© Сергей Семипядный, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

 

1

В атмосфере вагонного застолья эта идея объявилась с последними каплями разлитой по стаканам водки.

– Всё, – вздохнул Бабухин. – Хоть выжимай её, гладенькую.

И, несколько раз встряхнув опорожненную бутылку, поставил её на столик. В стаканах почти ничего не было, так, на донышке.

– А я бы ещё чуток принял унутрь, – посетовал Литиков и уставился на Бабухина требовательным взглядом.

Бабухин, не без определённых усилий расшифровав содержание устремлённого на него взгляда, рассердился.

– Что ты хочешь и намерен этим сказать? – вскинул он подбородок. – Встал и убежал? Ты это хотел мне в уши втереть? Говори прямо. И я тебя пошлю прямо. Ну!

Бабухин высокий и сильный, на голову выше Литикова.

– Чего ты вспенился? – выпятил толстые губы Литиков. – Я только сказал, что выпить бы не помешало. Ты не хочешь? Нет? А я вот хочу.

– Я не хочу?

– А вот я и не знаю, хочешь ты или нет. Кто тебя знает!

– Я – хочу. А деньги? – Бабухин мышцы своего пьяного лица мобилизовал на созидание презрительной улыбки. Этот Литиков ужрался так, что уже не помнит, как они час или полчаса тому назад выскребли остатки денег на эту вот – на данный момент уже пустую – бутылку водки. – Ты же дохляк! Ты же не умеешь пить! Денег у нас нет, кончились! И что получается? Я помню всё об этом… печальном факте, а ты…

Бабухин развёл руками и пьяный прищур глаз попытался переоформить в презрительный.

– И я помню! – возмутился Литиков. – Ты сказал, и я вспомнил. Какие проблемы?

– Ты чего, окончательно уже упился?

– А что такое?

– Я объясняю: денег нет.

– А, это я знаю, – закивал Литиков. – Знаю. Да. Нету денег. – Литиков задумался. – Надо что-то делать, однако, – наконец пробормотал он.

– О! Стоп-стоп-стоп! – поднял палец Бабухин. – Помолчи, помолчи минуту! Чего-то крутилось там, в башке. Мысля какая-то. А! Во! Надо достать денег.

– И купить водки.

– Да, водки.

Спустя три минуты они поднялись, чтобы идти в вагон-ресторан, где и добыть водки. А если же сначала топать за деньгами, а уж потом за водкой, то это очень долго. Бабухин, шагнув вперёд раз пять, оглянулся.

– Ты где там запропал?

– Я обуваюсь. А ты уже?

– Ты чего? Совсем? – Бабухин покрутил пальцем у виска. – Ты же весь народ подымешь. Я же с тобой, как с лошадью…

– На что намекаешь?

– Топать будешь, идиот. Смотри! Видишь? Я босиком иду на дело. В носках в одних. – Бабухин согнулся пополам и указал на ступни своих ног.

– Не, тут чё-то не то, – возразил Литиков.

– Ну ходи лошадью, – пожал плечами Бабухин. – Как хочешь. А я лично в ботинках на дело не хожу. Тем более возвращаться – плохая примета.

– Ну и не ходи.

– Может, и не ждать тебя вовсе?

– Не-не, подожди! – Литиков заспешил и оборвал шнурок. – Ё-моё, шнурок порвался.

– Что я говорил?

– Не, ты чё-то другое говорил. Не про шнурок.

– Я тебе как раз про это и говорил, алкаш.

– Ну зачем ты так? – Литиков поднялся на ноги и теперь топтался на месте, разглядывая ботинки и пытаясь решить, так ли уж это необходимо – шнурки завязывать. – Когда в товарищах согласья нет… Ты, Пашка, скажи мне, пистолет ты взял?

– С собой.

– Вы сегодня уймётесь, наконец, или нет, твари пьяные?! – высоко прозвенел дрожащий от негодования женский голос.

– Это из того конца, – определил Литиков, указывая в сторону рабочего тамбура. – Пальни!

– Нет, пошли. Беречь надо патроны.

Они долго и шумно добирались до вагона-ресторана. Бабухин требовал от Литикова ступать осторожно. Литиков отвечал, что он идёт исключительно бесшумно. И эти их препирательства тревожили сон пассажиров и дремотный покой проводников. Кроме того, они периодически останавливались и принимались обсуждать детали предстоящего дела, пускаясь порою в словесные схватки, которые по причине пьяных сбоев в психологических механизмах сравнения при восприятии реплик собеседника приобретали затяжной характер.

– Перекрыли! – вскричал Литиков в отчаянии. – Гады! Гады! Сволочи! – Он обхватил руками голову и упал лицом на металлическую дверь. Плечи его заподрагивали.

– Идиот! Звони! – приказал Бабухин.

– А?

– Пришли. Ресторан. Звони давай!

– Господи! А я подумал… Бог есть. Он не фраер. Я хочу выпить. До безумия. Очень сильно, беспредельно и безгранично, – бормотал Литиков, тыча трясущимся пальцем в кнопку звонка.

Дверь открыли. За порогом стоял небритый, заспанного вида мужик и вполглаза смотрел на ночных посетителей вагона-ресторана. Он, судя по всему, надеялся обслужить посетителей и при этом сохранить какую-то часть сна, чтобы после их ухода не ворочаться в постели, а уснуть моментально.

– Водки? – спросил вяло. Прозвучало как «вод».

– Да, – ответил Литиков.

– Деньги есть? – спросил мужик. Прозвучало как «день е».

– Море.

– Деньги. Сколько? – бормотнул мужик и протянул руку. Литиков и Бабухин услышали: «День. Ск.»

– Сколько нам? – повернулся Литиков к Бабухину.

– Посторонись немного. Встал! – Бабухин раздражённо потряс пистолетом. Литиков посторонился, и Бабухин приблизился к ресторанному мужику. – Не обидим. Возьмём, сколько унесём. Тащи! Хотя нет. Ложись на пол. Сами обслужим себя. Ложись, чтобы не подстрелили случайно. Ложись, говорю!

Подоспел Литиков и помог уложить запостанывавшего мужика на пол. Бабухин хотел на всякий случай ударить нерешительно сопротивляющегося мужика по затылку рукояткой пистолета, но не смог должным образом прицелиться. И потому решил отказаться от этой затеи.

– Вяжи его! – приказал он Литикову.

– Чем?

– Я знаю?

Литиков нагнулся к ресторанному мужику.

– Чем бы тебя связать? А? Шнур какой-нибудь, ремень?

– Вон ту дверь привязываем. Шнурок. На ручке.

– Спасибо.

Литиков поспешил к двери, ведущей на кухню. Спустя две минуты со связыванием рук было покончено.

– Присядем на дорожку, – вытирая пот со лба, предложил Литиков.

– Нет, сначала соберём всё, – возразил Бабухин и обратился к связанному: – Сумки, чемоданы, рюкзаки есть?

– Нет. Нет ничего! Кастрюли только!

– Возьмём в карманы, а остальное деньгами, – предложил Литиков.

– Деньги есть? – Бабухин дулом пистолета ткнул в затылок лежащего. – Где они?

– У меня нету!

– А выручка?

– У директора, наверно.

– Где он?

– В пятом или шестом. Я точно не знаю.

В дверь позвонили. Бабухин и Литиков переглянулись.

– Кого там черти носят?! – недовольно рыкнул Бабухин.

– Выпить кто-то захотел, – донеслось с полу.

– Надо бы выручить, – нерешительно произнёс Литиков.

– А если там?.. – Бабухин многозначительно уставился на подельника.

Литиков неодобрительно нахмурился.

– Ладно, спроси, чего там надо, – махнул рукой Бабухин.

Литиков направился к двери, но она уже отворилась без его вмешательства.

– Вот те на! – воскликнул Литиков, оглядываясь на Бабухина. – А кто дверь не закрыл?

