти за пределы параметров «матрицы» И. Канта, выраженной в виде антиномий, как в субъектно-культурном, так и в объекто-ориентированном аспектах. Поскольку «матрица» Канта – есть «матрица» европейского просвещенного разума, познающего физическую и астрономическую (стационарную в себе) реальность с активным использованием математики. Эта «матрица» несет в себе предельные смыслы просвещенческого стационарного рационально-алгоритмизируемого разума относительно стационарных миров, именно отсюда выросли ее предельные гносеологические смыслы, ее инструментальная продуктивность.
«Кристаллическая решетка» («матрица») культуры во взаимодействии с мировоззрением задает пути и способы взаимодействия с миром, в том числе с развивающимися объектами, определяет (порождает) алгоритмы и «матрицы» коллективного и индивидуального познания и деятельности (практической, организационно-управленческой, образовательной), в том числе в отношении конкретных объектов, процессов, ситуаций. Как и структура ДНК, структура «матрицы» реализуется (развертывается) в и посредством «тела» мировоззрения, в и посредством «тела» культуры, оставаясь однако лишь «встроенным командным пунктом», управляет лишь его строительством, функционированием и развитием, но не управляет самим «телом» в смысле осуществления его функций как новой целостности, здесь взаимосвязь существенно опосредована. Однако при этом любое «тело» функционирует в рамках потенциала, определяемого «матрицей» (ДНК).
Развертывание всех метафизических систем (и каждой метафизической системы), их организация в мировоззренческие системы, в особенности в современных снованиях, имеет под собой достаточно стройную систему аргументов – в каждую эпоху таких, которые обеспечивают аргументированное оправдание основных постулатов метафизических конструкций, посредством чего обеспечивают человеку экзистенциальную уверенность в устойчивости, стабильности, защищенности собственного бытия на основании избранных предельных смыслов. Одновременно это накладывает ответственность на систему, дающую такие аргументы, за предлагаемые и организуемые в конкретную эпоху на ее основе усилиями коллективной человеческой деятельности настоящее и будущее. Так, развитие Просвещения, научного познания и знания в современную эпоху завоевало и сделало доминирующими научные аргументы и доказательства, научную картину мира, с которыми должны сверяться все системы мировоззрения. В этой связи в настоящее время именно наука и рациональная философия несут указанную выше ответственность.
Развертывание метафизических конструкций каждой культуры (и субкультуры) может осуществляться и, как правило, осуществляется в истории несколько раз, в разные эпохи, под разные системы фактов, разный характер аргументации, воспринимаемой людьми как таковой. Одновременно в ходе осуществления человеком исторической практики происходит проверка, оправдание, критика, корректировка и отбраковка метафизических оснований и конструкций. Углубление и обострение проблем предельных оснований, их обсуждение, критический анализ, реконструкция предпринимаются, как правило, в критические и переходные для культуры и цивилизации периоды. Причем, критика может принимать не только конструктивные, но и деструктивные формы, разрушающие метафизические основы либо связь метафизических основ и тела культуры в интересах отдельных групп людей, либо других цивилизаций, используя такие формы критики как неприятие, игнорирование, очернение, подмену неорганическими метафизическими решениями и чужеродными предельными смыслами и т. д. При этом, историческая эволюция как последовательность состояний каждой «матрицы» культуры – это специальная тема исследования, лишь некоторые аспекты перспективной эволюции которой (эволюции в будущее) будут исследованы далее.
Дополнение. При этом «матрица» как многомерная конструкция из взаимоувязанных определенных порядком ячеек есть лишь одна из удобных моделей для отражения метафизической реальности в неком подобии многомерному (фазовому) пространству. Другой моделью, отображающей данный феномен, может быть сетевой граф, имеющий единый (культурный) корень и разделяющийся на пересекающиеся линейные, двумерные, трехмерные и многомерные подпространства. В принципе, эти две модели подобны и взаимозаменяемы. Для удобства в отдельных случаях может быть использована матричная модель (с ячейками, где в разных пропорциях собраны компоненты всех измерений этого фазового пространства) либо сетевой граф (с лучами компонентов, приходящими и исходящими из точки). Может быть, модель графа точнее отобразит связи и взаимодействия в матрице, а матричная модель – компонентный состав. Не исключено, что матричная модель и модель сетевого графа целесообразно использовать как взаимно дополнительные.
Примечание 2. Наиболее эффективные основания для осуществления субъектом комплексного познания развивающихся объектов и деятельности с ними, в том числе с учетом будущего и формирования «мегаматрицы» будущего, дает современная российская материалистическая философия, основывающаяся на русской метафизической «матрице», рациональном научном знании, в человековедческой сфере базирующаяся на органическом синтезе антропологического, исторического и социально-культурного принципов. В этой связи развернем данную «кристаллическую решетку» по указанной схеме – кратко и исключительно в методологических целях.
Предельные смыслы в русской материалистической метафизике выглядят следующим образом. Мир един в себе, если существуют иные материальные или идеальные миры за пределами нашей реальности – они существуют лишь постольку, поскольку взаимодействуют с нашим миром. Развивающийся мир сложен и имеет тенденцию к усложнению, одновременно – сложные объекты могут быть просты в их целостном осуществлении. Мир упорядочен в значительной степени, но всегда остается место неупорядоченности, хаосу; упорядоченность, стабильность, равновесие и неупорядоченность, нестабильность, неравновесность – две взаимодополнительные стороны реальности. Основа динамики мира – его самопричинение, самодетерминация, включающая в себя материальные и идеальные аспекты реальности, упорядоченные и стохастические стороны причинного комплекса динамики, а применительно к конкретным объектам – сочетание самодетерминации с внешней детерминацией, исходящей от других объектов и различных сторон реальности. Причинный комплекс детерминации, в том числе развития, связан с взаимодействием, потому основан на признании иного, справедливости, равноправии взаимодействующих сторон, кооперации, коллективизме, компромиссе и т. д. Процессуальность есть сочетание функционирования и поступательного развития, в которое возможно включение элементов движения по кругу. Движение – способ осуществления бытия, оно вечно в той же мере, как вечно бытие, конечно так же, как конечны конкретные объекты, носители той или иной формы движения. Формообразование как разновидность движения природы также бесконечно многообразно и именно оно есть основание вечности – вечность как результат потенциальной бесконечности творчества мира, как постоянное обновление, как «вечное новое». И потому развитие как таковое в пределах Метагалактики бесконечно и беспредельно, развитие как постоянно убегающий вдаль горизонт, причем, развитие идет по восходящей, к возникновению все более сложных и совершенных форм. Динамично, подвержено развитию все – даже основания бытия. Но при этом есть пределы совершенства (потолок развития) у всякого конкретного объекта, каждой конкретной формы бытия. В этом – суть диалектики конечности и бесконечности бытия во времени. Само время обусловлено темпоритмами бытия конкретных объектов, а возможности изменения темпов и ритмов бытия заключают в себе возможности трансформации времени. Человек живет в границах конкретных физико-химических свойств, законов материальной и идеальной природы, собственных свойств как субъекта, как существа биопсихосоциального. Предельные основания активности человека – высокая степень самостоятельности и ответственности, опора на собственные коллективные разум, творчество, волю, организованные формы коллективной материальной и идеальной деятельности. Человек причастен вечности как носитель свойств творчества, как со-творец бытия и его вечности. Процесс познания бесконечен, а возможности познания человеком внешнего и внутреннего бытия беспредельны – вся и всякая реальность доступна познанию и пониманию человека посредством отражения, знание есть результат такого отражения, а истина – соответствие нашего знания объекту познания, возможность тождества бытия и мышления. Основные возможности человеческого познания сосредоточены в его рациональном познании, но всегда остается вера в неведомое, чудесное, тайное (одновременно – случайное), в том числе в потустороннее, которое определяется различной природой, не до конца понятной современному человеку, допускает различное к себе отношение и действия со стороны человека – в том числе попытки воздействовать на эту неизвестную реальность или сторону существующей реальности некими иррациональными способами (в религии – молитвами, в мистике – различными практиками). Возможность практической активности человека ограничена лишь объективными законами природы, но ввиду этой активности человека в его воздействии на внешний и внутренний мир, на настоящее и будущее, она должна регулироваться собственными ограничениями, в первую очередь, коллективного свойства, как способов и условий осуществления бытия в природе и социального общежития и коллективного действий и носящими экологический (в широком смысле, включая сохранение человека как вида, опыты над природой и человеком и т. д.), этический и эстетический характер и на современном этапе эволюции человечества организуя регуляторы в нормы права и нормы поведения.
Примечание 3. Экзистенциальные и гносеологические следствия, вытекающие из русской метафизической «матрицы». Онтологическое многообразие – атрибут вечности и бесконечности, которые потому не аморфны, а множество миров и в каждом мире своя сущность, каждый мир и его частица рождается со своей потенциальной гармонией, предназначением, а одухотворенный мир – также со своим смыслом, своей метафизикой. Самотождество многообразного в своей качественной определенности – необходимый результат и условие осуществления вечного творчества, его проявления, его ответственности перед вечностью за ее (вечности) осуществление. Этим определяется углубленная любовь к жизни и ко всякой форме жизни, безграничная толерантность ко всякому сущему и внутреннее отвержение посягательства на жизнь сущего как величайший грех, критика всего эгоцентрического, отрицающего иное, пафос жизни. Каждая частица этого мира прекрасна и мир прекрасен. Отсюда очарование каждым нечто этого мира, любовь к нему, переживание за его одиночество, покинутость, потерянность в бесконечном мире и глубочайшее сострадание ему, отсюда – совестливая справедливость как основа русской морали. Очарование (а не удивление) творческой вечностью, бесконечностью, несогласие с конечностью бытия в пространственном, временном и морфологическом измерениях как основание познания.
Принципиальная незавершенность (потому и несовершенство), временность всякого конкретного сущего, которое ищет обретения себя как целого через иное (со-бытие). Всякое сущее, всякая земная форма сущего оказывается неполной и несовершенной, становится таковой лишь через сверхсущее, через предельные смыслы и «великие дали» (А. Неклесса), через моральный идеал (как взгляд из вечности, почему и была так близко принята кантовская мораль русскими мыслителями, особенно Л. Толстым), через человеческое. Поэтому неполнота временности ищет себя в вечности, неполнота и несовершенство сущего – в идеале. Именно поэтому время бытия обречено быть открытым в вечность (фундируется вечностью). Так наполняется и делается самодостаточным бытие, оно обретает себя в вечности и посредством вечности.
Неполна, несамодостаточна даже сама вечность (в отличие, например, от китайского дао или гегелевского абсолютного духа). Она есть вечное творчество или творящая (творящаяся и творимая) вечность, она динамична и допускает совершенствование. Вечность не далекая звезда (идеал, абсолют), а линия горизонта – убегающая вечность, совершенствующийся идеал. Россия – это традиция такого осознания «конца бытия», которое, увидев конец, не согласилось с ним. Поэтому время полагается как синтез вечности и со-бытия, вечность – синтез времени и со-бытия. Не временность бытия – и выведение отсюда смыслов, а постановка смыслов и преодоление временности бытия в реальности, выражаясь поэтически, «заклинание времени» и даже попытка исправления времени и высшего порядка бытия. Причем, вечность осуществляется посредством овремененного, реализуется посредством него, то есть вечное фундируется временным. Вечность полагается даже сильнее Бога, который, думает русский человек, быть может, создал человека себе в помощь для управления вечностью, равный ему и могущий (призванный) помогать ему в устроении мира. Он – часть природы и вечности, соразмерная ей по мощи, со-деятель, порой задорно соперничающий с нею и даже бросающий ей вызов. Отсюда же вытекает ответственность человека за бытие, его творческое трудолюбие, самоотверженность в сражении и труде ради великого смысла и великой идеи.
Постигнуть причастное вечности можно лишь чистой (доброй, любящей, очарованной красотой) душой, целостным духовным исканием, сочетающим интуицию, мысль и переживание в постижении истины, необходимость сочетания поиска истины со справедливостью и счастьем, приведшее к формулировке идеи правды и возвышением ее над (рациональной) истиной. Смыслы оказываются выше и раньше мысли, особенно мысли личной, индивидуальной. Но при этом бесконечное познание есть целостность духовного поиска со значительными возможностями рациональности как умопостигаемости, вера в познаваемость мира.
В творческой вечности есть место всему, возможно и соотносимо все – мыслимость и немыслимость, реальность и фантазия, творчество человека, творчество природы, сверхъестественное (в том числе божеское) творчество. Все возможно. Абсолютна лишь относительность иерархий бытия в вечности. Потому что и для человека нет ничего невозможного – даже он сам может стремиться к вечности, которая достигается в особенности духовным трудом, связующим мир актуальный и исторический. Хотя и здесь «все возможно» – даже «возрождение из мертвых» всего человечества – поэтому об этом мечтал не только Н. Федоров, но в него поверили и на него надеялись и Л. Толстой, и Ф. Достоевский и многие другие. И это не «наивная» вера «примитивного разума», как может показаться. Это естественный результат развития метафизической веры, ибо без нее наш человек «слабеет душой».
Индийской вере в перерождение и вечность пребывания в колесе сансары и подвластностью законам бытия, китайской вере в вечность законов и подвластность им миров земного и небесного, европейской вере в человека-творца, человекобога с его безудержной и беспредельной активностью на земле как надежде на вознаграждение после жизни противостоит вера человека российской цивилизации в причастность творческой вечности, в неограниченность творческого потенциала мира, в полагание человека стоящим над временем и вечностью, что обусловливает заглубленный беспредельный оптимизм в жизни, бесстрашие перед лицом смерти. Этот человек настолько любит жизнь и очарован ею, что хочет жить вечно и верит в возможность этого даже вопреки здравому смыслу. Это рождает оптимизм, веру в победу добра, радостное переживание мироздания, что обусловливает «вечную молодость» и фениксизм России, веру в чудо России, ее богозащиту и неминуемое спасение. Потому есть и вера в чудо, более того, в эпохи разрыва «бытия чуда», в обыденной жизни русский человек хиреет, его охватывает скука, «русская хандра» (А. Пушкин).
Одновременно пребывание в вечности востребует организации и потому организационного единения, как следствие, коммуникации и синергийности сущего. Единение как способ обретения качественной определенности нечто, более соразмерной и «конкурентоспособной» с бесконечностью и вечностью есть единственный способ самосохранения бытия. Неполнота личности ищет дополнения в обществе и со-бытии, в коллективизме. Поэтому рождается специфический вариант «всеединства» сущего во всех измерениях бытия (В. Соловьев) – и как необходимого для осуществления бытия механизма, и как проявления его внутренней «родственности», обусловленной внутренним единством с вечностью. Коллективизм, соборность – как со-творчество через слияние с вечностью, экстаз собственной возможности пребывания в вечности через организацию и усиление качественной определенности посредством коллективизма.
Здесь же, в осознании причастности вечности, скрываются истоки истинной (метафизической) справедливости – все равны перед вечностью (христианский вариант «все равны перед Богом»), а также противопоставления совестливости – гордыне и цинизму. Марксизм поэтому задел главные струны души российского человека – неправедность собственности как основы неравенства людей богатства и людей труда, вера в возможность устроения мира на основе принципов справедливости.
