Август 1242 года. Предместья Тулузы

Женщина решительно распахнула дверь дома правосудия, где шло заседание местных властей. Недавно сюда, в деревню Лa-Бордэ (откуда был родом Мигель), прибыл инквизитор Бернард в сопровождении нескольких монахов-доминиканцев, и теперь началась настоящая охота на еретиков. На заседании рассматривали поступившие от населения доносы и обвинения. Кроме инквизитора и доминиканцев на совете присутствовали приходской священник Иоанн, староста, выборные судьи из местных и пышно одетый молодой рыцарь Жильбер, представлявший барона, владельца этой деревни. Молодой инквизитор кипел энергией и рассчитывал на интересные дела и громкие процессы, что, несомненно, повысило бы его авторитет и продвинуло по служебной лестнице. Быть всю жизнь инквизитором в захолустных городах и деревушках Бернарду не очень-то хотелось. Вот инквизитор Тулузы или Нарбонны — совсем другой статус.

Доносов, к огорчению Бернарда, было немного. Ничего интересного. Правда, пару обвинений можно «выкрутить» в серьёзное рассмотрение, но о громком процессе лучше забыть. Заседатели явно скучали, глядя на инквизитора, уткнувшего нос в бумаги.

Женщина, внезапно ворвавшаяся в зал, где проходило заседание, вывела всех из сонного состояния и заставила Бернарда оторваться от своего занятия.

— Господин инквизитор, воистину Бог послал вас в наши края! — вскричала она, переступив порог. — Такие дела творятся у нас, что впору запереться в домах и сидеть там не высовывая носа. Страшно на улицу выйти. Это же настоящий вертеп! Что же это делается на белом свете?!

Инквизитор с удивлением посмотрел на посетительницу. Он ничего не понял.

— Женщина, — сказал Бернард спокойно, — ты врываешься на заседание, говоришь всякий вздор…

Та, будто не слыша инквизитора, снова запричитала:

— Ведьмы и колдуны свободно расхаживают по улицам, неся в дома порчу, высушивая посевы, насылая мор на животных. Вот моя родная сестра — Господи, за что ты её наказал, почему не обрушил свой гнев на мерзких злодеев-чернокнижников! — признала в жеребце своего пропавшего мужа…

— Что ты несёшь? — сердито проговорил инквизитор. — Ты в своём уме?

— Я-то в своём, зато ведьма эта проклятая, как пить дать, заключила договор с дьяволом, продала свою душу. Сестра моя бедная всё плачет и плачет. Выкупила того жеребца у торговца и поставила в стойло. Ну точно, её муж, как одно лицо…

Заседатели не удержались от ехидных усмешек. Особенно староста, приходской священник и выборные судьи. Они-то хорошо знали эту фурию Беллину, жену местного трактирщика. Скандальная баба, да ещё с причудами, вечно нос сует не в своё дело. Как только муж её терпит. Ни одна сплетня мимо неё не проходит.

— Ты что же говоришь, несчастная? — строго спросил староста. — Как жеребец может быть похож на человека?

— Похож, ой, похож, — замахала она руками. — Сама видела. Глаза как у пропавшего два месяца назад Антония, мужа моей сестры. И голос… Когда ржёт жеребец, прямо так и слышится голос Антония…

— Господи всемогущий, — поднял глаза к небу священник Иоанн. — Что за бред ты городишь, Беллина? Это тебя, видно, дьявол прибрал к рукам, лишил разума.

Женщина стала неистово креститься.

— Бог свидетель, мои слова истинная правда. Спросите у кого угодно. Вся деревня ходила смотреть на жеребца и все признали в нём Антония.

— Это какое-то массовое помешательство, — развёл руками Бернард.

— Нет, господин инквизитор, говорю вам, это правда! — И она опять осенила себя крестом. — Я вот ещё что скажу. Вчера — как раз луна полная была — я вышла из дома и глянула на ту гору, что за полем.

Она замотала головой, не в силах вымолвить слова. Стала опять креститься. Все терпеливо ждали. Наконец приходской священник спросил:

— Ну? Зачем на гору-то смотрела?

— Как зачем? Полнолуние ведь. Ведьмы всегда в полнолуние на горе собираются.

— Ведьмы собираются на лысой горе, где на вершине трава не растёт, — усмехаясь, поправил рыцарь Жильбер, уполномоченный барона. Его забавлял весь этот разговор.

— Трава не растёт? — немного опешила Беллина, но быстро нашлась: — Ну да, не растёт, сколько народу ходит и коней пасёт, и овец. Всю траву вытоптали.

— Так что видела на горе? — теряя терпение, спросил священник Иоанн.

— Что видела? Чёрное видела.

— Что чёрное?

— Ну, чёрное такое, большое. — Она развела руками.

Священник подпёр подбородок рукой и устало спросил:

— Что большое?

Женщина, не мигая, уставилась на него и с ходу выпалила:

— Кажись, чёрного козла. С бородой. Это ведьма в него превратилась и на шабаш полетела.

