Внутренняя политика

Правление Павла Первого, продолжавшееся неполные пять лет, одни историки называли «непросвещенным абсолютизмом» (Н. Я. Эйдельман), другие – «военно-полицейской диктатурой» (М. М. Сафонов), упоминались также определения «русский Гамлет», «романтический император». Однако даже те историки, которые видели в его правлении положительные стороны, подчеркивали, что в период его царствования не было различий между понятиями «самодержавие» и «деспотический режим». Придя к власти в 42 года, сложившимся человеком с устоявшимися представлениями о характере императорской власти и своих задачах, Павел с первых дней правления начал их осуществление.

Платон Зубов.

«Во всех мерах Павла явно прослеживается стремление к ограничению личной свободы подданных, унификация всех сфер жизни, борьба с многообразием мнений, суждений, с правом выбора образа жизни, стиля поведения, одежды и пр., – пишет современный историк А. В. Каменский. – В самой этой возможности Павел видел революционную опасность. С проникновением революционных идей боролись и иным способом – введением цензуры и запретом ввоза книг из-за границы». О последнем сюжете известный литератор середины XIX века П. П. Каратыгин сообщал: «Павел с яростью попирал осколки якобинизма, принимал эхо за живой голос, тень за живое существо, внешность за внутренность. В первый же год своего воцарения, государь подверг строжайшему преследованию французские моды: фраки, круглые шляпы, пряжки, широкиe галстуки, самую обувь. Затем обратил внимание на очистку русскаго языка от иностранных слов, напоминавших недавний переворот во Франции, или наоборот – вводил в употребление новыя иностранныя слова, взамен русских. Так, например, в донесениях на высочайшее имя следовало писать: вместо «степень» – класс, «стража» – караул, «отряд» – деташемент, «общество» – собрание, «гражданин» – купец, или мещанин, и т. д. Соблюдение той же осмотрительности вменено было в неукоснительную обязанность всем литераторам, подчиненным строжайшей, неумолимой цензуре, предварительной и карательной. Книга, или театральная пиеса, дозволенная к представлению на сцене, или к печати, могли быть внезапно запрещены и конфискованы; наоборот, запрещенныя – дозволены. Таковы были отношения цензуры к оригинальным русским сочинениям; понятно, что строгость к иностранным – доходила до невозможного». Для просмотра книг, привозимых из-за границы, назначались цензоры при таможнях в Москве, Петербурге, Риге и Радзивилове – тогда приграничном городке на границе с Австрией. По официальным документам, в течение двух лет (1797–1799) было конфисковано 639 книг, из которых 552 – только при одной рижской таможне.

Эта сторона деятельности Павла отмечена несколькими главными направлениями, тесно связанными между собой: реформой государственного управления, изменениями в сословной политике и военной реформой. В конце XVIII века Россия была аграрной страной, где господствовало крепостное право. Большая часть населения находилась в зависимости от дворян-помещиков или государства и продолжала жить земледельческим трудом. Несмотря на это, в стране уже сформировался капиталистический уклад и крестьяне нередко выступали в двух формах, с одной стороны, как крепостные, а с другой – как вольнонаемные работники на мануфактурах, если помещики переводили их на денежный оброк. Хотя при Екатерине число мануфактур значительно выросло, промышленность была развита сранительно слабо и сосредоточена главным образом вокруг Петербурга, Москвы и на Урале. Однако появился такой феномен, как крестьянские мануфактуры, хозяевами которых являлись капиталистые крестьяне, сами находившиеся в крепостной зависимости, например, у графов Шереметьевых.

П. А. Пален.

Крестьяне в основном делились на три группы: помещичьи, государственные и удельные, то есть принадлежавшие царской семье. Особенно тяжелое существование влачили помещичьи крестьяне: они были полностью бесправны, их можно было продавать, закладывать поодиночке или целыми селами. При Екатерине было упрочено положение дворянства, единственного сословия, имевшего только права (в том числе право не служить) и никаких обязанностей. Благодаря гильдейской реформе было регламентировано положение купечества.

Павел, отвергая внешне все, что было сделано его матерью, тем не менее продолжал укреплять самодержавное государство, но другими методами. При Екатерине особенно усилилось значение генерал-прокурора Сената, в ведении которого оказались многие государственные дела, включая финансы. Только самые деликатные финансовые дела, например, займы на ведение войн, решались императрицей тайно в узком кругу самых доверенных лиц. При Павле генерал-прокурор получил в свое ведение функции руководителя еще не созданных министерств внутренних дел, юстиции и частично финансов. Ряд судебных учреждений был ликвидирован, слиянию подверглись палаты гражданского и уголовного суда. Следствием этих нововведений было усиление роли Сената как судебного органа.

А. А. Аракчеев.

Павел восстановил некоторые из упраздненных матерью коллегий, но заменил их министерствами. Таким образом, принцип единоличного управления пришел на смену коллегиальному. В 1797 году было создано новое министерство уделов, отвечавшее за земли, принадлежавшие царской семье. В 1800 году появилось министерство коммерции. Серьезной перестройке подвергалась система местного управления, созданная Екатериной II. Были ликвидированы должности наместников, обладавшие, по мнению императора, слишком большой властью, уничтожены городские думы; городское сословное управление, раздражавшее Павла видимостью самоуправления, тоже было разрушено.

Л. Л. Беннигсен.

Соответственно усилилась роль органов полиции. Изменилось административно-территориальное деление страны. Вместо 50 губерний появились 41 губерния и Область Войска Донского. При объединении упраздненных губерний были образованы новые гигантские Новороссийская, Малороссийская, Белорусская и Литовская губернии. Некоторые изменения произошли на окраинах страны. Так, в прибалтийских губерниях и на Украине были восстановлены старые органы самоуправления. Исследователи единогласно отмечают противоречивость этих преобразований. С одной стороны, они сосредотачивали власть в руках царя, с другой строны, он опасался, что жестко управлять из столицы огромными окраинными территориями будет непросто. Он также боялся всплеска национальных движений.

Политика в отношении дворянства и крестьянства

Преобразования Павла Первого коснулись также положения дворянства. Этому сословию пришлось расстаться с рядом привилегий, провозглашенных Екатериной в Жалованной грамоте 1785 года. Прежде всего самодержец в день коронации ликвидировал, во всяком случае согласно документам, неограниченное право помещиков на труд крестьян – он ограничил барщину тремя днями в неделю и запретил привлекать крестьян к работам в выходные и праздничные дни. В манифесте говорилось: «Закон Божий в десятословии нам преподанный научает нас седмый день посвящать ему; почему в день настоящий торжеством веры Христианской прославленный, и в который мы удостоилися восприять священное мира помазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред творцом и всех благ подателем подтвердить во всей империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам, тем более что для сельских издельев остающиеся в неделе шесть дней по равному числу оных в обще разделяемыя, как для крестьян собственно, так и для работ их в пользу помещиков следующих, при добром распоряжении достаточны будут на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям. Дан в Москве в день Святой Пасхи 5е апреля 1797 года».

Однако реализация норм и идей манифеста о трехдневной барщине изначально была обречена на провал. Неоднозначность редакции этого закона и неразработанность механизмов его реализации предопределили разнообразие мнений правительственных и судебных чиновников страны в вопросах толкования его смысла и содержания и привели к полной несогласованности действий центральных, губернских и местных властей, контролировавших выполнение этого закона. Тем не менее, по мнению крупного исследователя крестьянского вопроса в России В. И. Семевского, «манифест 1787 года имел большое значение, это была первая попытка ограничия повинностей крепостных крестьян, и наше правительство смотрело на него как на положительный закон, несмотря на то, что он не исполнялся». В ряду мер, направленных против некоторых дворянских привилегий, можно выделить объявление в 1797 году смотра всем числящимся в списках полков офицерам; неявившиеся были отправлены в отставку. Среди них были считавшиеся больными, находившиеся в отпусках и прочие. Из армии были исключены многие высшие сановники, которые, помимо гражданской службы, числились в полках. Дальнейшие репрессии коснулись неслужащего дворянства. Запросив в 1800 году списки таких дворян, Павел распорядился определить их большую часть в военную службу. Для перехода из армии на гражданскую службу требовалось теперь специальное разрешение Сената. Неслужащим дворянам запретили участвовать в дворянских выборах и занимать выборные должности, а затем Павел упразднил и сами дворянские собрания, усилив право губернаторов вмешиваться в дворянские выборы. Были приняты и другие указы, ущемлявшие положение дворян по сравнению с «екатерининской вольницей». Однако историки не склонны видеть во всех этих мерах проявление антидворянской политики. Скорее, по мнению А. Б. Каменского, «в ней прослеживается явное стремление превратить дворянство в рыцарское сословие, дисциплинированное, организованное, поголовно служащее и преданное своему государю». В эту линию вполне укладываются и меры Павла по предотвращению пополнения дворянства лицами иного происхождения. Так, было запрещено производство недворян в унтер-офицеры.