Вечность не допускает излишнего насилия порядка (в том числе социального), поэтому человек утверждает себя посредством «воли вольной», «воля русского человека ставит» (А. П. Андреев), его дионисизм. Отсюда же странничество, страсть к путешествиям, неутолимая жажда длить очарование миром и поиск и творчество все большего совершенства, даже несмотря на все страдания («очарованный странник» Н. Лескова), романтическая притягательность образа путника (или водителя-дальнобойщика), который один на один с миром и вечностью.
Из ощущения причастности вечности вытекает и величайшее терпение, которое отнюдь не усвоено от восточной традиции и не только лишь «воспитано» трагедийной социальной историей России. Оно есть также результат упования на творческую вечность.
Отсюда же и «лень» по поводу земных суетных дел, классически выраженая в образе Обломова, который долгое время ошибочно трактовался как символ жизненной и социальной пассивности. Более точной является оценка этого художественного образа М. Пришвиным, который, оценивая образ гончаровского Обломова, интерпретирует его лень как своеобразную критику сущего в ее соотношении с позитивистскими установками на «положительную деятельность», гениально точно подметил: «Никакая «положительная» деятельность не может выдержать критики Обломова: его покой таит в себе запрос на высшую ценность, на такую деятельность, из-за которой стоило бы лишиться покоя… Иначе и не может быть в стране, где всякая деятельность, направленная на улучшение своего существования, сопровождается чувством неправоты, и только деятельность, в которой личное совершенно сливается с делом для других, может быть противопоставлена обломовскому покою». Это протест против методичной, обустроенной, упорядоченной жизни, которая сродни небытию.
Это объясняет и надежду на «авось» – авось все само сладится, жизнь сама все расставит на свои места. Ибо есть вера в возможность и необходимость гармонии бытия, не столько, быть может, в предустановленую гармонию (Г. Лейбница), сколько в потенциальную гармонию, в бесконечные самоорганизационные начала сущего (начала «добрые», противостоящие деструктивному «злу») и возможность постоянной (новой) его гармонизации на каждом витке осуществления самотворчества сущего. Отсюда, из оправдания бытия через веру в его организационный потенциал, веру в жизнь, доминирование оптимизма, поиск и рождение великих смыслов (не как лишь мыслимых идеалов, но как полагания возможным их реального воплощения), стремление от несовершенного в зовущие «великие дали», дающие опору в бытии. Отсюда – и возможность опьянения пафосом сокрушения «неистинных» (ставших «неистинными») форм жизни, право «судить сущее». (Ср. европейскую предельность стрелы времени: § 5).
Эта метафизическая конструкция в современную эпоху является не просто явлением русского просвещения, но вершиной просвещенческого подхода, подходом, который дает человечеству надежду, в том числе надежду на реализацию добра, надежду остаться человеком, обретя при этом нового человека – человека будущего.
Каждая национально-культурная метафизическая «кристаллическая решетка» должна быть представлена в подобном аналитическом виде как первый шаг к исследованию ее потенциала для развития и конструирования будущего.
Примечание 4. Метафизическая «матрица» (и базирующиеся на ней «матрицы» и алгоритмы познания и деятельности) при изменении объекта и/или предмета, с которым имеет дело человек (в познании, практической деятельности, управлении) адаптируется (должна адаптироваться) к этому новому объекту. В этой связи происходит активация тех или иных ее компонентов, возможно, бывших до той поры латентными (второстепенными), перегруппировка «сил и средств» познания и деятельности, формирование комплекта «инструментов» под новую задачу, возможны даже морфологические трансформации тех или иных компонентов («узлов» и «граней»). Это в особенности относится к переходам к новым типам объектов.
Одним из наиболее принципиальных является переход от стационарных объектов к развивающимся. Развивающаяся реальность предъявляет специальные требования к метафизическим «матрицам». Наиболее выпуклые из них при переходе к освоению развивающейся реальности:
1. Характер устройства развивающейся реальности, определяемый повышенной сложностью развивающихся объектов, требует усложнения познающего и действующего субъекта, следовательно, обеспечение им формирования оснований для объединения усилий. В этой связи, во-первых, метафизические основания должны нести в себе основания кооперации, взаимодействия, основанные на признании равным иного; во-вторых, усложнение объекта познания требует объединения усилий многих метафизик, осмысления с позиций разных мировоззренческих парадигм, формирования множества моделей видения мира и деятельности в мире для выбора и выработки оптимального. Это востребует мозаичность культур и метафизических «матриц» – поскольку за счет множества «матриц» разных культур повышается размерность и объемность осмысления (особенно на первых порах), вариативность конструирования, а позднее – полнота и достаточность постепенно вырабатываемого набора принципов и методов познания и деятельности.
2. При переходе к освоению развивающейся реальности активируется в первую очередь группа предельных смыслов, связанных с процессуальностью и временем, которая становится доминирующей, организующей и требует подчинения своей доминантности всего метафизического комплекса. Если в конкретном метафизическом комплексе такое подчинение невозможно, весь комплекс, по всей видимости, будет отбракован. Фактически, происходит «сверка» культур на адаптивность развивающемуся характеру бытия, доказательство способности каждой метафизической системы познать его и активно участвовать в строительстве будущего, происходит оценка на достаточность различных метафизических систем для познания и деятельности в развивающейся реальности. Кроме всего прочего, процессуальность должна как минимум допускать развитие и, естественно, наиболее эффективными являются метафизические системы, которые органически диалектичны, в самих основаниях.
3. Характер человеческой практической и мыслительной деятельности в качестве ключевого свойства должен обрести творческий и диалектический характер, по возможности имманентный, органический всякой активности, включая собственно метафизическую. Диалектика становится органическим компонентом всего познания и деятельности, начиная с метафизических оснований (предельных смыслов). Это резко отличает отношение к развивающимся объектам от отношения к стационарным. Действительно, применительно к стационарным объектам метафизические смыслы допускают неизменность (статичность), недиалектичность, антиномичность, взаимоисключаемость. В отношении этого типа объектов метафизические «матрицы», базирующиеся на статике, на понимании оснований метафизики как неизменной в себе сущности были не только конкурентоспособны, но и могущественны, что создало образ метафизики как учения, противоположного диалектике. Как известно, в таком метафизическом подходе основанием всякого бытия является некая единая вне-временная (вечная) данность, предвосхищающая бытие в его полноте. Эта предсущая основа бытия полагается неизменной, ибо она совершенна и абсолютна, потому не требует и не допускает изменений. Она лишь постепенно осмысливается человеком, который постепенно же адаптируется к ней. К познанию этой сущности и были направлены усилия метафизических изысканий. Собственно же реальное бытие полагалось в метафизических концепциях временным, изменчивым, часто вполне диалектическим, но при этом оно часто рассматривалось как неистинное.
Применительно к развивающимся объектам этого недостаточно. Необходимо, чтобы метафизика обрела себя посредством диалектики собственного содержания, выражаемой в диалектике предельных смыслов, диалектике как основы собственного внутреннего самодвижения и развития метафизических сущностей, в диалектике, которая становится органическим основанием духовной и практической активности в развивающемся мире.
Одновременно диалектика становится метафизичной, заглубленной в предельные смыслы. Это придает ей дополнительные измерения, которые делают метафизику не чем-то внешним, чужеродным, препятствующим познанию и деятельности, но, напротив, органическим, неисключаемым, компонентом, который не может быть «упущен по умолчанию». Это также радикальное отличие, поскольку в стационарном мире постоянство его оснований позволяло полностью абстрагироваться от них, выходя безосновно на онтический (бытийствующий) уровень, сводя активность и полемику к дискуссии и конкуренции мировоззрений. Сами же мировоззрения становились плоскими, моделируемыми двумерными «матрицами».
Таким образом, в познании и деятельности с развивающимися объектами метафизика и диалектика есть взаимодополнительные идеальные (и мыслительные) конструкции, отражающие предельные сущности и смыслы бытия и их соотнесенность с бытием.
4. Органичность метафизической «матрицы» в познании развивающихся объектов требует комплексной духовности, которая усложняет познание, но расширяет возможности рационального познания.
5. Органичность метафизической «матрицы» в практической деятельности требует имманентности этики добра в освоении и преобразовании мира, минимальным условием которой является принцип «не навреди».
Примечание 5. Реализация метафизических «матриц» культуры в личностях и распространение в массах имеет несколько аспектов.
1) Метафизическая система предельных смыслов в человеческих массах на стадиях стабильности принимается как обычай, основанный на повседневной практике, по умолчанию, без критической рефлексии и понимания этих основ как «уже неосознаваемого» (это точнее, чем слишком неопределенное в своей многомерности «бессознательное»). Однако человек всякой культуры, вне зависимости от того, осознает он это или нет, причастен, пронизан потрясением неким трансцендентным и выкристаллизовавшимся в культуре отношением к нему, причем, не всегда в результате высшей рефлексии, но даже в результате передачи с детства посредством сказок, фильмов, позднее – оценочных и поведенческих стереотипов, то есть в ходе социализации на всех этапах становления личности.
2) В зависимости от того, какие группы личностей (носители каких метафизических «матриц») доминируют в культуре, таковы основные тренды культуры, текущая реализация и перспективы культуры.
3) Персональные «матрицы» конкретных личностей также различны, причем, размерность и объем «матрицы» являются характеристиками личности и ее потенциала, на который накладываются характер, темперамент и другие личностные характеристики, сила воли, развитость мышления и т. д. Причем, от личностных характеристик носителей метафизической «матрицы» безусловно зависит характер ее реализации в конкурентном пространстве культур.
4) Формируемость, творимость, развиваемость степени пронизанности характера личности метафизической «матрицей», возможность влияния на формирование «матрицы», ее совершенствование в личностном измерении посредством воспитания, образования, специальных технологий по формированию умений и навыков.
5) Возможно влияние на изменение процента и степени активности носителей метафизической «матрицы» относительно всего общества, в том числе с использованием широкого спектра социальных и информационно-идеологических технологий.
§ 46. Метафизическая «матрица» реализуется непосредственно – в поведении человека, в осознанном виде – посредством конкретных мировоззренческих систем. Мировоззренческие системы есть синтез метафизической «матрицы» и социальных обстоятельств жизни носителя мировоззрения – личности, группы, социального слоя, этноса, нации.
Существует взаимосвязь и активное двустороннее взаимодействие метафизики и мировоззрений. С одной стороны, метафизические «кристаллические решетки» на феноменальном уровне оформляются как совокупность привычек и неосознаваемых норм, решений экзистенциальных (смысложизненных) проблем и организуются в мировоззрениях – именно мировоззрение несет в себе экзистенциальные, смысложизненные компоненты, являющиеся его органической составной частью (см. также § 5, Примечание 2). С другой стороны – метафизика уясняет, аргументирует, систематизирует, осуществляет и корректирует себя посредством мировоззрения. Однако действительное переплетение, взаимное проникновение, взаимное влияние в ходе становления и эволюции мировоззрения как системы и метафизики как ее ядра не должно приводить к их смешению или неразличению, несмотря на некоторое сходство.
Примечание 1. Известно, что мировоззрение – более или менее условная система оценок и взглядов людей на:
1) окружающий мир и свое место в нем;
2) способы познания и деятельности в мире;
3) суть человеческих, человеко-природных и человеко-технических отношений;
4) цель и смысл жизни;
5) средства достижения жизненных целей.
Поэтому мировоззрение – это попытка ответить на вопросы:
1) Как устроен мир в целом?
2) Как относится человек к миру?
3) Каково его место в мире?
4) Как он познает этот мир?
5) Как он действует в этом мире?
6) Каков смысл жизни?
С точки зрения человека-личности в полном и одновременно наиболее элегантном виде эти мировоззренческие вопросы представлены И. Кантом:
Что я могу знать?
Что я должен делать?
На что я могу надеяться?
Что есть человек?
Понятна «пронзенность» всех этих вопросов метафизическим контекстом культуры. Это относится к целям и приемам и методам познания, мышления и практической деятельности, соответственно, ко многим философским категориям, к смысложизненным проблемам, к методам научного познания, правилам обыденной жизни, организации коллективного человеческого бытия и т. д. Все это оказывается вторичным, производным от уже осуществившегося метафизического выбора.
Один из крупнейших примеров современности – специфика культурных форм Просвещения, сформировавшихся на почве различных метафизических «матриц».
Однако в содержании всех указанных аспектов и вопросов мировоззрения есть широкий спектр проблем бытийствующего, онтического свойства, потому на стадии развитости метафизики конкретной культуры (сформированности метафизических предельных смыслов) уже не требуется постоянное метафизическое заглубление. Причем, будучи порождены в свое время некими движениями метафизических смыслов какой-то эпохи и культуры, многие аспекты мировоззрения становятся привычно инструментальными, используются как удобное, прагматически полезное. Они распространяются в человеческом сообществе как обыденность, как езда на велосипеде или автомобиле, переходят в те культуры, которые метафизически не имеют внутреннего родства с этими производными человеческой метафизической активности, в предельном смысле (в прагматизме) заменяя мировоззренческий поиск множеством «портретов» реальности, схем, типовых случаев, «десятков тысяч образов». С одной стороны, это открывает новые возможности и для культур-неофитов, и для человечества, но с другой – создает серьезные риски, обусловленные утратой связи с коренным заглублением и отсутствием метафизически заглубленного профессионализма в таком применении. Все это делает ответственными культуры-производители за собственный продукт, произведенный на основании собственной метафизики, за соблюдение в нем границы безопасности для человека, а повторяющие цивилизации обязывает быть более внимательными к используемому инструментарию. Потому что на деле метафизические основания мировоззрения (том числе философии, науки, религии) не исчезают, а мировоззренческие и научные аспекты не приходят на их место. Понимание этого – принципиально важный момент.
В принципе, все мировоззренческие проблемы «не очищаемы» от предельных смыслов. Однако в разные эпохи, в разных аспектах это актуализирует конкретные (и различные) предельные смыслы и определяемые ими мировоззренческие (и иные) сущности и отношения, тогда как иные предельные смыслы и формируемые на их основе мировоззренческие концепции могут в это время оставаться латентными. Причем, различные мировоззренческие системы обладают разной степенью эффективности решения различных метафизических проблем в разных отношениях.
Детальный анализ каждой позиции применительно к каждой культуре – объемная задача, требующая специальных усилий и масштабных компаративистских исследований. Однако любой вполне образованный человек может самостоятельно поупражняться в решении конкретных задач и методом рефлексии найти эти связки в себе самом и собственной культуре.
Примечание 2. Обратная связь мировоззрения и метафизики весьма интенсивна и может серьезно трансформировать культурные метафизические матрицы, способные к такой трансформации. Причем, такое обратное воздействие, естественно, имеет культурную же природу, потому всегда своеобразно и многообразно.
Так, русская метафизическая матрица, неся в себе антиномичные метафизические основания знания и веры, оказалась способной в массовом варианте перейти от религиозного формата культуры к светскому буквально на протяжении одного столетия. Важнейший индикатор в этом отношении – ориентация на характер образования. В России на сегодня практически все взрослые люди и, по аналогии с ними, дети ориентированы на получение светского научно обоснованного общего и профессионального образования, и никто не препятствует получению детьми светского образования. Это – один из смыслов жизни российского человека. Однако этот смысл совсем недавно – полтора столетия назад – лишь формировался в обществе и менее столетия начал массово внедряться. Потому что он получил подтверждение в практике – образованный человек имел больше авторитета, признание со стороны общества, получал больше возможностей для реализации и обеспечения собственной жизни. У подавляющей части общества появилась уверенность, что образование ведет к лучшей, более обеспеченной, гарантированной, социально защищенной и духовно наполненной жизни. Причем, эта уверенность распространилась и на большинство других этнических групп коренного населения России. Однако при этом собственно связь с метафизикой, с заглубленными смыслами уверенности человека в собственных знаниях – скрылась с поверхности, превратила отношения к образованию в привычку. Это относится и к уверенности в научных знаниях вообще, которая в свое время с трудом и сопротивлением пробивала себе дорогу в систему человеческого мировоззрения. Аналогично происходит со многими аспектами метафизики, реализуемыми посредством человеческой практики в мировоззрениях.