Жильбер попытался сделать серьёзное лицо, но у него не получилось. Спрятав улыбку в усы, он возразил:

— Уважаемая охотница за ведьмами, к вашему сведению, козлы не летают.

— А на метле? — не сдавалась Беллина.

— А на метле тем более. К тому же, в чёрных козлов ведьмы превращаться не могут.

— Почему? — искренне удивилась она.

— Да потому что в облике чёрного козла на шабаш является сам Сатана.

— Вот я и говорю. Сам Сатана на гору явился. А все остальные к нему слетелись. И наша ведьма тоже. Она ведь не только моей сестры мужа превратила в жеребца, но и сама может превращаться: и в чёрных кошек, и в чёрных собак, и в петухов, и в ослов…

— Стоп! — остановил её Жильбер. — В ослов не может.

— Да?

— Плохо вы разбираетесь в повадках ведьм, а ещё решили охотиться за ними. Ведьма не может превращаться в осла, ибо сам Христос въехал на осле в Иерусалим.

Женщина стала креститься:

— Господи, прости меня! Господи, прости, я не знала, что в осла нельзя превращаться.

— Так ты о себе, что ли, рассказываешь? — спросил с ехидством Жильбер.

Беллина перепугалась до смерти, Жильбер совсем сбил её с толку.

— Почему же о себе? О Марии. Это она ведьма.

— О Марии?! Знахарке? — удивился староста.

Священник Иоанн тоже немало удивился. Все они знали Марию, и все пользовались её услугами. И ничего подобного не замечали за ней. И в церковь та ходит, и доброта у неё от всего сердца идёт. Беднякам и без денег помогает, никому не отказывает.

— Ты ничего не путаешь? — переспросил священник. — Ты о Марии, жене портного Луция?

— Да, о ней, отродье дьявольское, — зло прошипела Беллина. — Это она колдовством своим превратила Антония в жеребца. Ходил он к ней лечиться от… как это… слабости в ногах. Ходил, ходил. Она что-то ему пить давала, мазями мазала. Ему, вроде, полегчало, даже бегать стал, как жеребец.

Сказав это, она закашлялась.

— И что? — спросил священник, подождав.

— А то, святой отец, что всё это для отвода глаз было. Потому как однажды ночью его видели разговаривающей с ней. Она его в свой шабаш зазывала, а он отказывался.

— Откуда ты это знаешь? — задал резонный вопрос Иоанн.

— Люди говорят.

— Какие люди?

— Разные.

Священник махнул рукой. Опять выдумывает, глупая баба.

— А потом он исчез, муж моей сестры, — продолжила Беллина. — Это Мария его из мести, что не пошёл к ней в услужение, в жеребца заколдовала. Чтоб не проболтался о её дьявольской сущности. А ещё люди говорят, что как-то одна женщина пришла в церковь на службу, прихватив с собой рябиновый прут, и увидела, что Мария стоит спиной к алтарю. А верующим глаза отводит, все думают, что она лицом, а она — спиной. Это рябиновый прут такое свойство имеет, отрывает глаза на нечистую силу.

— А зачем та женщина рябиновый прут в церковь принесла? — поинтересовался Жильбер.

— Наверно, догадывалась и хотела вывести Марию на чистую воду.

— Почему же она сразу об этом не заявила, святой отец проверил бы, — не сдавался Жильбер.

— Почему? Да она просто ведьмы этой боялась. Та ведь может и порчу навести, и посевы сгубить. — Женщина вдруг упала на колени и запричитала, глядя Бернарду в глаза: — Господин инквизитор, спасите нас от этой проклятущей дьяволицы. А то, не ровен час, и дети умирать начнут. Вот уже у соседа коза сдохла ни с того ни с сего, а у дочери моей с женихами не складывается, видать, Мария порчу навела. Хорошее ли дело женихов от девицы уводить?

— Как это уводить? — не понял священник. — Мария же в браке, сын у неё растёт, хороший мальчик, Мигель, да и с мужем они ладно живут. Болтаешь всякий вздор, — разозлился он. — Господь посмотрит-посмотрит, да и лишит тебя языка за злобу твою и наговор на людей.

Беллина бросила недовольный взгляд на святого отца, ещё ближе приблизилась к инквизитору и зашептала — однако так громко, что слышали все:

— Вот видите, господин инквизитор, даже сам святой отец за неё заступается. Видать, и его эта ведьма околдовала. Что делается! Господи, ты видишь, какая несправедливость вокруг. — Она подняла руки вверх и запричитала: — Бедная я, бедная, никто не верит мне. А ведь я пришла сюда за справедливостью…

— Ну, хватит, — остановил её инквизитор. — У тебя есть доказательства, что вышеназванная Мария ведьма? Только не надо опять про жеребца рассказывать.

— Но люди-то признали в нём Антония, — растерялась она.

— Люди, люди… — махнул рукой инквизитор. — Пустые слова. Говори по существу дела. Какие доказательства?

— Да хотя бы жениха моей дочки увела. Чем не доказательство?