Политика Павла в отношении крестьянства была противоречива. Наряду с манифестом о трехдневной барщине и запретом работы в воскресенье были отменены правила, запрещавшие каждому подданному жаловаться царю. И хотя Павел назначил «приемные дни» и поставил возле дворца специальный ящик для челобитных, который открывал собственноручно, тем не менее такие попытки со стороны крестьян жестко пресекались. Одновременно были запрещены телесные наказания людей, достигших 70-летнего возраста. Казенные крестьяне получили душевые наделы в 15 десятин и особое сословное управление. Обременительная для крестьян хлебная подать была заменена денежным сбором. С крестьян были сняты недоимки общей стоимостью 7 млн рублей. За жестокое обращение с крестьянами царь вменил губернаторам в обязанность без огласки арестовывать виновных и препровождать их в монастырь. В то же время Павел был искренне уверен в том, что крепостному крестьянину живется лучше, чем государственному. Этим можно объяснить тот факт, что за четыре года царствования он передал дворянам около 600 тыс. государственных крестьян, ухудшив их положение, – почти столько же, сколько его мать за 34 года. При этом следует отметить, что Екатерина дарила фаворитам поместья, либо оставшиеся без хозяина, либо находящиеся на вновь присоединенных территориях. Наряду с мерами, призванными облегчить положение крестьян, принимались указы, полностью им противоположные. В декабре 1796 года был издан указ о закреплении крестьян за частными владельцами в области Войска Донского и в Новороссии, в марте 1798 года – о разрешении заводчикам из купцов покупать крестьян к своим предприятиям с землею и без земли. Были и иные указы, объективно способствующие смягчению крепостнического гнета. В феврале 1797 года была запрещена продажа дворовых и безземельных крестьян с аукциона. В октябре 1798 года объявили о прекращении продажи украинских крестьян без земли. При вступлении императора Павла на престол крепостные крестьяне впервые за много лет должны были приносить присягу, как и свободные люди. В декабре 1797 года с крестьян и мещан была снята недоимка в подушном сборе, отменен назначенный Екатериной рекрутский набор.

Торговля и промышленность при Павле Первом

Делами торговли при Павле занималась Коммерц-коллегия. В этой сфере его правительство, несмотря на некоторые отклонения, в сущности продолжало политику Екатерины II. По мнению императора, сформулированному в одном из указов, «с самого начала царствования нашего простерли мы внимание на торговлю, ведая, что она есть корень, откуда обилие и богатство произрастают». В другом указе читаем: «…Восхотели мы усугубить в недрах державы нашей важную отрасль сию новыми средствами, к распространению ее служащих». В этих целях поощрялось развитие отечественной промышленности, запрещался ввоз ряда иностранных товаров: шелковых, бумажных, льняных и пеньковых тканей, стали, соли и проч. Также с помощью субсидий, привилегий, раздачи казенных заказов отечественные фабриканты поощрялись к производству товаров не только для казны, но и на вольную продажу. Для облегчения уплаты пошлин в 1798 году было велено «в случае недостатка серебряной и золотой монеты, принимать от купцов золотые и серебряные слитки». Губернским властям предписывалось содействовать купцам всеми мерами.

Большой удар русской внешней торговле был нанесен разрывом отношений с Англией, в октябре 1800 г. генерал-прокурору и Коммерц-коллегии было велено «наложить секвестр на все английские товары и суда, в российских портах находящиеся», что тогда же было исполнено. Начавшаяся с конца 1800 г. экономическая борьба России и Англии с каждым месяцем усиливалась, причем наиболее активно вел эту борьбу сам Павел. Уже 19 ноября 1800 г. дано было общее предписание о запрете ввоза английских товаров. Гораздо труднее было противодействовать вывозу русского сырья в Англию. 15 декабря объявили высочайшее повеление, «чтобы со всею строгостью наблюдаемо было, дабы никакие российские продукты не были вывозимы никаким путем и никакими предлогами к англичанам». Отметим, что Англия покупала две трети сельскохозяйственной продукции России, и после прекращения торговых отношений с Англией цены на отдельные виды товаров сельскохозяйственного производства резко упали. Не в пользу России был и торговый баланс в те годы – он пошел резко вниз. Порвав торговый союз с Англией, Россия возобновила торговлю с Францией, здесь также возникли сложности в связи с тем, что основные торговые пути на Севере и Западе были в руках англичан.

Гораздо существеннее были попытки завоевать азиатский рынок. С этой целью предприняли ряд мер, способствовавших увеличению торговли с Персией, Хивой, Бухарой, Индией и Китаем. В 1798 г. разрешили вывозить в Азию железо, медь, олово, хлеб, иностранную золотую и серебряную монету. Были изданы распоряжения об охране купцов, торговавших в среднеазиатских странах. Интерес к азиатской торговле ослаб после смерти Павла, когда были восстановлены отношения с Англией. Интересное новшество имело место во внешнеторговой области: в 1798 году было создано первое акционерное общество – Российско-американская компания, среди держателей ее акций, помимо купцов, были известные придворные и даже члены царской семьи.

Одним из основных предметов российской торговли являлся хлеб. Когда урожай превышал необходимое количество для внутреннего потребления, правительство открывало порты и таможни для беспрепятственной продажи зерна. Но, как только замечался недостаток в хлебе и цены на него поднимались внутри страны, следовало запрещение вывоза – как для отдельных мест, так и для всего государства. В таком направлении действовала Екатерина II, так же поступал и Павел. К концу 1800 г. правительство в полном согласии с купечеством пришло к выводу о возможности, даже при некотором ограничении хлебного рынка, продавать за границу самый дорогой и наиболее выгодный для сбыта зерновой продукт – пшеницу, которая обычно для питания простого населения не употреблялась. Устройство таможен и выработка тарифов для таможенных пошлин находились в ведении Коммерц-коллегии. В октябре 1797 г. был выработан общий тариф, просуществовавший на протяжении всего царствования Павла. В целом, за некоторыми временными отступлениями в эпоху Александра Первого, в России постоянно действовали покровительственные, а иногда и запретительные тарифы, защищавшие отечественную промышленность и торговлю. Очень важной сферой получения доходов было производство хлебного вина, финансовой стороной этой деятельности ведала Камер-коллегия, восстановленная указом в феврале 1797 г. Ей поручались подряды по поставке вина и откупа по питейным сборам, расчеты по договорам и винокуренные заводы. На Камер-коллегии лежал надзор не только за казенными, но и за частными винными заводами.

Парад при Павле. Художник А. Бенуа.

Промышленностью, как и при Петре Первом, ведали две коллегии: Мануфактур-коллегия и Берг-коллегия. Первая была возобновлена указом 19 ноября 1796 г. При Павле существенных изменений в промышленности не произошло. Правительство придерживалось умеренной покровительственной системы, и на Мануфактур-коллегию была возложена обязанность содействовать благосостоянию и распространению основных форм промышленности – кустарной и фабричной. В связи с повышенным вниманием Павла к военной сфере особое внимание уделялось суконным фабрикам, поставляющим свою продукцию в казну для обмундирования армии. Вообще в царствование Павла фабриканты пользовались определенной поддержкой со стороны правительства. Их привилегии строго охранялись, а всякое притеснение заводчиков наказывалось. Так, известно, когда воронежский полицмейстер вопреки закону ввел постой в доме суконного фабриканта Тулинова, то Павел, узнав об этом, приказал: «Полицмейстера сдать под суд, а Сенату повсеместно предписать властям, чтобы нигде подобных отягощений фабрикантам быть не могло». Заботясь об улучшении промышленности, Мануфактур-коллегия принимает меры к введению машин на фабриках, хотя до промышленного переворота еще было далеко. В апреле 1798 г. получил высочайшее утверждение доклад Мануфактур-коллегии об устройстве около Санкт-Петербурга фабрики для обрабатывания хлопчатой бумаги и шерсти с применением особых машин. Ранее, в 1797 г., в местечке Зуево, известный фабрикант Савва Морозов, будучи простым ткачом и крепостным крестьянином, основал небольшое мануфактурное производство.

Правительство Павла Первого интересовалось также развитием и усовершенствованием новых текстильных производств, например, шелководства. В 1798 г. главному директору Мануфактур-коллегии князю Н. Б. Юсупову было дано поручение собрать «по шелководству и вообще по части мануфактур верные и достаточные сведения, и представить надежнейшие меры к усовершенствованию и расширению сей важной ветви государственной экономики». Принятые Юсуповым меры действительно способствовали упрочнению этой новой отрасли российской промышленности. Несмотря на успехи отдельных отраслей промышленности, прежде всего легкой, Россия с этого времени, как считают некоторые историки, начала экономически отставать от государств Европы.

В компетенцию Берг-коллегии входил контроль над всеми «горными и монетными делами». Ввиду упадка горного дела при Екатерине II Берг-коллегия цель своей деятельности видела в «приведении в возможное совершенство горные производства, как одну из главнейших отраслей внутреннего благосостояния и внешней коммерции». В обязанности Берг-коллегии входил также поиск новых залежей. Условия эксплуатации горных богатств прежними заводами, открытие новых залежей, упорядочение горнозаводской промышленности, руководство всем делом со стороны одного центрального учреждения, каким являлась Берг-коллегия, все это дало положительные результаты в первые же годы Павловского правления. В 1798 г. казна получила прибыли на 500 тысяч рублей больше, чем в 1796 г.

В области финансовой политики Павел придерживался мнения, что доходы государства принадлежат государству, а не государю лично. Однако в этой сфере его деятельность не была успешной. Не обладая серьезными знаниями в области финансов, он втянул Россию в ряд сомнительных операций с европейскими банками, а колоссальные расходы на армию и войну довершили дело. К моменту смерти императора, по свидетельству современника, в казне оставалось 14 000 рублей.

