На дворе лето, а солнце по-зимнему бесцветное и неласковое. Говорят, взрывы на Солнце. Говорят, что всегда и постоянно. Может, врут? Сегодня, похоже, ничего подобного там не происходит.

– Мисс Лариса, вы уезжаете? А я хотел вас повидать, – услышала Лариса явно знакомый ей голос и обернулась. На тротуаре стоял Гольцов, в серой ветровке и с пятном немыслимой расцветки галстука во всю грудь.

– А, привет! – обрадовалась Лариса.

На живца, оказывается, и зверь бежит. Она тут обдумывала, каким образом выловить его, чтобы и эффект был, и эффективность была обеспечена, а он сам откуда-то выпал и стоит всего-то в трёх метрах от неё.

– Добрый день, Лариса. У меня к вам небольшой разговорчик. Вы не могли бы мне уделить несколько минут?

– С удовольствием, Егор Палыч, – мило улыбнулась Лариса. – Но почему вы настаиваете лишь на нескольких минутах? – Она приблизилась к Гольцову и взяла его под руку. – И куда мы отправимся, чтобы вместе прожить эти минуты?

Гольцов смутился. Он, по всей видимости, не ожидал подобных слов от Ларисы.

– Мы могли бы побеседовать в моей машине, – неуверенным голосом проговорил он.

– В машине? – Лариса лукаво прищурилась. – Но с вами, насколько я знаю, опасно уединяться. Я ведь помню тот случай, когда, будучи у меня в гостях, вы едва не соблазнили меня. Вы, Егор Палыч, крепкий опер с упругой харизмой, и далеко не каждая женщина способна вам противостоять. Если вы с сугубой прямолинейностью и упорством танка… Впрочем, что я такое говорю! Да стоит вам только намекнуть, и в душе любой женщины разгорится пожар жутчайшего номера сложности.

Лариса шла рядом с Гольцовым и щебетала самозабвенно. А опер Гольцов смущался и недоумевал. Ему казалось странным, что Лариса, судя по всему, рада его видеть.

– Так куда вы меня тащите, Егор Палыч? – вдруг прервала себя Лариса и остановилась. – Моя машина совсем в другой стороне.

– И моя тоже. Но вы идёте, и я с вами иду, – ответил Гольцов.

– Что ж, – с громким вздохом сказала Лариса, – идёмте к вам в машину за вашим «разговорчиком». Однако учтите, если вы этим вашим «разговорчиком» убьёте во мне всё живое, то я вам этого вовек не прощу. Но я всё же – хоть я девушка и скромная – буду до последнего надеяться, что ваше ко мне дельце – всего лишь предлог, чтобы возобновить наше знакомство.

В машине, как Лариса и предполагала, Гольцов заговорил о Подлесном.

– Лариса, вы помните Дмитрия Ивановича Подлесного? – спросил он.

– В общем, да. Но уже не очень отчётливо.

– Тут он опять оказался замешанным в одну историю.

– Не может быть! В какую же?

– Двойное убийство.

– Да вы что?! – Лариса всплеснула руками и выпучила глаза, как если бы услышанное её безмерно поразило. – Но ведь это же так на него не похоже!

Гольцов решительно возразил:

– Как раз очень даже и похоже. И подобное, как вам известно, имело место быть и раньше.

– Вы ошибаетесь, Егор Палыч. Мне, напротив, известно, что он не участвовал в убийствах. И он, между прочим, говорил мне о ваших заблуждениях в отношении него. Ещё мне известно, уважаемый Егор Палыч, что вам ни разу не удалось доказать вину Подлесного в каких-либо преступных действиях.

Гольцов нахмурился и опустил голову – расстроился. Однако спустя несколько секунд он поднял на Ларису взгляд серо-стальных глаз, в которых светились решительность и упрямство.

– На этот раз он не вывернется, – твёрдым голосом изрёк опер «с упругой харизмой». – И я прижму его!

Гольцов, запрокинув голову, уставился в потолок и надолго замолчал. Вероятно, приносил клятву, довольно длинную. А может, и короткую, но требующую многократного повторения.

– Вы опасный человек, Егор Палыч. Ой-ё-ёй! Я вас даже боюсь. А если вы захотите меня прижать, да так, чтобы я и не вывернулась?

– Вы-то при чём? – удивился Гольцов, не почувствовавший подтекста в словах Ларисы. – Кстати, вы когда его в последний раз видели?