И она с новой силой затараторила:

— Приворожила она жениха-то. Ой, приворожила. То жениться хотел на моей красавице, а теперь нос воротит. Стоило к ней, этой ведьме проклятой, сходить, и всё, конец счастью. Она его, видно, опоила чем-то. Он за ней как привязанный ходит. Люблю, говорит, и жить без неё не могу. А как же дочка моя? Уже и день свадьбы назначен был. Что ж за напасть-то такая? — запричитала она, а потом остановилась и погрозила пальцем в пустоту: — Убить эту ведьму! Сжечь на костре!

Староста хотел высказаться на эту тему, что, мол, этот жених давно заглядывался на Марию. Все об этом знали. Красивая ведь женщина. Необыкновенно красивая. Да и многие мужчины втайне мечтали о ней. Что тут говорить! Влюбился парень без оглядки, с кем не бывает? Только Мария никогда повода для ревности своему мужу не давала, честь блюла. Да только разве объяснишь влюблённому, что «не по нему кафтан сшит»? А к дочери Беллины этот парень никогда чувств не питал. Договорись отцы семей между собой породниться, поженить детей своих. Но сердцу-то не прикажешь. Одумается, конечно, парень, повзрослеет и женится по велению родителей. Подождать немного надо. Тут дело тонкое, душевное.

Всё это так и вертелось на языке у старосты, но он почёл за лучшее промолчать. Не хотел связываться с Беллиной. Уж больно язык у этой бабы поганый. На всю деревню может ославить. Придумает небылицу какую-нибудь в отместку, а грязь смывать да оправдываться куда сложнее, чем запятнать честного человека.

Приходский священник тоже отмалчивался. Да и местным судьям не хотелось вступать в диспут с говорливой Беллиной. Все ждали, что скажет инквизитор, задумчиво постукивавший по столу пальцами. Наконец он прервал молчание:

— Итак, из всего услышанного можно выявить два факта. Первое — после общения с этой Марией неизвестно куда исчез человек. Как его?

— Антоний, — быстро ответил староста.

— Так. Пропал Антоний. Второе. Жених дочери этой женщины после того, как побывал у Марии, отказался от свадьбы. Вот два факта, которые мы можем принять к рассмотрению. Однако, — многозначительно сказал он, обводя взглядом всех присутствующих. — Святое следствие не занимается этими вопросами. У нас другая миссия. Искоренять повсеместно ересь. А с колдуньями вашими и всей прочей суеверной чепухой должны разбираться епископские суды.

Инквизитор в упор посмотрел на приходского священника. Тот сидел, опустив взгляд. Бернард сухо продолжил:

— Это дело исключительно Церкви. Если же этой Марией нанесён какой-то ощутимый ущерб, то есть будет неоспоримо доказано, что именно она явилась причиной смерти козы твоего, женщина, соседа, или ею нанесён какой-либо другой ущерб, то тогда виновная должна будет уплатить штраф в размере нанесённого ущерба. А этим должен заниматься уже светский суд.

И он перевёл взгляд на рыцаря Жильбера.

— Так, значит, её не сожгут на костре? — опешила Беллина. — И вы, господин инквизитор, не будете заниматься этим делом?

— Ещё раз повторяю: подобные вопросы разбирает епископский суд. Наше дело — судить еретиков. Вот если вы предъявите доказательства связи этой Марии с еретиками, тогда…

Беллина перебила инквизитора:

— Но я рассчитывала…

— Вопрос закрыт, — отрезал Бернард. — А тебе, женщина, лучше найти доказательства ведовских наклонностей Марии, иначе за ложные обвинения мы можем отлучить тебя от Церкви и ещё наложить штраф. Впредь не будешь распространять среди прихожан эту губительную заразу — суеверия. Между прочим, это является неоспоримым свидетельством утраты истинной веры, за что полагается двухлетняя епитимья.

Женщина удивлённо выпучила глаза.

— Вы сказали «утрата истинной веры»? Значит, это я еретичка? Господи, за что мне такая кара?! Я всю жизнь была истинной католичкой, никогда ни на шаг ни отступала от…

— Иди! — повысив голос, оборвал её Бернард.

В дверях она выкрикнула:

— Я докажу, докажу, что Мария ведьма! Вот увидите!

Когда жалобщица ушла, инквизитор обратился к приходскому священнику:

— И вот такие люди вводят в заблуждение истинных христиан. На метле у неё, видите ли, козёл летает.

Присутствующие усмехнулись. А священник не приминул заметить:

— Вредная баба. Вечно баламутит народ. Это ж надо, созвала всех на жеребца смотреть. И ведь так голову людям задурила, что они признали в нём пропавшего Антония.

Бернард продолжил:

— А что, этот Антоний действительно загадочно пропал?

Староста кивнул.

— Пропал. Как сквозь землю провалился.

— Вот вы, господин староста, и разберитесь со всем этим делом. А вы, святой отец, побеседуйте с прихожанами, чтобы бесы им разные в голову не лезли. Да и с жалобщицей тоже не мешало бы как следует поговорить. Доказательства колдовства она, видите ли, найдёт. Посмотрим. Кстати, — добавил инквизитор, хитро взглянув на молодого рыцаря, — господин Жильбер, а откуда вы так хорошо осведомлены о повадках всякой нечисти? У вас прямо-таки бездонные познания в этой области.

