Глава 1. ВСТРЕЧА НА МАЛАКАДАНЕ

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Политика — прекраснейшая игра», — как любил говаривать старина Винни.

Азарт — великое дело. Азарт — как талант. Он руководит тобою вопреки твоим желаниям, потребностям и обстоятельствам внешнего бытия. Он — как норовистый конь. Неопытного, безвольного седока сбросит, растопчет своими копытами, и существо, прежде гордо именовавшее себя человеком, превратится в прах, в пыль, в ничто… Лишь сильная воля и трезвый расчетливый ум могут удержать эту непреодолимую страсть к игре, подчинить ее и сделать своим союзником.

Винни умел управлять своими страстями, он умел и побеждать, и проигрывать с честью. О, он был выдающимся игроком!

Какой это был год? Девяносто седьмой или девяносто шестой. Не помню… Впрочем, это не имеет никакого значения. Он был никому не известным начинающим журналистом, к тому же без всякого образования. К слову, в школе Хэрроу, где мы вместе грызли гранит науки, его считали самым тупым учеником. Но однажды Винни поразил всех, прочитав на память и без единой ошибки 1200 строк из книги Маколея о Древнем Риме. Превосходная память сослужила ему в дальнейшем хорошую службу.

Итак, то ли в девяносто шестом, то ли в девяносто седьмом мы с Винни и еще двумя приятелями, одного из которых звали, кажется, Сэм, а другого Майкл, изрядно подвыпив, отправились в бордель. Были мы все молоды и бедны, и денег у нас хватало лишь на самый дешевый притон в Ист-Энде. Поблуждав по отвратительным лондонским трущобам, мы наконец нашли то, что искали — грязный публичный дом, где было устроено также некое подобие казино.

Боже! Что за публика собралась вокруг карточного стола! Бездомные бродяги с лицами профессиональных убийц, шулеры самого низкого пошиба, из тех, что облапошивают доверчивых селян на рынках, безногие матросы, некогда добывавшие славу британскому флоту, а нынче выброшенные на обочину… Но более всего меня поразили не они, а мой товарищ Винни. Я никогда не видел его таким. Глаза его загорелись фанатичным огнем, лицо покраснело, даже голос осип. Черт возьми, как мне самому знакомо это состояние!

Но играть я все же не сел. Следом за Сэмом и Майклом выбрал себе шлюху помоложе и почище и поднялся с ней в помещения, которые здесь именовались «нумерами».

Никакого удовольствия я, разумеется, не получил.

Рассчитавшись с проституткой, я спустился вниз и увидел следующую картину.

— Все, — твердо сказал Винни, подымаясь из-за стола и сгребая к себе несколько бумажных банкнот и горстку пенсовиков. — На сегодня, пожалуй, хватит.

Бедняга наступал на горло собственной песне. Он готов был играть до утра, до завтрашнего вечера, неделю напролет. Я видел, я чувствовал это.

— Э-э, — остановил его рыжий ирландский матрос с деревяшкой вместо правой ноги. — Так дело не пойдет. Я хочу отыграться.

— В другой раз, приятель, — коротко бросил мой товарищ. И обратился к нам (Сэм и Майкл тоже уже освободились и стояли теперь рядом со мной): — Ну что, друзья, пойдем дальше?

И первым направился к двери.

Но путь ему перегородил один из завсегдатаев притона — здоровенный, заросший щетиной детина с косым шрамом через все лицо.

— Сэр, — прорычал он, — это не в наших правилах. Здесь принято быть вежливым и обходительным. Вы должны дать партнеру возможность отыграться.

— Уйди с дороги, дружище, — спокойно посоветовал ему Винни. — К сожалению, сегодня, именно сегодня, я не хочу и не буду больше играть. Примите мои извинения, господа.

И он попытался обойти бродягу.

Но тот не дал Винни и шагу ступить.

— Ах вот как, сэр! — он схватил моего приятеля за грудки. — Вы будете играть, сэр, до тех пор, пока мы сами не решим, что хватит!

Мы не успели даже ничего предпринять, как Винни ловким приемом высвободился из цепких пальцев здоровяка и так ударил его по челюсти, что послышался хруст.

Тот, правда, тоже в долгу не остался, и из носа Уинстона двумя ручьями потекла кровь.

— Ну, ты, — не стерпел я, обращаясь к бродяге, — немедленно выпусти нас! — и, сжав кулаки, шагнул к дерущимся.

— Что?! — взревел за моей спиной ирландец, подымаясь и опрокидывая карточный стол. — Ах, мерзкие твари! Пришли устанавливать свои порядки?!

Так началось побоище.

Я вошел во вкус и совершенно не чувствовал боли. Лупил руками и ногами, направо и налево, — по чьим-то рукам, ногам, спинам и головам. Сэм отбивался своей тростью, словно мушкетер шпагой. Майкл взял на себя изувеченного ирландца. А Винни дрался, как лев. О, сколько раз я вспоминал этот день, наблюдая впоследствии, как он сражается со своими политическими противниками!

Мне кажется, все продолжалось долго, очень долго. Хрустели под ногами обломки карточного столика, летали над головами пивные кружки, метался между потными телами беспомощный хозяин — кривой и плешивый старикашка, дурными голосами визжали перепуганные шлюхи. И вдруг я почувствовал, как что-то острое и горячее вошло в мое левое плечо и тут же услышал пронзительный свист, доносившийся снаружи, из-за закрытой двери.

— Полиция! — обрадовался хозяин, продираясь к выходу. — Полиция!

Толпа вынесла нас на улицу одновременно с ним. И все тотчас же бросились врассыпную. Мало что соображая, я бежал за кем-то по темным переулкам, слыша за собой топот десятков ног. Я совершенно не понимал, где нахожусь, когда вдруг увидел впереди тусклый фонарь и мелькнувшее в его луче лицо Майкла.

Он обернулся и крикнул мне на бегу:

— Тут экипаж! Скорее!

Я запрыгнул в кеб следом за Майклом, а за мною влезли еще люди. Кони зацокали копытами по черной мостовой.

Немного привыкнув к темноте и отдышавшись, я различил подле себя три силуэта.

— Все здесь? — спросил я, обращаясь к Майклу, который был тут наверняка.

— Все, — послышался голос Винни. — С тобой все в порядке?

— Кажется, — ответил я и едва не потерял сознание от боли в плече.

— Да уж, попали в историю… — усмехнулся Сэм, сидевший, оказывается, напротив меня.

— Это я виноват, — вздохнул Винни. — И надо было садиться играть!

— Да брось ты, — успокоил его Майкл. — Зато приключение. А здорово мы все-таки их!

— Или они нас, — мрачно заметил Сэм. — Еще неизвестно, чем бы все закончилось, если б не этот полицейский свисток.

— Будем считать, что сыграли вничью, — собравшись с силами, выдавил я, и все расхохотались.

— Но я, друзья, обещаю вам больше никогда не садиться за карточный стол, — отсмеявшись, сказал Винни самым серьезным тоном.

Потом, помнится, он играл только в поло.

А рана от ножа в моем плече оказалась неглубокой. Она быстро зажила, и только в старости начинает ныть к плохой погоде».

Немного истории

В 1880 году площадь Британской империи (вместе с колониальными землями) составляла около 20 миллионов квадратных километров с населением 200 миллионов человек. На каждого жителя метрополии приходилось в среднем 10 рабов в колониальных землях. Агрессивная политика правящих кругов вызывала ожесточенное сопротивление на захваченных территориях. Нарастала напряженность в самой старой колонии — Ирландии. Началось национально-освободительное движение в Индии.

Индия, Бангалор, ноябрь 1896 года

— Винни? — Джордж Рейли не мог прийти в себя от изумления. — Какими судьбами?

Двадцатидвухлетний лейтенант британской королевской гвардии Уинстон Черчилль удивился не меньше:

— Господи, Джордж! Я служу здесь, но ты-то как сюда попал?

— Откомандирован начальством в Индию, в Бангалорский гарнизон.

— Не может быть! Наш батальон тоже в составе этого гарнизона! Джордж, дружище, как я рад!

От избытка чувств приятели обнялись.

— Черт! — внезапно Винни передернуло, словно от сильной боли. — Плечо!

— Да я о нем и думать забыл, — поспешил уверить его Рейли. — Вот, смотри, — он сделал несколько энергичных взмахов левой рукой. — Рана зажила буквально за неделю…

— Я о твоем плече тоже думать забыл, — усмехнулся Черчилль. — У меня тут своя история. Когда высаживались в Бомбее, штормило. Я стоял в лодке и сдуру схватился за кольцо, вделанное в пирс. Лодка — из-под ног, я повис и вывихнул плечо. Уже месяц прошел, а болит… К тому же полковой врач, безмозглая тупица, уверял меня несколько дней, что это растяжение связок. И только потом начал вправлять… Да Бог с ним, с плечом, оставим эту грустную тему. Ты надолго?

Рейли неопределенно развел руками.

— Значит, надолго, — констатировал Винни. — Успеешь познакомиться со всеми прелестями здешнего бытия. Должен тебе сообщить, что гарнизонная жизнь глупа, скучна, неинтересна. Свободного времени хоть отбавляй, делать абсолютно нечего.

— Отлично! Ты не представляешь себе, как я мечтал хотя бы о недельке отдыха. Лежать, поплевывая в потолок…

— И на другой же день взвыть от безделья, — подхватил лейтенант. — Оставь, дружище, такой, с позволения сказать, отдых — не для нас с тобой. Мы натуры слишком активные, чтобы смириться с подобным времяпрепровождением.

— Но ведь другие живут как-то…

— Другие! Что ты сравниваешь? Для других здесь — рай. Офицеры неделями напролет играют в поло. Для них это даже не игра, а серьезная жизненная цель. Любое другое занятие раздражает: еще бы, приходится отрываться для докладов начальству, несения караулов и прочих никчемных дел, когда это время можно было бы потратить с пользой для игры.

— Что за ирония, Винни? Ведь ты же сам заядлый игрок, если, конечно, мне не изменила память.

— Игрок, да. Но сколько можно? Ты не представляешь, как я рад, что встретил тебя здесь! Меня угнетает общение с тупыми, невежественными солдафонами. Знаешь что? Пойдем теперь ко мне: мы должны отметить нашу неожиданную встречу.

— С ума сойти! — воскликнул Рейли, увидев бунгало, окруженное большим садом с яркими тропическими растениями. — И ты здесь один?

— О, содержат нас здесь недурно, — Черчилль опустился в бамбуковое кресло-качалку. — Условия, как видишь, далеки от полевых. К тому же прислуга… У каждого из нас свой дворецкий и мальчик для услуг. На трех офицеров — один садовник, три водоноса, четыре прачки и сторож. Видишь ли, иногда я и в самом деле ощущаю себя лордом Мальборо! Грум! — позвал он и хлопнул в ладоши.

Мальчик-индиец в чалме и набедренной повязке вырос словно из-под земли.

— Да, сагиб, — он сложил под подбородком ладони и низко опустил голову.

— Принеси нам коньяк, — распорядился хозяин. Рейли с интересом рассматривал жилище своего лондонского приятеля. Обстановка была добротной, но скромной, ничего лишнего… Зато противоположную от окна стену полностью занимали книжные стеллажи. Полки сгибались под тяжестью томов.

— И все же ты зря времени не теряешь, — одобрительно заметил Джордж, разглядывая надписи на корешках книг.

— Компенсирую нехватку университетского образования, — Винни встал и снял с полки один из томов. — А еще неожиданно для себя увлекся энтомологией. Видишь, — он раскрыл перед Джорджем цветную иллюстрацию, — превосходные типы, не правда ли?

Рейли хмыкнул. На дорогой бумаге красовались разноцветные бабочки. Большие и маленькие, пестрые и гладкокрашеные, со строго симметричным рисунком на крыльях и бесформенными пятнами…

— Махаон, — уважительно произнес Черчилль, ткнув пальцем в один из рисунков. — Уникальная окраска… Впрочем, в отношении махаона я могу дать фору самому Брэму: в моей коллекции есть изумительный экземпляр… Э-э, да тебе это неинтересно, дружище…

— Извини, — чтобы скрыть зевок, Джордж достал платок и сделал вид, будто протирает им лицо. — Но, право же, я никогда не понимал страсти коллекционеров… Тем более если речь идет об аквариумных рыбках или о бабочках. Первые, конечно, доставляют эстетическое наслаждение, но до того тупы и бездушны… А бабочки или, например, жуки — это вообще варварство… Живое существо — и на иголку…

Винни обиженно засопел и захлопнул книгу.

— Я развлечь тебя хотел, — укоризненно сказал он, ставя том Брэма на прежнее место. — Но объяснять страсть к коллекционированию — все равно что объяснять страсть к игре…

Рейли почувствовал себя неловко. Зря обидел такого славного парня. В конце концов мог бы сделать вид, будто крайне заинтересован…

— Коньяк, сагиб, — мальчишка говорил по-английски с сильным акцентом. — Еще чего-то желаете, сэр?

— Иди, — буркнул Уинстон. — Я позову тебя, когда понадобишься…

— Славный мальчуган, — сказал Джордж, чтобы как-то сгладить неловкую паузу. — А что вообще здесь за народ?

— Индусы простодушны, как дети, наивны и доверчивы… Во всяком случае, так мне кажется. Ими очень легко управлять на самом-то деле, но своей агрессивностью англичане восстановили против себя всех здешних жителей. Кнут должен чередоваться с пряником, а так как мы этого не делали, то, в конце концов, добились того, что имеем. Здесь нас все ненавидят… Ты не представляешь себе, что делается на севере и северо-востоке! Позавчера там восстало одно из племен патанов. Этих полудиких аборигенов держали в совершенно нечеловеческих условиях. За любую провинность — побои до полусмерти. Никакой социальной помощи, никаких врачей… В периоды эпидемий несчастные гибнут десятками, сотнями… Конечно же, в один прекрасный день чаша терпения оказалась переполненной. Причина-то в том и заключалась, что какой-то чиновник распорядился — с самыми благими намерениями, кстати, — во время очередной эпидемии лихорадки отобрать младенцев у матерей и содержать их отдельно. Но как это делалось! Патанам ничего не объяснили, и они решили, что детенышей собираются убить. Из искры разгорелось пламя — так, кажется, сказал кто-то из русских… Патаны восстали, убили троих англичан, сожгли несколько домов, захватили небольшой гарнизон, расположенный в той местности, вблизи Ма-лакаданского перевала… Самое поганое, что с повстанцами очень трудно бороться: чуть что — они сразу в горы. Знают там каждую тропку, могут пройти по ней с завязанными глазами… Две бригады гвардейцев уже отправлены на Малакадан, формируется третья. Я обратился к генералу Баду с просьбой включить меня в состав экспедиции, но так как штаты уже укомплектованы, меня берут лишь в качестве военного корреспондента. Я договорился с газетой «Пионер» в Аллахабаде, а матушка — с лондонской «Дейли телеграф», где обещали печатать мои корреспонденции. Мне уже оформили отпуск из полка и завтра я отправляюсь в экспедицию…

— Едем вместе, — ухмыльнулся Рейли.

— То есть? — не понял Винни.

— Я откомандирован на Малакаданский перевал военной разведкой, — объяснил Джордж.

 

Глава 2

ОКО ЗА ОКО

Индия, Малакаданский перевал, декабрь 1896 года

Вторую ночь Джордж не смыкал глаз. Хотя повстанцы не нападали, в лагере англичан сохранялась крайне напряженная обстановка. Разведка донесла, что готовится новое наступление, для которого стягиваются силы из соседних племен. Но когда оно произойдет — неизвестно. Говорили, будто повстанцы со дня на день должны получить партию оружия и боеприпасов, переданных им с территории Персии. Задачей Рейли было выяснить каналы, по которым это оружие переправляется.

Он сидел возле палатки, вглядываясь в темноту. Сади как в воду канул. Не исключено, что, возвращаясь после прошлого посещения лагеря англичан в горы, он был замечен дозорными патанов и убит. Если это так — дело осложняется. Придется искать нового агента. Теперь это практически невозможно: индусы ненавидят англичан так люто, что даже большие, деньги не переманят никого на сторону противника. К тому же из местных жителей в деревне осталось лишь несколько стариков. Все, кто мог, включая женщин и детей, ушли в горы.

Джордж совсем было отчаялся, когда услышал за палаткой чьи-то осторожные шаги. Сади? Лейтенант достал маузер и обернулся.

К нему приблизилась черная, почти сливающаяся с ночью, тень. Послышался шепот:

— Сагиб, это я.

— Слава Богу, — облегченно выдохнул Джордж, пряча оружие. — Я думал, что-то случилось.

Он приподнял полу палатки и легонько подтолкнул Сади внутрь. Свечу на всякий случай зажигать не стал.

— Почему тебя так долго не было?

— Беда, сагиб, — возбужденно зашептал Сади. — Кажется, отец о чем-то подозревает. Пока он ничего мне не говорит, но, когда к нему приходят люди из наших, он уединяется с ними и не допускает меня до беседы. А вчера ночью велел мне спать в его хижине, словно чувствовал, что я должен уйти. Днем отец находит для меня всякую бессмысленную работу, чтобы я все время торчал на глазах. Но все же я узнал кое-что для вас.

— Выкладывай.

