— Располагайтесь, ехать пора.
— Да, да, сейчас, — Истомин помог Оле забраться в кузов и, прихватив вещмешок, залез сам, опустившись рядом с ней на свёрнутый брезент.
Водитель, крутнув ручку стартера, запустил мотор, и полуторка выехала из ворот госпиталя. В этом отношении Истомину и Оле повезло. Вместо того чтобы ждать проходящий эшелон и ехать в переполненном вагоне, они воспользовались столь удачно подвернувшейся попутной машиной, что гораздо удобнее. «Это вам в качестве свадебного путешествия, — улыбнулся водитель, — к вечеру будете дома».
«Да, дома», — Истомин проводил взглядом удаляюще-еся здание госпиталя.
Сегодня 1 августа 1942 года, ровно двадцать восемь лет с начала, как её ещё теперь называют, Первой мировой войны, а он за пять лет прошёл целых три Германскую, Гражданскую, Великую Отечественную. Итог семь ранений, офицерский Георгий, Красная Звезда и не был дома почти четверть века. Но теперь война для него закончена, закончена навсегда. Демобилизован по ранению. Впереди новая мирная жизнь. Какой она будет Как сложится Одно хорошо, не в пустоту, — домой едет, ещё немного и… Оля прижалась к Истомину.
— Вася, а как ты думаешь, мама сильно расстроится? – она скосила глаза на уже не загипсованную, но всё ещё висящую на перевязи руку. — Ну, что у меня…
— Нет, не сильно, — Истомин обнял Олю. — Ты же живая вернулась, а пальчики. Так у тебя один большой остался.
Им в носу ковыряться можно.
— В носу, — Оля хихикнула, — в носу, Васенька, ковыряться некультурно. Я им лучше чесаться буду.
Оба весело рассмеялись.
Выехав из города, полуторка оказалась в холмистой степи среди полей.
— Надо же, трактор, — удивился Истомин, — а вон ещё один, а там ещё и ещё.
В его время такого не было. Сильно всё-таки, видимо, после революции страна вперёд шагнула. Может быть, зря он тогда в семнадцатом к большевикам не примкнул, как Брусилов, например. Была ведь возможность. Они же бывших царских офицеров военспецами брали, и был бы сейчас не сержантом Лаптевым, а полковником Истоминым или как минимум майором. Но с другой стороны, если вспомнить, что эти самые большевики в том же семнадцатом творили, особенно их ЧК, то… Не на пустом же месте в конце концов фамилию родителям поменять пришлось с сословной принадлежностью вместе. Из дворян в рабочие перейдя, да ещё и из Петербурга за тридевять земель на Урал уехать. А что касаемо тракторов и прочей механизации, то это и необязательно заслуга большевиков может быть. Ведь и при царе промышленность в России была неслабой. Одни линкоры «Гангут» на Балтике и «Императрица Мария» на Чёрном море чего стоят, а их не за границей, на наших отечественных верфях строили. А железные дороги – самые протяжённые в мире, а автомобили «Руссо-Балт», аэропланы, дирижабли. Вот и выходит, что всё это вполне могло и без большевиков состояться, как нормальное следствие развития страны, или всё же нет Вопросы, вопросы, вопросы.
Навстречу попался обоз с хлебом. На передней подводе которого между двумя оглоблями был растянут плакат «Пионеры – Хлеб фронту». «А вот в пропагандистской работе с населением большевики явно преуспели, — отметил про себя Истомин. — Умеют как надо дело поставить. Плакаты, листовки, лозунги. В дореволюционной России такого не было».
Водитель, свернув в сторону полевого стана, затормозил возле лежащей под брезентовым навесом кучи деревянных чурок одинакового размера. Чудо техники – автомобиль на дровах. Полуторка, на которой они ехали, в целях экономии столь необходимого на фронте бензина была оснащена газогенератором. Подобную машину Истомин видел впервые. Заправившись, поехали дальше, всё среди тех же бескрайних полей, раскинувшихся теперь уже посреди не холмистой, а плоской, как стол, степи. Мимо тракторов и комбайнов, встречных машин и обозов. Истомин смотрел во все глаза, — вот оно, будущее. Ведь, перепрыгнув в одночасье через два десятка лет, он попал с одной войны на другую, а там, а там многого не увидишь. Но зато теперь… Страна-то совершенно другая, а он сам – осколок империи, кусочек той старой дореволюционной России, пусть и слегка уже пообтёртый современностью, но всё же, всё же, всё же.
До города добрались, как и рассчитывали, под вечер. Типичная провинция со своей размеренной, но всё же военной жизнью. Сюда, на Урал, путём колоссальных усилий эвакуировали промышленность из охваченных войной частей огромной страны. Здесь создавали оружие и готовили кадры для фронта.