Военная реформа

И всех мероприятий Павла в области внутренней политики преобразования в военной сфере носили наиболее продуманный характер. И это не случайно. Всю свою жизнь до вступления на престол, живя затворником в Гатчине, он занимался военным делом. Придя к власти, он рассматривал государство как большую Гатчину, насаждая культ муштры и прусские военные порядки. Реформа началась с введения новой формы, полностью копировавшей прусскую: длинный мундир, чулки и черные лаковые башмаки, голова должна быть напудрена, коса – пределенной длины. Офицерам выдали палки с костяными набалдашниками для наказания провинившихся солдат. В декабре 1796 года появился указ, требовавший обучения солдат шагистике. Он копировал прусский устав 1760 года, поэтому боевой военный опыт, накопленный в эпоху Екатерины, в нем не нашел отражения. Появилось и еще несколько подобных указов для отдельных родов войск. Современный военный историк отмечал: «Павел, приступив к искоренению пороков русской армии, не смог отделить дельное от ложного. Боевая практика была несовместима с опереточным обмундированием, которое не выдерживало дождя и ночлега под открытым небом. Военно-балетные па, разучиваемые на плацу, не годились при отражении атак визжащих от ярости янычар, при штурме крепостных стен, в столкновениях с решительной французской пехотой. Павел вместе с водой выплеснул и ребенка – вместе с распущенностью, злоупотреблениями под топор царских приказов пошли и старательно выращиваемые Суворовым и Румянцевым лучшие военные качества русской армии екатерининской поры». «Главным занятием Павла было военное дело, – вспоминал Фёдор Головкин, – и смотрам придавалась такая важность, что все дела в течение дня зависели от их более или менее удачного исхода. Гатчинцы, формированные втайне во время предыдущего царствования, сделались инструкторами и инспекторами всей армии, которой было очень трудно сразу все забыть, что она знала, чтобы учиться тому, о чем она раньше никогда не слыхала. Старейшие генералы подвергались такому обращению, как будто они были школьниками. В свите государя находились лица, которые с трудом держались на лошади. Но ни одной части не приходилось столько страдать, как гвардии… Пришлось переформировать гвардию, а чтобы произвести эту большую операцию успешно и безопасно…, ее начали шпиговать гатчинцами, которые отвечали за все и хорошо исполнили свою задачу, чему распределение денег и мяса способствовало не менее смотров и ударов».

Другим бедствием петербургских жителей стала страсть императора к церемониям. «С утра до вечера – всегда бывали поводы, чтобы не дать вздохнуть придворным, – продолжал Фёдор Головкин. – Церковные празднества, тезоименитства членов императорской семьи, орденские праздники – все это казалось ему недостаточным. После обеда он отправлялся торжественно в церковь, чтобы принимать от купели всех новорожденных солдатских детей; но скоро это занятие ему надоело… Государеву руку целовали и становились перед ним на одно колено при всяком случае и не так как раньше, только для вида; требовалось, чтобы государь слышал стук колена об пол и чувствовал поцелуй на своей руке. Сколько придворных оказалось под запретом за несоблюдение этих требований». Боязнь ошибиться парализовывала волю людей, от страха они «с приближением момента целования руки, цеплялись друг за друга… в то же время другие приготовлялись к этой чести и громко сморкались, так что от всей этой толпы доносился шум, который приводил императора в ярость». Подобные воспоминания оставил не один Головкин. Меры Павла наряду с бесконечными парадами, увольнениями, ссылками, а иногда и арестами офицеров вызвали в армии большое недовольство – не только в столице, но и в провинции – и были одной из многих причин, приведших к заговору против него. Тем не менее ряд историков отмечают положительные стороны военной реформы Павла. Они подчеркивают, что было введено индивидуальное обучение солдат и улучшено их одержание, разработана стратегия обороны, сформированы четыре армии на основных стратегических направлениях, созданы военные округа и инспекции, осуществлена реформа гвардии, кавалерии и артиллерии, регламентированы права и обязанности солдат и офицеров, уменьшены привилегии генералитета.

Великий магистр Мальтийского ордена

История Мальтийского ордена насчитывает более тысячелетия. Эта монашеская военно-духовная община существовала с XI века. В 1522 году германский император Карл V пожаловал во владение монахам – рыцарям Ордена Св. Иоанна Иерусалимского остров Мальту, откуда и пошло название ордена. Впервые дипломатические отношения с Мальтийским орденом установил Пётр I, они укрепились при Екатерине II в связи с русско-турецкой войной. В это время на Мальту был назначен временный поверенный в делах. В 1789 году на службу в Россию был взят мальтийский кавалер Дж. Литта. На международной арене появляется новая сила – революционная Франция, и стратегия России меняется. Ослабевает папская власть, а владения Мальтийского ордена во Франции изымаются в пользу республики, и со временем Орден оказывается на грани гибели. Во внутиполитической сфере Екатерина II помогает Ордену восстановить права на Волынское приорство, которое после раздела Польши в 1774 году перешло в состав России. Позиции Ордена в России особенно усиливаются при Павле.

Павел в костюме гроссмейстера Мальтийского ордена.

В январе 1797 года император заключил Конвенцию с гроссмейстером Мальтийского ордена, согласно которой в России учреждалось Великое приорство Мальтийского ордена. При этом ему была дарована «полная свобода учреждать и наблюдать в Российской империи свойственные ему уставы». Великому Российскому приорству были присвоены доходы с орденаций (учрежденных в областях, когда ими владело Польское королевство, то есть до 1794 года) и из российской государственной казны. Часть этих доходов отсылалась в Мальтийское Орденское казначейство на Мальту. В 1798 году Наполеон Бонапарт во время своей экспедиции в Египет захватил остров Мальта. После этого многие рыцари Ордена переехали в Россию, как в последнее для себя место существования в рамках иоаннитского братства… Затем прежний великий магистр был низложен и мальтийские рыцари обратились к императору Павлу I с просьбой возглавить Мальтийский орден. 29 ноября 1798 года император принял звание великого магистра ордена, учредив два Российских Великих приорства – католическое и православное.

Мальтийский орден.

Капитул Ордена был перенесен с Мальты в Петербург и размещен во дворце, где позже располагался Пажеский корпус. Один из предствителей Ордена аббат Жоржель посетил Россию в декабре 1799 – мае 1800 года в составе посольства Великого Германского приорства Мальтийского ордена, направленного к «императору-гроссмейстеру Павлу». Аббат оставил подробные записи о своем путешествии, которые являются ценным источником по истории правления Павла. Многие историки задавались вопросом о причинах повышенного интереса императора к Мальтийскому ордену. Идея покровительства католическому Ордену иоаннитов зародилась, видимо, еще в детстве, когда наследник был замечен одним из своих воспитателей играющим «в гроссмейстера Мальтийского ордена». В юношеские годы Никита Панин давал Павлу читать некие таинственные масонские рукописи. Тогда же известный мистик Плещеев знакомил его с масонскими идеями. «Учение нашло благодатную и уже подготовленную к его восприятию почву в душе, богатой фантазией и воображением», – замечал литературовед и историк Г. И. Чулков. Нельзя не согласиться с современной крупнейшей исследовательницей Екатерининской эпохи Исабель де Мадариагой в том, что «наверное, нигде в Европе масонство не сыграло такой большой роли в развитии культурной жизни на протяжении целых трех, а то и четырех поколений, как в России». Основная идея масонства в XVIII веке состояла в стремлении к внутреннему самосовершенствованию, масонские ложи получили широкое распространение, в них состояло почти все высшее дворянство. Особые ритуалы, различные системы, разветвленные структуры, таинственная символика, наличие нескольких степеней посвящения – были очень привлекательны. Екатерина II вначале смотрела на масонство, к которому принадлежали столь многие ее придворные, терпимо. Постепенно подозрительность императрицы росла, и она винила их в связях с зарубежным революцинным движением, особенно недовольство императрицы усилилось, когда ей стало известно о попытках привлечь наследника в орден розенкрейцеров. После ареста издателя Н. И. Новикова, имевшего контакты с Павлом, тогда еще великим князем, и ссылки московских розенкрейцеров с масонством, казалось бы, было покончено. Но оно вновь возродилось при Павле Первом. По состоянию на 1 января 1801 года в Великом приорстве Российском (православном) состояли: кавалеры «большого Креста» – 46, командоры «по праву» – 107, командоры с пенсией – 78, командоры почетные – 78, командоры семейные – 237, кавалеры «по праву» – 21, кавалеры почетные – 120. Всего 822 человека.

Историки не пришли к единому мнению относительно принадлежности Павла к какой-либо из масонских лож. Некоторые считают, что во время европейского путешествия «граф Северный» совершил обряд посвящения, другие утверждают, что он был членом масонской ложи Елагина. Наиболее убедительное объяснение интереса Павла к средневековому прошлому предложил Н. Я. Эйдельман. На фоне «якобинской заразы», идущей из Франции, «рыцарская консервативная идея – наперекор «свободе, равенству, братству» вдохновила Павла. «Идея рыцарства – в основном западного средневекового (и оттого претензия не только на российское – на вселенское звучание «нового слова»), – пишет историк, – рыцарства с его исторической репутацией благородства, бескорыстного служения, храбрости, будто бы присущей только этому феодальному сословию». «Замечательное достоинство русского императора – стремление поддержать и оказать честь древним институтам», – записал в 1797 г. Ч. Уитворт, британский посол в России, который впоследствии станет врагом Павла. «Я находил в его поступках что-то рыцарское, откровенное», – скажет другой, русский современник. Русским Дон Кихотом назовет Павла Наполеон. Таким образом, вторая половина XVIII века создавала объективные стимулы для «павловского проекта», к которым добавлялись и детские впечатления, и европейские влияния. Консервативная рыцарская идея императора преломлялась в обостренном понятии чести, в строгом этикете, в архитектуре столь им любимой Гатчины.