– Ой, давно, Егор Палыч. И можете быть уверены, что к последним его преступлениям я отношения не имею.

– Да я и не думаю. Но я, мисс Лариса, хотел обратиться к вам с просьбой, – проникновенным голосом поведал Егор Павлович и с надеждой посмотрел в глаза женщине.

– Понятно, вы осуществляете вербовочную разработку, вы хотите меня сделать своим агентом, – разочарованно проговорила Лариса. – А я уж навоображала себе чёрт знает что.

– Лариса, это дело могло бы вас заинтересовать. Убит гендиректор фирмы «Натурбойл» Козюков. Не слыхали о таком?

Лариса сдержанно кивнула.

– Слыхала. А каким боком здесь Подлесный? Неужели вдруг занялся торговлей мясными продуктами да и приступил к ликвидации конкурентов?

Гольцов, кажется, не заметил иронии.

– Козюкова нашли в машине небезызвестной вам Марины Григорьевны Бояркиной, – поведал он. – А пользовался машиной якобы Подлесный. Так сама Бояркина пояснила, когда её задержали с трупом в багажнике. Потом, правда, стала отрицать причастность Подлесного к пользованию её машиной. Мол, и она тут ни при чём, и он – тоже. И ещё, Лариса, – Гольцов сделал многозначительную паузу, – обнаружены чётки, принадлежавшие покойнику. Сначала труп Козюкова нашли в машине Бояркиной, потом труп охранника – в офисе Бояркиной, потом люди видели чётки убитого Козюкова в руках Бояркиной.

– В офисе Бояркиной, в машине Бояркиной, в руках Бояркиной. При чём же в таком разе Подлесный? Пользовался он машиной или нет? Вы меня совершенно запутали, Егор Палыч! – Лариса обиженно надула губки.

– Так я же объясняю…

– Или вы мне морочите голову, Егор Палыч? Признавайтесь! – Лариса подалась в сторону Гольцова и томно прикрыла глаза. – Ну же! Вы до сих пор влюблены в меня, Егор Палыч? Да, без сомнения. Сбивчивая речь, потерянный взгляд, учащённый пульс, полагаю, – как я сразу не сообразила? Что ж, попытайтесь меня поцеловать, Егор Палыч.

Лариса правой рукой ухватилась за галстук Гольцова, а левой обняла его за шею. Спустя секунду губы их соединились в поцелуе.

– Лариса! – вскричал Гольцов, лишь только ему представилась такая возможность.

– Достаточно слов! – Лариса пальчиками прикрыла губы, только что выкрикнувшие её имя. – Больше не нужно слов, Егорушка. Вы очень оригинальны в своих ухаживаниях. Я в этом вполне убедилась. Идёмте. Бросьте свою машину, мы поедем на моей. И пускай время замрёт в восхитительной позе данного мгновения!

Лариса открыла дверцу автомобиля и, продолжая ласкать и поглаживать мужчину откровенно призывным взглядом, выбралась из машины. Затем она повернулась и направилась к своему «Опелю», находившемуся в десятке метров позади «пятёрки» Гольцова. Она ещё была в пути, когда за её спиною раздался шум запускаемого двигателя. Лариса в недоумении обернулась. То, что она увидела, сразило женщину наповал – «жигуль» Гольцова, пропуская следовавшую по улице «Газель», покидал место стоянки.

– Вот же гад! – всплеснула руками Лариса и принялась озираться в поисках чего-нибудь такого, чем можно было бы запустить в заднее стекло «пятёрки» с благородной целью пробить его насквозь и поразить подлого мужичонку в затылок насмерть.

Однако ничего подходящего не нашлось, и Лариса, содрав с ноги туфлю, запустила ею в отъезжающие «Жигули». Туфля, сверкнув лакированным чёрным бочком, ударилась о стекло, отскочила под колёса услужливо подвернувшейся «Оки» и беспомощно хрустнула. Вглядываясь в то, что осталось на мостовой после исчезновения «Оки», Лариса едва не заплакала.

– Ну, ты мне заплатишь! – пообещала Лариса. То ли водителю «Оки», то ли водителю «Жигулей» пятой модели.

Если бы в эту минуту ей подсунули подкову и предложили её разогнуть, она сделала бы это с лёгкостью необыкновенной. И кочергу бы в узел завязала. Да она бы голову отвернула! Любую оказавшуюся вдруг в её руках голову представителя мужской половины человечества несколько раз повернула бы на семьсот двадцать градусов и зашвырнула за благоухающие в отдалении мусорные баки!

