Декабрь 1243 года. Лангедок. Окрестности Монсегюра
Иван не ощущал течения времени. Воспоминания полностью поглотили его, он сидел закрыв глаза, обхватив голову руками. Картины прошлого сначала казались хаотичными, но усилием воли ему удавалось выстраивать их в более или менее понятный ряд.
Саша и Аня с волнением наблюдали за своим другом. Они боялись даже говорить, чтобы не помешать ему. Устав от напряжения, Аня положила голову на Сашино плечо и попыталась заснуть. Но сон не шёл. Она принялась было сосредоточенно рисовать в своём воображении слонов и считать их, как обычно делают, когда мучает бессонница, однако и тут не везло: вместо слонов всё время возникал образ беспощадного Анри. Тогда, оставив эту затею, она вынула из кармана носовой платок и принялась завязывать и развязывать на нём узелки. Это хоть как-то успокаивало нервы.
Прошло достаточно много времени, прежде чем Иван нарушил молчание.
— Я вспомнил много интересного из жизни Анри и Пьера. Но не знаю, поможет ли нам эта информация…
Он замолчал.
— Ты говоришь это с какой-то грустью. Что-то не так? — настороженно спросил Саша.
— Всё не так. Этот Анри, хоть и друг мне по прежней жизни, но в этой будет однозначно моим убийцей.
— Почему? Неужели ничего нельзя придумать? — Саша с надеждой смотрел на Ивана. — Его можно чем-то напугать? Или разжалобить, в конце концов? Что-то в нём есть же человеческое?!
— Понимаете, пару лет назад его ещё можно было склонить к великодушию, но сейчас это почти невозможно. Горе ослепило его и сделало сердце твёрдым как камень…
— Какое горе?
— Был у него верный маленький друг, который некогда спас его от смерти. Но случилось так, что этот друг погиб от клинка подлого убийцы. Анри не смог защитить его…
И Иван рассказал историю гибели Мигеля.
— Всё это очень печально, — сказала Аня. — Но неужели он до сих пор живёт только местью?
— Представь себе, да. Пока он не найдёт убийцу и не отомстит — не будет ему покоя.
Аня взглянула на него с отчаянием.
— Когда сердце горит местью, там уже нет места для любви и великодушия. Но что же делать нам? Смиренно ждать своей участи? Шансы выжить у нас пятьдесят на пятьдесят, как в русской рулетке.
— В русской рулетке гораздо больше шансов выжить, — мрачно уточнил Саша. — В револьвере всего одна пуля на шесть ячеек барабана. Больше восьмидесяти процентов за то, что услышишь не выстрел, а сухой щелчок у виска.
— О Боже! О чём мы говорим?! — воскликнула Аня. — Это какое-то безумие!
— Это действительно безумие, — сухо и как-то совсем обречённо согласился Оболенский. — Могу сообщить вам дополнительную информацию. Шанс выжить у нас не пятьдесят процентов, а ноль.
— Что?! — в один голос выкрикнули Саша и Аня. — Почему ноль?!
Оболенский встал и подошёл к выходу. Два стража тут же угрожающе подняли мечи. Он вернулся к ребятам.
— Темно уже. Сколько часов мы на ногах?
Друзья молча сверлили его взглядом.
— Думаю, больше суток. А спать совсем не хочется, — сам себе ответил Иван. — А чего спать-то? У нас впереди вечность, и совсем скоро. Успеем выспаться, надоест ещё.
Он как-то зловеще ухмыльнулся.
У Ани подступил комок к горлу. Руки вспотели и затряслись мелкой дрожью.
— Ты что такое говоришь?
Голос её сорвался, последнее слово она произнесла почти шёпотом. Саша встал, подошёл к другу и, глядя ему прямо в глаза, отчётливо сказал:
— Оболенский, выкладывай всё начистоту. Почему у нас шансы равны нулю?
Иван тяжело вздохнул.
— В общем, так. Анри — правая рука Роже Мирепуа, который беспощаден к своим врагам и того же требует от своих воинов. Я вам рассказывал о нём. Так вот, у них с Анри есть излюбленная шутка. Только шуткой её можно назвать с большой натяжкой. Обречённому на смерть они будто бы дают шанс на спасение.