— Наступление начнется завтра ночью. Так они решили, — Сади показал пальцем наверх. — У них есть винтовки и патроны. Оружие привезли вчера. Продавцы не из наших, они очень плохо говорят по-английски. Место, откуда они приехали, называется Бакы.

— Бакы? — переспросил Рейли. — Это же Россия.

— Не знаю, сагиб. Но точно, так называется. Еще они сказали, сагиб, что Массино хочет золото.

— А кто такой Массино?

— Не знаю, сагиб. Они сказали так: «Он требует золото или драгоценности из храмов. Ему нужны реликвии». А что такое реликвии, сагиб?

— Это… — Джордж щелкнул пальцами в воздухе, пытаясь доходчивее объяснить, — это… я думаю, ему нужны святыни, которые хранятся в ваших храмах.

— Но их же нельзя выносить! — испугался юноша.

Рейли усмехнулся. Зачем знать мальчишке, откуда берутся деньги на вооружение людей его племени?

— Не бойся, — мягко сказал он. — Твой отец знает, как ответить наглецу Массино. А что еще говорили эти люди?

— Что через шесть дней они из Бомбея отплывают обратно. И что Массино будет ждать их в другой стране. Она называется Турция, сагиб. Я слышал про нее…

— Молодец. Ты очень умный, Сади. Но Турция большая. Как называется город?

— Город? У него странное название.

— Стамбул?

— Да-да! Он так называется. А еще они сказали, что этот канал всегда открыт. А больше, сагиб, они ничего не говорили. То есть говорили, но отец увидел, что я кручусь возле гостей, и прогнал меня.

— Спасибо, Сади. — Джордж протянул юноше заранее заготовленную банкноту. — Ты мне очень помог.

Сади взял деньги и сунул их под чалму.

— Мне надо идти, сагиб. Я должен быть в лагере до рассвета.

Рейли отодвинул полог палатки и вслед за Сади вышел в темноту. И в этот самый момент послышался оглушительный бой барабанов и звук горна.

— Тревога, сэр! — крикнул ему на бегу какой-то солдат. — Они наступают!

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«…и тратил на это свои собственные деньги. Я был беден, но честолюбив, чертовски честолюбив! Конечно, до Винни мне было далеко, и я всегда отдавал себе в этом отчет, мое честолюбие было иного, быть может, более авантюрного плана, и я все-таки добился своего. Сади, мир праху его, был первым, кто открыл мне глаза на великую силу денег. Бедняга собирался жениться, у них там это происходит рано, ему было всего шестнадцать, а невесте и того меньше. Но его отец, занятый освободительной борьбой, и слышать об этом не хотел. И тогда мальчишка решил рискнуть. Он задумал разбогатеть и сбежать со своей возлюбленной из племени. Он сам нашел меня, когда я как-то ночью шифровал в своей палатке донесение в Лондон. Пришел и предложил свои услуги. Признаться, я подумал вначале, что это провокация. Но другого выбора у меня не было. И я одно за другим дал ему несколько пустяковых заданий, которые Сади выполнил весьма успешно. Тогда я начал сотрудничать с ним по-настоящему. Он добывал для нас ценные сведения, причем за мизерную плату. За все время сотрудничества я потратил на него не более ста фунтов стерлингов. И готов был заплатить ему больше и, право же, сделал бы это, если бы не та злополучная ночь. Неизвестно, почему повстанцы перенесли время наступления. Быть может, отец Сади, подозревавший юношу в шпионаже, нарочно назвал при нем другой час, чтобы ввести англичан в заблуждение. Как бы то ни было, бедняга не успел скрыться из нашего лагеря, когда повалили толпы патанских воинов. И Сади нос к носу столкнулся со своим отцом. Ни слова не говоря, тот вытащил саблю и зарубил ею сына. Юноша упал замертво. Все это происходило на моих глазах. Мне долго потом снилась эта страшная картина.

Побоище было ужасным…»

«Экспедиция была трудной. Восставшие дрались ожесточенно и несли большие потери. Черчиллю пришлось участвовать в настоящем сражении, и он проявил себя энергичным и инициативным командиром, обнаружив незаурядную личную смелость. Его статьи в обеих газетах свидетельствовали, что он неплохо уловил общую обстановку на северо-восточной границе Индии.

Корреспонденции, подписанные «Молодой офицер», читатели встретили благожелательно. Это навело Черчилля на мысль использовать собранный в походе материал, как он впоследствии заметил, для «постройки небольшого литературного дома»… Начинающий автор работает быстро, и в течение двух первых месяцев заканчивает свой первый труд. Рукопись посылается в Лондон матери, которая находит издательство, готовое опубликовать книгу. В марте выходит в свет первая книга Уинстона Черчилля под названием «Повесть о малакаданской полевой армии. 1897 год. Эпизод пограничной войны». Она составила том примерно в 300 страниц. Книге сопутствовал успех. В 1899 году вышло второе, тщательно переработанное автором издание».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Индия, Бомбей, 1896 год

Генерал Биндон Блад поднял голову от бумаг.

— Лейтенант Джордж Герберт Рейли прибыл по вашему приказанию, сэр!

Генерал поднялся, обошел стол, приблизился к застывшему в дверях молодому человеку и сердечно пожал ему руку.

— Здравствуйте, лейтенант. Рад видеть вас в добром здравии. Я доложил о ваших успехах в Лондон и думаю, начальство не оставит мой доклад без внимания.

Джордж расплылся в улыбке.

— Благодарю вас, сэр!

— Поступил приказ направить вас в Судан, в распоряжение сардара сэра Герберта Китченера, — продолжал генерал, протягивая лейтенанту бумагу. — Все указания получите на месте.

— Есть, сэр!

— Теперь мне нужно поговорить с вами, — Биндон Блад указал Джорджу на кресла и первым опустился на обитое кожей сиденье.

— Да, сэр? — Рейли приготовился внимательно слушать.

— Джорджи, — проникновенно начал генерал, глядя в глаза молодому человеку, — долгие годы я добывал славу империи, движимый патриотическими чувствами. Я прошел сквозь огонь и воду, мне довелось участвовать в жесточайших сражениях, я познал все тяготы полевой жизни… Впрочем, ты и сам прекрасно осведомлен…

— Да, дядюшка, — ответил Рейли, не совсем понимая, к чему клонит генерал.

— Надеюсь, ты веришь, я ни секунды не жалел о том, что выбрал для себя карьеру военного, — продолжал сэр Блад, — и рад также, что ты пошел по моим стопам. Но видишь ли… — он на секунду задумался, — мне не очень хотелось бы, чтобы ты продолжал службу…

— То есть? — Джордж не мог прийти в себя от изумления.

— Мир изменился, — генерал взял его за руку, — мир изменился, Джорджи, и то, что еще вчера считалось величайшей славой Британии, сегодня воспринимается как ее позор. Я участвовал в захвате колониальных земель, свято веря, что совершаю благо не только для своей родины, расширяя ее границы и укрепляя могущество, но и для аборигенов колоний. Я думал, мы несем им цивилизацию, просвещение, культуру… А вышло совсем наоборот… Теперь, исполняя свой военный и гражданский долг перед империей, я в глубине души сочувствую тем народам, против которых приходится бороться…

— Да, я тоже на Малакадане понимал чувства патанов, — признался Рейли. — Здесь, в Индии, я ощутил в себе ирландскую кровь моей матушки. И если в Лондоне я искренне возмущался начавшимися беспорядками в Дублине, то здесь…

— Но я хотел сказать не о том, — прервал его дядюшка, взглянув на часы. — Оставь политику для политиков, а чувства для духовников. Джорджи, ты видел, что такое Малакадан, ты знаешь, сколько англичан, сколько молодых здоровых людей погибло на этом перевале. Ты и сам рисковал своей жизнью, участвуя в сражениях. Так вот, я хочу, чтобы этого больше не повторилось. Ты — единственный сын моего единственного брата, и Томас не переживет, если с тобой что-то случится…

— Но… — попытался было возразить Рейли.

— Никаких «но»! — генерал предостерегающе поднял вверх указательный палец. — Сначала выслушай. Мне не нравятся все эти игры с военной разведкой, все эти псевдонимы…

— Рейли — не псевдоним! Это фамилия моей матери! — обиженно воскликнул Джордж.

— Не надо так горячиться, мальчик мой, — примирительным тоном сказал сэр Блад. — Я вовсе не хотел тебя задеть. Да, это фамилия твоей матери, женщины весьма достойной, которую я уважаю всей душой, но, право же, мне было бы более по вкусу, если бы ты под своим настоящим именем Джорджа Герберта Блада вел добропорядочную и спокойную жизнь, занимаясь наукой или сочинительством, к которому ты проявляешь склонность.

— Простите, дядюшка, — не выдержал Джордж. — Но я не смогу вам угодить…

— Теперь тебе ехать в Судан, — втолковывал генерал. — Ты не представляешь себе, Джорджи, что это такое. Фанатичные мусульмане — это не индийцы. Они хитры, коварны и кровожадны. Они настоящие изуверы. И если ты попадешься к ним в лапы…

— Я не попадусь! — самоуверенно заявил лейтенант.

Генерал резко поднялся с места.

С тобой невозможно говорить! — сердито воскликнул он. — Ты чудовищно упрям и самоуверен. Люди нашей профессии не застрахованы ни от каких случайностей, и никто не может знать, что будет с ним завтра!

Рейли тоже встал.

— Не в моем характере, дядюшка, отступать от намеченной цели. И вы прекрасно это знаете!

Сэр Блад утомленно махнул рукой:

— Делай, как хочешь. Но учти — я тебя предупредил. И запомни также: если с тобой что-нибудь случится, я пальцем о палец не ударю… Попадешь в переделку — рассчитывай только на себя… Вы поняли, лейтенант?

— Да, сэр! — откозырял Джордж, вытягиваясь и щелкая каблуками. — Разрешите идти, сэр?

— Идите!

— Упрямый осел, — пробормотал сэр Блад, возвращаясь к письменному столу. — Черт бы его побрал…

Немного истории

Захватив в семидесятых годах прошлого века Египет, английские войска расширили южные границы новой колонии, распространив влияние Британии на Судан. Однако уже в конце семидесятых там начались беспорядки, спровоцированные появлением человека по имени Махди, который объявил себя посланником Аллаха на земле, новым Магометом. В 1881 году в Судане под его руководством вспыхнуло восстание, которое переросло в длительную национально-освободительную борьбу, носившую также религиозный характер. Суданцы вели себя крайне жестоко по отношению к захватчикам: взятых в плен англичан сжигали живьем, сажали на кол, расчленяли на части… Мусульманам удалось одержать ряд значительных побед и к 1885 году практически полностью очистить страну от колониальных войск. Был убит губернатор Судана генерал королевской британской армии Гордон.

В Англии эти события вызвали взрыв шовинистических настроений. «Око за око!» — требовали газеты. «Наш долг — отомстить за смерть сэра Гордона!» — взывали с трибуны парламентарии.

Военные власти провели тщательную подготовку к войне, которая началась осенью 1896 года. Накануне лейтенант Рейли отбыл из Бомбея.

Судан, Омдурман, начало сентября 1898 года

Черная, скрывающая лицо сетка мешала дышать. Под плотной Паранджой было невыносимо жарко, и Джордж вымок до такой степени, что нижнее белье можно было выжимать. Мелко семеня ногами и низко опустив голову, он приблизился к часовому и замер возле него.

— Женщина? — удивился невысокий плотный араб. — Чего тебе здесь надо? Уходи!

Джордж молчал. Рука его под паранджой сжимала рукоятку ножа.

— Убирайся прочь, я сказал! — часовой начал злиться. — Ты что, не слышишь? Пошла вон! — и он предостерегающе поднял руку.

Рейли сделал шаг вперед и, не дав караульному опомниться, молниеносно воткнул ему нож прямо в горло. Внутри что-то булькнуло, и араб свалился замертво.

Путаясь в складках паранджи, Джордж добежал до горной расщелины и, укрывшись в ней, наконец скинул жаркое покрывало.

— Уф, — облегченно выдохнул он, вытирая потное лицо.

Времени на отдых не было. Рейли только немного ослабил пояс, к которому была привязана тяжелая кривая сабля, нахлобучил на голову куфию, пониже, на самые глаза, опустив концы белого полотнища, и осторожно выбрался из своего убежища. Очень скоро он шел по каменистой горной тропе, оставив труп часового под палящими лучами солнца.

В лагере дервишей бьшо многолюдно. Здесь царило оживление: войска халифа готовились к решающей схватке с англичанами. Вооружены воины были точно так же, как сто, двести, триста лет назад: кривыми мечами, наподобие турецких, и копьями. Окрыленные прежними победами, арабы рассчитывали на то, что смогут победить небольшую, но оснащенную по последнему слову техники армию англичан своей многочисленностью…

Немного истории

Этого не произошло. Кроме технического оснащения, армия англичан была подкреплена египетскими войсками, и сражение под Омдурманом превратилось для суданцев в кровавое побоище. «Теперь мы видим, — писал по этому поводу молодой журналист и начинающий писатель Уинстон Черчилль, — то, что в свое время видели крестоносцы». Войска дервишей были разгромлены, и после битвы победители-англичане, которыми командовал генерал Китченер, несколько раз прошли по полю боя, добивая раненых.

Судан, Омдурман, начало сентября 1898 года

На Рейли никто не обращал внимания, и он беспрепятственно обошел практически всю территорию лагеря. Шатер сардара охранялся часовыми, но Джорджу повезло. Как раз к тому времени, когда он приблизился к штабу, началась смена караула. Этот ритуал не был отработан столь тщательно, как у гвардейцев перед Букингемским дворцом в Лондоне. Возникло некоторое замешательство, когда воины на посту сменяли друг друга. Воспользовавшись этим, никем не замеченный Джордж проник внутрь. Несмотря на полевые условия, шатер был обставлен с восточной роскошью, располагавшей к неге и отдыху. Но Рейли некогда было осматриваться. Отодвинув плотную шелковую портьеру, отделявшую одно помещение от другого, он оказался в некоем подобии кабинета, основную часть которого занимал обширный письменный стол. Выдвинув поочередно все его ящики, Джордж обнаружил в них только чистую бумагу, отточенные перья и томик Корана с золотыми застежками.

— Черт возьми! — выругался он, уставившись в сейф.

Работа с шифром займет несколько часов. Придется ждать ночи.

Он вернулся в первое помещение шатра и проворно заполз под широкий и низкий диван, обитый шелком. Лежать под ним было жестко и неудобно, зато не жарко. Джордж прижался щекой к прохладному полу и затаился.

И очень вовремя. Потому что снаружи послышались чьи-то голоса и в шатер вошли несколько человек. Они о чем-то оживленно беседовали. Рейли еще плохо владел арабским, но кое-что все же разобрал. Речь шла о донесениях суданской разведки, сообщавшей о расстановке сил у англичан. Судя по всему, сардара мусульманской армии не очень расстроили эти сообщения, потому что он сказал:

— В таком случае люди Омана ударят с тыла…

И, не прекращая обсуждения, начальники отрядов ушли в кабинет, откуда их голоса звучали глухо, и слов невозможно было разобрать.

У Джорджа от неподвижного лежания затекли руки и ноги, но он боялся даже слегка пошевелиться, чтобы не выдать себя.

Халиф и его приближенные покинули штаб за полночь. Рейли выждал, пока один из часовых совершил обход помещения, и только потом выполз из-под дивана. Ныла спина. Морщась от боли, Джордж бесшумно проскользнул в кабинет и в кромешной тьме, вслепую добрался до сейфа.

Пальцы ощупали прохладную металлическую дверцу. Зафиксировав в уме расположение дискового номеронабирателя, лейтенант зажег спичку и, прикрывая огонек рукой, разглядел в его свете комбинацию цифр. Память у него была превосходная, и он приступил к работе, едва догорела спичка.

Через пятнадцать минут послышался щелчок.

Есть! Первая цифра — пять. Рейли начал искать вторую.

Он не слышал, как сзади подошел часовой и ударил его по голове чем-то тяжелым.

1979 год. Москва, приемный пункт вторсырья № 398/2

— Стой, безумец! Я только пламя! Пла-мя сме-ерти!.. Эвриди-ка! — мурлыкал себе под нос Эдик то, что помнил из рок-оперы «Орфей и Эври-дика». Он увлеченно сортировал чье-то старое тряпье и даже не слышал, как пришла Вика.

— Трусы губят меня-а-а! — подпела она.

— Ну, наконец-то, — обернулся Бодягин. — Где пропадала?

Вика поправила очки.

— Сессия, — она выкладывала на стол какие-то свертки и баночки. — Сдавала зачет. И зачем только готовилась, он все равно «автомат» поставил… — она протянула Эдику пирожок. — С капустой. Салат в банке…

— Много еще осталось? — поинтересовался он с набитым ртом. — И включи чайник…

— Опять стакан за собой не помыл, — проворчала Вика, тыкая вилку в розетку. — Нет, два зачета и один экзамен.

— Ты хоть ела? — спохватился Эдик, выгребая из банки остатки оливье.

— Перекусила, — отмахнулась девушка, устраиваясь в своем уголке.

— А ко мне сегодня опять из психушки приходили, — Эдик многозначительно посмотрел на Вику.

— Да ну? Зачем?

— Так я у них на учете. Как социально опасный элемент, — Бодягин хотел сказать это как можно небрежнее, но получилось очень весомо и даже гордо.