***

Грязный, вонючий подъезд. Такие подъезды – навсегда. Ныне процветающая цивилизация прекратит своё существование, оставив для последующей лишь мощи святых. А вонючие подъезды – сохранятся. Для всех последующих атлантид.

– Что случилось?

Это был самый первый вопрос, заданный Ларисе открывшим ей дверь Подлесным.

– Может быть, ты позволишь мне войти? – сердито пробурчала Лариса. Затем оттолкнула Подлесного и быстро прошла в квартиру.

Дмитрий посмотрел ей вслед и энергично встряхнул головой. Нет, он не ошибся – она действительно босиком, точнее, в одних лишь колготках. И выглядит растрёпанной и разъярённой мегерой в распахнутой ветровке. Подобным образом, вероятно, выглядят замужние дамы, вынужденные поспешно бежать из собственной квартиры в результате неудачного боестолкновения с мужем.

Но Лариса не состоит в браке. И даже сожителя не имеет.

– Сейчас приготовлю тебе кофе, – сказал Подлесный, решивший не спешить с расспросами ввиду того состояния, в котором пребывала гостья.

Когда он внёс в комнату поднос с двумя чашечками кофе и вазочками с сахаром и печеньем, Лариса, ссутулившись и широко расставив ноги в изорванных колготках, докуривала третью сигарету. Она, правильнее было бы сказать, не курила, а уничтожала сигареты, сжигая их посредством мощных, частых затяжек.

Исподлобья глянув на Дмитрия, Лариса сообщила:

– Видела я Гольцова.

– И что удалось выяснить?

– А ничего. Не получилось у нас разговора. Сейчас вот сижу и думаю, как быть дальше.

– Не получилось? Почему? Не захотел говорить на эту тему?

– Наоборот, – досадливо поморщилась Лариса. – Он, напротив, хотел, чтобы прощупала тебя. Но тут…

Лариса замолчала и хмуро посмотрела на Подлесного.

– Что?

– Короче, тут начался ураган, тайфун со смерчем налетели и утащили его! – выкрикнула Лариса.

– Какой тайфун? Ничего не слышал. Куда утащили?

– Да откуда я знаю?! – рявкнула Лариса, затем схватила чашечку с кофе и отхлебнула. – Ч-чёрт! Горячий же!

– Туфли – тоже смерч? – полюбопытствовал Дмитрий.

– Да, и их – тоже! Что в этом особенного? – продолжала кипятиться женщина.

Подлесный не стал спорить, заметил лишь:

– Да нет, ничего особенного. Америку, например, вон как треплет. И мы, думаю, не хуже.

Неожиданно Лариса резко выпрямилась и, вытянув шею, замерла, словно к чему-то прислушивалась.

– Слушай, такое ощущение, что мы не одни! – с тревогой проговорила она и осмотрелась.

– О-па! – вскричал Подлесный и вскочил на ноги. Он выбежал из комнаты, но вскоре вернулся. – Куда он подевался? Ничего не понимаю.

В эту минуту под кроватью началась какая-то возня, послышались звуки, похожие на сопение животного происхождения. Лариса испуганно вскрикнула. Дмитрий успокаивающе похлопал её по плечу.

– Не волнуйся. Это один мой знакомый. Не пойму только, как он под кроватью очутился. Львом Николаичем его зовут. Сейчас я вас познакомлю.

Выбравшийся из-под кровати Мышенков выглядел не менее оригинально, чем Лариса. Весь в пыли и мусоре, с птичьими перьями и лохмотьями паутины в волосах он вполне мог бы сойти за чердачного бомжа, не окажись на нём белой рубашки и яркого красно-зелёного галстука.

– Добрый день! – вежливо кивнул Ларисе Мышенков. – Я прошу прощения за мой вид, но тут так вышло…

– Ты какого чёрта под кроватью прятался? – потребовал ответа Подлесный.

– Звонок в дверь… – замялся Мышенков. – Звонок был таким, э-э, яростным, что ли, что я решил принять некоторые, как говорится, меры.

– Меры! Ха-ха! Юморист ты, Лев Николаич. – Дмитрий повернулся к Ларисе. – Лев Николаевич работает у Бояркиной. Тоже, можно сказать, жертва известных событий. И тоже домой боится являться. Там у них вчера разборки со стрельбой происходили. Бандиты, стрельба, милиция, допросы – всё как в лучших боевиках Голливуда и Мосфильма.

