— Ага, — сказал Александр, ухарски скатился по коротким перилам и… чуть не рухнул в плотный сугроб, в который дворник собрал снег с мостовой. Молодой человек лишь чудом удержался на ногах, повернулся к Саше и церемонно кивнул: — Значит, это, договорились. Сегодня в шесть.

Саша согласно кивнула и отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Новоявленный ухажер Иванов удалялся от женского общежития походкой довольного собой охотника, нежданно-негаданно подстрелившего диковинную добычу. Внешность у «добытчика» была самой невзрачной. Рост чуть выше среднего, слегка сутулые плечи и плоский зад. Волосы — так и не определившиеся в выборе между рыжим и пегим. Веснушчатая кожа, слабые руки с сужающимися к ногтям немощными пальцами. Серые глаза и расхлябанный рот с оттопыренной нижней губой. Но даже такой непрезентабельный жених имел самые высокие шансы на обильном ивановском рынке. Иваново действительно было городом невест. Причем городом невест-ткачих. По общежитию носились многочисленные истории о замужестве очередной счастливицы, и в этих рассказах внешности жениха отводилось не самое большое место. Ивановским невестам грезились женихи непьющие, некурящие и работящие.

Гражданин Иванов всеми необходимыми качествами обладал, и, кроме того, он имел два огромных преимущества. Он был коренным жителем города Иванова, и счастливая его избранница тут же перебиралась в его трехкомнатную квартиру почти в самом центре города. По слухам, жених проживал на указанной жилплощади вдвоем со сварливой, но перспективно немолодой мамкой. Кроме сулимых материальных выгод Александр имел и нематериальное, практически духовное преимущество перед собратьями. Он был поэтом. Нет, ему хватало здравомыслия зарабатывать презренный хлеб служением в качестве ведущего инженера на все той же ткацкой фабрике номер четыре, но все свое свободное время он посвящал чтению и писанию стихов. Мэтром в этом нелегком деле Иванов почитал Пушкина и бесконечно перечитывал его на ночь, будто надеясь, что талант Александра Сергеевича Пушкина прилипнет, словно зараза, к Александру Васильевичу Иванову и, поднявшись однажды утром, Александр-второй разразится гениальными стихами. А пока этого не происходило, Александр довольствовался виршами в честь праздников, лучшие из которых с удовольствием печатала фабричная малотиражка.

С появлением Саши в его стихах зазвучали минорные ноты. Он поскучнел и стал писать вдвое больше стихов. Наиболее удачные добросердечная вахтерша тетя Люда подкладывала под двери Сашиной комнаты. В самом начале литературной осады они адресовались: «К С***». Но тут произошел казус. Светка, жившая с Сашей в одной комнате, приняла их на свой счет, и Александр решил обращаться к Ш***, так как писать стихи для А*** было бы так же неразумно. Третью девушку, жившую в дружной «тридцатьпятке», звали Анечкой.

Стихов становилось все больше, пессимизм, раздиравший лиру Иванова, становился все очевиднее, соседки недоумевали все больше, и Саша решилась. В пятницу она подошла к изнывающему в столовой над рыбной котлетой и бледным картофельным пюре Александру. Инженер поднял голову. Пюре воспользовалось заминкой, просочилось сквозь зубья вилки и звучно плюхнулось обратно в тарелку. Александр облизал пустую вилку и взволнованно сглотнул. Острый кадык проделал судорожное путешествие под рябой кожей.

— Регина, — экзальтированно прошептал изнемогающий поэт.

Саша нахмурилась:

— Меня зовут Саша.

— Простите, — почти в беспамятстве пробормотал Иванов, — Регина — означает королева.

Саша молчала.

Александр встревоженным рябчиком взметнулся с сиденья и молитвенно сложил руки:

— Александра, позвольте назначить вам свидание!

Иванов покраснел, серыми глазами он взволнованно шарил по лицу возлюбленной, а полой пиджака — по тарелке. Саше стало весело.

