Кто не знал, никогда бы не подумал, что Нгэвэн – ведьма. Маленькая, сгорбленная старушка, улыбается приветливо, халат на ней чистенький, красивым орнаментом расшит, волосы не косматые, наоборот, в аккуратные косички заплетены. Ну, никак на злобную каргу не похожа, и на больную – тоже, разве что ходит медленно да костями старыми скрипит.
Однако если бы Калгама догадался невидимым в домик войти, то увидел бы истинное лицо Нгэвэн, вернее – отсутствие всякого лица. Пустое оно у неё было, на дрожжевое тесто похоже: ноздреватая белая масса бродила, пучилась, на воротник халата свешивалась. Нгэвэн могла вылепить из него любое лицо. Увидит какого-нибудь человека и тут же скопирует его физиономию. А то, если нужно, маску медведя или тигра слепит – пусть другие её боятся.
Ведьма знала: человек больше доверяет тем, кто хоть чуть-чуть на него похож. Симпатичные нам люди чаще всего те, которые так же, как мы, смеются, смотрят, прищуриваются, а если у них ещё и глаза, нос, губы, как у нас, ещё больше подсознательно к ним тянемся. Но это уже психология, о которой ведьма никакого понятия не имела. Она просто знала: нужно хоть немножко напоминать того, с кем встретилась. И потому, поглядев в окошко на Калгаму, быстренько вытянула голову – стала она остроконечной, глаза сделала себе – весёлые, как у великана, на губы добродушную улыбку набросила.
– Бачико-апу, гости дорогие! – ласково промолвила Нгэвэн. – Проходите! В тесноте, да не в обиде.
Калгама-то и вправду еле-еле в домик втиснулся. Сороке да мышке места много не нужно: одна под лавкой примостилась, другая на шесток взлетела. Шесток над печкой устроен – на нём Нгэвэн олочи сушила.
– Угостить вас нечем, – пожалилась ведьма. – Может, Гаки чего принесёт? Улетела моя подружка на раздобытки. Подождём её.
На печи котёл стоит, в нём вода кипит. Нгэвэн заметила, что Калгама с интересом на посудину смотрит, да и говорит:
– Вот, собралась кипяточку попить – кишочки промыть. А так хочется супчику!
Великан по глазам ведьмы видит: отводит она взгляд в сторону, хитрит. Решил он: старушка притворяется нищей, жадничает – не хочет гостей потчевать. Вон и сундук в углу стоит. Мышка дырочку в нём нашла, успела туда – проныра такая! – влезть, содержимое проверила. Выбралась из отверстия с чумизой. Сидит и потихоньку грызёт, да лукаво Калгаме подмигивает.
– А давай суп сварим! – предложил Калгама ведьме. – У меня нож есть. Из него хороший супчик получается! Пробовала такой, бабушка?
– Да как же это? – удивилась Нгэвэн. – Сколько живу, никогда даже не слыхала, чтоб суп из топора варили!
– Очень просто, – засмеялся великан. – Гляди: бросаю нож в кипяток… О, вода ключом забурлила! Пусть нож немного поварится. А нет ли у тебя, бабушка, крупы? Чуть-чуть её надо.
– Как же, есть! – Нгэвэн открыла сундук, достала берестяную коробку с чумизой. Великан взял две горсти и бросил в котёл. А его ручищи-то большие, много крупы в кипяток попало.
– Теперь надо подмаслить нож, – хитро прищурился он. – Не найдётся ли кусочка жира? А то заржавеет нож в супчике…
Нгэвэн верит ему. Даже и мысль ей в голову не приходит: как это так может нож заржаветь в кипятке? Принесла ведьма хороший шмат солонины. И его Калгама бросил в котёл. Помешивает супчик, время от времени пробует:
– Вот-вот готов будет! А нет ли у тебя, бабушка, сладких корешков и ароматных травок?
– Ох-хо-хо, подвесила их Гаки под потолок, – засуетилась Нгэвэн. – И не достать мне их оттуда!
