Тусклый свет уличных фонарей падал на развалины дома сквозь пустые глазницы бывших окон в единственной уцелевшей стене. И в зловещем полумраке эти условно прямоугольные отверстия с неровными краями напоминали пробоины от снарядов.

— Последний день Помпеи, — произнесла Аня, настороженно осматривая неприглядное место, словно впервые оказалась здесь.

— Скорее уж Сталинград, — возразил Ваня.

— Но даже такой пугающий пейзаж здесь куда больше ласкает глаз, чем самые красивые Пиренейские горы там . Разве нет? — Саша радостно улыбался, вдыхая полной грудью пусть и не очень чистый, зато такой родной воздух.

— «…И дым Отечества нам сладок и приятен», — продекламировал Ваня тоже со счастливой улыбкой.

— Да… — задумчиво протянула Аня. — Неужели мы опять дома? Это сколько же времени прошло?

— Здесь? Кажется, нисколько, — сказал Саша. — Вон, и петарды наши валяются, будто только что их запускали в честь твоего дня рождения…

— Только что… — повторила Аня. — А там — целая вечность прошла… Слушайте, что, если нам все это приснилось?!

Глаза у девушки округлились, видно было, что она вовсе не шутит.

— Конечно, приснилось, — с подчеркнутой серьезностью согласился Ваня. — Причём, всем троим одно и то же. Да и местечко для сна мы выбрали классное. Окрестные бомжи обзавидовались уже.

— Да ну тебя, Вань. Я же, правда, не понимаю…

— А что тут понимать? Часто тебе удавалось из собственного сна подарки приносить?

Поправив на плече перевязь, он потащил за красивую рукоять, и меч блеснул начищенной сталью в неверном свете далекого фонаря. Потом Ваня изящно и вместе с тем лихо, со щелчком — даром, что ли, фамилия его Оболенский? — вдвинул оружие обратно в ножны.

Девушка растерянно взглянула на меч и перевела взгляд на свои руки. Ее изящные пальчики украшали два величественно сверкавших перстня: один с изумрудом, другой с рубином.

— А ты говоришь, «приснилось»! — улыбнулся Ваня.

— Мы там были, Анюта, — убежденно кивнул Саша, — были.

— А помнишь, — засмеялся Ваня, — как ты жадничала и не хотела жертвовать свой браслет на благое дело? Представляешь, насколько эти колечки, — он показал на перстни, — дороже, чем твоя оставленная в средневековье бижутерия.

— Какой ты меркантильный! — картинно возмутилась Аня. — Дело не в деньгах. Ценность этих вещей в том, что они — частичка другого мира. А для нас — еще и память…

— Да, память, это точно… — Ваня сжал крепче рукоять меча и затравленно огляделся, словно готовился отбить внезапную атаку ночных разбойников. Однако вокруг было по-прежнему пусто и тихо.

— Господин Ветров, — повернулся он к другу Сашке, — пожалуйста, достаньте из сумки ещё один презент от Аниного средневекового обожателя.

— На, Ань, возьми, — Саша протянул девушке великолепную деревянную шкатулку, украшенную искусной резьбой и самоцветными камнями.

— А ну-ка посмотрим, что там внутри? — начал дурачиться Ваня. — Целых восемь веков ты так и не давала нам прикоснуться к этой тайне.

Девушка бережно взяла шкатулку из рук Саши и медленно открыла её, не реагируя на шутки. Ребята нерешительно придвинулись и вытянули шеи, пытаясь заглянуть внутрь загадочной коробочки, но откинутая крышка мешала им сделать это. Аня все так же медленно, не говоря ни слова, повернула шкатулку к друзьям…

Там лежала роскошная красная роза, немного увядшая, но по-прежнему удивительная в своем совершенстве. Благородная и печальная красота засыхающего цветка напоминала о бренности земного бытия, о том, что счастье мимолетно, а жизнь быстротечна, но все равно прекрасна. Ане вдруг показалось, что она прикоснулась к какому-то таинству. Этот волшебный цветок, прорвавшийся сквозь века вместе с нею, был яркой, живой — да, все еще живой! — иллюстрацией к древней истине: «Любовь сильнее смерти».