– Ну-ну, рассказывай, – предложила Лариса.

– Да Лев Николаевич сам тебе и расскажет. Да, Лев Николаич?

– Конечно-конечно, – охотно подтвердил Мышенков. – Только позвольте, я приведу себя в порядок. Предстать перед дамой в таком виде – это просто невозможно.

– Да уж предстал, – рассмеялся Дмитрий.

Мышенков, неловко семеня, удалился в ванную.

– Что это? – брезгливо скривилась Лариса.

– У Бояркиной работает. Считается крупным специалистом. Встретил его вчера около их офиса. Бежал по улице и озирался. Я его поймал и сюда притащил, чтобы потрепаться в спокойной обстановке.

– Почему же он домой боится идти? – спросила Лариса.

– Да как раз из-за вчерашних событий. Похоже, на подозрении не только я и Бояркина, но и остальные члены их гадюшника.

– Что можешь сказать о его морально-этических качествах? – Лариса понизила голос. – По-моему, мерзавец ещё тот.

– Мне он тоже никогда не нравился. Я давно говорил Бояркиной, чтобы гнала его подальше от себя. Одно время он даже подозревался в организации покушения на Бояркину. По крайней мере, «заказавшая» Бояркину бабёнка, она тоже у Бояркиной работала, была его любовницей.

– Очень интересно, – задумчиво проговорила Лариса. – Что ж, ладно, послушаем этого субчика.

Потом Лариса расспрашивала Мышенкова обо всём, что ему могло быть известно в связи с трагическими событиями, происшедшими в офисе их салона. Мышенков послушно отвечал на все вопросы журналистки, однако был довольно сдержан и с виду печален. По окончании допроса Лариса остановила на Подлесном многозначительный взгляд и констатировала:

– Прекрасно. Можно сделать кое-какие выводы.

– Ну-ну, мы слушаем, – с готовностью откликнулся Дмитрий.

– Что вы слушаете? – язвительно усмехнулась Лариса. – Сейчас я, сидя перед вами в таком-то вот виде, – Лариса пошевелила пальцами ног, торчащими из разодранных колготок, – буду итоги подводить и выставлять оценки? Да?

Подлесный пожал плечами. Курить, пить кофе и вести расспросы-допросы она может в «таком-то вот» виде, а подводить итоги и делать выводы – нет, как выясняется.

– Вот именно что, – резюмировала Лариса и, не обращая внимания на присутствие мужчин, принялась сдирать с себя колготки. – Мне необходимо принять душ. Кстати, никто из вас мне спинку не потрёт? Дима, может быть, ты?

– Пожалуйста, – согласился Дмитрий, с недоумением глядя на Ларису. Какая нахалка, однако! Уж не собиралась ли она Мышенкова под душ с собою затащить? А что, у неё сбудется.

– Шутка. Это же, Димочка, шутка, – усмехнулась Лариса, когда они с Подлесным вошли в ванную и закрыли за собою дверь. – Тем более, речь не только о том, чтобы спинку потереть. Понял? – Лариса принялась расстёгивать на Дмитрии брюки. – Ты понял? Не только об этом.

– О чём же ещё? – заулыбался Подлесный.

– Да о том, что мне твой Лев Николаич не понравился.

– Почему же? Это же прекрасно, когда их много, мужиков-то. Хороших и разных.

– Идиот! Я о том, что он порядком темнит, наводит тень на плетень. Тебе разве так не кажется?

– Да есть немного, – согласился Дмитрий.

– Немного! Если бы немного. Да более чем достаточно, чтоб ты знал, проницательный ты наш. С ним надо говорить в стиле мрачного средневековья. Вот так вот. Колоть его до самой… Ну ты понял. Звонок его мой, видите ли, испугал! Под кровать, видите ли, загнал его мой звоночек в твою дверь! Козлы!

– Кто козлы? – не понял Дмитрий.

– Он – козёл номер раз, ты – козёл номер два. Тебе ещё сколько времени требуется, чтобы раздеться?

Дмитрий быстро избавился от одежды, но вдруг спохватился:

– Подожди, я сейчас одну вещицу притащу. Я тут мимо секс-шопа проезжал. В пакете на вешалке…

Обернувшись полотенцем, он выскочил из ванной и ринулся к вешалке, однако тотчас и остановился – поразила представшая его глазам картина.

– Ты куда? – удивлённо спросил он у Мышенкова, замершего у входной двери с ботинком в руках. Да, Мышенков надел плащ и шляпу и теперь обувается, чтобы куда-то отправиться. – Ты уходишь? И не простившись?