– Ничего, я достану! – Калгама и травок добавил в кипяток. – А соль-то найдётся? Нож без присолки невкусный получается…
Соль тоже нашлась. Калгама помешивает варево в котелке да приговаривает:
– Варись, варись, ножичек! Наваристый супчик получается.
И вправду, пахнет вкусно. Нгэвэн облизнулась, поставила на стол миски:
– Давайте кушать!
Тут и Гаки прилетела, да не пустая – с ягодой клюквы. Полный туесок насобирала!
– О! Чайку попьём, – обрадовался Калгама. – У меня юколы немножко есть. Погрызем её. Для тебя, бабушка, ничего не жалко!
– А ножик подарил бы мне? – прищурилась Нгэвэн. – Я супчик из него каждый день готовила бы, сытая была бы, а так – голодная сижу, едва ноги переставляю…
– Э, нет! – ответил Калгама. – Нож мне пригодится. Я Хондори-чако и его сестрицу Амбакту ищу. Бусяку, они хитрые и сильные. Без охотничьего ножа не обойтись.
– А! Слыхала я об этих бусяку, – кивнула Нгэвэн. – В пещере они живут, далеко отсюда.
Ведьма не могла, конечно, признаться: о бусяку не просто слышала, а дружила с ними, в гости иногда к ним ходила, брат и сестра угощали её человечиной, да и она звала их на пиршество, если удавалось заманить охотника-разиню да в котле его сварить.
– Зачем ищешь их? – поинтересовалась Нгэвэн. – Они живут уединённо, не любят, когда их покой тревожат.
– Фудин у них томится, – сказал Калгама. – Выручать её из неволи иду.
– Как бы ты не опоздал! – ведьма изобразила сочувствие, даже вздохнула. – Красивые девушки – любимая пища бусяку. Откормят они её, как утку, и за милую душу съедят.
– А покажешь, в какую сторону идти? – попросил Калгама. – Век тебя помнить буду!
– Утром покажу, – соврала Нгэвэн. – Сейчас-то, на ночь глядя, как пойдёшь? Отдохни у меня, сил наберись.
Сама-то, конечно, не из добросердечия всё это говорит. Только об одном и мечтает: как бы Калгаму поскорее прикончить да в котёл положить вариться. Никогда она ещё великанов не пробовала. Может, они лакомые? Подумала об этом и слюну сглотнула, так захотелось ей свеженинки.
– Кар-кар! Точно: утро вечера мудренее, – поддержала хозяйку Гаки. – Не беспокойся, Калгама: я дорогу к пещере бусяку знаю, провожу вас туда.
– Точно, спать хочется, – зевнул Калгама. – Друзья мои, мышка да сорока, наелись ли вы? Не пора ли на боковую?
– Пора, пора! – откликнулись мышка с сорокой. А желудь и вертел молчат, ничего не говорят – им в мешке тепло, уютно.
Улёгся Калгама на пол, накрылся одеялом, но не спится ему. Всё о старушке думает: почему на вид приветлива, а сама жадная? Да и помощница её, ворона Гаки, доверия не внушает. Нанайцы не зря считают её плохой птицей. Гаки ленится сама добывать пищу, за охотником по лесу летает, жжет, когда он зверя добудет. После этого над ним кружится, каркает. Неровен час, услышат волки или медведь – придут и отберут у охотника добычу. Да и вороне кусок-другой перепадёт. Не зря старалась, из всей мочи каркала.
«Нет, не может обычная старушка с вороной дружить, – решил Калгама. – Зловредная это птица! Все знают: если в семье нанайца мальчик родится, ворона семь дней радуется: как-никак, будущий охотник появился, будет вслед за кем по тайге шнырить. Если девочка родится, то ворона семь дней сердится: вырастет, станет женщиной, будет ворону гонять и мужу на неё жаловаться. Ведь вороны только и ждут, чтобы хозяйка обзевалась: то юколу с вешала утащат, то цыплёнка уворуют, безобразницы! Нанайцы гонят ворону от дома подальше, а эта бабулька, наоборот, держит её при себе. Нет, что-то тут не то!»