Оболенский, увидев розу, скривился в иронической усмешке и, конечно же, не удержался. Хорошо еще, что изо всех способов комментария он выбрал именно этот: цитаты из Пушкина имелись у Вани на все случаи жизни.

Саша посмотрел на друга с осуждением:

— Последнюю строфу можно было и не читать.

— А что такого? Это же Пушкин.

— Я понимаю. Но зачем о грустном?.. И потом, Аня-то сама определенно ещё жива и совсем не собирается увядать, «как сей неведомый цветок». Дурак ты, Ванька.

— Ну, извини, — с неумеренной аффектацией сказал Ваня, обращаясь непонятно к кому и то ли продолжая дурачиться, то ли действительно прося прощения.

— А я не обижаюсь, — улыбнулась Аня. — Наоборот, мне очень понравилось. Было так здорово: красная роза, Пушкин и это ночное небо над головой… Смотрите, ребята, какие там звезды.

Саша и Ваня подняли головы и обнаружили, что осеннее небо в эту ясную ночь усыпано такими яркими белыми, голубыми, зеленоватыми, золотистыми искорками, что даже извечное зарево большого города не сумело их погасить.

Аня закрыла шкатулку и тихо добавила:

— Знаете, ребята, к какому выводу я пришла? Смысл жизни не в том, чего ты достиг, а в том, от чего отказался.

— Вывод парадоксальный и очень грустный, — констатировал Саша. — С такой философией придется уходить в монастырь. Да ты не переживай так, Анюта, — решил он успокоить её. — Пройдёт время, и все забудется, кроме хорошего. Это правда, что время лечит.

— Может быть, — ответила она. — Но ты говоришь, словно старик. Откуда ты знаешь, как лечит время?

— Я так думаю, — растерялся Саша. — Мне кажется, что это правда.

По ту сторону улицы неожиданно громко и пронзительно заорала чья-то автомобильная сигнализация. Все трое вздрогнули, и Ваня первым вернулся с небес на землю.

— Послушайте, пора отсюда сваливать. Вам не кажется? И еще. Что мы будем делать с этим средневековым мечом?

— Оставишь себе на память. О прошлой жизни, — буркнул Саша. — Меч точно не завянет.

— Да погоди ты, «на память»! Его ещё до дома донести надо…

«Верно, пора идти домой», — пронеслось в голове у Ани, но каким-то вторым, третьим планом, на первом месте по значимости стоял другой вопрос: «Почему этот Ванька всё время норовит меня поддеть? Раньше он таким не был. А Саша… в общем, тоже… Но нет, он всё-таки молодец. Всегда меня защищает».

— Эй, — сказал вдруг Саша, — знаете, сколько сейчас времени?

Ваня посмотрел на левое запястье и радостно крикнул:

— Чуваки, у меня часы заработали! Классно! И мобила — тоже! — он уже давил на все кнопки. — Та-а-ак, это родаки звонили, а это Глебушка Метёлкин. Звуковую мессагу наговорил. Круто.

— Ненавижу автоответчики, — заметил Саша. — Полный отстой, тем более в мобиле.

— Не согласен. По-моему, рульная вещь…

— Слушайте, ребята! — прервала Аня их диалог. — Мы же договаривались: общаемся без жаргона. Сами говорили, что это интересный эксперимент.

— Ну, извини, — сказал Ваня второй раз за десять минут. — Александр Валентинович, разрешите обращаться к вам отныне исключительно на великом и могучем русскому языка.

— Не смешно, — поморщилась Аня.

— Ты не сердись, Анют, это мы от избытка чувств, — пояснил Саша. И вдруг добавил после паузы: — Не звони никому, Ванька. Погоди. Давай сначала решим, что делать будем.

