1

Галина Максимовна вошла в кабинет к терапевту. Виктор Ильич сидел за столом. В углу кабинета на процедурном столике работала медсестра Людмила Васильевна Тигунцева.

— Опять пришла лечиться, — сказала Галина Максимовна, направляясь к столу.

— Что случилось? — спросил врач.

— Вот. Не успела нога зажить, теперь — руки, — Галина Максимовна показала ему ладони. На ладонях, на пальцах — сплошные ссадины, мозоли.

— О-ё-ей! — Врач покачал головой. Подошла медсестра.

Виктор Ильич держал Галину Максимовну за руки.

— С вашими руками, — продолжал врач, — только на ферме трудиться… Никогда физически не работали?

— Ну как… Дома, по хозяйству.

— Дома, по хозяйству, — усмехнулся врач, отпуская Галину Максимовну. — Дома — вилочки, а на ферме — вилы. Разница большая. Разве можно такими нежными руками браться за вилы без рукавиц… Ну ладно. Сейчас Людмила Васильевна вам обработает все это, перевязку сделает. Мозольные лейкопластыри у нас есть? — спросил он медсестру.

— Есть штук пять ещё.

— Дайте их Галине Максимовне. Но это на будущее. Для профилактики. А сейчас мази и перевязки. — И бросайте ферму к чёртовой матери. Не для вас эта работа.

Галина Максимовна промолчала.

— Здоровье дороже денег, — добавил врач.

— Да, — вздохнула Галина Максимовна. — Здоровье дороже всего на свете.

— Золотые слова, — подхватил врач. — Надо ж ими руководствоваться в своей жизни.

2

Антонина Трофимовна пришла в класс взволнованная, бросила на стол стопку тетрадей и классный журнал. Обычное «здравствуйте» и «садитесь» произнесла довольно резко и сердито. Села сама за стол и, не снижая тона, сказала:

— Макарова, подойди сюда.

Люда Макарова, стройная высокая девочка со светлыми косичками и вплетёнными в них бантиком розовыми лентами была лучшей ученицей в классе. Она не была отличницей, но до третьего класса лидировала по успеваемости и по этой причине была очень горда и самолюбива. Несмотря на необычно высокий разгневанный тон учительницы, девочка в привычной своей манере легко и быстро встала из-за парты, вытянула тонкую длинную шею, гордо подняв голову, тряхнула косичками и подошла к столу. Антонина Трофимовна подала ей учебник.

— Открой страницу, где задачи и примеры на повторение.

Люда раскрыла учебник по математике и, листая страницу за страницей, нашла нужную.

— Теперь поищи задачу, которая тебе не знакома. Любую.

Девочка провела пальцем сверху вниз и остановилась на условии, которое сопровождалось рисунком — линией, разделённой на несколько отрезков.

— Нашла, — сказала учительница. — Как ты считаешь, это трудная задача?

Люда помедлила с ответом, внимательно изучая данные и рисунок.

— Ну так как? — нетерпеливо произнесла Антонина Трофимовна.

— Трудная, — ответила Люда.

— Вот и хорошо. Даю тебе пять минут на решение. Девочка сникла.

— Не бойся, оценку ставить не буду. Впрочем, если решишь за пять минут, поставлю отлично.

Люда подошла к доске, взяла мел и, глядя в учебник начертила линию. Разделив её на отрезки, обозначила расстояние между ними. Попробовала что-то складывать, вычитать, делить, но тут же стёрла все цифры мокрой тряпкой. Потом стояла, не шевелясь, лицом к доске, спиной к классу.

— Пять минут истекли, — сказала Антонина Трофимовна, глядя на часы. — Ещё подождать или нет?

Дополнительные три минуты тоже ничего не дали.

— Всё ясно, — сказала Антонина Трофимовна. — Не по зубам орешек.

— А я все равно её решу, — сказала расстроенная девочка, кладя учебник на стол.

— Когда? — спросила Антонина Трофимовна.

— Сегодня или завтра.

— Ах, завтра. Ну-ка, прочитай условие вслух. Люда прочитала.

— Верхозина — к доске, — сказала Антонина Трофимовна, и взбудораженные необычной сценой ученики с затаённым смешанным чувством надежды и тревоги уставились на Любку, которая сидела за второй партой крайнего ряда возле окна.

Верхозина подошла к доске, взяла мел и, вытянув кверху руку и подняв голову с коротко подстриженными тёмными волосами, сразу стала писать цифры.

— Я могу сесть? — спросила Люда.