Решил он притвориться, что спит. Слышит: поднялась Нгэвэн с лежанки, вышла на улицу, да так бодро, легко ступает, будто и не жаловалась вечером на больные ноги.
Соскочил Калгама, положил под одеяло котёл, сам перебрался в угол. Старушонка вернулась с топором и, как кошка, подкралась к месту, где должен был великан лежать, встала поудобнее и, размахнувшись из всей силы, ударила по котлу. Дзинь! – он лопнул.
Калгама сразу вскочил:
– Зачем, бабушка, котел ломаешь?
Старушка вздрогнула, но виду не подала, что удивилась – ответила шепотом:
– Тише-тише, всех разбудишь! Я по ночам часто так брожу.
Ничего Калгама не ответил, снова на боковую устроился. Слышит: Нгэвэн захрапела. Он опять тихонечко встал, взял разрубленный котел и в угол его положил, тряпками прикрыл, а сам на прежнее место улёгся.
Мышка всё слышала и решила помочь великану.
– Я в угол побегу, спрячусь там, нарочно храпеть стану, – шепнула она Калгаме. – А ты достань-ка желудь из мешка, брось его на пол – увидишь, что получится.
Вскоре Нгэвэн опять проснулась, прислушалась к мышкиному храпу и решила: великан крепко спит. Взяла она топор и направилась в угол, да на желудь ногой наступила – поскользнулась и упала. Топор – бух! – отлетел на разрубленный котел.
– Опять не спится, бабушка? – подал Калгама голос.
– Ох, не спится, милый, всё брожу и брожу, – ответила Нгэвэн. – А ты-то как на прежнем месте оказался?
– А я когда у чужих ночую, тоже брожу по дому, – засмеялся Калгама. – Ничего с собой поделать не могу!
Поняла ведьма: перехитрил её великан. «Ладно, – думает, – сейчас я тебе устрою!» Вышла она во двор, а там, под кустом бузины, у неё хранился ковшик с волшебным снадобьем. Набрала Нгэвэн его в рот и давай стены домика обрызгивать. В тот же миг он весь железом покрылся. «Ну-ка, попробуй теперь, великан, выйти из него, – ухмыльнулась ведьма. – Никто ещё не смог меня перехитрить!»
Довольная, она хотела в дом вернуться, но решила: нужно Калгаму посильнее испугать. Её лицо снова квашней стало. Вылепила Нгэвэн страшную морду: и на тигра похоже, и на медведя, нос вытянулся как у крокодила, вместо зубов – клыки. Страшно, аж жуть!
– Теперь, удалой молодец Калгама, никуда ты от меня не скроешься, – принялась радостно напевать ведьма. – Испугаешься, оробеешь – зарублю тебя топором, раздеру клыками. Кровь твою буду пить, мясо твоё варить стану, из кожи твоей крепкую обувь сошью!
Калгама эту песенку услышал. Что делать? Можно, конечно, из лука Нгэвэн убить. Но в тесной избушке не развернуться – не натянешь тетиву как следует. Бросаться с ножом на женщину, пусть и ведьму, тоже как-то не хочется. Тут вертел подал голос из мешка:
– Ты мне помог – я тоже тебе помогу!
Попросил он Калгаму подвесить его над дверью. Ведьма ничего об этом не знала. Открыла дверь, фурией влетела и – бац! – стукнулась головой о вертел, да так крепко, упала – и не дышит. А когда она память теряла, её лицо снова вроде теста становилось.
– Э! Да у тебя лица нет! – поразился Калгама. – Без лица – хуже не бывает! Чего угодно от такой твари можно ждать.