— Будто бы? — зацепилась за слово Аня.
— Именно так. Две половинки бумаги, на одной из которой написано «жизнь», а на другой — «смерть» — это всё липа.
— Что значит «липа»? — не понял Саша. — Мы сами видели, как он положил их в кувшин и запечатал.
— Подумаешь — запечатал. Он вскроет кувшин и заменит бумагу, где написано «жизнь», на такую же, только со словом «смерть». И снова запечатает. Вот и весь фокус.
— Этого не может быть! — в сердцах выкрикнула Аня.
— Ты уверен? — сухо спросил Саша.
— Абсолютно. Они с Роже Мирепуа часто такое проделывали с пленными. Вроде, давали надежду, а потом наблюдали, как несчастный дрожащей рукой тянет из кувшина бумагу, моля Господа о спасении. Когда он вынимал «смертный приговор», то Анри и Мирепуа удовлетворённо кивали и ещё в назидание не забывали сказать свою любимую фразу, что камень всегда падает на голову грешника.
Аня во все глаза смотрела на Ивана. Она не верила своим ушам. Как это низко, так обманывать людей!
— Значит, в кувшине теперь лежат две бумажки с надписью «смерть», и у нас нет никаких шансов, — заключил Саша.
— Шансов нет.
— Но, может быть, с нами он не будет это проделывать? — с надеждой в голосе спросила Аня.
— А почему для нас он должен сделать исключение? Он постоянен в своих решениях.
Аня закрыла лицо руками и горько расплакалась. Рыдания становились всё сильнее, она не могла остановиться. Ребята не знали, как утешить её. Да и что они могли сказать? Дать надежду? Это было бы просто глупо.
Горечь и злость сменились разом навалившейся усталостью, бессилием перед происходящим. Аня безучастно уселась в угол и, обхватив колени руками, застыла, как каменное изваяние. Глаза её не выражали ничего. В них была пустота.
Саша, как заведённый, ходил из угла в угол, беспрестанно повторяя одну и ту же фразу:
— Должен же быть выход.
Иван стоял вблизи от выхода из пещеры и смотрел вдаль. Там, в сумраке ночи, проглядывали силуэты гор. Они уже не казались воздушными и прекрасными. Тёмные и угрюмые, они выглядели как каменные стражи, охраняющие чужой враждебный мир. Мир, где человеческая жизнь стоила так мало, что любой мог походя отнять её.
У Оболенского с языка слетели пушкинские строки. Почему именно эти, он не понимал, просто пришли на ум, навеянные тоской.
Вдруг Сашин возглас оборвал его на полуслове:
— Я нашёл!
Иван резко повернулся к Ветрову.
— Что нашёл?
Саша подошёл к Ане и стал трясти её за плечи.
— Аня! Аня! Очнись! Я нашёл способ спасти нас!
Она устало посмотрела на Ветрова. В её глазах не было надежды, одна лишь безмерная тоска. Саша подхватил ей за талию и поднял на ноги.
— Ты слышишь меня, Анюта! Мы спасёмся. Я знаю, что надо делать.
— Разве есть выход? — бесцветным голосом спросила она.
— Есть!
— И это может получиться?
— Сто процентов, — твёрдо заявил Саша.
— Будем драться? — В голосе Оболенского слышалась отчаянная решимость.
— Нет. Как он и желает, мы будем играть в его «лотерею», но победа останется за нами.
— Как это возможно?
У Ани в глазах постепенно начал появляться интерес.
— Сейчас расскажу. Только ты, Вань, перед тем как тащить бумажку, возьмёшь с него честное слово рыцаря, что он действительно оставит нам жизнь, если мы выиграем.
Ночная мгла постепенно таяла, словно тонкий лёд под лучами солнца. Теряло свою волшебную силу ночное светило, унося с собой сны и грёзы, небо с каждой минутой светлело, превращалось в голубую бесконечную гладь. Зацепившиеся за края утёсов облака из грязно-серых становились бархатисто-белыми. Порывы ветра срывали их и плавно уносили куда-то на восток.