— Приходите завтра на обед, — засмеялась она, сунула инженеру свой носовой платок и отправилась за стол к девчонкам.

Александр потрясенно кивнул, недоумевающе поглядел на платок, вытер им вспотевший лоб и плюхнулся на стул, по дороге смахнув тарелку себе на колени. Иванов посмотрел на котлету, невинно улегшуюся ему на колени, остатки пюре, на Сашин платок, зажатый во вспотевшей руке, и все понял. Саша была не королевой, она была феей.

В субботу Иванов протиснулся в дверь на дрожащих ногах, держась руками за карманы, набитые написанными за ночь стихами. Почти все они были не закончены и в основном в них говорилось о златокудрой фее, поднесшей изнемогающему путнику бальзам для ран. Были варианты. Фея была королевского рода, путник — странствующим рыцарем, она поила его вином забвения, «горькой настойкой, боль уносящей». В одном стихотворении упоминалось даже пюре, названное «белесым кушаньем смердов».

В течение трех часов Александр посвящал Сашиных соседок в тонкости стихотворных размеров, выдавал неуклюжие экспромты, а в перерывах не забывал вглядываться в Сашу с видом «неутолимо тлеющей страсти». Саша сидела смирно, подливая чай и разглядывая упоенного «жениха». Чем больше он говорил о возвышенных чувствах, тем неудобнее она себя чувствовала, не в силах оторвать взгляда от его сползшего серого носка. Тусклый серый носок с разношенной резинкой бессильно лежал на ботинке. Иванов постукивал ногой в такт декламируемых стихов, и носок вздрагивал, а затем снова опадал, образуя что-то вроде пыльной пелеринки вокруг мужской ноги.

Следующее «свидание» было решено назначить на территории Иванова.

Саша смотрела вслед удаляющемуся Александру и размышляла. Первое в жизни настоящее свидание! Субботний вечер наполнился медовым предчувствием. Несмотря на февраль, в воздухе неуловимо запахло весной. Саша вернулась в комнату озябшая и задумчивая. Девчонки, визжа, накинулись на нее и наперебой заговорили. Бойкая малявка Светка уже успела накрутить волосы на пластмассовые бигуди и теперь тыкалась ими в Сашино плечо. Она вскидывала голову и тараторила. Слова галопом неслись друг за другом, затаптывая смысл и превращая сказанное в абракадабру. Но Саша уже привыкла и хорошо понимала, достаточно было взглянуть на востроносое, светящееся добродушием Светкино личико.

— А умный-то какой, и не выпивший был, хотя мог бы тортик какой принести, зато у него работа есть хорошая, начальство-то его, правда, не очень любит, он им кажется со странностями. Но у кого их нет-то, правда, Шурка?

Красивая, с плавными движениями рук и звучным голосом Аня качала головой и вдохновенно говорила:

— Ах, он так на тебя смотрит! Спорим, на следующем же свидании замуж позовет!.. Только он некрасивый очень… и мама у него, говорят, прямо баба-яга…

Саша, тихо улыбаясь, слушала и ничего не говорила. Анна вдруг замолчала, а затем негромко сказала своим грудным голосом:

— Шура, тебе-то он как?

Девчонки зорко смотрели Саше в лицо, а та медленно заливалась краской, начиная с шеи.

— Нравится, нравится! Смотри, как покраснела! — возбужденно запищала Светка, Аня светло улыбнулась. Девчонки многозначительно переглянулись и оставили Сашу в покое.

Вечер шел своим чередом. Саша читала библиотечную книгу. Девчонки собирались на танцы. Заглянула соседка из комнаты напротив, хотела попросить у Ани короткую юбку. Девчонки долго вертелись перед зеркалом, выясняя, кому из них больше подходит юбка. Светке она была откровенно широка, у соседки оказались недостаточно стройные ноги, так что лучше всего юбка сидела на хозяйке. Увлеченный девичий щебет заразительно подействовал на Сашу. Она взяла с тумбочки недовязанный носок, которым собиралась заняться, оставшись одна, заложила им книгу и вскочила с кровати:

— Дайте померить.