— Садись, — сказала Антонина Трофимовна.

Макарова ушла на своё место. Пока она усаживалась и что-то недовольно ворчала себе под нос, Любка уже написала готовый ответ. Антонина Трофимовна посмотрела на доску и обратилась к классу:

— Проверьте ответ по учебникам.

Застучали доски у парт, защёлкали замки портфелей, зашелестели страницы — класс оживился.

— Правильно! — крикнул наголо остриженный лопоухий мальчик, сидевший на первой парте напротив Антонины Трофимовны.

Все остальные подтвердили.

— Найди ещё какую-нибудь задачу, — сказала Антонина Трофимовна, обращаясь к стриженному.

— Вот эту мы не решали, — сказал он.

— Диктуй.

Мальчик продиктовал. Одна минута, и задача была решена.

— Опять правильно, — удивились ребята.

— Надеюсь, теперь все удовлетворены, — сказала Антонина Трофимовна, повышая голос и глядя в дальний угол, где сидела Макарова. — Или ещё кому-нибудь взбредёт в голову нелепая мысль, будто Верхозина лишь потому стала отличницей, что я питаю к ней какую-то особенную слабость. Её, видите ли, люблю больше всех и поэтому ставлю пятёрки. Ведь это ж надо додуматься до такого абсурда! Постыдились бы! — Антонина Трофимовна побагровела и, взяв кое-как себя в руки, спросила уже спокойным голосом: — Макарова, что за вздор ты сеешь среди учеников?

— Я этого не говорила, — сказала Люда, вставая. Девочка, сидевшая на соседней парте через проход, повернулась к ней.

— Говорила, Людочка, говорила. Не отпирайся, — сказала девочка с места. — Вчера на переменке.

— Что я сказала?

— А то, что Любка получает пятёрки по блату.

— Выражение-то какое! — воскликнула Антонина Трофимовна. — «По блату!» Где только нахватались таких словечек. Кто тебя научил этому, Макарова?

— Никто не учил, и первая вовсе не я сказала, — отрывисто произнесла девочка и села на место, хлопнув доской парты.

— Встань, встань, Макарова, — сказала Антонина Трофимовна. — Встань, когда с тобой разговаривают.

Люда снова поднялась и, тряхнув косичками, презрительно посмотрела на подружку, которая сидела через проход от неё.

— Любка стала отличницей, а ты не стала, так тебя завидки взяли, — ответила девочка на её презрительный взгляд.

— А ты бессовестная ябеда, и больше не подходи ко мне.

— Ну и не надо. Думаешь, заплачу. А хочешь знать, я вовсе не ябедничала.

При этих словах кое-кто из учеников обернулся назад и посмотрел на худенькую девочку с вороватыми голубыми глазами и рыжими волосами, заплетёнными в две жиденькие косички, забавно торчащие в разные стороны. Девочка, когда на неё обратил внимание класс, втянула голову в плечи и спряталась за спины впереди сидящих. За ней и прежде водился подобный грешок, а теперь, когда она, затаившись, выдала себя с головой, сомнений ни у кого не оставалось.

— Рыжая, тебя мало били, ещё получишь, — сказала Макарова, показывая ей из-за спины кулак.

— Людмила! — Антонина Трофимовна хлопнула ладонью по столу. — Ты что себе позволяешь в конце-то концов! Сядь на место!

Людмила села за парту, и класс затих.

— А пусть Любка решит задачу на «х», — сказал стриженый мальчик с первой парты.

— Какую ещё тебе задачу на «х»? — строго спросила учительница.

— А вот, — мальчик ткнул пальцем в одну из последних страниц учебника.

— Во-первых, — сказала назидательным тоном Антонина Трофимовна, — это не «х», а икс. Запомни раз и навсегда. Во-вторых, такие задачи и примеры называются с одним неизвестным и решать их будем ещё не скоро. Требуешь невозможного, Колосов.

— А может она решит, — сказал карапуз (Колосов был низенького роста и крепкого телосложения).

— Прекрати болтовню! Верхозина, садись на место. Пять. — Антонина Трофимовна поставила в журнал отличную отметку.

Любка продолжала стоять у доски.

— Почему не идёшь на место? — спросила Антонина Трофимовна.

Любка посмотрела на Колосова и на учебник, который он держал в руках.

— Что, можешь решить пример с одним неизвестным? — Антонина Трофимовна застыла от удивления.

Девочка утвердительно кивнула головой. Учительница насупила брови и стала внимательно разглядывать стоящую у доски ученицу.