– Ты и не закрыл, дубина!

В двери возник мужчина средних лет в незастёгнутой кожаной куртке.

– Ты почему не стучишься? – спросил у него Литиков и нахмурился.

– Я звонил, я долго звонил. А потом гляжу – дверь-то и не закрыта вовсе, – оправдывался мужчина, растерянно поглядывая на лежащего посреди прохода. – А что с ним?

– Заболел, – вздохнул Литиков.

– А руки – почему?..

– Связаны почему? – Литиков почесал в затылке. – А он это… как его… Он же припадочный. А ты врач, что ли?

– Нет.

– А почему тогда вопросы задаёшь?

Мужчина пожал плечами.

– За водкой пришел? – спросил его Литиков.

– Да. Бутылочку бы. «Русской».

– А, думаешь, «Русская» есть?

– Была же два часа назад.

– Хорошо, давай деньги. И жди за дверью. Время ночное – такса двойная. Предоплата. Вот так вот, братан.

Отпустив товар и закрыв дверь, Литиков удовлетворённо похрустел полученными от покупателя купюрами, сказал:

– Слушай, Пашка, у нас уже деньги появились. На две бутылки, если по дневной таксе. Может, ещё кто заявится.

– Ты водкой торговать собрался? Совсем, что ли? Нас же накроют и в клетку запрячут. Водки мы и так возьмём сколько надо. Нам же деньги на другое нужны, на дальнейшую жизнь и жизненные потребности.

– А кто-то сказал, тут денег нету. А, вот он! – Литиков ткнул ногой лежащее на полу тело.

– Искать надо. Надо искать! – мотал головой, не соглашаясь, Бабухин.

И они нашли деньги. Точнее, они обнаружили на кухне металлический ящик, запертый на навесной замок. Ящик без особого труда выдрали из стенки вагона, однако замок не поддался.

– Ребята, оставьте ящик! – заголосил связанный. – Там же деньги! Много! Обещал присмотреть!

– Деньги… оставить? – не понял Бабухин.

– Это не наши деньги! Они сейчас придут, а денег нет!

– Кто придёт?

– Которые их сопровождают. Сказали, хотят немного оттянуться. Сказали, чтобы никому не открывал. Они же убьют меня!

– Заладил. А меня не боишься? Они да они.

– Он нас не уважает, – добавил Литиков.

– Давай, Мишка, загружайся водкой. Бери водяру, а я ящик заберу. И надо сваливать.

– Они поймают вас, поймают! – простонал мужик, по щекам которого текли слёзы. – А этот, за водкой приходил, он уже шухер поднял! Сто процентов!

– Надо катапультироваться, однако, – заметил Литиков, рассовывая по карманам бутылки водки.

– А менты? Двое ментов едут, поезд сопровождают! – плакал связанный, пытаясь вытереть мокрое лицо о собственное плечо.

– Он нас пугает, – сказал Литиков.

– Он прав, когти надо рвать.

– Сматываемся, – согласился Литиков.

И они смотались. Поезд ушёл, унося возбуждение, в состоянии которого грабители десантировались из вагона, и Бабухин и Литиков вдруг обнаружили, что зима, что холодно. И – ветер.

– Ой-ёй-ёй! – удивлённо возвестил Литиков и, обернувшись, запрокинул голову, чтобы посмотреть в лицо товарищу.

Бабухин не ответил. Он оглядывался по сторонам, надеясь обнаружить согревающий душу огонёк. Вот и снежная пыль, окончив танец проходящего состава, улеглась окончательно, а ни огонька, ни даже просто каких-либо строений, уснувших или умирающих, то есть оставленных людьми, не обнаруживалось. Только луна недобро посматривала сквозь кружева облаков. Недосягаемая. Холодная.

– Надо, однако, бежать куда-то! – беспокоился Литиков. – Замёрзнем, околеем! А, Пашка?

– Ну, беги! Беги! – заорал Бабухин. – Четыре стороны! В любую шпарь!

Они молча потанцевали с минуту, после чего Бабухин распорядился:

– Беги в одну сторону, а я побегу в другую.

– В какую сторону? – простонал Литиков, танцуя всё быстрее,

– В любую! – прорычал Бабухин. – Если ты – туда, то я, наоборот, – туда!

– Пашка, нам вместе надо держаться! – возразил Литиков, отбивая зубами дробь. – У нас одна беда на двоих!

– Идиот! Беги и смотри дорогу или тропинку. Или огонёк. Поезд медленно шёл. Как будто остановиться хотел.

– Мы найдём дорогу и по ней – к людям? – озираясь, переспросил Литиков. – А может, по шпалам двинем?

Бабухин не ответил. Он был более чем зол. Как же так? Почему же так получилось, что он, Пашка Бабухин, всегда считавший себя умнее Мишки Литикова, оказался сейчас в более проигрышном виде? Ногами в отнюдь не толстых носках, уже насквозь промокших, он энергично уминает снег и ёжится от холода, влезшего под джемпер и рубаху, колюче охватившего голову, зло пощипывающего за уши. А Литиков – в ботинках и шапке!

Они побежали в разные стороны, и тут Литиков завопил:

– Дорога! Дорога! К людям, где тепло!

Бабухин остановился, глянул вперёд и вправо, затем вперёд и влево – ни дороги, ни тропинки. Он повернулся и побежал обратно, навстречу Литикову.

– Где дорога? – Бабухин ткнул возбуждённого товарища в грудь.

– Там! Скорее!

– Ящик! – раздражённо напомнил Бабухин, злой по той причине, что не он обнаружил дорогу, по которой они сейчас помчатся к людям.

– Да плевать на этот ящик! – завопил Литиков, всплеснув руками. – Гори он синим пламенем, проклятущий! В нём же пять кэгэ! А то и все десять!

– В нём мани, придурок! – прорычал Бабухин.

– Мани?! Во! – Литиков вскинул к носу Бабухина кукиш. – Мани! Раскатал губу!

Бабухин, разъярённый, подбежал к ящику-сейфу, нагнувшись, вцепился в него непослушными пальцами замёрзших рук, резко разогнулся и хватил ящиком о рельс.

– Ну, что я говорил? – подскочил он к Литикову, указывая на россыпь денежных купюр.

Литиков съёжился, превратившись едва ли не в карлика, но глаза его разгорелись огнем алчности.

– Мани, мани, – забормотал он растерянно, потом заглянул внутрь ящика и сдавленно вскрикнул: – Ой-ё! Да там лимоны и лимоны!

– А ну, взял его! – приказал Бабухин. – А ну, взял его и понёс!

Литиков поспешно нагнулся и принялся запихивать в сейф деньги, но объявившийся неожиданно ветер подхватил вдруг десятки купюр и бросил их в сторону железнодорожной насыпи, уходящей куда-то вниз, где было темно и неопределённо. Литиков вскочил на блестящий рельс и вперил взгляд в придорожную ложбину, куда канули эти десятки легкокрылых бумажек. И упал в снег. Упал раньше, чем глаза его успели что-либо увидеть в сером мраке зимней ночи.

Литиков, едва успев ладонями закрыть лицо, упал в снег, который отнюдь не показался ему холодным и неприятным, напротив, тишина и покой охватили его со всех сторон, окутав ощущением комфорта. Тишина! И разве что слышимые лишь на молекулярном уровне медитативные исцеляющие вокализы живых кристалликов снежного покрова…

– Подъём! – кричит Бабухин. Словно по живому режет.

– Гад! Гад! – бормочет Литиков и выбирается из снежного месива, ставшего вдруг холодным, колючим и даже влажным. – Так хорошо!.. Так хорошо вдруг стало, а ты!.. Гад!

Бабухин не слушает его. Посиневший от холода и злости, он хватает сейф и бежит к тропе, ведущей к людям и теплу.

– Деньги! Много! – выкрикивает Литиков, догоняя Бабухина. Он, конечно, имеет в виду те купюры денег, что разметал ветер.