Мышка из угла выскочила, уставилась на ведьму – от ужаса у неё аж усы встопорщились. А Нгэвэн очнулась, потрясла разбитой головой и наткнулась взглядом на мышь. Тут же её лицо забродило, запузырилось, как тесто для блинов – и вот уже носик вытянулся, глазки-бусинки заблестели, усы встопорщились, мышиные ушки выросли.
– Ах! – молвила мышь и вверх лапками в обморок упала.
Нгэвэн – мышиная морда встрепенулась, вскочила, чтобы в Калгаму вцепиться, да в это время вертел упал ей на голову. Сильно ударил он ведьму, у той аж череп зазвенел. Снова грохнулась Нгэвэн на пол.
Великан не стал дожидаться, когда она очнётся. Снял с себя пояс, связал ведьму и сел возле неё. Ножом играет да посмеивается.
Очнулась Нгэвэн, попыталась вырваться из пут, только сил у неё не хватает. Решила она позвать Гаки. Ворона на ночь всегда на крыше устраивалась. И теперь там сидела.
– Гаки, подружка! – позвала ведьма. – Лети на помощь! Выклюй глаза Калгаме, проглоти желудь, унеси вертел прочь, и сороку разорви!
Сорока-то без опаски на голове ведьмы сидела и долбила её клювом, волосы больно дёргала.
Услышала Гаки хозяйку, да только никак ей в дом не попасть: стены железные, стекла в окнах – тоже, а в ручке двери вертел – как запор. Скакала, скакала ворона, что ей делать – не знает. Но, хитрюга, придумала-таки! Решила пробраться в избушку по печной трубе.
Калгама услышал шорох в трубе, смекнул, в чём дело и быстренько поставил под дымоход котёл с кипятком. Гаки в него и угодила. Ошпаренная, выскочила и, оглашено каркая, насилу из трубу обратно вылезла. А сорока её из избушки пугает:
– Вот как вылечу, последние перья повыдергаю!
Пуганой вороне дважды повторять не надо. Пулей умчалась прочь, и думать забыла о ведьме-хозяйке.
Калгама по-прежнему возле Нгэвэн сидит, ножом поигрывает и нарочно её пугает:
– Придётся с тобой покончить, бабушка ведьма! Злая ты, вредишь всем. Слово твоё – пустой звук, обещаний не держись. Сколько душ ты погубила, сколько бед принесла. Убить тебя мало!
Нгэвэн дрожит, горючие слёзы льёт. Не ожидала, что друзья с ней совладают. Как же так? Даже колдовством их не одолеть. От бессилья в ведьме только больше зла копится. Плачет, а сама мечтает: погоди, мол, Калгама, всё равно обхитрю тебя, пожалеешь меня – отпустишь, а я удобный момент улучу и, как пить дать, убью, у-у-у!
От злости вскипает всё в ведьме, но она сдерживается – жалобит Калгаму, овечкой прикидывается. Только лицо выдаёт её: то вспенится, то белыми пузырями пойдёт, то в комок изомнется, то квашнёй вспучится. Была у ведьмы мышиная морда, а как старуха заволновалась, из её лица то мерзкая личина лепится, то сорочий клюв прорезывается, то вместо глаз – два желудя, или скулы великана вырисовываются. Всё, что видит, копирует. А страшная маска, которая время от времени мелькала, – ни что иное, как отражение внутренней сути ведьмы.
Себя со стороны Нгэвэн не видела, а то бы и сама поразилась мгновенным изменениям лица. Такая образина и в кошмарном сне не приснится!
– Почему медлишь, Калгама? – пискнула мышка. – Убей её, пока она нас не убила!
– И правда, – поддержала сорока, – нельзя ей верить. Всё равно правду о бусяку не скажет. Сами их найдём!
Но молчит Калгама, пристально на ведьму смотрит да с улыбочкой ножом поигрывает. Ждёт, что Нгэвэн ещё скажет.
– Смилуйся! – запричитала она. – Никого никогда обижать не буду. Доброй стану. Всё, что хочешь, для тебя сделаю. Только отпусти меня, славный великан Калгама! Ты добрый, а добрые умеют прощать.