– Да, мне надо. Срочно. Тут одна знакомая заболела, – ответил Мышенков не вполне уверенным голосом. – В общем, спасибо за приют. Да. Но мне надо идти.

Дмитрий приоткрыл дверь ванной и сообщил:

– Лариса, Лев Николаич уходит.

– Что?! – вдруг заорала Лариса. – Держи его! Держи! Я сейчас!

Подлесный и Мышенков разом посмотрели друг на друга. Подлесный круглыми от удивления глазами, Мышенков – круглыми от испуга глазами. Потом Мышенков быстро отвернулся от Подлесного и, сунув ботинок между коленей, принялся отпирать замки. Столь поспешные действия Льва Николаевича в сочетании с диким криком Ларисы вынудили Дмитрия принять меры к тому, чтобы воспрепятствовать неожиданному уходу гостя. Он приблизился к Мышенкову и тронул его за плечо.

– Лёва, подожди уходить. Слышь? Лариса чего-то там хотела.

И за плечо-то лишь чуть тронул, и слова произнёс вежливые и безобидные, однако Мышенков отреагировал исключительно неадекватно – он вдруг развернулся и двумя руками отпихнул от себя Подлесного. Да так сильно, что Дмитрий отлетел на пару метров и грохнулся на пол. И откуда столько силы взялось в рыхлом теле этого интеллигентишки? Поойкав, Подлесный поднялся на ноги, подобрал слетевшее с него при падении полотенце и торопливо обернул его вокруг бёдер.

Мышенков же уже справился с замками и распахнул дверь.

– А ну стой! – закричал Дмитрий, бросился к Мышенкову и сделал попытку ухватить того за плащ. Не получилось. Секунда – и Мышенков уже на площадке. – Вернись, гад!

Орать бесполезно. Остановить беглеца возможно лишь силой. Надеть штаны, догнать и вернуть. Но тут появившаяся из ванной Лариса внесла коррективы в его план.

– Давай догоняй! Уйдёт же! – И она вытолкала полуголого Дмитрия из квартиры.

Мышенков – возле двери лифта. Увидав Подлесного, он отскакивает влево и начинает бежать по лестнице вниз. Дмитрий кидается следом. «Кидается» – не совсем точное слово. Но всё же он спешит. Боязливо семеня босыми ногами и придерживая набедренную повязку.

Будь он одет подобающим образом, то настиг бы этого увальня Мышенкова в несколько прыжков. А так… Вот уже четвёртый этаж миновали, за ним третий… И вдруг Подлесный осознал, что ещё чуть-чуть и Мышенков станет недосягаем. И в самом деле, если вырвется беглец-подлец из подъезда, то погоню придётся прекратить. Не бежать же по улице в этаком-то виде.

– Стой! Стрелять буду! – прорявкал Подлесный и в эту секунду увидел немолодую даму, которая, раскинув в стороны руки, отягощённые переполненными пакетами, пыталась поглубже вжаться в стену.

– О-о-ой! – пискнула она.

– Здрасьте! – бросил перепуганной женщине Дмитрий, подсознательно желая, очевидно, успокоить её.

А Мышенков, подстреленный грозным окриком, оступился и раз, и второй, а потом и вообще кувырком полетел по бетонным ступенькам вниз. Дмитрий возликовал. Однако ликование его длилось очень непродолжительное время – он также оступился, не попав ногою куда следовало.

Побитые жёсткими ступеньками, громко постанывающие Подлесный и Мышенков вяло барахтались на пыльном и заплёванном полу площадки первого этажа, когда из кабины лифта вышла одетая в одну лишь свою незначительной длины ветровку Лариса.

– А ну встать оба! – приказала она. Убедившись, что распоряжение её выполнено, повелела: – В лифт! А ты, Дима, прикройся! – Присев, она двумя пальчиками подняла полотенце и протянула его Подлесному.

Возвращённый в квартиру и усаженный в кресло Лев Николаевич Мышенков послушно и безропотно выполнял все команды Ларисы. Но лишь до поры до времени. Вскоре после ухода Подлесного в ванную он вдруг встрепенулся, замысловато дёрнувшись всем телом, затем глянул на часы и вскочил на ноги. Лариса отреагировала мгновенно, она также выскочила из кресла и загородила выход из комнаты.

– Отпустите, умоляю, у меня знакомая заболела! Я очень вас прошу! – заканючил Мышенков. – Пожалуйста!