«А в принципе, почему бы и нет? – вдруг совершенно неожиданно подумал Истомин. — Инструктором в школу снайперов Опыт-то есть, да ещё какой. Всё же больше пользы будет, чем куда-либо на завод. Квалификация-то в ремесленном деле нулевая. Заново учиться придётся. Хотя, можно и на завод, если учесть, что там сейчас и дети у станков стоят, по полторы-две нормы за смену выдавая. Но это уже будущее покажет. Хотя варианта с возвращением на службу в какой-либо военной школе тоже исключать не стоит».
Водитель подвёз их прямо к воротам, попрощался и уехал. Оля толкнула калитку, и они вошли во двор. Истомин с интересом окинул взглядом своё новое жилище. Дом двухэтажный. Деревянный верх, кирпичный низ. В таких до революции купцы или состоятельные служащие жили. И в этом наверняка тоже какой-нибудь, как при советской власти говорить стали, буржуй жил. Сам наверху, а внизу прислуга. Дворник, кучер, повар. Возможно, целая семья в прислугах ходила. Раз первый этаж, где он теперь жить будет, в виде квартиры спроектирован. Во всяком случае, бывший владелец был человек небедный, — сделал вывод Истомин, обратив внимание на находящуюся в задней части занятого теперь огородами двора конюшню.
— Так, папа и мама на работе, Лиза и её мама тоже. Значит, мы сегодня встречающие.
— Вася, там над дверью запасной ключ.
Истомин пошарил за облицовкой.
— Есть, вот он. Заходи.
Квартира оказалась небольшой. Две комнаты и кухня с довольно внушительных размеров изразцовой печкой. Обычная мебель стол, книжный и платяной шкаф, две кровати, диван, буфет. «Да, это не наше питерское жильё, — констатировал Истомин. — Ну так и мы теперь не дворяне. Так что, будем соответствовать».
— Ох ты, а это откуда?
— На верхней полке книжного шкафа лежала…
Истомин не поверил своим глазам —«Неужели та самая? Моя скрипка?»
Оля, открыв дверцу, достала инструмент здоровой рукой.
— Я до войны на ней хорошо играла, а теперь…
— И теперь будешь, — как можно увереннее заявил Истомин, — только потренироваться надо.
— Давно увлекаешься?
— С восьми лет, а вообще эта скрипка очень старая. Сколько себя помню, всегда у нас была.
«Точно – моя», — резюмировал Истомин.
Скрипку ему подарили родители на день рождения в десять лет, на первый юбилей, так сказать. И играл он на ней виртуозно. Мама даже подумывала о консерватории, но он всё же предпочел военную карьеру музыкальной, оставшись верным семейной традиции. «Ну надо же, привет из прошлого. Но как она здесь оказалась Не иначе родители в память о погибшем сыне сберегли, иначе зачем было тащить с собой из Питера через полстраны этот, в принципе, не представляющий никакой особой ценности музыкальный инструмент А если попробовать поиграть»
— Можно?
— Ты что, умеешь? – удивилась Оля.
— Ну так, немного, — Истомин приложил скрипку к плечу, провёл смычком по струнам и комнату наполнили чарующие звуки.
Оля была удивлена до глубины души.
– Вася, а чего я ещё о тебе не знаю Ведь так может играть только…
Хлопнула входная дверь, в коридоре послышались шаги, и в комнату вошли родители. Вместе работали на заводе, вместе пришли со смены, а дома…
— Оленька!
— Мама!
Истомин почувствовал, что у него стали влажными глаза. Отца и мать он не видел три года, а они его. Да, четверть века – немало, да, постарели, но… Огромным усилием воли Истомин сдержал нахлынувшие эмоции. «Нет, пока нельзя, ещё слишком рано, ещё чуть-чуть, и он им всё расскажет, а пока…»
— Представляете, а Вася, оказывается, на скрипке играть умеет и мне об этом ничего не говорил.
Сияющая от радости Оля сидела на диване в обнимку с родителями.
— А он тебе сюрприз сделать хотел, вот поэтому и не сказал, — предположила мама.
— А действительно, подготовка очень даже ничего, — высказал своё мнение отец.
— В детском доме в музыкальном кружке занимались. Да, с десяти лет, — подтвердил Истомин. — Перерыв, правда, из-за войны был, но форму, как видите, не потерял, и инструмент хороший. Начало века. Год так 1904-й.
Истомин буквально сквозь воздух ощущал огромное напряжение, охватившее отца и мать, постоянно ловя на себе их удивлённо растерянные взгляды. Ещё бы, ведь будущий муж их дочери не просто как брат-близнец похож на пропавшего на Гражданской войне сына, но и голос, манера поведения. Есть от чего прийти в замешательство. Но начинать сейчас разговор было нельзя. Мешала Оля. Хоть бы полчасика.
За окном мелькнул женский силуэт.
— Ой, мама, это же Лиза с работы пришла.
Оля встала с дивана.
— Я к ней схожу?
