– Пришёл? Отлично! Проходи! – Лариса улыбалась весело и несколько иронично.

– Послушай, Лариса, у меня тут проблемы… – начал Подлесный, едва лишь выбрался из туфлей.

– Знаю я о твоих проблемах. Сейчас все их порешаем.

Подлесный удивлён.

– Каким образом? Проблемы-то ого-го, между прочим.

– Заходи-заходи. Я сейчас чаёк поставлю, а потом позвоню. Пока ты чай пьёшь, они и подвалят.

– Кому ты позвонишь? Кто подвалит?

– Как кто? Из МВД и ФСБ. Кстати, тебе и подкрепиться бы не мешало, а то там, как я слышала, со жратвой не очень.

– Там? Это где? – не понял Подлесный.

– Да в кутузке же, – удивилась его непониманию Лариса. – Там, где небо в клеточку, а друзья в полосочку.

– Меня – в кутузку? За что же это?

– За убийство Бронова, – пояснила Лариса. – Тебя же разыскивают. Рыскаешь где-то, телевизор не смотришь. А ты там у них за главного подозреваемого.

– Ты с ума сошла! Я не за главного подозреваемого, а за главного свидетеля! Убили одного моего знакомого, который хотел меня увезти с собой и убить. Но не получилось. За что и убрали его. Прямо на моих глазах и у ментов под носом!

– За что же он тебя хотел? – спросила Лариса.

– А потому что я свидетель. Я видел их на месте преступления. Его, Бориса и остальных. Кстати, Бориса я в метро встретил. Я его скрутил и поволок в милицию. А он сначала обделался, а потом дал дёру. Бежит, а из штанины у него – рыжая гадость. И – прямо на пол. Я за ним, а сам боюсь поскользнуться и упасть в его дерьмо жуткое. Ты даже не представляешь, какое дерьмо у киллеров убийственно запашистое!

– Ну а у тебя-то какое? – улыбнулась Лариса.

– Что?

– Тоже вонючее?

– На что ты намекаешь? Я – свидетель. И только!

– А они считают иначе. И ищут тебя, – пожимая плечиками, проговорила Лариса. – Но ты проходи. Послушаем твою версию, Я только чайник включу.

Лариса направилась на кухню, а Подлесный присел в кресло и задумался. Лариса говорит, что его ищут, что его подозревают. Ерунда какая-то. Если он ушёл без их разрешения, то это вовсе не даёт им основания считать его соучастником убийства. Надо позвонить им и объясниться.

А то что же выходит? Ему, что же, и от тех прятаться, и от других, и от третьих? Сначала неизвестно кто хотели его уничтожить, потом этот Денис и «дорожники». А сейчас ещё и от милиции бегать?

Да-а-а, влез. По самые уши.

***

Узнав о смерти Бронова, Бояркина заплакала, что говорилось дальше, слышала плохо, сквозь пелену собственных слёз и всхлипываний. Однако она поняла, что одним из участников расстрела Бронова, как предполагают, был Подлесный, который в настоящее время скрывается.

Второй участник этого заказного, по всей видимости, преступления был кем-то убит выстрелом из снайперской винтовки возле станции метро «Проспект Мира» в момент задержания его работниками правоохранительных органов. Личность его устанавливается.

Сволочь! Какой же он всё-таки сволочь, этот Диман! За что? Из ревности? Да какое он имеет право на что-то рассчитывать? Они расстались, и расстались навсегда. Сволочь! Подонок! И кто бы мог подумать, что этот рохля и недоносок способен провернуть подобное? Почувствовал, видимо, смерти вкус. Скотина!

В тот раз двоих положил ни за что, а теперь – опять. Озверел окончательно, пёс бешеный! Уничтожать его надо. И – срочно. А поймают его – что он скажет? Скажет: мне, мол, такая-то поручила. И денежки вперёд выложила. И посадит её рядом с собою на скамеечку подсудимых, подонок озверевший.

Бояркина пошла на кухню и выпила два стакана апельсинового сока. Надо что-то решать. Бояркина вспомнила только что показанную по телевизору картинку с места преступления: полураздетый и окровавленный, неловко запрокинув голову, Бронов лежит в нескольких шагах от своего любимого джипа, на котором и поездить-то ещё толком не успел. Сволочь подлесная, или подлецная, ты ещё заплатишь за это!

Спустя десять минут Бояркина отправилась к заместителю Бронова Раевскому. Марина раза два встречала Валерия Раевского, но едва ли обменялась с ним и десятком фраз. Раевский, симпатичный, кажется, мужчина, не понравился ей, можно сказать, с первого взгляда. И Бояркина не смогла бы себе объяснить – почему.

Возможно, отталкивало то, что в лице его было нечто, как принято говорить, бабье, впрочем, не особенно отчётливо выраженное. Вероятно даже, что некоторая вздёрнутость носа и гладенькость кожи чуть округлого лица остались бы незамеченными, если бы не его манера говорить, допускающая порою излишнюю нюансировку, включающая такое количество мелодических оборотов, которое, в общем-то, несколько, как бы, не свойственно мужчинам.