– Место! – Лариса пальцем указала Льву Николаевичу его место.

– Прошу вас… Знакомая… Тяжёлое состояние… – бормотал тот и при этом вытирал обильный пот со лба.

– Вызови ей врача. Дать телефон?

– Нет, я должен лично отсюда… Я должен сам туда убыть… Прибыть туда сам…

– Отсюда убыть, туда прибыть, – презрительно передразнила Мышенкова Лариса. – Не сыпь мне пудру на мозги. Говори, куда и зачем собрался. Почему бежишь? Ты понял, что я не Дима, что я отожму тебя как половую тряпку перед применением, и решил рвать когти. Ты мне всё расскажешь, всё, что не пожелал сказать Димке!

– Я – потом. Если есть вопросы. Я позвоню. Прошу вас! – Лев Николаевич сделал робкую попытку обойти Ларису.

Лариса быстро расстегнула молнию ветровки, под которой не было ни белья, ни одежды какой-либо, а затем распахнула полы её таким образом, что основательнейше перекрыла дверной проём.

Мышенков, не привычный, по-видимому, к нагой женской красоте, зажмурился. Однако попытки покинуть комнату не оставил. Выставив перед собою руки, он попробовал наощупь отыскать лазейку. Лариса глаз не закрывала, поэтому ей не составило большого труда сделать так, чтобы одна из рук Мышенкова наткнулась на её обнажённую грудь.

– Ой, простите! – вскрикнул Лев Николаевич.

– Простите?! Да что вы себе позволяете?! – возмутилась Лариса. – Да в любой демократической стране за такие грязные домогательства!..

– Но вы же сами… – забормотал Мышенков, затем посмотрел на часы и дико вытаращил глаза. Лариса подумала, что сейчас он упадёт в обморок. Однако Лев Николаевич в обморок не упал – он заорал, причём абсолютно диким голосом: – А-а-а! – И бросился вперёд, напролом.

В следующее мгновение Лариса была сбита с ног. Падая, она вцепилась в голень правой ноги Мышенкова и зарычала. Лев Николаевич, ответно зарычав, принялся вырывать захваченную женщиной конечность. Не получилось, и он устремился к выходу из квартиры с четырёхпудовым грузом на ноге. Скорость его движения была существенно ниже средней скорости пешехода, в связи с чем Подлесный, взволнованный донёсшимся до него шумом, сумел выбежать из ванной ещё до того, как Мышенков достиг входной двери.

Лев Николаевич был повержен на пол, затем связан шарфом и волоком доставлен к тому самому креслу, из которого он и совершил свой дерзкий побег.

И опять последовали слёзные мольбы Мышенкова отпустить его. Это продолжалось несколько минут, потом он завертел головой по сторонам, словно что-то хотел отыскать взглядом, обнаружил настенные часы и громко завопил:

– Надо уходить отсюда! Срочно! Прошу вас!

– Это почему же? – спросила Лариса.

– Надо! Я потом объясню! Прошу вас! Быстрее!

– Не знаю, когда ты будешь объяснять, но выслушаем мы тебя сейчас, – строго сообщила пленнику Лариса.

– Сейчас сюда приедут нехорошие люди! – чуть ли не рыдая, выговорил Мышенков.

– Кто?

– Эти… Которые из «Натурбойла»!

– Зачем?

– Они узнали, что Дмитрий тут от них скрывается!

– Каким образом они узнали?

Лев Николаевич, не ответив, опустил голову. Лариса многозначительно посмотрела на Подлесного.

– Понял? Ты понял, кого ты привёл в своё логово, простодырый?

– Надо уходить! – вновь затрепетал Мышенков.

– Да. Быстро собираемся. Дима, только самое необходимое!.. – приняла командование на себя Лариса. – Этого пока не развязывать. А сам – пулей. Даю три мгновения на сборы. И принеси мне мои ремки из ванной.

В дверь позвонили.

– Не открывайте, – всхлипнул Мышенков, – пока я тут!

– Вот сволочь, меня заложил, а теперь – «не открывать»! – возмутился Подлесный и, не удержавшись, пнул Мышенкова ногой. Затем пообещал: – Сейчас приоткроем дверь и выбросим тебя. Ты будешь если и не последней, то уж, во всяком случае, первой жертвой.

Лев Николаевич снова запоскуливал.