— Пусть решит!

— Пусть! Класс загалдел.

— Что ж, попробуй, — сказала Антонина Трофимовна, повернувшись к Верхозиной вместе со стулом.

Колосов, не дожидаясь команды, диктовал один пример за другим, и Любка мгновенно их решала, ни разу не ошибившись. Антонина Трофимовна, борясь с вновь нахлынувшим на неё волнением, сказала: «Достаточно».

— Ты что, самостоятельно прошла все темы? — спросила она.

Любка опустила глаза.

— Чем же сейчас занимаешься?

— Решает за четвёртый класс, — громко сказал кто-то из ребят.

Дружный смех прокатился по классу, но Любка равнодушно посмотрела на того, кто развеселил ребят, и Антонина Трофимовна поняла, что кроется за этим невозмутимым взглядом.

— Ты знаешь, что проходят в четвёртом классе? — спросила учительница.

— Знаю, — ответила девочка.

— Сможешь решить?

Любка стёрла тряпкой написанное на доске, взяла мел и приготовилась.

Антонина Трофимовна в. замешательстве окинула взглядом с головы до ног совершенно спокойную ученицу и, облокотившись одной рукой на стол, задумалась. Прошла томительная минута. Антонина Трофимовна подняла глаза на Колосова.

— Сбегай в восьмую комнату, что рядом с учительской, возьми у Валентины Сергеевны учебник по математике для четвёртого класса. Скажи, что я просила.

Колосов, подавшись вперёд своей стриженной с оттопыренными ушами головой, кинулся со всех ног из класса и мигом возвратился, листая на ходу учебник.

— Вот, — сказал он, ткнув пальцем в страницу. Антонина Трофимовна взяла раскрытый учебник, показала Верхозиной, и та молча согласилась. Антонина Трофимовна стала диктовать, а Любка не торопясь писать на доске, чётко выводя каждую цифру.

— Что она пишет? — спросили ребята.

— Это дроби, — ответила учительница. — Те, кто сейчас учится в четвёртом классе, с ними ещё не знакомы. Будут проходить в конце учебного года.

Класс замер.

Любка писала длинный пример с бесконечными скобками минуты три, а решила его устно за одну минуту и написала готовый ответ. Антонина Трофимовна открыла последнюю страницу, и ученики с первых парт бросились к столу. Антонина Трофимовна подчеркнула ногтем то, что ребята жадно искали глазами, и все ахнули.

— Сядьте на место, — сказала учительница ребятам и повернулась к Верхозиной. — За пятый класс пробовала решать?

Любка искоса посмотрела на однокашников. Все были ошеломлены и ждали ответа.

— Ну? — Антонина Трофимовна тоже ждала ответа.

— Примеры мы почти все решили.

— Кто мы? С кем ты решала?

— С мамой.

— Понятно, — произнесла Антонина Трофимовна. — Значит мама помогала. А кто понуждал к этому? Тоже мама? Или ты сама?

Любка молчала.

Колосов вылез из-за парты и стремглав бросился бежать.

— Колосов, ты куда?

— Я сейчас, — откликнулся он в дверях.

— Вернись!

Но мальчик уже скрылся, и все прислушивались к топоту его ног. Вернулся он не один, а с преподавателем математики Анной Иосифовной, высокой пожилой женщиной, и следом толпой шли пятиклассники, которые остались в коридоре и стали подглядывать в приоткрытую дверь.

— Что, серьёзно? — спросила Анна Иосифовна, озабоченная известием.

Антонина Трофимовна развела руками.

— Что-то невероятное, — сказала Анна Иосифовна. Колосов тем временем нашёл в задачнике для пятого класса пример и показал его Антонине Трофимовне. Антонина Трофимовна показала его Анне Иосифовне.

— Да ну, что за глупости! — воскликнула Анна Иосифовна. — Не может этого быть. Тут квадратные и фигурные скобки. Не каждый пятиклассник справится.

А Любка справилась. И когда прозвенел звонок, поставила знак равенства и жирную единицу — как раз то, чего затаив дыхание ждали педагоги.

— Правильно! — крикнул кто-то за дверью, и толпа девчонок и мальчишек, не спрашивая разрешения, ввалились, в класс.

Понадобилось вмешательство педагогов, чтобы навести порядок и разогнать школьников по местам.

Антонина Трофимовна долго отсутствовала и вернулась в гудевший как улей класс, когда прошла уже половина второго урока. Ребята быстро успокоились, но тишину нарушила девочка, сидевшая через проход от Макаровой и конфликтовавшая с ней с самого начала.

