– Кстати, сидеть рядом со мной небезопасно, – сообщил Подлесный, отхлёбывая из кружки пиво.

– Даже в общественном месте? Даже на глазах десятков и сотен людей? – лукаво улыбнулась Лариса.

Подлесный поднял на неё взгляд, в котором не было и тени улыбки.

– Ты не поняла. В любую минуту меня могут убить.

– Как убить? – Лариса всё ещё не готова была думать, что собеседник говорит о чём-то серьёзном.

– Взорвать. Расстрелять. Что ещё? Отравить. Правда, первые две попытки были с применением огнестрельного оружия. И поэтому стоит, видимо, надеяться, что и в третий раз будет нечто аналогичное. В гробу хоть буду лежать не очень обезображенным.

– Кончай заливать. Тебя, гляжу, развезло с двух глотков пива.

Ларисе не понравились шутки, как она думала, Дмитрия. Она даже нахмурилась и слегка отодвинула от себя кружку с пивом.

– Я сам многое бы отдал, чтобы то, о чём я тебе сейчас говорю, было всего лишь плодом воображения. На пивной почве. Когда всадили четыре пули, причём одну в затылок, человеку, которому я на один день одолжил свою машину… Между прочим, около моего подъезда. Так вот, когда угрохали Зайкова, вышедшего из моей машины и возле моего подъезда, причём не так и сильно отличающегося от меня по внешним данным, то я ещё мог сомневаться. Но второй случай рассеял все сомнения, как дым.

Лариса смотрела на Подлесного во все глаза. Лицо её сияло жутким огнём радостного возбуждения.

– Так ты не шутишь?! Тебя хотели убить?! – Лариса осмотрелась по сторонам, словно желала немедленно увидеть будущего убийцу своего собеседника. – Как это было? И за что? Я всегда думала, что ты мелкий и незначительный!

Выслушав рассказ Дмитрия, Лариса некоторое время размышляла молча, потом заявила:

– Ты мне не всё сообщил.

– Я сам не знаю всего, – подчеркнув последнее слово, ответил Подлесный.

– Ты мне не сказал всего, что тебе самому известно, – конкретизировала свои претензии Лариса. – Как я могу тебе что-то советовать, если я знаю даже меньше, чем ты? Логично?

– Возможно. Но я не знаю, что ещё я могу тебе поведать о своей жизни.

– Подумай, – предложила Лариса.

Подлесный уже жалел, что рассиропился перед нею. Самому надо шевелить мозгами. А лучше – ногами. А так жить, чувствуя себя каждую минуту на мушке, под прицелом – это нестерпимо. Нельзя бесконечно испытывать судьбу. Уже дважды подряд Бог миловал его – так чего же ещё он ждёт? Ходит, раздумывает, исповедуется перед каждым.

Кому нужна его жизнёшка, кроме него самого? И ему-то не так чтобы уж очень. Это раньше когда-то невозможно было представить, как это жизнь на земле будет продолжаться, когда его не станет. А теперь…

– Послушай, – встрепенулась Лариса, – ведь ты же в кольце, в кольце смерти!

– Пожалуй, – не стал возражать Дмитрий.

– Действительно, в кольце. Во-первых, ты подвергаешься постоянной опасности в связи с работой у обречённого, надо полагать, Бронова, во-вторых, как ты сам понимаешь, эти загадочные покушения на тебя. И знаешь, о чём ещё я сейчас подумала? А не могут эти все покушения – и на тебя, и на Бронова – быть каким-то образом связаны?

– Не знаю. Каким образом?

– Я тоже не знаю, – развела руками Лариса. – Просто я пытаюсь размышлять. И ты пытайся. Ну!

– У меня голова скоро расколется, как перезревший арбуз, – буркнул Подлесный и отвернулся.

– А я вполне допускаю, что все эти случаи имеют один и тот же корень. Возможно, ты стал носителем какой-то информации, то есть, может быть, даже и случайно, узнал нечто такое, что способно, при определённых обстоятельствах, причинить кому-то вред. Например, тем, кто жаждет смерти Бронова. А наезжать на Бронова, заметь, способны только серьёзные структуры. Такие, для которых раздавить какого-то там Димку – пара пустяков.