– Хватит, нам хватит оставшихся! – рычит Бабухин.

Он перепрыгивает через правый рельс, чтобы бежать по тропинке в направлении воображаемого огонька надежды.

«Хорошо жить с сердцем, полным ожидания великой радости». Но неуютно. Неуютно, если не чуешь под собою окоченевших ног, если мороз пронизывает насквозь (не одежду, но – тело), если уши, которых, кажется, уже и нет над вздёрнутыми плечами, влекут, тем не менее, ладони давно околевших рук.

Бабухин, перебрасывая металлический ящик из одной руки в другую, продолжает бежать, тупея с каждым шагом, и – в геометрической прогрессии. А носки уже можно отжимать, так как глупый человеческий организм, продолжая выводить тепловые градусы на уровень кожного покрова, подтапливает соприкасающийся со ступнями ног снег.

– А давай, Пашка, вернёмся утром и соберём.

Бабухин бежит и не слушает Литикова. Этот идиот Литиков ещё не понял, что, возможно, и не доживут они до утра. Сколько километров смогут они преодолеть? По морозу! Раздетые! А где находится тот населённый пункт, куда бежит эта хилая тропинка? Ни огонька, ни звука в ночи. А тут ещё эта железяка с цветными бумажками, которые превратятся в деньги лишь в том случае, если их с Литиковым не укроет непогода снегом до наступления вонючей, слякотной весны.

– Эй! – Бабухин остановился и обернулся к Литикову. – Твоя очередь.

И он, слегка нагнувшись, уронил сейф на тропинку. Теперь можно обе руки сунуть под мышки.

– Давай по пятьдесят грамм. Для сугреву, – пролепетал Литиков.

– А остальное – куда? Выбросить?

– Можно и допить, – неуверенно произнёс Литиков.

– И под снегом упокоиться?

– Холод же. Моментом выветрится. И опьянеть не успеем.

– Давай!

Литиков зубами открыл бутылку и протянул Бабухину. Бабухин сделал несколько крупных глотков и вернул бутылку Литикову.

Когда бутылку сунули в снег, в ней оставалось не более половины.

Они бежали, шли, брели, опять пытались бежать. Это длилось бесконечно долго. Когда впервые мелькнул огонёк, Бабухин и Литиков уже не способны были проявлять какие-либо чувства. Мелькнул и мелькнул. Ну и что? Они продолжали топтать тропинку, отупело-механически, готовые в любую минуту отказаться от этой жизни-нежизни, повалившись на искрящуюся перину и мгновенно заснув.

Бабухин уже не завидовал короткому шагу Литикова, потому как длина его собственных шагов давно уже вышла на уровень отметки, именуемой «ниже низшего предела», что, однако, не сократило количества промахов, допускаемых то правой, то левой ногой. Его покачивало. И не только из стороны в сторону, но и назад и вперёд.

Но огонёк становился всё более назойливым. Закрепившись в рамках информационно-психологических полей, он начал гипнотическое воздействие на обоих замороженных субъектов.

– Огонь. Там! – прохрипел Бабухин.

– Видел, – отозвался Литиков.

Они молча продолжали двигаться, пока не оказались у крыльца деревянного деревенского дома. Над этим крыльцом и горела одинокая лампочка. Остальные дома были безмолвны.

 

2

В этот раз им повезло, они остались живы. Оба. Однако пройдёт не так уж и много времени, когда один из них будет мёртв, а второго будут спрашивать, не подозревает ли он кого-либо в убийстве его товарища, так как первоначальная версия о самоубийстве сомнительна. Эти сомнения возникнут после получения заключения судебно-медицинской экспертизы.

Этот второй, живой, как раз будет находиться в кабинете следователя прокуратуры, когда туда войдёт какой-то невзрачный мужичок в задрипанном костюме, но при галстуке и белой рубашке и положит заключение перед следователем Колодкиным. И они примутся читать и комментировать текст принесённого документа.

Следователь: Раневой канал чистый, без дополнительных порезов.

Второй: Где?

Следователь: Вот этот абзац.

Второй: А если бы не чистый был?

Следователь: Тогда вероятность, что он сам себя зарезал, была бы значительно выше. Вгонять нож в собственное тело всегда значительно сложнее, чем в тело ближнего своего. Сила удара уже не та – когда в себя, я имею в виду, – поэтому самоубийце приходится прилагать дополнительные усилия, напрягаться, чтобы нож поглубже вогнать.

Второй: Но он может и обратно нож выдернуть. А не продолжать резать самого себя.

Следователь: Всё может быть. Смотря, однако, для чего выдернуть. Если удар наносил убийца, то да, согласен, он скорее выдернет нож, чтобы воткнуть его ещё раз…

Второй: Или десять раз.

Следователь: Да. А самоубийце ударить себя ножом второй раз, да ещё и с прежней силой, весьма затруднительно. Да. Поэтому и канал бывает, как правило, далеко не чистый.

Второй: Да, действительно.

Следователь: Ну и расположение раны, а также направление раневого канала не исключают возможности, что не обошлось без постороннего вмешательства.

А пока они оба, в полутрупном состоянии, но живые, укладывались спать на отведённое хозяйкой место, на скрипучем диване неопределённой расцветки.

– Красавица! Красавица! Это же ясно, как Божий день, – бормотал Литиков, ворочаясь за спиной у Бабухина. – Таких и в столицах ещё поискать. А тут, ты смотри, в первом же попавшемся доме и… Стучишь – открывается дверь, а на пороге… Не было бы меня с тобой – я и не поверил бы! И ты не поверил бы! Не так разве?

– Да так, так. Уймись!

– Но ты же видел её! – вскричал Литиков, удивлённый, что Бабухин не спешит присоединить свой голос к изливаемым им восторгам.

– Видел, видел. Пообтесать её чуток…

– Вот уж не надо! – кричащим шёпотом прервал Бабухина Литиков. – Пусть остаётся, какая есть! Первозданная!

– Ты чего мелешь? Ей под тридцать, не меньше.

– Ну и что?!

– Втрескался, что ли?

– Может, и так. Хотя я всего лишь сказал, что она красавица.

– Зигзаг забубённого алкогольного сознания, – усмехнулся Бабухин. – Ты пережрал, говоря по-русски. Проспишься, глянешь на неё при свете дня… Хотя, согласен, она достаточно сексапильна.

– Дурак! Это утончённейший эротизм высокого полёта! Элегантнейший эротизм!

– Ничего, проспишься и начнёшь канючить: «Сестра, сестра сексуального милосердия…»

– Заглохни!

– Я тебя самого сейчас заглушу. И прекрати ворочаться! – И Бабухин двинул локтем Литикова, которого трепала, по всей видимости, вихреобразующая сила любви, не позволяя полномерно осесть на диванную поверхность.

Проснувшись утром, Бабухин и Литиков опохмелились. Не закусывая.

– А ты, скотина, меньше, чем я, пострадал, – недовольно заметил Бабухин.

– Да, – согласился Литиков. И добавил с необъяснимой печалью: – Даже для непогоды я менее интересен.

– Не понял, – покосился на него Бабухин.

– Татьяна, хозяйка, на тебя вчера смотрела, – грустно сказал Литиков.

– Что значит – смотрела?

– То и значит.

Литиков поднялся на ноги и заходил по комнате.

– Не слишком ли ты подвижен? – бросил ему Бабухин.

– В самый раз. Тем более если учесть, что находится в соседней комнате. Кто! А я и вообще – в самый раз. Мои пропорции ничуть не хуже твоих.

– Твои пропорции? – скривился в усмешке Бабухин.

– Да. И если меня снять в кино, то вполне можно представить меня едва ли не Гераклом. Жан Маре тоже небольшого роста.

– Здесь не кино. Поэтому снимать, – Бабухин подчеркнул это слово, – тебя никто не будет.