Жильбер, ничуть не смутившись, спокойно пояснил:

— У нашего барона в услужении один книжник живёт. Занимательные истории рассказывает. Говорит, что в стародавние времена можно было увидеть много диковинного. Народ тогда идолам поклонялся, и слово христианское было им неведомо. Наверно, поэтому всякая нечисть спокойно разгуливала среди людей.

— Да уж, книжники народ премудрый, — покачал головой инквизитор. — Порой такое от них услышишь…

— Вот, помню, историю он одну рассказал, — продолжил Жильбер, — так наш барон несколько дней ходил сам не свой. А потом вдруг решил обойти все разрушенные замки, какие только возможно отыскать в наших краях.

— Зачем?

— Этот книжник говорит, что только там можно встретить нечто удивительное. Я, как и другие рыцари, сопровождал барона в этой поездке.

— Ну и видел барон что-нибудь необычное? — живо поинтересовался староста.

— Кое-что видел, — загадочно произнёс Жильбер. — Но дали мы обет не распространяться об том.

— Расскажите хоть, что книжник сказывал. Полагаю, раз барон после этого в такой путь отправился, значит, история удивительная. — В глазах старосты плясали огоньки любопытства. — Если, конечно, господин инквизитор и святой отец не будут возражать, — добавил он.

Священник Иоанн и инквизитор не возражали. В сущности, они никуда не спешили, дела могли и подождать. А интересные истории послушать, а потом и знакомым рассказать, от этого разве откажешься?

Жильбер улыбнулся и начал повествование.

Если идти по северному склону Пиренеев, можно встретить старый замок. Стоит он на вершине скалы. И называется Соколиный замок. Его не сразу заметишь — почти весь он увит плющом. Когда-то он принадлежал могущественному вестготскому вельможе по имени Турисмунд. Хозяин очень любил охоту, и однажды ему в подарок преподнесли чудного сокола. Прекрасно обученная птица, с отличными ловчими качествами. Опробовав её на охоте, он пришёл в восторг и премного удивился, что даритель решился расстаться с таким сокровищем. Однако чудеса на этом не кончились. Вскоре его ждал ещё один сюрприз. Не прошло и нескольких дней, как в замок явилась удивительной красоты женщина и попросила её приютить. Звали женщину Ариадна. Хозяин влюбился в гостью без памяти и сразу предложил стать его женой. Та отказалась, сказав, что не прошёл ещё срок траура по погибшему мужу. Турисмунд терпеливо ждал. Он поместил красавицу в самую лучшую комнату, но та, к удивлению хозяина замка, всё время проводила в соколятнике, где находилась подаренная птица. Когда же владелец замка брал сокола на охоту, девица ходила грустная и неприкаянная.

Поведение Ариадны показалось Турисмунду странным, и он не удержался от расспросов. Поначалу девица отмалчивалась, но настойчивость хозяина замка всё же сломила её. Она рассказала удивительную историю. Муж её был знатным господином, но очень жестоким. Однажды в разгар зимы к ним в замок пришла старая женщина и попросила дать ей согреться и немного поесть. Муж выгнал просительницу, сказав, что нищим и всяким проходимцам нет места в его замке. Уходя, женщина предупредила, что за свою злобу и жестокость он будет лишён самого главного — возможности после смерти оказаться в светлом мире ангелов. И добавила, что он будет маяться на земле в образе птицы, переходя от одного владельца к другому. «И пусть молится богам, — заключила старуха, — чтобы его хозяева не были так же жестоки, как он сам». Муж посмеялся над ней и приказал избить старуху и выгнать. «Раз ты не внял моим словам, — сказала та, — час расплаты уже близок». И действительно, через несколько дней он поехал осматривать свои владения, его лошадь оступилась у самого края пропасти и оба полетели в бездну.

Ариадна горько оплакивала мужа, вспоминая пророческие слова старухи. Когда прошёл месяц, в замок явилась та самая женщина, и в руках у неё была клетка с соколом. Она сказала вдове, что та должна следовать всё время за этой птицей, такова её судьба. Иначе Ариадна умрёт. Первым хозяином сокола станет конюх её мужа. Старуха предупредила девушку, что та больше не сможет ни выйти замуж, ни спокойно жить в своём замке. Каждый год у сокола будет сменяться хозяин. Жизнь Ариадны превратится в вечное странствие.

