Сотрудники салона «Фея», проведя полубессонную ночь, наутро выглядели далеко не лучшим образом. Барыбенко, опившийся пивом, утратил свою обычную порывисто-суетливую подвижность и то да потому икал, чем просто бесил раскисшую Катю, которая без привычных для неё утренних процедур, а также возможности сменить бельё и сорочку стала заметно менее терпимой к человеческим недостаткам.

– Александр Артурович, в приёмной директора попрошу не икать. Это вы можете сделать в своём кабинете, – безапелляционным тоном заявила она, набирая номер домашнего телефона Людмилы Александровны.

Бояркина, узнав, что телефонную связь опять не удаётся установить не только с Мышенковым, но и с Людмилой Александровной, помрачнела и тоже сердитым голосом потребовала от Барыбенко прекратить икать.

Однако несмотря на царившее в офисе напряжение, день прошёл относительно спокойно. Более того, около одиннадцати часов охранник доложил Бояркиной, что джип бандитов, безотлучно находившийся напротив их окон со вчерашнего вечера, куда-то, резво сорвавшись с места, умчался.

Периодически подъезжавшего на непродолжительное, как правило, время «Мерседеса» тоже сейчас поблизости нет. Барыбенко, явившийся случайным свидетелем разговора Бояркиной с охранником, моментально активизировался и с удвоенной энергией заныл, упрашивая непреклонную начальницу отпустить его домой.

В девятом часу вечера все сотрудники салона во главе с Мариной Бояркиной покинули офис. На выезде «Вольво» никто не остановил, преследования также не было.

И вообще жизнь в городе была обычной. Двигались автомобили, то быстро, то не очень. Шли, брели и бежали люди. Сверкала, мигала и звала реклама, и манили вывески кафе и ресторанов. Возможно, конец света отменён окончательно и бесповоротно. Возможно, готовится новая редакция Апокалипсиса.

***

Ларисе стало известно, что одна из пуль, выпущенных Никитой вслед убегавшему Подлесному, попала в Льва Николаевича Мышенкова. Она вошла ему в спину, едва не зацепив позвоночник, пробила левое лёгкое, жёстким бочком своим задела сердце и выскочила наружу, чтобы, вдобавок ко всему, повредить ещё и дверной косяк. Пострадавший жив, однако абсолютной гарантии того, что он не умрёт в результате полученного ранения, нет.

Сотрудник рубоповской пресс-службы, сообщивший данные сведения, поведал Ларисе также и о том, что преступление совершено в условиях очевидности, имеются свидетели и есть все основания полагать, что преступник будет установлен и понесёт заслуженное наказание.

– А преступником назначен, очевидно, гражданин по имени Дмитрий Иванович Подлесный? – не без сарказма проговорила Лариса.

– В интересах следствия имя… имена подозреваемых не разглашаются, – с заминкой ответил сотрудник пресс-службы и поторопился закончить разговор.

Выслушав сообщение Ларисы о том, что ей удалось узнать о Мышенкове, Дмитрий Подлесный совершенно естественным образом расстроился. Однако Лариса считала, что отчаиваться оснований пока нет. Во-первых, Мышенков ранен, а не убит, и, следовательно, ещё велика вероятность того, что он даст показания. И как раз те, которые и требуются, а именно – правдивые. Во-вторых, что-то можно сделать на данном этапе и самим.

– Например? – спросил Подлесный.

– Например? Пожалуйста. Ты, к примеру, можешь изложить на бумаге или записать на видео или аудиокассетку свои показания. Это раз. Кроме того, можно попытаться проникнуть к раненому и попросить у него интервью.

– Интервью ты будешь брать? – поинтересовался Дмитрий.

– Не обязательно. Тут надо подумать. Возможно, целесообразней будет заслать к умирающему мерзавцу тебя.

Они ещё поговорили на эту животрепещущую тему, а затем Лариса отбыла по своим делам, оставив Подлесному диктофон и наказав ему записать свою версию случившегося, а кассету отвезти к её дому и опустить в почтовый ящик.

– А я созвонюсь с Гольцовым, – пообещала она, уходя.