– Ты Татьяну имеешь в виду?

– И её тоже.

– Но почему?! – вскричал Литиков. – Я недурён! Я умён! В некоторой степени! – Литиков предупреждающе поднял руку. – По крайней мере, не глупее тебя. Тоже верхнее образование имею. Я нежный и ласковый. Женщина, говорят, любит ушами. Так вот, я, заметь, я, а не ты лапшу словес тончайших более способен производить. И хоть бы это было в первый раз! Нет, и эта пялится на тебя! Как жить? Как дальше жить?!

– Не паникуй, и тебе бабу найдём. У нас денег!.. Кстати, надо бы пересчитать их. Там десятки лимонов. Если не сотни. И красненькие, и зелень. Накупим водяры, шампани – пир устроим. Выбирай любую. Уверен, есть народишко тут, есть!

– Да не получается любую! – всплеснул руками Литиков. – Я выбрал – и что? На тебя смотрела! Как будто я – пустое место!

– Не переживай – ещё ничего не ясно.

– Да уже всё просёк я, – отмахнулся Литиков и сел на табурет, обхватив голову руками. – Я всё просёк!

– Глянешь на неё при дневном-то освещении и поймёшь, что не стоит она твоих переживаний, – сделал новую попытку успокоить товарища Бабухин. – Наливай давай, выпьем.

– Увы. Хоть сколько гляди – всё одно.

Получив от Литикова стакан с водкой, Бабухин выпил залпом, устроился поудобнее на диване и принял благодушно-философский вид. После паузы заговорил:

– Послушай, Мишка, меня. Я тебе вот что скажу. Такова жизнь. Точнее, такова сексуальная культура народов мира. Женский аспект этой культуры. Женщина, я тебе сейчас объясню, принимает, вбирает, заглатывает. А человек жаден. Женщина – часть человечества. Согласись, это так. Человеку надо много. И – сразу. А глотать червячков…

– Я – червяк?! – опешил Литиков.

– Я образно говорю.

– Ты говори, говори, да не заговаривайся!

– Ты нарваться хочешь – угрожаешь?

– Продолжай, – буркнул Литиков.

– Да, в общем-то, всё. Женщина – это не птичка. Да. Вот это я и хотел сказать. Женщина – хищник, скорее. Как и человек вообще. Лежит два куска, большой и маленький, – который выбрать?

– Мужчина – не кусок мяса.

– Возможно. Но пойди и докажи.

– И пойду! – встрепенулся Литиков. – Пойду, пока ты тут…

И он, не договорив, выскочил из комнаты. Оказавшись в прихожей, Литиков оробел. Увидав зеркало над умывальником, подскочил к нему, но тотчас и попятился. Зеркало – это не то, что ему сейчас нужно. Он ещё, кажется, не глянул в него, а всклокоченная голова и красные обмороженные щёки шарахнули по глазам. Литиков пальцами расчесал волосы, ладонями пригладил их и постучал в дверь комнаты, в которой находилась хозяйка.

– Да, войдите, – после паузы ответил женский голос.

Литиков вошёл.

– Доброе утро, барышня. Я пришёл поблагодарить вас за приют. Я и мой друг никогда не забудем вашей доброты. Спасительница! Вы наша спасительница!

Произнося благодарственную речь, Литиков красиво, как ему казалось, жестикулировал правой рукой и переминался с ноги на ногу. На кровать, где лежала Татьяна, он старался не глядеть. Когда же он всё-таки посмотрел Татьяне в лицо, то встретился с недовольным взглядом её припухших со сна глаз.

– Я спать хочу, – тяжело выдохнула Татьяна и отвернулась к стене. – Подняли среди ночи… А теперь им «доброе утро» подавай. А мы тоже люди, хоть и в деревне.

Открылась дверь, ударив Литикова по спине, и вошел Бабухин.

– Привет, красотка! – пробасил он. – Как насчёт завтрака? Не покормишь нас? Платим валютой. Кстати, за ночлег с нас сотен этак несколько. Очень благодарны.

Татьяна села в кровати, прикрывшись одеялом.

– А откуда у вас столько денег? – спросила почти равнодушно.

– В спортлото выиграли, – ответил Бабухин весело. – Да. Такие вот мы везунчики. Сегодня будем праздновать. Так что приглашай общество.

– Какое общество?

– Местное общество. То есть всех дам от шестнадцати и до… – Бабухин повернулся к Литикову. – Ты дам какого возраста предпочитаешь?

– Я тебе уже говорил, – проворчал Литиков.

– Ах да, до пятидесяти. Значит, от шестнадцати и до пятидесяти. Договорились, хозяйка? Все расходы берём на себя. Хлопоты оплачиваем тройным тарифом. Возьми себе помощников и – в магазин. Водка, шампанское, коньяк – по ящику, по два, в общем, сколько надо. Лучше переесть, чем недоспать. Я бы и Мишеньку нашего дорогого командировал, но он, болезный, сегодня не в форме.

– Кто ты такой, чтоб командировать? – заерепенился Литиков. – Между нами отношений подчинённости не существует!

– Я говорю, что попросил бы тебя помочь уважаемой хозяйке, – с улыбкой уточнил Бабухин.

– Ты толковал про «командировать». И вошёл без стука! И ведёшь себя хамски! – всё более заводился Литиков. Даже начал чуть подпрыгивать на месте. – Ты позволяешь себе «тыкать» малознакомой даме, которая…

– Да ничего страшного, – вмешалась Татьяна.

– Нет! – решительно не согласился Литиков. – Я не могу позволить, когда в моём присутствии…

– Ну так выйди, – ухмыльнулся Бабухин, затем сгрёб Литикова в охапку и вытолкнул его за дверь.

Но Литиков тотчас ворвался обратно и попытался заехать кулаком Бабухину в физиономию.

– На!

– Стоп-стоп! – Бабухин увернулся, потом бросил ладонь левой руки на голову Литикова, пригнул её и указательным пальцем правой щёлкнул Литикова по подмороженному уху. – Зю! Получи! И не нервничай, дружище! – добавил уже спокойно.

Литиков взвыл от боли, постоял, зажмурившись и постанывая, потом отскочил в сторону и вонзил в Бабухина полный ярости взгляд.

– Ну, держите меня! – взвизгнул он, готовясь ринуться в смертельную схватку. – Ну, гад!

– Прекратите сейчас же! – вскрикнула Татьяна и соскочила с кровати. – Прекратите! – Она подбежала к Литикову и ухватила его обеими руками за плечи. – Ещё драк мне тут не хватало!

Литиков замер, остолбенел. Он не мог не остолбенеть, потому как Татьяна была в прозрачной ночнушке, не способной укрыть изумительные полусферы грудей с двумя бугорками сосков. И двумя кружочками вокруг тех бугорков. Литиков мог бы закатить глаза кверху и упасть в обморок. Если бы сумел оторвать взгляд от прелестей Татьяны.

Женщина почувствовала неловкость.

– Уходите, мне надо одеться! – бросила она и юркнула в кровать, укрылась одеялом.

Но Литиков не способен был двигаться. Ночнушка Татьяны оказалась очень короткой, движения женщины не очень точны, поэтому впечатления Литикова скакнули на ступеньку, располагавшуюся на порядок выше.

И даже Бабухин эмоционально крякнул:

– Да-а!

– Вон отсюда! – рассердилась Татьяна.

– Пошли, Мишка. Не будем смущать нашу хозяйку, – похлопал Бабухин по плечу Литикова и подтолкнул к двери.

За дверью Бабухин и Литиков некоторое время молча разглядывали друг друга, потом Бабухин улыбнулся дружелюбно и протянул Литикову руку. Вздохнув, Литиков пожал её.