Другой пример. Широко известна гибкость метафизической «матрицы» буддизма, который благодаря этому свойству широко распространился в различные по метафизическим основаниям культуры, глубоко внедрившись в их метафизические конструкции. Такие трансформации демонстрируют еще одну разновидность взаимодействия мировоззрений и метафизики, двух метафизических систем, когда историческое развитие одной метафизики, то есть ее индивидуально-историческое развитие, проявляет не одномерную логику самореализации, но самотрансформацию логики в пределах метафизической «матрицы», фактически внедряясь в иную метафизическую матрицу, трансформируя и подчиняя ее, наподобие вируса, а не вытесняя и заменяя ее другой. Причем, сам процесс идет именно на уровне привлекательности мировоззренческих конструкций и их использования для метафизических трансформаций.
Третий пример – воздействие научного мировоззрения, научной картины мира на проблематизацию и трансформацию метафизических матриц. Так, мир Канта – стационарный в онтологии и субъективно-личностный в гносеологии, потому у Канта все упирается в антиномии. Гегель и Маркс вышли за пределы мира Канта в мир развития с использованием приема расширения антиномий до диалектических противоречий, а мира – до мира развития, что получило обоснование в теории эволюции Дарвина. До поры в отношении научного познания развития не было предложено принципиально нового методологического подхода и все науки о развитии формировались на основе методологии исследования стационарных миров и объектов – поскольку не было осуществлено обратной связи мировоззрения и метафизики. Поэтому через два столетия после Гегеля, Дарвина, Маркса этот путь исчерпал себя – со своими достижениями, но и тупиками. Исчерпал и в гносеологическом, и в практическом смыслах. Одновременно науки о развивающихся объектах (в собственных методах) и управленческая практика эмпирическим путем шагнули далеко вперед, «созрели» для нового методологического решения, но при этом – пока упираются в метафизический тупик. Сегодня необходим именно метафизический прорыв для их перехода в новое качество.
Примечание 3. Сложность и многоуровневость каждого культурного комплекса метафизики, в том числе наличие временно непроясненных и принципиально антиномических позиций, обусловливает то, что часто система предельных смыслов в конкретной культуре не может вполне точно выразиться в единственной мировоззренческой системе и реализуется посредством нескольких систем, имеющих различные и порой противоположные метафизические основания по одному либо нескольким аспектам, однако остающихся органически едиными по другим основаниям (например, в рациональном, мыслью организуемом виде – в нескольких философских традициях и системах). Могут быть и вполне одномерные метафизически-мировоззренческие конструкции – таких феноменов в мировой культуре также достаточно много, как на Западе (Англия, США), так и на Востоке (Япония, Китай).
Здесь важно подчеркнуть лишь один принципиальны момент – человек в различных мировоззрениях может по-разному оценивать и соотносить ценности различных уровней организации человеческой жизни в настоящем и будущем – бытие и небытие личное, своей семьи и своего рода, своей общины (коллектива, племени), своего народа, своей культуры, своей цивилизации, своей страны, человечества в целом и жизни в целом. Для одних мировоззрений более ценно одно, для других – другое. Кто-то готов жертвовать одним ради другого, а кто-то нет.
§ 47. Отражение – это процесс воспроизведения в сознании человека реальности в ее прошлом, настоящем и будущем в виде идеального (духовного) комплекса посредством рациональных, иррациональных и ценностно-оценочных способов и методов, чем определяется соотношение философии, научного познания, обыденного, художественного, религиозного, мистического видов познания. В конечном итоге отражение выступает инструментом оптимизации (гармонизации, адаптации) взаимодействия субъекта и объекта познания (и деятельности).
Отражение определяется а) природой объекта познания, б) целостным и метафизически обусловленным характером познающего духа, в) процессом и процедурами взаимодействия объекта и субъекта познания.
Отражение в своем содержании опирается на закон тождества бытия и мышления, точнее – тождества бытия и сознания в его комплексности как идеального образа реальности, создаваемого посредством постижения.
Отражение объективной реальности в сознании как цель есть обретение знания о реальности (истины, истинного знания) а) как соответствующего самой реальности, б) как моделирующего, проектирующего и конструирующего реальность, в) как понимающего реальность, г) получение знания о возможностях преобразования реальности, в том числе для практических потребностей, д) как разработка методов, инструментов и технологий преобразования и конструирования реальности как знаний и как умений. Отражение как процедура есть взаимоувязанный комплекс материально-вещественной и идеальной деятельности, имеющий набор методов и инструментов. Отражение как результат есть материально-идеальный комплекс совокупности знаний-умений, оценок (включая идеалы, атрибутивность добра и красоты) и предметов (включая инструментов познания и преобразования), созданных и создаваемых человеком (опредмеченного знания, второй природы, искусственного – в прошлом, настоящем и будущем), а также технологий передачи опыта познания и освоения реальности.
Рациональность как способ познания есть структурно-функциональный компонент более широкой познавательной системы, научная рациональность – структурно-функциональный компонент более широкой научной познавательной системы, включающей также иррациональность (в том числе вживание, вчувствование), оценки (морально-этические (добро-зло) и эстетические (красота-безобразие)), интуицию, опыт, творчество. Постижение – это единство рационального понимания и переживания действительности, позволяющее вовлекать отношения, оценки в сам процесс познания. Иррациональные методы познания основаны на том, что тройственна как природа человека, который является существом био-психо-социальным, так и духовный мир человека, который включает в себя поиск и возможность переживания истины, добра и красоты. Поэтому человек, как существо одухотворенное, не может оставаться эмоционально и психически безразличным к познаваемому, осваиваемому и творимому им бытию.
Примечание 1. Дух (идеальное) есть единство мысли, чувств, эмоций, идеалов, ценностей и смыслов. В своей комплексности духовного пространства личностно-индивидуальные и культурные миры несут в себе набор всех элементов духа – чувственности, разумности и рациональности, переживания, оценки, интуиции, надежды, любви – во всех их измерениях. Дух, отражая бытие, порождает идеи, формирует идеалы (истины, добра и красоты), ценности, оценки, постигает и порождает смыслы относительно всех конкретных форм бытия. В этой связи наиболее полное понимание познания мира достигается посредством его постижения.
Постижение – это единство рационального объяснения и понимания с одной стороны, и переживания действительности, позволяющее вовлекать отношения, оценки, смыслы в сам процесс познания – с другой. Так, часто можно уловить сущность, не поняв и не проговорив, и тем самым дополнив рациональное понимание, например, указанием на то, как та или иная закономерность сработает в конкретном случае, сработает «здесь и теперь», уловить направление выбора, которое не может порой дать оценку и понимание даже всех возможных вариантов, прогнозировать без объяснения – именно это качество человеческого духа и разума используется в экспертной деятельности. Постижение – очень стянутый термин, пронизывающий человека не только через сухой разум, но и «через сердце», через оценки, смыслы, через любовь, сочувствие, соединяя его с исследуемым (постигаемым) объектом, требуя смыслонаполненности разума. Да, рациональное (понятийное) мышление и язык – наиболее мощный ресурс разума современного человека, однако не единственный. Идеальное и практическое обладание целостностью бытия, в особенности развивающегося, может достигаться разными путями, разными мыслительными конструкциями, разными формами духовного опыта, которые являются атрибутивными каждой культуре, структуре мышления каждой культуры, даже субкультурам. Так, опыт Китая и Японии указывает возможность организации языка и мышления посредством иероглифов и встроенных в них смыслов, опыт буддизма – через смыслопорождающие тексты, опыт России – через поступки и деятельность, опосредуемые любовью и добром, правдой и справедливостью.
Таким образом, пространство познания имеет объемный характер, которые может быть представлен в виде как минимум трехмерной модели, осями которой являются а) предельные смыслы, в) характер и структура рациональности, в) характер и структура иррациональности. Вся совокупность инструментальных форм познания может быть представлена в виде трех– и более мерного пространства. В этой (либо расширенной по числу измерений) «координатной сетке» размещены все системы познания и мышления подобно точкам («облакам») в фазовом пространстве. Это относится ко всем типам организации субъектов научного познания – национально-культурным, субкультурным, другим коллективным формам сознания, познания и мышления, к личностным формам, – для каждого из этих типов может быть сформировано собственное «пространство». Причем, культура и человечество в целом в особенности сильны тем, что существует множество метафизических «матриц», которые, к тому же, способны к трансформации и развитию. В этой связи в состоявшейся истории для каждого конкретного случая познания находится (строится, рождается, получается в результате трансформации) специальная «матрица», наиболее аутентично связывающая материальное и идеальное (бытие и сознание).
Поэтому действительная цель развития человека как субъекта познания в стремлении адаптации его под все новые объекты познания, под постоянно обновляющийся мир – не только корректировка и совершенствование лишь потенциала его рациональности, но и активизация и развитие всего духовного (идеального) комплекса.
В отношении развивающихся объектов комплексность познания в особенности важна для познания динамической сущности, которая познается в том числе на основе смысла. Речь идет не о семантическом и семиотическом значениях понятия смысл, а о философском значении, которое используется в словосочетаниях «смысл бытия», «смысл жизни», «смысл истории», «смысл существования» и соотносится человеком с наивысшими видами целеполагания. Под смыслом в его философском наполнении понимается нечто наиболее существенное, внутреннее, глубинное, определяющее и являющееся (скрытой) причиной происходящего по отношению к конкретному бытию, требующее усилий для его постижения. Нечто, обозначаемое как смысл, безусловно имеет размерность во времени (овременено), связывает прошлое, настоящее и будущее.
Понятие смысла, естественно, имеет человеческое наполнение. Именно человеку свойственно порождать, искать и постигать смыслы, соотносить себя с иными смыслами. Однако своей второй стороной смысл всегда онтологичен, связан с бытием конкретного объекта, а не только субъективен. Внутренний смысл как объективированная данность, существующая вне и до человеческого осмысления, выступает как некоторый предвосхищаемый или по результатам развития получаемый итог реализации динамической сущности, который оформляется посредством человеческого духа как «смысл». Смысл обретает себя в итоге, но не в начале, в начале он есть динамическая сущность, в итоге – значение, в человеческом выражении – смысл. В промежутке он – становление реализации потенции (динамической сущности). Это требует изучения относительно неодухотворенной природы, но уже не вызывает сомнений применительно к одухотворенной части природы: точно так же, как существует сознание личности и общественное сознание с определенными отношениями между ними, существует личностный смысл и общественный смысл (как совокупный итог объективации личных смыслов) и отношения между ними. Личностный смысл – одна из образующих системы индивидуального сознания, надличностный смысл – одна их образующих системы общественного духа (как интегрального образования, объединяющего общественное сознание и коллективное бессознательное), смысл социокультурной системы как некоторого целостного образования. Постижение этого надличностного смысла есть постижение динамической сущности, представляющей собой (в культуре вообще и обществе в частности) некоторое результирующее реализации коллективной духовной деятельности определенного культурного образования как совокупности его духовных устремлений (включающий сознательные и бессознательные моменты), внутренний смысл (см. также § 5, Примечание 1).
Связь и взаимообусловленность между динамической сущностью и смыслом не односторонняя. Смысл не просто форма человеческого идеального выражения результатов развертывания динамической сущности, но и активный компонент ее формирования в одухотворенных объектах. Смысл-в-себе – это и идеально, духовно моделируемый идеал, к которому как высшей цели и желаемому результату устремлен в своих поисках человеческий дух и который есть сильнейший самостоятельный двигатель духа, выступающий как компонент динамической сущности одухотворенной системы конкретного локального мира. Исчезновение высшего смысла, высокой цели во многих культурах приводит к снижению потенциала динамической сущности, нежелательным социальным и культурным последствиям, таким, например, как усиление деструктивных социальных и культурных процессов.
Постижение смыслов является одним из способов познания динамической сущности – то есть, динамическая сущность может постигаться через смысл и посредством смысла, через наделение смыслами. Причем, двояко. Она может познаваться гносеологически, через рационально-интуитивное познание. Она может постигаться, дополняясь оценками, через добро и зло, красоту и безобразие, через эмоционально-образную сферу человеческого духа как постигающего субъекта, проникая в глубины динамической сущности духа, углубляя познание до уровня понимания.
Важно отметить, что постижение динамической сущности посредством смысла позволяет рассуждать о будущем, о предвидении последствий развертывания той или иной потенции, о ее будущем смысле, тем самым оказывая влияние будущим в его возможности (смыслом) на будущее в его действительности. Степень истинности в постижении внутреннего смысла определяется при этом степенью соответствия его динамической сущности.
Причем, существует два различных способа постижения смыслов, идеалов добра и красоты развивающихся объектов – 1) жизнь внутри них, «врастание» в них, в несущую их культуру, слияние субъекта и объекта и 2) их исследование извне. Если говорить о «врастании», то нужно отметить следующий момент. Поскольку отдельная личность может быть локальным миром, то она может объять иной мир (равного ей масштаба), постигать его посредством постижения себя (что возможно через рефлексию, подобие, вживание-моделирование, а не только через мистическое, то есть буквальное вживание, вживание-переселение души, как фактически получается у С. Л. Франка и Н. О. Лосского). Вживание может быть реальным – как понимание объекта через своеобразное «слияние жизни» или «слияние духа» с ним, посредством участия в нем (по типу модели «семейный врач»). Сочувствие, сопереживание становится основой духовного моделирования и интуиции. Иными словами, с помощью своего духа человек может познавать иной дух и внедуховную реальность, посредством идеального конструирования создавая духовные аналоги (модели) реальности и, постигая их через сопереживание, тем постигая внеположенный мир, явившийся прообразом данной модели. Сопереживание реализуется посредством искусства «вживания в образ», которое достаточно известно для случаев психического моделирования поведения другого человека, и то, что человек может стать в некотором роде «другим», прогнозировать поведение этого «другого» в различных ситуациях – не ново. Чтобы проиллюстрировать это, достаточно вспомнить практику сценического искусства и особенно теорию К. С. Станиславского. Но можно идти дальше. Всякая одухотворенная система (в том числе общество) в своем коллективно-психическом состоянии подвержена ритмическим колебаниям различных параметров коллективной психики (духа). Существуют периоды слабости, усиления, достижения пика психических возможностей. Сопереживание позволяет чувствовать эти ритмы, а если это так, то вполне возможно моделирование психических состояний, на основе чего возможны выводы о способах поведения данного объекта в те или иные периоды времени. Речь идет о возможности чувствования коллективных психических состояний и их ритмов. Это может осуществляться в том числе методом саморефлексии, давно зарекомендовавшим себя как путь познания культуры (в том числе опыт русских философов XIX–XX веков).