— Вот так Людочка, хоть ты и фасоня, а утёрли тебе нос. — сказала она с ехидцей. — Можешь теперь его не задирать.

— Конечно, — ответила красная как рак фасоня. — С тех пор как её обозвали нищенкой, мать всё время сидела с ней, так конечно всему научила.

— Макарова! — крикнула не своим голосом Антонина Трофимовна и хлопнула ладонью по столу.

Неуместное заявление ученицы и неестественный окрик учительницы угнетающе подействовали на весь класс. Ребята украдкой стали посматривать на вторую парту крайнего ряда возле окна, где сидела Верхозина. Девочка опустила грустные глаза, и все поняли, какую боль причинила ей Макарова. С тех пор никто и никогда больше не напоминал ни сёстрам, ни самой Галине Максимовне о трудных днях.

В тот же день известие дошло до районного центра. Заведующий районо относился к разряду скептиков, был человеком весьма начитанным и давно уже ничему не удивлялся. Директору школы он ответил, что случаи, когда одарённые дети по своему развитию на два-три года опережают сверстников, теперь не редки, посоветовал не поднимать шума, тем более, что здесь замешана воля матери и, судя по обстоятельствам, не без причины.

3

Доярки, изумлённо тараща глаза, окружили Галину Максимовну, как только она вошла в красный уголок фермы.

— Правду про Любку говорят? — спросила Анфиса.

— А что говорят? — улыбнулась Галина Максимовна.

— Как будто не знаешь…

— Не знаю.

— Ну ладно, Максимовна, давай не будем! Скажи — это правда?

— Даже если правда. Что тут особенного? — скромничала Галина Максимовна.

— Ничего себе! — воскликнула Анфиса, оглядываясь на женщин. — Дочь из третьего класса в шестой переводят, а для неё — ничего особенного!

— Конечно. — Галина Максимовна подняла голову. Продолжала с гордостью: — Просто способная девочка… И все… Хочет, чтобы её не только обзывали, но и похвалили за что-нибудь.

Дарья подошла к Галине Максимовне.

— Ну что ты все старое-то вспоминаешь! Мы уж забыли.

— А я помню. Такое не забывается.

— Наконец-то Бог повернулся к тебе лицом. Уймись, Галина. Не гневи Бога. Он тебя и так не шибко жалует.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — сказала Ксения.

— Не вспоминай больше. Грех это, — продолжала Дарья. — Теперь все у вас будет по-другому. Потому что Бог повернулся лицом. Дай я тебя поцелую.

— Ой! — Галина Максимовна смутилась, но подставила щёку, позволила трижды себя поцеловать.

Доярки бросились обнимать и целовать Галину Максимовну.

4

Афанасий догнал Тимофея Макарова в узком переулке между огородами и схватил его за рукав.

— Постой, Тимофей. Надо поговорить.

— Чего тебе? — Тимофей попытался высвободить руку. — Отпусти.

— Скажи, откуда у тебя сети?

— Какие сети? — насторожился Тимофей.

— А такие, которые на чердаке… Из зелёной нитки.

— По чужим чердакам лазишь? — произнёс в страхе и злобе Тимофей.

— Да, твой чердак я проверил. Потому что давно подозревал тебя.

— Тебе померещилось, — сказал Тимофей с надеждой в голосе. — Нет там никаких сетей.

— Есть… Сушатся на гвоздях. Понятые и участковый уже на месте. Тебя поджидают.

— Ах ты, сука!.. — Тимофей задрожал всем телом.

— Кто из нас сука лагерная шелупонь разберётся. Так что суши сухари. Готовься в дорогу.

Тимофей бросился на Афанасия, но получил удар в скулу такой силы, что отлетел к изгороди и повалил эту изгородь на землю и сам завалился, взмахивая руками и ногами…

5

Возле сельсовета — милицейская машина.

В кабинете участкового писал протокол молодой следователь в штатском. Двое милиционеров в форме сторожили Тимофея Макарова. Участковый уполномоченный Замковский сидел у двери, рядом с Афанасием.

Следователь дал Афанасию протокол:

— Прочитайте и подпишите. Афанасий, не читая, подписал.

— Вы свободны, — сказал следователь Афанасию и повернулся к Тимофею: — А вам придётся проехать с нами в райотдел.

— Когда вернусь, — сказал Тимофей, злобно глядя на Афанасия. — Посчитаемся.