 

3

Сосчитав деньги, Бабухин и Литиков едва умом не тронулись. Шестьдесят восемь тысяч долларов с тремя или четырьмя сотнями и почти пять миллионов в рублях! Едва восторги чуть поутихли, Литиков схватил пару стотысячных и помчался в магазин – не ждать же, пока там эта Татьяна развернётся. Бабухин, не отменяя ранее анонсированное «празднование», попросил хозяйку соорудить закусочку.

Когда Литиков возвратился, пригласили Татьяну и отметили удачу. Выпив и закусив, Литиков мог быть вполне доволен жизнью, однако он, словно чего-то ему не доставало, постоянно крутил головой по сторонам. Его глаза, будто бы, пытались что-то отыскать в окружающей обстановке. Но, по-видимому, не находили, и потому становились всё более внимательными к мельчайшим наслоениям настоящего на исключительно свеженькое сверхудачливое прошлое.

– Ты кто? – вскричал он, заметив мужика, немолодого и мрачного, застывшего на фоне входной двери.

– Космонавт, – прозвучало от двери.

– Кто? Алконавт? – сощурился Литиков.

– Космонавт.

Литиков, расплывшись в улыбке, повернулся к Бабухину и Татьяне.

– Слыхали? Космонавт! Танюша, ответь, пожалуйста, что там такое у дверей, а то я, честно, не копенгаген.

– Космонавт, – ответила Татьяна. – А что? Космонавтов никогда не видали?

Литиков, проморгавшись, всмотрелся в лицо Татьяны. Если бы он был трезв, то совершенно определённо решил бы, что она не шутит.

– Космонавты в деревнях не водятся, – улыбнулся он многозначительно.

– В других. А в нашей встречаются. – Татьяна была по-прежнему невозмутима. – Анатолий Петрович, проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Анатолий Петрович приблизился к столу. С невесть откуда взявшимися стулом и гранёным двухсотграммовым стаканом в руках.

Литиков вновь заулыбался, кося полным значения взглядом на Бабухина. Но Бабухин не отозвался. Он разглядывал «космонавта».

– Простите, ваша фамилия?.. – Бабухин морщил лоб и выпячивал губы, словно был более чем близок к нащупыванию ответа на свой вопрос.

– Богатырёв, – ответил Анатолий Петрович и на миг изменился так, что, продлись этот миг на каких-нибудь полмига, образ этот его остался бы в памяти присутствующих навсегда. Но – не случилось. Невидимой волной с лица пришельца смахнуло это новое и особенное, на долю секунды возникшее, – и вновь у стола оказался очень пожилой мужик со стулом, стаканом и предательски характеризующим вопросом: – Что пьёте? Водочку? Вижу, что не бормотвейн какой.

Следующий тост был за космонавтику, потом пили за погибших космонавтов. Богатырёв рассказывал о собственных и своих товарищей подвигах. Он то плакал, то рокотал гневным басом, был то льстив и заискивающ, то спесив и заносчив.

В час дня началось расширенное застолье. Подходили всё новые и новые гости. Гуляли почти до самого утра.

И следующий день существенных корректив в ход событий не внёс. Разве что Литиков сменил мотивацию пьянки, обнаружив, что Бабухин и Татьяна проявляют склонность к уединению, а ближе к ночи, окончательно истерзанный горем, оказался в доме незамужней продавщицы магазина Людмилы, где и заночевал.

 

4

Бабухин о многих породах собак и не слыхал даже. Но карликового пуделя он знал. И он однажды наблюдал его побежку. В тот день Бабухин сидел на лавке неподалёку от пивного павильона и, безденежный, переполненный отрицательными эмоциями, с искренней злой тоской шарил вокруг себя красными похмельными глазами. Безотчётная надежда ещё теплилась где-то в недрах больного организма. Мимо прошла женщина со стриженой чёрного цвета собачкой, то и дело подпрыгивающей на бегу.

– Эй! Она у тебя больная, что ли? – крикнул Бабухин.

– Нет-нет! – откликнулась женщина, останавливаясь и поворачиваясь к нему. – Что вы! Нет же! Это же карликовый пудель, у него же, у этой породы, особенность такая – бег вприпрыжку. Он абсолютно здоров. Это мальчик. Все прививки – вовремя. И аппетит хороший…

– И стул, – прибавил Бабухин.

– Да-да, – смущённая его тоном, кивнула женщина и поспешила прочь, вслед за своим придурковатым кобельком.

Вот и эта Света напоминала того карликового пуделя, всё вертелась и как бы подпрыгивала. Натурально – карликовый пудель, только не чернявенькая, а рыжая. Но тоже кудрявая и стриженая. И не кобелёк, а сучка.

– Привет! – воскликнула вертлявенькая.

– Ну-ну! – мрачно ответствовал Бабухин, продолжая сидеть на кровати.

Женщина не понравилась ему с первого взгляда. Когда-то, в той ещё, прежней, жизни, руководитель биоэнергетических курсов многословно и невразумительно толковал о приёмах мысленного создания вокруг себя защитных оболочек. «Козу рогатую» – ладонью вверх. И направить «рога» навстречу импульсам зла – это он бы ещё сумел. Но не теребить мозговые извилины, потея от неимоверного напряжения воли. Он выпростал руку из кармана, чтобы состроить «козу», но не успел – Света подскочила к кровати и протянула ему свою – для рукопожатия. Бабухин хмыкнул и вяло пожал протянутую руку, не приподнявшись даже.

– Света.

– Очень приятно. Чем обязан?

– А я мимо проходила! – Света пожала плечами и подпрыгнула.

– Мимо? – усмехнулся Бабухин.

– Да. Мимо дома своей подруги. Таньки. Вот она. – И Света указала на Татьяну.

– Если «мимо», так и шла бы мимо, – мрачно усмехнулся Бабухин и принялся осторожно отворачиваться к стене – ему хотелось ещё вздремнуть. Хотя бы для того, чтобы заспать, пусть частично, головную боль.

– А у меня талант – попадать в нестандартные ситуации, – засмеялась Света. – Я пришла, а мне не рады. Но только не Танька. Она всегда мне рада. Да, Танька? – продолжала стрекотать Света. – А вы мне не рады. Но я знаю, почему. У вас плохое настроение. Всего лишь. А вчера и позавчера было хорошее. Я наслышана. Хотя всего час как из города приехала. Гостила у сестры.

Бабухин тяжело выдохнул воздух.

– Да я бы сейчас и ушла сразу бы, – поспешила сообщить Свет. – Но у меня к вам дело. А люди, кстати, которые пережили векторные отношения, не забывают их до конца жизни. А это же прекрасно.

– Какие отношения? – повернул голову Бабухин.

– Векторные.

– Это ещё что такое?

– А вы не знаете? – удивилась Света.

Бабухин продолжал хмуро её рассматривать.

– Да я и сама толком не знаю. Прочла где-то и запомнила. Векторные – это что-то такое, вроде как нестандарт какой. Избили, изнасиловали, обидели, деньги украли, трамваем переехали…

– И часто тебя насиловали? – перебил Бабухин.

– Ой, вы такие вопросы задаёте! – взмахнула рукой Света и подпрыгнула.

– Что за дело-то, Светка? – напомнила Татьяна.

– Да-да, давай о деле, – поморщился Бабухин.

Сейчас уйдёт эта Светка, он вытащит из-за спины подушку, бросит её в изголовье кровати и завалится спать. Полежит немного неподвижно, глядя в белёный густо подсинённой известью потолок, да и уснёт.

– А приехала мафия и зовёт вас к себе, – сообщила Света.

– Это ещё кто такая? – проворчал Бабухин.

– Да бандиты же! Мафия!

– Какая мафия? Какие бандиты? – не понимал Бабухин.

– Какие! Которые держат нашу деревню.

– Держат? Деревню?

– Ну. Держат или контролируют, как угодно.

Бабухин никак не мог прийти в себя. Идиотизм какой-то. «Бандиты контролируют деревню». Эту Богом забытую дыру. Малонаселённую плешь посреди дремучего леса.