— Конечно, конечно, моя хорошая. Вы же так давно не виделись.
Вот и отлично, тут как минимум на час, если не больше. Истомин посмотрел на родителей.
— Я вам вашего старшего сына напоминаю Очень похож?
— Какого сына? – насторожился отец.
— У нас только дочка Оленька, — дрогнувшим голосом произнесла мама.
— Владимира – Вальдемарчика, 1894 года рождения. Вы тогда в Петербурге, на Васильевском жили, и фамилия у вас другая была – Истомины. А скрипка, — краткий кивок в сторону книжного шкафа, — это подарок Вальдемару на первый юбилей, в десять лет – 27 января 1904 года. Он потом кадетский корпус окончил, с 1916 года на Германской, штабс-ротмистр. В восемнадцатом вернулся, три недели дома и к Колчаку, в Сибирь. А потом пропал. Либо погиб, либо в эмиграции. Так вот, ни то ни другое. Красноармейская книжка – не моя, у убитого взял, а вас на фотографии увидел. Вы же Оле в госпиталь для пионеров целый фотоальбом прислали. Вот, смотрите, — Истомин задрал рукав гимнастёрки, — две родинки на левой руке чуть выше запястья одна – тёмная, другая – светлая. Я вернулся, я живой.
— Это тебя, сыночек, Господь сохранил.
Мама ещё раз поцеловала Истомина.
— Во времени на двадцать два года в будущее, действительно чудо, — согласился отец. — Что же это за Стоунхенджи такие?
— А с Олей?
— С Олей я сама поговорю, как Вальдемарчик с крушением поезда предложил. Тем более что в то время подобное вполне могло быть, разруха ведь после Гражданской по всей стране была. Так что тут в самую точку. Лучше и не придумаешь. Ладно, пойду праздничный ужин готовить. Детки с войны вернулись.
— А я помогу, — Истомин встал с дивана, — у нас с Олей тушёнка есть, в госпитале на дорогу выдали. Так что покормим сестрёнку вкусненьким.
— Как братик? Вася – мой братик? – Оля растерянно поглядела на маму.
— Да вы что, серьёзно Но ведь у него фамилия и отчество, отчество другое, как же он?
— Так в детдоме записали, — вздохнул Истомин. — Мне же тогда четыре года было. Имя – да, моё. Я его помнил, а остальное так, смутно.
— А когда мы с тобой в госпитале твои фотографии смотрели, ты мне ещё медсестру позвать хотела, думала, что плохо. Тогда и узнал, правда, до конца уверен не был, времени-то сколько прошло, вдруг просто похожие А сейчас поговорили всё точно. И станция рядом, с которой крушение поезда произошло, и дата, и даже родинки на руке.
У Оли на глазах появились слёзы.
— Я же теперь никогда замуж не выйду. Ну кто меня такую возьмёт, инвалида Она уткнулась Истомину в плечо и заплакала.
— Ну что ты, что ты, — Истомин нежно поцеловал Олю в щёку. — Не плачь, не надо. Выйдешь ты замуж, обязательно выйдешь. Ты же очень, очень хорошая. Да, правда? Конечно. Ну что успокоилась? – Истомин ещё раз поцеловал Олю. — А теперь давай ужинать. Праздник сегодня, мы с войны вернулись.
А после ужина Истомин и Оля долго сидели во дворе на скамейке, и Истомин нежно обнимал его и уже не его Олю, и вдруг Оля спросила.
— Слушай, Вася, а как ты узнал, что я в этом же госпитале?
— Как узнал?
Истомин на секунду задумался. «Сказать правду или… А хотя, зачем придумывать»
— Во сне увидел, — и он рассказал ей про своё ночное путешествие.
— Вася, а это не сон был, — с абсолютной уверенностью заявила Оля. — Я тебя тоже видела. Ночью вдруг проснулась, а ты в палате стоишь и на меня смотришь, а сам точно из тумана, и светишься. А Зина, медсестра с нашего этажа, она в ту ночь домой не пошла, а в моей палате на свободной койке спать осталась, тебя тоже увидела. Да как заорёт. Весь госпиталь разбудила. Ей ещё потом, как я слышала, главврач сказал, что если она про привидений болтать не перестанет, он её в дурдом сдаст. Так это что же получается?
— Не знаю, — пожал плечами Истомин, хотя и догадывался о том, что это было. — Просто мы вместе очень хотели быть, и будем, даже привидениями.
— Привидениями, — Оля хихикнула, — нет, привидением я быть не хочу, люди бояться будут, мне и так нравится.
В небе сверкнула падающая звезда.
— Вася, быстрей загадывай желание. Успел?
— Нет, не успел, — честно признался Истомин.
— А вот я успела, целых три. И какие. Чтобы мы немцев побыстрей победили. Чтобы всё у нас. И у всех, всех хорошо было.
— Присоединяюсь, — Истомин поцеловал Олю. — Так оно и будет.