— Ага, посчитаемся, — ответил Афанасий. — Если тебе мало дадут, прокурора просить не буду, чтоб добавил. Сам добавлю. — И показал Тимофею кулак.

6

Галина Максимовна занималась починкой одежды, когда вошёл Афанасий.

— Мир дому сему, — сказал он, остановившись у порога. — Я по делу.

— Говори.

— У Павла было ружье, кажется.

— А что? — спросила Галина Максимовна, оторвавшись от рукоделия.

— Продай.

— Можешь забрать бесплатно.

— Но ведь ты нуждаешься…

— Сейчас не нуждаюсь. Получаю зарплату и пенсию.

Афанасий замялся. Застенчиво произнёс:

— А с меня сняли надзор. Полная реабилитация. Не я поджигал склад…

— Я знаю. Слышала.

— Поэтому и пришёл за ружьём… Теперь свободный гражданин. Могу приобретать такие вещи.

— Вон там оно в комнате на стене.

Афанасий пошёл в комнату. Вынес двуствольное ружье.

— Это дорогое ружье, — сказал он. — Неудобно в подарок.

— Вы с Павлом, кажется, были друзья?

— Да. — Афанасий кивнул. — Мы друзья с детства. Вместе пахали в колхозе, боронили… Ещё пацанами. В школе сидели за одной партой.

— Ну вот. Будет тебе память о нём. Бери.

— Ну раз так, спасибо.

— Вон там в углу ящик какой-то, — сказала Галина Максимовна. — С патронами и прочим… Забери, чтоб не занимал место.

— Спасибо.

Афанасий прихватил небольшой деревянный ящик. В дверях остановился:

— И всё-таки я должен хоть чем-то отблагодарить…

— Ну раз так тебя это мучит, к зиме привези дров.

— Ладно, — согласился Афанасий. — Машина дров за мной.

— Ну вот. — Галина Максимовна нахмурилась и взялась за рукоделье. — Будем в расчёте.

— До свидания, соседушка. — Афанасий слегка улыбнулся.

— До свидания. — Галина Максимовна была холодна как камень.

7

Галина Максимовна пришла с работы и села в прихожей на диван в рабочей одежде уставшая до изнеможения. Расстегнула пуговицы телогрейки. Сняла платок и бросила рядом с собой на диван.

— Нина! — обратилась она к дочери, которая открыла дверцу печи и подбрасывала в огонь дрова. — Помоги снять сапоги. Нет сил…

Нинка закрыла дверцу и помогла матери снять кирзовые сапоги. Галина Максимовна тут же, сидя на диване, уснула крепким сном. Нинка не стала её беспокоить.

8

Афанасий пьяней вина ввалился к себе домой. Плюхнулся на кровать. Уткнул нос в подушку. Начал царапать грудь, рвать на себе одежду.

— Опять, — сказала старуха, входя в комнату. — Вот наказанье-то Господне! Забудь ты её. Выкинь из головы. Не пойдёт она за тебя. Не любит, хоть ты теперь и риа… ри… риальтбильт… тированный. Господи! Слово — то какое. Не выговоришь… Не любит она тебя, Афоня. А когда бабе мужик постылый, хоть умри, хоть в лепёшку расшибись — близко не подпустит.

Афанасий замер. Не шелохнулся больше.

— Подарила она тебе ружье, — старуха, ойкая, кряхтя и пристанывая, начала стаскивать с него сапоги. — Этим и утешься. Ходи на охоту. Теперь тебе можно. Теперь ты риаль… Тьфу, черт!.. Ну, в общем, я уж сама сватала тебя. И не надейся. Лучше, говорит, в омут головой.

9

У Верхозиных наступил, наконец, перелом к лучшему от того двусмысленного положения, в котором пребывала семья с момента посещения сёстрами продавщицы Ольги Мартыновой. Чем дальше шло время, тем больше гордились односельчане Любкой и реже вспоминали её печальное прошлое.

У Галины Максимовны в связи со всеми этими неожиданностями вместе с гордостью за свою дочь появилась и со временем росла озабоченность за её будущее. Озабоченность появилась неспроста. Кто-то недобрый человек пустил по селу утку, что слишком одарённые дети недолговечны, и Любку ждёт та же участь. Малейшая простуда, чепуховое повышение температуры, грипп или ещё какое-нибудь недомогание хрупкой болезненной девочки напрочь выбивало Галину Максимовну из колеи, и она испытывала патологический страх, не находя сутками себе места, изматывая себя и нервируя дочерей.