– Да не пара, а, как минимум, полторы пары, – поправил Ларису Дмитрий. – Пара уже была, а я сижу и пиво пью.

– Я не это имела в виду. Я имела в виду лёгкость принятия решения по устранению таких людей, как ты. У тебя же нет охраны и коттеджа-крепости. И это просто чудо, что ты ещё жив. Словно заговорённый. Поэтому я и говорю, что тебе необходимо всё поскорее проанализировать и понять, каким образом и кому ты можешь напакостить. Хотя, конечно, я не знаю всего. Возможно, у тебя просто появилась квартира в Москве, где-нибудь на Арбате, или вилла в Швейцарии по наследству перешла.

Никаких вилл Подлесному не светило. И сказать ему Ларисе больше нечего. Допить пиво и шлёпать. Не рассказывать же, в самом деле, ей о том, что Бояркина поручила ему организовать фиктивное покушение на Бронова, а пока он собирался, кто-то другой устроил настоящую бойню, без дураков. И Дмитрий, так уж сложились обстоятельства, взял на себя убийство двух телохранителей Бронова. Но кто об этом знает? Кому о том известно, кроме Бояркиной?

Поговорить ещё раз с Маринкой? Может, через неё произошла утечка? Бояркина распустила язык, а в результате он оказался под обстрелом? Но, во-первых, на неё это не похоже, во-вторых… Дмитрий задумался. Что же – во-вторых?

– Решил что-то? – задала вопрос Лариса.

– Куда бежать? Нет, пока ещё нет.

– Я не о том, – поморщилась досадливо Лариса. – Меня интересует, расскажешь ты мне сейчас то, о чём умолчал? Или будешь подло молчать. Молчать самым что ни на есть подлейшим образом.

***

Лариса открывала дверь своего «Опеля-Вектры», когда рядом возник Гольцов. Она даже вздрогнула от неожиданности.

– Лариса, я вас приветствую! – проговорил Гольцов, причём таким тоном, каким уместнее было бы произнести, например: «Лариса, я вам жалую «шестисотый».

– Вы не приветствуете, а пугаете меня, – капризно сказала женщина. – Между прочим, я пишу на такие темы, что имею право опасаться за свою жизнь не меньше, чем, к примеру, вы. А вы вдруг – как из-под земли.

Гольцов довольно улыбнулся.

– Прошу прощения. У нас работа такая. Вот и вошло в привычку неожиданно материализовываться.

– А неожиданно исчезать – такой привычки у вас нет? – иронично заметила Лариса.

– Вы меня гоните? Госпожа Лариса, я очень хотел поговорить с вами.

«Не отстанет», – заключила Лариса и кивнула на свой автомобиль.

– Вы можете проводить меня. По пути и поболтаем.

Гольцов охотно согласился, и спустя минуту разговор вышел уже на магистраль основного интереса опера.

– Мадам Лариса, несколько слов о нашем общем друге мистере Подлесном. Вам, надеюсь, известно о последних событиях вокруг него?

– Что вы имеете в виду?

– То, что его хотят убрать.

– А, это! – откликнулась Лариса. – Да, он как раз сегодня мне об этом рассказывал. Про оба случая.

– Был и второй? – удивился Гольцов.

– Да, был. Обошлось, правда, без трупов и даже без стрельбы.

– Что же было?

– Там запутанная история. Спросите у него самого, – уклонилась от ответа Лариса.

– И каково ваше впечатление?

Лариса нахмурилась.

– Это ужасно. Кошмар какой-то просто.

– Что кошмар – это понятно. Но я не об этом. – Гольцов выжидающе замолчал.

Лариса сделала вид, что не поняла его.

– О чём в таком случае?

– Но вы же разговаривали с ним! Что он-то говорит? Неужели он и в самом деле не знает, кому он не угодил? Да я никогда не поверю, мисс Лариса!

– Я думаю, он мне сказал то же, что и вам, – пожала плечами журналистка. – Или считаете, ему есть что скрывать?

– Мадам Лариса! – возбуждённо произнёс Гольцов. – Но вы же знаете, что он у нас давно на подозрении! Тёмная, поверьте мне, личность. У каждого из нас есть тайны, у такого человека – тем более.