– А чего вашу дыру контролировать? – изумился Бабухин.

– Да у нас же два фермера. И не совхоз, а ТОО. У каждого своя доля в бывшей общенародной, как говорится, собственности. И магазин и два киоска частных.

Во, времечко! Бабухин удивлённо мотал головой и усмехался.

– Так что мне им передать, простите, имени-отчества вашего не знаю? Вы на стрелку будете? Около свинофермы, где сейчас парк бэушных механизмов. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль. Они подъедут со стороны магазина, а вы должны прибыть со стороны автостанции.

Бабухин смотрел на Свету, как на инопланетянку.

– А вон посмотрите в окно, если не верите. Эй! Ну-ка! – Света подбежала к окну и отдёрнула занавеску.

Бабухин поднялся с кровати и приблизился к ней, нагнулся и глянул в окно. Посреди улицы стояла какая-то старуха и глядела на окна дома Татьяны. Бабухин посмотрел влево, потом вправо, однако больше никого не заметил. Повернулся к Свете.

– Что я должен посмотреть? – спросил насмешливо. – Я вижу какую-то Марфу или Марью, но не Мафию. Не встречал я старух с такими именами.

– Да нет, бабка Аня не из мафии, ей велели только передать сведения о стрелке, и всё.

– Ты тут при чём?

– Тут всё просто. Бабка Аня задолжала Таньке. Ещё летом. Вот ей и неудобно заходить. Она и подловила меня. Ну, всё ясно?

– Сколько? – спросил Бабухин.

– Что сколько?

– Задолжала бабка Аня тебе сколько? – Бабухин повернулся к Татьяне.

– Да тридцать тысяч, кажется, – пожала плечами Татьяна и смущённо улыбнулась.

Бабухин выгреб из заднего кармана горсть купюр.

– Вот тебе пятьдесят, примерно, – выловил он пять десятитысячных из вороха мятых бумажек и протянул Татьяне. – С учётом инфляции. А ты, гражданка Света, дуй за бабкой и тащи её сюда.

Бабка Аня оказалась довольно древней, но явно не выжившей ещё из ума, остроглазой и достаточно подвижной.

Поздоровалась, прошла в комнату, села на предложенный ей Татьяной стул, сказала, обращаясь к Бабухину:

– Спасибо тебе, соколик, избавил старуху от ярма-то. А ты, Татьянка, уж прости меня, – она, не вставая, развернулась к стоявшей у двери Татьяне, – разруху прогнившую. Я ведь и так и эдак кажной месяц прикидывала, разбрасывала деньжонки – ан нет, всё не ложится, как надобно. Всё ведь эвон как вздорожало. Несёт и несёт, сладу никакого нету. Да ещё и задёрживают пенсию-то. Моду завели. И в газетах-то о том пишут, сама видала, а он, Бориска-то, и не читат их, как будто. Думат, видно, что ежели его старуха-мать померла, то и другим старикам и старухам заживаться не след.

– Давайте, бабуля, к делу, – остановил её Бабухин.

– А что за дело-то, соколик? – откликнулась бабка Аня. – Я ведь так поняла, что без возврату деньги-то дал.

– О деньгах этих уже забыли, бабка. Ты мне о стрелке расскажи.

– А, стрелка! Стрелкой-то они называют переговоры по-доброму. Чтобы дело какое сладить без мордобою. Да ведь Светка, я так понимаю, всё уж обсказала. Так ли, нет?

– Что такое стрелка, нам, бабка, известно. И где и когда, тоже нам сообщили. Меня интересует, что это за типы, кто они и откуда. Чего они хотят, бабуля?

– Дак известно. Денег им надобно. Такой нонче порядок, – бабка пожала плечами. – Кто ежели где уворует чего-нито, то должон с имя поделиться. Потому как – крыша. Так они называются. А не желаш делиться, пеняй на себя. И весь сказ.

– Серьёзный народ?

– Дак Валера-то, который единоличник, из дому вышел, в город, сказал, поеду, да и не вернулся. А весной-от прошлой и оттаял у дороги. Стрелили, видно, из ружжа-то в спину да и бросили под кустики. А машину евонную по сю пору не сыскали.

– Те, которые тебя ко мне послали?

– Кто знат. Они ли, дружки ли ихие. За главного-то у них Чипа, но сам не маратся. Он велит, а они и делают, что он скажет. Чипа сам-то из Ольховки, сын Чипчикова, которого поездом зарезало. Он сызмалу всё тащил чего-нито. То варежки чьи упрёт, то деньги у матери потихоньку из карману вытащит. А когда уж в парнях ходил, то Верку-аптекаршу обворовал, с которой они ещё со школы как мужик с бабою жили. Но теперя-то ему воровство без надобности. Он, сказывают, таки хоромы себе отстроил, что ого-го.

– Сколько их человек? – продолжал расспрашивать Бабухин.

– Да четыре. Один-то толстый такой, я его и ране видывала, а двое незнакомые. А ещё один – наш, Игорёк Дымков.

– За старшего кто?

– А толстый и есть за старшого. Андреем зовут. Суровый. Слова лишнего не скажет. И – в глаза не смотрит.

– Оружие у них имеется?

– Вот этого не скажу. Чего не знаю, того не знаю. Две сумки у них большие. Тяжёлые, видать. Игорёк-от нёс одну, так видать по ему было, что не пуховину каку тащит.

Вдруг бабка Аня испуганно всколыхнулась и вскричала:

– Ой, разболталась я! Ой-ё-ёшеньки! – И повернулась к Свете и Татьяне. – Вы уж, девоньки, не выдайте старую. Пристукнут, поди. Меня ведь ткни – и как не бывало старухи.

– Да не скажем, не скажем, бабка Аня, – заверила Света. – Не бойся.

– Спасибо, девоньки. Язык, что помело, без костей.

Бабухин долго молчал, потом встал, прошёлся по комнате и заявил:

– А вот мы сейчас, бабка, пойдём и потолкуем с ними.

Старуха всплеснула руками.

– Ой, так-ту не по правилам, поди! Надобно на стрелку идти, чтобы толковать.

– Тебе-то, бабка, какое дело до их правил? – усмехнулся Бабухин.

– Так она же вместо телефона, – вмешалась в разговор Света. – Телефона раз нет, то её и послали. А вообще-то по телефону полагается созваниваться.

Бабухин вновь усмехнулся. Может быть, подумал он про себя, этим бандитам, чтобы уж совсем по понятиям, следовало сначала наезд осуществить, с пробивкой или без, а уж потом «созваниваться». Стрелку они назначили на три часа, а сейчас, Бабухин взглянул на часы, только девять. Время есть. Но как его использовать? «Девять!» – пронзило его, и Бабухин стремительно повернулся.

– Бабка Аня, а что они сейчас делают? – спросил он, хитро прищурившись.

– Дак спят, – развела руками старушка. – Время-то ещё какое. А задание мне с вечеру было дадено. Чтоб поутру – и к вам.

Бабухин заулыбался.

– Вставать им не пора ли?

– Рано. Они ведь угомонились только в третьем.

– Пили?

– Не без этого. И – хорошо, крепко. И мне поднесли.

– А где ты живёшь, бабка?

– А на том берегу, наискось, дом с зелёными наличниками. Берёза под окном ещё. – И встревожилась: – А ты чего удумал?

Бабухин не ответил. Он мощно заходил, почти забегал по комнате, собираясь. Женщины наблюдали за ним, обуреваемые противоречивыми чувствами. Возраст юношеского всемогущества вернулся к Бабухину, напитав каждую клетку его организма отвагой и силой. Ему бы сейчас с десяток аммонитовых шашек, гранатомёт или хотя бы «Штази» или «Калашникова».