В случае «вживания в образ» социальных систем, которые также обладают психическими ритмами, чувствования их состояний в будущем для предвидения конкретных исторических событий необходимо соотносительное сопереживание нескольким объектам одновременно – это могут быть народы, социумы, как минимум граничащие по территориям проживания. Возникает фигура некоего уникального в своем роде человека, способного к подобным трансформациям своей психики. Но нужно верно идентифицировать масштабы мира личности в соотнесении с масштабами познаваемого локального мира, чтобы не обмануться в ее возможностях и оградиться от неверной экстраполяции выводов как результатов ее вживания. Поскольку для постижения одновременно целого ряда сложных объектов (процессов и систем) необходимы специфические (отнюдь не всем людям в равной мере присущие) качества личности. При этом возникает проблема доказательности и интерсубъективности, отсутствие которых рождает огромное множество спекуляций.
Понятно, что труднейшей задачей становится поиск соответствия образов и чувствований, бессознательной психической деятельности с деятельностью сознания, то есть поиск «языка», на котором они могли бы «общаться» по крайней мере в плане перевода в вербальную форму. Хотя можно предположить, что такого перевода с эмоционального, образного языка на язык мысли не существует, а потому оба языка выступают как самоценные и взаимно дополняющие друг друга способы познания и предвидения. Возможно, что именно это является одной из тех черт человека, которые позволяют ему соперничать с другими биологическими системами в плане приспособления к окружающей среде.
Не случайно в этой связи, что рационализированное концептуальное философское и научное представление о мире и месте человека в нем сопровождается и порой дополняется иными способами отражения реальности (этическими и эстетическими) и даже обретает их формы – морально-нравственные учения, искусство (музыка, литература, поэзия, живопись, архитектура, скульптура, кино и другое), мифологизированная вера, смыслонаполненные знаки и тексты, практическая физическая и психическая деятельность (в том числе деятельность по самосовершенствованию), пророческие прозрения и откровения, и так далее. Например, существует обширная отечественная и мировая практика выражения философических переживаний посредством художественных образов. Понятно, что не любой художественный образ философичен по своему содержанию, но многие философские проблемы могут решаться и решались с помощью художественных средств.
Причем, характер европейской традиции (в том числе характер языков и сформированный под это характер письменности как способа передачи информации и исторической связи, все типы коммуникаций) таков, что он гораздо больше способствует передаче мыслимого содержания знания и методов его получения, чем передаче его ценностного наполнения, разрывая содержание мысли (слова) и его смысл. Интерпретация смысла становится самостоятельной задачей писателя, художника, философа и – читателя, потребителя мыслительной и духовной продукции. Рационально передается знание, но не смысл, а потому – не весь духовно-практический опыт в его целостности. Постепенно умение чистой мыследеятельности было рафинировано, очищено от духовности, утратило неразрывность с системой воспитания и ввиду найденной системы передачи мыслительного опыта (слово, письмо) сильно опередило развитие иных способов общения с миром и способов передачи иного опыта общения с миром.
Характер восточной традиции в этом отношении более комплексен. Там сохранилась и укрепилась в культуре и на основе культуры иная традиция – передается не только слово, но его значение и смысл, эмоциональный настрой, предназначение (в иероглифической речи и письменности) или слово, текст используется как направленное средство воспитания (буддизм), что настоятельно требует присутствия наставника, выступающего в роли воспитателя и/или интерпретатора. Это позволяет одновременно более глубоко увязать слово как рационально-понятийную информацию с его ценностными и целевыми смыслами, определить назначение в воспитании и деятельности человека, а также (через наставников) передавать не только знания, но и опыт, который всегда более консервативен. Это – основа глубочайшего консерватизма культур Востока, но и – неразрывности времени их бытия, единства прошлого, настоящего и будущего, не мыслимых друг без друга. Нагляден пример Конфуция, профессией которого было обучение государственных чиновников, комплексная подготовка, включавшая несколько видов искусств, и в их ряду – разработка и воспитание интеллектуальных и нравственных основ деятельности государственного человека. Другой пример – буддизм с его опытом конкретно-ориентированного воспитания адептов через смыслопорождающие тексты и их толкование, основываясь на традиции, заложенной Буддой, который ориентировался в воспитательной проповеди «не на некоего анонимного среднестатистического слушателя… а конкретного человека или группу людей и выбирал те темы и способы их изложения, которые им наиболее близки»; «у него всегда есть конкретный адресат и определенная цель, связанная с духовным совершенствованием конкретной личности», которая достигается адаптацией к степени подготовки слушателя, умением говорить «об одном, но в разных формах» с опорой «на значение или цель… текста, а не на его букву»; такое говорение, в котором логика модели оправдывает логику развития мысли, средством для которого является попытка избежать однозначности дискурса в воспитании.
Еще один гносеологический момент. Различие содержательных аспектов структуры мира диктует и различие форм мысли, различие форм познавательных моделей. Можно оперировать словами, символами, метафорами для отражения той или иной совокупности параметров или логики (причинно-следственной последовательности или последовательности состояний), можно выходить на уровень образно-эмоционального мышления. Можно заменять или дополнять рациональное познание иными способами постижения гармонии, формируя этическую и эстетическую модели реальности, постигая мир посредством таких моделей, в том числе через личностное «неявное знание» (М. Полани), которое однако должно подвергаться сомнению, поскольку оно может быть и ложным. Поэтому, естественно, необходимо разрабатывать проблему статуса и возможностей смыслонаполненных знаковых систем.
Смыслонаполненные знаковые системы, такие как метафоры, символы, иероглифы, смыслопорождающие тексты (например, в буддизме) и так далее – достаточно распространенный в мировой культуре (в истории и актуально) способ передачи информации и человеческого духовного опыта. Они более присущи различным древним и современным восточным философиям, а в Европе, хотя они и были активным компонентом духовной жизни, особенно в средние века, сохранились сегодня только в мистических учениях. Однако дискуссии о возможностях их использования в научном познании пока даже не разгорелись, поскольку противостояние их конкретным наукам очевидно. Но и вопрос, даже поставленный вполголоса или молчаливо, весьма выразителен – можно ли, нужно ли вовлекать их в сферу научного познания или это удел мистических и эзотерических учений, оккультных наук, в крайнем случае – систем воспитания или экзистенциальных философских концепций?
Есть основания полагать, что апелляция к смыслонаполненным знаковым системам, попытка возродить эту традицию не в мистическом, а в научном наполнении, имеет под собой серьезные основания, определяемые потребностями современной науки о развивающемся мире и интерес к этой проблеме не случаен, что «сама наука переходит в новое качество, на уровень целостного мышления, гарантирующего целостность жизни. Не случаен интерес к языку символа, в котором соединятся “мысле-образы” Востока с логической структурой Запада, предваряя язык будущего – разума-чувства, поэзии-науки, логики-интуиции». Поэтому во многом прав, например, В. В. Налимов, утверждавший, что «быть научным – это быть метафоричным: способным создавать плодотворные метафоры, возбуждающие воображение и тем самым расширяющие наше взаимодействие с миром». Постигать гармонию необходимо не только дискурсивно, логически, но и образно, через приобщение к невербальным мыслительным актам, невербальным языкам вообще, через смыслонаполненные знаковые системы (символы, метафоры и пр.), «языки тела» (мимика, жесты, походка), символические языки (наглядные образы, схемы, рисунки), молчание, внутренняя речь (латентный язык), дополняя потенции жизнепонимания новыми возможностями, рассматривая их как попытки мысленного воспроизведения гармонии в ее образной целостности.
Однако при всем многообразии духа и потенциале его использования в познании реальности научное познание ни в коей мере не может быть сведено либо выведено из других видов духовных практик (как, например, сейчас клерикальные деятели пытаются доказать происхождение науки или ее достижений из религиозного опыта выдающихся ученых). Это путь (выведения науки из мистики, религии, художественного познания) абсолютно порочен. Речь может идти лишь о взаимном воздействии в процессе творческого поиска, о «включении» тех или иных ассоциативных рядов.
Примечание 2. Основополагающие принципы объективности истины и практики как критерия истины являются и должны оставаться базовыми в научном познании. Однако онтологическая специфика развивающегося мира как объекта познания, заключающаяся в особенности в значительной степени индивидуальности каждого объекта познания – с одной стороны, культурно-метафизическая, смыслонаполненная природа субъекта научного познания, неустранимая субъектность (и потому субъективность) целей, задач, способов реализации, методов исследования, характера представления нового знания, способов его практической реализации – с другой стороны, делает познание и знание соотнесенным с конкретным объектом, а также с конкретным субъектом. Истина как соответствие знаний субъекта объективной реальности также приобретает релятивный характер в смысле соотнесенности конкретного знания с конкретным объектом, ситуацией, наличие ограничений на перенос знания на иные объекты и ситуации (относительность любой истины, отсутствие «вечных» истин, даже законы физики – лишь мгновенья бытия; особенно это относится к одухотворенным объектам, включающим человека – к культурам, коллективам, личностям). Более того, характер соотнесенности (соотнесения) знания и реальности, получения и обоснования знания как истинного становится еще более сложной задачей в связи с субъектностью знания, понимания, с метафизикой субъекта. Однако концепция множественности истин является не релятивизмом в собственном значении этого слова, как относительностью (временностью, неточностью) истин, но именно со-относительностью (в том числе истины) с познающим субъектом и познаваемым объектом, допускающая абсолютную истину данной модели в конкретной соотнесенности данного субъекта и данного объекта.
Возможность и реальность появления нескольких нетождественных истинных знаний (моделей), полученных разными субъектами познания, создает проблему взаимодействия этих знаний, которое может осуществляться тремя способами: а) сосуществование и взаимная дополнительность, б) конвенция (соглашение) на одну компромиссную истину в процессе «переговоров», в том числе на уровне метафизических решений, в) победа в ходе дискуссии одной истины (быть может, победа временная, как, например, в различных научных моделях или технических проектах). При этом, недопустимо сведение всех форм взаимодействия к одному лишь конвенционализму, поскольку за этим подходом, как правило, скрывается стремление некоторой позиции и стоящей за ней социальной группой продавить некоторую собственную истину – этот прием широко распространен у англо-центрических сторонников конвенционализма, особенно начиная с К. Поппера и поэтому отношение к нему должно быть крайне настороженным, внимательным до придирчивости и чрезвычайно критическим в каждом конкретном случае.
Кроме того, встает проблема комплексности истины. Так, гносеологическая истина (истина как знание, истинное знание) как соответствие мысли (знания) объекту в научном познании должна быть дополнена истиной как методом, то есть соответствием набора методов объекту, предмету, целям и задачам исследования (валидность). Причем, истина как метод более инвариантна в научном познании развивающихся объектов и потому может рассматриваться как относительно устойчивая константа познания. В отношении познания одухотворенных систем в научном и философском познании необходимо также иметь в виду существование других смыслов понятия «истина»: истина как смысл (истинный смысл), истина как цель (истинная цель), истина как путь (истинный путь), истина как непотаенность (платоновская алетейя). Кроме того, необходимо говорить об «истинных» и «неистинных» состояниях самих развивающихся объектов, где основным критерием истинности (органичности объекту) является соответствие жизни и оптимальному развитию (истинно то, что приводит к продолжению жизни посредством достижения гармонии «здесь и теперь» как истины бытия объекта). В связи с такой сложной природой истины в исследовании одухотворенных объектов познание должно органически включать в себя в качестве компонентов не только объяснение, но и понимание, и переживание. Истинное знание как комплексная целостность поэтому способна и должна нести в себе рационально-логические, алогичные и иррациональные, эмоционально-оценочные и образные компоненты, представляемые мыслимо. В этой связи чрезвычайно важным для комплексности истины становится синтез мыслимой истины с идеалами добра и справедливости, который в русской культуре понят как правда. Правда есть истина в добре и справедливости, та правда, о которой В. В. Розанов сказал замечательные слова: «Правда выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинался бы не с правды – он – не Бог, и небо – трясина, и солнце – медная посуда». Очевидно, что такая истина имеет не только познавательное, не только экзистенциальное, но и метафизически-культуроцентричное наполнение.
В зависимости от характера объекта (пока отвлекаясь от субъекта) существуют однозначная, многозначная и динамическая научные истины.
Однозначная истина возможна в отношении простейших объектов, функционирующих на основе одного типа взаимодействия (в основном это физические системы) и являющихся стационарными, функционирующими (или воспринимаемых нами как таковые). Это истины, которые имеют одно значение, противоположное которому есть ложь, истины «или-или». Случайные отклонения носят характер незначительных флуктуаций, практически не влияющих на состояния объектов и потому – на знание о них.
Относительно сложных многомерных систем, характер состояния и динамики которых определяется множеством компонентов, взаимодействий, связей детерминации, знание жестко привязано к объекту и к ситуации, а истина о характере объекта и его состояний становится многозначной в смысле наличия в знании об объекте (включая его реальные, возможные и будущие состояния, характер его динамики и т. д.) нескольких различных равновесомых и разновесомых утверждений. Причем, истина обретает характер принципиальной неполноты, хотя всегда можно найти минимальный набор существенных параметров, соблюдение которых с высокой степенью достоверности делает суждение истинным. Состояния, события и динамика в такой системе приобретает существенно вероятностный характер. Здесь даже система условий утверждения (если, если, если…) в попытке построения однозначного утверждения убегает в бесконечность, да и несоблюдение лишь одного из условий-параметров «если» приводит к ложности суждения и умозаключения. Например, боль в животе обычно вызывают следующие причины – 1, 2, 3… Однако часто оказывается, что многие из этих причин не вызывают боли в животе у многих людей и потому утверждение о том, что боль в животе вызывается такой-то причиной в иной ситуации будет ложным. Поэтому, пытаясь выяснить причину боли в конкретном случае, проводится исследование и в итоге ставится диагноз, который часто есть совокупность причин и может быть неполон, хотя при этом он вполне истинен, поскольку вскрывает одну или несколько значимых причин. Идя дальше, врач для устранения причины боли, может выбрать несколько методов, которых чаще всего больше одного. Искусство врача в том и заключается, чтобы выбрать такой (истинный) метод лечения, который поможет в данном конкретном случае, поскольку оказывается, что один и тот же метод может вылечить одного больного и совсем иначе повлиять на другого. Уйти от ситуативности не удается в принципе. Поиск истины становится творческим поиском в конкретной ситуации. Переплетается множество логик и логических оснований; обычно работает комплексная, ситуативная логика, логика «и-или» (сокращенно от «и-и – или-или»). Множество примеров подобного рода дает медицина, биология, экология, психология, социология, политология, управление и другие науки о сложных системах.
В развивающихся системах (в том числе и в особенности человеческих), наряду с многозначностью, истина становится динамической, эволюционирующей, изменяется и вместе с конкретным объектом и проявляется в связи с его самореализаций (в связи с чем терпеть и ждать явленности истинного смысла – порой важно). В этом случае истинно не только то, что истинно теперь, но и то, что может быть теперь ложно. Для разных последовательных состояний объектов и разных ситуаций может быть много различных истин. Более того, обычная многозначность и вероятностный характер состояний, ситуаций и динамики у развивающихся объектов дополняется возникновением сильно неравновесных состояний, состояний сильной неопределенности, требующих специального исследования в целях разработки методов поиска истины, освоения и управления такими ситуациями (см. § 58). При этом особое значение приобретает логика «и-и», диалектика, допускающая противоречие, творчество, выбор, дополнительность моделей.
Базовым критерием истины в познании будущего является социально-историческая практика во всей полноте ее проявлений – от практического применения в собственном (узком) смысле, становящегося критерием оценки на истинность, до практики научного познания и совокупности критериев научной истины – научности методологии и валидности набора научных методов (методологический критерий истинности), логичной стройности знания (логический критерий истинности), критериев истинности при полимодельности и сценарности научных конструкций (множественность истин, фальсифицируемость истин), практики научной коммуникации (конвенциональный аспект истинности и критерий истины).