Начинался новый день. Он наполнялся звуками — ржанием лошадей, голосами, треском костра, звоном металла… Но это были звуки чужого, далёкого мира. И в нём трём юным путешественникам во времени надо было суметь выжить. Выжить и постараться вернуться домой.
Воин возник перед ребятами внезапно, будто из ниоткуда. Нет, он не появился из пустоты, просто никто из них не слышал, как он вошёл. Друзья задремали, усталость взяла своё.
— Вставайте! — громко произнёс он. — Идите за мной!
Аня от неожиданности вскрикнула. Как хорош был её сон! Ей снилось, будто она дома, с родителями, пьёт чай на кухне, а рядом на столе сидит её любимый попугай, венесуэльский амазон по кличке Василиса, и весело покрикивает: «Вася красавица!.. Кушать хочет!.. Вася красавица!.. Кушать хочет!..» Такие простые житейские радости! Мы не придаём им значения в обыденной жизни, но с умилением вспоминаем о них в тяжёлые минуты и тоскуем, потому что именно из таких мелочей и состоит наша жизнь.
Ребята нехотя поплелись за воином.
— Ты не забыл, о чём мы договорились? — шепнул Саша Ивану.
— Будь спокоен.
Воин обернулся вполоборота и неприязненно спросил:
— О чём вы там шепчетесь?
— Желаем друг другу доброго утра, — ответил Ваня.
— Ну-ну, — протянул воин.
Пленников подвели к тому самому месту, где вчера их допрашивали. Анри уже сидел на своём излюбленном походном стуле, вытянув ноги к костру. Рядом стоял Луи и держал в руках глиняный кувшин, где лежали два свитка. Теперь ребята знали, что в обоих написан смертный приговор. Анри и Луи весело переглянулись. Они тоже знали, что смерть пленников неминуема.
Анри сосредоточенно смотрел на девушку. Каждое её движение, взгляд, поворот головы откликался в его душе странным чувством необъяснимого волнения. Чувство было настолько хрупким, что его могло разрушить малейшее неверное слово. Исчезнув, оно, скорее всего, принесло бы облегчение, но он почему-то не хотел этого. Он желал сохранить непонятное чувство.
Нет, он не собирался её убивать. Смертная казнь ждала только двух молодых людей. А с ней он ещё не решил, как поступить. Что-то в этой девушке тревожило его, казалось, будто он уже видел её где-то. И в то же время сознание твердило с абсолютной уверенностью, что он её никогда не встречал. Иначе запомнил бы. Может быть, этот образ являлся в его грёзах?
Голос Луи вернул его к действительности.
— Что-то пленники слишком спокойны, вы не находите, сеньор Анри?
— А ты думал, что они будут валяться у меня в ногах и просить помилования, как тот вчерашний пленник? Люди разные бывают, мой друг. Видно, наши герои рассчитывают на удачу, — усмехнулся Анри.
Перенеся внимание на Ивана и Сашу, он подумал, что не мешало бы всё же выяснить, что за странный предмет нашли у них в мешке. Только, по всей видимости, эти упрямцы ничего не скажут. А у него слишком мало времени, чтобы возиться с ними. Скоро прибудет сам Роже Мирепуа, и Анри вместе со своим отрядом должен сопровождать барона в замок Юссон. Там соберутся на совет преданные их делу вельможи. Не тащить же с собой всех пленных. Останется дама, которая наверняка знает, что это за предмет и для чего он служит.
Пронзительный звук рога объявил о начале испытания. Анри всё обставил торжественно, так интереснее было наслаждаться представлением.
— Итак, вы готовы испытать судьбу? — спросил он пленников.
Иван молча кивнул.
— Ну что ж, начнём.
Он подал знак Луи, и тот, открыв кувшин, подошёл к Ивану. Протянув было руку к сосуду, Оболенский вдруг остановился.
— У меня есть последняя просьба, — сказал он.
— Говори.
— Сеньор, дайте честное слово рыцаря, что если я вытащу свиток со словом «жизнь», вы не измените своего решения и даруете нам жизнь.