— Почему? — испугалась Вика.

— Да, долгая история… Старые дела с гэбэшниками…

— Ты что, диссидент? — замирая от ужаса и восторга, прошептала девушка.

— Так они считают, — скромно заметил Эдик. — Поэтому из университета выперли…

— А где ты учился?

— В Питере, на философском… Сейчас уже закончил бы. А так с третьего курса… Чао, бамбино, сорри!

— Ты никогда не рассказывал…

— Да ничего интересного… Поехали на картошку, выпили, как водится… Ну, один там слишком много выступать стал. Я спьяну дал ему в морду. Так отметелил, что он потом в больницу загремел.

— И из-за этого выперли? Да в худшем случае — взыскание какое-нибудь, — возмутилась Вика.

— Та сволочь была комсоргом и стукачом по совместительству. Выписался — и в КГБ. Так, мол, и так, у Бодягина целый склад самиздата и порножурналы. А я, идиот, сам ему давал «Архипелаг» читать… Короче, меня из университета, из комсомола, а за распространение нелегальной литературы… — он соорудил из четырех пальцев решетку и посмотрел сквозь нее на Вику.

— Ты сидел? — сочувственно спросила девушка.

— Могли и посадить. Спасибо предкам. Мать достала какие-то липовые справки, и меня просто в психушку… Полгода провалялся… Диагноз — МДП, маниакально-депрессивный психоз. Так что берегись, я маньяк! — Эдик скорчил страшную рожу и протянул руки к Вике.

— Ой-ой-ой! — притворно взвизгнула она, вжимаясь в утильсырье.

Пальцы Эдика сомкнулись на ее хрупкой шее.

— Молилась ли ты на ночь?..

Их лица оказались так близко, что оба замолчали и стали серьезными. Эдик осторожно снял с девушки очки. Ее глаза сразу сделались большими и беззащитными. Было очень тихо.

— Есть кто живой? — в дверь протиснулась тетка с большим тюком. Широкое, накрашенное, как у матрешки, лицо обрамляли мелкие кудряшки химической завивки. Модная короткая маечка обтягивала мощную грудь.

Вика испуганно отпрянула и быстро нацепила очки.

— Что у вас? — сухо спросил Эдик.

Тетка со значением покосилась на Вику. Девушка поспешно уткнулась в «БЛОКЪ-НОТЪ».

— Странно, — заметила она, когда клиентка наконец ушла. — Должно быть, это записывал какой-то иностранец. Он столько ездил… встречался с такими людьми… Кто это тебе принес?

— Да какой-то забулдыга, — вспомнил Бодягин. — Вроде у него сосед умер…

— Жаль… Интересно было бы с ним поговорить. А знаешь, в принципе несложно вычислить, кто это писал. Если как следует порыться в архивах, можно раскопать что-нибудь. — Она немного подумала. — И я, пожалуй, так и сделаю. У меня есть доступ даже в спецхраны.

— Да ну, — отмахнулся Эдик. — Ну выяснишь, кто такой Рейли — и что?

— Не знаю… — пожала плечами Вика. — Просто интересно…

 

Глава 3

ПО СЛЕДАМ ЧЕЛОВЕКА С ПЯТНОМ

Лондон, январь 1899 года

— Поздравляю, — сухо сказал генерал Китченер. — Вы достойны нового звания.

— Благодарю, сэр, — сдержанно отозвался новоиспеченный капитан.

— Надеюсь, мы с вами еще встретимся на театре военных действий, — генерал изобразил на лице некое подобие улыбки.

— Возможно, сэр…

— Что ж, капитан, пока отдыхайте…

И, едва кивнув, сэр Китченер отправился по своим делам. Капитан Рейли с ненавистью посмотрел ему вслед. Этот жестокий человек, руководивший английскими войсками в Судане, сумел восстановить против себя всех — от полковника до рядового, несмотря на то, что он был грамотным полководцем и подчиненные ему войска вышли из боев с минимальными потерями.

— Он может быть генералом, — заметил как-то Винни Черчилль, участник последней в английской истории атаки кавалерийских полков против пешего войска мусульман под Омдурманом. — Он может быть генералом, но не может быть джентльменом.

Уинстона, как и Джорджа, как и других офицеров и рядовых, возмущало то, как повел себя сэр Герберт Китченер по отношению к поверженному врагу. По приказу генерала была осквернена и сровнена с землей могила Махди Суданского, которую жители страны почитали как святыню. Командующий велел выкопать останки Махди и отделить голову от туловища. Тело утопили в Ниле, а голова, переходя из рук в руки, попала в Каир, где и была оставлена англичанами в качестве любопытного трофея.

«Таково было рыцарство победителей, — писал потом Уинстон Черчилль. — Ни один человек, который придерживается блестящих традиций старой либеральной партии, ни один человек, который симпатизирует идеям прогрессивного торизма, не может одобрить такое поведение».

Рейли вздохнул. Встреча с Китченером в коридорах военного ведомства, куда Джорджа вызвали для объявления о присуждении нового звания, испортила настроение.

— Мерзейший тип, — вздохнул он, выходя на улицу.

Экипаж брать не хотелось. Джордж вышел на Пикадилли и теперь праздно брел между прохожими погруженный в свои мысли. Вчера его, профессионального военного разведчика, пригласили для беседы в «Интеллидженс Сервис».

— Мы осведомлены о ваших успехах на военном поприще, — сообщил ему сухощавый седой человек в очках с толстыми линзами, руководитель службы внешней разведки сэр Генри Уильямс. — И хотим предложить вам сотрудничать с нами. Насколько мне известно, вы владеете русским языком.

— Да, сэр. Мой отец, мистер Джеймс Томас Блад, несколько лет служил в английском посольстве в Петербурге, и я провел в России все свои детские годы.

— Учились вы в Оксфорде, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Уильямс.

— Да, сэр. После университета поступил на военную службу. С 1896 года работаю в разведке.

Уильямс заглянул в свои бумаги.

— А также вы владеете немецким, французским, арабским языками и хинди…

— Да, сэр.

— Если вы согласитесь сотрудничать с нами, то для начала будете получать 200 фунтов стерлингов в месяц. Вас устраивает эта сумма?

Джордж улыбнулся:

— Это большая честь для меня, сэр…

— Следовательно, — удовлетворенно сказал Уильямс, — вы согласны.

Рейли придал своему лицу выражение глубокой задумчивости. Он даже мечтать не мог о таком предложении. На работу в «Интеллидженс Сервис» попадали лишь избранные, да и то им приходилось пройти множество испытаний. А тут — удача сама идет в руки!

— Согласен, сэр, — сказал он, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения.

— Превосходно! — ни один мускул не дрогнул в лице руководителя внешней разведки. — Но прежде чем взять вас в штат, мы дадим вам одно задание, и от того, как вы с ним справитесь, зависят наши дальнейшие отношения.

— Да, сэр…

— Сейчас я ознакомлю вас с задачей, а прежде позвольте задать вам еще несколько вопросов.

— Я слушаю, сэр…

— Ваше настоящее имя?

— Джордж Герберт Блад. Родился в 1874 году в Клонмэле, в Ирландии. Отец — Джеймс Томас Блад, — прежде чем перейти на дипломатическую службу, был капитаном королевского британского флота. Мать — миссис Джеймс Блад, урожденная Мьюриэл Рейли, дочь…

— Довольно, — прервал его Уильямс, сверившись со своими бумагами. — В каких военных кампаниях вы участвовали?

— Был в Индии в 1896 году. Участвовал в сражении под Малакаданским перевалом. В том же году был откомандирован в Судан, где в 1898 году накануне битвы под Омдурманом был взят в плен дервишами во время выполнения задания.

— Почему вас не убили? — Уильямс снял, протер, снова надел очки и строго заглянул в глаза Джорджу. — Ведь мусульмане вели себя по отношению к англичанам крайне жестоко, тем более что вас застали на месте преступления…

— Случайность, сэр. Дервиши решили, что я важное лицо в армии Герберта Китченера, и, прежде чем посадить меня на кол или с живого снять кожу, собрались допросить. Меня бросили в яму, выдолбленную в камнях, и приставили караульных. Не знаю, почему они продержали меня в этой своеобразной тюрьме целые сутки. Возможно, у военачальников Халифа были другие, более важные дела. А на другой день под Омдурманом началась битва. Я понял, что мусульмане понесли громадные потери в первые же часы. Они не были готовы к этому. Поднялась суматоха, и обо мне, вероятно, забыли… Как бы то ни было, сидеть в яме мне просто надоело, к тому же ужасно хотелось пить. Я не знал, что делается наверху. Несколько раз позвал часового, но ответа не получил. Тогда я решил попробовать выбраться. Я знал, что иду на риск, наверху мне запросто могли одним ударом сабли снять голову, к тому же стены каменного мешка были вертикальными и гладкими… Но ничего другого мне не оставалось… Согласитесь, сэр, обидно было бы погибнуть от жажды и голода накануне победы над мусульманами… Как говорят русские, охота пуще неволи… Я вспомнил, что в университетские годы немного занимался альпинизмом, и, цепляясь за немногочисленные, едва заметные уступы, медленно полез наверх. Несколько раз я срывался и падал, к счастью, с небольшой высоты, и в конце концов выбрался. Около моей тюрьмы не было ни одного человека. Сбежали, что ли? Я так ничего не понял. Так как я был в одежде дервиша, мне все же удалось остаться незамеченным и, пользуясь всеобщей паникой, проскочить к соотечественникам. Правда, и тут меня чуть не пристрелили, приняв за суданца. Мне едва удалось увернуться от пули…

— Звучит неправдоподобно, — с неудовольствием заметил Уильямс.

Рейли развел руками:

— Согласен, сэр… Похоже на приключения героев Жюля Верна. И тем не менее это так.

— Наши люди проверят ваш рассказ… — Уильямс снова заглянул в свои бумаги. — Ваша партийность?

— Сочувствую лейбористам…

Руководитель вздохнул. Видно, ответ ему не понравился.

— Знаете ли вы кого-нибудь из русской эмиграции в Лондоне?

Рейли подумал:

— Нет, сэр…

— Жаль. Но, может быть, здесь есть ваши знакомые по Петербургу?

— Нет, сэр, я не успел обзавестись там связями. Я был слишком мал, когда жил в России.

— Но знакомые вашего отца?

Джордж потер рукой подбородок.

— Право, не знаю…

— Вы должны выяснить это. Мы хотим дать вам задание внедриться в среду эмигрантов и выяснить, какие царят там настроения. Русские революционеры дурно влияют на наших рабочих. Все эти марксистские кружки, идеи братства и равенства… На окраинах империи и так неспокойно, еще не хватало, чтобы беспорядки начались в Лондоне… Прочтите список вопросов, которые вы должны выяснить, — Уильямс протянул Джорджу лист бумаги, — и сделайте это как можно скорее. Помните, от того, как вы выполните это задание, зависит, возьмем мы вас в штат или нет.

…Рейли брел по Пикадилли, раздумывая о вчерашнем предложении Уильямса. Но, сколько он ни силился, так и не мог вспомнить, кто из петербургских знакомых его отца находится теперь в Лондоне.

— Простите, сэр, — кто-то из прохожих случайно толкнул его плечом, и Джордж поднял голову.

Перед ним стоял мужчина, примерно одних с ним лет, с открытым взглядом голубых глаз и большим родимым пятном на правой стороне лица.

— Простите, — повторил он, приподнимая шляпу.

— Ничего страшного, мистер, — пробормотал Джордж, силясь вспомнить, о чем напоминает пятно на лице.

Незнакомец неторопливо отправился своей дорогой, а Рейли так и остался стоять. Внезапно в его мозгу возникла картина, такая ясная, как если бы все происходило теперь.

…Ему девять лет. Отец взял его с собой в какой-то дом, где собралось много гостей. Их встретила хозяйка — высокая красивая женщина.

— Знакомьтесь, — сказала она, подталкивая вперед мальчика — ровесника Джорджа, чье лицо можно было бы назвать красивым, если бы не большое родимое пятно, охватывающее чуть ли не всю правую сторону. — Это мой сын, Людвиг.

Пока взрослые занимались своими делами, мальчики играли в детской. Людвиг очень понравился Джорджу, он был спокойным, веселым и ни капельки не жадным. На прощание он подарил своему гостю очень красивого деревянного гусара. Этот солдатик долго был одной из самых любимых игрушек Джорджа.

…Потом они встретились в Мариинском театре, куда их взяли с собой родители. Давали «Царскую невесту». Взрослые слушали, а дети скучали. Людвиг все время зевал, а в конце второго акта, кажется, немножко вздремнул. Больше всего мальчикам понравился антракт: в буфете им купили пирожные и угостили газированной водой.

— Людвиг? — Рейли потер лоб рукой. — Нет, этого не может быть. Это совпадение, просто очень похожий человек…

Но помимо своей воли он уже шел следом за человеком с пятном. Тот, видимо, почувствовал на себе чужой взгляд, потому что ускорил шаги. Джордж не отставал. «Людвиг» свернул в какой-то переулок и побежал. Рейли припустился за ним. Незнакомец нырнул в подворотню и вдруг исчез. Джордж немного потоптался в растерянности, усмехнулся, махнул рукой и пошел обратно на Пикадилли. Даже если это Людвиг, чего на самом деле не может быть, зачем ему этот человек? И что он скажет? «Здравствуйте, Людвиг, вы меня помните? Мы с вами играли в железную дорогу и в солдатиков»? Бред какой-то…

Джордж свернул за угол и нос к носу столкнулся с незнакомцем. «Людвиг» с решительным видом шагнул ему навстречу и холодно спросил:

— Вам что-то нужно от меня, мистер?

— Извините, — смутился Джордж. — Я, вероятно, обознался… Вы мне напомнили одного человека, которого я знал очень давно. Четырнадцать или пятнадцать лет назад…

Незнакомец ухмыльнулся.

— Сэр, — язвительно сказал он, — зря утруждаете себя. Непрофессионально работаете, мистер шпик. Насколько я понимаю, пятнадцать лет назад вы были ребенком. Я очень прошу передать вашему начальству, чтобы впредь для слежки за мною назначали более опытных филеров. Всего доброго…

Он повернулся на каблуках и неторопливо пошел по улице.

— Постойте, сэр, — Джордж схватил его за руку. — Вы принимаете меня за кого-то другого. Вы и в самом деле напомнили мне мальчика, которого я знал много лет назад в Петербурге…

— В Петербурге? — недоуменно переспросил незнакомец.

— Я понимаю, что это смешно выглядит, сэр. Но коль уж возникла такая ситуация, ответьте мне, пожалуйста, вы никогда не жили в России?

— Предположим… Где? В каком городе?

Молодой человек молчал, внимательно разглядывая Джорджа.

— Ради Бога, не уходите, — Рейли удерживал его за рукав. — Мальчика, которого я знал, звали Людвиг… Мы с отцом были у него в гостях, и он подарил мне разноцветного деревянного гусара…

Незнакомец широко распахнул глаза.

— В лакированном кивере? — изумленно спросил он.

Рейли кивнул:

— У него еще штык был немного обломан…

— Не может быть… — молодой человек подергал себя за мочку уха. — Невероятно… Вы, кажется, Джеймс?

— Джордж… Джордж Герберт Блад.

— Ну конечно же, Джордж! — взволнованно воскликнул Людвиг. — Вот это встреча! Вы здорово изменились с тех пор, Джордж!

— Вы тоже подросли, Людвиг!

Мужчины расхохотались.

Немного истории

В конце прошлого века обстановка в России стала напряженной. Еще со времен Александра III существовал в стране указ «Об усиленной охране», вместо законов во многих губерниях действовали временные циркуляры центральной и местной властей. Административные взыскания применялись без суда и следствия. Власти старались не допускать организованной политической деятельности, любые попытки создать партийную группу пресекались полицией. Главное управление по делам печати внимательно следило за либеральными веяниями в прессе. Газете, где публиковались «крамольные статьи», делалось предупреждение. После третьего предупреждения цензура закрывала издание без права повторного выпуска. «Либерализм казался правительству опасным, — отмечал в те годы «Современник», — но социализм, пока он являлся в теоретической форме, представлялся безвредным. Вследствие этого учение Маркса в книгах и брошюрах получило широкое распространение среди студенческой молодежи». В России в конце XIX века огромными тиражами издавали легальные и подпольные книги, брошюры, листовки, а «Капитал» Маркса свободно продавался в книжных магазинах.

Одновременно ширилось рабочее движение, усиливалась погоня за его лидерами. Периодически по империи проходила волна арестов. Многие деятели революционного движения вынуждены были эмигрировать за границу. Среди них был народоволец Людвиг Нагель. Его дом в Лондоне стал местом сбора русских эмигрантов.

Лондон, апрель 1899 года

— Лили, позвольте представить вам моего потерявшегося и вновь обретенного приятеля Джорджа Блада, — сказал Людвиг.

Джордж поднялся навстречу новой гостье. Это была красивая женщина бальзаковского возраста с умным волевым лицом.

— О, я много слышала о вас, — улыбнулась дама. — Это ведь вас Людвиг на улице принял за филера охранки?

