Серое утро, холодные руки Улица, здравствуй, привет. Добрые люди, добрыми будьте, Дайте бедняжке на хлеб. Эй, господа, госпожи, господарики, Не пожалейте рубля, Дайте сиротке на воду, сухарики, Песню спою вам я. Грустную песенку, просто мелодию, Тарам-пара-рам-пара, Слушает нищий, больной и юродивый, Я сочинила сама. Папа мой пьяница, спит у аптеки, Мама идет на панель, Плачут голодные, бедные дети, Вы пожалейте детей. Холодно, мерзнут тонкие пальчики, И за монетку сейчас, Нищие девочки, нищие мальчики, Песню спою для вас. Грустную песенку, просто мелодию, Тарам-пара-рам-пара, Песня для нищих, больных и юродивых, Я сочинила сама.

Я сидел и смотрел, как усталое солнце Купалось в моём недопитом вине, Что кончился день нерешённый, И что эта ночь приготовила мне. И вот я сижу на траве под своим окном И грею своё одиночество в рукаве, Начну, пожалуй, а то не успею потом — Когда опять до слёз захочу к тебе… Коктейль из лунного света и вина… Ныли под водку грустный мотив… Я знаю — где-то ты одна, Глотаешь свой лунный аперитив… Случайные люди обходят меня стороной, А я никуда не иду — всё равно не встать, И вроде бы мёртвый, но и чуть-чуть живой, И взял бы ещё, да некуда больше брать… А ночью такой одинаковый белый свет, И небо над ним раскинулось звёздным шатром, А я вот так вот, один не сидел столько лет — С луной в стакане и бесплатным дождём… Коктейль из лунного света и вина… Ныли под водку грустный мотив… Я знаю — где-то ты одна, Глотаешь свой лунный аперитив… А завтрашний день принесёт ещё больше забот, Проблемы свои я умею ещё решать, Я так свободен сейчас, и так одинок, И пьян абсолютно — таким я хотел стать… Когда пил… Коктейль из лунного света и вина… Ныли под водку грустный мотив… Я знаю — где-то ты одна, Глотаешь свой лунный аперитив…

Ты видишь меня только пьяным За барною стойкой в «Пурге» Не жаждешь ты видеть изъянов В моей захмелевшей душе Считаешь, что лих я и весел Так просто тебя рассмешить Скажи же, девочка, чем же Чем тебя угостить? Ты выпьешь морковного сока А я пивом запью бурбон, Ты мило мне улыбнёшься, А меня уже клонит в сон. Но вот наступает утро, Я спал, да как же я мог? Какой-то богатый сука С собою тебя уволок. Снег на улице, мокрый ветер, А мне бы глоточек воды, И на пару мгновений ступени Запомнят мои следы.

Я нашел тебя в консервной банке Ты была голодной и худой В качестве решающей приманки Я воспользовался бородой Я тебя не боюсь, ски-би-ди-би-ди-ба… Я тебя не боюсь… Я тебя не боюсь, ски-би-ди-би-ди-ба… Я тебя не боюсь… Прочь, прочь, прочь, прочь… Дура… Дура… Дура… Ски-би-ди-би-ди-ба… Дура… Ты меня покушала глазами Я от неожиданности сник Поливая нежными слезами Закопал тебя я как в тростник Я тебя не боюсь, ски-би-ду-би-ди-ба… Я тебя не боюсь… Я тебя не боюсь, ди-б-ди-ба… Я тебя не боюсь… Прочь, прочь, прочь, прочь, прочь… Ты дура… Дура… Дура… Дура…

Друзьям сказал — ушел в запой А сам весь вечер был с тобой И в общем пил, и в целом плотно И пьяным был смешным и потным А утро головною болью Мешало тошноту с любовью. Двести кубиков «Агдама» Это много или мало Чтоб в ноябрьском тумане Твоего тепла хватало Сухари и крошки пепла Это мало или много Как-то вышло все нелепо И сквозит тоска И сквозит тоска немного Холодный воздух лечит тело А душу вылечит вино И может даже в этом дело Что я и ты давно одно. Такое милое чувство Приближения тепла А может ты всё любишь Меня… Двести кубиков «Агдама» Это много или мало Чтоб в ноябрьском тумане Твоего тепла хватало Сухари и крошки пепла Это мало или много Как-то вышло все нелепо И сквозит тоска И сквозит тоска немного. Друзьям скажу — ушел в запой Чтоб всю неделю быть с тобой Чтоб пить, и в целом плотно Чтоб пьяным быть смешным и потным Чтоб утро головною болью Смешало тошноту с любовью Двести кубиков «Агдама» Это много или мало Чтоб в ноябрьском тумане Твоего тепла хватало Сухари и крошки пепла Это мало или много Как-то вышло все нелепо И сквозит тоска И сквозит тоска немного.

Конфетти и серпантин На снегу и в голове. Отгорели свечи зря, И шампанское на дне Мы разделим пополам. Ёлки выброшены в снег, Санта-Клаусы пьяны, Все закрыты на обед. «Мне дожить бы до весны», — Ты скажешь мне, а я отвечу: Давай-ка выпей вина, вина, вина. Ты же осталась одна, совсем одна. Но ты же знаешь, что я, что я Всё равно люблю тебя, и только тебя. Но ты же любишь карнавал, Ты же любишь громкий смех, А по ночам берёшь с собой, За него считая всех, Всех за него. А потом идёшь домой. Дома будет всё равно, Остаётся путь один — Сквозь открытое окно. И тут ты вспомнишь слова: Давай-ка выпей вина, вина, вина. Ведь ты осталась одна, совсем одна. Но ты же знаешь, что я, что я Всё равно люблю тебя, и только… Хотя…

Медленно-медленно я пройдусь по райончику То ли иду, то ли плыву — не пойму Плюну, вспомню тебя, закурю папиросу я Дуну пивка и тебя навещу. Лестницы тёмный подвал запахи грустные И в углу пыльным мешком кто-то лежит Стены исписаны сплошь буквы нерусские Вот по чему изучают английский язык. Дома нет никого, значит где-то бродишь ты Выйду во двор, подожду, посижу на бревне Солнце упало и все надежды поломаны Кроме одной, то, что ты возвратишься ко мне Я посижу дотемна, торопиться мне некуда Холодно стало и градус пора повышать Звёздочкой манит киоск, и я иду туда Там может наши дорожки сойдутся опять Сойдутся опять… Сойдутся опять…

Спят игрушки, книжки спят, Окурки во всех кружках и бутылках храпят, Выдохлось пиво, портвейн помутнел, И хлеб, оставшись на столе, уже зачерствел, И солнце уже встало, друзья разошлись, Приятная усталость, и мы снова одни, И то, что нам осталось, посмотри — Немного смерти, немного любви. Еды больше нету, и выпивки нет, Я пойду пожарю зачерствевший хлеб, Воды студеной из под крана вдоволь попью, И разбужу тебя, чтобы сказать, что люблю, Что солнце уже встало, гости разошлись, Приятная усталость, и мы снова одни, И то, что нам осталось, посмотри — Немного смерти, немного любви. Эх, тяжело, и надо идти, За огненной водой, тут как ни крути, Но фокус рюмочка, две, три, посмотри — Теперь нет смерти, есть много любви, Смотри: нет смерти, есть много любви!