Внешняя политика. Суворовские походы

Как и другие сферы государственной жизни, внешняя политика в эпоху Павла Первого носила непоследовательный характер. Конечно, следует иметь в виду, что в это время на историческую арену выходила колоссальная фигура Наполеона, тогда еще только успешного генерала Французской республики и затем первого консула, с которым в следующем веке России предстояло вести Отечественную войну. В сфере внешней политики Павел получил прекрасное наследие от матери. До сих пор весьма популярны слова одного из «екатерининских орлов» – графа, затем князя Александра Безбородко, руководившего внешней политикой страны после Никиты Панина. Он как-то заметил молодым дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела». Фактически это означало признание статуса великой державы. Благодаря победоносным войнам Россия вышла к Черному морю, получила Крым, освоила Новороссию, создала Черноморский флот, значительно расширила свои территории на западе, присоединив Правобережную Украину и другие земли.

Александр Васильевич Суворов.

Павлу предстояло ответить на новые вызовы. «Он делал вид, что он сам желает и может направлять государственный корабль по определенному пути, – писал Чулков. – На самом деле корабль плыл по воле непонятных сил». «Революционная зараза», идущая из Франции, теперь воплощалась в образе Наполеона, стремившегося постепенно утверждать свое господство не только в Европе, но и в Египте. В 1789–1799 годах Наполеон захватил Мальту, Ионические острова, полностью завоевал Северную Италию, создав марионеточные республики, высадился в Египте, но его флот был полностью уничтожен адмиралом Нельсоном в морском сражении при Абукире около Нила в начале августа 1798 года. Наполеон вернулся в Европу и в 1799 году, разогнав нижнюю палату Законодательного собрания – Совет пятисот, – провозгласил себя первым консулом. Это произошло 18 брюмера (9 ноября) по республиканскому календарю.

Павел хотел вести политику невмешательства в дела Европы, но он был вынужден вступить в антифранцузскую (вторую) коалицию Англии, Австрии, Турции и Неаполя. Он не любил А. В. Суворова, но ему пришлось призвать гениального полководца для борьбы с французами. Отношения Павла и Суворова достойны особого внимания. Современный биограф Суворова В. С. Лопатин подчеркивает, что унижения полководца начались почти сразу после вступления императора на престол. В первые дни своего правления, подчеркнем – в мирное время, Павел произвел в фельдмаршалы восемь человек, тогда как за все 34-летнее правление Екатерины фельдмаршалами стали только пять человек, включая Суворова. «Фельдмаршал понижается», – заметил полководец. Далее последовали новые выражения недовольства, закончившиеся в феврале 1797 года отставкой от службы и ссылкой в глухое имение на границе Новгородской и Тверской губернии под надзор чиновника. Тем временем союзная коалиция терпела новые поражения от Бонапарта, и России пришлось к ней присоединиться. Военные действия сосредоточились в Италии и Средиземном море, куда направились флоты России и Англии. Русский флот под командованием Ф. Ф. Ушакова осенью 1798 года через Босфор и Дарданеллы вошел в Средиземное море, затем в Адриатическое, где от французских войск были освобождены Ионические острова. Ушаков штурмом овладел крепостью на острове Корфу – главной базой французов. Греческое население с воодушевлением встретило освободителей. В следующем, 1799 году Ушаков освободил Неаполь, где произошла монархическая реставрация, сопровождавшаяся кровавым террором против друзей Франции, а затем совершилось и падение республики в Риме.

Марш Суворова через Сен-Готард. Художник А. Коцебу.

Суворов, все это время живший в своем имении, получил в феврале 1798 года распоряжение Павла прибыть в Петербург. Началась дуэль характеров. Суворов ехал нарочито медленно по проселочным дорогам и на своих лошадях. Павел нетерпеливо каждый день интересовался о его прибытии. Впоследствии племянник фельдмаршала князь Горчаков рассказал о встрече императора и Суворова. Несмотря на позднее время прибытия полководца, Горчаков выполнил распоряжение и тотчас поехал с докладом во дворец. На следующий день после утренней прогулки император принял Суворова и беседовал с ним более часа, опоздав даже к утреннему разводу войск, чем крайне удивил свое окружение. Приглашенный на эту церемонию полководец был невнимателен, отворачивался от проходивших взводов, шутил, и, хотя Павел старался обратить его внимание на введенную им дисциплину, Суворов заявил генералам: «Не могу, брюхо болит», – и уехал, пренебрегая этикетом. Он явно издевался над новым обмундированием, нарочито застрял в каретной дверце, уверяя, что ему мешает шпага, прикрепленная на прусский манер. Не умея будто бы справиться с плоской шляпой, он ее уронил к ногам императора. Несмотря на требования императора объяснить свое поведение, давал уклончивые ответы, а племяннику с раздражением заметил: «Инспектором я был в генерал-майорском чине, а теперь уже поздно опять идти в инспекторы. Пусть сделают меня главнокомандующим, да дадут мне прежний мой штаб, да развяжут мне руки, чтобы я мог производить в чины, не спрашивая… Тогда, пожалуй, пойду на службу. А не то – лучше назад в деревню; я стар и дряхл, хочу в монахи!» – и прочее в том же духе. В течение трех недель Павел неоднократно приглашал Суворова к столу, встречал на разводе и милостиво с ним обращался. Однако, если разговор касался возвращения на службу, тот жаловался на лета и слабость здоровья. Посредником между императором и Суворовым выступал князь Горчаков, который должен был ездить к Суворову и привозить от него «ответы своего собственного вымысла, ибо никогда не мог он передать те речи, которые в самом деле слышал от дяди». Наконец фельдмаршал получил разрешение снова покинуть столицу.

По прошествии года, когда успехи антифранцузской коалиции на суше замедлились, Павел по настоянию союзного венского кабинета вызвал Суворова из деревни, чтобы поручить ему наконец руководство армией. Император, обращаясь к полководцу, писал следующее: «Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании Венского двора, чтоб Вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мои корпуса Розенберга и Германа идут. И так по сему и при теперешних европейских обстоятельствах долгом почитаю не от своего только лица. Но от лица и других предложить Вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезда в Вену». Ростопчин сообщал, что Павел, прочитав просьбу венского кабинета о приглашении Суворова в качестве главнокомандующего союзными войсками, заметил: «Вот русские – на все пригождаются, радуйся!» Возможно, существовало и еще одно письмо императора Суворову, о котором также рассказал Ростопчин. Император якобы написал: «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться: виновного Бог простит. Римский император требует Вас в начальники своей армии и поручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а Ваше – спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей времени, а у меня удовольствия Вас видеть». Генерал-фельдмаршалу Суворову объявлены были разные милости, и сам Павел возложил на него с подобающей церемонией Большой крест Святого Иоанна Иерусалимского. Однако Павел по-прежнему не доверял полководцу и просил генерала Германа следить, чтобы тот не слишком увлекался своим воображением и не предавался порывам «воина, поседевшего под лаврами».

Суворов немедленно отправился на театр военных действий. В Итальянском походе войска под его командованием в течение пяти недель очистили от французских войск Северную Италию и триумфально вступили в Милан и Турин. Тем не менее успешными действиями Суворова были недовольны австрийские союзники, претендовавшие на Северную Италию. Павел распорядился перебросить войска Суворова в Швейцарию на соединение с корпусом генерала Римского-Корсакова и австрийской армией. После соединения предстояло начать наступление на французские территории. Во время перехода русская армия должна была вытеснять французов из захваченных земель. Начало похода задержалось на десять дней, союзники никак не могли обеспечить русскую армию всем необходимым. Не было ни продовольствия, ни боеприпасов, ни соответствующей одежды. Помочь успешно завершить Швейцарский поход Суворову должен был его опыт и воинский талант. Русский полководец выбрал самый короткий маршрут похода, он же был и самым трудным. Русские взяли перевал, а на другой день смогли перейти Чертов мост. Это был очень опасный маневр. Французы считали, что перейти через мост невозможно, и не предприняли мер предосторожности. Тем временем австрийцы сняли часть своего войска и отправили в Бельгию. Корпус Римского-Корсакова был разбит, его остатки смогли выбраться из окружения, потеряв обоз и артиллерию.

Армия Суворова тоже попала в окружение, и у солдат оставалось два пути: победить или погибнуть. Армия устала, остро не хватало продовольствия. Но благодаря мужеству и смелости русских солдат, а также гению Суворова удалось выйти из окружения. Через горы полководец сумел вывести в Австрию 15 тысяч русских солдат и офицеров, 1500 пленных. После Швейцарского похода Суворов получил титул князя Италийского и высший воинский чин генералиссимуса и был отозван в Россию. Он возмущался поведением австрийских властей и негодовал: «Вместо Франции, благодаря неумелым действиям Австрийского правительства, погрязшего в коварстве, мы отправились домой…» Вскоре полководец вновь оказался в опале. В 1800 году он умер.