Стремительно соскальзываемый с барабана лебёдки воображения упругий канат мыслей ложился пластичными узорами вязки. И Бабухин уже видел вытряхиваемые из постели вялые тела врагов с сонно-испуганными рожами. И не нужны ему гранатомёты. Величайшая трансформа уже свершилась: его физическое тело теперь и не тело бренное, а – НЕЧТО, недоступное смерти телесной, способное поразить неуязвимостью самого дьявола.

Конечно, многострунный внутренний голос цедил – довольно, впрочем, жиденькой струйкой – и иными, тревожными, нотками, однако они терялись на фоне масштабности замысла, противного скуке режима реального времени.

Бабухин ногой распахнул дверь и ворвался в прихожую дома бабки Ани. В прихожей, представшей его глазам, было пусто, он глянул влево – никого, если только за печкой кто притаился. В несколько шагов Бабухин пересёк прихожую и оказался в горнице.

И остолбенел. На стуле возле стола, лицом к нему, сидел здоровенный тип, одноглазо и холодно уставившись на него дулом пистолета. Вычурная лепнина вдохновенно выстроенных образов триумфа осыпалась с лёгкостью необыкновенной, пылью взметнув нечленораздельную взвесь каких-то слов и обрывков мыслей.

– Входите, сударь. Будьте как дома, – насмешливо сказал «одноглазый».

– Да не забывайте, что в гостях, ха-ха-ха! – заржал кто-то слева.

Бабухин повернул голову. Слева от него стоял высокий светловолосый парень, тоже вооружённый пистолетом.

– Проходи, скромняга, – вновь заговорил первый. – Только ножичек брось на пол. Чего топчешься-то у порога? Кстати, вошедший здоровается первым, – добавил назидательно.

– Заткнись, кабысдох! – огрызнулся Бабухин, швырнул на пол нож и прошёл к свободному стулу, стоящему справа от стола. Сел. Жаль, что пистолет он потерял. Хоть и газовый, а сгодился б.

Теперь он увидел, что в дверях стоит третий. Лицо кавказской национальности.

– Мы думали, до трёх часов будем маяться, ожидая приятного знакомства, а оно, вишь, как вышло-то – сподобились досрочно. Очень приятно, рады, рады познакомиться, – ворковал первый, по всей видимости, тот самый «толстый», «старшой».

– Да заткнись ты! Голова уже болит от тебя! – раздражённо сказал Бабухин, хотя голова у него уже и не болела, а просто мрачные мысли серым туманом наполнили её до отказа. – Меня бесит твой дебильский голосок. Бесит, понимаешь?! Говори, чего надо, и я сваливаю!

– А ты не знаешь, что ли?

– Сколько?

– Чего сколько?

– Процентов сколько?

– Проценты? – удивлённо приподнялся со стула бандит. – Да ты в уме ли, парниша? О процентах мы на стрелке толковать собирались.

– Не по-нял, – раздельно произнёс Бабухин.

– Все.

– Что – все?

– Ты отдашь нам все деньги, – жёстким дискантом отчеканил бандит.

– Да ты, смотрю, губу-то раскатал дальше некуда, – насмешливо уставился на него Бабухин.

– Ты отдашь все деньги, парниша. Понял? Не понял – поймёшь. Лёма, – обратился он к кавказцу, – пойди закрой ставни.

– Ставни? Я знаю, что такой ставни? – спросил Лёма, вытаращив глаза.

– Окна, с наружной стороны окна ими закрываются. Замки там, на столе, в той комнате.

– А пачиму я? Я балной – я закрывай. Пачиму всё я? Пускай Лёшка закрывай.

– Алексей, иди закрой сам, этот развоняется на полчаса, – поморщился главарь.

Алексей выругался и вышел из комнаты.

– Эй, пушку оставляй давай! – крикнул ему вслед Лёма.

– Щас! – огрызнулся из прихожей Алексей и загремел замками. И ушёл, хлопнув дверью.

– К чему бы это? – полюбопытствовал Бабухин.

– Что?

– Ставни, например.

– А ты не догадываешься? Впаяем тебе срок до самого до пока не сознаешься, где денюжки лежат. Вы, рассказывают, куда-то их припрятали. Врубаешься? Бабка у соседей поживёт. Допрашивать будем, сам понимаешь, с пристрастием. Цель оправдывает средства. А можно сказать: средства оправдывают средства. Те средства денежные, которые ты с друганом со своим умыкнул и припрятал.

– Хорош трепаться! – перебил Бабухин, вспомнив, что забыл сигареты. – Дай лучше закурить.

– Подумать хочешь? – скривился в усмешке бандит, выбрасывая на стол пачку сигарет. – А думать не о чём. Отдай нам, сударь, деньжатки и – свободен. За хорошее поведение – ящик водки.

– На двоих? – улыбнулся Бабухин.

– Уговорил, ещё ящик «мерзавчиков» вам… Учитывая габариты твоего подельника. Пятнадцать литров – хорошая цифра. Особенно, если её умножить на количество, совокупное, градусов, – издевался вооружённый преступник. – Возможно, будет даже больше, чем денег от вас получим.

– В чужой бутылке градус не считают, Андрюша, – сказал Бабухин. Чтобы только не молчать. Ему необходимо было срочно что-то придумать.

– Откуда знаешь, как зовут меня?

Бабухин не ответил. Ему надо было найти выход. С улицы доносился шум управлявшегося со ставнями Алексея. А в голове Бабухина ни звука. Ни единого звука дельной мысли. Состояние, близкое к отчаянию.

В это время Андрей обернулся к окну.

– Проклятая старуха, – пробормотал он.

И Бабухин также услышал возмущённый голос бабки Ани, но слов разобрать не мог. Спустя полминуты бабка Аня уже была в комнате.

– Вы чего удумали, окаянные?! – закричала, подступая к бандиту Андрею. – А ну щас и вели прекратить эти безобразия. Ставни, вишь, закрывать! А чего я людям скажу, подумали?!

– Платим, бабуля, в двойном размере, успокойся.

– Я тебе успокоюсь! Ишь, успокаиватель выискался! А ну щас же!

Бабка Аня принялась тыкать Андрея кулачком в грудь. Андрей левой рукою – правую, сжимавшую пистолет, он заблаговременно убрал в карман куртки – пытался защищаться, но старушка оказалась на удивление проворной и многие тычки, вероятно, болезненные, достигали цели. Андрей морщился, наливаясь злобой, вот-вот готовый, кажется, садануть старухе кулачищем по рёбрам.

Бабухин стремительно вскочил и, подлетев к Андрею, обрушил сильнейший удар на нижнюю челюсть бандита. Однако Андрей, прошедший тренинг у бабки Ани, успел нагнуть голову, в результате чего – да и бабка мешалась – кулак Бабухина, скользнув по подбородку, пришёлся на область ключицы. Андрей взвыл. Бабухин отпихнул бабку Аню и вновь ударил попытавшегося подняться на ноги Андрея. На этот раз кулак Бабухина с огромной силой впечатался в хрупкую конструкцию носа. Из обеих ноздрей Андрея хлынула кровь, но раненный каким-то образом сумел взметнуть правую ногу, ударив Бабухина прямо в пах. Бабухин, зарычав, согнулся пополам.

Если бы Лёма, став свидетелем потасовки, бросился на помощь Андрею, то тут с Бабухиным, выведенным из равновесия удачным ударом в пах, было бы покончено. Но, ошеломлённый дерзостью Бабухина, Лёма убежал звать на помощь Алексея.

– Я гаварыл или нэ гаварыл: давай пушка?! – заорал он на товарища, безумно вращая глазами.

– Что такое?! – оцепенел Алексей.

– Я гаварыл тибэ: давай писталэт! – взмахнул рукой Лёма.

– Да что случилось?!

– Эта звэр рэшил убиват нашего Андрюша!

– Ну!!!

– Андрюша, навэрна, уже нэ живёт.

– А пистолет у кого?

– У звэр, навэрна.