Нинка росла крепышом. Её не брала никакая простуда и никакой грипп. Энергичная, не по годам рослая, она с утра до вечера вертелась как юла, не имела ничего общего со своими сверстницами и ни с кем из них особенно не дружила, зато имела друзей среди ребятишек и охотно играла с ними в лапту и другие подвижные игры. В свободную минуту забегала на ферму помочь матери, и доярки всегда были рады ей, а Галина Максимовна каждый день доила свою Зорьку — Нинкину любимицу — в последнюю очередь на случай, если к концу дойки вдруг появится Нинка, которая ради удовольствия часто доила эту корову.

Однажды вечером перед Рождеством она случайно встретила на улице неразлучных подруг Дарью и Анфису.

— Вот кто сегодня нам поможет! — воскликнула Анфиса, обнимая девочку. — Выручай. Пойдём с нами.

— Куда? — спросила Нинка.

— На ферму.

— А что делать?

— Евдокия Муравьёва, — доверительным тоном сказала Анфиса, — нечаянно села на иголку, и никто не может вытащить. Хирург где-то в деревне по срочному вызову. Подменная уехала в город сапожки чинить, а группа Евдокии целый день без присмотра. Скотники кормят так себе для отводу глаз, и мы доим как попало на скору руку. Поработай хоть вечер за Евдокию, иначе мы в церковь опоздаем.

— Ладно, — согласилась Нинка.

Пришли на ферму. Галина Максимовна не стала возражать. Ей даже понравилась эта идея — попробовать испытать дочь на настоящей работе.

— За Евдокию будет вкалывать, — сказала Анфиса бригадиру, который ещё издали увидел спешивших доярок и семенившую между ними девчонку, и догадываясь, для чего они её ведут, стоял в дверях в насторожённой позе.

— Начальство узнает, греха не оберёшься, — ответил Бархатов.

— Никто ничего не узнает, — сказала Анфиса. — Подумаешь один вечер.

— Вот именно — один вечер. Стоит ли из-за этого нарываться на неприятность?

— На торжественную службу всем охота, . — сказала Анфиса. — Добрые люди в церкви будут свечки зажигать, а мы тут с флягами возись.

— Ничего, повозишься, — сказала Маргарита. — Ради того, чтобы Ветрова завтра в сапожках щеголяла, можно и повозиться. Егорыч же сам её отпустил.

— А откуда я знал, что Евдокия иголку в задницу воткнёт, — с досадой сказал бригадир.

— Ладно, — сказала Дарья. — Пусть она сегодня поработает, а вы помалкивайте, и всё останется между нами.

Анфиса осмелела.

— Беги в склад за подкормкой, — сказала она приказным тоном помощнице.

Нинка вопросительно уставилась на бригадира.

— Разреши ей, — сказала Дарья. — Вишь хочет, чтобы ты благословил.

— А! — махнул рукой бригадир и пошёл прочь. В группе Муравьёвой было тридцать коров. Нинка успела подоить около двадцати, когда Маргарита, закончив работу первой пришла помогать. Затем подошла Дарья, следом остальные доярки и все вместе быстро завершили дело.

— До чего шустрая, — сказала Маргарита, когда Нинка сняла аппарат с вымени последней коровы и села додаивать её вручную. — Почти не отстаёт от нас.

Доярки оживились, поддакивая друг другу и посматривая на Галину Максимовну, которая взяла у дочери доильный аппарат и стала подбирать шланг.

— Совсем немного отстала.

— Интересно, сколько надоила?

— Сто семьдесят литров, — сказала учётчица.

— Ого!

— Удалая!

— Ну, Максимовна, радуйся. Можешь считать, что в доме одним работником прибавилось.

— Ещё маленько подрастёт, будет дело под Полтавой.

Зардевшаяся от похвал юная доярка, закончив дело, подала учётчице подойник, в котором было ещё литра три пенистого молока.

С той поры в исключительных случаях, когда на ферме не хватало рабочих рук, сам бригадир посылал за Нинкой, и она трудилась обычно после обеда, так как с утра была на занятиях. Педагогам такая самодеятельность пришлась не но душе, и они официально обратились к председателю колхоза с требованием прекратить экстренные вызовы на ферму ученицы, которая и так не блещет по успеваемости. Олейников отдал бригадиру животноводов строжайший приказ: сам дои, но обходись без младшей Верхозиной. И её больше не звали, и если приходила, то помогала только матери.