В голове туман, на сердце ртуть, Дорога, ты ведешь меня сюда, Возможно, это карма или самообман, Но я снова в кафе «Последний путь». Я забываю, ты волнуешься где-то там, Ждешь меня, а может быть нет, Я вернусь, не плачь, только посижу чуть-чуть, Еще раз в кафе «Последний путь». И я сижу один, на столе портвейн, Я размешаю осадок гвоздем, С пьяным музыкантом что-то споем, Бурлит портвейн и мне уже не встать. Официантка-бабушка, бармен-синяк, Я вижу ты немного болен, сосед, Мы с тобой умрем, когда до дна допьем ртуть — Твой фирменный коктейль «Последний путь». Любовь, подойди, посиди со мной, Красивей девушки не видел нигде, Но ты исчезаешь, ты не со мной, Наверное, просто ты приснилась мне. Всю ночь сижу клюю носом за столом, Но настигает зимний жидкий рассвет, Я задыхаюсь, я с трудом ловлю воздух ртом, В мой последний путь другой дороги нет.

Иисус существует, Он где-то живет, Годы проходят, Его дело живет. Иисус не торчал, не курил и не пил, И даже по девушкам Он не ходил. Самый известный у людей персонаж, А я с трудом забираюсь на третий этаж. На Его месте должен был быть я. На Его месте должен был быть я. Напьешься будешь — утешают друзья. А что если я чудо, а что если я бог? Но ты утверждаешь, что я — неудачник и лох. Кабаки да бабы — то, что все любят — Вот ведь, что людей губит. Я играю на гитаре, пою рок-н-ролл, И даже во дворе играю в футбол, Но все равно Джисус круче меня, На Его месте должен был быть я!

…И без конца дорога, пыльная и чужая… Но где-то в глубине души я понимаю, что ничего ближе нее у меня никогда не было… И, вероятно, никогда уже не будет… И пусть мои новые брюки, купленные на последние сбережения в придорожном супермаркете, заляпаны грязью, А мои лучшие ботинки совсем прохудились, я точно знаю, что Главное в моей жизни еще не случилось, И поэтому убыстряю шаг и иду, — Иду туда, где меня еще не было, и где, может быть, это Главное и произойдет.

Как дома я давно не видел, Ходил бродил по белу свету, И где-то там любил и ненавидел, И с кем-то там делился сигаретой. Я позабыл, какой бывает дома осень, И как друзей встречают вечером на кухне, И про тебя я позабыл, хотя скучал и очень, Не помню, и от этого мне грустно. Не помню, и поэтому мне жалко Себя, хоть я свободный и счастливый, И в этот полдень, здесь чужой и жаркий, Мне плохо, а вокруг все так красиво! Друзья мне пишут часто и подробно, О том, что денег вечно не хватает, А я сижу вон тут такой свободный, И каждый день по сотне пропиваю. На улице играет музыкант, Какой-то незатейливый мотивчик, Послушаю и двину в ресторан, Пусть думает, что я такой счастливчик. А завтра я возьму билет домой, Последние долги отдам судьбе, Покину город мне такой чужой… И вдруг пойму, что дома я уже.

Дело было вечером, делать было нечего, А не пойти ли мне сыграть в бильярд? Взяв последний стольник, выбрав русский столик, Поначалу был я очень рад. А в уголке сидели местные каталы, Искоса смотрели на меня, Изрядно насосавшись, и смелости набравшись, С одним из них решил сразиться я. «Сейчас подразойдемся, и понедорогу сведемся, Рублей не больше, чем по 25», И как довольный пончик, наприпудрив кончик, Шагаю пирамиду разбивать. Дедулька дурку гонит, — на куш меня выводит, Киксует и косит под лоха, Все объясняя пьянкой, слил три «американки», Актер дедуля, в общем хоть куда. Но вот к ничье приходим, «Разойдемся и удвоим», — Партнер мой мрачно предлагает мне. «Ты не увлекайся, и не зарывайся» — Шепчет что-то внутреннее мне. Я не унываю, ставку поднимаю, Но сливаю партии подряд, Мандраж меня колотит, черт за нос меня водит, И в сотый раз я проклинаю бильярд. Русский бильярдик, это черный праздник, Фишки, снукер, пул и карамболь, Но все кончается похоже, каждый раз одно и тоже, Рассвет, долги и в крови алкоголь. Рассвет, долги и в крови алкоголь. Рассвет, долги и в крови алкоголь.

Всё хорошо, только не ты, Всё позабылось, — все наши мечты, Всё хорошо — только нет ничего, Чтобы хоть как-то вернуло его. Всё прошло, как с белых яблонь дым, И поезд несёт его в солнечный Крым, Белогорск, Севастополь, Судак и Джанкой, Но время вернёт его к тебе домой. Мир твой полон печали тревожных теней, Тебе нужно быть проще, веселей и смелей, Так что же ты плачешь, так же нельзя, Он не сможет без Купчина и без тебя. Ты любишь мечтать, помнишь все свои сны, Ты колдуешь ночами, как дитя сатаны, И он уедет из Ялты, сбежит из Сочей, Он не сможет без Питера, и белых ночей! Мир твой полон печали тревожных теней, Тебе нужно быть проще, веселей и смелей, Так что же ты плачешь, так же нельзя, Он не сможет без Купчина и без тебя.