Здесь важно кратко остановиться на проблеме соотношения истины и ложности информации (в том числе в самом научном знании и о научном знании в общественном сознании). В одной из своих публицистических работ М. Е. Салтыков-Щедрин обозначает два сорта лгунов – лицемерных, сознательно лгущих, и искренних, фанатичных и высказывает мысль о том, что освобождение от «лгунов» – насущная потребность современного ему общества. Эта проблема не стала со временем менее насущной, однако она приобрела многомерные оттенки, а также онтологическое наполнение. Она является остро актуальной и для научного познания, относительно которого порой случайный набор примеров, говорящих «о чем-то в этом роде» или исследующих «нечто относящееся к теме», но при этом покрывающий лишь один дискуссионный аспект выдается за системную аргументацию и, дополняясь принципами фальсификации и релятивности истины, становится аргументом против научного знания и науки в целом. «Ниспровергатели науки» могут вполне довольствоваться одним опровергающим фактом для отрицания всей научной конструкции в целом (причем, именно не только конкретной теории или эмпирии, но часто и науки в целом). В такой «дикарский бубен» часто играют околонаучные и псевдонаучные социальные группы (журналисты, политики, администраторы науки и т. д.), которые в разные периоды и по различным поводам навешивают на науку произвольные ярлыки, не заботясь даже об их логичности и взаимосвязанности. Подобными оценками наука то оказывается панацеей, то начинает третироваться и шельмоваться, то поднимается на щит, то вновь втирается в грязь. И эти социальные «игры» отнюдь не безобидны. Они оказывают самое прямое воздействие на развитие науки, ее отраслей в разных странах и в разное время. А зачастую являются продуктом социального заказа.
Пример. Подтверждение истинности научного знания посредством практики может быть проиллюстрировано следующим образом. Если человек способен создавать самолеты, ракеты, другие технические средства на основе научных знаний и эти технические средства выполняют свои функции (летают, плавают, передаются на расстояние как волны и т. д.), следовательно, своим познанием человек верно отразил законы природы, его знание истинно, а способы познания верны.
Примечание 3. Относительно одного развивающегося объекта в одном и том же отношении истина может быть одна, истин может быть множество, в том числе больше или меньше числа познающих субъектов. Более того, может быть множество истин относительно одного объекта (даже истин рациональных) в одном и том же отношении, формируемых одним и тем же субъектом познания, поскольку есть основания полагать, что соответствие духа и объекта может осуществляться не одним способом, а кроме того, относительно субъекта познания истина может изменяться во времени.
Иллюстрации этому утверждению можно найти уже в классических областях рациональной науки. Существует две модели природы света (корпускула и волна), несколько моделей ядра (протонно-нейтронная, капельная и другие). Аналогичные примеры можно найти в биологии (экологическая и видовая модели), в науках об обществе (стратификационный, формационный и цивилизационный подходы к теоретическому осмыслению). Каждая из этих моделей, шире – научных традиций обеспечивает свое соответствие мысли объекту, свой стереотип понимания. При этом каждая модель дает некоторые преимущества перед другой моделью в каком-либо определенном отношении, при определенной постановке задачи, в определенной познавательной ситуации, как соответствие наших одномерных рациональных моделей многомерному миру. Можно полагать, что полимодельностью человек стремится (обречен) полнее описывать, глубже понимать, всестороннее отражать объект. При этом каждая модель истинно отражает реальность и позволяет адекватно действовать в определенных ситуациях и пределах «своей компетенции». Это одновременно означает, что даже в рациональном познании, в рамках одной науки и одной традиции рационализма может уживаться несколько истин, например, истина, что свет есть волна, и истина, что свет есть корпускула. Поэтому даже в точных науках необходимо признать модельность мышления: каждому объекту может соответствовать множество идеальных моделей, выстроенных на различных основаниях. Истинность каждой модели проверяется на соответствие ее объекту. И тождественность истины возможна и необходима в этом измерении – тождественность истины себе самой относительно данной модели и ее внутренних логических законов. Отклонение в этой ситуации от законов логики говорит о ложности суждения или умозаключения. И так по отношению к каждой модели.
Причем, традиционная (аристотелева) логика не должна выступать аргументом истинности в отношении сравнения (сопоставления, соотнесения) различных моделей истины, что хорошо показано в методологии науки (особенно в концепциях И. Лакатоса, Т. Куна, П. Фейерабенда). При сравнении моделей должна включаться иная логика, допускающая множество, логики «и-и», «и-или». Истинно и то, и другое, и третье, если каждое из них в отдельности внутренне не противоречит законам логики при соотнесении объекта и данной логической субъективной (в указанном смысле) модели. Особенно интересно это соотношение, когда рассматривается истина субъекта относительно самого себя и истина относительно него иных субъектов.
Интересен в этом отношении опыт казанского логика начала XX века Н. А. Васильева в конструировании воображаемой логики, логики возможных миров.
Целостность духа дает еще большие основания говорить о множестве истин, поскольку сама целостная истина по своему содержанию многомерна и предстает как совокупность, вбирающая в себя многозначность и полилогичность как способы отражения развивающейся многообразной реальности.
Примечание 4. Комплекс современной материалистической гносеологии в общем виде изложен в современной философской (научной и учебной) литературе.
Научное познание в совокупности своих целей, способов их достижения (начиная с оснований и принципов познания до набора эмпирических и теоретических методов), результатов познания (нового знания) и практической реализации научного знания базируется на культурной метафизической «матрице» и основанном на ней мировоззрении (включая онтологические, гносеологические, экзистенциальные, этические, эстетические и другие компоненты).
Однако если применительно к стационарным объектам проблема метафизического обоснования остро стоит в основном в периоды становления науки о данном объекте либо типе объектов, а впоследствии заглубляется и не активируется актуально, то принципиальной особенностью научного познания развивающихся объектов является повышенная и неисключаемая метафизическая нагруженность процессов научного познания и реализации (внедрения) знания, неисключаемость экзистенциально-метафизических смыслов. Кроме того, научное познание развивающихся объектов характеризуется более глубокой погруженностью процессов отражения реальности в комплексную духовность человека, которая становится органичной научному познанию при сохранении ключевой роли рационального мышления и одновременном развитии его оснований, форм и методов, но при этом включает в себя объяснение, понимание и переживание действительности, снимаемые в понятии постижение. Необходимость постоянной метафизической и мировоззренческой рефлексии и комплексной духовности применительно к каждому развивающемуся объекту, процессу, состоянию обусловлена спецификой развивающихся объектов, а именно а) их повышенной сложностью и имманентным сочетанием упорядоченности и неупорядоченности, а также одухотворенностью человекоразмерных систем, б) постоянной динамикой и изменением состояний, появлением нового, сменой самих объектов и типов объектов, в) существенной индивидуальностью каждого развивающегося объекта. В современную эпоху это принципиальное обстоятельство дополняется становящимся характером методологии познания развивающихся объектов, которая до сих пор не отпочковалась от методологии исследования стационарных объектов и находится в стадии становления, проявления, самоуяснения.
Примечание 5. Принципиальным является также метафизическая нагруженность опережающего отражения.
«Опережающее отражение» – базовая формула диалектического материализме. В современную эпоху она важна в особенности для того, чтобы противопоставить «отражение объективной реальности» полностью очищенным от объективности субъективным, волюнтаристским и прагматическим технологиям проектирования и строительства будущего, которое в последнем случае является весьма опасным «строительством на песке».
Первым предельным метафизическим основанием в отношении опережающего отражения является признание органического единства мира, потому – наличия объективной взаимосвязанности и взаимообусловленности настоящего и будущего, настоящей и будущей реальности, метафизическая уверенность в объективном (природном) характере законов и закономерностей этих взаимосвязей. Имена метафизическая уверенность в объективности онтологии процессов и времени, наличие параметра временной протяженности метафизической «матрицы» является базовым основанием материалистического понимания будущего. Другие метафизические системы, которые дают основания и обеспечивают такую уверенность, также способны стать основанием для ответственного конструирования будущего с учетом объективных законов бытия.
Второе метафизическое основание – способность субъекта а) познавать реальность будущего, находясь в настоящем, способность «изогнуть взгляд» за горизонт времени, б) преобразовывать реальность времени и будущего на основе познания и преобразования настоящего (конструирование и синтезирование времени, конструирование и синтезирование будущего объектов, процессов, событий во времени). Это основание вытекает из предыдущего, но серьезно дополняется практикой, подтверждающей такую возможность и укрепляющей базовые метафизические основания.
Третье метафизическое основание – наличие в природе механизмов обеспечения сочетания объективного и субъективного, объективных законов и форм субъективной активности действующего субъекта, сочетание, которое может носить как противоречивый, так и гармонический характер, но в итоге – ведущее к новой гармонии.
Именно совокупность данных предельных метафизических оснований порождает и обеспечивает возможность осуществления предвидению, проектированию и строительству будущего, разработку методов исследования будущего, строительства будущего, управления будущим. Это создает феномен прогнозной истины.
Собственно феномен опережающего отражения – один из наивысших и сложнейших продуктов сознания. Он сочетает в себе всю совокупность мыслительных операций, включая также фантазию, творчество, образное мышление, проектирование и конструирование мысленных образов. В современной науке он удачно представлен в виде (весьма сложного) «ромба Форсайта» (И. Майлс, Р. Поппер):
В графическом формате ромба воплощено сочетание исследовательских процедур Форсайта, взаимоувязанное по следующим познавательным и организационным задачам (реализованным в самой фигуре ромба): креативность (вершина), взаимодействие (правый угол), доказательность (нижняя точка), экспертиза (левый угол). Внутри этого ромба (по его граням и внутри него, в разных версиях) расположены следующие процедуры:
Лево-верхняя грань ромба (между креативностью и экспертизой): Wildcards, игровая симуляция, научная фантастика, эссе/написание сценариев, предвидение, логические модели, игровая ситуация, дорожные карты, в других вариантах также – «джокеры», сценарии, прогнозы гениев, ретрополяция, анализ TEEPSE-факторов, моделирование рынков, позиционирование по правилам, многокритериальный анализ.
Право-верхняя грань ромба (между креативностью и взаимодействием): обратный прогноз, ролевые игры, сценарные семинары, панели населения, в других версиях также: наброски, мозговой штурм, интернет-краудсорсинг.
Право-нижняя грань (между взаимодействием и доказательностью): конференции/семинары, карты руководителя, структурный анализ, многокритериальное оценивание, бенчмаркинг, сканирование, data mining (анализ патентов), экстраполяция, индикаторы. А также: опрос-голосование, анализ стейкхолдеров, сегментация, регрессионный анализ, сканирование.
Лево-нижняя грань ромба (между доказательностью и экспертизой): обзор (анализ) литературы, библиометрия, моделирование, морфологический анализ, деревья соответствий, критические технологии. А также: слабые сигналы, анализ социальных сетей, анализ перекрестных связей, экстраполяция, анализ эффектов, критические технологии.
В центре ромба: SWOT, Дельфи, Мозговой штурм, Приоритеты, Интервью, взаимное влияние. А также: деревья целей, мультиперспективный анализ, моделирование, морфологический анализ, глубинный анализ текстовых данных, логические схемы.
Здесь видны все возможности и ограничения Форсайта.
На вопрос, «а может ли в «зеркале» человеческого сознания отразиться то, чего еще нет?» необходимо ответить – да, может, на основе метафизической «матрицы» и совокупности известных закономерностей и фрагментарных эмпирических знаний. Причем, «зеркало» человеческого сознания особое – это зеркало, наделенное возможностью «загибать взгляд» за горизонт времени. Поэтому человек может, поняв, подсказать и помочь природе в ее «родах будущего», конструируя компоненты будущего бытия. При этом, «взгляд за горизонт времени» может быть реализован разными способами, такими как 1) обращение к настоящему в поиске зародышей будущего; 2) формирование зародышей будущего и потому будущего; 3) создание (совершенствование) механизмов, путей, траекторий развития в будущем и т. д. При этом, по мере развития человечества, расширения возможностей познания и преобразования действительности, могущества в конструировании реальности и будущего – будущее становится более определенным, прогнозируемым еще и вследствие его определяемости сознательной активности человека.
Специфика развивающегося и творческого мира (в том числе социально-культурного мира) вынуждает специально искать доказательства возможности предвидения относительно реальных объектов и процессов развития, новообразования в самих науках о развивающихся системах, оценки их качества, возможностей, требований к степени достоверности прогнозов, их временному удалению и т. п. Необходимо также вести речь о пересмотре системы ожиданий и требований по отношению к прогностическим возможностям наук о развивающихся объектах, о границах предвидения, в том числе определяемых мерой качественного состояния и бифуркацией при переходе с изменением критериев достоверности, методов познания и логической выводимости.
§ 48. Диалектика является органическим компонентом метафизических «матриц» как минимум нескольких мировых культур и, как следствие, потенциальным компонентом мировоззрения в качестве учения о характере процессуальности бытия и общей методологии философского и научного познания. Противопоставление диалектики и метафизики является следствием их одномерного понимания, напротив, необходимо говорить о диалектичности метафизики и метафизичности диалектики, в том числе в культурологических и субкультурных их проявлениях и формах, начиная с античности (что определяет многообразие вариантов диалектики). При этом, поскольку разные диалектические элементы и компоненты, взаимосвязи и отношения, различные решения диалектических проблем осуществляются и доминируют в различных культурных метафизических «матрицах», то они придают различную инструментальность и определяют разную степень эффективности тем или иным культурным метафизическим «матрицам».
Онтологические различия характера взаимосвязей диалектических категорий движение-покой, бытие-небытие, конечность-бесконечность, временность-вечность, порядок-беспорядок, содержание-форма, симметрия-асимметрия многообразны, и они обсуждаются в работе. Метафизические и гносеологические их различия также вполне объяснимы применительно к разным типам объектов.
Примечание 1. Предельные основания в метафизических «матрицах» в плане внутренней взаимосвязи компонентов и в плане их самоосуществления и самореализации в мировоззренческом бытии органически диалектичны: а) они сочетают в себе противоположности как основания собственного самопричинения и причинения в отношении формирования, функционирования и развития духовных и предметно-практических культурных феноменов, обеспечивают сочетание постоянства (покоя) и изменчивости (движения), б) имеют характер целостности, органически взаимосвязаны и взаимообусловлены, в) имеют развивающийся творческий характер в пределах собственной внутренней логики. Диалектические отношения внутри метафизических конструкций отличаются от диалектики бытийствующих форм, выступая в качестве первичной диалектики. Однако существующие внутри метафизических «матриц» отношения диалектичны в полном смысле слова, порождая диалектические формы бытия духа культур.