Император и первый консул

Одна из особенностей дипломатии как искусства, возможно, состоит в гибкости в выборе союзников и заключении договоров. Вчерашние друзья могут стать врагами и наоборот. Так, после суворовских побед Павел, разочаровавшись в своих союзниках, главным образом, в Австрии, а отчасти и в Англии, вышел из коалиции и войны, которая вскоре прекратилась. По обоюдному желанию Павла и первого консула Бонапарта началось сближение России и Франции. Постепенно, по мере укрепления единоличной власти, первый консул все больше и больше отходил от образа якобинца, которым на самом деле он никогда не был. Ища союзников для борьбы с Англией, он все больше обращал свои взоры на Россию. Наполеон понимал, что определяющим фактором в дальнейшем развитии ситуации будет являться участие или неучастие в войне России. Император Франции открыто писал о том, что во всем мире есть только один союзник для Франции – это Россия. Наполеон явно искал союза с русскими. 18 июля 1800 года французское правительство объявило о том, что оно готово вернуть в Россию всех военнопленных общей численностью 6 тысяч человек, – заново экипированных, с оружием и знаменами. Павел Первый верно оценил этот дружественный жест Франции и пошел на переписку и затем на сближение с Наполеоном. Новый курс облегчался еще и тем, что консулы Франции объявили революцию законченной, и Павел был доволен тем, что «безначалие заменилось консульством».

Император потребовал, чтобы территорию России покинул двор Людовика XVIII и сам изгнанный французский король. После этого во Францию была направлена русская делегация. В результате впервые стали четко проглядываться контуры возможного союза между Россией и Францией.

В это время англичане начали активно действовать с целью удержать Павла I от союза с Наполеоном. Они предлагали россиянам вновь заключить союз против Франции. При этом условия союза были настолько унизительны, что Павел Первый еще больше склонился к идее дружбы с Францией. Англичане же предлагали России политику невмешательства и требовали, чтобы русские войска захватили Корсику, родину Наполеона. Шаги англичан только упрочили союз России и Франции.

Наполеон – первый консул. Художник Ф. Жерар.

Павел, который до этого времени еще сомневался, окончательно согласился с планом Наполеона, который предлагал объединить силы и вместе захватить Индию, колонию Англии. Захват Мальты англичанами разгневал Павла, который гордился титулом великого магистра Мальтийского ордена. Он спешно порвал дипломатические отношения с Лондоном и вошел в альянс с Наполеоном, который еще в 1797 году заявлял о намерении нанести удар по Британской Индии. Предполагалось, что обе державы для этого похода выставят по 35 тысяч человек. 12 января 1801 года российский император отдал приказ о выдвижении донских казаков под предводительством казачьего атамана Василия Орлова к Оренбургу и далее – по направлению к Индии. Поход был совершенно не подготовлен, и многим он казался прихотью самодержавного безумца. Английское правительство, стремясь изменить ситуацию и избежать войны с Россией, было в курсе подготавливаемого заговора против Павла через посланника в Петербурге, лорда Ч. Уитворта, и едва ли не субсидировало его. За несколько дней до убийства Павла во Франции неизвестный пытался взорвать карету Наполеона. Первый консул выжил, но в последующем писал, что заговорщики промахнулись по нему в Париже, но попали в Петербурге. После убийства Павла вступивший на престол Александр Первый отказался от планов отца по союзу с Францией. Одним из первых указов нового царя Александра Первого был рескрипт о приостановке похода казаков в Индию, они были возвращены в Россию.

Михайловский замок

Этот причудливый дворец в Петербурге, выходящий одним из фасадов на реку Фонтанку, сыграл в судьбе императора роковую роль. Строительство дворца началось сразу после вступления его на престол и продолжалось до 1800 года. Император поселился во дворце за сорок дней до убийства. Почему возникла мысль построить новую царскую резиденцию? Павел не хотел жить в Зимнем дворце, связанном с именем матери, к тому же плохо защищенном. Подозрительный человек, которому везде мерещились заговоры, хотел построить не дворец, а неприступный, почти средневековый замок, окруженный водой. Место было выбрано не случайно, именно здесь находился Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны, возведенный архитектором Бартоломео Растрелли в 1741–1744 годах. Здесь 20 сентября 1754 года Павел Петрович появился на свет. Со временем Елизавета стала реже бывать в Летнем дворце, отдавая предпочтение Царскому Селу. Дворец постепенно ветшал. Сначала он был передан Григорию Орлову, потом Григорию Потёмкину.

Михайловский замок. Современный вид.

В 1796 году Летний дворец был сломан и на его месте началось строительство замка. Существует несколько легенд, почему было выбрано именно это место. Согласно одной из них император, будучи человеком мистически настроенным и обладавшим определенным даром предвидения, пожелал умереть там, где был рожден. Согласно другой легенде солдату, стоящему на карауле, явился архангел Михаил. М. И. Пыляев в своем сочинении «Старый Петербург» так описывает это явление: «Однажды солдату, стоявшему в карауле при Летнем дворце, явился в сиянии юноша и сказал оторопевшему часовому, что он, архангел Михаил, приказывает ему идти к императору и сказать, чтобы на месте этого старого Летнего дворца был построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат донес о бывшем ему видении по начальству, и когда об этом доложили императору, он ответил: «Мне уже известно желание архангела Михаила; воля его будет исполнена». Вслед за этим он распорядился о постройке нового дворца, при котором должна быть построена и церковь во имя архистратига Михаила, и самый дворец было приказано называть Михайловским замком. 28 ноября 1796 года, в первый месяц своего восшествия на престол, император Павел издал указ: «Для постоянного государева проживания строить с поспешанием новый неприступный дворец-замок. Стоять ему на месте обветшалого Летнего дома». Руководил строительством Винченцо Бренна, архитектором был известный масон Василий Иванович Баженов. Павел сам набросал несколько рисунков будущего дворца.

Михайловский замок. Современный вид.

«Михайловский замок стоит в нашей северной столице особняком, как Эскуриал в Мадриде, – писал мастер психологического портрета Г. И. Чулков. – По стилю подобных ему зданий нет, но от него, однако, веет своеобразной и мрачной прелестью. Сам император влиял на труды зодчих. Это здание проникнуто его меланхолией. Странное барокко исполнено неожиданной силы и суровой красоты». Церемония торжественной закладки состоялась 26 февраля 1797 года. На закладном камне была высечена надпись: «В лето 1797-е, месяца февраля в 26 день, в начале царствования государя императора и всея России самодержца Павла Первого, положено основание зданию Михайловского замка его императорским величеством и супругою его государынею императрицею Мариею Феодоровною». Здание строилось очень быстро с тем, чтобы вчерне замок был готов в этом же, 1797 году. Работы не прекращались ни днем, ни ночью. В темное время суток строительная площадка освещалась светом факелов и костров. Ежедневно на строительстве было занято от 2500 до 6000 человек, не считая надзирателей и мастеров. Было выделено 791 200 рублей единовременно и по 1 173 871,10 рубля в течение трех лет. При нехватке строительных материалов были разобраны каменные галереи дворца в Пелле. Кроме того, мрамор и камни строящегося в то время Исаакиевского собора также пошли на возведение Михайловского замка.

Освящение Михайловского замка и церкви при нем состоялось 8 ноября 1800 года. Замок был великолепен. Он напоминал палаццо эпохи Возрождения. Его окружали рвы с перекинутыми через них подъемными мостами. Фасады были украшены мраморными статуями, позже перенесенными в Зимний дворец. В плане замок четырехугольный, внутри три двора: главный – восьмиугольный, выходящий к Фонтанке – пятиугольный, обращенный в сторону Царицына луга (Марсова поля) – треугольный. В главный двор через Воскресенские ворота дозволялось въезжать лишь членам императорской фамилии и посланникам. Все фасады Михайловского замка разные. По преданию, красноватый цвет, в который выкрашены стены, выбран не случайно. На одном из балов фрейлина, будущая фаворитка Павла Анна Гагарина (Лопухина), выронила перчатку такого цвета, император поднял ее и, восхитившись колером, отправил составителю красок для образца. Тогда же многие петербуржцы стали красить свои дома в такой цвет. По другой версии, это цвет Мальтийского ордена. На главном карнизе выбита надпись: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». По легенде, императору было предсказано, что он проживет столько лет, сколько букв в этой надписи. Так оно и случилось – император погиб на сорок седьмом году жизни. Перед одним из фасадов Михайловского замка был установлен памятник Петру Первому работы скульптора Растрелли с подписью: «Прадеду правнук 1800 г.» Отделка парадных покоев была великолепна, однако, по свидетельству современников, в замке было множество переходов, лестниц, проходов, что создавало большие неудобства. Кроме того, ввиду той поспешности, с которой велись работы, в Михайловском замке ощущалась сильная сырость. Так, Пыляев отмечает: «По рассказам современников, следы разрушающей сырости в большой зале, в которой висели картины, несмотря на постоянный огонь в каминах, виднелись в виде полос льда сверху донизу по углам и потолку. Настолько был сыр дворец, что в первый раз, когда император дал в нем бал, в комнатах стоял такой туман от зажженных восковых свечей, что везде была густая мгла, и тысячи свечей мерцали, как тусклые фонари на улице. Гостей можно было с большим трудом различить в конце каждой из зал; они как тени двигались в потемках. Все дамские наряды и уборы отсырели, и в полутьме казались одного цвета. Дворец для всех был крайне неудобен, беспрестанно было нужно проходить по коридорам, в которых дул сквозной ветер». Пыляев отталкивался в своем описании Михайловского замка от разных документов, в том числе от наблюдений Августа Коцебу. «Ничто не могло быть вреднее для здоровья, как это жилище, – писал немеций литератор, служивший в это время в Петербурге. – Повсюду видны были следы сырости, и в зале, в которой висели большие исторические картины, я видел своими глазами, несмотря на постоянный огонь в двух каминах, полосы льда в дюйм толщиной и шириной в несколько ладоней, тянувшиеся сверху донизу по углам». Однако Павел буквально влюбился в свой замок. Когда императрица Мария Фёдоровна преподнесла ему в дар сервиз с видами Михайловского замка, он прослезился. Однако император прожил здесь совсем недолго – всего 40 дней.