Рассвет, каждый рассвет, скрип ворот прощального зала, Каждый день звон ключей, и свет ламп неземного начала… Тишина, никого, и когда людей соберет природа, — Будет тихо, и так каждый раз, каждый день, год от нового года. Ходил по пустым коридорам, и слушал свои шаги, Разговаривал сам с собою, — больше не с кем здесь говорить. Курил папиросы, вдыхая дым пополам с воздухом мертвых, затхлым, Курил и стряхивал пепел в гробы, сам самому понятный. А потом снова взгляды, кричащие болью, молящие, а еще испуганные, Приторный запах последних роз, и пластмассы — цветов искусственных, Никому не нужна святая вода, чище слезы! Болью святых радовать! И не было мучеников смиренней, и некому в глаза заглядывать. И вдруг, простыми такими словами, вспомнилась фраза из фильма одна: «Никогда не разговаривай с мертвецами, если не хочешь сойти с ума!» И стало понятно, — уже сошел. Стоял в стороне, улыбаясь. Этот странный дом, где ему хорошо, каждый день, каждый век умиралось…

Песчаные сопки покрыты тоской, Мальчик Муз Замбела как скелет худой, Даже корки от банана в доме нет, Перед смертью дедушка съел последний хлеб. Солнце накалило песок добела, Из пиначетовской фляги высохла вода, Безумный детский взгляд устремлен вникуда, Не поможет ничего, только… Муз Замбела огорчился, вернулся домой, Упал на землю бамбуком, накрылся простыней, Бредил в лихорадке, забыл, как его звать, Только песчаная буря продолжала напевать…

Я вернулся в город поздно вечером, На перроне — голуби вокзальные. Мне сегодня делать вовсе нечего, Вот, иду и просто отдыхаю я. Эта ночь — не ночь, а только сумерки, За деревьями — дома многоэтажные. По аллее я шагаю и не думаю, Ведь сегодня просто отдыхаю я. Ведь летом можно гулять круглосуточно, И завтра ты свободна практически, Посидим, кирнем на скамеечке… Давай сегодня оторвемся по-питерски! Может, позвонить друзьям… Да смысла в этом нет: Все они на дачах, да и поздний час. Я пойду пешком домой встречать рассвет, Может, завтра снова позвоню опять. Ведь летом можно гулять круглосуточно, И завтра ты свободна практически, Посидим, кирнем на скамеечке… Давай сегодня оторвемся по-питерски! Ты меня встречаешь — я не ждал тебя — Перед домом, сидя на скамеечке. Вероятно, даже где-то благодарен я, Вот, приехал, здравствуй, моя девочка… Ведь летом можно гулять круглосуточно, И завтра ты свободна практически, Посидим, кирнем на скамеечке… Давай сегодня оторвемся по-питерски!

Поливальные машины, Тяжелая бутылка пива, Надломанные сигареты, Мозжечковые расстройства… Случайные подруги в баре, Бессмысленные разговоры, Размазанные макияжи, Озадаченные лица… Разбросанные по асфальту Следы вчерашнего веселья… Опять убит один день жизни Надлежащего похмелья. Ключ не подходит к двери дома. Ты — моя любовь до гроба. Опять ты чем-то недовольна, Дерьмо попало в вентилятор… Но я не вернусь. Праведные обещания, Что так больше не случится, Подкрепленные слезами Девичьего мазохизма… Мысли утомляют тело, Разговоры путают. Деньги скажут свое дело — Дураки послушают… Но я не вернусь.

Поздний звонок в дверь. «Извини, это — я. Прости, что так поздно, но ты же знаешь меня… Родители дома, с ними нельзя? Они умрут со страха, если увидят меня? Я пьян, метро закрыто. Пойми, денег нет, Пусти заночевать, не на званный же обед… Мне не нужно ничего, уложи меня спать, Ты же видишь, я готов, мне уже не встать». Мятые штаны, порвался пиджак, Каблук отвалился, на лбу синяк. «Ладно, лягу там, у лифта, к черту всех будить. Тогда тащи одеяло и воды попить! Ты только не уходи, посиди со мной, Иногда мне тоже жаль, что я плохой такой. Но в этом мире есть минус, а в тебе есть плюс: Ты понимаешь, что такое в голове блюз! Я расскажу тебе все, ты сможешь понять…» Ты зеваешь, намекая, завтра рано вставать. «Иди, друг, иди, подремли часок» И больше тебя нет со мной. Щелкнул замок…

Я послала любовь — а она… не уходит. Я на грядку ее — а она… колосится. Испеку из нее какой-нибудь… пудинг! Накормлю всех друзей — пусть будет ей хуже! В небе звезды зажгут — полюбуюсь луною. Все пургой занесет — как бы не простудиться… Опрокину на грудь, на женское сердце. Не уходит любовь, что же это такое?! Все, что было — прошло, и не больно хотелось… Что писала тебе — разорву и забуду. Утром смою все то, в чем испачкалась ночью, Но не смоет вода боль из глупого сердца!

Я сижу во дворе своего дома На скамейке под ольхой. Все так здесь знакомо… Шляпа сползла на глаза, я дремлю, Черт возьми меня, как я все это люблю. Детишки веселятся, бабушки ворчат… По-моему, одному мне здесь дорога в ад. Третий день мне уже не дойти до порога, Наверно, в твоем сердце уже шевелится тревога. Голова трещит, в судороге нога, Я докурил здесь все окурки, что раскидал вчера. Бродячая собака обнюхала меня, Наверное, решила: «Он такой же, как и я». Из подъезда выползает Василич-инвалид, Его жена-посудомойка после смены спит. Червонец, четвертак, полтинник — время не ждет, И вот за «килограммом» старый дядя Саня идет. Так я катился вниз, Так я падал, Так я катился вниз, Спотыкался, плакал… Столик во дворе, карты, домино — И ты уже не поднимаешь взгляд на свое окно. Распрощавшись навсегда со своим пиджаком, Ты кричишь «кукареку» петухом под столом. Так я катился вниз, Так я падал, Так я катился вниз, Спотыкался, плакал…

140 по Садовому, я слушал Depeche Mode И даже прозевал нужный поворот. И тут меня нагнала «копейка» Жигули, Я посмотрел налево — за рулем сидела ты! Права остались дома, под фляжкою пустой, Ты впереди на сотню метров, куда же ты, постой! Нетрезвою ногою я давлю на газ… Уж сзади вой сирен — такой вот алкоджаз Ты, видно, решила поиграть со мной? Я в погоне за мечтою, за мной гонится вой. В кармане негусто — 32 рубля. Придется отрываться, и все из-за тебя! Вокруг уже мелькают чужие города, Но я тебя поймаю, и ты мне скажешь «да». Пробитый глушитель, в баке — ниже нуля. По ходу, я попал, и все из-за тебя! Машину — на запчасти по смешной цене, И я в ближайшем баре купаюсь в вине. И снова в кармане 32 рубля, Не хватит даже на такси, и все из-за тебя!