Анри рассмеялся.
— Даю слово рыцаря.
Иван опустил руку в кувшин, вынул один из двух свитков и застыл так с вытянутой рукой.
— Ну что же ты медлишь? Разворачивай и читай.
Того, что случилось дальше, никто из присутствующих воинов не ожидал. Второй пленник резко выхватил свиток из рук белокурого юноши и бросил его в костёр. Бумага вспыхнула и мгновенно поглотилась пламенем.
Анри поднялся с места. На его лице появилось раздражение.
— Зачем твой приятель сделал это? — грозно произнёс он, сверля взглядом Ивана.
— Не выдержал напряжения.
Оболенский посмотрел на Ветрова и еле заметно улыбнулся. Затем, как они и договорились, натянул на лицо маску глубокого сочувствия.
— Пусть вас это не беспокоит, сеньор, — обратился он к Анри. — Раз уж вы решили позволить нам испытать судьбу, мы не смеем пренебречь вашим желанием. В сосуде ведь остался ещё один свиток. Во избежание каких-либо неожиданностей раскройте его сами и прочтите. Если там написано «смерть», значит, на той бумаге, которая сгорела в огне, было написано «жизнь». Или наоборот. Мы готовы к любому исходу дела.
Анри покраснел от злости. Его обвели вокруг пальца! Эти нахальные пленники наверняка знали, что в сосуде лежат два одинаковых свитка. Но откуда эти мерзавцы пронюхали о замене? И как ловко всё придумали!
— Мы с волнением и трепетом ждём приговора, — Ваня изобразил на лице беспокойство, что получилось у него несколько искусственно.
Воины, собравшиеся на месте испытания, вопросительно смотрели на своего предводителя. Почему тот медлит? Никто из них, кроме Луи, не знал о замене.
Анри нехотя опустил руку в кувшин и вынул свиток.
— Читайте, прошу вас, сеньор, — Иван умоляюще смотрел на Анри.
Но тот, не разворачивая свиток, бросил его в огонь.
Оболенский переменился в лице. Что задумал Анри? И тут простая мысль поразила его со всей очевидностью. Ну разумеется, какие же они наивные глупцы! Что бы они ни придумали, им всё равно была уготована смертная казнь. Анри не собирался оставлять их в живых!
Иван, Саша и Аня с отчаянием смотрели, как их последняя надежда сгорала вместе со свитком в ярком пламени костра.
Анри с минуту молчал. В его немигающем взгляде, обращённом на пленников, отчётливо читалась угроза. Наконец он произнёс сквозь зубы:
— Вы нарушили правила испытания, поэтому я вправе отобрать у вас последний шанс на спасение.
Он вытащил меч из ножен…
Иван онемел от страха. Кричать, что изначально всё было обманом, абсолютно бессмысленно. Доказательств нет. Один пепел. Мозг иглой пронзила мысль: они обречены.
Лезвие стали угрожающе блеснуло над его головой.
И тут он из последних сил еле слышно, но очень отчётливо произнёс, глядя в глаза своему палачу:
— Клянусь охранять нашу дружбу от предательства. Твой враг — мой враг. Твой друг — мой друг. Клянусь, когда бы ни понадобился своему брату, приду на зов незамедлительно.
Это были слова торжественной клятвы, некогда данные друг другу Пьером и Анри. Никто не мог слышать этих слов, кроме них двоих. Никто.
Рука Анри, в которой он держал меч, дрогнула. На лице появилось смятение. Он попятился от пленника и медленно опустил меч вниз. На минуту ему показалось, что перед ним Пьер. То же выражение глаз, та же интонация сказанных слов…
Никто не слышал, что прошептал пленник, но все поняли, что произошло что-то очень важное. Встревоженные взгляды воинов были устремлены на своего предводителя. Тот заворожённо смотрел на чужеземца.
— Кто ты? — голос Анри тоже прозвучал почти неслышно, как будто сквозь плотную ткань.
Иван молчал.
— Прошу тебя, следуй за мной, — после недолгой паузы произнёс Анри и направился в свою палатку.