— Бог мой! — рассмеялся Рейли. — Скоро эта история будет передаваться из уст в уста, как анекдот…

— Скорее, как трогательная легенда, — поправила его Лили. — Представьте себе ее начало: «Давно это было. Жили на свете два юноши…»

— Да будет вам, — почему-то обиделся Людвиг. — Я и в самом деле привожу в пример нашу неожиданную встречу с Джорджем, когда заходит речь о роли случайности в человеческой судьбе. Ведь еще древние заметили: если что-то происходит случайно, значит, это было необходимо.

— Конечно, — кивнула Лили. — Вам и в самом деле необходимо было встретиться. По крайней мере, Джордж, вы для нашего дорогого хозяина — частичка России, той России, которую Людвиг знал и любил.

Из всей публики, которая появлялась в доме Нагеля, Лили произвела на Джорджа наиболее благоприятное впечатление. Она не была похожа ни на умных, но некрасивых и необаятельных жен народовольцев, ни на эмансипированных революционерок, которые приезжали сюда из России, обуреваемые высокими идеями и жаждой борьбы за свободу народа. Рейли не понимал их надежд и чаяний, однако старательно пытался во всем разобраться и определить, чем живет теперь далекий Петербург. Обо всех своих наблюдениях и впечатлениях Джордж регулярно сообщал сэру Уильямсу. Вопрос о приеме в штат «Интеллидженс Сервис» был решен полностью положительно.

Дом Нагелей был по-русски хлебосольным, и скоро гостей позвали к столу.

— А что Михаил? — поинтересовался Людвиг.

— Муж снова болен, — вздохнула Лили. — Он стал желчным и злым. Ничего не хочет знать, никуда не хочет ходить, никого не хочет видеть…

— Может быть, стоит свозить его на воды? — обеспокоенно спросила ее Лариса Вербицкая, русская революционерка, недавно вернувшаяся из Лозанны, где она пыталась наладить выпуск нелегальной литературы и переправку ее в Россию. — Или увлечь каким-нибудь интересным делом? Ведь Михаил так живо откликается на все новое…

Рейли перехватил взгляд Лили и понимающе ей улыбнулся.

— Мы много ездили в прошлом году, — мягко сказала женщина. — К тому же муж сейчас слишком слаб, чтобы отправляться в путешествие… Что же касается дела… Он очень увлечен своим новым занятием — торговлей антикварными книгами и рукописями. Здоровье… Что ж… последствия ссылки периодически дают о себе знать. У Михаила уже бывали такие периоды, потом все проходило…

— А над чем вы сейчас работаете? — не отставала Вербицкая. — Мне говорили, пишете новый роман…

— О, это только проект… Черновые наброски…

’ — И все-таки любопытно!

— Я обязательно подарю вам книгу, если, конечно, она когда-нибудь увидит свет, — пообещала Лили.

— Вы упражняетесь в литературе? — заинтересовался Рейли.

— Так, ученические наброски, — скромно ответила женщина. И посмотрела на часы: — Ого! — она поднялась из-за стола. — Я даже не заметила, как пролетело время. Мне пора.

— Я провожу вас, — вызвался Джордж, поднимаясь следом за ней.

— Нет-нет! — запротестовала Лили. — Я возьму экипаж и очень быстро доберусь до дома. Мне было приятно с вами познакомиться.

— Мне тоже, — искренне признался Рейли, почтительно склоняясь к ее руке.

«Войнич, Этель Лилиан, г. р. 1864 — английская писательница, дочь видного английского ученого и профессора математики Джорджа Буля. Выйдя замуж за Вильфрида Михаила Войнича, польского литератора, переселившегося в Англию, Войнич попала в среду радикально настроенной русской и польской эмиграции, где познакомилась с русским революционным движением 80-х годов.

Войнич очень популярна в Англии и особенно в России как автор «Овода» (1897). Остальные романы Войнич: «Джек Реймонд» (1901), «Оливия Лэтам» (1904) и «Прерванная дружба» (1910) — являются продолжением «Овода» и почти совсем не читаются ни в Англии, ни у нас, хотя и переведены на русский язык…

Войнич, кроме того, принадлежат работы по славянскому фольклору, по музыке и ряд переводов с русского языка: сборник «Русский юмор» (1895), перевод рассказов Гаршина и стихотворений Шевченко (1911)».

(Из литературной энциклопедии 1929 года.)

Отец Лилиан «…женился на Мари Эверест, племяннице известного английского исследователя Гималаев — Джорджа Эвереста, в честь которого была названа высочайшая вершина Гималайских гор.

…В сентябре 1898 года вышло лондонское издание «Овода». Роман вызвал шум в литературных кругах. Редактор солидного журнала «Двухнедельное обозрение» В. Куртни поместил там большую статью об «Оводе». Он же написал об «Оводе» в одной из самых распространенных английских газет — в «Дейли телеграф».

…31 марта 1898 года в Лондоне в «Виктория-Холле» состоялась премьера «Овода». Спектакль был поставлен в виде драматической оперы».

(Из книги Е. Таратуты «По следам «Овода».)

Лондон, апрель 1899 года

На следующий день после знакомства Джордж отправил Лили корзину цветов.

«В 1898 году у него был короткий роман с автором «Овода» Э. Л. Войнич…»

(Из книги Н. Берберовой «Железная женщина».)

 

Глава 4

ПЕРВАЯ СМЕРТЬ ШПИОНА РЕЙЛИ

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«…восхитительна. Мы встречались с Лили едва ли не ежедневно в маленькой уютной гостинице на Уайт-стрит, где нас никто не знал и никто не мог нам помешать.

Впервые в жизни я потерял голову. Если Лили задерживалась, я места себе не находил. Вдруг я в ее жизни лишь случайный эпизод, приятный, но ничего не значащий? Вдруг она по-прежнему любит своего мужа? А если, используя меня, она просто хочет досадить хилому и истеричному Михаилу, мстя ему таким образом за какие-то прошлые грехи? Может, ее замучили угрызения совести? Или что-то случилось, и я больше не увижу ее никогда?

Но Лили приходила. И встречи наши всегда начинались одинаково: сгорая от нетерпения, второпях сбрасывая с себя одежду, мы бросались в объятия друг друга, наши тела и души сливались воедино, и на какой-то миг — или вечность? — мы покидали бренную землю, возносясь туда, где царит райское блаженство.

Я любил, обожал, я боготворил ее.

Меня восхищало в Лили все: внешность, жесты, походка, манера одеваться, вести беседу… Умиляла легкая шепелявость и детская привычка грызть ногти, когда она размышляла над каким-то трудным вопросом… Трогали ее серьезное отношение к мелким бытовым проблемам и готовность помогать всегда и всем.

Она всей душой сочувствовала русским революционерам…

Она плакала над умирающим щенком…

Несмотря на разницу в годах (Лили была на десять лет старше меня), я чувствовал себя рядом с ней взрослым человеком, умудренным опытом. Пережив немало трудностей, обладая незаурядным умом, она сумела сохранить в себе открытость и чистоту и оттого порой казалась такой беззащитной… Мне так хотелось согреть ее, укрыть от мелких неурядиц и больших бед…

Я мечтал быть с нею всегда. Я предложил ей руку и сердце.

Но Лили ответила отказом…

— Михаил, — вздохнула она. — Он пропадет без меня.

Напрасно я твердил, что нельзя приносить свою жизнь в жертву другому человеку, что судьба жестоко мстит за это, что Бог свел нас с нею не напрасно…

— Нет, — твердо сказала Лили. — И прошу, больше никогда не говори об этом.

Я ненавидел ее мужа. Я совершенно серьезно размышлял о том, каким способом лучше убить его. Единственное, что останавливало меня, — сама Лили. Она не простит.

Так прошло лето. Незабываемое лето 1899 года. А потом все разрешилось само собой. Лили собралась в Америку, где готовился к постановке ее «Овод».

К слову, писательницей она была неважной. Для всех так и осталась автором одной книги».

Немного истории

«На протяжении нескольких лет Англия пыталась захватить две южноафриканские страны — Трансвааль и Оранжевую республику. Обе они были заселены бурами — выходцами из Голландии, подчинившими себе местное население. Неоднократные попытки Англии превратить эти независимые республики в свои колонии заканчивались провалами, причинявшими ей зачастую большой политический ущерб. Теперь, в 1899 году, английское правительство решило применить военную силу для достижения своих целей. Особую активность в этом направлении развил министр колоний в консервативном правительстве Джозеф Чемберлен.

В октябре 1899 года началась англо-бурская война, затянувшаяся почти на четыре года».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Южная Африка, Кейптаун, ноябрь 1899 года

— Капитан Джордж Герберт Рейли прибыл в ваше распоряжение, сэр!

— Отлично! — вопреки уставу, командующий пехотой полковник Холдейн протянул руку вновь прибывшему офицеру. — Надеюсь, вам уже объяснили ситуацию и наши задачи?

— Проникнуть на территорию врага, выяснить численность и расположение сил противника, сэр! — отрапортовал Джордж. — Мое личное задание — узнать о стратегических планах буров.

— В ваше распоряжение поступают пять человек, — Холдейн подал капитану список. — Вы познакомитесь с ними в пути. Все они надежные, проверенные люди.

— Джордж? — послышался сзади изумленный возглас.

Рейли обернулся. Перед ним стоял Уинстон Черчилль.

— Винни?! Какими судьбами? Мне говорили, ты оставил службу в армии!

— Так точно, сэр! — рассмеялся Черчилль. — Я командирован сюда как корреспондент газеты «Морнинг пост», которая платит мне 250 фунтов стерлингов в месяц и покрывает все расходы, которые я несу в Южной Африке.

Джордж присвистнул:

— Твои акции растут, дружище! За такое вознаграждение и я, пожалуй, добровольно полез бы в лапы к бурам. Но ведь ты хотел вплотную заняться политикой? Кажется, даже выставлял свою кандидатуру на выборах?

Уинстон скривился. Черчилль не любил, когда ему напоминали о провалах.

— Да, но первая попытка оказалась неудачной, — не вдаваясь в подробности, ответил он. — Правда, я не теряю надежды. Вот увидишь, я еще буду заседать в парламенте, я добьюсь своего.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, — искренне сказал Рейли.

Из трубы паровоза повалил черный дым. Послышался скрежет, а следом за ним — протяжный гудок.

— Эй! — встревоженно высунулся из вагона Холдейн. — Друзья! Отправляемся!

— Бай, Винни! — Рейли вскочил на подножку и махнул приятелю рукой. — Еще увидимся!

Но, к его удивлению, Черчилль резво запрыгнул на ступеньки за ним следом.

— От меня так просто не отделаешься, Джордж. Я тоже еду.

— В разведку? — оторопел капитан. — В тыл к бурам?

— А что тут такого? — пожал плечами Винни.

Бронепоезд набирал ход. Машинист обязан был рассчитать скорость так, чтобы оказаться во вражеском тылу с наступлением темноты. Рейли перебрался на открытую платформу, чтобы познакомиться с поступившими в его распоряжение солдатами и объяснить им индивидуальные задания. Винни, вытащив блокнот, на хдду набрасывал корреспонденцию для «Морнинг пост». Холдейн собрал в своем вагоне командиров подразделений. Все шло своим чередом.

Мимо проплывали унылые африканские пейзажи, в которых Рейли никогда не находил ничего интересного. Над раскаленной землей пылало раскаленное солнце. И вдруг, как это всегда бывает в тропиках, не признающих полутонов, наступила темнота. Высыпали звезды, яркие, крупные и расположенные совсем не так, как в северном полушарии, а под ними, на самой трубе паровоза, примостился рожками вверх молодой месяц. Вокруг было тихо.

Внезапно мимо уха Джорджа с громким свистом стремительно пролетело какое-то насекомое. И тут же послышался крик:

— Ложись! Буры!

Стоявший рядом солдат резко толкнул капитана, и тот, не устояв на ногах, брякнулся на пол. А над головой уже вовсю свистели пули, и сквозь стук колес можно было уловить топот копыт.

Подобравшись к самому краю платформы и приподнявшись на локтях, Джордж несколько раз выстрелил в темноту. Через минуту он уже начал различать неясные очертания всадников. Один из них несся на своем скакуне вровень с его глазами. Джордж прицелился и…

Скрежет, свист, дым, крики, стоны — ад кромешный. Джорджа что-то подтолкнуло снизу, подкинуло вверх — и он вывалился с поезда прямо, казалось, под копыта перепуганного, взбешенного коня, перекатился по чьим-то телам и камням, ударился обо что-то твердое… И наступила тишина.

«Бронепоезд углубился на занятую бурами территорию, был обстрелян, и несколько его платформ сошло с рельсов. Паровоз и часть платформ оказались блокированными. Черчилль… принял энергичные меры с целью вывезти паровоз и уцелевшие платформы из-под огня, спасти раненых и доставить в безопасное место персонал бронепоезда. Покуда командовавший пехотой старый друг Черчилля Холдейн прикрывал бронепоезд огнем, Черчилль организовал разблокирование пути, и паровоз с уцелевшими платформами двинулся обратно.

Однако отступление завершилось неудачно: сначала Холдейн и его солдаты, а затем и Черчилль были взяты в плен».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Южная Африка, Порт Лоренсу-Маркиш, 10 декабря 1899 года

Пит широко улыбнулся, обнажив идеально ровные белые зубы:

— Слава Богу, мистер Джордж, теперь ваши злоключения позади.

— Спасибо, Друг, — сердечно поблагодарил Рейли. — Право, не знаю, чем отплатить тебе за все, что ты сделал…

Парень махнул рукой:

— О чем вы говорите, сэр!

— Если я тебе понадоблюсь, обратись в Лондоне по этому адресу, — и Рейли продиктовал несколько слов. — А теперь прощай, Пиг. Я никогда не забуду, что ты сделал для меня…

Джордж обнял юношу здоровой рукой и поднялся по трапу на пароход, отправляющийся в Европу.

Трап убрали. Пароход дал последний гудок и медленно отошел от пристани.

А произошло вот что.

Очнулся Джордж только утром, когда ярко светило солнце. Нестерпимо болела правая рука, ныл затылок, хотелось пить. Он пошевелился и обнаружил, что рядом лежит еще кто-то. С трудом повернув голову, Рейли увидел человека, одетого в форму вражеской армии. Человек был мертв. Неподалеку валялось тело английского солдата. Собравшись с силами и подползя ближе, Джордж опознал одного из тех ребят, что отдал в его распоряжение Холдейн. Оглядевшись вокруг, он обнаружил еще несколько искалеченных трупов, груды искореженного железа, две перевернутые платформы… Судя по всему, в живых остался он один.

Теряя сознание от боли, Рейли добрался до одной из платформ, чтобы в ее тени укрыться от палящего африканского солнца. Капитан помнил только об одном: с наступлением темноты отсюда надо убраться. Около часа понадобилось ему на то, чтобы стянуть одежду с одного из мертвецов. И еще столько же, чтобы облачиться в нее самому. На шее мертвого солдата болтался медальон, по которому можно было опознать погибшего. На металлическом кружке было выгравировано: Герард Хайнекен. Джордж взял медальон себе.

Ночью он двинулся в путь по железнодорожным рельсам. Рука распухла и совсем не слушалась. Джордж прошел несколько километров, прежде чем наткнулся на пост.

Приняв его за одного из буров, пострадавших при обстреле английского бронепоезда, офицеры гарнизона немедленно переправили раненого в Преторию, так как во всей округе не было другого госпиталя. Втайне Джордж похвалил себя за великолепную актерскую игру: ни слова не зная по-голландски, он так мастерски притворился контуженым, что его «диагноз» не вызвал сомнения даже у врачей.

Под именем Герарда Хайнекена он провалялся на больничной койке еще двое суток. Рука оказалась сломанной, наложили гипс.

На третью ночь Рейли почувствовал в себе достаточно сил, чтобы сбежать. Ему удалось никем не замеченным выбраться за территорию госпиталя, и он оказался в центре бурской столицы. Остаток ночи беглец провел в каком-то угольном складе, а наутро отправился на поиски гарнизона, который располагался на окраине города.

Следующую ночь Джордж потратил на то, чтобы пробраться в комендатуру и выкрасть необходимые ему документы. К его удивлению, сделать это оказалось гораздо легче, чем он думал. Караульные довольно прохладно относились к своим обязанностям: сидя на ступеньках, солдаты увлеченно резались в карты. С противоположной стороны кирпичного дома не было видно ни одного человека. Рейли проник в штаб через окно. Сейф с документами даже не был заперт. При свете, падающем снаружи от газового фонаря, Джордж бегло просмотрел бумаги, отобрал и спрятал необходимые под куртку. Потом он покинул штаб тем же способом, как попал туда.

Все шло как по маслу. Оставалось только выбраться из вражеского тыла. Рейли вышел к железной дороге и стал дожидаться поезда. Очень скоро послышался стук колес. По рельсам медленно шла дрезина с дорожными рабочими. Увидев солдатика, один из них что-то крикнул Джорджу по-голландски. Рейли промычал в ответ что-то нечленораздельное и на ходу запрыгнул на платформу. К счастью, за всю дорогу рабочие ни разу к нему не обратились.

Наутро его ссадили на какой-то станции, и Джордж предпочел поскорей убраться прочь, пока его не разоблачили. Он шел по незнакомому городу с низенькими домишками, похожими на времянки, и кривыми улочками. Куда двигаться дальше, он не знал.

Ужасно хотелось есть, ведь в последний раз Джорджа кормили в госпитале. От запахов, доносившихся из домов, у него кружилась голова. Но рисковать было нельзя.