Однако при этом неспроста метафизика относилась с постоянством и противопоставлялась диалектике. Дело заключается в постоянстве целостности всякой метафизической «матрицы». Причем, это постоянство может быть как консервативным, застывшим, так и изменяющимся, динамическим. Однако и в том, и в другом случае – это живая конструкция, а не мертвый шаблон. Просто в случае консервативной матрицы доминируют функциональные компоненты самоосуществления, которые, впрочем, при необходимости (хотя и с большим трудом, весьма медленно) эволюционируют либо самоуничтожаются. Именно от таких метафизических «матриц» исходит установка на антидиалектичность, на метафизику как замершее постоянство, поскольку внутренняя диалектика таких метафизических «матриц» угнетена и полностью подчинена обеспечению постоянства как функционирования, в пределе – подчинена цели самоуничтожения в случае изменения требований внешней среды, остающейся всегда диалектичной. Причем, это отнюдь не означает ошибочности либо тупиковости и обреченности такого типа «матриц». Во-первых, любая метафизическая «матрица» несет в себе элементы такой природы и без них не существует, а во-вторых, именно такие предельные, жестко консервативные «матрицы» культур или субкультур задают и обеспечивают сохранение некоторых ценностей и идеалов, которые оказываются (временно) не востребованными либо исторически преждевременными. Другой тип метафизических «матриц» вполне диалектичен, динамичен, хотя и он несет в себе постоянство, определяемое либо постоянством некоторых предельных оснований (компонентов «матрицы», субкультур), либо постоянством некоторых типов отношений, либо постоянством принципов и закономерностей взаимосвязей и взаимодействий компонентов, включая структуру организации целостности – в разных метафизических «матрицах» по-разному. Так, русская метафизическая «матрица» вполне диалектична, в том числе оказываясь способной обеспечить метафизические основания для развития современного диалектического материализма.
Более того, внутренняя динамика метафизических «матриц» в соотношении движения и покоя носит волновой характер – смены консервативных и динамических режимов их бытия. Это позволяет обеспечивать необходимое соотношение с режимами осуществления бытия не только других культур, но и природы, переходя от фаз стабильности к фазам динамичности, изменчивости, развития, обеспечивая метафизические основания как для метастабильных, так и для развивающихся этапов осуществления и развития культуры.
Примечание 2. Основоположения диалектики как концепции имеют онтологическую природу, изыскиваются в бытии сущего. Однако при этом любая конкретная диалектическая конструкция органично метафизична, несет в себе метафизическую «кристаллическую решетку» конкретной культуры во всей своей системе и диалектичности предельных оснований, в отдельных компонентах, в способах взаимосвязи между ними (в европейской и русской философии – в категориях диалектики, законах диалектики), то есть является культурно-субъективным отражением объективных диалектических отношений, взаимосвязей и закономерностей организации мира. Без метафизических сущностей и предельных смыслов диалектичность бытия теряет не просто свое человеческое наполнение, но и онтологическую основность и возможность. Более того, диалектика самого бытия, в особенности в его перспективе, есть все более реализация метафизических сущностей посредством человеческой субъектной деятельности.
В качестве одной из культурных версий диалектики приведем диалектику немецкой философии как отражение метафизических оснований духа немецкой культуры, немецкого народа. Так, немецкая философская мысль, в особенности усилиями Гегеля, переплавила античные, древнеиндийские и христианские мистические диалектические находки в диалектику развития, расширив антиномии до системы диалектики применительно к осмыслению развивающегося мира. Принципиальным является именно то, что диалектика Гегеля есть систематическое осмысление и концептуализация развития индивидуального культурного организма – духа немецкого народа эпохи просвещения и протестантизма. В этом развитии есть элементы общего и индивидуального в конструкции диалектики и распространение его за пределы этого объекта необходимо весьма критически, так же критически рассматривая некоторые оценки концепции Гегеля взглядом из других культур и эпох, во множестве распространившиеся после Гегеля. Так, известно утверждение, что Гегель свою диалектику перечеркнул своей системой, провозгласив некоторые идеалы конечными (например, государственного устройства в виде бюргерской Германии). Однако в действительности не только в своей версии диалектики, но и в версии системы философии Гегель прав по существу, в самом подходе, реализовав диалектику на конкретном локальном мире (германский дух) и получив конкретные (и во многом истинные) выводы относительно этого мира. Неправомерна была лишь попытка методами прямой аналогии и некритического обобщения выйти за пределы осмысленного им организма – Германии и ее духа. Фактически, Гегель ведет речь именно об этом, одном объекте, об индивидуальном развитии единого в себе индивидуального национального духа, содержание которого порождено самим этим процессом, и совершенно верно увидел взлет германского духа, обретение которым пассионарности, последующая материализация культуры в ее декадансе в XX веке приняло столь жестокие формы – впрочем, столь же органичные германскому духу. Эпоха Гегеля, как верно оценил ее он сам, была именно вершиной развития германского духа, за которой порыв духа начал медленно угасать, переходя в реакцию и затем – в либерально-демократическое спокойствие. То есть, основой заблуждения в осмыслении концепции Гегеля являются попытки распространить некоторые его идеи, имеющие четкую национально-культурную привязку, на иные либо более широкие общности. Однако это не относится к сформированной им методологии осмысления отдельных развивающихся организмов – к диалектике. К той самой диалектике Гегеля и Маркса, которая, имея в качестве основания конкретно-всеобщее, перерастает в логику развития одной идеи, развертываясь в научную теорию. Логика становления понятия, которая и есть полная жизнь этой сущности, свернутая в себе, но становящаяся, причем, в том виде, в таких формах, как складываются внешние обстоятельства.
Диалектика Гегеля была переосмыслена в других философских традициях, в том числе особенно эффективно – в материализме, усилиями Маркса и Энгельса, советских философов. В основном в итоге все получилось удачно и во второй половине XX века создан эффективный философский инструментарий, позволяющий европейской и русской философской и научной мысли комфортно чувствовать себя в проблематике движущегося бытия, заниматься его исследованием, в том числе становясь методологической базой и основанием для научных исследований и экзистенциальных решений. Диалектика как компонент материалистического мировоззрения, как учение о характере процессуальности бытия, как общая методология философского и научного познания достаточно полновесно раскрыта в советской философии диалектического материализма. Категориальный аппарат диалектики – есть гносеологическая основа философского и научного познания развития и развивающихся объектов, мощнейший и единственно наличный инструментарий познания развивающегося мира в европейской и русской культуре, вне и без которого немыслимо познание: материальное-идеальное, движение-покой, бытие-небытие, старое-новое (традиция-новация), конечность-бесконечность, временность-вечность, порядок-беспорядок, гармония-противоречие, сущность-явление, содержание-форма, целое-часть, система-элемент, единичное-общее, причина-следствие, необходимость-случайность, свобода-необходимость (долг, порядок), сохранение-творчество, возможность-действительность, субъект-объект, истина-ложь, сознательное-бессознательное, рациональное-иррациональное, анализ-синтез, дедукция-индукция, добро-зло, красота-безобразие, элитарность-равенство (справедливость), угроза-безопасность, индивидуализм-коллективизм (в том числе личность-общество, гражданин-государство, народ-власть, народ-индивид (группа)) и другие. Достаточная степень разработанности категориального аппарата материалистической диалектики в отношении пар категорий снимает необходимость их дополнительного обсуждения за пределами специально обсуждаемых аспектов.
В современном мире диалектика (и как существующая актуально, и как потенциально возможная в своей бесконечности) в наиболее общем ее понимании предстает как совокупность методологических оснований познания развивающейся действительности, как общая методология теории развития, как своеобразная протонаука относительно складывающейся общей теории развития и частных теорий развития. Причем, что важно, в онтологии диалектики есть диалектика объекта (в совокупности связей и отношений) и диалектика процесса.
Однако сама диалектика не есть логика развития (как логика, отраженная в содержании знания о развитии объектов). Диалектика – есть отражение в мысли законов и закономерностей процессуальности и развития бытия и формирование методологических оснований познания развивающегося мира, которые в себе не есть логика и не могут быть логикой в классическом (формально-логическом) смысле, выступая скорее как смена таких логик, «логика перехода», логика смены идеальных оснований (§ 49). Причем, основной методологической ошибкой диалектики является ее универсализм при отсутствии в основаниях этой философской методологии принципа индивидуальности и множественности. То есть, совершенно справедливая претензия диалектики на универсальность как всеобщность неправомерно заужена универсализмом как абстрагированием от конкретного сущего.
Кроме того, современная рациональная диалектика снимает развитие лишь в бытии, в явленности и осуществленности. Поэтому ее основной недостаток (в том числе как следствие общей ограниченности возможностей рационализма) в том, что она распространяется на процесс развития лишь уже возникшего с момента возникновения, на развитие бытийствующего, не объясняя возникновение нового, созидания и творчества, взаимодействия разного. Поэтому путь развития диалектики как методологии освоения процессуальности заключается не только в развитии ее собственных возможностей, но и в выдвижении ее во внебытийственные сферы. Диалектика как способ осмысления процессуальности бытия, как интеллектуальный путь, как совокупность способов и методов осмысления процессуальности, движения и развития, как «глаза, которыми философ может видеть жизнь», должна обрести новое прочтение. Диалектику, которая существует в различных видах, зависит от субъекта и объекта, необходимо обсуждать и развивать, но при этом определяя верно границы и возможности диалектики как метода, не пытаясь неправомерно расширить границы ее применения, не допуская дополнения диалектики иными методами, и тем самым не превращая ее в свою противоположность – в догматизм, когда философия и методология науки рискуют оказаться под прицелом острой и во многом справедливой критики. Именно по этому пути, пути творческого поиска в русле диалектического метода шла европейская и отечественная философия на протяжении XIX и XX веков, дав множество различных вариантов диалектических конструкций.
Примечание 3. Познание и осмысление мира, деятельность в нем в сочетании его стационарности и развития востребует «настройку» аппаратов метафизики и диалектики как на стационарную, так и на и развивающуюся стороны действительности. Это относится не только к метафизике, но и к диалектике как учению о бытии и как совокупности мыслительных конструкций, отражающих и объемлющих собой как развивающую, так и стационарную (на основе функционирования) стороны бытия. Принципы, законы и категории диалектики в отношении стационарного бытия и в отношении развития также различаются и необходима внутренняя адаптация диалектики во всей ее полноте, в совокупности ее принципов, категорий, закономерностей и методов, в каждой ее отдельной форме – к различным типам объектов. Всю совокупность аппарата и средств диалектики необходимо промысливать «сквозь призму» стационарности и развития с соответствующими им компонентами метафизической «матрицы», причем, не только применительно к «развитию вообще», но применительно к каждому развивающемуся объекту. Это – отдельное исследование и исследование для каждого конкретного случая, иллюстрацией которому здесь послужит еще несколько примеров.
Соответственно, метафизическая «матрица» должна нести в себе допустимые основания как минимум для двух типов диалектических отношений.
Примечание 4. Внутренняя (внутрисистемная) детерминация перехода из одного качественного состояния определяется (в наиболее общем представлении) внутренними противоречиями (об этом уже было ранее, как противостоянии разных – противоположных – внутрисистемных образований). Однако не должна ограничиваться ею, этой «негативной диалектикой» как основой разрушения, деконструкции. Диалектика – это одновременно «позитивная диалектика», диалектика как созидание посредством взаимодействия и формирования новой организованной природы, новой организации, синергетического эффекта возникновения нового качества. Это – позитивный диалектический синтез.
Кроме того, как правило, единство (взаимодействие) и борьба (отрицание) противоположностей – не единственное отношение внутри конкретного, конкретно-исторического социально-культурного объекта и данное единство и противоположность данных сторон данного объекта. Оно, в этом его лежащем на поверхности и достигшем апогея виде, относится к старому состоянию. Поэтому в данном аспекте речь действительно идет об уничтожительной (разрушительной, деконструктивной) сущности диалектики. Она – разрушает старое. И в данном отношении – это не противостояние «старого и нового», а противостояние двух сторон старого, нацеленных на его сохранение и консервацию либо на его уничтожение. Но такая противоположность, обе стороны которой нацелены на уничтожение старого («верхи не могут, низы не хотят» выражает точку бифуркации, за которой следует качественный скачок и уничтожение старого, переход в новое состояние). Однако одновременно в рамках того же самого конкретного объекта, в котором кипят страсти между противоположностями старого, уже нарождается и существует нечто новое, которое также несет в себе противоположности, но – иные противоположности. Это не победа, например, пролетариев. А именно, в точности по Марксу, одновременно и самоуничтожение пролетариев.
Причем, новое в его противоположностях не всегда в себе очевидно, не всегда сразу понятна его и их природа целиком. Хотя есть основания прогнозирования на основе природы объекта, сущностью которого является традиция, весьма консервативное начало, допускающее в себе диалектику процесса. Но новое – не очевидно, оно сокрыто, оно затаено.
Примечание 5. Восточные метафизические системы (особенно Китая, Индии, буддизма) имеют собственные диалектические мыслительные конструкции, которые еще предстоит уяснить на предмет эффективности в исследовании развивающегося мира в его онтологии и гносеологии.
Пример. Закон единства и борьбы противоречий в отечественной философии трактуется как источник развития применительно к развивающимся объектам и имеет место в отношении стационарных объектов в виде волновых процессов различной природы (автоколебаний). В европейской и русской метафизике предполагается возможность выхода посредством единства и борьбы противоположностей ряда процессов колебаний за пределы обратимости, в область созидания нового, творчества и данное предельное основание является фундаментом в первую очередь материалистической диалектики. Тогда как индийские метафизики основываются преимущественно на больших периодах, полагая их ключевыми процессами. В этом случае метафизические решения сводятся к ожиданию каждого этапа цикла (как гармонии или противоречия, порядка или хаоса) и поиску путей оптимизации (гармонизации) отношений человека с этим очередным состоянием, изменить которое человек не в силах, и в силах лишь менять себя. Аналогично (и в чем-то на основе этого) формируют метафизику различные европейские мистические системы. Китайская метафизика вообще мыслит мир лишь с позиции поиска путей упорядочения хаоса, минимизации противоречий и максимального воплощения гармонии, основания которой кроются в Дао. Это естественным образом меняет мировоззренческие ориентиры, гносеологические задачи и основания, методы исследований, человеческую практику.
§ 49. Научное познание базируется на рациональности и потому метафизическое оправдание рациональности является базовым основанием формирования научного познания.
Рациональность как историческая реализация и как возможность есть огромная система, которая состоит из множества традиций, каждая из которых по-разному организуется и является в конкретную культурную эпоху, в каждой культуре и по отношению к каждому типу объектов. Фактически, рациональность есть совокупность развивающихся идеальных миров и, одновременно, организующих потоков, в рамках которых формируются научные парадигмы, подходы, методы, теории, результаты. Справедливо отмечено, что «не может быть неких универсальных типов рациональности, априорно присущих человеку». Относится это и к научной рациональности, применительно к которой существуют различные «стили теоретизирования» (Э. Гуссерль), обусловливаемые и обусловливающие конкретно-научный и методологический фундамент порождения методов познания и оформления знания, требуется широкое понимание рациональности, недопустимость связанности ее историческими научными формами. Причина этого разнообразия рациональности скрыта как в разнообразии природы познаваемых объектов, так и в разнообразии природы субъекта познания.