– Может быть.

Лицо Гольцова стало печальным, и он спросил:

– Вы хотите сказать, что он не предложил никакой интересной версии?

Лариса отрицательно помотала головой.

– Но хоть что-то он сказал? – не желая расставаться с надеждой, проговорил опер.

– Он говорил о пиве, – сообщила Лариса.

– О пиве? – удивился Гольцов. – Ну-ну!

– Да, мы пили с ним пиво, и он сказал, что пиво дрянненькое,

– Вы издеваетесь надо мной, – загрустил Гольцов.

– Но я же уже сказала, что нет у него никакой версии, он сам теряется в догадках. Да я и не уверена, что в полной мере могу рассчитывать на его откровенность. А если он тот, за кого вы его принимаете, то и вообще…

– А вы не могли бы, как бы точнее выразиться, э-э, подружиться с ним поближе? – не без робости в голосе полюбопытствовал Гольцов. – Я уверен, он далеко не последняя фигура во всей катавасии.

Журналистка сделала удивлённое лицо.

– О-о! Да вы вербуете меня в свои агенты! И как вы себе это представляете?

– Ну, что вы! Просто мы могли бы обмениваться информацией. А установив с ним прочный контакт, вы, я убеждён, узнали бы кое-что интересненькое.

– Прочный контакт – это что? Постель? А почему вы думаете, что у меня получится? Мне кажется, у вас имеются основания полагать, что я не являюсь неотразимой женщиной.

Голос женщины звучал скорее язвительно, чем иронично. Гольцов, сообразивший, на что намекает собеседница, смутился. И принялся подыскивать слова оправдания:

– Но вы знаете… То есть я хотел сказать…

– Приехали, – не стала его слушать Лариса.

– Что?

– Мы уже дома. То есть я уже приехала. К сожалению, – Лариса повернулась к Гольцову и сделала красноречивый жест руками, – пригласить вас не могу, так как в квартире в данный момент у меня больная бабушка с жуткой корью на почве ангины.

– Ну что ж, будем прощаться. А вы, Лариса, звоните всё же, если что прояснится, – высказал просьбу Гольцов и попрощался: – Всего хорошего!

– И вам того же! – бросила Лариса.

А до станции метро пускай добирается пешком или на автобусе, не без удовлетворения подумала она. И пусть ждёт звонка от неё до второго пришествия. «Прочный контакт», «подружиться поближе»! Ещё и смеет делать ей подобные предложения!

С Гольцовым Лариса уже встречалась, однажды он уже побывал у неё в гостях. Облик оперуполномоченного Гольцова, представшего перед нею в тот вечер, несколько разочаровал Ларису. Разговаривая с ним по телефону, она почему-то не думала, что он может оказаться так мал ростом, едва ли не ниже её, и иметь заурядную, в общем-то, внешность.

– У меня обманчивый голос, голос-лжец, – уловив её настроение, сделал пояснение Гольцов.

Вроде бы, слова оправдания, но прозвучали они так, как если бы сообщалось о награждении звездой Героя РФ. Ларису это удивило, и она не нашлась, что ответить.

Потом они сидели за бутылкой «Белого аиста», премерзкого, изготовленного, видимо, чёрт знает где и в каких условиях, и вели деловые разговоры. Гольцов был настолько официален и деловит, так упорно «выкал», обращаясь к Ларисе то через «мадам», то через «госпожу», то через «мисс», не замечая, впрочем, несочетаемости «мадам» и «госпожи» с «мисс», что вызвал в душе Ларисы сильнейшее чувство протеста.

Действительно, перед ним сидит молодая красивая женщина, полчаса тому назад предложившая ему перейти на «ты», а он до сих пор ни словом, ни жестом, ни взглядом не обозначил своего отношения к ней не как к журналистке, пишущей на криминальные темы, но как к женщине.

Хам! Натуральный хам! Встречала она подобных хамов в своей жизни. Они, индюки надутые, полагают, что стоит им оказать какие-либо знаки внимания женщине, так она тотчас вцепится в них мёртвой хваткой и затащит в постель. И этот, по-видимому, из них. И этот, вероятно, полагает, что, встретив его в этом полухалатике и согласившись выпить этого дрянного пойла, которое он неизвестно где откопал, она только и мечтает исполнить роль его любовницы.