На одной из улиц к нему подошел подвыпивший солдат и что-то спросил по-голландски. Джордж показал на забинтованную руку, постучал себя пальцем по виску, а затем потыкал им в открытый рот. Бур, пребывавший, вероятно, в плохом расположении духа, нахмурился и повторил вопрос. Рейли идиотски улыбнулся. Бур начал выходить из себя, повысил голос и что-то потребовал. Джордж снова улыбнулся и попробовал обойти солдата с тыла. Но тот, видимо, что-то заподозрив, схватил его за рукав и громко кого-то позвал. На его крик из дома выглянула женщина, а за нею появился молодой человек в цивильной одежде. Бур, крепко ухватившись за Джорджа, начал что-то объяснять этим людям. Рейли не стал дожидаться конца беседы. Ногой он ударил солдата в пах, загипсованной рукой — по шее и рванул вперед.

Молодой человек отодвинул в сторону женщину и побежал за ним. Очухавшийся от боли солдат припустил следом за парнем.

Погоня настигала. Джордж метался между домами, чувствуя, что силы покидают его. Наконец он юркнул в какой-то переулок и, обнаружив, что преследователи отстали, заскочил в ветхую деревянную постройку, заваленную какими-то ящиками. Рейли пробрался в самый дальний угол и затаился.

Сколько времени он там просидел — неизвестно. По его расчетам, скоро должно было стемнеть. Джордж приготовился было покинуть свое убежище, но тут дверь отворилась, и в помещение вошли люди. Он не мог их разглядеть из-за ящиков.

— Ты подавай, а я буду выносить, Пит, — произнес мужской голос на чистейшем английском.

— Хорошо, отец, — ответил голос, принадлежавший, вероятно, подростку. Послышался звук отодвигаемого ящика.

Свои?

— Ну что ты делаешь? — раздраженно произнес невидимый мужчина. — Смотри, все сыплется. Аккуратнее!

— Извини, отец, я не виноват, — пытался оправдаться мальчик.

Свои!

— Сэр! — опрокидывая ящики, Рейли выбирался из своего угла.

«29 ноября 1899 года при обстреле бурами бронепоезда с английскими военнослужащими погибли и пропали без вести 22 солдата и офицера королевской британской армии. Среди них: лейтенант пехоты Хью Тимоти Вэнс, лейтенант пехоты Джон Сидней Хадсон, капитан гвардии Джордж Герберт Рейли…»

(Из сообщения в газете «Таймс» от 5 декабря 1899 года.)

«В Претории бежал из плена некий Уинстон Черчилль, выдающий себя за лорда Мальборо и военного корреспондента английской газеты «Морнинг пост». Тем, кто сообщит о его местонахождении, власти обещают вознаграждение в размере 25 английских фунтов стерлингов. Его приметы…»

(Из объявления в газете «Новости» (Претория) от 5 декабря 1899 года.)

Претория, Южная Африка, 5 декабря 1899 года

Том Тэтчер был единственным англичанином в окрестностях Претории. Местные власти оставили его здесь, чтобы сохранить в порядке законсервированные угольные шахты. Он-то и помог Рейли добраться до португальской колонии, посадив в проходивший мимо товарный поезд и дав в проводники своего сына Пита.

В то время, когда Джордж и Пит тряслись в вагоне среди угольных мешков, Тома Тэтчера вызвали в комендатуру, из здания которой прошлой ночью исчезли важные документы, касающиеся планов военных действий. Ему учинили жестокий допрос. Особенно интересовали следователей его связи с другими англичанами, оставшимися на бурской территории. На все вопросы Тэтчер отвечал отрицательно. Соседи-голландцы подтвердили, что Том живет очень замкнуто, гостей у него не бывает и сам он никуда не ходит. Посторонние люди в их квартале вообще появляются очень редко, да и то это либо чьи-то родственники, либо подвыпившие солдаты, случайно сюда забредшие. Хильда Ван дер Люк сообщила, что прошлую ночь Том Тэтчер провел у нее.

Тома продержали в комендатуре до вечера, но потом все-таки отпустили. Он вернулся домой совершенно разбитый и без ужина улегся в постель. Долго ворочался и не мог уснуть. Когда же наконец забылся тревожным сном, в дверь постучали.

Том взглянул на часы. Было без пятнадцати два ночи.

Стук повторился.

За дверью стоял изможденный человек, с головы до ног перепачканный грязью. Это был Уинстон Черчилль, потомок лорда Мальборо, военный корреспондент газеты «Морнинг пост».

«Приключения Уинстона Черчилля в Южной Африке совершенно неожиданно принесли ему огромный политический капитал. Оказавшись на свободе, он немедленно направил в «Морнинг пост» подробное описание своего побега из лагеря военнопленных, умолчав лишь о прятавшем его англичанине, чтобы не подвергать его опасности. Повествование читалось как приключенческий роман и привлекло к себе внимание публики».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Вернувшись в Лондон, Винни узнал о гибели в Южной Африке своего друга Джорджа Герберта Рейли.

1979 год Москва, приемный пункт вторсырья № 398/2

— Не понимаю, как можно так отзываться об известной писательнице… — Вика покраснела и закрыла «БЛОКЪ-НОТЪ».

— О какой? — Эдик вонзил зубы в котлету.

— Этель Лилиан Войнич…

— А как он о ней отзывается?

— Как о женщине… — сконфузилась Вика.

— Этот шпион трахал ее, что ли? — оживился Бодягин. — Ну и как она ему?

— Эдик…

— А что? Дело житейское. А вообще странно: я почему-то думал, что она старая дева, — он заржал. — Представляю их в постели. Шпион в темных очках и с пистолетом, а она — с рукописью!

— Фу, что за пошлость!

— При чем здесь пошлость? И вообще, что ты все усложняешь? Они такие же люди были, как мы с тобой. Или что ты думаешь, твоя Войнич детей в капусте находила?

— У нее не было детей…

— Все равно… Должно ж быть какое-то удовольствие в этой жизни…

Замявшись, Вика решила сменить тему.

— Оказывается, у этого Рейли была очень интересная биография, — светским тоном сообщила она. — Богатая событиями, а не только любовными похождениями.

— А что ты думаешь, интимные отношения — это не события? — гнул свое Бодягин. — Да если хочешь знать, в одну ночь может вместиться целая жизнь.

— У тебя, видимо, немалый опыт, — опустила глаза девушка. — Но все увлечения Рейли не играли для него решающей роли. Он как разведчик не мог позволить себе серьезных отношений…

— Ну и правильно, — одобрил шпиона Эдик. — В жизни мужчины женщина всего лишь эпизод. Не всякая, конечно, — спохватился он, взглянув на Вику.

— Эти записи производят странное впечатление, — девушка торопливо раскрыла «БЛОКЪ-НОТЪ». — Иной раз кажется, будто они принадлежат разным людям. Хотя почерк одинаковый. Что это — дневник? Мемуары? Художественное произведение?

— Дневник, — предположил Эдик. — Так тебе и опубликуют мемуары, где он трахается с автором «Овода».

— Но это же рукопись, — возразила Вика. — Может быть, человек писал для себя, в стол.

— Да не все ли равно тебе, — Бодягин доел обед и довольно потянулся. — Они все давно умерли.

— Но это же были реальные люди… Если это вымысел, то он компрометирует женщину.

— Может, это какой-то законченный шизофреник писал. Мало ли что ему в голову взбредало! Я таких навидался в психушке — во! — он полоснул себя ребром ладони по горлу. — Такому не то что с Войнич, а хоть с самой Клеопатрой переспать — раз плюнуть. В нашей палате один лежал, так он считал себя Мариэттой Шагинян. Как уколют, ничего, забывал. А так — вскакивал по ночам и в темноте, на тумбочке писал «Гидроцентраль». Слава Богу, без ручки и бумаги. А то бы еще и читал. Я как раз тогда бессонницей мучился. Как скучно станет, толкну его в бок: «Товарищ Шагинян, каковы ваши творческие планы?» А он так серьезно: «Собираю материалы для романа про вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Вы знаете что-нибудь об этом самом человечном человеке?» И как закатит лекцию — на два часа.

— Он что, по-настоящему болел? — удивилась Вика.

— Ну! Там у всех настоящий диагноз, кроме меня.

— И ты среди них? Это ужасно…

Эдик притянул девушку к себе. Они поцеловались.

— Какая у тебя кожа нежная, — он провел пальцем под ее подбородком.

Вика смущенно взъерошила ему волосы.

— Чего ты свитер не снимешь? — спросил он как можно более непринужденно. — Жарко ведь. Смотри, вспотела вся.

К его разочарованию, под свитером у Вики оказался батник. Эдик расстегнул на нем две верхние пуговицы.

Вика задержала его руку.

— Ну что ты? — парень поцеловал ее и расстегнул еще две пуговицы.

Девушка судорожно вздохнула и попыталась высвободиться из его объятий.

— Не бойся, — шептал Эдик. — Сюда никто не войдет… Черт, что у тебя за конструкция?..

Лифчик не поддавался. Эдик перестал с ним бороться. Послышался треск оторвавшейся бретельки. Под его ладонью бешено колотилось Викино сердце.

— Не надо… — просила она. — Пусти…

Эдик поцеловал ее маленькую трепещущую грудь. Его рука скользила по колготкам под подолом юбки.

— Не надо… Ну, пожалуйста! — Вика чуть не плакала.

— Но почему? — бормотал Бодягин, пытаясь стянуть с нее колготки вместе с трусиками и узкой юбкой. — Ты не в настроении?

— Пусти! — собравшись с силами, Вика резко оттолкнула его и лихорадочно начала приводить себя в порядок.

— Да что ты в самом деле?! — психанул Эдик. — Если нас тянет друг к другу… Мы же взрослые люди… Что ты девочку из себя корчишь?

— Я не корчу, — еле слышно пролепетала Вика. — Так оно и есть.

 

Глава 5

«ЛИЧНОСТЬ ВЕСЬМА ИЗВЕСТНАЯ»

Порт-Артур, декабрь 1903 года

«Сообщаю также, что нахожусь здесь под видом директора судоремонтной компании «Рейли и Рейли», что позволило войти в круги промышленников и крупных коммерсантов. Наибольший интерес представляет для меня некий Бэзил Захаров, подданный Великобритании, грек по рождению. По моим данным, его состояние оценивается в 2750 тысяч фунтов стерлингов. Захаров занимается торговыми аферами, связанными с продажей военных судов. Крейсер «Восток», который собирается закупить военное министерство Великобритании, уже продан Захаровым представителям Германии. Тактик».

(Из шифрованного донесения в «Интеллидженс Сервис».)

США, Нью-Йорк, март 1904 года

«Завербованный мною агент из военного министерства сообщил, что на территории России, в Дальнем, высадился десант из пяти американских солдат, в чьи планы входит вербовка агентов для японской разведки из среды русских. Винченцо».

(Из шифрованного донесения в «Интеллидженс Сервис».)

«Правительством США выделена сумма в 150 млн американских долларов на покрытие расходов, понесенных японской стороной во время взятия Порт-Артура и Цусимского сражения. Константин».

(Из шифрованного донесения в «Интеллидженс Сервис».)

Порт-Артур, март 1905 года

«…Мне удалось завербовать и подготовить двух агентов. Винченцо».

(Из шифрованного донесения в «Интеллидженс Сервис».)

Немного истории

С апреля 1904 по июль 1905 года от Германии, Англии и США Япония получила четыре займа, общая сумма которых составила пятьсот миллионов долларов, то есть примерно половину военных расходов. С помощью немецких и английских кораблестроителей военно-морской тоннаж Японии за восемь лет, которые предшествовали войне, возрос в четыре с половиной раза. В морских сражениях против 69 старых кораблей русской Тихоокеанской эскадры выступали 168 японских боевых судов новейшего образца.

23 августа (5 сентября по новому стилю) был подписан Портсмутский мирный договор, согласно которому к Японии перешли Квантунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним, южная ветка КВЖД, а также половина русского острова Сахалин (к югу от 50-й параллели).

За активную помощь в подготовке кадров для военной разведки на территории врага японское правительство наградило капитана британской королевской гвардии Джорджа Герберта Рейли орденом Хризантемы.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«…а также был присвоен титул сэра.

Но я не могу подолгу сидеть на одном месте. Через два месяца, покинув Лондон, я отправился в Россию. Заехал в Германию, где весьма сильны патриотические настроения. Родственник супруги русского царя, кайзер Вильгельм, прилагает все усилия для ослабления мощи Российской Империи. Еще во время войны он навязал Петербургу новые условия торговли, согласно которым немцы резко повысили пошлину на русскую пшеницу и рожь. И напротив: русские ставки обложения германского промышленного ввоза в Россию по-прежнему оставались на крайне низком уровне.

Германия набирала мощь. Подготовка к войне началась задолго до четырнадцатого года.

В Берлине полно русских политических эмигрантов, которые якобы руководят из-за границы ходом революции в России. Мне рассказали о некоем Владимире Ульянове. Он пользуется особой популярностью среди революционеров, подолгу живет то в Англии, то в Швейцарии, строчит статейки в нелегальные газеты и совершенно серьезно уверяет, будто государством может управлять простая кухарка! По-моему, он просто болен…

Анекдотический случай произошел на приеме у русского посла, куда меня пригласили как советника английского посольства, под чьим статусом я путешествую. Дочь одного из присутствовавших на обеде русских, какого-то дальнего родственника Николая Романова, долговязая и некрасивая девица, завела со мною беседу о туманном Альбионе. Она влюблена во все английское, хотя говорит с чудовищным акцентом и путает Елизавету с Викторией. Барышня поведала мне о бесстрашном и ловком шпионе Джордже Рейли, у которого дня не проходит без подвига.

— Представляете, — захлебываясь от восторга, говорила девица, — во время войны Рейли работал на русскую разведку. Он проник в тыл к японцам и прямо на глазах у командования выкрал план расстановки военных кораблей в Цусиме. Отстреливаясь, он убил пятерых самураев. Благодаря ему русские в Цусимском сражении…

Не выдержав, я расхохотался.

— Не вижу ничего смешного, — надулась барышня.

— О, простите, — извинился я. — Но до вас дошли неверные слухи. Рейли никогда не работал на русскую разведку и никогда не убивал самураев.

Глаза у девицы загорелись:

— Почему вы так думаете? Вы с ним знакомы?

— Немного, — уклончиво ответил я.

Девица, запрыгав на стуле, захлопала в ладоши.

— О, расскажите, расскажите! Как это интересно! Какой он? Красивый?

— Аполлон, — ответил я, никогда не считавший себя красавцем.

Как это у русского поэта? Кажется, «слух обо мне пойдет по всей Руси великой»… М-да, мое имя приобретает всемирную известность…»

Петербург, октябрь 1905 года

— Отчего же вы такой мрачный нынче? — супруга великого князя Николая Николаевича, Анастасия, которую за глаза называли Станой-Черногоркой, кокетливо стрельнула глазками в интересного англичанина, сидевшего за столом с непроницаемым лицом.

Рейли вежливо улыбнулся:

— Обстоятельства, которые сложились в России, не располагают к веселью…

— Ах, оставьте, — легкомысленно отмахнулась Стана. — Я уверена, все эти бунты скоро прекратятся. В конце концов, есть военные, полиция…

— Не могу согласиться с вашим высочеством, — сокрушенно покачал головой посол Великобритании Бьюкенен, мельком взглянув на часы. — Ситуация гораздо серьезней, чем вы ее представляете. Палочная дисциплина и террор могут лишь на время загасить огонь мятежа. Но вечно жить в напряжении нельзя…

Стана откровенно заскучала. Политика ее совершенно не интересовала. Гораздо больше занимал принцессу гость русского посла, приехавший недавно из Германии. Говорили, будто за плечами этого загадочного человека бурное прошлое и что он личность весьма известная.

Она снова посмотрела на Рейли. Тот оживленно обсуждал с Бьюкененом популярные в России работы немецкого философа Карла Маркса. Анастасия встала и лениво прошлась по комнате.

— Между прочим, сегодня прекрасная погода, — ни к кому не обращаясь, заметила она. — Грех не воспользоваться последними золотыми деньками… Господа! — она обернулась к мужчинам. — Я хочу прогуляться. Не составите компанию?

— С удовольствием, ваше высочество, — Рейли неохотно поднялся. — А вы, господин посол?

— Рад бы в рай, да дела не пускают, — щегольнул русской поговоркой Бьюкенен. — К сожалению, я должен откланяться. Счастлив, что повидался с вами, ваше высочество, — он галантно приложился к ручке великой княгини.

— Жаль, — фальшиво пропела Стана, — что вы не встретились нынче с Николаем Николаевичем. Он что-то задержался у государя…

— О, у нас еще будет возможность побеседовать с вашим супругом. Передайте ему мои самые добрые пожелания.

Бьюкенен откланялся и вышел. Джордж тоскливо посмотрел ему вслед. Черногорская принцесса безмерно раздражала капитана Рейли.

Они шли по широкой парковой аллее, и, беспрестанно хихикая, Анастасия сплетничала о нравах петербургского света. Рейли рассеянно слушал, время от времени вставляя какие-нибудь реплики.

— А ведь признайтесь, — вдруг сказала женщина, — у вас было немало романов…

Джордж удивился:

— Почему вы так решили, ваше высочество?