Вот и кончились зимние вьюги, Зазвенели капели, Запах земли и привкус талой любви. Я прочитала все твои письма, Которых ты даже не помнишь, В мутные серые слепые дни… Скажи мне, Где спит твое сердце Этой весенней ночью И когда оно вернется Домой? Может быть, все это глупо, По-детски и несерьезно, Но я хотела быть только С тобой. До сих пор ношу то колечко, И наше фото в дряхлом кошельке. И в церкви ставлю свечку — Тебе. Плакать, терпеть и молиться Или напиться в хлам и забыться? Да плевала я тысячу раз На тебя! Только скажи мне, Где спит твое сердце Этой весенней ночью И когда оно вернется Домой? Может быть, все это глупо, По-детски и несерьезно, Но я хотела быть только С тобой. Что будет этим утром, Холодным и светлым, Пьяным и одиноким, С тобой? Скажи мне, С кем спит твое сердце Этой весенней ночью, Когда же оно вернется, Домой…

Это случилось в центре, на улице Роз. Осенней темной ночью я был полон слез, Я бродил по тротуарам, пугаясь собственной тени, И я курил, как дизель, и дрожали колени… Мои шаги были реквиемом, мой голос воем, Я знал, что так все и будет, но не знал, что так скоро. И я совсем не хотел возвращаться домой, И напоил двух проституток с Малой Морской… Когда я увидел лицо одной из них в отражении зеркала гардероба, Эти глаза белые, зрачки-точки… В голосе — тревога… Мне показалось, то ли померещилось — черт, ничего не понимаю — Она сказала: «Я тоже не знаю, откуда тебя знаю…» Мы долго сидели в баре, «красотки» пили джин, На нас уже косился непонятный господин. Так, болтали ни о чем, да и не болтали особенно, но все же, И, невзначай, узнал от них я случай один (о, Боже…) Была у них подруга по имени Кристель. Какой-то странный миллионер поселил ее в отель. Кувыркаясь в лимузине и утопая в кокаине, К утру сменила стоптанные туфли на Baldinini. Она умирала от любви, просто дохла от счастья, А в золотистых облаках таилось ненастье. «Это мой принц!» — кричала она, — «Тот единственный, которого я столько ждала!» Ее обнаружили мертвой в одном из номеров, Лежащей в луже крови в колыбели из ковров. И на надгробье глаза ее и век не устанут кричать: «Не верь мужикам, все равно обманут!»

В этом городе белых ночей и ветров, Непризнанных гениев, шлюх и воров, Где Надежда, Любовь, хоть и все это зря, Найдется местечко в баре и для тебя. В воскресенье — четверг… в понедельник — среда, И домой возвращаешься в девять утра, Полупьяный местами, в остальном — пьяный в хлам, Ты порой Johnnie Walker, а порою — «Агдам». Почему переулки не ведут никуда, И соль на ботинках, и с соляркой вода, Перекопаны улицы… Так же было всегда. И отчего плачет небо, не поймешь никогда. Когда в жилах играет весенняя кровь, Ты хочешь подняться, но падаешь вновь. И все меньше друзей, но все больше столбов, Где куда б ты ни ехал, возвращаешься вновь. Эй, приятель, плесни, твой бар не станет бедней! Да, стопочкой меньше, но гораздо теплей. Ты же помнишь, что трус не играет в хоккей, Наливай до краев и не думай о ней. Помнишь? Та, что играла с парнями в буру, Вышла замуж за дворника и упала в Неву, А ту, с глазами, что опухли от грёз, На запрошлой неделе совратил Дед Мороз. Андрюха женился, Серега в тюрьме, Вовка в больнице, Колян на войне. И так было всегда, только жалко чуть-чуть — Тех, кто ушел, невозможно вернуть. Эй, приятель, плесни, твой бар не станет бедней! Да, стопочкой меньше, но гораздо теплей. Ты ответь мне, скажи! Так, а что же делать нам?! Да, конечно, я помню, с получки отдам.

«Спокойной ночи» — мне пели звезды, Когда я выпал из твоих дверей. Я сяду в баре и выпью рюмочку За упокой души твоей… Я сяду в баре и выпью рюмочку За упокой души твоей. Машины смыли с бульваров утро, В кармане горсть твоих колец… Я выпью с дворником и расскажу ему Про путь на кладбище девичьих сердец. Я выпью с дворником и расскажу ему Про путь на кладбище девичьих сердец. Январским вечером ходил смотрел, На то, как весело твой дом горел, Потом с пожарными кутил всю ночь, За то, что не смогли тебе помочь. Курил с пожарными и, наконец, Исчез на кладбище девичьих сердец.

«Не родись богатым, — говорил отец, — Кому-то ананасы, кому-то холодец». «Не родись красивым, — говорила мать, — Жизнь несправедлива, надо ж понимать». Но счастье есть, Счастье есть, Счастье есть, я верю, Надо просто ждать. Почему я вою волком на луну? Мало витаминов, я иду ко дну. Да, я знаю точно, счастье нужно просто ждать. Главное — не спиться и не заторчать. Ведь счастье есть, Счастье есть, Счастье есть, я верю, Надо просто ждать. И если в жизни этой всё, как в кошмарном сне, То в следующей, наверно, жизни уж повезет тебе. Сегодня обокрали, завтра изобьют, Знаю, так бывает, а все вокруг поют, Что счастье есть, Счастье есть. Счастье есть, я верю, Надо просто ждать. И вот счастье постучало раз ко мне в окно, А я валялся в хлам усталый, и не смог впустить его… Теперь мчит тебе на встречу, смотри не прозевай! А чтоб не обознаться, все время повторяй: Счастье есть…

Вот пепел, который мы сделали вместе, Вот запах с печальным названьем «Вчера», Пустая рюмка на фортепьяно И где-то в области сердца дыра. Что мне осталось… Немного печали, Ночи, которые нужно забыть, Деньги, которые можно потратить, И время, которое нужно убить. А ей билет на скорый поезд, Солнце, воздух и цветы. А тебе битвы с алкоголем И дурацкие мечты… Катастрофа личных жизней, Роза в мусорном ведре, Льда кусок в стакане рома, Сигарета в тишине… Желтые листья прилипли к асфальту, Бреду я, лужи не обходя, Ноги в ботинках чавкают вальку, Я вспоминаю тебя. Серое небо, ты так часто рыдаешь, Ведь солнце с другой стороны у тебя. Солнце с одной, с другой у тебя я, Значит, ты все-таки любишь меня. Ей билет на скорый поезд, Солнце, воздух и цветы. — Тебе битвы с алкоголем И дурацкие мечты… Катастрофа личных жизней, Роза в мусорном ведре, Льда кусок в стакане рома, Сигарета в тишине… Очки конденсируют капли тумана, И сердце набито тоской, Я буду спокоен, как рубль в кармане, Довольствуясь пустотой. Что мне осталось… Немного печали, Ночи, которые нужно забыть, Деньги, которые можно потратить, И время, которое нужно убить. Ей билет на скорый поезд, Солнце, воздух и цветы. А тебе битвы с алкоголем И дурацкие мечты… Катастрофа личных жизней, Роза в мусорном ведре, Льда кусок в стакане рома, Сигарета в тишине…