Ариадна рассказала Турисмунду, что прошло уже пять лет, как она странствует по свету, порой испытывая нужду и голод, ведь не каждый так добр к ней, как хозяин этого замка. Турисмунд был очень взволнован этим странным повествованием. Его сердце разрывалось от жалости к бедной Ариадне. Первое, что он предложил своей гостье — убить птицу, тогда она, наконец, станет свободной. Но Ариадна сказала, что вместе со смертью птицы умрёт и она сама, так напророчила старуха. Долго думал Турисмунд, как избежать кары колдуньи. Многие часы он проводил, беседуя с девушкой и пытаясь помочь ей найти выход. Скоро они так привязались друг к другу, что уже не представляли своей жизни по отдельности. Однако год близился к завершению, а это означало, что сокол должен был сменить хозяина. Птица стала нервничать. Однажды она без видимых причин вдруг налетела на Турисмунда и когтями вцепилась ему в лицо. Потом напала на сокольничего. Турисмунд стал понимать, почему год назад прежний хозяин с такой лёгкостью расстался с соколом. Надо было что-то придумать, чтобы оставить сокола у себя и в тоже время не подвергаться опасности, ведь птица стала чрезмерно агрессивной.

И Турисмунд поступил мудро. Он запер сокола в отдельной башне, через специальное окно кормил его, поил, но никому не отдавал. Так прошёл ещё год. Турисмунд с Ариадной ещё больше привязались друг к другу и в конце концов решили нарушить запрет старухи. Они поженились и несколько месяцев прожили беспечно и счастливо. Ариадна уж было решила, что старуха обманула её, что все её пророчества — простые слова, желание запугать несчастную. Но в одно прекрасное утро в ворота замка постучались. Перед Турисмундом и Ариадной стояла та самая старуха. Она не была столь грозна, как в тот день, когда пришла к Ариадне, просто спокойно сказала? Что молодожёны будут счастливы ровно столько, сколько отведено жить Турисмунду — это её награда за их любовь друг к другу. И ещё добавила, что Ариадна получит дар — вечную молодость. Девица несказанно обрадовалась, но старуха отвела её в сторону и прошептала: «Не думаю, что твоё счастье продлится долго. Ты ещё пожалеешь о содеянном. Когда Турисмунд умрёт, он займёт место твоего бывшего мужа. А ты останешься при нём. Когда придёт время, я снова появлюсь, и тогда увидишь, что ждёт тебя дальше».

— Прошло много лет, — завершил свой рассказ Жильбер. — Замок тот и поныне стоит, спрятанный среди Пиренейских гор. А в нём на искусно сделанной жерди сидит сокол, и прелестная девица сторожит его. Так вот, если кто в одиночестве, без сна, еды и питья сможет наблюдать за соколом три дня и три ночи, эта девица исполнит желание терпеливого наблюдателя. Он может просить любую вещь из существующих на земле.

— А если этот человек не сможет выдержать три дня без сна? — полюбопытствовал староста.

— Если он заснёт, то погибнет, душа его переселится в того сокола, и освободится он сможет лишь тогда, когда следующий представитель рода человеческого захочет получить дар сей прелестной девицы и также не сможет выдержать испытание.

— И девицу ту зовут Ариадна? — спросил священник.

— Именно так.

— Красивая сказка, — сказал инквизитор.

— Говорят, многие рыцари отправлялись на поиски этого замка и находили его. Но лишь немногим удалось выдержать испытание. Книжник тот рассказывал, что сам видел человека, посетившего Соколиный замок. Некий рыцарь-тамплиер не спал три дня, наблюдая за соколом, и когда девица спросила, что он хочет, тот пожелал кошель, всегда полный золота. Она исполнила желание, однако предупредила тамплиера, что когда-нибудь страсть к богатству погубит его орден.

Все улыбнулись столь нелепому пророчеству. Орден тамплиеров был настолько могуществен, что мысль о его гибели казалась смешной.

— Тамплиерам покровительствует сам папа, — назидательно произнёс инквизитор. — Орден крепко стоит на ногах, и ничто не сможет сокрушить его.

Жильбер пожал плечами.

— Кто знает? Жизнь переменчива. Сначала счастье улыбается тебе, а вскорости, глядишь, ты самый несчастный человек на свете. Еретики-катары тоже чувствовали себя в безопасности и были вполне довольны своей жизнью, а что в итоге?

— Вы, господин Жильбер, нашли с чем сравнивать, — недовольно проговорил инквизитор. — Судьба этих еретиков была предрешена с самого начала. Господь не допустил бы иного исхода. Ну ладно, оставим все эти глупости. Вернёмся к нашим делам. Что у нас там по еретикам?

И Бернард уткнулся в бумаги. После недолгого молчания он поднял голову, оглядел присутствующих и произнёс:

— Вот, пожалуй, примем к рассмотрению дело кузнеца Роже. Его общение с еретиками, похоже, не подлежит сомнению…

Заседатели вздохнули и приступили к обсуждению.

На следующий день к священнику Иоанну пришла вчерашняя жалобщица Беллина и с порога заявила:

— Святой отец, могу я вас попросить кое о чём?

Поскольку священник не отвечал, она продолжила:

— Прошу вас положить небольшой кусок ладана на алтарь перед чтением молитвы. А потом отдайте его мне.

— Зачем ещё? — удивился он.

— Я разотру его и подсыплю в питьё Марии.

— Для чего? — ещё больше недоумевал священник.

— Это выведет её на чистую воду. От этого средства ведьма будет долго метаться в поисках выхода и найти дверь сможет не сразу.