— Вы напоминаете мне лорда Байрона. Своею сдержанностью, загадочностью… Женщины должны с ума сходить по вас…

Рейли засмеялся:

— Вы несколько преувеличиваете значение моей скромной персоны. Уверяю вас, под моим балконом не толпятся поклонницы.

Стана лукаво прищурилась и махнула перчаткой перед самым носом Джорджа.

— Противный, — она шутливо надула губки, воображая, будто она девочка-подросток. По манере флиртовать супруга великого князя Николая Николаевича Романова напоминала недорогую даму полусвета. — Противный… Вы только притворяетесь скромником, на самом же деле — не спорьте! — топнула ножкой Стана, заметив, что Джордж хочет что-то возразить. — На самом деле вы можете вскружить голову даже самой неприступной твердыне…

Отступать было некуда. Рейли вздохнул, остановился, со значением посмотрел в глаза собеседнице.

— А вам? — спросил он, изображая голосом едва сдерживаемую страсть.

— И мне, — выдохнула Черногорка.

«…оказывают давление на русского императора. В свете событий последнего года они настаивают на немедленном подписании манифеста о свободах, чего Н. А. Р. делать не спешит. Премьер Витте взял себе в союзники великих князей Николая Николаевича и Владимира Александровича. Завтра, 17 октября, они отправляются в Петергоф для решающих переговоров с императором.

Волнения не прекращаются. Восстания рабочих в Лодзи и Белостоке. На 16 октября назначены забастовки служащих телеграфа, а также железнодорожных рабочих в Воронеже. В Петербурге появились листовки, которые связывают с именем руководителя январской демонстрации Гапона. Он призывает к массовым восстаниям и уничтожению коммуникативных средств. Константин».

(Из шифровки, переданной в «Интеллидженс Сервис».)

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Стана была очень странной женщиной. Даже хорошее образование не смогло исправить природной лености ума и отвратительных замашек дешевой шлюхи. Мне не внушал симпатии супруг ее, Николай Николаевич Романов, грубый солдафон с вульгарными манерами, к тому же пьяница. Но, право же, он был достоин сочувствия. Черногорка вела себя весьма и весьма легкомысленно, мягко говоря.

Конечно, связь с нею помогала мне в работе. Через нее я узнал, что русская императрица за спиной у мужа посылает своим родственникам в Германии большие деньги; что кайзер Вильгельм, преследуя свои цели, использует царя, манипулируя его слабым знанием обстановки на окраине империи, любовью к августейшей семье и мягким характеров Стана познакомила меня с удивительно неприятным типом — неким Григорием Распутиным, кумиром истеричных дам петербургского высшего света. Этот неопрятный, неграмотный и полубезумный мужик, как уверяет Черногорка, вхож в дома к самым высокопоставленным персонам, даже к самой царице. Ко всему прочему, он любовник наперсницы Александры Федоровны Анны Вырубовой.

Да, слухи о загадочной русской душе преувеличенными не назовешь…

A propos, подозреваю, что постель со Станой делим не только мы с Николаем Николаевичем, но и мужик Распутин. Если это так, то я опасаюсь за свое здоровье. Не следует ли на всякий случай обратиться к венерологу?»

«Вы должны выяснить зарубежные связи нового «Союза Михаила Архангела» с целью предотвратить его сотрудничество с националистическими организациями Европы».

(Из шифрованной телеграммы, полученной Рейли из Лондона.)

«Союз русского народа — внеполитическая организация, ставившая своей целью борьбу с инородцами и социал-демократами на территории России. Основатели — врач А. Дубровин и чиновник В. Пуришкевич. Печатный орган — газета «Русское знамя». Несмотря на то что «Союз» не пользуется популярностью в кругах аристократии, император вступил в него и сделал членом «Союза» своего малолетнего сына. «Союз» получил государственную субсидию — два с половиной миллиона рублей, что вызвало возмущение премьера Витте. За пределами России «Союз» не действует. Тактик».

(Из шифрованного донесения в «Интеллидженс Сервис».)

Москва, май 1906 года

— Террор, только террор! — горячо воскликнул Вадим.

Джордж равнодушно скользнул по нему взглядом. Ох уж эти революционеры! И эта дикая, невежественная Россия. Весь мир давно уже пришел к выводу, что внутригосударственные противоречия следует решать цивилизованным путем — бескровным, во всяком случае. И только русские с их «мятущейся душой» и жаждой свободы, которой — он уверен — не сумеют воспользоваться ни власть, ни народ, ни правые, ни левые, — только русские все чего-то мутят воду. Поганее всего, что их революционные идеи чертовски заразительны для тех, кто привык добывать себе хлеб руками, а не головой: отголоски революции слышны и в Англии, где снова бастуют шахтеры…

— Вы не согласны со мной? — полемически воскликнул Вадим.

— Отчего же… — задумчиво произнес Джордж. — Если вы считаете, что все беды происходят от горстки людей, стоящих у власти, тогда, конечно…

— Вот видите! — эсер Вадим Штейнберг, с которым Джордж познакомился в Москве, собирая информацию для «Интеллидженс Сервис» о настроениях русских революционеров и численности их организаций, был удовлетворен ответом. — Избавившись от какого-нибудь Плеве, мы добьемся прекращения полицейского террора, реальной, а не декларированной свободы печати, забудем о постыдном перлюстрировании частной корреспонденции…

— Вашими бы устами, — улыбнулся Рейли.

— Да! Десятки людей вдут в Боевую организацию с одной целью: очистить нашу землю от временщиков, отомстить им за все страдания народа. Знакомы ли вы с Борисом Савинковым?

— А кто это?

— О, это выдающийся человек, герой! Он чрезвычайно умен, он — мозговой центр нашей организации. Он — самый близкий мне по духу человек, я горжусь знакомством с такой замечательной личностью! Право же, жаль, что вы не можете увидеть его теперь — Бориса в Москве нет, он вынужден постоянно находиться в подполье, так как его преследуют власти. Я желал бы все же, чтобы вы когда-нибудь с ним познакомились. Уверен, вы не пожалеете…

— Не сомневаюсь, — Джордж поморщился от едкого запаха табака. Рейли не переносил, когда при нем курили. — Насколько я понимаю, Савинков руководит вашей организацией вместе с Евно Азефом?

— Официально руководит один Азеф. Но вдвоем с Борисом они разрабатывают блестящие операции. Правда, им приходится тяжело… Любая организация требует денег, больших денег… Но, к счастью, многие люди разделяют наши идеи…

— Субсидии, которые вы получаете, такая мелочь… — забросил крючок Джордж.

— Не скажите! Нам очень помогают германские революционеры и, между прочим, ваши соотечественники тоже…

Эсер внимательно посмотрел на Рейли. Джордж кивнул:

— Да, мне известно, что сочувствующий революционным идеям Генри Фриш, владелец мануфактуры, передал вашим товарищам тысячу фунтов…

Вадим расхохотался:

— Тысячу? Генри Фриш? Берите выше, дорогой мой! Я не буду называть имен, скажу только, это очень влиятельные люди из лейбористской партии, очень! И помощь их исчисляется десятками тысяч… Вот так, товарищ Джордж!

— Михаил Бакай в Лондоне говорил мне, что ваша организация нуждается в оборудовании для динамитных мастерских.

— Нуждается, — Вадим сразу же стал серьезным. — Идите сюда.

Он поманил Джорджа за собой в прихожую.

— Помогите-ка! — поднатужившись, Вадим и Джордж стронули с места массивный шкаф, за которым оказался занавешенный плотными портьерами проем в стене. Штейнберг отодвинул портьеру, и Рейли увидел еще одно небольшое помещение без окна.

— Мастерская, — Вадим зажег свет. — Как видите, нам приходится строго соблюдать условия конспирации. Это чертовски опасно хотя бы потому, что при изготовлении бомб наши люди имеют дело со взрывчатыми веществами и, работая в этих условиях, они каждую минуту рискуют взлететь в воздух. К слову, несколько таких случаев уже было.

Джордж оглянулся вокруг. У стены на полу были аккуратно сложены в ряд полые металлические трубки, на столе в идеальном порядке стояли колбы и реторты, пустые и наполовину заполненные какими-то порошками и жидкостями.

— Ничего не смыслю в химии, — признался он Вадиму.

— Я тоже, — вздохнул тот. Не думайте, ради Бога, что это я колдую над всякими препаратами, я только предоставил квартиру под мастерскую… А бомбы готовят другие. Как правило, выпускники химических факультетов университетов… Правда, по ночам, когда они работают, рискуем мы все… Вот, кстати, — Штейнберг взял со стола и протянул Рейли бумагу, исписанную химическими формулами. — Это оставил Семенов специально для вас, чтобы вы и ваши товарищи смогли переправить нам указанные здесь препараты…

Рейли спрятал записку в карман.

— Хорошо. Я постараюсь найти способ передать вам все необходимое.

— Вы скоро уезжаете? — поинтересовался Вадим, когда они после осмотра мастерской поставили шкаф на место.

— Буквально на днях, — ответил Рейли. — У меня в Москве есть еще несколько дней, связанных с деятельностью фирмы, которую я представляю в России. Но я обязательно дам вам знать, когда отправлюсь в Лондон, и приложу все усилия, чтобы ускорить доставку материалов…

«Сообщаю, что члены парламента от лейбористов X. и У, замешанные в организации шахтерских забастовок, безвозмездно передали Боевой организации российских социалистов-революционеров 500 тысяч фунтов стерлингов. Джордж Рейли».

(Из шифрованного донесения в «Интелледженс Сервис».)

 

Глава 6

ДЕЛО СИДНЕЙ-СТРИТ

Лондон, ноябрь 1906 года

— Жаль, — сказал руководитель внешней разведки «Интеллидженс Сервис» Уильямс, — искренне жаль, капитан, что вы решили уйти в отставку.

— Уступаю дорогу молодым, — улыбнулся Рейли. — Но если серьезно, сэр, я думаю сменить сферу деятельности. У меня достаточно средств, чтобы перейти на оседлый образ жизни. К тому же, сэр, я собрался жениться…

— Вот как? Поздравляю, капитан! И кто же ваша избранница?

— Младшая дочь мистера Чарльза Диксона, президента компании «Диксон и сын. Ювелирная торговля», мисс Джулия Диксон.

— О! — с уважением протянул Уильямс. — Завидная партия. Насколько мне известно, мистер Диксон ищет себе компаньона?

Джордж кивнул.

— Так вот с чем связано ваше решение уйти в отставку?

Рейли почувствовал себя уязвленным.

— Не совсем так, сэр, сухо сказал он. — У меня и в мыслях не было претендовать на это место. К тому же у меня совсем иные планы, связанные с транспортным строительством. Я хочу распрощаться с разведкой, сэр, потому что мне тридцать два года и пора подумать о собственной семье и о детях.

— Извините, капитан, — Уильямс поднялся и протянул через стол руку Рейли. — Надеюсь, вы простите меня за бестактность. Право же, я не хотел вас обидеть…

Джордж ответил на рукопожатие.

— Но мне не хотелось бы ставить точку на наших с вами отношениях, — продолжал руководитель разведки, провожая до дверей своего теперь уже бывшего сотрудника. — Надеюсь, капитан, вы позволите иногда обращаться к вам… за консультацией?

— В любое время, сэр… Прощайте.

И Джордж затворил за собою дверь офиса.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Конечно же, я стал компаньоном ее отца. Мистер Диксон был в том возрасте, когда человеку уже ничего не нужно, кроме покоя, вкусной еды и мягкой постели. Он с нескрываемым облегчением передал мне в руки бразды правления, ибо видел во мне своего достойного преемника и человека, который не пустит по ветру состояние, нажитое дедом моего тестя еще тогда, когда искатели приключений привезли в Европу первое американское золото. Два других зятя — супруги старших сестер Джулии — надежд мистера Диксона не оправдали. Муж Полли, Грэй Грэхэм, оказался бездельником и пьяницей, а супруг лошадинообразной Эви — мягкотелым болваном, которого хватало лишь на то, чтобы проедать огромное наследство своих родителей и ежегодно делать детей своей жене.

Так я стал одним из самых богатых людей Англии. С рвением включился я в работу. Первым делом провел реорганизацию производства на небольшом ювелирном заводе, уволив управляющего и оборудовав мастерские по последнему слову техники. Затем взялся за магазины. Я выписывал себе из Парижа последние модные каталоги, изучал спрос, даже сам целый месяц простоял за прилавком.

Мне пришла в голову идея выпускать ювелирные украшения из экзотических для нас уральских самоцветов, и, не теряя времени, я заключил договоры с русскими коммерсантами, для чего пришлось ненадолго съездить в далекий город Екатеринбург.

Увы, мои семейные дела шли не столь успешно. Юная Джулия, едва став миссис Джордж Блад, совершенно перевоплотилась. Из чистой открытой, порывистой девушки, так напоминавшей мне навсегда потерянную Лили, она превратилась в чопорную пуританку, очень педантичную и всегда чем-то недовольную. Я почувствовал это, когда еще не закончился наш медовый месяц. Джулия начала выдвигать идиотские требования: от еженедельного обязательного покера со скучнейшей четой Миддлов (зато сэр Миддл занимал высокий пост в Центральном бюро консервативной партии) до выставления своей кандидатуры на выборах от той же партии консерваторов. Напрасно уверял я ее, что мое честолюбие совсем иного плана, что ни покер, ни политика никогда не привлекали меня настолько, чтобы жертвовать в угоду им своими желаниями, — Джулия настаивала. К тому же из-за ее ханжества разладились наши постельные дела, и я выполнял свои супружеские обязанности точно с такой же долей автоматизма, как чистил по утрам зубы.

Лондон, октябрь 1910 года

Ночью Джорджа разбудил резкий телефонный звонок.

— Сэр! — голос управляющего одним из самых крупных магазинов торговой сети фирмы прерывался от волнения: — Сэр, случилось ужасное! Только что мне сообщили об ограблении ювелирного магазина на Сидней-стрит!

— Этого еще не хватало! — Джордж спустил с кровати ноги, в темноте нащупывая домашние туфли и скидывая пижаму.

— Что случилось, дорогой? — встревожилась Джулия.

— Ничего особенного. Мне нужно ненадолго уйти. Спи.

Он велел прислуге разбудить шофера и помчался на Сидней-стрит. Около магазина толпились поли-"цейские. Врач и криминалисты склонились над лежащими на земле тремя бездыханными телами. Мертвецы были одеты в полицейскую форму.

— Вероятно, сэр, они делали обход участка и наткнулись на грабителей, — возбужденно докладывал управляющий. — Наверное, револьвер, из которого стреляли, был с глушителем, потому что консьерж из соседнего дома ничего не слышал. Но что удивительно, сэр, — он осторожно взял Джорджа под локоть и повел его к тыльной стороне здания, где зияла большая дыра в стене, — они бурили кладку! И проникли в магазин через эту вот дыру… Грабители вели себя чрезвычайно нагло, сэр, они даже зажгли внутри свет! Это-то и насторожило консьержа, который случайно выглянул в окно и увидел в магазине каких-то людей. На всякий случай он позвонил в полицию…

Со стороны фасада послышался шум подъехавшего автомобиля, и Джордж с управляющим поспешили туда.

Шофер, обежав автомобиль, предупредительно открыл дверцу. Полицейские вытянулись во фрунт.

— Господин министр… — начал было капитан полиции.

— Винни? — Джордж не верил своим глазам.

— Джордж? — оторопел министр внутренних дел сэр Уинстон Черчилль. — Не может быть! Разве ты жив?

— Как видишь, — Рейли протянул ему руку. — Можешь потрогать и убедиться…

— Но в газетах сообщали… Джордж! — и Винни кинулся обнимать своего старого друга.

«Черчилль взял расследование случившегося в свои руки. Полиции выдали револьверы и винтовки. Скотланд-Ярд был поставлен на ноги. Предполагалось, что преступление совершено анархистами, и в глазах Черчилля оно сразу же приобрело политическую окраску.

3 января 1911 года Черчиллю доложили, что лица, убившие полицейских, обнаружены и окружены в доме № 100 по Сидней-стрит. Полиция доложила, что преступники отстреливаются и, вероятно, имеют значительный запас патронов. Сколько их засело в доме — неизвестно. Вскоре прилегающие улицы заполнили сотни полицейских и солдат, прибывших туда по распоряжению Черчилля. Из Тауэра было доставлено даже артиллерийское оружие.

Черчилль решил сам руководить операцией. Он явился на место действия в пальто с меховым воротником и в шелковом цилиндре. Это было смешное зрелище на фоне полицейских и солдат, лениво перестреливающихся с осажденными. Черчилль развил бурную деятельность, обеспечивая прибытие подкреплений и обсуждая взятие штурмом дома, откуда стреляли. Трудность состояла в том, что никто не знал, сколько человек находится в осаде. Вскоре дом загорелся, и отстреливающиеся вынуждены были спуститься в нижний этаж. Прибывшая на место пожарная команда намеревалась выполнить свои прямые обязанности и тушить горящий дом. Но министр внутренних дел (которому подчинялись и полиция, и пожарные) приказал не тушить огонь…»

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Человека, который организовал ограбление ювелирного магазина, звали Ян Петерс.