В деревне собаки задрали мальчонку — Тяжелые были тогда времена. В центральной котельной сорвало заслонку И спирт из манометров вытек до дна. Балтийские сосны шумели тревожно, И слышалось: выпью, а может, убью. И взвизгнул последний трамвай осторожный, И вздрогнул шофер, наклонившись к рулю. Ни шагу из дома, не делай ошибку! Вернешься под утро, забудешь, как звать. Танцуй в одиночку, листай себе книжку, На вой в дымоходе не смей отвечать! Шуршат по асфальту полночные шины, Луны кокаиновой меркнет зрачок, И принц сумасшедший в слепом лимузине На небо хрустальный увез башмачок. Глина, сквозняк… зачем это надо? Ночь для другого совсем создана! И тот, кто мудр, так же, как Прапхупада, Скажет, что правда здесь только одна: Ни шагу из дома, не делай ошибку! Вернешься под утро, забудешь, как звать. Танцуй в одиночку, листай себе порно, На вой в дымоходе не смей отвечать! Главное самое — не оступиться, Высидеть дома еще ночку одну, Самое главное — не суицидься, Трубку не брать и не смотреть на луну. А «принцессы» заждались на тротуарах, И кости уж воют, наружу хотят, И сам дьявол под дверь уже карты пихает, Но главное — вспомнить дорогу назад… Ни шагу из дома, не делай ошибку! Вернешься под утро, забудешь, как звать. Смотри себе порно, листай себе книжку, На вой в дымоходе не смей отвечать!

Ночь, мороз и снег звенит. До утра приют закрыт. Клей раскрасит эту ночь. Мороз, иди прочь! К нищим детям она мчит, Обогреет, приютит. Манекенов ритм немой, Шелест листьев за спиной. Загадай желанье и закрой глаза, До рассвета. До утра осталось три часа И конфета. Где-то мчит по улицам она, Королева — Снежная Нежная. Птица в темноте поет, Мама издали зовет, Королева в двух шагах. Друг не врал — дыши в рукав! Загадай желанье и закрой глаза До рассвета. До утра осталось три часа И конфета. Где-то мчит по улицам она, Королева — Снежная Нежная.

Вкус «Беломора», тяжесть рассвета, Жизнь на краю сладка. Сжатые зубы помнят об этом, Темная помнит река. Тебя, брат, месяц как нету, Но кровь, до сих пор на асфальте — Почернела, смешалась с грязью, Будет смыта июньским ливнем. Передай, Передай привет! Передай привет Богу, Если увидишь… Я везде постоянно встречаю Наших общих и твоих бывших. Но не смотрю я в глаза им, Словно есть между нами лишний. Бывших подружек повсюду лица, Но не поднять глаза. Как тебе там под землею лежится?.. Господи, где же гроза! От нашего детства остались крохи: Раздолбанная гитара. И твой грубый и тонкий профиль В красном сумраке бара. Но я знаю точно: теперь ты увидишь, Того, в кого никогда не верил толком. Я прошу только: покайся немного — За себя, за меня. И будь тебе земля пухом. Передай, Передай привет! Передай привет Богу, Если увидишь…

О том, что мать его пьет, знал весь город, Что превратила квартиру в притон. А ему она лишь все обещала, Каялась ночью, плакала днём. А по ночам приходил новый папа, А по праздникам даже по два. И растворялась вся ее зарплата, И с неделю потом держалась она. Но вот снова явились под утро Мать и новый ее «господин». «Убирайся! — кричал он мальчишке, — Будем делать здесь, что захотим!» Пацан схватил и потащил к двери его. «Как ты смеешь отца выгонять?!» — Мать кричала. И тут от обиды Стал от горя сын рассудок терять. Только голос, по-отечески добрый, Так приятно и нежно шептал: «Ведь даже Бог никогда не смеется, А дьявол отродясь не рыдал». Невиновен! Но того, кто на ухо шепчет, Не свалят ни нож, ни ствол, И если лекарство — хуже болезни, Значит, нужен крепкий осиновый кол. На все вопросы подробно ответил И лишь под конец у суда он спросил: «А как Вы на моем поступили бы месте, Если жить так больше уж не было сил?» А голос, по-отечески добрый, Так приятно и нежно шептал: «Ведь даже Бог никогда не смеется, А дьявол отродясь не рыдал». Невиновен! Судья не смог посмотреть в глаза ему, Ведь сам у нее не раз он бывал. Помолчал, а потом раздраженно ответил: «Каждый место себе выбирает сам…» Невиновен!

Пустые карманы, Промокшие кости, Гнилые ботинки, Луна и вороны, Ночные вокзалы, Опасные зоны, Забытые песни Пропитаны лестью… Как мы носились по лужам, поившим водой, Хохотали до крови, обнимались с землей. И твои губы шептали, что это теперь навсегда, И не вспомнить дорогу домой никогда. Морозное утро, Сырые окурки, Живые скелеты, Боязнь не догнаться. Никто не узнает, Никто не заметит, Последний день лета Дрожащий рассветом. Мы танцевали у магазина, катались в пыли, Падали и просыпались, обнимались и шли. И твои губы шептали, что это теперь навсегда, И не вспомнить дорогу домой никогда. Голод и жажда, Озноб и веселье, Орел или решка, Чужое похмелье. Мы целовались у магазина, катались в пыли, Падали и просыпались, обнимались и шли. И чьи-то губы шептали, что это уже навсегда, Ты не вспомнишь дорогу назад никогда…

Я не стеклянный, Не деревянный, Я не графитовый, И не победитовый, Не позолоченный, Ржавый и сточенный. Я не титановый, Не марципановый, Не пластилиновый, И не поролоновый, Резано-колотый, Черствый и стоптанный. Я — эбонитовый. Ты туманно-сладкая, Призрачно-мягкая, Придумано-яркая, И в лихорадке я. В щепки разбитого, Хочешь спасти меня? Ты — ненормальная. Беженец ада — для тебя то, что надо, Мы — сумасшедшие!