Посетивший Россию в декабре 1799 – мае 1800 года в составе посольства Великого Германского приорства Мальтийского ордена аббат Жоржель оставил свои впечатления от Михайловского замка: «Снаружи этот дворец представляет правильный квадрат; его основание держится на сваях; фундамент – из огромных гранитных глыб. Фундамент этот, в пять-шесть футов вышиной, заключает сводчатые подземелья с отдушинами; первый этаж – тоже со сводами; второй довольно высок; третий похож на антресоли с маленькими широкими окнами в виде арок; крыша – итальянской архитектуры, крытая медными листами, она увенчана лепным карнизом, на котором виден вензель Павла Первого в русском стиле, над карнизом сделана мраморная балюстрада, на которой поставлены статуи и военные трофеи».

«Маленький двор представляет правильный восьмиугольник, – продолжал наблюдательный мемуарист, – туда нельзя въехать ни в экипаже, ни верхом; чтобы достичь главного входа, который пестрит орнаментами, надо миновать три подъемных моста; несколько мраморных ступеней ведут к большому вестибюлю, выложенному разноцветным мрамором; в этом вестибюле находится большая великолепная лестница из серого мрамора с двойными перилами, ступени которой, из цельного куска, имеют двенадцать футов в длину. Эту лестницу поддерживают круглые и квадратные колонны из цельного гранита, каждая два с половиною фута в диаметре и пятнадцать – восемнадцать футов вышины; восьмиугольный двор не имеет другого выхода, кроме большой двери, ведущей в вестибюль, но из дворца можно спуститься на террасы, окружающие дворец, через несколько дверей – средняя дверь выше и лучше отделана, чем остальные, и выходит на канал Фонтанку. Дворец этот окружен водою; рвы облицованы гранитом; высокие мраморные колонны, образующие выступ в середине фасада, чрезмерно тонки; окна главного этажа слишком узки и недостаточно высоки, они не изящны и не пропорциональны, и по общему наружному виду этого дворца нельзя сказать, что это величественные царские покои… Зеркальные стекла окон вставлены в медную золоченую оправу; там можно найти порфировые камины, столы из ляпис-лазури, замки из золоченой бронзы. Это здание может поразить знатоков архитектуры, но не вызовет в них восторга; они пожалеют, что такие затраты были сделаны не на сооружение дворца, более достойного восхищения. Один итальянец назвал его феноменом – это подходящее слово для обозначения этого странного здания: редко можно найти такое соединение роскоши и безвкусицы. Снаружи дворец больше всего походит на Бастилию.

Анна Петровна Лопухина. Художник В. Л. Боровиковский.

Перед подъемными мостами, через которые входят во дворец…, с двух сторон широкой дороги выстроены два павильона с колоннадой; они предназначены для статс-дам и фрейлин. Генералитет будет занимать нижний этаж замка. Шпиль императорской часовни очень высок и покрыт так же, как на Адмиралтействе, червонным золотом. Эта часовня богато украшена и посвящена Михаилу Архангелу. Дворец называется Михайловским… Сад этого дворца представляет обширное место, окруженное стеной семь-восемь футов вышины. Там построены большие и просторные здания для теплиц, оранжерей и зимних садов». Современные исследователи склонны видеть тесную связь религиозных воззрений Павла и образной структуры Михайловского замка. «По всему складу своей натуры, моральным устоям и характеру умственных интересов Павел с его глубокой религиозностью, романтическим пристрастием к средневековому рыцарству, душевной экзальтированностью не мог не принимать близко к сердцу духовно-нравственных исканий масонства и мистических настроений его идеологов», – писал А. Г. Тартаковский. Л. В. Хайкина считает, что есть некоторые основания предполагать, что мысль посвятить замок Архангелу Михаилу могла возникнуть у императора под впечатлениями от неосуществленного В. И. Баженовым проекта Кремлевского дворца, чертежи которого были широко представлены в библиотеке Павла. Автор подчеркивает, что генезис и природу архитектуры Михайловского замка определяли не только художественные устремления, но и религиозно-философское сознание эпохи.

Ко времени переселения императора в замок в его личной жизни происходила тяжелая драма. Под воздействием ряда причин он удалился от Марии Фёдоровны. Постепенно многое в ее поведении стало раздражать Павла. Императрица приближала француских эмигрантов, выходцев из Германии, оценивала многие политические моменты, «исходя из мелочных соображений семейного характера», – пишет биограф Павла Е. С. Шумигорский. Мария Фёдоровна «вмешивается во все дела, окружает себя немцами и позволяет обманывать себя нищим» (эмигрантам), – шептались в окружении Ф. Ростопчина. Здоровье императрицы пошатнулось после рождения девятого, последнего ребенка – великого князя Михаила врачи посоветовали ей не иметь больше детей, рекомендовали тихую уединенную жизнь в Павловске. Интриганы, представлявшие разные партии при дворе, вносили свою лепту в семейные проблемы. Павел не забывал, что Екатерина в свое время пыталась использовать Марию Фёдоровну в попытках лишения его права на престол, популярность императрицы, связанная с ее благотворительной деятельностью, также начинала его беспокоить. Придворные знали о некорректном обращении Павла с женой, обострявшем общее раздражение. Отношения с Нелидовой, которая стала поддерживать партию Марии Фёдоровны, ушли в далекое прошлое.

На таком фоне, находясь в Москве, император обратил внимание на красивую брюнетку – девятнадцатилетнюю дочь сенатора Лопухина Анну Петровну. Этой симпатией воспользовалась придворная партия с графом Кутайсовым во главе, враждебная императрице Марии Фёдоровне и Е. И. Нелидовой и желавшая заменить последнюю своей ставленницей. Павлу I представили молодую девушку сильно в него влюбленной, что еще больше усилило его чувство к ней. Узнав о подготавливаемом переезде Лопухиных в Петербург, императрица написала Анне Петровне письмо с советом оставаться в Москве. Письмо это дошло до сведения Павла I и вызвало его сильнейшее негодование. Последовала серия увольнений, по приказанию Павла семья Лопухиных переехала в Петербург. Там Анна Петровна, щедро облагодетельствованная императором и назначенная камер-фрейлиной, вышла замуж за друга детства, князя П. Г. Гагарина, сохраняя отношения с императором, который видел в ней свою последнюю любовь. Он открыто выражал свое чувство к ней: ее именем назывались корабли («Благодать» – русский перевод еврейского имени Анна), ее же имя красовалось на знаменах гвардии. Красный цвет, любимый Лопухиной, стал любимым цветом Павла, а значит, и двор стал отдавать ему предпочтение. Чтобы удовлетворить страсть Лопухиной к танцам, император часто давал балы. Она любила вальс, и этот танец, прежде запрещенный при дворе, благодаря ей был снова введен в моду. Так как обычный придворный костюм мешал Лопухиной танцевать и она находила его недостаточно элегантным, то император отменил его, чем очень огорчил императрицу. Графиня В. Головина так описывала царскую фаворитку: «Лопухина имела красивую голову, но была невысокого роста, дурно сложена и без грации в манерах; красивые глаза, черные брови и волосы того же цвета, прекрасные зубы и приятный рот были ее единственными прелестями; небольшой вздернутый нос не придавал изящества ее физиономии. Выражение лица было мягкое и доброе, и действительно Лопухина была добра и неспособна ни желать, ни делать чего-либо злого, но в то же время она была недальнего ума и не получила должного воспитания». Ей были отведены апартаменты во дворце, затем в Михайловском замке, куда вела потайная дверь из комнат императора.

Заговор и цареубийство

К началу нового, XIX века недовольство политикой императора в России стало принимать угрожающие для него размеры. Им были недовольны рядовые дворяне, придворные и, самое опасное для него, войско. Реформы в армии, уничтожавшие традиции побед эпохи Екатерины, когда везде звучал неофициальный гимн на слова Г. Р. Державина «Гром победы раздавайся, веселися, храбрый Росс!», приводили к всеобщему глухому ропоту. Деспотизм военоначальников типа А. А. Аракчеева также вызывал сопротивление. В литературе известна попытка суворовских офицеров создать в провинции – в Смоленской губернии тайное общество, направленное против павловских порядков. В 1797 году полковник Каховский, родной брат по матери будущего героя Отечественной войны Алексея Петровича Ермолова, предлагал Суворову поднять армию против засевших в Петербурге гатчинцев и двигаться на Петербург. А. П. Ермолов вспоминал о предложении, сделанном братом Суворову, перестать повиноваться Павлу и использовать против него свои войска. На что полководец перекрестил рот собеседника и сказал: «Молчи, молчи, не могу, кровь…» Тайное общество было разгромлено, одних сослали, других лишили чинов и дворянства и разослали по крепостям. После прихода к власти Александра Первого они были амнистированы.

Произвол, царивший в стране, уже пережившей екатерининскую «законную монархию», неуверенность в завтрашнем дне, капризность и вздорность императора, его указы, ограничивающие личные свободы, вызывали все большее негодование. Чего стоили, например, требования выходить из кареты в любую погоду и кланяться при встрече с каретой императора. По столице ходило множесто анекдотов о его странных поступках. Так, однажды император вызвал к себе петербургского почтмейстера И. Б. Пестеля, отца будущего декабриста, и обрушился на него за то, что тот пропустил французскую газету, в которой говорилось, что Павел велел отрезать уши известной актрисе Шевалье. Известный мемуарист Н. И. Греч воспроизвел следующий диалог: «Как вы, милостивый государь мой, посмели пропустить газету, в которой сказано, что я приказал отрезать уши мадемуазель Шевалье?»

