— Вот так, Владимир Викторович, и закончилась моя история. — Инструктором в школу снайперов не взяли, так что с 1942 года в отставке. До конца войны на патронном заводе работал, потом на курсы бухгалтеров пошёл, и до пенсии. В общем, как мы с Олей тогда в сорок втором загадывали, так оно и получилось, что у неё, что у меня. Так как, есть у меня шанс своё настоящее имя вернуть?

— Шанс, — адвокат задумался, — шанс, господин Истомин, есть, но заявление в суд по подобным основаниями подавать нельзя. Сами понимаете. Ведь даже если мы судью во всём, что вы мне тут сейчас рассказали, убедить сможем, то и тогда… Ну нельзя ему будет на этом своё решение строить. В лучшем случае с работы попросят. Не всё же судейское сообщество к аномальным явлениям столь лояльно, и вот поэтому, — адвокат сделал паузу, — мы поступим следующим образом состарим вас на 25 лет, чтобы вы действительно с 1894 года были. Это по свидетельским показаниям установить можно. Кто ещё про вас правду знает Кого в свидетели записать?

— Оля знает, ей родители перед смертью правду открыли. Они у нас долго, почти сто лет прожили, так что она, как сейчас молодёжь говорить любит, давно в курсе.

— Ещё кто?

— Муж Оли, Пётр Яблоков, да, тот самый однополчанин, который благодаря моим советам снова ходить начал, и жена моя Лиза, Олина подруга. Они, правда, про всё это недавно узнали, но тем не менее я с ними уже говорил, в свидетели пойдут.

— Вот и отлично, товарищ Лаптев, — адвокат улыбнулся, — попробуем вам ваше настоящее имя вернуть. Кстати, с наступающим новым годом вас, господин Истомин, после праздников приходите.

— И вас, Владимир Викторович, тоже с наступающим.

— Спасибо.

Настенные часы с гирями пробили шесть.