— И где ты собираешься это проделывать? У Марии в доме?

— Конечно, нет. В родном доме и стены помогают. Я приглашу её к себе под каким-нибудь благовидным предлогом. Да ещё свидетелей приведу.

— Оставь ты Марию в покое. Она людей лечит, богоугодным делом занимается…

Беллина резко перебила священника:

— Если вы мне не будете помогать, святой отец, я пожалуюсь на вас господину инквизитору. Он поручил вам разобраться в этом деле, а вы увиливаете.

Иоанн недовольно проворчал:

— Ладно. Иди. Выполню твою просьбу.

На следующий день женщина опять явилась в церковь.

— Ну что, проверила? — сухо спросил священник.

— Проверила. Ещё как проверила, — затараторила она. — Несколько человек видели, как Мария была сама не своя. Я подсыпала растёртый ладан, который вы мне дали накануне, в медовую воду и угостила её. Соседки тоже присутствовали. Они окружили её со всех сторон и стали смотреть, что Мария будет делать. Ой, как она нервничала!

— Могу себе представить, — хмыкнул священник. — Когда птицу загоняют в силки, она тоже нервничает.

— Она ведьма. Это точно. Но чтобы уже никто не сомневался… — Беллина злорадно усмехнулась. — Нужно подвергнуть Марию испытанию водой. Вода не принимает ведьму, это всем известно. Своими мерзкими делишками эти дьяволицы стряхивают с себя воду крещения. Мы бросим её в воду, предварительно связав по всем правилам. Если она утонет, значит, не ведьма. А если останется на поверхности, тогда все ваши сомнения будут рассеяны. И смерть на костре ей обеспечена.

Священник покачал головой. Что за глупое испытание? Он никогда не одобрял этот варварский метод. Как ни крути, Мария в любом случае умрёт: либо утонет, либо её сожгут на костре. Бывали, правда, чудеса, когда утопленника вытаскивали полуживого из воды, признав в нём чистого от колдовства человека, но в случае с хрупкой женщиной… вряд ли она выдержит такое испытание.

Увидев недовольный взгляд священника, Беллина поспешила добавить:

— Святой отец, все жители нашей деревни оповещены об испытании водой.

— Тобой оповещены? — грозно произнёс Иоанн. — Может быть, ты и сан мой к рукам приберёшь? Кто это дал тебе такие полномочия? Ишь, развела тут деятельность! Ты кто такая есть, чтобы назначать испытания, да ещё всю деревню созывать?! Баламутишь умы праведные. За это отлучить тебя следует от Церкви!

Женщина покраснела как рак. Её губы затряслись. Заикаясь, она проговорила:

— Да я… Да я… у самого инквизитора была. Вот он и разрешил испытание водой. Я так и знала, что вы, святой отец, будете защищать эту ведьму.

Священник отстранил женщину и решительной походкой вышел из церкви.

«Да что же это такое делается. Господи всемогущий, — шептал он, быстро идя по центральной улице деревни. — Испытание водой. Надо же такое придумать. Да что за дьявол вселился в эту бестию, покоя от неё нет. Колдовство выдумала. И так кругом все друг против друга. Вон доносов сколько поступило. Что делается с миром? Куда мы катимся? В адскую бездну. — Священник вздохнул. — Любви меж людьми нет. Так и норовят утопить друг друга…»

Он перешагнул порог дома правосудия — небольшое деревянное здание, где обычно заседал местный совет, а сейчас обосновался инквизиторский суд.

— Господин Бернард, — взволнованно обратился Иоанн к инквизитору. — Вы дали согласие на испытание Марии водой?

Бернард поднял взгляд на священника:

— А вы разве нет? Ваша полоумная… как её… Беллина, кажется. Она ведь при прямом вашем участии обещала предъявить неоспоримые доказательства ведовства Марии.

— При моём участии? — удивился Иоанн.

— Ну да. Вы же ей вручили ладан, чтобы она подсыпала его в питьё Марии. Эта женщина долго распиналась передо мной, рассказывая о ваших с ней планах разоблачения ведьмы. С трудом мне удалось выпроводить её. Теперь вы тоже станете мне докладывать о всех приготовлениях? Не надо. Я уже наслышан. Мне с еретиками разбираться надо.

Приходской священник даже потерял дар речи. Он стоял перед инквизитором и только качал головой.

— У вас ко мне что-то важное? — спросил Бернард. — Говорите быстрее. Меня дела ждут.

— Я не давал распоряжения относительно испытания водой, — еле слышно проговорил он. — Что за глупая выдумка.

Инквизитор нахмурился.

— Выдумка? Так испытывали ведьм во все времена.

— Я не это хотел сказать. Зачем нужны все эти испытания? Мария праведная католичка. У меня нет сомнений.

Инквизитор прищурился и недоверчиво посмотрел на священника.