Природа различных типов объектов предполагает и допускает формирование собственного стиля рациональности, несущего в себе элементы общего и особенного относительно абстрактно-общей конструкции рациональности. Так, относительно простые стационарные объекты востребовали для познания формирование классической рациональности, сложные стационарные объекты – неклассической рациональности, сложные развивающиеся объекты – постнеклассической (посттрадиционной) рациональности. Посттрадиционная рациональность, ориентированная именно на сложные развивающиеся объекты, характеризуется переходом от закрытости – к открытости, от монологизм – к диалогизму, от полной рационализируемости – к неполной, от ценностной нейтральности и исключения ценностного измерения – к ответственности и включению ценностного измерения, от воспроизводства реальности – к проективно-конструкторской деятельности, от абстрагирования – к включению в контекст социального действия, от противопоставления – к сочетанию рациональности и свободы, творчества. Классическим основанием научной рациональности являются постоянство и повторяемость. Однако это принципиальное основание научной рациональности по своей природе различно в стационарных и развивающихся мирах и, собственно, в первую очередь именно характер постоянства, повторяемости является ключевым онтологическим отличием научного познания этих различных типов объектов. В познании развивающихся объектов (§ 43) постоянство и повторяемость должны быть переосмыслены относительно их классической интерпретации, дополнены иными основаниями, которые, с точки зрения классической рациональности, являют отсутствием постоянства и повторяемости (поскольку несут в себе непостоянство, неповторяемость, нерегулярность, изменчивость, уникальность, нетипичность, невоспроизводимость). Тем более, что повторяемость как рационально-методологический подход и прием, ориентированный в особенности на репродуктивность научного познания и знания, не тождественна ориентиру исключительно на повторяемость явлений и тем более на регулярность.
Рациональность как субъектное начало основывается на совокупности человеческих возможностей, определяемых свойствами человеческой психофизиологической организации и культурой, в том числе метафизической «матрицей» культуры, что делает научное познание развития погруженным в целостный комплекс познания реальности (§ 47) и существенно заглубленным в метафизические основания. Метафизическая «матрица» задает установки и цели познания, является основанием логико-методологических конструкций и основанием оправдания стиля рациональности. Кроме того, специфика развивающихся объектов требует необходимости постоянного качественного изменения развития субъекта познания, а не просто углубления познания на основе имеющихся у субъекта возможностей. Это относится – в том числе и в особенности – к ключевым аспектам комплекса научной рациональности, методологии и логики, также к конструкции рациональности.
Примечание 1. Постоянство, повторяемость как основание научной рациональности имеет объективную и субъективную составляющие. В разных типах объектов их наполнение различно. Так, в стационарных объектах тон задает объективная константность бытия, которая формирует метафизическую уверенность и востребует метафизическую «матрицу познания» в контексте вечного и всеобъемлющего постоянства (повторяемости) как содержания бытия и знания. Применительно к познанию развивающихся объектов такое всеобъемлющее постоянство неприемлемо. В развивающемся мире объект нетождествен себе, трансформируется сам, изменяются его элементная база, структура и параметры взаимодействий. Существенная уникальность, нетождественность, нетипизируемость, неповторяемость конкретных развивающихся объектов являются принципиальным основанием их существования. Соответственно, относительно содержания знания постоянство становится не всеобъемлющим, а аспектным, не вечным – а ограниченным во времени. Содержание знания о развивающемся объекте как «тождественное самому себе» имеет весьма ограниченную область, такое знание всегда ситуативно, привязано к состоянию и этапу развития объекта, к конкретной ситуации, всегда истинно лишь «здесь и теперь». Попытка обобщить этот единичный опыт, концептуализировать его является очень избирательной, часто оказывается бесполезной, поскольку изменяется ситуация, изменяется даже сам данный объект, а иные объекты тем более существенно уникальны. Истина относительно содержания знания о конкретном объекте в каждый следующий момент становится «не равной самой себе», переставая быть истиной в ее классическом смысле. В этой связи относительно повторяемости содержательной стороны знания должны быть существенно иные стандарты, отличные от классического знания, от знания о стационарных объектах (которые применимы лишь к стабильным и метастабильным состояниям и ситуациям в конкретных объектах, которые, впрочем, также могут носить характер постоянства, производя константы фундаментального и прикладного типов).
Однако, во-первых, в многообразии типов объектов реальности стационарные объекты и состояния предстают как достаточно редкие, в сущности своей являющиеся некими предельными случаями, реализующимися в метастабильных состояниях некоторых конкретных развивающихся объектов; познание развивающихся объектов существенно шире по объему, что уже подводит к необходимости расширения границ рациональности. Во-вторых, исчезновение постоянства, характерного для стационарных объектов, применительно к развивающимся объектам не означает исчезновения постоянства как основания рациональности и самой рациональности. В-третьих, саму рациональность необходимо осмыслить шире, ища ее оснований также вне постоянства и повторяемости.
Онтологические основания постоянства и повторяемости в развивающихся объектах определяются постоянством (с определенными ограничениями по типам объектов) свойств и параметров процессов развития, набором внутренних детерминант развития в конкретном объекте (типе объектов) – динамической сущности (в том числе в виде метафизических «матриц» в одухотворенных объектах). Это постоянство отражается в первую очередь в общих законах развития, которых в настоящее время можно сформулировать достаточно много:
– процессы развития происходят только в открытых системах, то есть в системах, взаимодействующих с окружающим миром, находящихся во внешнем потоке и обменивающихся с внешним миром веществом, энергией, информацией;
– всякая организованная структура повышает уровень хаоса в окружающем мире, причем, чем выше уровень организации, тем выше рост энтропии в окружающем пространстве в результате ее деятельности;
– всякий развивающийся объект и процесс развития конечен во времени, возникает и исчезает;
– всякий процесс развития по своим основаниям, целям, содержанию, пути и результатам есть единство единичного и общего, типичного и индивидуального;
– всякий процесс развития причинно обусловлен (детерминирован) конкретными комплексами взаимодействий, носящими характер сочетания внутренних и внешних детерминант, причем, сущностью детерминации является взаимодействие и организация объекта (в значительной степени константности ее динамической сущности), а феноменальным проявлением – единство и борьба противоположностей, в том числе взаимодействие и/или борьба «нового» и «старого»;
– всякий процесс развития суть качественное изменение типа или комплекса взаимодействия, организующего данную систему (организационное взаимодействие), которое происходит посредством образования новых организованных структур;
– основанием механизма осуществления процессов развития является отбор развивающихся объектов (типов объектов) и состояний по критериям эффективности, оптимальности, гармоничности и др.;
– процесс развития характеризуется сильной неопределенностью и нелинейностью в моменты перехода в новое состояние;
– всякий процесс развития имеет необратимый и направленный (тунеллированный или управляемый) характер;
– траектория всякого процесса развития имеет цикличный волнообразный характер, то есть всякий процесс развития проходит стадии возникновения, прогресса, достигает вершины, затем следуют закат, старение и распад объекта, причем, применительно к конкретным развивающимся объектам могут быть вычислены количественные параметры циклов, некоторые из которых являются ограниченными во времени константами;
– процессы развития могут управляться и регулироваться посредством внутренних трансформаций (например, метафизических «матриц») и внешнего воздействия, в том числе это относится к длительности пребывания на тех или иных стадиях развития.
Эти законы, имеющие эмпирические и теоретические доказательства, столь же всеобщи и постоянны, как законы сохранения, роста энтропии и т. д. Естественно, что количественные параметры некоторых констант привязаны к конкретным развивающимся объектам.
Первый вариант этих законов развития был сформулирован Г. Гегелем в виде трех основных законов развития, которые в материалистической интерпретации были включены в материалистическую диалектику. В своей постановке эти законы остаются верными, ставя проблему отражения а) комплекса причинных оснований, б) характера процессуальности и в) определения направления развития.
Гносеологические основания постоянства и повторяемости определяются природой человека, в том числе его мышления и сознания, а также метафизическими «матрицами» культуры. Уже древними было понято, что всякое ситуативное и процессуальное для своего познания требует присутствия надвременного и надпространственного в виде понятийно-категориального аппарата, способов мысленного оперирования понятиями, которые постоянны в каждом «здесь и теперь», есть некоторые константы разума, составные, но определяющие части любого гностического метода. Однако ключевым постоянным компонентом в познании развивающихся объектов становится не собственно содержание знания (которое в своем тождестве достаточно динамично), не содержание понятий, а процедуры оперирования понятиями, методология и набор методов познания, которые позволяют аутентично отражать развивающуюся реальность в режиме мониторинга, а также создавать в рамках законов новые конструкции. Именно методы человеческой деятельности, опирающиеся на метафизические основания, в исследовании реальности вообще и в познании развивающейся реальности в особенности имеют характер вневременного, вечного, постоянного, являются теми константами, которые организуют постоянство, создают постоянство и обеспечивают основания для рациональности. В том числе это: метафизические «матрицы», методология как технология познавания (в том числе методолого-технологическое «ноу-хау») и система знания о методах, наука о методах в полном смысле этого слова. Здесь также есть свои законы:
– процесс познания бесконечен, по мере развития человечества и изменения объектов познания инструменты, методы и формы познания совершенствуются, эволюционируют;
– рациональное, в том числе научное познание, в том числе применительно к развивающимся объектам, возможно и оно основывается на законе тождества бытия и мышления;
– методология и методы познания вообще и научного познания в частности основываются на сочетании природы объекта и субъекта познания, включая метафизические «матрицы» культуры как ядро субъекта познания;
– философско-методологическим основанием познания развивающихся объектов является диалектика;
– основанием постоянства в познании развивающихся объектов является методология и набор методов познания – как в фундаментальной, так и в прикладных сферах научного познания;
– научное познание есть взаимная дополнительность эмпирии и теории, фундаментальных и прикладных исследований и наук, «челночный» характер взаимодействия между ними;
– рациональное познание в той мере, в которой осуществляется на основе мысленного моделирования реальности, происходит на основе конкуренции моделей и отбора оптимальной (оптимальных) моделей из числа конкурирующих.
Отдельным и активно развивающимся направлением научного и методологического поиска является исследование непостоянства, изменчивости как элементов оснований рациональности (Глава 9).
Совокупность методов познания и форм представления знания как элемент постоянства в познании развивающейся реальности должна быть подвергнута экспертизе и каталогизации в виде энциклопедической совокупности с целью последующего комбинирования и ранжирования в исследовании каждого объекта специально. При этом абстрактно-общая методология как набор методов предстает лишь как энциклопедия методологического опыта, куда человек заглядывает в реальном процессе познания, в каждой конкретной познавательной ситуации осуществляя конкретный синтез методов. Ситуативность методологии в познании сложных развивающихся систем и достижение гармоничности построения процесса познания и знания смещает акцент из области дискуссии относительно истинности того или иного метода (истинность которого в том или ином отношении становится подразумеваемой и само собой разумеющейся) на более высокий уровень – в область оптимальности выбора метода (чаще всего как совокупности методов) в конкретной ситуации, чем определяется степень приближения к истине в познании. Это принципиальное отличие от подхода П. Фейерабенда, потому что оптимальность задает границы свободы, переходит от нее как абстракции к совокупности методов как конкретности. Понятно, что выбор метода становится весьма ответственным процессом. Речь должна идти о формировании методологической технологии познания развивающейся реальности, которая, будучи истинной, должна давать верные результаты в освоении объектного, ситуативного мира. Это обеспечит главное – постоянное расширение возможностей взаимодействия с миром. Естественно, желательно, хотя и не всегда достижимо, знаково-символическое оформление этого опыта таким образом, чтобы он был доступен другим членам человеческого сообщества (в настоящем и будущем). И не исключено, что в познании развития также может оказаться плодотворным (теперь уже в отношении методологии) метод вычленения инвариант, формализация метода, а остальное будет делаться в прикладных науках. Относится это и к методологии разработки (конструирования) образов (комплексных моделей) будущего конкретных объектов как синтетическому набору методов.
При подборе методов познания (и деятельности) существенную важность приобретает опыт взаимодействия с развивающимися объектами, а также с иными объектами данного типа с учетом ошибок и находок. Поскольку, несмотря на то, что сами условия и ситуации каждый раз могут быть новыми, сам человек (физиологически), многие объекты, с которыми он осуществляет взаимодействие или многие принципы взаимодействия его с изменяющимся миром также остаются подобными. В качестве примеров приведем следующий опыт: необходимость осторожного обращения с оружием, с химическими и ядерными веществами; входа и выхода человеческого организма из необычных для него условий окружающей среды – перепады давления, невесомость и др.; лечение больного или взаимодействие с любой биосистемой, принцип «не навреди».
Примечание 2. Пронизанность метафизическими основаниями имеет особенный, принципиальный характер в отношении интегральных теоретических методов, организующих познание. В классических математических науках таким методом является аксиоматизация, в точных естественных науках – гипотетико-дедуктивный метод. Эти научно-исследовательские поисковые средства, используемые на теоретическом уровне, зарекомендовали себя как эффективные и инструментальные методологические приемы. Естественно, они активно используются и при познании развивающихся объектов. Однако простое копирование на уровне готовых методических средств не раскрывает всего потенциала данного подхода. Обращение к метафизической природе – основаниям и происхождению – данного подхода способно указать пути его дальнейшего совершенствования и разработки инструментальных методов применительно к объектам различного типа, в том числе к развивающимся объектам.
Гипотеза в ее сформулированном виде – это некоторое предположение о компонентном составе или характере взаимосвязи и взаимодействия в данном объекте. В материалистической методологии научного познания справедливо полагается, что по своему происхождению гипотеза имеет рационально-иррациональную природу, сочетающую в себе рациональный дискурс, анализ эмпирических фактов, интуицию, образные представления и фантазию, аналогии и другие методы поиска нового знания, проявляясь на феноменальном уровне как априорный синтез, инсайт, озарение, «даймоний» Сократа и т. д. Однако при этом сама процедура интеграции знания и получение нового содержания знания в виде предположения осуществляется на основе духовно-мыслительных операций более высокого уровня.
Философским основанием (и обоснованием) гипотетико-дедуктивного метода стало открытие И. Кантом феномена «синтетического априори». Это одновременно резюмировало складывающийся опыт, оправдывало его и давало толчок к развитию. «Синтетическое априори» стало для научной методологии исторически первым сформулированным вариантом философского объяснения «матрицы» научного познания, сложившись на основе реализации европоцентрической же метафизической «матрицы» применительно к стационарным объектам (физическим, в том числе космическим системам), как и последующее развитие доминант оснований методологии научного познания на его основе. В настоящее время они уже воспринимаются инструментально и некритично, что часто приводит к некорректному использованию – за пределами сферы компетенции, за пределами области стационарных объектов.
В познании стационарного мира (мира пространства) метафизика рациональности (благодаря европейской культуре) заглублена, «вшита» в познание, в его основания, потому – в любую гипотезу, аксиому и т. д. «Вшита» в виде уверенности в системности, гармоничности, многообразной логичности основных принципов организации бытия, объективной реальности в ее пространственном строении. И основанной на этом уверенности в том, что посредством гипотетического предположения, интуитивного и алогического в сущности своей, но базирующегося на знании и глубоком понимании (чувствовании) гармонии и симметрии (пространственного) мироздания, человек способен уловить внутренние закономерности бытия и выразить их мыслью. И одновременно уверенность в том, что рациональная мысль (подчиненная системности, гармонии, логичности) способна организовать это новое знание, на его основе дать адекватный ответ и/или решение проблемы. Эта метафизическая подоснова познания стационарного (пространственного в сути своей) мира возникла не вдруг. Она является результатом трудного и драматического развития науки и философии как методологии науки во всем их многообразии на протяжении XVI–XVIII веков. Эта метафизика посредством обоснования в ходе многовековой практики заслужила и уверенность в собственной универсальности. Потому в конце эпохи Просвещения эта уверенность выкристаллизовалась в гениальную в своей смелости формулу Канта о синтетическом априори, ставшей крупнейшим шагом на пути построения-завершения методологической конструкции в виде аксиоматического и гипотетико-дедуктивного методов. Гипотеза становится первичной – потому, что за ней фундаментально стоит указанная метафизическая уверенность.