– Ладно, – великан сделал вид: поверил ведьме. – Развяжу тебя. Не вздумай слово нарушать – плохо будет!
«Ага, – подумала ведьма. – Смотря кому – плохо. Уж я постараюсь верх взять! У, как я тебя ненавижу. Никогда такого унижения не испытывала, бедная я, бедная…»
Ласково разулыбалась ведьма, тихая да смирная. Перво-наперво, домик расколдовала: дунула-плюнула, спало железо со стен.
– Скажу, как до пещеры бусяку дойти, – сказала она. – На горизонте синие горы стоят, среди них выбери самую высокую, на неё и держи путь. Как подойдёшь к быстрой речке, увидишь берёзу. Одна ветка у неё чёрная, высохшая, торчит как перст – указывает дорогу к жилищу Хондори-чако и сестры его Амбакты.
– Правду ли говоришь?
– Правду! – побожилась Нгэвэн. – Только не говори бусяку, что путь я указала. Не простят они меня.
Сама-то, однако, вероломное замыслила: не удастся самой Калгаму обхитрить, так уж непременно вперёд него успеет до бусяку добраться. Была у неё волшебная палка: сядет на неё – и летит, куда захочет, только ветер в ушах свистит! Успеет предупредить Хондори-чако и Амбакту, вместе придумают, как извести-уничтожить великана, а потом и женой его полакомиться.
Решила ведьма: успокоился Калгама, потерял осторожность. И надумала его в последний раз обхитрить, будь что будет!
– Хочешь, помогу тебе ещё сильнее стать? – спрашивает. – Есть у меня верное средство!
– Что за средство?
– Оно вон в том котле, – указывает ведьма. – Только его сварить сначала надо! Влезешь в него – покроешься весь железом. Никто тебя не одолеет!
– И не старайся даже, – отмахнулся Калгама. – Всё равно я в тот котёл не влезу.
Не дурачок Калгама, понял: не успокоилась ведьма, снова хочет его обмануть. Это ж надо выдумать такое: прыгнешь в кипяток – кольчугой покроешься! Варёный великан получится, а не чудо-богатырь. Сказки Нгэвэн рассказывает, думает: поверит ей простодушный Калгама.
– А я во двор котёл вынесу, – не успокаивается ведьма. – Бабушка-то я непростая, сам знаешь. Дуну на котёл – он в сто раз больше станет.
– Интересно, – хмыкнул Калгама. – Ну, давай попробуем!
Мышка с сорокой в один голос принялись отговаривать его:
– Не прыгай в котёл. Сваришься! Не верь подлой ведьме. Обманет!
Подмигнул им Калгама украдкой, а для вида цыкнул:
– Молчать! Нечего со старшим спорить.
Нгэвэн всё сделала, как говорила. Когда котёл закипел, Калгама приподнял крышку, заглянул: кипит-пузырится зелёная жидкость, запах от неё – как от болотной жижи. Сморщился он, чихнул:
– Э, нет, бабушка! Как в такую вонь прыгать? Не могу я!
– Не бойся, – уговаривает Нгэвэн. – Это волшебная водица. Сделаешься железным. Давай прыгай!
– Да я и не знаю, с какой стороны подойти, – лукавит Калгама. – Как прыгать – не знаю. Вот если бы показал кто…
– Мне прыгнуть, что два пальца облизать, – раздухарилась Нгэвэн. – Я не то, что некоторые великаны, – не робкая. Смотри, как прыгать надо!
Помахала она трижды над головой, пошептала что-то, да и нырнула в котёл. А Калгама – крышку сверху, да ещё и камнем её прижал, чтобы ведьма не выскочила.
– Порядок! – он, довольный, потёр руки. – Пусть сама в котле сидит. На всякую хитрость другая хитрость найдётся, так-то!
Положил Калгама желудь и вертел в мешок, мышку на плечо посадил и отправился в лес, а сорока сама впереди полетела.