– Да тише вы! – угрожающим шёпотом приструнила мужчин Лариса. – Все передвижения – только на цыпочках. И ни звука! Полная тишина в эфире! Дверь ломать они не будут.

– Они работают в контакте с милицией, поэтому могут их пригласить, – высказал предположение Подлесный.

Опять стали звонить в дверь, теперь уже более требовательно. Трое в квартире слушали звонки и молчали. Лариса внимательно посмотрела на Подлесного, потом перевела взгляд на Мышенкова. Подлесный не желает встречи ни с козюковцами, ни с работниками правоохранительных структур. А Мышенков? То, что не хочет повидаться с этими, которые за дверью, – это ясно. А как он относится к встрече с ментами? Не горит, пожалуй, желанием, однако и не боится их, вероятно, так, как бандитов.

– Дима, – негромко произнесла Лариса, которой вдруг в голову пришла занимательная мысль, – предлагаю следующее. Ты сейчас по карнизу уйдёшь к соседу справа. Там живёт этот слесарь Петя, который никогда не закрывает форточку. Ну, ты его знаешь.

Подлесный вкинул удивлённый взгляд на Ларису и открыл рот, чтобы огласить несколько подступивших к горлу вопросов, однако заметил, что женщина подмигивает ему. И вопросы задавать не стал, лишь прокашлялся.

Лариса сочла возможным продолжить.

– Ты пройдёшь по карнизу и пролезешь в форточку. И там переждёшь. А я впущу этих зверей. Как только войдут сюда, уйдёшь через чердак. А то вдруг они около подъезда кого-то оставили.

– Не надо впускать! – жалобным голосом высказал своё мнение Мышенков.

– Ты молчи вообще! – зашипела на него Лариса. – Дима уйдёт, я открою дверь – и наговоришься. Я уже поняла, что имеется, что сказать этим костоломам.

И снова пошли почти непрерывные звонки в дверь. Кроме того, стали барабанить кулаками.

– Я тоже через форточку на карниз!.. – затрепыхался Мышенков.

Лариса беззвучно рассмеялась.

– Камикадзе. Дима, он самый настоящий камикадзе. Каскадёр ты наш желеобразный, – обратилась она к Мышенкову, – пойди, во-первых, и ознакомься с шириной карниза, который десять сантиметров. Представляешь, где твой центр тяжести окажется? Во-вторых, размеры форточек в наших домах рассчитаны не на сытых буржуйчиков, а на голодных люмпенов и маргиналов.

– Дмитрий мне окно откроет, – неуверенно проговорил Лев Николаевич.

Подлесному и Ларисе стало смешно. Этот жук окончательно разум утратил.

Лариса насмешливо спросила:

– После всего, что ты для него сделал?

Лев Николаевич смущённо потупился. Потом он вскинул полные мольбы глаза и предложил:

– Давайте по ноль – два позвоним! В присутствии милиционеров они не посмеют! У меня тут мобильник. – И Лев Николаевич скосил взгляд вправо и вниз.

– Да сейчас милиция не ласковее бандитов, – заявил Подлесный.

После этих слов он подошёл к Мышенкову, обшарил его карманы и забрал мобильник. Затем Подлесный приблизился к телефонному аппарату, взялся рукою за шнур и посмотрел на Ларису. Та кивнула, и Дмитрий решительным движением оборвал провод. Мышенков закрыл глаза и побледнел.

– Сваливай, Дима, – распорядилась Лариса.

Дмитрий, только-только присевший в кресло, нехотя поднялся и с надеждой поглядел на Ларису – может быть, она снова подмигнёт, и можно будет рассчитывать, что удастся избежать опасного путешествия по карнизу? Лариса тоже встала и направилась к балконной двери.

Когда они вдвоём оказались на балконе, Лариса шепнула:

– Коробки видишь? Спрячешься за ними.

Дмитрий обрадованно кивнул, затем спросил:

– Что собираешься делать?

– Посекретничать с твоим Львом Николаичем в формате один на один. Сейчас он будет говорливей самой наибазарнейшей бабы.

Убедившись, что Подлесный укрылся за тремя картонными коробками довольно удачно – от двери, во всяком случае, не видать, – Лариса возвратилась в комнату. Вопросительно вытаращившемуся на неё Мышенкову, облегчённо выдохнув, сообщила:

– Едва не сорвался. Но всё-таки получилось.

– Может, и я… – робко ворохнулся в кресле Мышенков.