Ляг на землю, отоспись, И домой не торопись. Завтра будет день иной, И все станет ерундой. Обо мне ты не грусти, Кто-то должен был уйти. Рельсы, шпалы, провода. Но во снах мы навсегда. А проснутся петухи, Отряхнувшись от тоски, Ты иди, куда глаза глядят, В жизни нет пути назад. Мамы номер набери Да всю правду расскажи. Или Богу помолись. А на меня ты не сердись… Все затрётся, все пройдет, День за днем, за годом год. Только преданность твоя Не вернется никогда. А в один прекрасный день Я вернусь к тебе, как тень, Теплым ветром иль дождем, Папироской перед сном…

Вот бетон перрона, Вот стены Кремля, Вот пикет ОМОНа, Здравствуй, Москва, Вот и я! Куда не ступи — сияют деньги. Здесь родина всех великих идей! Здесь каждый второй становится первым, Ведь здесь так много хороших людей. Прощайте, мать, прощай, сестра, Прощай, былая жизнь моя. В прозрачном платье ты — судьба моя! Прощайте, старые долги. И ты меня в себе прими, Я — твой герой, Встречай меня, Москва! Бомжи у метро, музыкант у аптеки, Но этот удел не для меня, Я здесь и я съел счастливый билетик, И ты будешь моей, Москва! И если выбран верный путь, То назовут когда-нибудь Проспекты именем Моим! Кто знает, может, час пробьет, И мой профиль на рубле сверкнет. Я — твой герой, Встречай меня, Москва! Я — твой герой, Встречай меня, Москва!

Храпит район, из сказки сделав быль. Пустых бутылок свалка на балконе. И первый черно-белый порнофильм На самом первом видеомагнитофоне. Барыге снится мрачный суицид. В болоте топком тонет райский остров. За стенкой гений-музыкант в бреду кричит И видит сны, как у Иеронима Босха. Купчино — ты край земли, Купчино — кругом огни, Купчино — столица мира. Посмотри, как здесь красиво! И, как лунатик, покидая дом, Она идет во сне над бездной по карнизу, Как ангел без бровей, как Мона Лиза, В пивной — от входа справа за столом. Она мечта, она судьба, но не моя, И ждет всю жизнь кого-нибудь другого, Хотя она во всей округе нарасхват, А мой удел — шататься до восхода. Купчино — ты край земли, Купчино — кругом огни, Купчино — столица мира. Посмотри, как здесь красиво!

Ты — бездомное море, Я — ветер и облака. Я — щепотка горя В бочке добра. Ты — вольное синее небо, Я с тобой становлюсь глупцом. Короля ты делаешь нищим, А нищего — королем. Червь прощает плугу, Зеркалу — глаза. Но память ходит по кругу… А ты сможешь простить меня? Мне хочется, чтобы ты знала: Я останусь таким иногда. И ты знаешь, горбатого правит Лишь могила, и то не всегда. Мы никогда не поймем друг друга, Мы никогда не найдем друг друга, Давай просто простим друг друга За завтра и вчера. Давай простим друг друга, Давай простим друг друга, Давай простим друг друга За завтра и вчера. То, к чему пришел я сегодня, — есть то, От чего я вчера убежал. И надоели за счастьем погони, И видно снова я проиграл. Выпьем черного ямайского рома И лучше останемся дома. Может, к черту эту работу? Давай не пойдем никуда. Может, Станет Немного светлей…

Недели кошмаров Беспрестанных. Я устал от баров И девушек пьяных. Хоть сам и не лучше, Ни рыба, ни мясо, Но я верю, завтра Станет чуть лучше. Недели кошмаров… Как вспомню, так вздрогну. Весь в татуировках И тощий, как вобла. Я заблудился В стенах сомнений, Опять обознался: То был шепот весенний. Если в сердце боль и сомнения, И не найти в вине утешения, Доктор скажет, что то, без сомнения, Лишь весенние обострения. Недели кошмаров, Ночами не спится. Знаешь, мне так надоело, Когда рассудок двоится. Как рыба на суше, Я не могу, когда душно… Но утром открою все окна — И станет чуть лучше. Не спится, Не спится, Не спиться, Не спится!

А рассказать друзьям, ведь засмеют же тут же… А если не засмеют, то это ещё хуже. Сидел себе дома, и тут как будто бы голос внутри: «Оденься и выйди», — говорит. Ну, я накинул куртку, спустился во двор, Передо мной новостройка, машины, забор. И слышу снова голос, он говорит: «Перелезь». И вот стою теперь здесь, а голос исчез. А как бы здорово было, если б в самом деле В мою бы голову голос такой бы был поселен, Но не играл бы мной, а вел бы, словно за руку, И я шагал бы, как малыш с отцом по луна-парку. Вот это тема была бы, я знал бы все наперед! Все говорили бы: «Миша, тебе по жизни везет!» И все бы было б иначе тогда бы наверняка… Прошу, прости меня, Господи, дурака. Чей голос ведет меня сквозь будни? Он запутал путь мне, Он шалит со скуки, Он мой давний спутник… Голос ведет меня сквозь будни, Он запутал путь мне, Он шалит со скуки, Он мой давний спутник… Я смотрел дома в окно, через которое Про полрайона кино можно снять за шторой. Тревогу переборол, взял ключи, Запер дверь и побрёл из-за таких причин: И я услышал голос свыше. Как в фильме ужасов, я послушался и вышел Навстречу к незнакомке мне обещанной, Мимо бензоколонки, через газон поспешно. Вьются её волосы, силуэт безупречен, Я благодарен голосу за эту встречу. Ночь, луна в окнах новостройки. И вместе мы идём прочь шагом широким. Задумчиво слушаю лай собак… Откуда тут счастливый случай? Что-то не так. Нет незнакомки, слышу голос Брехуна: «Здесь ты только, лай этот и луна». Чей голос ведет меня сквозь будни? Он запутал путь мне, Он шалит со скуки, Он мой давний спутник… Голос ведет меня сквозь будни, Он запутал путь мне, Он шалит со скуки, Он мой давний спутник…

Как медузы после шторма, В предрассветном хлороформе Мы движемся на ощупь, спать хочется до тошноты… «Жизнь печальна, а сон так сладок… Стоит ли играть с мозгами набок?» Но я прошу тебя: Верь мне, верь мне, верь мне! Мы — партизаны На болотах любви, Горлопаны Бестолковой весны, И когда-нибудь опять Все мы превратимся в прах. Так не ной, что так хочется спать. И поверь — есть правда в ногах. И если же в жизни не выспимся мы — Ничего, отоспимся в гробах. Кромка ночи, все непрочно, Ты надолго — это точно. И мы еще станцуем На клумбах наших могил. Нас коротило, целовало… Два сердца на стекле в трамвае ржавом… И каждый миг — последний. Верь мне, верь мне, верь мне! Мы — партизаны На болотах любви, Горлопаны Бестолковой весны, И когда-нибудь опять Все мы превратимся в прах. Так не ной, что так хочется спать И поверь — есть правда в ногах. И если же в жизни не выспимся мы — Ничего, отоспимся в гробах.