Девчонки передали юбку бережно, как полковое знамя, лаская плотную ткань пальцами.

Одежда способна творить чудеса!

Ноги… Всем, и самой Саше в том числе, стало вдруг очевидным, что у нее длинные стройные ноги с узкими коленками и аккуратными щиколотками. Дурачась, Саша прошлась по комнате, имитируя походку манекенщицы. Девушки подхватили игру и наградили ее бурными аплодисментами.

Светка взглянула на часы и беспокойно ойкнула:

— Девки, опаздываем! Кавалеров расхватают!

Дальнейшие сборы шли в ускоренном темпе. Светка из последних сил терзала бигуди, цеплявшиеся за волосы. Аня спешно докрашивала ногти. Саша подошла к зеркалу и посмотрелась. Лицо выглядело по-детски розовым и требовало срочных мер.

Через комнату полетела коробочка с тушью. Аня, отчаянно растопырив непросохшие ногти, ковырялась в косметичке в тщетных поисках щеточки. Щеточка для туши отыскалась в совершенно неожиданном месте — в посудном шкафу. Аня принялась хихикать, продолжая размахивать руками.

— Когда пришел твой Иванов, я намазывала ресницы. — Анечка крутанула кистями, несказанно удлиняя ресницы, и жеманно посмотрела из-под них на Сашу. — Помню, подумала еще, что, если пихну щеточку в карман, халат придется стирать.

— А-ай, — раздался негодующий Светкин вопль, — зараза!

По бедру в капроне стекала стрелка. Светка смотрела на нее с обидой. Подскочившая Аня припечатала край стрелки каплей лака в направлении движения.

— Не боись! — покровительственно сказала она. — Если дальше не поползет, видно не будет!

На мгновение всем показалось, что Ане удалось удержать бег стрелки. Светка удовлетворенно огладила колготки рукой. Аня предупреждающе взмахнула руками, но было уже поздно. Лак не успел застыть настолько, чтобы слепить тонкие нити, стрелка насмешливо заструилась дальше и остановилась, лишь прилично миновав границу обзора. Никакая юбка не смогла бы теперь скрыть дефект.

Светка закрыла обеими руками рот и тихо, как-то безнадежно заплакала. Нерасчесанные кудряшки жалобно вздрагивали на маленькой птичьей головке Светки. Аня и Саша замерли.

— Не реви, Светик, — виновато сказала Аня, — не реви. Хочешь, я дам тебе свои колготки? Помнишь, те, ненадеванные? В сеточку?

— Ага, — грустно отозвалась Светка, — нужно очень! Для меня ты их берегла? — Она всхлипнула еще раз и, почти успокоившись, шутливо заметила: — Да и велики они мне. Вон кака ты пышна барыня, не чета мне — замухрышке. — И «замухрышка» снова повесила нос.

Саша наблюдала за всем происходящим как будто чуть издалека. Ей всегда казалось странным, что стройная, гибкая Светлана пытается нарядиться в вещи, которые совсем ей не идут. Тонкие блузки, подчеркивающие маленькую грудь, юбки, обтягивающие мальчишеские бедра. И слово «замухрышка» вдруг прояснило смысл Светкиных страданий. В мечтах девушка видела себя пышной большегрудой томной красавицей.

— Света! — позвала ее Саша. — Ты не хочешь надеть брюки? Все лучше, чем рваные колготки!