– Только не проси меня развязать тебе руки. А то посадят меня за соучастие в твоём самоубийстве, – издевательски произнесла Лариса. – Да поспеши. У тебя ровно столько времени, сколько мне требуется, чтобы дойти до двери.

– Нет-нет-нет, не надо! – всполошился Лев Николаевич. – Простите меня, прошу вас!

– Мы же деловые люди. Давай баш на баш. А то – «прошу вас, простите». Рассказываешь мне то, что тебе не хочется рассказывать ребятам за дверью, а я делаю всё, чтобы помочь тебе выбраться отсюда.

– Я ни в чём не виноват!

– Бежишь зачем? Прячешься – почему? – Ларису уже стало тревожить довольно продолжительное отсутствие звонков и стука в дверь. Однако тут опять люди за дверью дали о себе знать. И очень настойчиво. Лариса сурово глянула на заелозившего в кресле Мышенкова и прошипела: – За что ты задушил Козюкова?

Мышенков дёрнулся, словно от удара.

– А?! Что?! Да вы что?! Да как вы могли?.. Как можно такое?.. – он повёл головой справа налево и обратно, чтобы не задохнуться.

– Я не дура. И всё понимаю. Это лопоухого Диму ты можешь дурить! Но не меня! – Лариса сделала паузу. – И не бандитствующих холуев Козюкова, как ты, полагаю, догадываешься, – злорадно добавила она.

Лев Николаевич покрылся смертельной бледностью. Лариса направилась к выходу из комнаты.

– Подождите! – простонал Мышенков.

– Ну?

– Пообещайте мне… – начал Мышенков.

– Говори! – рыкнула Лариса.

И Лев Николаевич заговорил. Сумбурно, перебивая самого себя, он поведал о событиях того вечера, когда Козюков нашёл свою смерть. Закончив, он с мольбой посмотрел на Ларису.

– Вы мне верите?

Лариса со скептическим видом пожала плечами. Если она заявит, что безоговорочно поверила ему, то этот субъект, пожалуй, вообразит, что и козюковцы тоже проникнутся доверием к его версии. С усмешкой она спросила:

– Если это так, то зачем затолкал труп в багажник чужой машины? Нестыковочка тут получается, согласись.

– Но ведь это же она заманила его! – горячо зашептал Мышенков. – И разве не было бы справедливым, чтобы она и отвечала за всё?

– Ты ненавидишь Бояркину, – сделала вывод Лариса. – И ты воспользовался возможностью напакостить ей. Но случился прокол. Ты прокололся, ненаглядный, со злосчастными чётками и празднуешь труса, ибо хочешь жить и процветать.

– Просто – жить, – поправил Ларису Мышенков. – Эти бандиты убьют ещё до того, как выяснят правду. Или умру от пыток, так как не выношу боли. Совершенно. И если кровь…

– Понятно, боли и крови ты не выносишь. Своей. А вот если бы это случилось с Бояркиной или Подлесным – тогда другое дело. Кстати, затихли твои враги. Видимо, убрались. Но, надо полагать, не окончательно. У подъезда, думаю, выставят пост.

– Что же делать?

– Морщить лоб и чесать репу. Сейчас позову Димку. Две головы хорошо, а три – лучше.

Лариса отправилась на балкон. Лев Николаевич проводил её недоумённым взглядом.

Возвратившись с Подлесным, Лариса указала пальцем на Мышенкова и сказала:

– Вот, Дима, твой избавитель. Оказывается, уважаемый Лев Николаич обладает эксклюзивной информацией, свидетельствующей о твоей непричастности к убийствам.

– Да ну? А почему он ничего не сказал?

– Сделай умное лицо и догадайся.

Подлесный последовал совету Ларисы, для чего нахмурил лоб и выпятил губы. Выходит, Мышенкову известны какие-то факты, подтверждающие его, Дмитрия Подлесного, невиновность в двух убийствах, однако Лев Николаевич почему-то не спешил их обнародовать. Впрочем, тут вопроса нет. Подлец он, Лев Николаевич этот сволочной. И ненавидит как Бояркину, так и его, Дмитрия Подлесного.

И вдруг его пронзила неожиданная мысль.

– Он? – Дмитрий вопросительно ткнул пальцем в темечко Мышенкову. – Это он грохнул Козюкова? Да? Так? За что?

– Давай не будем забегать вперёд, – попридержала его Лариса. – Сейчас откроем бутылочку, сядем, и он нам всё расскажет. Не спеша, подробно и обстоятельно, в духе великого своего тёзки Льва Толстого.