Действительно, это было какое-то безумие, общее помешательство. Вернуться из средневековья назад целыми и невредимыми с исправной машиной времени в руках и даже с трофеями, и вместо того, чтобы сразу уйти в безопасное, надежное место, где всё и обдумать, обсудить; вместо того чтоб сориентироваться во времени и позвонить родителям, которые уже, наверняка, беспокоились — вместо всего этого они добрых полчаса стоят на развалинах старого дома, читают стихи, философствуют о любви и смерти, любуются звёздами, наконец, мило беседуют о мобильных телефонах и, прости, Господи, о жаргоне в русском языке!

— Ребята, — решительно заявил Саша на правах старшего, — отсюда действительно пора сва… то есть уходить. Развалины эти действуют, откровенно говоря, удручающе. Вот только как мы пойдём с мечом по городу? В милицию не заберут?

— Могут, — кивнул Ваня. — Холодное оружие, да ещё древнее. Типа, украли из музея.

— А может, мы ролевики, толкинисты, — предложила Аня.

— Эх, Анюта, милиция и слов-то таких не знает!.. — грустно улыбнулся Саша.

Друзья задумались.

— Эврика! — провозгласил Ваня с таким лицом, что опять непонятно было, собирается он говорить всерьёз или шутит. — Будем добираться до дома перебежками. Тут же недалеко. Один — впереди, дозорный. Двое — хранители меча — следом, используя естественные укрытия, как то: подворотни, ларьки, ниши подъездов.

— Лучше не так, — возразил Саша. — Один с мечом петляет, как заяц, впереди, а двое сзади идут себе, как нормальные люди.

— И кто этот один?

— Ну, ты, разумеется. Во-первых, меч конкретно твой, а во-вторых, инициатива наказуема.

— Слушайте, ребята, — сквозь смех проговорила Аня, — мы так до дома к утру не доберёмся. Меч, конечно, длинная штука, но думаю, что в куртку его завернуть можно. А тут действительно два шага — не замерзнешь.

— Ты права, — согласился Ваня. — Очевидно, от путешествий во времени глупеют.

— Вообще-то глупеют от другого, — тихо произнес Саша, но Ваня сделал вид, что не услышал его.

— Послушайте, — вдруг замахала руками Аня. — У меня есть идея поинтересней. А что если спрятать меч в штанину?

Ребята уставились на девушку.

— Чего? — переспросил Ваня.

— Ну, запихнуть меч в брюки, — смущённо повторила Аня и тут же пояснила: — Правда, при ходьбе одна нога не будет сгибаться, но это как будто у тебя вместо ноги протез.

Ребята покатились со смеху.

— Вы чего? — растерялась Аня. — По-моему идея неплохая. И не надо ни от кого прятаться. Все будут думать, что идёт инвалид… без ноги… — добавила она тихо, — на протезе… — сказала ещё тише.

Саша с Ваней переглянулись.

— И кто это будет? — ухмыльнулся Ваня.

Аня посмотрела сначала на одного, затем на другого и вдруг живо представила себе эту картину, сперва в главной роли с Ваней, а потом с Сашей и, не выдержав, прыснула от смеха.

— Считайте, что я вам ничего не предлагала, — резюмировала она.

Ребята облегчённо вздохнули.

— Ладно, пошли быстрее, — скомандовал Ваня, укутывая меч в ветровку и пристраивая его под мышкой, — а то наша здравомыслящая Анюта может придумать ещё что-нибудь.

— Минутку, — сказал Саша, — в твоем предложении, Вань, был один разумный момент. Дай-ка я выгляну в переулок, проведу, так сказать, рекогносцировку. Это будет не лишним.

Время, однако, приближалось к полуночи, и для обычного буднего четверга было вполне нормально, что улица оказалась совершенно пуста — массовые народные гуляния по поводу дня рождения Анны Птицыной, похоже, пока не проводились.