— Вы, святой отец, уж больно рьяно защищаете эту Марию. Почему? Меня это настораживает. Праведные люди не боятся никаких испытаний. И, замечу я вам, это будет наглядный урок для всех. Если Марию примет вода, мы накажем эту жалобщицу Беллину по всей строгости закона. И другим уже не повадно будет вводить добропорядочных жителей в заблуждение.

Приходской священник вышел из здания суда совершенно расстроенным. Он был уверен в невиновности Марии, но, тем не менее, ничего не мог сделать в её защиту. Да, он знал о старом способе испытания водой и глубоко сомневался в надёжности этого метода. В своё время, учась в монастырской школе в Милане, он участвовал в диспуте, где была затронута эта тема. Тогда они разбирали древний манускрипт «Законы двенадцати таблиц», где в одной из глав говорилось, что виновный в сглазе может быть приговорён к смертной казни. Согласно этому документу, например, за тайное истребление урожая назначалась смертная казнь, причём более тяжкая, чем за убийство человека. Обсуждение шло бурно. Ссылались на Платона и Плиния, комментировавших вышеупомянутые Таблицы. Вспомнили и греческого философа Демосфена, который привлёк к суду жрицу Теориду за колдовство и добился казни для неё и всей её семьи. Коснулись и франкского документа VI века «Солическая правда», где уж совсем ясно было выражено отношение к колдовству. В девятнадцатом параграфе говорилось: «Если кто причинит порчу другому, и тот, кому она причинена, избежит опасности, виновник преступления, относительно которого будет доказано, что он допустил его, присуждается к уплате шестидесяти трёх солидов. Если кто-нибудь нашлёт на другого порчу или положит на какое-либо место тела навязь, присуждается к уплате шестидесяти двух с половиной солидов. Если какая-нибудь женщина испортит другую так, что та не сможет иметь детей, присуждается к уплате также шестидесяти двух с половиной солидов». Однако главной темой дискуссии был вопрос о том, как распознать ведьму. Склонялись к тому, что самый действенный способ — испытание водой. И именно этот способ чаще всего применяется в судебной практике с древних времён. Первыми, кто начал это практиковать, были германцы. А они были мастера по части составления законов.

Иоанн вспомнил, что при обсуждении практики испытания водой у некоторых членов диспута возникли определённые сомнения относительно тезиса, что вода не принимает ведьму, что непогружение в воду не является признаком колдовской сущности. Встал вопрос: а как же Иисус, ходивший по воде «яко по суху»? Тогда диспут пришёл в тупик. Обсуждать Библейских персонажей посчитали кощунством. В итоге всё оставили как есть, порешив пока не поднимать этот щекотливый вопрос.

И вот пришло время испытания. На берегу реки собралась вся деревня. В волнении жители ожидали прихода Марии. Показалась скромная процессия. Мария, одетая во всё чёрное, шла в сопровождении священника Иоанна и его помощника.

Из толпы выделилась Беллина и громко выкрикнула:

— Ведут ведьму проклятую. Смотрите, добрые люди, как свершится кара небесная!

Толпа зашумела. Кто-то искренне жалел Марию, кто-то, наоборот, проклинал её, списывая все свои несчастья на бедную женщину.

Процессия приблизилась к берегу реки и остановилась. Мужчина, нанятый помогать при испытании, приготовил длинную верёвку. Священник что-то еле слышно говорил Марии.

Испытание не начиналось, ждали прихода инквизитора Бернарда и старосты. Постепенно шум толпы стих. Затаив дыхание, все смотрели на Марию.

Та стояла тихая и печальная, теребя в руках белую лилию, дорогой сердцу цветок, выращенный руками её единственного сына Мигеля. Взгляд женщины искал в толпе родные лица — мужа и сына. Наконец она увидела их, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла печальной. Мигель подался вперёд. Единственным его желанием сейчас было броситься к матери, сжать её в своих объятиях и не отпускать никуда. Но отец крепко схватил его за руку, тихо проговорив:

— Это бесполезно. Крепись, сынок. Пусть никто и никогда не видит твоих слёз.

Неожиданно среди присутствующих возникло волнение. Молодой человек, решительно расталкивая локтями народ, приближался к Беллине. Оказавшись рядом, он схватил её за волосы и потащил к реке.

— Дайте мне верёвку! — закричал он. — Вот настоящая ведьма! Это её мы должны подвергнуть испытанию!

Беллина отчаянно визжала. Народ веселился. Муж Беллины, изрядно захмелевший, стоял поодаль с друзьями и покатывался со смеху.

— А твой будущий зять силён, — хихикнул один из его приятелей.

— Бьюсь об заклад, — хохоча, ответил муж Беллины, — что он не дотащит её до реки. Вырвется, вредная баба.

Почти у самого берега Беллина, пронзительно крича и отбиваясь, упала на землю. Не в силах поднять её, парень схватил женщину за горло. Ситуация стала принимать нешуточный оборот. Муж Беллины, перестав смеяться и выкрикивая ругательства, бросился к ней на помощь. Кто-то из толпы уже пытался оторвать парня от женщины, однако тот держал ненавистную бабу мёртвой хваткой. Только несколько человек, набросившись на обезумевшего молодого человека, смогли с трудом расцепить его руки. Подоспевшие друзья быстро увели парня прочь.