Туманная погода, утренний дубак, А здесь полно народу — feiertag. Бритва и кассеты, трофейный портсигар, Фуражка и электросамовар, Сервиз и ржавый спиннинг, бюстик Ильича, Котелок и гимнастерка с солдатского плеча, Китайский битый термос, погоны и очки, Дрель, значки и вилки, я сама вяжу носки. «Медали по десятке! Ордена за четвертак! Сегодня все равно темнеет рано так…» «Купи, сынок, на счастье! Или возьми «за так»… Может, пригодится такой пустяк…» А она идет, качаясь… Она так молода… «Пирожки, горячий кофе, чай, вода!» В ватнике принцесса, теплая щека, Ноябрьский подснежник, золушка…

Я, наверно, слишком долго ждал… Что-то главное проспал опять. Я не помню, как пришел домой утром — Слишком много думал о тебе… Где ты, с кем… Любовь моя. Серое во мне везде Где ты, с кем… Все из-за простылой осени — Твой солдат покрылся плесенью, Почерствел и капельку уменьшился. Жизнь когда-нибудь наладится… Где-нибудь… Как-нибудь… А пока — некуда. Все плохое позабудется… Где-нибудь… Как-нибудь… А пока — некуда.

Мария, хватай детей, вода все выше — Мутный поток пришел за своим. Дом слишком стар, в этот раз ему не выжить, И оставаться больше нет ни смысла, ни сил. Ну и утро… Долина вся под водою, Могилу отца смыло на наших глазах. Вещи помнят все, но не взять их с собою. Все наше прошлое скоро покатится в ад… Сколько же раз Начинать всё сначала? «К дьяволу все» — Вот мой ответ. Все святое вмиг Рухлядью стало, Тех чувств, что были, Больше нет. Мария, хватай детей, вода все выше — Мутный поток отнимает мой дом. Дороге конец… Может, там можно выжить, Если забыть о всем том, что ушло на дно. Небу плевать на желания птицы, Кричи — не кричи. Если не ОН, то кто? Что я теряю — в словах не опишешь. Я никогда еще не был так одинок… Сколько же раз Начинать всё сначала? «К дьяволу все» — Вот мой ответ. Все святое вмиг Рухлядью стало, Тех чувств, что были, Больше нет. Мария, хватай детей, вода все выше — Мутный поток изменил все кругом… Мутный поток изменил все кругом… Боже, грязная жижа разрушает мой дом!

Она так дико двигает тазом, Требует драйва, она хочет джаза, Ей не нужно слов, не надо рассказов — Она хочет всё, здесь же и сразу… Хитрый прищур зеленого глаза, Она прячет виски в бачке унитаза. Скачущий психиатрический пазл Ацетальдегид дегидрогеназа… Я сошел с рельс. Я пуст до отказа. Опять попадаю в противофазу. «Это не катит, это отмаза!» Она хочет всё, здесь же и сразу… Все здесь и сразу…

Тот, кто придумал мир, Позабыл, Что где-то есть я, и нет тебя, Где-то у края. Значит мне пора В никуда. Время к пяти — время идти, В сумерках тая. Я возьму с собой Только то, Что не отнять и не продать — Горсть воспоминаний. Заигрались мы в шлюх и пьяниц, Примет ли нас, простит ли нас Блудную стаю? Пес скребется дверь — Умный зверь Где-то бродил шесть долгих зим, Как тебя не стало. Верю, что где-то там Будет дом нам С запахом щей, тех детских дней И горбушкой хлеба. Снилось, будто ты позвала… Путь недалек, но есть огонек Где-то у края… Ну, а если вдруг ничего Нет там вокруг? Черный паук и ночь слепая… Предрассветный туман устилает Полем кровать, смысла нет спать Уже светает…

Налейте собаке рюмку вина — Пускай вам расскажет, с кем прожила она, Пускай скажет вам, как его любила, Пускай вам покажет, где его могила. Налейте котейке водки стакан — Пускай вам расскажет свой жизненный план, Пускай вам расскажет, с кем дрался он в детстве, Пускай вспомнит ту, что жила по соседству. Налейте барбосу фужер коньяку — Пускай вам покажет, с кем служил он в полку, Пускай скажет вам, как работать хотел, Пускай скажет вам, отчего поседел. Налейте сломанной кукле коктейль — Пускай вам расскажет, чем дышит бордель, Пускай скажет вам, зачем красят губы, Пускай вам покажет, кто кого любит. Налейте артисту утренних зорь — Не каждый Киркоров, не каждый Кобзон; Пускай вам расскажет, к чему он стремился, Пускай вам расскажет, зачем он… Налейте старухе рюмку вина… Налейте бродяге водки стакан… Налейте банкиру фужер коньяку… Налейте красавице модный коктейль… Ну а артисту утренних зорь… Налейте…

