В 1983 после ухода из пресвитеров Михаила Яковлевича Жидкова в Москву из Одессы переехал Василий Ефимович Логвиненко, который занял должность пресвитера Центральной баптистской церкви. (Центральная Община евангельских христиан–баптистов). В 1985 году на очередном съезде ВСЕХБ он был избран Председателем Союза баптистов и прослужил на этом посту до февраля 1990 года. После избрания нового главы ВСЕХБ пастор Логвиненко остался в России и вплоть до октября 1993 года трудился в качестве Председателя Союза евангельских христиан–баптистов России.

Василий Ефимович сменил на посту председателя А. Е. Клименко. Молодежным лидерам центральной церкви он казался человеком новой формации, лидером, о котором можно было только мечтать. Логвиненко еще до своего приезда был наслышан о работе молодежи в Москве, о постоянных конфликтах с местным церковным руководством, о том, что у молодежи есть определенные возможности для служения, в том числе и финансовые. Он встретился с молодежным активом сразу после вступления в должность пресвитера Центральной церкви.

Мы доставляли определенные хлопоты церковному руководству, и потому руководители союза и церкви с нами считались. На тот момент власти государственные нас гоняли за двухдневные походы, которые мы регулярно устраивали летом: выходили в лес, разбивали палатки, проводили служения, молились, пели песни. К нашему удивлению, на первой встрече пресвитер Логвиненко попросил нас не проводить очередной летний поход. Надо сказать, что вся подготовка к нему уже была проведена. Нам пришлось бы затратить много усилий, чтобы поход не состоялся. Мы отказали Логвиненко в его просьбе, и в поход все равно пошли. Ему это, разумеется, не понравилось, и этот отказ стал началом наших трений.

Я уже говорил, что КГБ всегда старался скомпрометировать молодежных руководителей. Сотрудники органов не всегда выбирали в качестве потенциальных помощников руководителей: они выбирали тех, кто шел на контакт. Так они распространяли информацию о том, что руководители молодежи: в частности, я, Николай Епишин, уже состоят в числе осведомителей, что не могло не усиливать атмосферу общего недоверия в среде верующих. Мне трудно объяснить в деталях, как непосредственно вбрасывалась эта ложная информация. Логически размышляя, это вряд ли было на руку тем же органам: зачем им своих осведомителей обнаруживать! Но их логика могла быть иной.

Когда Логвиненко был еще пресвитером, молодежная активность в центральной церкви практически была сведена к нулю. Меня самого посадили в тюрьму в 1984 году. В то время также посадили и Александра Комара (Ермолюка), Василия Палия, печатавшего религиозную литературу. (Во времена Андропова численность заключенных удвоилось: людям могли дать год тюрьмы за исправление цифры в больничном или в трудовой книжке). Вышел я еще при Логвиненко, когда он уже занимал должность председателя ВСЕХБ. Можно с уверенностью сказать, что первый период работы Логвиненко на своем посту запомнился именно снижением молодежной активности, что было сделано безусловно в угоду государственным властям. Это были времена Андропова, когда во внутренней политике последовал мощный откат к сталинским принципам. Но навести порядок в разболтанной стране ему уже было не суждено. Правда, на короткое время гонение на Совет церквей и молодежное движение усилилось. Часть молодежи согласилась с тем, что заниматься молодежной работой не надо, часть же молодежи ушла в церкви Совета церквей.

Сегодня мои воспоминания о первых годах Логвиненко кажутся одним сплошным черным пятном. Но это мое частное восприятие: для кого‑то из молодежи это была пора любви и возвышенных чувств, у кого‑то были иные обстоятельства. Говорю лишь о себе.

Вернемся к Логвиненко. Он был хорошим проповедником и многим нравился в этом качестве. После Карева таких проповедников у нас не было. Василий Ефимович прибыл в Москву из Одессы, оттуда привез подкупающую украинскую непосредственность. В Москве проповедовали в те времена иначе. Сужу по тому, что доходило до меня, пока я сидел свои три года в тюрьме. Отношение к нему в церкви было хорошее. До его приезда в Москву я бывал у него в гостях, рассказывал о нашей работе, о том, что мы стараемся влиять на выбор пресвитеров. Он в наших негласных списках числился как благонадежный руководитель, симпатизирующий молодежи. На съезде мы одобрили его кандидатуру как председателя ВСЕХБ. Однако мы видимо в чем‑то ошибались на его счет.

После Логвиненко Григорий Иванович Комендант стал председателем ВСЕХБ. Комендант, не проработав свой срок в связи с развалом СССР и перешел в образованную к тому времени Евразийскую федерацию союзов ЕХБ. Там он проработал два года. ВСЕХБ еще сохранялся на тот момент, но и Российский союз ЕХБ занимал все более прочные позиции. Надо отдать должное Логвиненко: он, занимая должность председателя уже Российского союза ЕХБ, практически построил здание Российского союза на Варшавском шоссе, используя финансовую помощь с Запада, в основном Южно–баптистской конвенции. Комендант в то время в течение двух лет руководил Евразийской федерацией союзов ЕХБ. Логвиненко же, закончив постройку баптистского центра Российского союза ЕХБ, в нем же и остался. И пробыл в этой должности два срока, то есть восемь лет.

После распада СССР ВСЕХБ прекратил существование, будучи преобразованным в Федерацию баптистских союзов бывших стран СССР. Евразийская федерация союзов ЕХБ и по сей день существует. В нее входят все или почти все союзы ЕХБ бывших стран СССР. Так вот в момент появления этой федерации Комендант возглавил ее и проработал на этом посту два года. Поняв всю бесперспективность этой работы, Комендант уехал обратно в Киев, оставив вместо себя скорее технического сотрудника — Юрия Апатова, появившегося буквально из неоткуда. Вообще все в то время ломалось, менялось. Появлялись новые люди. РС ЕХБ возглавил Логвиненко. Правда, построив здание РС ЕХБ, он уехал в Одессу.

Отношения Логвиненко и Коменданта еще в России не сложились. На Украине Логвиненко востребован не был, я бы даже сказал, что он оказался в опале у нового украинского руководства — руководителя Украинского союза ЕХБ все того же Георгия Ивановича Коменданта. Знаю, что у семейства Логвиненко были некоторые проблемы в этой связи. Он жаловался мне об этом лично.

Он приезжал несколько раз в Москву, где мы виделись. Я к тому времени уже был значительным бизнесменом и купил ему некоторые подарки для дома, для семьи. Логвиненко проникся ко мне особыми чувствами. Не знаю, понимал ли он свою роль в сведении на нет молодежной активности в годы своего руководства. Я не задал этого вопроса, так как наступили новые времена. Я работал в издательстве «Протестант», был очень занят. Открылись неограниченные возможности, о которых мы еще несколько лет назад только мечтали. И все‑таки я встречал Логвиненко как человека, много сделавшего для протестантов СССР, и оказавшегося в одночасье выкинутым на обочину, невоспринятого у себя на Украине.

Вскоре он умер. Мы расстались с ним дружески, правда, не прояснив некоторые вопросы. Может быть на том свете мы с ним встретимся и порассуждаем о том, что он считал правильно в своем труде, о его роли в судьбе баптистов СССР. Думаю, что сегодня в его актив можно занести проповеди. А вот выстроить внешние отношения ему не удалось. Ну а разгон молодежного служения — эти лавры, наверное, сотрудники ГБ вряд ли отдадут кому‑то еще, хотя Лавриненко приложил к этому процессу и свою руку.