— Можно выдвигаться, — разрешил Саша, вернувшись, — а вот эту шнягу, — сказал он Ване, — неси лучше на плече — будешь похож на строителя с теодолитом.

— Или на моджахеда с базукой.

— Постойте! — всполошилась вдруг Аня.

Ребята остановились.

— Ещё одна гениальная идея? — саркастически усмехнулся Ваня.

Аня, казалось, не обратила никакого внимания на едкое замечание.

— А вдруг здесь тоже прошло пять дней?! — испугано зашептала она. — И нас родители уже ищут с милицией по больницам и моргам?

— Этого не может быть, — спокойно проговорил Саша.

— Почему? Откуда ты знаешь? — спросила Аня.

— Ну, во-первых, в дневнике генетика, который мы нашли вместе с «Фаэтоном», было чётко написано: все, кто побывал в своей прошлой жизни, возвращались обратно в то же самое время. А во-вторых, за пять дней в этом унылом месте что-нибудь изменилось бы. Тут еще вчера бульдозеры работали и экскаватор. Значит, уж этот кусок стены доломали бы точно.

— Второй аргумент не принимается, — возразил Ваня. — Помните, в соседнем переулке недоломанная стена три года стояла. Или четыре. А до этого тоже бульдозеры очень бойко там шевелились.

— Ну, ладно, — немного обиженно сказал Саша, — а с дневником?

— С дневником убеждает, — кивнул Ваня.

— Тем более, — поддержала Аня, — что все часы и мобильники показывают одну и ту же дату.

— Хорошо. Вопрос номер два, — они уже шли по улице, и Александр Ветров, вновь обретая уверенность, принимал руководство на себя. — У кого будет храниться «Фаэтон»? И что с ним делать дальше?

— Мне кажется, — сказала Аня, — лучше будет, если у тебя, Саш. Вань, ты не против?

— Он-то не против, — улыбнулся Ветров, — меня надо спрашивать. Или кто-то считает, что хранить у себя эту бомбу — большая радость? Повторяю для забывчивых вторую часть вопроса: что нам делать дальше с «Фаэтоном»?

— Обсудим это завтра, на свежую голову, — предложила Аня.

— Хорошо, — принял вариант Саша.

— Только вот ещё… — забеспокоился Ваня. — Давайте договоримся, что никому не расскажем о том, как мы путешествовали во времени.

— А что, у кого-то есть желание прослыть сумасшедшим?

Аня и Ваня хмыкнули и тут же поняли, что Саша прав.

Благополучно проводив девушку до подъезда, ребята двинулись в сторону своих домов, расположенных совсем рядом друг от друга. Всё было буднично до оскомины, но в самой этой обычности таилась какая-то невозможность, нереальность. Уж слишком не вписывались Ванькин меч, завёрнутый в куртку, Анин цветок в шкатулке, и вообще все воспоминания о Лангедоке, такие недавние, такие свежие!.. в эту тихую московская ночь с желтыми окнами высоких зданий, с чистым сухим асфальтом и мерцающими во тьме рекламными вывесками.

Они оба долго молчали, а, уже подходя к своему дому, Ваня вдруг спросил:

— И что она нашла в этом средневековом рыцаре?

— Ты про Анри? — усмехнулся Саша.

— Ну да, — кивнул он. — Мне все время казалось, что стать бойфрендом Анюты Птицыной — абсолютно нереально. Она, конечно, отличная девчонка, но характер у неё — не подарок. Мы ведь давно дружим, правильно? Однако стоит хоть намекнуть на что-то… серьёзное, и она сразу делается вся такая гордая и надменная.

— Не согласен, — помотал головой Саша. — Какая она надменная? Смешно даже. И характер у неё нормальный. Ты просто преувеличиваешь, потому что… для тебя это важно.

— Нет, ты вспомни, — настаивал Ваня, — сколько к ней подкатывало пацанов? И все получали отлуп.