По тропинке вниз скакала отрубленная голова И напевала очень грустную песенку. Где-то в лесу с ней воем перекликалась сова. И раскрашивалась красной лентой к плахе лесенка. Вздремнул топор после вечерней работы, Уткнувшись носом в окровавленный пень. Палач разложил ужин: чёрный хлеб и шпроты. Жевал и смотрел, как распускалась сирень. На ощупь поплёлся безголовый бедняк Искать на кладбище свободное место. Его не пугал ни уличный кромешный мрак, Ни запах пекарни сдобного теста. Сейчас он всех был несчастнее на свете, Хотя ничего ценного не было в той голове. В неприкрытую шею задувал свежий ветер… Спотыкаясь, он брёл по зелёной свежей траве. «Кому так насолил? — обратился к нему прохожий, — Проигрался в кости, а потом горько пил? И у меня, поверь, был случай схожий…» Прищурился и облако табачного дыма пустил. «У меня лучший товар и широкий выбор, Давай не стесняйся, выбирай поскорей, И сразу отметим — есть яблочный сидр. Ну, выбирай же! И жизнь пойдёт веселей» Безголовый стал примерять все подряд, Выбирая цвет глаз, улыбки и белые зубы, Дошёл до последней — и стал возвращаться назад. А в тёмном углу двигались в заклинании хозяина губы. «Ну, что? Выбрал? Теперь надо платить!» И вздрогнул от слов новой головы обладатель. «Да, ладно. Забудь всё, отныне будешь мне служить, С этой минуты я — твой Бог, властелин и спасатель!» Бедняга попятился, не веря своим новым глазам — Дьявол в огненной маске пред ним возвышался. Надеялся, что пришёл конец его страданиям, слезам, Но так, как сейчас он ещё не ошибался… Ужас сковал его жалкое тело, Упал на колени и голову попытался сорвать, Но она так сильно к нему прикипела… И ему пришлось слугой дьявола стать. Его душа черствела и лишалась волнений, И он стал подыскивать себе палача, Искал на улицах и в газетах, среди объявлений. Отчаявшись, решил прибегнуть к услугам врача. Надев маску и плащ с капюшоном, Весь день он скользил в тенях старых домов, Чувствовал себя одновременно шпиком, и шпионом, И непослушным ребёнком, без спроса покинувшим родительский кров. «Три раза стучать», — табличка гласит на двери, И сам доктор Ф. её отворил. Гость стал умолять, чтоб ему тот поверил, Рассказав перед этим, что он натворил. «Шутки с дьяволом всегда боком выходят? — Глядя в окно, врач отвечал? — Таких, как ты, ко мне много приходят, Но очень немногим я помогал. Вопрос не в деньгах, не в страхе, не в совести, — Оставаясь неподвижным, врач продолжал, — Мне так же не нужно ни славы, ни почести… «Не навредить» — когда-то я клятву давал». «Пришёл к тебе я за помощью. Хотя и звучит всё это, как бред, Прошу: отрежь эту проклятую голову. Не нанесёшь ты этим мне вред». Доктор зажмурился, взяв прозекторский нож, Перекрестился и сделал пациенту знак: «Надеюсь, всё это не дьявола ложь, И моя душа за тобой не провалится в ад». Голова отскочила, брызнув пеной из рта, На простынь хлестала алая кровь. Безголовый поднялся и, как тогда, На ощупь на кладбище поплёлся вновь. Он хотел всего лишь себя закопать, Чтобы покоилась его душа с миром, Или переродиться и хотя бы кошкой стать, Или даже дырявым швейцарским сыром. Так и закончился бы этот рассказ, Если бы не принципиальность одной особы. Решил попробовать он ещё раз, Душой безголового овладеть чтобы. И вдруг оступился бедняк и в колодец открытый Провалился и падал до самого дна, А там, в плаще из заблудших душ сшитом, На огненном троне восседал сатана. «Вижу, отказался от моего подарка… Но у безголовых нет глаз и мозгов, И все старания твои вышли насмарку. Глупо попался — вот побега твоего печальный итог. Как ни пытайся, тебе не сбежать. Нет места, куда от меня можно скрыться. Ты не можешь мне даже соврать! Так что придётся тебе просто смириться. Запомни, ты теперь — слуга ада, Но на земле будешь срок отбывать. Наделю-ка тебя обликом мерзкого гада, И в этой роли станешь мне помогать». Безголовый прижался к холодной стене, Почувствовав во всём теле слабость, Хотелось заплакать, но слёзы остались в той голове, И, как всегда, не хватило самую малость. Сейчас наслаждался бы свежестью сырой земли И к майскому солнцу прорастал бы цветами, И пусть навеки остаться без головы, Но не заниматься бы подлыми дьявольскими делами… Но вышло как раз всё по-другому: Безголовый принял внешность мерзкого гада, Получил задание: сживать со света любого, Кто противится воле всесильного ада. Свободное время проводил в мрачных подвалах, Вспоминая прошлое, каким оно было: Азартные игры и пьянки в дешёвых барах, И как потом за это его жена стыдила. От страшной болезни она умирала в муках, А он, вдрызг напившись, до дома не мог доползти. Она сокрушалась о нерождённых детях и внуках, И умоляла небо самой наказание за всё понести. Она ведь так сильно его любила, И готова была вечно за него страдать, А он не понимал… И небо ему отомстило, Решив самый страшный на свете урок преподать. Он столетиями в мыслях себя изводил, Сгнивал в уродских гримасах на дне подземелья И, как бы сильно он не просил, Так и не получил за свои грехи прощения…

За окном ее, заколоченным, Дождь идет с утра и небо клочьями. Птицы улетают многоточием В дальние города… Голову склонила моя Золушка: «Может быть, уехать прочь из города? Грязь вокруг на все четыре стороны, Вороны да тоска… Всяко, может, лучше будет где-то там, А вещи пусть достанутся друзьям-врагам… Как вороны, всё растащат по своим птенцам — Стыд и хлам, пыль и срам… Может, кто и хватится из продавцов, Кто из инвалидов и сердечных вдов. Утром в понедельник уж не найдешь концов — Ни друзей, ни следов… Кто же к жизни светлой пробудит меня? Холодом осенним отрезвит меня? Просто за собою позовет меня? Иль одной быть мне навсегда…»

На детской площадке Бухал отставник, Гулял без оглядки Один за троих. Консервная банка Да рыбки скелет. Веселый поселок, А радости нет. Люди — балбесы, Все ерунда. Ты будешь принцессой Моей навсегда. Не хочешь — не надо, Я знаю ответ: Веселый поселок, А радости нет. К чертям боль и старость, Не надо речей — Самую малость Веселья налей! За каждым окошком Таится ответ: Веселый поселок, А радости нет. Станцуем на небе, А нет — под землей. Пускай не под солнцем, Хотя б под луной. Кто же сожрал Мой счастливый билет? Веселый поселок, А радости нет.

Я — трава, я сырой земле родная. Вашу скорбь я не успокою, Но пока ваши мертвые смотрят в рай, Я сделаю все остальное. Соберите убитых, предайте земле. Клятва мести и все такое… А теперь идите, оставьте их мне. Я сделаю все остальное. Стащите их в кучи, у них нет имен, Чтоб память о них истлела. Не бойтесь, ребята, я скрою все, Я сделаю свое дело. Стали дети солнца — детьми луны, Неужели это со мною… Я запомню их странные дикие сны, Шевелюры могил весною. Даже если бросят случайный взгляд: «Где мы, что за место такое?» Никто не ответит. Это я Сделала все остальное.

Гаснет небо и поздно плакать, Скамейка в холодной росе. Плевать на осеннюю слякоть, Мы с тобой не такие, как все. И неважно, что жизнь обманет. Все что твое — с тобой, А солнце, как прежде, встанет. Надейся, покуда живой. Нас штормило по темным аллеям, Кружило под пьяной луной, Хохотали над собственной тенью И прощались с последней звездой. И плевать, что любовь обманет, Фляга твоя с тобой, А солнце, как прежде, встанет. Вонзай, покуда живой. Доплыть до черты — и вернуться, Когда сведут мосты. Но однажды настанет утро, Когда не вернешься ты. И когда-нибудь друг обманет… Пёс твой еще с тобой, А солнце, как прежде, встанет. Мечтай, покуда живой. И неважно, что память канет. Твой Бог все еще с тобой. А солнце, как прежде, встанет, И солдат возвратится домой.