Табакерка Зубова.

Пестель уже ясно увидел голубые сибирские дали, но не потерял самообладания, и подчеркнуто спокойно ответил: «Ваше величество, я полагал, что это есть наилучший способ изобличить иностранных вралей. Любой читатель газеты может сим же вечером убедиться, что уши у мадемуазель Шевалье на своем месте. Ему надобно только съездить в театр». Павел рассмеялся, велел Пестелю взять из кабинета бриллиантовые серьги и отвезти их мадемуазель Шевалье. «Скажи ей от моего имени, – добавил император, – чтобы надела перед выходом на сцену».

«С 1799 года, – пишет известный политик польского происхождения, близкий ко двору, Адам Чарторыйский, – Павла стали преследовать тысячи подозрений: ему казалось, что его сыновья недостаточно ему преданы, что его жена желает царствовать вместо него. Слишком хорошо удалось внушить ему недоверие к императрице и к его старым слугам. С этого времени началась для всех, кто был близок ко двору, жизнь, полная страха, вечной неуверенности».

В обществе все больше стали распространяться слухи о сумасшествии Павла. Особое недовольство вызывала внешняя политика императора, квалифицированная как предательская по отношению к национальным интересам страны. Вспомним о сближении с наполеоновской Францией и разрыв отношений с Англией. Не забудем и о роли Англии в подготовке заговора против Павла. Нельзя не отметить как второстепенные, но получавшие широкую огласку факты непротокольного поведение царя с дипломатическими представителями разных стран. Заговорщики, умело манипулируя настроениями членов семьи императора, постоянно внушали им мысль об угрозе заточения в крепость наследника и второго сына, а Марии Фёдоровны в монастырь.

Цареубийству 11 марта 1801 года посвящена огромная мемуарная и историческая литература. Однако нельзя утверждать, что к настоящему времени выяснены почти все детали заговора, хотя известны участники с разной степенью осведомленности, их планы, по часам реконструированы детали убийства, включая реплики участников. Установлено, что создание ядра группы заговорщиков, верящих в необходимость перемен, относится еще к лету 1799 года. Во главе его стоял военный губернатор Петербурга, пользовавшийся полным доверием Павла, участник русско-турецких войн граф П. А. Пален. Изначально, по собственным заявлениям, заговорщики намеревались ограничиться арестом Павла с тем, чтобы заставить его отречься от престола в пользу старшего сына. Никита Панин и Пален были солидарны в необходимости введения конституции, однако Панин видел способ в регентстве, а Пален – в уничтожении Павла I. Эйдельман пишет в книге «Грань веков», что Пален «держа в резерве когорту недовольных, зондируя, прощупывая именно тех, кто „молчит и действует“, он до поры не открывает замыслов и почти никого не осведомляет о конкретном плане, сроке, даже целях, например, объясняется с близкими соучастниками насчет регентства, сохранения жизни Павла при внутренней убежденности, что царя надо убить». Л. Л. Беннигсен писал: «Принято было решение овладеть особой императора и увезти его в такое место, где он мог бы находиться под надлежащим надзором, и где бы он был лишен возможности делать зло».

Общее число людей, вовлеченных в заговор, по разным оценкам составляло от 180 до 300 человек. Эйдельман ориентировочно делит заговорщиков на три основные группы: первая – вожди, самые посвященные, бывшие в курсе окончательного плана убийства, а также Зубовы (три брата и их сестра). Среди них Никита Панин, Пален, Рибас (умер в декабре 1800 года). Сестра Зубовых, Жеребцова, была связана с английским послом Уитвортом, через которую он мог знать все детали заговора. П. В. Лопухин, близкий родственник Жеребцовой, рассказывал о ней: «Витворт через посредство О. А. Жеребцовой был в сношениях с заговорщиками; в ее доме происходили сборища, через ее руки должна была пройти сумма, назначенная за убийство или по меньшей мере за отстранение императора Павла от престола… За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий…». После смерти Павла, в Лондоне она получила от английского правительства сумму, соответствовавшую 2 млн руб. Эти деньги должны были быть распределены между заговорщиками, в особенности между теми, которые принимали участие в убийстве. Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится требовать заслуженного вознаграждения.

Вторую группу составляли офицеры, позже присоединившиеся к заговорщикам и занимавшиеся вербовкой новых лиц. В третьей группе были средние и младшие офицеры, которые были отобраны по принципу их недовольства или ненависти к павловской системе, оставшиеся полностью не осведомленными, некоторые из них стали непосредственными исполнителями, а другие – всего лишь соучастниками. Как считается в литературе, никто из первой группы не участвовал непосредственно в убийстве, хотя возникают сильные сомнения относительно Зубовых. В спальню императора, где произошло убийство, проникло примерно двенадцать человек, некоторые потом ее покинули до убийства.

Убийство Павла I. Гравюра Уайтвайта по рисунку Ф.-Э.-А. Филиппото.

Вероятно, заговорщики хотели приурочить развязку к 15 марта – «мартовским идам», принесшим смерть тирану Цезарю, но неожиданные события ускорили принятие решения, так как Павел к вечеру или ночью 8 марта пришел к выводу, будто «хотят повторить 1762 год». Один из мемуаристов пишет, опираясь, вероятно, на слова Палена: «Как ни старались скрыть все нити заговора, но генерал-прокурор Обольянинов, по-видимому, все-таки заподозрил что-то. Он косвенным путем уведомил государя, который заговорил об этом со своим любимцем Кутайсовым; но последний уверял, что это просто коварный донос, пущенный кем-нибудь, чтобы выслужиться». Пален позже рассказывал, что 9 марта император вызвал его к себе и спросил насчет заговора, Пален признался в участии в нем, обставив дело так, что принял это решение, чтобы выведать все ради благополучия государя. Современник Толь пишет: «Если сцена Палена с царем и не прямая басня, то легенда, над которой Пален в течение жизни имел обыкновение посмеиваться. Кое-что действительно было, но звучало совсем иначе, когда граф Пален сам рассказывал в своем кругу: император сказал ему однажды на утренней аудиенции известные слова („Говорят, что против меня имеется заговор и ты один из заговорщиков“); Пален же, смущенный и испуганный, не нашел сначала ничего лучшего, как на несколько мгновений задержаться в поклоне, чтобы собраться с мыслями и чтобы царь не мог ничего прочитать у него в глазах. Только после того, как он догадался быстрым усилием вернуть своему лицу обычное выражение, рискнул выпрямиться. Однако в спешке не нашел лучшего ответа, чем следующий (произнесенный все еще с опущенными глазами): „Как может такое случиться, когда у нас есть Тайная экспедиция?“ – „Это верно“, – ответил на это император, внезапно совершенно успокоенный, и оставил этот опасный предмет». Согласно мемуарам Чарторыйского Павел объявил Палену, что знает о заговоре. «Это невозможно, государь, – отвечал совершенно спокойно Пален. – Ибо в таком случае я, который все знаю, был бы сам в числе заговорщиков». – Этот ответ и добродушная улыбка генерал-губернатора совершенно успокоили Павла.

Накануне убийства, как сообщают мемуаристы, император произносил реплики, свидетельствующие о плохих предзнаменованиях: «Чему быть, тому не миновать» и им подобное. После ужина он лично проверил внешние посты и запер наружную дверью. Заговорщики ужинали у Палена. Он приказал всем прийти при параде, в форме, в лентах и орденах. «Мы застали комнату полной офицеров, – рассказывает Беннигсен, – они ужинали у генерала, причем большинство находилось в подпитии». «Все были по меньшей мере разгорячены шампанским, которое Пален велел подать им (мне он запретил пить и сам не пил)». Там находилось около 40–60 человек (собравшихся по билетам, разосланным Паленом). Платон Зубов, которому высокое положение при прежнем царствовании придает особую значимость, объявил собравшимся об истинных планах сборища – вернее, о плане низвержения и ареста императора, указывая, что Александр дал на это санкцию, а Екатерина с самого начала хотела передать престол внуку. Саблуков пишет: «В конце ужина, как говорят, Пален как будто бы сказал: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу – нужно сначала разбить яйца».