Инквизитор и староста застали лишь последний акт сцены: растрёпанная Беллина, сидящая на траве и растирающая себе горло, рядом женщины, обмахивающие её платками, и несколько молодых парней, уходящие прочь с места испытания.

— Что здесь происходит? — грозно спросил инквизитор.

— Госпожа Беллина хотела утопиться, но ей не дали, — раздался ехидный голос из толпы.

— А жаль, — совсем тихо прокомментировал кто-то.

Беллина медленно поднялась с земли и, растолкав окруживших её женщин, прямиком направилась к инквизитору.

— Господин инквизитор, — хрипло проговорила она, всхлипнув, — я хочу засвидетельствовать, что меня чуть не убили. Этот одержимый дьяволом, который раньше назывался женихом моей дочери, в сговоре с ведьмой. Его надо привлечь к суду.

Инквизитор вздохнул.

— С этим делом потом разберёмся. Приступим к испытанию.

Священник прочитал молитву. Мужчина с верёвкой в руке подошёл к Марии. Её нужно было раздеть до рубашки и связать по всем правилам, крест-накрест: большой палец правой руки привязать к большому пальцу левой ноги и наоборот.

Связанную женщину вывезли на лодке подальше от берега, туда, где глубина была значительно больше человеческого роста. Судья, проводивший испытание, стоял на берегу. В руках у него был конец верёвки.

— Если Мария пойдёт ко дну, — объявил он, — значит, она не ведьма. А если останется на поверхности, то её вина доказана.

— Она же умрёт, если пойдёт ко дну, — выкрикнул кто-то.

— На то у меня и верёвка, чтобы вытащить её, — сказал судья.

— Но это слишком далеко от берега. Вы не успеете спасти её, она захлебнётся.

— На всё воля Божья, — невозмутимо произнёс судья.

Он махнул платком, и человек в лодке сбросил Марию в воду.

Не прошло и несколько секунд, как она скрылась под водой.

— Вытаскивайте быстрее! — закричали в толпе.

Судья поднял руку, призывая к тишине.

— Надо немного подождать, — сказал он.

Народ затих. Все взгляды были устремлены на тихую гладь воды, где на поверхности плавно качалась лишь белая лилия.

— Давай, тяни! — закричал опять кто-то. — Не успеем же спасти!

Судья кивнул, но рядом с ним возникла Беллина и вырвала верёвку из рук.

— Подождите! — завопила она. — Может, ведьма ещё всплывёт.

— Уйди, женщина! — оттолкнул её судья.

Беллина сопротивлялась.

Но народ не обращал на эту потасовку внимания, потому что взоры всех были прикованы к реке, где два человека пустились к лодке вплавь. Один из них был мальчик, явно не очень хороший пловец. Однако, стараясь изо всех сил, шлёпая по воде руками, он медленно, но верно приближался к месту трагедии.

Отец и сын ныряли несколько раз, пока, наконец, не вытащили бедную женщину. Увы, ей уже ничем нельзя было помочь.

Прошло несколько дней. Марию похоронили на христианском кладбище. Все старались не говорить о случившемся. Беллина же заперлась у себя в доме и не показывалась никому на глаза. Староста собирался привлечь её к суду за клевету, как и было обещано, но не успел. Женщина неожиданно пропала, а спустя день в тихой заводи её нашёл местный рыбак. Кто-то говорил, что она сама утонула, но многие считали, что это сделал либо муж Марии, либо несостоявшийся жених её дочери. Разбираться особо не стали, так как никаких улик против подозреваемых не имелось. Поговорили-поговорили, на том и остановились. Судья заключил, что это был несчастный случай.

Через месяц после случившегося умер муж Марии. Тоска поглотила его целиком, и он не смог оправится от потери. Мигеля взял на воспитание сосед, папаша Жиро, добрый, но очень бедный человек. Небольшой домик родителей Мигеля пришлось продать, и мальчик поселился у Жиро постоянно. Жизнь его потекла обычным чередом. Скорее всего, повзрослев, он стал бы портным, как его покойный отец, женился бы на какой-нибудь местной девице, завёл бы детей. Но судьба опять подкинула ему испытание, сведя с двумя странными рыцарями, Анри и Пьером, прибывшими в их деревню холодной зимой и постучавшихся именно в дом папаши Жиро.

Что же касается пропавшего Антония, коего, по уверению Беллины, ведьма Мария превратила в коня, то старосте удалось разузнать все подробности таинственного исчезновения. Конечно, никакого колдовства здесь и в помине не было. Просто Антоний, испугавшись приезда инквизитора в их деревню, сбежал. Связи с катарами он никогда не скрывал, потому и побоялся привлечения к суду.

Также староста выяснил и про внезапно умершую козу. Никакой порчи на неё никто не наводил. Старая была коза, вот и сдохла.

А жених дочери Беллины так и не породнился с семейством трактирщика. Ушёл из деревни и нанялся конюхом в замок местного барона.