Через полчаса Света с интересом разглядывала себя в зеркале. Узенькие отглаженные черные брючки, синяя блузка в белый горох, с белым же воротником и манжетами. Надо всем этим сияли ярко-синие глаза. Вместо привычных бараньих кудряшек — зачесанные назад и подвязанные белым платком с синими узорами гладкие светлые волосы. Аккуратный чистый лоб. В новом костюме легкая звонкая Светка выглядела необычайно юной и ладной. Саша удовлетворенно прищелкнула языком:

— Ну вот, совсем другое дело!

В клуб девушки окончательно опоздали. Ритмичная музыка, под которую можно было всласть подвигаться, звучала в самом начале. Начиная примерно с середины вечера она отступала под натиском тягучих медленных танцев. Несбалансированный звук придавал некоторую нервозность томительным композициям. Зал пустел, в центре, вцепившись друг в друга, вяло передвигались немногочисленные отважные парочки. Назвать неловкие топтания на месте танцем было весьма затруднительно. Одни, перекрикивая музыку, вели беседу, другие заменяли отсутствие ритма тесными объятиями. Статная Аня танцевала с каким-то недомерком, все время пытавшимся положить голову ей на грудь. Саша видела, как напрягаются красивые Анины руки, чтобы удержать партнера на необходимом расстоянии. Тот нисколько не смущался сопротивлением и продолжал о чем-то оживленно говорить. Стоило Ане потерять бдительность, как он тут же пристраивался снова. Юркую Светку пригласил какой-то крупный увалень, ей пришлось вздернуть руки, чтобы дотянуться до его плеч. Здоровяк осторожно, почти двумя пальцами, придерживал Светлану за талию. Светка что-то говорила, партнер нагибал к ней тяжелую голову на крепкой шее и мерно кивал.

Остальной нетанцующий народ равномерно располагался по периметру зала. Большинство составляли девушки. Высокие, низенькие, стройные, габаритные, красивые, просто интересные и вполне миловидные. С одинаковым выражением на лицах. Саше почудилось, что она попала на невольничий рынок. Вдоль длинных рядов не спеша прохаживались редкие «покупатели», заговаривали с девушками, отпускали шутки, пристально рассматривали одну за другой. Те почти не поднимали глаз, пунцовея, когда именно на них обращал внимание тот или иной мужчина. Неловкость, смешанная с отчаянным желанием выделиться на общем фоне, — таким было выражение девичьих лиц. Не важно, каким будет будущий покупатель. Не существенно, насколько он состоятелен, порядочен или добр. Дело не в нем. Дело в желании быть замеченной, оказаться более привлекательной, чем вся эта женская армада.

Саше стало грустно. Она спустилась по лестнице с коваными перилами, по дороге погладила чугунный цветок и протянула свой номерок сердитой гардеробщице. Та недовольно выдернула номерок из рук и, кряхтя, удалилась. Подавая пальто, женщина не удержалась от нелестного эпитета, обращенного к устроителям «домов свиданий», и похвалила Сашу за то, что та «не якшается с этими козлами и двоеженцами». Саша внимательно посмотрела в недоброе лицо старой женщины, на громадную бородавку, сидевшую на кончике длинного носа, и ничего не ответила. Гардеробщица гадко усмехнулась и добавила:

— Некоторые только выглядят как приличные, а в душе настоящие б…

— И даже старость им не помогает, — в тон отозвалась Александра и вышла на улицу.

Небо, набрякшее тучами, неуловимо посветлело, словно задумчивая улыбка скользнула по угрюмому лицу, а затем повалил снег. Огромные хлопья вываливались ниоткуда, проносились мимо, перемешивались и падали на землю. Снег был сумасшедшим и каким-то беззвучным. Саша сняла вязаную шапку, и тогда ей стал слышен тихий шорох. Снег падал и падал, белыми руками обнимая улицы, дома, прогоняя редких прохожих, расцеловывая бродячих собак холодными губами. Снег касался разгоряченных Сашиных щек, ложился на волосы и забивал глаза. Саше вдруг захотелось завертеться вместе со снегом, закрутиться и тоже опасть на землю миллионом холодных хлопьев.