***

Людмила Александровна хорошо помнила инструкции, полученные ею от Марины Григорьевны, и ничуть не сомневалась, что сделает всё от неё зависящее, чтобы отыскать Льва Николаевича. Вообще, она была более чем уверена в себе. Даже когда перебиралась через двухметровый забор под звуки удивлённых возгласов четверых малолетних детей, игравших в свои детские игры неподалёку, на лице её были не напряжение и испуг, а светилась самодовольная усмешка. И в вестибюль станции метро она вошла весело и легко. Легко, конечно, настолько, насколько позволяли её возраст (сорок три года) и комплекция (девяносто девять килограммов).

Оказавшись в метро, она решила позвонить Мышенкову домой. Правда, в последний раз звонили всего лишь двадцать минут тому назад, когда трубку никто не снял. Ну и что? Двадцать минут назад там никого не было, а теперь, возможно, Лев Николаевич уже дома. И пока она не нырнула туда, где радиоволны практически бессильны, можно сделать ещё одну попытку.

Однако Мышенкова опять не оказалось. Зато дома уже была его жена Тина Алексеевна, которая на вопрос о местонахождении Льва Николаевича почему-то ответила несколько замысловато и после длительной паузы. Она произнесла следующее:

– В виду некоторых обстоятельств Лев Николаевич решил воспользоваться своим правом не явиться домой.

– Когда же он будет? – спросила Людмила Александровна.

– Это мне не известно, – ответила Тина Алексеевна. – И вообще, у меня дурные предчувствия. Очень дурные, уважаемая коллега моего мужа. Это началось ещё вчера, а когда закончится, я не знаю.

– Лев Николаич вам рассказывал, что у нас тут произошло?

– Нет, он ничего не сказал. Но что-то экстраужасное, и это я знаю. Я слышала его голос, который совсем не его голос.

– Когда он появится, передайте, чтобы мне перезвонил, Тина Алексеевна. Меня Людмилой Александровной зовут. Хоть на сотовый, хоть на домашний. Хорошо?

– Я надеюсь, что он ещё позвонит, – ответила Тина Алексеевна и, не прощаясь, положила трубку.

Разговор с Тиной Алексеевной почему-то взволновал Людмилу Александровну. Заняв место в вагоне метро, она с тревогой осмотрелась кругом. И неожиданно встретилась глазами с тяжёлым и злым взглядом сидящего напротив неё мужчины. Людмила Александровна отвернула голову в сторону, решив на злого пассажира больше не смотреть.

Но потом, спустя минуту, вновь посмотрела. И не без удивления обнаружила, что мужчина по-прежнему сверлит её взглядом, переполненным ненавистью, причина которой была необъяснима, загадочна и оттого особенно пугающа. Людмила Александровна выбежала из вагона на ближайшей же остановке и заскочила в поезд, следующий в обратном направлении.

Добравшись, наконец, домой, она заперла дверь на все имеющиеся засовы, включая и цепочку, позвонила Вадику, приходящему бой-френду, как она его называла, запретив ему сегодня к ней являться, и, вынув из холодильника бутылку водки, осушила её процентов на восемьдесят всего лишь в течение каких-нибудь десяти минут и практически без закуски. С трудом добравшись до кровати, она тяжело повалилась поверх покрывала и моментально уснула.

Пробудившись около двух часов ночи, она допила оставшуюся водку и распечатала вторую бутылку. Спустя полтора часа водки не осталось, однако самочувствие Людмилы Александровны не улучшилось. Она даже не опьянела. Трезвая и испуганная, она без сна проворочалась в кровати до утра, а в восьмом часу, когда подъезд дома потихоньку начал оживать, сбегала в магазин и купила две бутылки «Гжелки» и три килограмма пельменей. Возвратившись домой, она опять со всей основательностью блокировала дверь, отключила телефоны, выпила стакан водки и принялась варить пельмени.

Пришла в себя она лишь в середине следующего дня. И тотчас позвонила Мышенкову домой. От Тины Алексеевны, говорившей голосом убитой горем женщины, она узнала, что Лев Николаевич тяжело ранен и теперь врачи борются за его жизнь.