«…В Латвии, где он родился, он принадлежал к социал-демократической рабочей партии, к большевистскому ее крылу. Он был арестован в 1907 году и просидел полтора года в тюрьме. Когда его выпустили, он бежал в Лондон, где женился и стал работать гладильщиком в оптовом отделе подержанного платья. Он хорошо говорил по-английски. Жил в восточной части Лондона, в Уайтчапле, где жили в те годы неимущие русские эмигранты, главным образом из западных губерний и Прибалтики, выкинутые событиями 1905 года и последующими преследованиями со своих родных мест. Вокруг него собиралась группа молодых большевиков, все — члены латышского социал-демократического лондонского клуба, готовящих экспроприацию большого ювелирного дела: им нужны были деньги для печатания революционных брошюр, которые они потом перевозили в Ригу… В эти годы вооруженные нападения на ювелирные магазины, банки, почтовые отделения были в большом ходу. Потере с десятком товарищей, среди которых были его двоюродный брат и зять, и с 2–3 женщинами смело пошел на это.

…«дело Сидней-стрит» вошло в криминальную историю Англии…сначала — вооруженное нападение, стрельба, взлом (в случае Сидней-стрит — даже бурение стен)… трое полицейских, кстати безоружных, были убиты из одного револьвера. Они были убиты Петерсом, но во тьме никто не мог видеть его лица и потому позже опознать его. Это спасло его. Дело было шумное…»

(Из книги Н. Берберовой «Железная женщина».)

«…Когда пожар сделал свое дело и небольшое здание сгорело дотла, под обломками были найдены два обгоревших трупа. Оказалось, что мощные полицейские и военные силы с артиллерией под командованием самого министра внутренних дел были пущены в ход всего против двух человек».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

После этой истории Черчилль стал посмешищем в глазах журналистов и читателей газет, Рейли понес большие убытки, которые, впрочем, ему полностью возместила страховая компания, а Петерс несколько лет скрывался от английской полиции, чтобы потом, в канун революции 1917 года, объявиться в России… В 1918-м он станет заместителем председателя ВЧК и будет работать непосредственно под руководством товарища Дзержинского. Но, несмотря на столь высокое положение, Ян Петерс никогда не забудет годы, проведенные в Лондоне, неудавшееся ограбление на Сидней-стрит и имя владельца ювелирного магазина Джорджа Рейли.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Жизнь с Джулией становилась невыносимой, и очень скоро меня начал мучить знакомый зуд — потребность в приключениях и в перемене мест. Вот почему я обрадовался, получив письмо от великого князя Николая Николаевича Романова…»

«…В 1910 году офицер английской королевской авиации командируется в Россию. Царское правительство поручило Рейли консультировать строительство первого русского аэродрома в окрестностях Москвы».

(Из книги В. Минаева «Подрывная деятельность иностранных разведок в СССР».)

Москва, август 1911 года

На сей раз Джордж прибыл в Россию как частное лицо. Николай Николаевич ждал его в Москве, куда он приехал один, без Станы.

— Аэродром? — изумился Рейли. — Но простите, ваше высочество, я не имею ровным счетом ничего общего с авиацией…

— То есть как? — великий князь был обескуражен. — Мне говорили, будто вы превосходно управляете аэропланом…

— Это досужий вымысел. Я никогда в жизни не летал…

Николай Николаевич изменился в лице. Военный министр Редигер, настаивавший на привлечении к строительству специалистов из Германии, иронически улыбнулся. Он же предупреждал Романова…

Повисла неловкая пауза.

И тут Джордж решился.

— А впрочем, — сказал он, — почему бы и нет? Я могу взять на себя организацию работ, но прежде ваши инженеры должны ввести меня в курс дела.

— Позвольте, — запротестовал было Редигер.

— Если я в короткий срок смог изучить ювелирную торговлю, то что мне мешает таким же образом вникнуть в строительство? Я свяжусь с нашим военным министерством и попрошу откомандировать сюда нескольких специалистов со всеми необходимыми чертежами. Надеюсь, вы не будете возражать?

— Нет, — быстро сказал великий князь.

Редигер промолчал. Он еще скажет свое слово, когда этот авантюрист и выскочка завалит все работы. Тогда Романов увидит, кто прав…

Лондон, февраль 1912 года

Джулия распечатала письмо.

«…Дела принуждают меня оставаться здесь еще на неопределенное время, — писал муж. — Но, возможно, удастся получить кратковременный отпуск и вырваться домой хотя бы на недельку. Береги себя, родная. Скучаю, люблю, целую. Джордж».

— Подлец! — воскликнула миссис Блад, разрывая письмо супруга на мелкие клочки. — Развратник! О, я этого так не оставлю!

И, бросившись на подушки, Джулия разрыдалась. Третий день она не выходила из своей комнаты. Лицо ее покраснело и опухло от слез. Подобно героиням дамских романов, она хотела было отказаться от еды, но, несмотря на тяжелое моральное состояние, аппетит у нее оставался отменным, и как ни крепилась Джулия, она поглощала все, что ей подавали.

— Вас к телефону, миссис Блад, — со скорбным лицом сообщил дворецкий.

Звонила ее ближайшая подруга, жена члена парламента миссис Миддл.

— Дорогая! — всхлипывая, сказала Джулия. — Если бы вы знали, как я страдаю! Все эти годы Джордж бессовестно лгал мне! О, если бы был жив мой бедный отец!.. Третьего дня я получила письмо.

«Уважаемая миссис Джулия! Считаю, что настало время открыть вам глаза на горькую для вас правду. Ваш муж, сэр Джордж Герберт Блад, женился на вас из-за денег, прекрасно понимая те выгоды, которые сулит ему родство с мистером Чарльзом Диксоном. Джордж сам признался мне в этом. Но, поверьте, я никогда не раскрыла бы вам тайны, если бы не обстоятельства моей жизни.

Дело в том, что мы с мистером Бладом находились в связи все эти годы. У нас растет сын, Сэмьюэл Питер, которому Джордж дал свою фамилию. О, он обожает мальчугана, балует его, нанял частных учителей, чтобы подготовить его к учебе в закрытой средней школе в Итоне, где учатся отпрыски из самых благородных и богатых семей Великобритании. Он превосходный отец, миссис Джулия, жаль, что вы бездетны и не в состоянии этого оценить…

Но я не могу чувствовать себя счастливой, ибо мне не дают жить угрызения совести. Я истинная католичка, миссис Джулия, и знаю, что Господь сурово накажет меня за обман. Я не могу далее лгать вам и искренне раскаиваюсь в том, что не сказала вам всей правды ранее. С искренним уважением Жозефина де Совиньи».

— Я разведусь с ним! — кричала в телефонную трубку Джулия. — Я оставлю его без гроша! О, он еще ответит за то, как поступил со мной!

Москва, февраль 1911 года

Военный министр Редигер кусал губы. На сей раз прав оказался великий князь, пригласивший на строительство подмосковного аэродрома английского выскочку и авантюриста, который к тому же, как говорят, штатный сотрудник «Интеллидженс Сервис». Николай Николаевич всячески опровергает эти слухи, ну да что ему остается делать? Рейли — его протеже…

Как бы то ни было, строительные работы, которыми руководил Джордж, шли полным ходом. Все без исключения (кроме разве что военного министра, у которого были какие-то свои счеты с Николаем Николаевичем Романовым) были довольны организаторскими способностями Рейли. Да и сам он чувствовал себя в Москве словно рыба в воде.

С частной квартиры в Сокольниках он перебрался на Большую Мещанскую, где жила актриса Художественного театра Милочка Шульгина. Их роман завязался вскоре после приезда Джорджа в Москву, а с начала нового года они жили одной семьей и всюду появлялись вместе.

Так прошли зима, весна и лето…

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Получив телеграмму, я оставил все дела и помчался в Лондон. Перед отъездом Милочка устроила мне истерику.

— Не пущу! — билась она в рыданиях. — Ты не вернешься больше!

Как в воду глядела.

Джулия начала судебный процесс. Она наняла лучших адвокатов, которые, добившись развода, должны были также доказать присяжным, что я не имею никаких прав на фирму «Диксон и сын. Ювелирная торговля».

Старая лиса Чарльз Диксон, мир праху его, черт побери, перед самой смертью втянул меня в авантюру, связанную с южноафриканскими алмазами. Он свел меня с человеком, чье имя я уже слышал однажды в связи с контрабандной поставкой оружия индийским повстанцам в 1896 году. Однако тесть уверил меня, что господин Массино — достойный и богатый джентльмен, пользующийся влиянием в коммерческих и промышленных кругах Британии. Я долго не верил тестю, но в конце концов попался на удочку, как неопытный мальчишка. Обуреваемый жаждой легкой наживы, я, как последний идиот, передал мошеннику все свои деньги. Алмазов, разумеется, не получил. Денег, впрочем, тоже. Господин Массино исчез, испарился с лица земли, оставив меня с носом.

Я очень рассчитывал на фирму «Диксон и сын. Ювелирная торговля», которая согласно завещанию тестя оставалась собственностью моей дражайшей супруги. Кто знал, что Джулия с ее пуританскими взглядами решится на развод!

А во всем виновата эта шлюха, эта грязная развратная девка Жозефина де Совиньи!

Она явилась в зал суда в черной мантилье, словно вдова какого-нибудь испанского гранда. И все то время, пока Джулия публично обливала меня грязью,4 удовлетворенно усмехалась, бросая на меня косые взгляды. После заседания я направился прямо к ней.

— Чего ты добиваешься? — спросил я Жозефину, кипя от злости и ненависти. — Ты же прекрасно знаешь, что я никогда не признаю твоего незаконнорожденного ребенка своим сыном.

— Мне этого и не нужно, — с издевкой ответила она. — Но я хочу, чтобы ты ответил за все мои страдания…

Дрянь. Клянусь, не будь она женщиной, я набросился бы на нее с кулаками!

Бракоразводный процесс был долгим и скандальным. Газетные писаки сочувствовали Джулии и поносили меня».

 

Глава 7

СМЕРТЬ ВТОРАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Немного истории

По набережной гуляла праздная нарядная толпа. Высокий юноша, поглядывая на часы, нетерпеливо расхаживал туда-сюда у самого въезда на Латинский мост. Никто не обращал на него внимания: мало ли молодых людей назначают свидание под часами в самом оживленном месте города. Любимая все не шла… Зато в конце улицы показался блестевший лакированными боками автомобиль, новейшее достижение современной техники. Он медленно катил по направлению к мосту.

В толпе началось оживление: это возвращались с маневров австрийской армии австро-венгерский престолонаследник Франц-Фердинанд и его супруга Софи фон Гогенберг. Сидя на заднем сиденье открытого автомобиля, ее высочество направо и налево раздавала благостные улыбки. Ее августейший супруг приветствовал народ стоя.

Молодой человек, кого-то поджидавший у моста, не торопясь, вытащил револьвер и прицелился.

В оживленном гудении толпы не было слышно выстрелов.

Франц-Фердинанд покачнулся и свалился на борт машины. Софи фон Гогенберг так и умерла с застывшей благостной улыбкой на лице.

Молодого человека схватили. Звали его Гаврила Принцип. Он убил чету Габсбургов 28 июня 1914 года.

Узнав, что Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, русский император Николай II заявил: «…ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии».

Через день Австро-Венгрия объявила Сербии войну.

В России началась всеобщая мобилизация.

В ответ на это 1 августа 1914 года Германия объявила войну России.

4 августа кайзеру Вильгельму II бросила вызов Англия.

Так началась первая мировая война, побоище, растянувшееся на 4 года.

Страны Антанты — Россия, Англия и Франция — совместно с Сербией воевали против Германии и Австро-Венгрии; впоследствии к союзникам русских присоединились Италия, Румыния и Греция, к их противникам — Турция и Болгария.

Черчилль начал подготовку к военным действиям задолго до их начала. Занимая пост военно-морского министра, он совместно с адмиралом Фишером пересмотрел состояние английского боевого флота. На всех судах были заменены орудия: с 13,5-дюймового калибра англичане перешли на 15-дюймовый. Флот перевели с угля на нефть. Специально для этого была создана англо-иранская нефтяная компания, что позволило снизить пошлины на ввоз топлива. Угрожая отставкой, при содействии министра финансов Ллойд-Джорджа Черчилль вытребовал у правительства дополнительные ассигнования на военно-морской флот в объеме 2–2,5 млн фунтов стерлингов.

Англия встретила первую мировую во всеоружии.

Франция, Булонь, июнь 1915 года

— Черт бы их всех побрал! — Джордж стянул с себя нательную рубаху и энергично ее встряхнул.

— Кусают? — сочувственно поинтересовался Эдди Китченер, родственник того самого генерала Китченера, под руководством которого молодой Джордж Герберт Рейли участвовал в суданской кампании.

— Как собаку… — Джордж оглядел свое тело, сплошь покрытое красными пятнами. — Проклятые вши…

— Говорят, они переносят тиф, — озабоченно сообщил Эдди. — Я вообще не понимаю, почему командование не принимает мер по дезинфекции…

— Больше командованию думать не о чем, — пробурчал Джордж, снова натягивая на себя рубаху и гимнастерку. — Где ты видел генералов, которые заботятся о войсках на передовой, словно о собственных детях?

Уловив в этих словах намек на своего двоюродного дядюшку, который теперь занимал в английском правительстве пост военного министра, Эдди промолчал.

— Уф, мерзость какая, — продолжал ворчать Рейли, нахлобучивая на голову защитный шлем. — Сами бы посидели в такой панаме при тридцатиградусной жаре,’я бы на них посмотрел…

Вытянув шею, Эдди попытался выглянуть из окопа.

— Интересно, будут они сегодня стрелять?

— А ты как думал? — Рейли тоже приподнялся на локтях и поглядел в ту сторону, откуда ожидали противника.

Словно в ответ на его слова, послышался свист пули.

Джордж пригнул голову и тоже выстрелил.

Пули засвистели одна за другой.

— Ну, наконец-то! — оживился Эдди. — А то у меня уже тело затекло…

— Ложись! — Джордж с силой толкнул его. Лицо Эдди уткнулось в горячую сухую землю. В ту же секунду где-то неподалеку разорвался артиллерийский снаряд. Затем в некотором отдалении другой, третий…

Оглохший от взрывов Эдди, повернув голову и открыв глаза, увидел, как, словно в немом синематографе, его командир подымает вверх правую руку и беззвучно раскрывает рот.

И тут же новые взрывы — уже со стороны английских орудий — вздымают в воздух комья земли, перемешанные со сгоревшей на солнце желтой травой.

И опять свист пуль. Грохот… грохот… грохот… грохот… Эдди казалось, что он сходит с ума. Внезапно молоденький солдатик из нового пополнения, который лежал в окопе с ним рядом, дернулся и упал.

— Макс, — стараясь перекричать грохот, позвал его Эдди, — Ма-акс!

Он протянул руку и потряс Макса за плечо. Сильнее, еще сильнее… Макс никак не отреагировал. Эдди осторожно перевернул его голову. Правая половина лица Макса превратилась в кровавое месиво. На месте левого глаза зияла дырка. Глазное яблоко на каких-то окровавленных скользких нитках болталось около кончика носа.

Эдди задумчиво потыкал указательным пальцем в дырку и облизал кровь. Потом он аккуратно подложил под голову Макса пригоршню земли и сел. Внезапно ему стало очень весело и он расхохотался. Взглянув на Джорджа, который почему-то отполз на приличное расстояние, Эдди увидел, что капитан что-то ему кричит.

— Конечно, сэр! — весело кивнул ему Эдди и по-обезьяньи ловко выкарабкался из окопа. — Обязательно, сэр!

И он торопливо побежал в ту сторону, откуда неслись немецкие пули и артиллерийские снаряды.

— Стой! — орал ему вслед командир батальона Джордж Рейли. — Стой, болван! Идиот!

Но Эдди не слышал. Он вприпрыжку приближался к вражеским окопам, лавируя между воронками от взрывов.

— Не стреля-ять! — повернувшись к своим солдатам, Рейли скрестил руки над головой. — Не стрелять!

И кинулся вдогонку за обезумевшим мальчишкой.

Немцы усилили огонь.

Джордж бежал пригнувшись, надвинув на глаза защитный шлем, спотыкался, падал, снова подымался, уворачиваясь от пуль и осколков и стараясь не потерять из виду расплывающуюся в дыму и пыли фигурку юного Эдди Китченера. Когда он наконец догнал лейтенанта и схватил его в охапку, в нескольких метрах от них на землю упал очередной немецкий снаряд. Небо заволокло дымом. Стало темно и тихо. Крепко прижимая к себе обмякшее тело Эдди, Джордж упал и больше не шевелился.

Немного истории

В октябре 1914 года в войну на стороне Германии вступила Турция. Союзники получили нового противника и новый фронт. В январе следующего года верховный главнокомандующий российских войск великий князь Николай Николаевич обратился к англичанам с просьбой отвлечь силы турок на Ближний Восток, с тем, чтобы ослабить их давление на русские войска в районе Кавказа. Несмотря на скептическое отношение к этой просьбе остальных британских руководителей, Черчилль с энтузиазмом разработал план, согласно которому английский флот должен с боем прорваться через Дарданеллы, подойти к Стамбулу и, взяв город, заставить Турцию выйти из войны.

19 января, не дожидаясь прибытия сухопутного подкрепления, флот начал обстрел турецких укреплений в районе Дарданелл.

Турки упорно сопротивлялись. Англичане вынуждены были прекратить продвижение вперед.