Закипевший внутри неё гнев мешал Ларисе слушать. Вскоре она заметила, что несколько последних фраз, сказанных Гольцовым о Подлесном, она вообще не уловила.

– Ты меня совсем запутал, – недовольно проговорила Лариса. – Получается, что ничего конкретного у вас на него нет.

– Но это как посмотреть. Вот, например…

– Минутку! – остановила Гольцова Лариса. – У меня что-то голова закружилась. Давай помолчим. – Она посидела несколько секунд с закрытыми глазами, затем посмотрела на Гольцова. Вид мужчина имел несколько растерянный. Лариса внутренне усмехнулась и слабым голосом попросила: – Помоги, пожалуйста, на диван перебраться.

Гольцов, усадив Ларису на диван, намерен был вернуться в кресло, однако женщина удержала его.

– Посиди рядом. И помолчим.

– Может, воды принести? – спросил Гольцов.

– Нет, не надо. Положи мне руку на живот, – проговорила она безжизненным голосом.

Гольцов исполнил её просьбу.

– Подожди, – сказала Лариса.

Она сделала несколько движений, в результате которых халатик распахнулся и съехал с плеч. Руки её выскользнули из рукавов, затем прошлись по плечам и дальше – по обнажённым округлостям грудей. Не будь пояс халата туго затянут, Лариса сейчас выглядела бы раздетой не на девяносто процентов, а на все сто.

Она взяла левую руку Гольцова и положила к себе на живот.

– Вот так, кажется, лучше, – произнесла слабым голосом.

Вероятно, Гольцов долго не выдержит, сейчас его рука сместится вверх и влево или вверх и вправо, чтобы пальцами захватить один из сосков. Потом Гольцов наклонится к ней, и огненная дорожка поцелуев побежит по её оголённой коже. От шеи к груди и обратно. Он нащупает ртом её ухо и станет покусывать и полизывать его, и нашёптывать жаркие слова. А пальцы рук будут передвигаться по её нежной коже и щекотать её тугие соски. И внутри неё закипят эмоции, так, что сдавят горло.

– Не надо, – с трудом выговорит она.

А он охрипшим голосом скажет:

– Я столько времени мог лишь мечтать о тебе. Но теперь я убеждён, что ты должна быть моей.

И, страдальчески простонав, вновь примется ласкать её. Его поцелуи будут горячи, а руки – подвижны и чувственны, и будут мять и гладить груди, теребить и легонько сжимать набухшие от страсти соски, чтобы побежали от них стремительные искры к её бёдрам, чтобы всё труднее и труднее было ей сносить эту сладостную муку.

Потом он уложит её на диван и развяжет пояс её халата. И пальцы одной из рук его заскользят по спирали вниз, чтобы достичь внутренней стороны бёдер, а затем вернуться чуть назад и…

Лариса открыла глаза и недоумённо уставилась на Гольцова, сидевшего рядом с нею неподвижно и печально. Рука его, словно приклеенная, лежала на её животе и не двигалась.

– В чём дело? Да что вы себе позволяете?! – возмутилась Лариса. – А ну уберите сейчас же руки!

– Но вы же сами… – пролепетал Гольцов. – Мне даже показалось, что вы хотите, чтобы мы…

– Чтобы мы?.. – перебила Лариса. Она быстро поднялась, сунула руки в рукава и запахнула халатик. – Вы очень, однако, самонадеянный типчик!

– Да нет, напротив! – пробовал оправдываться Гольцов. – Я ведь женат и вовсе не настроен заводить романы!

– Вы кому это рассказываете? Вы это мне рассказываете? – иронично улыбаясь, поинтересовалась женщина. – Вот нахал-то! И смотрит, главное, таким честным-пречестным взглядом, что хоть икону с него пиши. Вот мужики пошли, в самом-то деле!

– Я предлагал воды принести! – сделал ещё одну попытку Гольцов, но Лариса посмотрела на него столь красноречивым взглядом, что ему пришлось втянуть голову в плечи и замолчать.