Павел был убит между половиной первого и двумя часами ночи. сведения собственно об убийстве в некоторых деталях противоречивы: Н. А. Саблуков: «Император вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который, в конце концов, принял бурный характер. В это время те из заговорщиков, которые слишком много выпили шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как император, в свою очередь, говорил все громче и начал сильно жестикулировать. В это время шталмейстер граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: «Что ты так кричишь!» При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес рукою удар в левый висок императора, вследствие чего тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора, а Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил его им. Таким образом его прикончили…» Несколько иные детали присутствуют в свидетельстве Беннигсена, пытавшегося себя обелить и доказать, что его не было в комнате в момент убийства: «…Мои беглецы между тем встретились с сообщниками и вернулись в комнату Павла. Произошла страшная толкотня, ширма упала на лампу, и она погасла. Я вышел, чтобы принести огня из соседней комнаты. В этот короткий промежуток времени Павла не стало…» А. Ф. Ланжерон, записавший рассказ Беннигсена с его слов, продолжает: «По-видимому, Беннигсен был свидетелем кончины государя, но не принял непосредственного участия в убийстве… Убийцы бросились на Павла, который лишь слабо защищался, просил о пощаде и умолял дать ему время помолиться… Он заметил молодого офицера, очень похожего на великого князя Константина, и сказал ему, как Цезарь Бруту: «Как, ваше высочество здесь?». Прусский историк Бернгарди со слов того же Беннигсена записал: «Павел пытался проложить путь к бегству. «Арестован! Что значит, арестован!» – кричал он. Его силою удерживали, причем особенно бесцеремонно князь Яшвиль и майор Татаринов. Беннигсен два раза воскликнул: «Не противьтесь, государь, дело идет о вашей жизни!» Несчастный пробовал пробиться и все повторял свои слова… Произошла горячая рукопашная, ширма опрокинулась. Один офицер кричал: «Уже четыре года тому назад надо было покончить с тобой». Услышав в прихожей шум, многие хотели бежать, но Беннигсен подскочил к дверям и громким голосом пригрозил заколоть всякого, кто попытается бежать. «Теперь уже поздно отступать», – говорил он. Павел вздумал громким голосом звать на помощь. Не было сомнения в том, как кончится эта рукопашная с царем. Беннигсен приказал молодому опьяненному князю Яшвилю сторожить государя, а сам выбежал в прихожую, чтобы распорядиться насчет размещения часовых…» М. Фонвизин: «…Несколько угроз, вырвавшихся у несчастного Павла, вызвали Николая Зубова, который был силы атлетической. Он держал в руке золотую табакерку и с размаху ударил ею Павла в висок, это было сигналом, по которому князь Яшвиль, Татаринов, Гордонов и Скарятин яростно бросились на него, вырвали из его рук шпагу: началась с ним отчаянная борьба. Павел был крепок и силен; его повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, задавили шарфом Скарятина. В начале этой гнусной, отвратительной сцены Беннигсен вышел в предспальную комнату, на стенах которой развешаны были картины, и со свечкою в руке преспокойно рассматривал их. Удивительное хладнокровие!». Другая деталь: «Один из заговорщиков поспешил известить об этом [отречении] Беннигсена, остававшегося в смежной комнате и с подсвечником в руке рассматривавшего картины, развешанные по стенам. Услышав об отречении Павла, Беннигсен снял с себя шарф и отдал сообщнику, сказав: „Мы не дети, чтоб не понимать бедственных последствий, какие будет иметь наше ночное посещение Павла, бедственных для России и для нас. Разве мы можем быть уверены, что Павел не последует примеру Анны Иоанновны?“. Этим смертный приговор был решен. После перечисления всего зла, нанесенного России, граф Зубов ударил Павла золотой табакеркой в висок, а шарфом Беннигсена его задушили».

Кто сообщил Александру о смерти отца, точно неизвестно. Александр посылает жену Елизавету Алексеевну сообщить императрице Марии Фёдоровне о происшедшем: «Пойдите к матери и пригласите ее как можно скорее приехать в Зимний дворец». Мемуаристы пишут, что при получении известия она упала в обморок, но быстро оправилась. Кроме того, Мария Фёдоровна заявила, по свидетельствам очевидцев, что коронована и должна теперь царствовать. С часу до пяти утра она отказывалась подчиниться сыну и новому императору. Она сделала три попытки овладеть ситуацией. Вельяминов-Зернов сообщал: «Вдруг императрица Мария Фёдоровна ломится в дверь и кричит: „Пустите, пустите!“ Кто-то из Зубовых сказал: „Вытащите вон эту бабу“. Евсей Гордонов, мужчина сильный, схватил ее в охапку и принес, как ношу, обратно в ее спальню». Затем она пробует прорваться на балкон и обратиться к войскам, но ее останавливает Пален. Последняя попытка Марии Фёдоровны – пройти к телу мужа другими комнатами через расположение Полторацкого, который долго не пускает ее к телу, но наконец получает на это разрешение Беннигсена, сказавшего императрице: «Мадам, не играйте комедию».

Утром следующего дня был издан написанный Д. П. Трощинским манифест, в котором подданным сообщалось, что Павел скончался от апоплексического удара. Согласно воспоминаниям Ланжерона, не все гвардейские полки приняли эту версию, среди солдат Преображенского полка «поднялся глухой ропот». В этой ситуации «император Александр предавался в своих покоях отчаянию, довольно натуральному, но неуместному. Пален, встревоженный образом действия гвардии, приходит за ним, грубо хватает его за руку и говорит: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии!» Новый император не забыл этого бесцеремонного обращения. Пален вскоре был выслан в свое имение в Митаве, где в 1815 году его посетил молодой офицер Павел Иванович Пестель, тогда адъютант генерала П. Х. Витгенштейна. Уловив направление мыслей будущего руководителя декабристов, старый генерал поделился с ним собственным опытом заговорщицкой деятельности: «Слушайте, молодой человек! Если вы хотите что-нибудь сделать путем тайного общества, то это глупость. Потому что если вас двенадцать, то двенадцатый неизменно будет предателем! У меня есть опыт, и я знаю свет и людей». К сожалению, генерал оказался прав, одним из доносчиков на тайное общество декабристов оказался офицер из ближайшего окружения Пестеля.

Петербуржцы, по свидетельству современников, реагировали на новость с энтузиазмом: «Как только известие о кончине императора распространилось в городе, немедленно же появились прически à la Titus, исчезли косы, обрезались букли и панталоны; круглые шляпы и сапоги с отворотами наполнили улицы». «Лишь только рассвело, как улицы наполнились народом. Знакомые и незнакомые обнимались между собой и поздравляли друг друга с счастием – и общим, и частным для каждого порознь». «Незнакомые целовались друг с другом как в Пасху, да и действительно это было воскресение всей России к новой жизни». Однако немало было и людей, испытывавших другие чувства. М. А. Фонвизин в своих записках замечает: «Посреди множества собравшихся царедворцев нагло расхаживали заговорщики и убийцы Павла. Они, не спавшие ночь, полупьяные, растрепанные, как бы гордясь преступлением своим, мечтали, что будут царствовать с Александром. Порядочные люди в России, не одобряя средство, которым они избавились от тирании Павла, радовались его падению. Историк Карамзин говорит, что весть об этом событии была в целом государстве вестию искупления: в домах, на улицах, люди плакали, обнимали друг друга, как в день Светлаго Воскресения. Этот восторг изъявило однако одно дворянство, прочия сословия приняли эту весть довольно равнодушно». Как всегда, выдающийся историк прав, подчеркивая верхушечный характер перемен в России, не затрагивавших основных порядков, царивших в стране.

После убийства императора придворным пришлось решать задачу приведения в должный вид тела покойного, чтобы наутро его можно было показать войскам в доказательство его естественной смерти. Несмотря на все старания, на лице покойного были видны синие и черные пятна. Придворному медику Вилье помогали врачи Гриве и Гутри. Следовало доказать волнующимся солдатам, что царь действительно умер и надо присягать Александру. Известно, что из Гатчины был приглашен придворный живописец Яков Меттенлейтер, хранитель гатчинской картинной галереи, которого вызывали с кистями и красками гримировать тело. Когда император лежал в гробу, его треугольная шляпа была надвинута на лоб так, чтобы скрыть, насколько возможно, левый глаз и разбитый висок. Н. И. Греч пишет, как ходил прощаться с телом: «Едва войдешь в дверь, указывали на другую с увещеванием: извольте проходить. Я раз десять от нечего делать ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы ботфортов императора и поля широкой шляпы, надвинутой на лоб». Отпевание и погребение состоялось 23 марта в Великую субботу, оно было совершено всеми членами Святейшего Синода во главе с митрополитом Санкт-Петербургским Амвросием Подобедовым. Последнее пристанище убитый император нашел в усыпальнице Петропавловского собора.

На престол вступил Александр I, в результате чего общая атмосфера в стране сразу же поменялась. Изменился внешнеполитический курс. От союза с Францией вернулись к внешне дружеским отношениям с Англией. Новый император заявил, что при нем все будет, как при бабушке. Тем не менее самому Александру убийство нанесло глубокую психологическую травму, которая, возможно, вызвала его обращение к мистицизму в конце жизни. Фонвизин описывает его реакцию на новость об убийстве: «Когда все кончилось, и он узнал страшную истину, скорбь его была невыразима и доходила до отчаяния. Воспоминание об этой страшной ночи преследовало его всю жизнь и отравляло его тайною грустью». Жена Александра, Елизавета Алексеевна, писала: «Страшная рана в его душе не заживет никогда». Постепенно все основные участники переворота были удалены из Петербурга. В политическом плане страшная история гибели Павла довлела над его сыновьями всю жизнь. С этим связана во многом их осторожность в осуществлении назревших социально-экономических преобразований, в частности, отмены крепостного права. И Александр, и затем Николай, понимая необходимость борьбы с крепостничеством, боялись сделать не только решительные, но даже робкие шаги в этом направлении, страшась реакции помещиков-дворян.

«Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества, – писал Карамзин, – к неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким уставам, кроме своей прихоти; считал нас не подданными, а рабами, казнил без вины, награждал без заслуг, отнял стыд у казни, у награды – прелесть; унизил чины и ленты расточительностью в оных; легкомысленно истребил долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери; умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный Екатериной, и заменил его духом капральства».

Сложность и противоречивость как самого Павла, так и истории его убийства отметил А. С. Пушкин, для которого Павел – «романтический наш император» и одновременно «увенчанный злодей».