***

Марина Бояркина пребывала в ужаснейшем состоянии. Несколько минут тому назад она плакала. Сначала на глаза навернулись слёзы, а потом вдруг прорвались поразительно жуткие, удушающие рыдания. Кое-как залив эту безобразную вспышку горя минеральной водой, а затем и коньяком, она принялась торопливо приводить себя в порядок. С минуты на минуту ожидалось прибытие полчаса назад позвонившего клиента, которого ей придётся принять самой, так как сделать это больше некому. Кроме Кати, разве что.

А Барыбенко взял больничный. Скотина Барыбенко взял больничный, а Людмила Александровна где-то шлындает и непонятно чем занимается. В четыре часа она позвонила Кате и сообщила, что Мышенков весь изранен какими-то бандитами и собирается помирать. Сначала Марина подумала, что, возможно, Людмила Александровна взялась за старое и отправилась в запой, откуда и телефонирует, руководствуясь нашёптываниями повылезавших из углов чёртиков, однако после звонка Кати жене Мышенкова стало понятно, что переданная Людмилой Александровной информация о Льве Николаевиче вполне достоверна. Похоже, отстрел сотрудников салона «Фея» начался, сделали один и тот же вывод директор салона и секретарь, обменявшись красноречивыми взглядами.

И вот теперь Марина Бояркина не сумела сдержать рыданий, хотя и крепилась изо всех сил. В отличие от Кати. Та в течение последних полутора часов уже дважды или трижды всплакнула.

Клиент, оказавшийся симпатичным шатеном тридцати – тридцати пяти лет, дорого и безупречно одетым, явился около шести часов вечера. Причина, побудившая его обратиться в салон «Фея», в устах этого холёного и франтоватого молодого мужчины выглядела как-то не очень правдоподобно.

– Присох к проститутке, дорогая Мариночка, – сообщил он с усмешкой.

– Как же это произошло, Станислав? – не сумела скрыть удивления Марина.

– Я, Мариночка, сам не понимаю, – улыбаясь лучезарно, ответил клиент. – И хоть бы супер, а то так себе – из двоих выбрал.

– На улице? – не удержалась от вопроса Марина.

– Да нет, в сауне. Сауна клубного типа. Бываю там иногда. Сауна, бассейн, бильярд, как правило. А тут решил, понимаете ли, ещё и девочку взять – ломка достала.

– Ломка? Вы хотите сказать…

– Да нет, Мариночка, что вы. Меня семейная моя ситуация ломает. С женой у нас прохладные очень, мягко говоря, отношения, – пояснил Станислав и обаятельнейше улыбнулся. – В общем, не спим вместе. И уже давно. Она, понимаете ли, тантрический секс предпочитает. Ляжет на пол, согнёт ноги в коленях и давай тазом двигать. Вверх – вниз, вверх – вниз. Да так быстро, знаете ли. И мускулистая такая стала. Наощупь – боксёр типичный. Что делать, не знаю.

– Вы хотите восстановить отношения с женой? – спросила Марина.

– С женой? – Станислав как бы даже удивился вопросу. – С женой – потом. Мне бы от девицы этой оторваться. Меня же теперь никакие другие женщины никоим образом не волнуют. Вообще. Просто не существуют. – И мужчина мило улыбнулся, окидывая Марину тёплым взглядом.

«Врёт, наверное, – почему-то подумала Марина. – Сейчас вот возьму и проверю».

Клиент, прочитавший, по-видимому, её мысли, сделал грустное лицо и сказал:

– Вот даже вы, Мариночка, представьте, бессильны. Хотя я вижу и умом понимаю, что не произойди со мной такого несчастья, то всё было бы иначе. И при одном взгляде на вас, Мариночка… Да что там говорить! – Станислав грустно вздохнул.

– Станислав, вы предполагаете, что со стороны этой… девушки имело место принятие каких-то специальных мер, чтобы вас привязать к себе?

– Ну, я не знаю. Вам, раз вы такими делами занимаетесь, проще было бы разобраться. Кстати, Мариночка, мы могли бы сейчас проехать, чтобы на месте посмотреть.