Вот и сегодня Бояркину просто взбесило количество формальностей, которые необходимо было пережить, чтобы попасть в дом Раевского. Сначала неизвестно откуда взявшийся парень с рацией, потом достаточно продолжительное, чтобы разозлить, общение с неким дотошным типом посредством переговорного устройства, потом необходимость вернуться к машине за документами, а после всего этого жук в униформе за стеклом с дыркой ещё хотел заставить её заполнять какой-то бланк.

– А вот это извольте сделать сами! – почти что взвизгнула Бояркина. – Вон же они у вас, мои документы! Паспорт и права. Я специально взяла и то и другое.

Секьюритишник поскрипел негромко зубами и уступил – снова взял паспорт Марины и сам стал заполнять бланк пропуска, медленно, нехотя, страдальчески кривясь.

Другой секьюритишник, с жвачкой под мочкой уха, проводил её, наконец, в гостиную. В то, что под мочкой уха можно хранить недожёванную жвачку, Марина никогда бы не поверила, если бы перемещение её изо рта за ухо не произошло прямо на её глазах.

В гостиной, ожидая Раевского, Бояркина немного успокоилась, возможно, благодаря ощущению властного уюта, которое вдруг появилось. Бояркина осмотрелась и нашла гостиную очень даже недурно обставленной. Основной цвет – тёмно-коричневый, подчёркнутый нежностью слоновой кости. Кроме того, много тёплых оттенков золота и апельсина.

Появившийся вскоре Раевский начал с извинений, что заставил себя ждать, но Бояркина не захотела его слушать.

– Это ерунда по сравнению с тем, что случилось, – заявила она.

– Да, – печально вздохнул Раевский. – Я всё ещё не могу опомниться. Ужас!

– А пора бы уже опомниться и начать действовать, – нравоучительно произнесла Бояркина.

– Что вы имеете в виду?

– Необходимо наказать убийц. Они должны понести наказание, которое заслужили.

– Но их надо найти ещё, – заметил Раевский. – И когда их найдут…

Бояркина не дала ему договорить.

– И что же будет, когда их найдут? – спросила она.

– Что? Ну, полагаю, их будут судить.

– А без суда никак нельзя? – криво усмехнулась Бояркина. Раевский снова не понял её.

– Что вы имеете в виду?

– Следствие, суд – это обязательно? – продолжала допытываться Марина.

– К чему вы клоните? – вопросом на вопрос ответил Раевский. Несколько слов в вопросе и – несколько модуляционных сдвигов в голосе.

Бояркина обвела Раевского оценивающим взглядом, после чего заговорила:

– Я хочу знать, как вы поступите, если я назову вам имя убийцы.

– Вам известно имя убийцы? – выгнул бровь Раевский.

– Ну так как?

– В таких случаях, Марина, как известно, полагается…

– Я знаю, что полагается! – перебила Бояркина. – Я хочу знать, вы сами сможете разобраться с этим вопросом?

– Если я вас правильно понял, вы хотите… – Раевский сделал паузу, чтобы подобрать подходящие слова. – Кстати, что вы желаете? Кофе, чай, коньяк или, может, виски?

– Да, именно это я и желаю, – подтвердила Бояркина. – Но не чай, кофе, коньяк и виски.

– Откуда же вам известны какие-то имена?

– Мне известно только одно имя. И кто ему помогал, я не знаю. Но это и не важно, так как его помощничек уже мёртв. А откуда известно – это неважно. Ну и как?

– Вы, Марина, мне сообщите, что там у вас, а мы будем решать, – сказал Раевский и пожал плечами.

– Приехали! – усмехнулась Бояркина. – С вами, гляжу, каши не сваришь.

– То, что вы предлагаете, Марина, к кулинарии не имеет никакого отношения. И почему вы не хотите обратиться в правоохранительные органы?

– У меня имеются на то личные причины.

– Вам обязательно надо, чтобы кровь и всё такое?

– А вам – многолетнее следствие и чёрт знает что в итоге?

– Да нет, но, сами понимаете… – Раевский не договорил, красноречиво замолчав.

Да, подумала Бояркина, слабачок этот Раевский. И что теперь делать? Просто назвать имя Подлесного? А он будет разбираться? Вместе с ментами? Да, пожалуй. И выйдут на неё. И последуют вопросы: что да где? И когда?

– Что ж, будем прощаться, – сказала Бояркина и поднялась с дивана.

– Вы передумали, Марина? – спросил Раевский, также поднимаясь.

– Я сразу сказала о своём условии.

– Но оно, сами понимаете… – Раевский развёл руки в стороны. – И нужна же доказательная база. А сбор доказательств – прерогатива…

– Это я слышала. – Бояркина повернулась, чтобы уйти.

– Но вы намекните хотя бы, кто это, по вашему мнению, – торопливо проговорил Раевский. – И вообще, о ком речь? О заказчике или исполнителе?

– Речь идёт о Дмитрии Подлесном. Заказчик и исполнитель в одном лице.

– А, вот вы о ком! – откликнулся Раевский. – Это я уже слышал. Было по телевизору. Но там же совершенно ничего не ясно. И есть ли доказательства – большой вопрос.

– Я – понимаете? – я говорю, что это он, – медленно проговорила Бояркина. – И не нужны доказательства, когда мне всё известно. И не нужны никакие его признания. Мотивы у него – личные. Понимаете?