В четверг вечером Павлова завалилась в квартиру где-то около восьми. Скинула новые туфли от Chanel и отправилась в ванную отклеивать пластырь. Леха сидел на кухне за ноутбуком, работая, по-видимому, над очередной порцией фотографий. Аня крикнула ему из ванной:

– Крутов, ты ужинал?

– Да, милая! – ответил он, не поднимая головы.

– Макароны с мясом?

– Не… Только мясо…

– А макароны мне оставил? Вот спасибо, добрый человек!

– Да ладно, ты же любишь…

Павлова переоделась в домашнее и вышла на кухню:

– Что люблю? Макароны в восемь вечера? Вприкуску с чесночным багетом? Крутов, ты гениален!

– Что есть, то есть, – серьезно ответил Алексей, по-прежнему не поднимая головы. – Что есть, то есть…

– Чего делаешь?

– Свадьбу Тороповых свожу. Надо сдать к выходным. Помнишь, ездил как-то на два дня в Ломоносов? Ну вот…

– Так ты свадьбу снимал… А я думала – сбежал, женишок…

– Да не, ну как от тебя сбежишь… А эти дергают уже.

– И правильно. Месяц уже делаешь.

– Три недели!

– А, ну да, это все меняет… Что у тебя с выставкой? – Аня налила себе чай.

– Почти договорился с площадкой на Орбели. Завтра должны дать расклад по деньгам.

Идея выставки пришла к Крутову больше года назад. Организация буксовала, а материал был готов – и был очень хорош. Фотографии разных лет, снятые в путешествиях, цикл работ под названием «Мастера». Крутов выбирал профессионалов в каком-либо деле и прикреплялся к ним на время. А когда они переставали воспринимать его как нечто чужеродное и расслаблялись, делал снимки. Получалось очень интересно. Фотографировал геодезистов, железнодорожников, много кого…

– На Орбели? Лешенька, а в центре нельзя площадку найти? Кто поедет смотреть выставку в такую глушь? Представители «Дженерал моторс» в Санкт-Петербурге? Из приличного на Орбели – только дилерский центр «Доджа»…

– Не кипятись, красотка. Я еще ничего не решил…

– Оно и видно… Кстати, ты знаешь, что эта улица – единственная в Петербурге, которая названа в честь сразу двух человек?

– Как это?

– А вот так. Братья Орбели. Леон, академик, и Иосиф, директор Эрмитажа. Решили, видимо, тогдашние власти, чего распыляться – оба мужика хорошие, достойные. К тому же фамилия у них не склоняется… Представь себе улицу Ивановых, например. Как-то не очень звучит, да? А Орбели – нормально…

– Откуда ты все это знаешь, лимита? – с улыбкой оторвался от монитора Крутов.

– Зачем тебе выставляться на улице, названной в честь двух человек? Давай найдем площадку в центре. Или недалеко от центра… На улице Александры Коллонтай, например. Нравится тебе Коллонтай? Женщина, большевик, дипломат… А улица Белы Куна?

– Уймись, Анька, а, будь другом… Белы Куна – не надо…

* * *

В пятницу после работы ребята запланировали ужин с друзьями, и Павлова, выскочив из офиса около шести, помчалась в итальянский ресторан на Грибоедова, на ходу набирая номер Крутова. Тот пробубнил в трубку что-то вроде «уже на месте». В «Папа Рома» Аня обнаружила Леху за столиком у окна. Он сидел, уставившись в ноутбук, на столе дымилась чашка капучино. Михеева со своим кавалером Ромкой торчала в пробке на Пестеля и обещалась быть минут через пятнадцать, если верить ей и ее смс.

– Приветствую тебя, о повелитель свадебных фотокарточек, – заявила Павлова и плюхнулась на диван рядышком с Лешей, чмокнув его между делом.

– Привет, – буркнул Крутов. – Кофе будешь?

– Какой кофе в пятницу вечером, дружище? Где твоя голова? Я и машину сегодня не брала. Коньячку бы… Можешь организовать? Или занят? Оторвешь от диванчика свой интеллигентный петербургский задик? Кликнешь гарсона?

– Конечно. Какие вопросы.

– А ты что, будешь трезвым сидеть, папарацци? – шепнула Аня. – Неужто решил подарить мне ночь услады? Держишь себя в руках?

– Все может быть, дорогая, – улыбнулся Крутов.

– Смотри мне, – засмеялась Павлова, – засыплю исками, если что не так…

И – подошедшему с коньяком официанту:

– А где лимончик? Нельзя без лимончика…

– Сейчас принесу, – проговорил тот устало.