– Куда проехать? – не поняла Марина.

– В сауну, конечно. Я позаботился о том, чтобы она сейчас там находилась, – сообщил Станислав.

– Эта девушка?

– Да.

– Но это совсем не обязательно. Чтобы защитить вас от негативных воздействий, от приворотов и секспривязок, если таковые имели место быть в данном случае, не требуется непосредственной работы с той девушкой. Остуды возможны…

– И всё-таки мне хотелось бы, чтобы вы на неё взглянули сами, – принялся настаивать Станислав. – Один мой приятель, например, говорит, что у неё взгляд какой-то особенный, как у колдуньи, что ли. Я, Марина, заплачу, сколько необходимо.

И Марина Бояркина, несмотря на одолевавшие её дурные предчувствия, позволила Станиславу уговорить её отправиться с ним, чтобы лично познакомиться с «присушившей» его проституткой по имени Нателла.

***

Погода просто чудесная. И многие прохожие это прекрасно понимают. Некоторые даже улыбаются. Идут и улыбаются.

– И какова цель? С какой целью вы меня пригласили? – официальным тоном проговорил Гольцов, усаживаясь рядом с Ларисой, вполоборота к ней.

Лариса рассмеялась.

– Не бойся. Цель – другая. Кстати, реагируй на импульс, переходи на «ты». Ты всё «выкаешь» да «выкаешь» в меня. Как будто первый день знакомы. А я ведь, Егорушка, влюбилась. Да, я втрескалась, как малолетка.

– В кого? – проявил любопытство Гольцов.

– Да в тебя же!

Гольцов непроизвольно отшатнулся от женщины и удивлённо вытаращил глаза.

– В каком смысле? – пролепетал он.

– Именно в том самом. Увы и ах. Как раз именно в том смысле, когда всё вокруг окрашивается в лирические цвета. Это сначала – в лирические цвета, а потом, ты знаешь, налетает вихрь свежих ощущений, появляются из ниоткуда дерзкие желания и первородные инстинкты, и ты чувствуешь вкус весеннего ветра и запах красного вина заката. Вот такая поэзия, Егорушка, получается. Понимаешь? – Лариса повернулась вправо и чуть подалась в сторону Гольцова. – А ты, Егорушка, чувствуешь, как всё вокруг заполняется аурой нежности и страсти?

Гольцов чувствовал. И нежность, и страсть, которые хлынули на него мощной волной. Однако устремиться навстречу стихии он не спешил. Напротив, он, кажется, готов был выскочить из машины и спастись бегством. Лицо его сделалось бледным, из глаз лилось быстро растущее беспокойство, даже волосы, как будто, встали дыбом.

– Хорошо, считай, что я пошутила. Ишь, взъерошился.

– Я женат, – сказал в своё оправдание Гольцов.

– Да я знаю. Но я и миллиметра бы не откусила. Что я зверь, что ли? Раз мужик женат. Ну так едем?

– Куда?

– Какая разница? В любом месте веселее вместе. Ладно, ты только не пугайся. Ко мне домой.

Гольцов напрягся. Лариса это заметила и с усмешкой пояснила:

– К моему дому, точнее. Я вынесу тебе одну кассетку. Подлесный надеялся, что нескоро ему предоставится возможность лично навестить вас или кого-либо из ваших, и потому записал на плёночку свои показания. О том, как бандиты убивали Мышенкова. Или тебя и компанию это не интересует? – Лариса ткнула Гольцова локтем в плечо. – У вас уже имеется стройная версия, которую и ломать не с руки, да? А, Егорушка?

– Версия имеется, конечно, но… – Гольцов с озадаченным видом помолчал и закончил: – Но нам интересно всё, что касается событий, имеющих хоть какое-то отношение к делу.

– А если интересно, то могу тебе рассказать, как убивали Козюкова. И – во всех подробностях, – сделала заявление Лариса.

Гольцова словно током ударило.

– Как?! Откуда?!

– Мышенков рассказал.

Гольцов сразу обмяк.

– О рассказах Мышенкова я уже знаю, – с улыбочкой сообщил он.