— Ну, положим, не все…

— Ты про Гошу, который звал её Птичкой? Да, это её детское прозвище, и Аня никому не разрешает так себя называть сейчас… Кроме Гоши. Но это же особый случай, ему почти тридцать.

— Не надо, — поправил Саша, — всего двадцать шесть.

— Какая разница. Он — не в счёт, слишком стар.

Саша улыбнулся, а Ваня продолжил:

— Из наших ровесников никто не удостоился её внимания… А тут за каких-то два дня ледяная красавица растаяла. Чудеса, да и только! — он развёл руками. — Ну, что она в нём нашла?!

Саша задумался.

— С точки зрения теории, вопрос вообще нелепый. Поговорку русскую знаешь: «Любовь зла…» Но я попробую ответить, ведь я тоже об этом думал. Понимаешь, в Анри есть то, чего не достаёт нам всем — естественность.

— Не понял. Объясни, — попросил Ваня.

— Анри был откровенен с нею от начала и до конца. Все вокруг знали, как он относится к Ане. Он ничего не скрывал и — самое главное — не боялся показаться смешным. А мы всё время стремимся доказать девчонкам своё превосходство, свою независимость, не признаем за собой никаких слабостей и завоевываем их сердца под лозунгом «Смотри, какой я крутой!». А им, похоже, совсем не это надо…

— Да уж, — нахмурился Ваня, — им бы только дарили цветочки, пели серенады и вздыхали на скамейке — бред какой-то! Представляешь, что будет, если «Фаэтоном» начнут пользоваться все кому не лень? Девчонки, попав в средневековье к этим манерным кавалерам, вообще не захотят обратно. Полный атас! Нет, мы их туда не пустим, — твёрдо решил он. — Если уж такая, как Анька, растаяла в два счета, что будет с другими?

— А может, лучше перенять опыт у средневековых рыцарей? — усмехнулся Саша.

— Какой еще опыт? — возмутился Ваня. — Розовые сопли развешивать, как этот Анри?

— Ты к нему не справедлив, — возразил Саша. — Какие там сопли? А с другой стороны, Анри свою «крутизну» никому на нос не вешал, но когда пришлось защищать Аню, он один стоял против целой банды, и потом сражался вместе с нами, хотя был ранен. Ты к нему несправедлив. И я даже знаю, почему.

— Да?! — завёлся Ваня, — А мы что же, не защищали Аню, не дрались за нее?

— Ага, — кивнул Саша, — правда, за нами был отряд рыцарей, и нас никто не собирался убивать, хотели только отнять «Фаэтон». А вот разбойники, напавшие на Анри и Анюту, предлагали парню вернуться в замок. Им нужна была только она. Но рыцарь не бросил свою даму. Один против десятерых. И они бы убили Анри, если б не подоспела помощь. Идти на верную смерть ради той, с кем и знаком-то всего несколько дней, — многие ли способны на такое? Вот ты, например, смог бы?

— Не знаю, — буркнул Ваня.

— А я знаю: не смог бы. Мы — другие. И ты на Анри наезжаешь только из ревности, потому что ты сам к Ане неравнодушен.

— Хватит ерунду молоть! — вспылил вдруг Ваня.

— Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав, — усмехнулся Саша. — Ладно, даю совет, а ты запоминай. Пересмотри свои приоритеты, на историю с Анри взгляни по-новому и сделай выводы… Ну, пора расставаться. Спокойной ночи, Ромео!

— Что ты сказал? — вкрадчиво поинтересовался Ваня.

— Спокойной ночи, говорю! — рассмеялся Саша и подтолкнул друга к подъезду.

— А-а, — протянул Ваня. — Спокойной ночи, Отелло!

— При чём здесь Отелло? — Саша буквально опешил.

— Подумай.

Саша подумал секунды три.

— Да пошёл ты!..

— И вам того же желаю, Александр Валентинович!

С этими словами Ваня очень шустро скрылся в подъезде.