Через десять минут подъехали ребята и, заказав себе ужин и напитки, накинулись на Леху с вопросами о выставке. Тот впервые за вечер расслабился и пустился в пространные размышления вслух по поводу того, в какой части помещения какую фотографию разместить. Махал руками. Раскраснелся. Раскраснелась от коньяка и Павлова.

– Милый, – подначивала она Крутова, – ты про какое помещение рассказываешь? На Орбели? На Невском? На Коллонтай? Ты оформил аренду? Договорился?

– Пока нет. Нет еще.

– Так и начал бы с этого. Сначала место – потом идеи, куда чего повесить. Разве не так?

– Анька, да чего ты, – вступилась за Лешу Михеева, – дай ему пофантазировать…

– Сначала дело, потом фантазии! – засмеялась Аня. – И вообще, пусть фантазирует в другом месте… В спальне… Да, котик?

– Ну, тогда ты нам чего-нибудь прочти. Из старого только… – Михеева ехидно улыбнулась. Знала, что Анька в последнее время не любила читать свои старые стихи, но после уговоров иногда соглашалась.

– Ой, Ольга, отстань, а…

– Гляньте, сколько официоза – «Ольга»! Ты мне еще в письменном виде отказ отправь, по почте!

– Если по «Почте России», боюсь, не дойдет… Так что удовлетворись, пожалуйста, устным заявлением. Моим и моего семизвездочного друга, – Павлова кивнула на свой бокал, – официальным отказом.

– Ты чего, семь звезд заказала? – встрепенулся Крутов.

– А тебе что, жалко? – рассмеялась она. – Ссужу тебе маленько, угостишь даму…

– Читай давай, – не унималась Ольга, и Рома добавил:

– Ну действительно, чего ты…

– Ладно, только одно, и потом отстанете. По рукам?

– Да. – Михеева знала: Оля все равно не остановится на одном.

– Ладно. Такое:

Дождик капает с небес. Я минирую собес.

Повисла секундная пауза. Затем Роман первый отошел от удивления:

– Четкая ты чувиха, Павлова.

– Это да! – улыбнулся Крутов.

– Давай еще одно, ну пожалуйста! – завопил Рома.

– Ну ребята, договорились же….

К уговорам присоединился и Крутов:

– Милая, еще одно – и все, честно.

– Ладно. От лица одного из моих коллег, Мишки Вайсмана:

На глазу вскочил ячмень, а на попе чирей, На работу ехать лень, позвоню-ка Ире, Хохотушке, тамбовчанке с кругленьким лицом, А приедет – не пущу. Буду молодцом.

Так, в веселой болтовне, ребята провели пару часов, а затем, вызвав такси, разъехались по квартирам продолжать веселье, но уже каждый в своем кругу. Павлова, слегка опьяневшая, прижавшись щекой к трехдневной щетине Лехи, продолжала читать, уже, видимо, что-то свежее:

Воздух замер перед грозой. Тучи темные. Очень низко. Забежали к тебе домой. Замурлыкала кошка Лизка. Нервно крутится циферблат На настенных часах «Ракета», А напротив – Серега, брат, С фотографии видит лето. Я закинула в чайник мяту, Убрала ключи от Q5 И, тихонько ругнувшись матом, Села на сложенную кровать. Мы придумали эту ночку, Каждый думая о своем. Были счастливы в одиночку, Будем счастливы и вдвоем. Ты впервые ко мне так близко: В тихий омут, да с головой… Тучи темные. Очень низко. Воздух замер перед грозой.

– Вот это хорошо, Анька! Вот это да! – Крутов провел рукой по ее волосам.

Минут за тридцать добрались до их уютной квартирки на правом берегу Невы.

А чуть позже, часа через полтора, в кровати, обнимая Лешу, Аня сонно сообщила:

– Лешик, а ты ведь так никогда не сделаешь выставку…

– Это еще почему? – он приподнялся на локте.

– Слишком много о ней говоришь. Выставка – твоя мечта. Ты должен холить ее и лелеять и не выносить ничего наружу, пока она не начнет принимать более-менее реальные очертания. Ты думаешь, я просто так иногда несу весь этот бред? Лучше болтовня, чем рассказы, как ты будешь достигать своей цели, которая пока и не цель, а идея, мечта. Будешь трещать о ней на всех перекрестках – она не реализуется. Мой тебе совет: сомкни свои питерские губенки и не говори ни с кем на эту тему, пока она не начнет принимать физический облик. Даже со мной. Как тебе это?

– Интересная идея…

– Есть еще одна…

– Какая это?

– А вот такая…

Рука Павловой плавно заскользила вниз, спихивая одеяло.

– Что это вы делаете, мадемуазель? – улыбнулся Крутов.

– Хочу стать мадам, – промурлыкала она. – Смекаешь?