– Со слов этих бандитов? Что якобы Подлесный душил Козюкова? Но нам с Подлесным он совсем другое поведал, Мышенков этот подлый. Он же просто ненавидит Подлесного – вот и воспользовался случаем, чтобы навредить ему. У меня диктофона с собой не оказалось, а то бы у нас сейчас была запись его подробнейшего рассказа об убийствах.

Гольцов внимал Ларисе со скептической миной на лице, глядел сонно и прохладно. Лариса замолчала. Ей захотелось двинуть кулаком в рожу тупому оперу, но она понимала, что этим делу не поможешь. Вообще, невозможно разговаривать с мужчиной, который тебя не видит.

– Ладно, – вздохнула она, – поехали. Я отдам кассетку, а вы там всё же прослушайте показания Подлесного.

***

Марина Бояркина чувствовала себя очень плохо. Находясь на заднем сиденье «Лексуса», испытывала отчего-то комфорта не более, пожалуй, чем если бы сидела на электрическом стуле напротив рубильника с малиновой ручкой.

Быть может, им грозит автомобильная авария? Сейчас она пребывает в качестве пассажира, а не за рулём, и, возможно, по этой причине ей так тревожно? Однако молчаливый парень за рулём, без сомнения, очень умелый водитель. И это прекрасно видно. Во всяком случае, уж она-то, начинающий, можно сказать, водитель, не идёт ни в какое сравнение с этим парнем, словно бы сросшимся с автомобилем и составляющим теперь как бы одно целое с умным и послушным автосуществом.

И Станислав почему-то всё время молчит. Молча сидит перед нею – и словно воды в рот набрал. Кажется, как выехали за ворота, так ни разу и не повернулся к ней.

– Скажите, Станислав, а эта девушка, которая Нателла… – начала Марина.

– Что? – перебил Станислав, резко оборачиваясь. – Какая ещё Нателла? – И он, широко задействовав мимические мышцы лица, продемонстрировал Марине степень крайнего своего изумления. Даже ресницами удивлённо похлопал. – Не знаю никакой Нателлы.

– Как?! Но ведь мы же… Но вы же… – растерялась Марина.

Однако Станислав уже повернул голову к водителю и негромко бросил:

– Давай.

Водитель приблизил к своему лицу левую руку с зажатой в ней рацией и что-то сказал, после чего вывернул руль вправо и резко затормозил. Марина Бояркина и слова вымолвить не успела, как вдруг находящаяся справа от неё дверца открылась.

– Привет, колдунья! Подвинься-ка! – услышала Марина знакомый голос.

Немного придя в себя, что, впрочем, случилось уже после того, как она оказалась зажатой между Евгением и Никитой, Марина дрожащим голосом заявила:

– Вы не имеете права! И вы ответите! Сейчас же остановите и выпустите меня!

– Женя, если ещё раз кукарекнет, заклей ей пасть, – не оборачиваясь, сказал Станислав.

– Слышала, бизнес-тётя? Да? Ну так и помолчи, окажи такую любезность.

– Куда вы меня везёте?

– Скоро узнаешь. И мы кое-что узнаем, – ответил Женя. – А сейчас не трепыхайся, не гневи шефа. Приедем и дадим тебе слово.

Дадут они слово! Вот уж действительно! Но что же делать? Марина пыталась рассуждать, стремясь найти выход из создавшегося положения, но у неё ничего не получалось. Только и приходило на ум, что заорать да завизжать изо всех сил. Или сейчас, или когда из машины выводить будут. И ни одной более светлой мысли.

А вот мрачные фантазии по поводу того, что её ожидает в ближайшем будущем, появлялись в изобилии, прямо лезли и теснили друг дружку.

– Пытать будете? – поинтересовалась Марина, стараясь произносить слова с весёлым презрением.

– Вопросы будем задавать, – ответил Женя. – А ты будешь отвечать. Честно, как пионерка.

Честную пионерку нашли! Сволочи! Наверняка кто-нибудь из их же компании пришил босса, имея собственные корыстные интересы. А теперь шебуршат, отыскивая врага на стороне. Возможно, не найти преступника они желают, а всего лишь стремятся назначить такового.