1 марта, когда был предпринят новый штурм, английские корабли неожиданно наткнулись на мины. В несколько минут была потеряна почти половина армии.

25 апреля, когда к операции наконец-то подключились сухопутные войска, в районе Дарданелл появились немецкие подводные лодки. Англичанам пришлось увести свои корабли.

Бесперспективность операции с каждым днем становилась яснее.

Правительство и журналисты связывали этот провал с именем Черчилля. В газете «Морнинг пост», где он когда-то начинал свою деятельность, появилась серия статей под красноречивыми заголовками: «Удивительный дилетант», «Адмирал-дилетант», «Политик против специалиста», «Слишком много Черчилля».

Обстановка в парламенте менялась отнюдь не в пользу военно-морского министра.

В ноябре 1915 года правительством — без участия Черчилля — было вынесено решение об эвакуации английских войск из района Дарданелл. Операция, с которой военно-морской министр связывал серьезные замыслы, провалилась. Из 500 тысяч английских солдат и офицеров, принимавших в ней участие, 43 тысячи были убиты, попали в плен, пропали без вести или умерли от болезней.

В новом коалиционном правительстве Черчиллю не нашлось места. Он подал в отставку и попросился в действующую армию добывать себе военные лавры.

«Все домашние и прислуга, — вспоминает лорд Бивербрук, — собрались провожать солдата — государственного деятеля, который стоял, опираясь на саблю. Наверху, на лестнице, плакал Эдди Марш, его верный секретарь… Еще выше — леди Рандольф в полном отчаянии от мысли о том, что ее блестящий сын направляется в окопы. Казалось, что госпожа Черчилль единственная оставалась спокойной, собранной и деловитой».

Лондон, сентябрь 1915 года

Военный министр Китченер поднял на лоб очки.

— Сэр, — в его голосе звучало недоумение, — вы в самом деле не сообразили, что капитан Блад — это тот самый сэр Блад, Джордж Рейли, который оказал немало услуг военной разведке и «Интеллидженс Сервис»?

Главнокомандующий английскими войсками во Франции генерал Френч развел руками:

— Представьте себе, нет, сэр… Мне и в голову не приходило, что этот блестящий офицер станет скрывать свое прошлое… Зачем это ему?

— Он странный человек… — пояснил Китченер. — Начал было делать карьеру в военной разведке — тогда я с ним и познакомился, — бросил… Долгие годы работал на «Интеллидженс Сервис» — оставил… Говорят, занимался коммерцией… не знаю… я потерял его след…

— Слышал, он был дружен с Черчиллем, — вспомнил Френч.

— Возможно, — кивнул военный министр. — А я сразу понял, что человек, который спас моего племянника из огня, — это тот самый Блад-Рейли.

— Но зачем он напросился на передовую? Ничего не понимаю… Ведь его способности можно было бы использовать с гораздо большей пользой…

— Вот и используйте, — наставительно сказал Китченер. — Он уже вышел из госпиталя?

— Да…

— И передайте ему мою личную благодарность, а также сообщите, что приказом командования он награжден орденом Святого Георгия.

— Да, сэр…

Френч направился было к выходу, но у дверей замешкался и снова повернулся к министру:

— А, кстати, как ваш племянник?

Китченер помрачнел.

— Увы, — тяжело вздохнул он. — Врачи пока ничем не обнадеживают. Они говорят, слишком глубокая контузия. Эдди вряд ли когда-нибудь станет нормальным человеком…

— Простите, сэр… — тихо сказал Френч и вышел.

Немного истории

«Когда Черчилль высадился на французском побережье в Булони, там его уже ожидала личная машина главнокомандующего. Френч принял гостя с распростертыми объятиями, устроил в его честь роскошный обед и обращался с ним так, будто его друг все еще был членом военного кабинета. На следующий день главнокомандующий спросил у Черчилля, что бы он хотел делать в армии, «Все, что прикажут», — ответил тот. Френч предложил Черчиллю командование бригадой. Это означало, что он получил бы звание бригадного генерала и командовал соединением, насчитывавшим 4 тысячи человек. Черчилль охотно принял предложение. Поскольку, однако, он не имел опыта военной службы в условиях первой мировой войны, он справедливо рассудил, что ему следует хотя бы в течение месяца побыть на передовой в более скромном чине и приобрести некоторый военный опыт. Черчилль высказал пожелание пройти стажировку в гвардейской дивизии. Его просьба была удовлетворена».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

Франция, 15 ноября 1915 года

— Слушаюсь, герр Шуманн! — откозырял лейтенант артиллерии Карл Бухвальд, недавно прибывший из Берлина вместе с новым пополнением. — Я могу идти?

— Подождите, лейтенант, — полковник Шуманн аккуратно завязал тесемки на папке с бумагами, засунул документы в стол и тщательно его запер. Ключ полковник положил в карман мундира. — Я тоже иду. Хочется немного прогуляться. Наконец-то кончилась эта слякоть…

Вообще-то полковник был против внеслужебных отношений с младшими по званию. Но лейтенант Бухвальд был исключением. Он привез с собой письмо от кузины Ганса фон Шуманна Греты. Волковой, урожденной баронессы фон Раушенбах, живущей в Петербурге.

«Это ужасно, дорогой кузен, сознавать, что мы с вами оказались разделенными линией фронта, — писала Грета. — Видит Бог, как я хотела бы очутиться теперь в родном Бремене, в нашем уютном старом доме, где мы с вами в детстве так любили по вечерам, при свете свечи, когда все кажется таинственным и призрачным, мечтать о том, что станется с нами, когда мы вырастем большими. Помните, как пылко бросились вы передо мной на колени и воскликнули: «Грета! Милая Грета! Когда-нибудь я обязательно женюсь на тебе!» О, как это было давно…

Вы так и не создали семью, дорогой кузен, а я так несчастлива в браке! Мой супруг страдает всеми пороками сразу. Он пьяница и развратник, предпочитающий общество падших женщин семейному очагу. Теперь еще, когда моя любимая родина, моя Германия, оказалась втянутой в эту войну, муж возненавидел меня лишь за то только, что я немка! О, почему вы не выполнили своего детского обещания, друг мой?!.»

Сентиментальный фон Шуманн судорожно сглотнул и перевернул страницу.

«…знаю обо всем от тетушки Гретель, но не решалась рацее написать вам.

Герр Бухвальд был здесь инкогнито, с миссией от военной разведки. Это замечательный человек, мой друг. Узнав, что он едет во Францию, что, возможно, встретится с вами, я передала ему письмо в надежде, что вы все-таки прочтете его. Берегите себя, дорогой Ганс! Я молю Бога, чтобы наконец кончилась эта война и вы остались живы и невредимы. Быть может, мы еще встретимся… Мысли об этом придают мне силы. Знайте же, я (зачеркнуто). Ваша бедная кузина Грета фон Раушенбах».

Погруженный в свои мысли, полковник молчал. Герр Бухвальд, не осмеливаясь нарушить его раздумий, шагал рядом. Приятно было после долгой и слякотной осени вдыхать легкий морозный воздух первых зимних дней.

— Как она выглядит? — вдруг тихо спросил полковник.

Лейтенант сразу понял, о ком идет речь.

— Она… — он немного замялся, не желая ни лгать, ни огорчать полковника правдой.

— Постарела… — без слов понял его фон Шу-манн. — Еще бы… Столько лет прошло… — он поднял глаза к небу, словно пытаясь сосчитать годы, пролетевшие со дня их последней встречи. — Мы ведь с ней ровесники… А виделись в последний раз, когда нам было по двадцать… Бог мой! Почти тридцать лет назад… А она была хороша, несказанно хороша… Я любил ее всю жизнь…

Он снова тяжело вздохнул и, посмотрев на лейтенанта, встретил взгляд, полный понимания и сочувствия. Это еще больше расположило полковника к господину Бухвальду.

— А как Вы с фрау Гретой познакомились? — поинтересовался Шуманн. — Давно ль?

— О да, герр полковник. Я приехал в Россию пятнадцать лет назад в качестве помощника военного атташе в германском посольстве. Господин Волков занимал тогда высокий чиновничий пост в министерстве иностранных дел. Мы довольно часто встречались с ним по службе и на официальных приемах. Как-то раз он привел с собой фрау Грету. Она показалась мне удивительно умной и образованной женщиной, и мы сразу прониклись друг к другу расположением. Я всегда удивлялся, как может она терпеть такого грубого и пошлого человека, как ее супруг. Ей так одиноко с ним и вообще в этой варварской стране…

— Бедная Грета… — глаза полковника наполнились слезами.

Бухвальд почтительно замолчал. Он понимал чувства герра Шуманна. Несколько минут они снова шагали в полной тишине. Наконец полковник глухо кашлянул и обратился к Бухвальду:

— Надолго ли вы. к нам?

— Как решит командование. У меня не ограничен срок командировки. Все зависит от того, как удастся справиться с поставленной передо мной задачей подготовки разведчиков для работы в тылу врага в оперативных условиях.

На другой же день герр Бухвальд с рвением взялся за порученное ему дело. Днем он работал с солдатами, а вечера, как правило, проводил с полковником фон Шуманном, с которым сошелся довольно близко благодаря далекой петербургской кузине господина Шуманна, урожденной баронессе фон Раушен-бах.

Так прошел месяц.

Однажды полковник пригласил приятеля к себе, чтобы, как водится, повспоминать о лучших днях и обсудить насущные вопросы оперативной разведки в тылу врага.

— Пива? — предложил он гостю.

Обычно Бухвальд отказывался, ссылаясь на нездоровую печень, но на этот раз согласился. Под пиво беседа пошла еще лучше, воспоминания стали ярче, и светлый образ баронессы фон Раушенбах был на время заслонен многочисленными образами кратковременных подруг полковника и лейтенанта. К сожалению, господин Бухвальд не мог, как это случалось, засиживаться допоздна: необходимо было передать из штаба шифрованное донесение в Берлин, где интересовались ходом его работы. Проводив гостя, герр Шуманн-почувствовал непреодолимую тягу ко сну. Он с удовольствием растянулся на кровати и провалился в мир грез и сновидений.

Проснулся он гораздо позже обычного. Отчего-то трещала голова. Настроение было отвратительным. Одевшись, герр Шуманн вопреки обыкновению велел подать автомобиль, хотя в другие дни предпочитал прогуляться пешком.

Войдя в кабинет, полковник едва не лишился дара речи: из ящика его стола, где хранились важнейшие документы, касающиеся боевых действий против англичан на территории Франции, торчал ключ. Но педантичный до мелочности полковник точно помнил, что вчера запирал стол и прятал ключ в нагрудный карман мундира. Он бросился к столу. Все бумаги исчезли.

Когда полковник предстал перед военным трибуналом, его спросили, почему он был так уверен в том, что лейтенант Бухвальд действительно привез ему письмо от кузины? Писала ли Грета Волкова, урожденная баронесса фон Раушенбах, ему раньше? Был ли он знаком с ее почерком?

На эти вопросы полковник фон Шуманн ответил отрицательно.

Его должны были расстрелять, но, учитывая прежние заслуги, разжаловали в солдаты. Он просидел в окопах до конца войны.

Франция, январь 1916 года

Целую неделю Рейли добирался из немецкого тыла до своих. Ему пришлось прошагать пешком несколько десятков километров. Выбравшись с занятой немцами территории, он с омерзением скинул мундир, сжег документ на имя Карла Бухвальда и, переодевшись в захваченное с собой цивильное платье, стал похожим на какого-нибудь ремесленника. Так он пробирался через передовую, рискуя каждую минуту быть убитым своими или немцами.

Командир гвардейского корпуса генерал Уотсон встретил разведчика, как родного сына.

— Я доложу командованию, — захлебывался от восторга генерал. — Вас представят к награде! Какая смелость! Какая дерзость! Но как вам удалось расположить к себе Шуманна?

— Я был знаком с его кузиной в Петербурге, сэр, — устало ответил Джордж. — Удивительно неприятная дама, настоящая бюргерша. Бр-р… — он поежился при одном воспоминании. — И, как все немцы, дико сентиментальна… Рассказывая мне о своем двоюродном брате, она заливалась слезами… А все остальное, сэр, дело техники. Немецким на письме я владею не хуже, чем в устной речи…

Сэр Уотсон ликовал. Конечно же, начальство, узнав об операции, блестяще проведенной Рейли, отметит и скромные заслуги самого генерала. Это будет кстати, ибо командующий Френч в последнее время не доволен действиями гвардейского корпуса.

От избытка чувств Уотсон пригласил Рейли вместе пообедать.

Прямо теперь, сию минуту.

Джордж не отказался.

— Да, кстати, — вспомнил сэр Уотсон, разрезая бифштекс. — Вы еще не знаете последних новостей. Поверите ли, в нашем корпусе служит Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, бывший министр военно-морского флота.

— Не может быть!

— Представьте себе, — подполковник любовался произведенным эффектом. — После провала Дарданелльской операции он подал в отставку и теперь стреляет в окопах на передовой.

Джордж отложил вилку в сторону.

— Сэр, — воскликнул он, — что значит судьба! Это приятель моей юности, мы не встречаемся годами, но во время военных действий наши пути обязательно скрещиваются. Могу ли я просить вас об одном одолжении?

— О чем угодно, друг мой, о чем угодно…

— Где теперь господин Черчилль?

— Вы хотите его видеть? О, в таком случае у меня для вас есть сюрприз. Знайте же, он с минуты на минуту будет здесь. Я послал за ним машину. Очень хочется посмотреть на такого популярного и скандального человека.

В столовую вошел дежурный офицер.

— Сэр, — обратился он к Уотсону, — разрешите доложить: только что приехал лейтенант Флинт. Он просил передать, что не смог выполнить вашего поручения: на полдороги спустило колесо, и лейтенант вынужден был вернуться обратно.

— Как? — расстроился генерал. — А господин Черчилль?

Дежурный офицер развел руками.

— Черт возьми! — Уотсон стукнул кулаком по столу. — Извините, мистер Рейли, как видите, сюрприза не получилось.

Джордж, предвкушавший встречу с другом, тоже был огорчен.

— А что, если… — внезапно пришла ему в голову идея, — что, если я сам пойду на передовую?

— Как? — изумился генерал. — Когда?

— Прямо сейчас, если вы позволите, сэр… — Рейли решительно поднялся из-за стола.

— Но… но может быть, подождете до завтра? Зачем вам месить грязь в окопах? И вообще там стреляют…

— Неужели? — иронично усмехнулся Джордж. — Господин генерал, война есть война. Как знать, может, Винни завтра уже не будет в живых…

Уотсон немного подумал.

— Передайте лейтенанту Флинту, — сказал он дежурному, — если неполадки устранены, пусть отвезет господина капитана к расположению батальона.

— Благодарю вас, — сердечно отозвался Джордж.

«Как-то Черчилль получил приказ явиться к командиру корпуса. Ему сообщили, что на перекрестке дорог, примерно в пяти километрах от места расположения батальона, будет ожидать автомобиль, который доставит его в штаб корпуса. Основательно помесив грязь и наконец добравшись до условленного места, Черчилль никакого автомобиля там не обнаружил. Лишь через час появился связной офицер, который сообщил, что автомобиль загнали по ошибке в другое место, что теперь уже все равно поздно являться к генералу и что вообще это дело неважное, так как генерал просто хотел побеседовать с ним и посмотреть на него. Черчилль был взбешен, и его негодование нарастало по мере того, как он пробирался по грязи обратно на передовую. Там же его встретили словами, что он счастливый человек. Оказывается, после его ухода немецкий снаряд ударил прямое укрытие, где обычно находился Черчилль, и разрушил его до основания. Таким образом, Черчиллю еще раз повезло».

(Из книги В. Трухановского «Уинстон Черчилль».)

— Да, сэр, Господь сохранил вас, — сказал пожилой солдат, закуривая папиросу, — а вот вашего приятеля убило…

— Какого еще приятеля? — насторожился Уинстон.

— Который в автомобиле приехал, незадолго до того, как вы вернулись. Он был в форме капитана, сэр. Видно, дело у него было важное, раз под пули не побоялся полезть. Он был очень смелый человек, сэр… Ему показали ваш блиндаж. Он пошел туда, а в это время снаряд, сэр…

— Да кто это? — встревоженный Черчилль бросился к воронке, образовавшейся на месте блиндажа. Около нее валялось изувеченное тело человека в военной форме. У трупа не было обеих ног. Одна из них торчала из грязи метрах в десяти от места взрыва.

Уинстон перевернул мертвое тело лицом к себе. И обмер.

— Джордж… — прошептал он потрясенно. — Джордж, старина… Зачем ты…

По лицу скандального политика и будущего премьер-министра, которому через пятьдесят лет поставят памятник перед английским парламентом, о котором напишут сотни книг еще до его смерти, по лицу одного из самых видных государственных деятелей двадцатого века Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля текли слезы. И он не прятал их. Последний раз Винни плакал в далеком детстве.

Тело Джорджа не стали отвозить в Англию: у него не оставалось там ни родных, ни друзей. Его похоронили здесь же, в окрестностях Булони. Надпись на могильном камне скромно извещала:

«Здесь покоится Джордж Герберт Блад (Реши).

1874–1915 гг.

Мир праху его!»

Во время второй мировой войны наступающие фашистские войска сровняли эту могилу с землей.