В отношении развивающихся объектов (овремененного бытия) процесс обретения метафизической уверенности относительно бытия и относительно познания, относительно какого бы то ни было методологического приема, формы мысли, метода еще весьма далек от завершения. Например, гипотеза с очевидностью пока вторична, потому что за ней нет метафизической уверенности в том, что посредством интуитивного видения на основе имеющихся знаний может быть достигнуто то глубокое понимание, которое может вести нас, подобно лоцману, в сложных водах познания развивающейся реальности. Поэтому алгоритм познания предполагает вторичность самого гипотетико-дедуктивного метода, даже проблематичность его самого – не исключено, что речь должна идти о другом методе. Потому что гипотеза и другие методологические приемы производны пока не по умолчанию – так было и в науках о пространстве в первые столетия (XVI–XVIII века) активного развития этих наук. Гипотеза производна и производима на глазах, требует обоснования не лишь содержания гипотетической мысли, но и самого метода ее получения, самого мысленного похода, самой методологии, самой метафизики мысли. Всякая гипотеза должна быть пока каждый раз производима на глазах из метафизики, в любом конкретном случае она оказывается не просто производной, но именно производимой, выводимой, генерируемой из метафизики, допуская при этом равноправие и конкуренцию многих метафизических оснований и потому разных методологических подходов, основанных на различных матрицах культуры, разных моделях.
Итак, как абстрактный феномен кантовское «синтетическое априори» является удобным обозначением (общим наименованием) для группы феноменом данного типа. Однако оно должно быть конкретизировано для уяснения процедуры возникновения в ходе его осуществления нового научного знания через обращение к метафизической «матрице», ее функциям и конструкции. Поскольку «синтетическое априори» как форма и как процедура возникновения нового интегрального знания есть результат взаимодействия («встречи», «столкновения») метафизической «матрицы» конкретного субъекта познания с неорганизованным (неинтегрированным, несинтезированным) знанием.
Функционально «матрица познания» как совокупность наиболее глубоких компонентов оснований познания и связей конкретного познающего субъекта организует в единый инструментальный комплекс всю совокупность процедур и методов научного познания реальности в каждом конкретном ее случае, формируя систему познания и структуру мышления каждого конкретного познающего субъекта посредством конкретной «матрицы познания» применительно к каждому конкретному типу объектов познания. «Матрица познания» есть инструментальный механизм организации знания посредством метафизических оснований и включает в себя как знание (или образы иного знания), так и организующие его инструменты (или их образы). В процедуре отражения реальности в человеческом сознании в зависимости от объекта и предмета исследования, от «матрицы познания» субъекта познания формируются и возможны различные их комбинации, которые включают в себя различные предельные смыслы, имеют разный характер и структуру рациональности, разный характер и структура иррациональности (включая интуицию).
Содержательная конструкция матрицы познания содержит в себе набор предельных оснований («блоков») и возможных вариантов их взаимодействия и организации (процедур синтеза, его методов, форм итоговых результатов) («граней»), есть набор (мыслительных) процедур конструирующего и оценочно-налогового свойства, заглубленных в «матрицу познания» и имеющих нечеткую природу. Собственно процедуры синтеза осуществляются как перебор возможных вариантов трансформации гносеологического «блока» метафизической «матрицы» («матрицы познания») для организации содержания нового знания.
«Матрицы познания» есть некоторые операциональные инструментально-организационные шаблоны, действующие на основе различных предельных оснований и «работающие» с этими предельными основаниями на метафизическом уровне. Они имеют некоторые аналоги во «внешнем» (не метафизическом) мышлении, а также нечеткие правила интуитивного свойства. В исследовании стационарных миров (особенно в гипотетико-дедуктивном методе как ключевом) используются как минимум следующие типы «матриц познания» – гармоническая матрица; синтетическая матрица; творческая матрица; аналоговая матрица; комбинаторная матрица, которые используются как инструменты проектирования и конструирования пространств (пространственных взаимоположений, взаимосвязей и взаимодействий). В исследовании развивающихся объектов используются указанные матрицы (с определенными ограничениями), а также матрица процессуальности; синергетическая матрица; матрица сравнения, отбора и взаимодействия матриц; матрица смены матриц и алгоритмов; игровая матрица; матрица проектирования и конструирования (изменения, строительства) времени (последовательности событий, направлений процессов, темпоритмов бытия, взаимосвязей прошлого, настоящего и будущего) с сильнейшим экзистенциально-смысловым наполнением временного вектора, которые используются для проектирования и конструирования времени, в том числе будущего.
Гармоническая матрица – порождает гармонизирующее (гармоническое) априори. Предельные основания – однородность и изотопность пространства и времени, симметрия и гармония бытия, тождество бытия и мышления как способность мысли (рацио) воспроизвести эту гармонию, рационализируемость гармонии. В математике, физике и технике эффективность реализации этой матрицы многократно доказана (начиная с формул Дж. Максвелла и А. Эйнштейна). На ее основе можно исследовать как состав равновесных объектов, так и процедуры равновесных взаимосвязей и взаимодействий. В познании развивающихся объектов она может быть использована относительно (и в пределах) познания метастабильных состояний, в том числе познания будущего (гармонический план-образ, гармоническая модель). Не может быть использована за пределами метастабильных состояний, в анизотропных и неоднородных пространственно-временных координатах. Не может быть использована для исследования неравновесных процессов. Смысловые (социально-экзистенциальные метафизические) компоненты гармонических матриц – гармония индивида с миром, гармония группы с внешним миром, гармония больших коллективов с внешним миром. Скорее всего, именно традиционная эффективность данной матрицы делает успешными дальневосточные цивилизации, в том числе в сфере современных технологий.
Аналоговая матрица – широко используемый тип матриц. Предельные основания – подобие в пределах типа и даже за пределами типа объектов (структурное, функциональное, процессуальное). Работа на метафизическом уровне как перебор аналогий из существующего культурного набора реагирования. В исследовании развивающейся реальности имеет сильные ограничения при нетипичных (индивидуальных) проявлениях объектов.
Синтетическая матрица – синтез нескольких «блоков» и «граней» по линиям взаимодействий с использование законов взаимодействия, гармонии, аналогии. Предельные основания – наличие связей и взаимодействий в мире, возможность соединить многое, если не все. Пример: применение той или иной «матрицы познания» относительно естественнонаучных объектов познания ориентированы на стационарное изотропное однородное пространство и изотропное однородное время, на объект с одним типом взаимодействия (синтетическое априори Канта и гипотетико-дедуктивный метод). Задача усложняется в случае нескольких типов взаимодействий в рамках одного объекта, порождающих несколько типов процессов и ситуаций. Требуется многомерная полиметрическая модель, основанием которой служит синтетическая матрица.
Творческая матрица – формирование новых типов и образов на основе различных метафизических принципов и оснований (матрица-трансформер, творческий конструктивизм). Предельные основания – вечное творчество бытия, тождество бытия и мышления, вечное творчество мышления. Эта матрица наиболее продуктивная – и эффективная, и угрозообразующая – ввиду более сильной субъектной привязки и ценностной ориентированности. Одна из распространенных разновидностей творческой матрицы – комбинаторная (комбинационная) матрица, основанная на комбинационном мышлении – используется в шахматах (особенно славился Алехин), активно используется в геополитическом анализе при неправомерном распространении аналогии с шахматами на отношения между человеческими сообществами. И не только ввиду органического цинизма этого метода применительно к человеку, но и ввиду ограниченности комбинационных шаблонов, которые с трудом порождаются в рамках комбинаторики и бессильны (либо сильно отстают) против творческих комбинаций (например, шаблоны противодействия диверсиям и терроризму, высокоинтеллектуальной экономической преступности, методы которых постоянно творчески совершенствуются, разрабатываясь специальными интеллектуальными группами).
Матрица процессуальности – характер связи последовательных состояний, природа времени, параметры времени и процессуальности. Предельные основания (в линейном времени) – постоянное развитие и совершенствование бытия, обусловленность времени бытием конкретных объектов. Возможность появления в рамках метафизики матрицы проектирования и конструирования (трансформации, изменения, строительства) времени (последовательности событий, направлений процессов, темпоритмов бытия, взаимосвязей прошлого, настоящего и будущего). Сильнейшее экзистенциально-смысловое наполнение временного вектора.
Синергетическая матрица – происхождение организованного нового «порядка из хаоса». Предельные основания – уверенность в возможности практически постоянного совершенствования, беспредельном возникновении нового. Опасность, как и в случае творческой и комбинаторной матрицей, отсутствие «тормозов» у конструкторов и – одновременно – пределы развития и возможная гибель реконструируемого объекта на основе реконструкций, не совместимых с его существованием.
Матрица сравнения, отбора и взаимодействия матриц и алгоритмов. Предельные основания – бесконечная множественность бытия, наличие вариантов в выборе всяких новых состояний, неизбежность обновления и смены матриц и алгоритмов, желательность алгоритмов смены матриц и алгоритмов познания и способов деятельности с объектами, в первую очередь с развивающимися.
Эффективность результатов применения «матриц познания» зависит как от содержания метафизической «матрицы» культуры, так и от мыслительных, творческих, эстетических, этических качеств конкретных личностей, применяющих матрицы для синтезирования на их основе нового научное знание.
Применение и эффективность различных «матриц познания» разнится в фундаментальных и прикладных науках, в том числе в фундаментальных и прикладных науках о развивающихся объектах. Чаще всего процедуры применения «матриц» – это быстрый сознательно-бессознательный перебор различных типовых матриц либо создание новой «матрицы». В свою очередь алгоритм познания развивающегося объекта в своей внутренней логике может потребовать разных подходов и даже разных матриц, их комбинирования и сочетания.
Всякая «матрица познания» «включается» «кнопкой» перевода в особое интеллектуальное состояние, у которого множество имен. После включения «матрица» саморазворачивается и саморазвивается по внутренней логике до итога (результата или группы результатов), который проверяется на эффективность.
Обучение интеллектуальных творческих работников (научного работника – исследователя, аналитика, футуролога) есть в своей алгоритмической сущности обучение типовым «матрицам» (шаблонам), методам конструирования «матриц» и «строительства матриц». Это же – суть поиска решений относительно развивающихся объектов.
Таким образом, «синтетическое априори» (перефразируя мысль Маркса) – не абстракт, присущий мышлению отдельного индивида. В своей действительности – это продукт коллективного культурного творчества, результат совокупности культурно-исторических отношений и антропологических (родовых) особенностей творческого мышления человека, проявившихся в и посредством конкретной личности.
Примечание 3. Логические отношения также сочетают в себе природу объекта и субъекта познания. Соответственно, объективные (прото-логические) отношения в стационарных объектах отличаются от объективных прото-логических отношений в развивающихся объектах, а логические формы, вырабатываемые различными познающими субъектами для отражения этих прото-логических отношений, также могут быть различными (альтернативными и находящимися в стадии конкурентного выбора на степень оптимальности либо взаимно дополнительными, хотя при этом возможно и взаимоисключающими).
Исследование форм и состояний стационарных идеальных объектов определило формирование и развитие формальной логики как основания научного познания и знания, его методологии. Высшие разделы математической логики предназначены для осмысления сложных стационарных объектов, в том числе при переходе к конкретным объектам, на уровень перехода от фундаментальных к прикладным исследованиям. Были и попытки формально-логически «схватить» развитие, причем, некоторые весьма успешные – в виде вероятностных логик, паранепротиворечивых логик, логик возможных миров и других.
Аристотелевский, формально-логический компонент метафизической «матрицы» европейской культуры создает большие сложности на пути выхода за пределы формальной логики для формирования диалектической логики, логики связи состояний, процессуальности и развития. Как справедливо подметил, например, В. С. Библер, такая «монология» не может объяснить перехода от одной логики к другой, (логически) объяснить отношения, взятые в «“момент” радикального превращения» (логики), не может стать логикой «коренного преобразования». В рационально-логическом плане диалектика нуждается в сочетании логики и диалога для осмысления взаимодействия между различными индивидуальными мирами, может быть даже через переосмысление первых форм диалектики в виде диалога.
Диалектика мыслилась в лучшем случае как смена логик и потому ей порой отказывалось в самостоятельной значимости, возможности реализации в качестве диалектической логики (особенно на фоне идеологических дискуссий, например, К. Поппер). Однако разработки Гегеля, Маркса, советских философов, особенно Э. В. Ильенкова создали серьезный фундамент для становления и развития диалектической логики. Диалектическая логика – это логика взаимосвязи последовательных состояний и параметров состояний, логика процессов, причем, в особенности – процессов развития, призванная отражать логические закономерности качествообразования, возникновения нового.
Однако многообразие процессов смены состояний, типы переходов, классы и типы генетических и других связей процессов задает несколько классов диалектической логики.
Логика I класса описывает процесс перехода в следующее во времени состояние, которое является продолжением функционирования объекта в текущем состоянии без изменения качества. Это линейная логика, подобная формальной, но не формальная, поскольку есть процесс – временно́е отношение, а не только связь в пределах данного состояния.
Логика II класса описывает переход генетического типа из одного состояния в другое в жестко организованных (организмических) объектах (логика индивидуального развития, логика роста как организация мыслью закономерности изменения закономерностей функционирования объекта), происходящего в открытой системе, в которой связь с внешним миром осуществляется посредством обмена веществом, энергией, информацией по признаку достаточности и стабильности объемов ресурсов для осуществления функционирования и развития без таких внешних воздействий, которые влияют на объект и/или процесс.
Логика III класса описывает переход жестко генетического типа в организмических объектах (см. логика II класса) в условиях внешних воздействий на объект или процесс, способных угнетать (в пределе уничтожать) объект и/или процесс либо усиливать его либо трансформировать его. Тунеллирование внешними условиями.
Логика IV класса описывает трансформацию либо смену «матриц» в объекте, в том числе по типу перехода количественных изменений в качественные, ситуации и логику выбора и «отбора». При этом особое значение приобретает логика «и-и», диалектика, допускающая противоречие, творчество, выбор, дополнительность. Многовекторная логика (синергетические эффекты). Негативная логика – логика несостоявшихся выборов. Логика парадоксов, искусство мыслить нелогично, ситуативная логика. Некоторые разновидности этих логик можно пока обозначить как «логика процесса», «логика социального действия», «логика реализации собственного интереса» («логика хитрости»), «логика гармонизации интересов» и «политическая логика», «логика смысла», «логика поведения объекта в ситуации выбора» и «логика прогнозирования» и так далее, вообще «разламывание» логики на логики сфер природы, общества и человека, процессов, ситуаций, связей и взаимодействий, о чем мы говорили выше. Не исключено, что это потребует освоения логического опыта иных культур.
Логика V класса описывает историческую смену типов объектов в пределах более масштабного (широкого) объекта, «мягкие логики», а также пересечение и взаимодействие нескольких логик, «пресечения» различных логик различных миров. А также логика управления на основе целеполагания и проектирования, творчества и выбора.
Естественно, что в каждом классе – свои подклассы и более мелкие разновидности.
Дополнение: При этом в индийской мыслительной системе – иная логика, в дальневосточных культурах – иероглифы и иной стиль мышления. Это сказывается на всем – включая осмысление процессуальности и познание будущего. Существует специфика и в русской математической логике и основанной на ней силе российской математической школы; были даже попытки выделить специфику русскую логику (логика Порецкого).