– Так у зверя или нет?! – в отчаянии выкрикнул Алексей.

Лёма посмотрел на часы.

– Тэпэр – у звэр. Точна! – сказал с паническими нотками в голосе.

Алексей метнулся в сторону и прижался спиной к бревенчатому фасаду дома, на ходу выуживая из кармана пистолет.

– Надо выручать шефа! – перешёл Алексей на шёпот.

Лёма тоже прижался к стене, чтобы не стать мишенью для «зверя». Лицо его стало скучно-грустным.

– Нас же порешат, если что! – кричащим шёпотом почти что завопил Алексей.

– Я магу дамой ехат, – ответил Лёма и поджал губы.

– Я тебя сам замочу! – встряхнул Алексей оружием.

– Пушка у кого? У тибя. Давай! Я буду прикрыват.

Алексей скрипнул зубами, но ничего не ответил.

 

5

Литиков возвращался от Людмилы. В пресквернейшем расположении духа. Правда, Людмила подарила ему забавный рекламный плакат, который она летом, когда ездила к родственникам, содрала со стенки вагона в метро. Это была реклама гутталакса. Был изображён смывной бачок, цепь, спускающаяся из него, и ручка. «Пожми руку старому другу», – призывал плакат крупными буквами. И помельче:

Гутталакс – безопасный и надёжный препарат

с мягким слабительным эффектом

и нейтральным вкусом.

Гутталакс – с облегчением Вас!

Людмила говорит, что рядом с этим плакатиком находилась реклама средства от поноса, которую она забыла у родственников. Жаль.

– Парень, иди сюда! – услышал Литиков и остановился.

И увидел двух субъектов, прижавшихся к деревянному домику, два окна которого были закрыты ставнями. У одного из субъектов в руке Литиков обнаружил пистолет.

– Что надо? – спросил Литиков и оглянулся по сторонам. Ему захотелось удрать, но он резонно рассудил, что пуля догонит его в два счёта. И даже быстрее.

– Памаги! Нада! – зашептал тот, что был без пистолета. – Вазмём – награда получат будиш.

– Бандита, что ли?

– Да-да, бандыта! Звэр-бандыта!

Второй нетерпеливо махнул дулом пистолета.

– Давай! Ты входишь как ни в чём не бывало, а мы – за тобой. Давай-давай!

Литиков пожал плечами и направился к крыльцу, не уверенный, что поступает правильно.

А Бабухин и Андрей в это время, увлечённые схваткой, то метались по дому, то катались по полу, осыпая друг друга глухими ударами, рыча, хрипя, матерясь и охая. Бабка Аня, неоднократно опрокинутая в результате столкновений то с одним, то с другим из бойцов, взобралась, наконец, на печку и там затаилась, шепча молитвы.

– В фуфайке! – услышал остановившийся у порога Литиков выкрикнутое ему прямо в ухо.

И увидел, что тот, что в фуфайке, сидит на ком-то, лежащем на спине и дрыгающем ногами. Молотит кулачищами, словно пыль выбивает из перины.

И будто что-то толкнуло Литикова вперёд (а может, его и действительно подтолкнули), он подбежал к бандюге в фуфайке и обхватил его правой рукой за горло. И повалился назад. Спустя какое-то время Литиков понял, что можно уже ослабить хватку.

Когда он поднялся на ноги, то был безмерно поражён не тем, что на бандите в фуфайке сидят двое, работающих яростно руками, а третий «окучивает» лежащего ногами, а тем, что в бандите в фуфайке он узнал Бабухина. Это что же получается? Этот вопрос, родившийся в его голове, отчаянно пульсировал, однако ответа на него не обнаруживалось. Только неясное чувство вины вдруг наполнило всё существо Литикова.

Наконец один из «окучивателей» повернулся к Литикову и бросил:

– Свабоден, дарагой.

– А… – произнёс Литиков и растерянно смолк.

– Ах да, благодарим за службу. Будешь в магазине, купи себе мороженку, – рассмеялся второй. Тот, который был с оружием.

Литиков взглянул на распластанного на полу Бабухина и увидел, что тот смотрит на него единственным не заплывшим окончательно глазом с ненавистью и презрением. И беззвучно шевелит губами.

– А-а-а! – завопил Литиков и бросился на ближайшего из обидчиков, но его, ослабленного чувством вины, без особого труда вышвырнули на улицу.

По тропинке, неровно пересекающей реку, Литиков семеняще бежал к дому Татьяны, а в голове крутилась идиотская фраза с рекламного плакатика: «Пожми руку старому другу».

– Пожми руку старому другу! Пожми руку старому другу! – с этими криками Литиков вбежал в дом Татьяны.

– Да что стряслось-то? Ты спятил? – испуганная его воплями, спросила Татьяна.

– Его взяли! Господи! Его взяли!

– Кого? Кто взял?

– Пашку!

– Как взяли? Кто взял? – не понимала Татьяна.

– Не знаю! Менты, наверное! Или бандиты! – Литиков бегал по комнатам и размахивал руками. Вид он имел безумный.

– Не может быть! Да откуда ты знаешь?

– Откуда! Я сам если им помогал! Откуда!

– Ты что несёшь? – Татьяне уже начинало казаться, что и она вот-вот сойдёт с ума и присоединится к Литикову.

 

6

Татьяна и немного успокоившийся Литиков строили планы вызволения Бабухина. Литикова постоянно заносило, но всякий раз, натолкнувшись на холодный, трезвый взгляд Татьяны, он умолкал. Наконец он не выдержал и закричал:

– Я подожгу бабкину фатеру, и они все повыскакивают, как тараканы!

– А он? – спросила Татьяна. – Он, вероятно, связан. По рукам и ногам.

– Я брошусь в огнедышащее пламя и спасу его! – заявил Литиков и стукнул кулаком по столу.

– Сколько в тебе весу и сколько в нём, подумай.

– Хорошо, предлагай ты. Давай! – Литиков пожал плечами, вскочил со стула и, пробежавшись по комнате, снова сел. – Предлагай, а я всё сделаю. Всё, что прикажешь. Приказ женщины – закон для подчинённого.

– У нас мало информации, – задумчиво проговорила Татьяна.

– О! Оперативное внедрение. Подошлём к ним своего человека. Постоянный мониторинг ситуации. Это же необходимейший элемент любого дела! Если бы мы с Пашкой действовали наобум, разве ж мы взяли бы столько денег? А вот если…

– Эй, уймись! – остановила его Татьяна. – Знаем, сколько вы мониторинга заглотили, сколько вы его выжрали перед тем, как в ресторан попёрлись.

Литиков смутился.

– Да-да, – забормотал он, – это не тот случай, это я неудачно привёл пример. Просто хотел сказать, что мы ведь с Пашкой…

– Что вы большие друзья и за вашими плечами масса хитроумнейших комбинаций, – язвительно закончила за него Татьяна. – Да вы уже запились оба. То в носках идёте вагоны грабить, то друг друга вяжете и сдаёте бандитам. Проквасили мозги уже окончательно.

– Ну, насчёт «сдаёте»… Я же, Танюша, рассказывал, как всё вышло-то. Я шёл по тропинке…

– В рассуждении чего бы выпить и какой подвиг совершить, – вновь съязвила Татьяна.

Литиков сделался печальным.

– Танюша, а я ведь люблю тебя, – проговорил он проникновенно. – Всей душой. До безумия!

– А вчера ты отправился к Людке, чтобы рассказать ей о своей безумной любви ко мне? Так я понимаю?

– Ты меня не понимаешь, Танюша, – вздохнул Литиков. – Ведь любовь, весь этот мир её не втиснешь в какую-нибудь формулу одну. Не одну доску испишешь, пока чего-то там проклюнется. И всё равно математика бессильной может оказаться. И у меня такой случай. Высокие температуры и агрессивные среды. Результат – эта вот моя любовь, оплавленная, травленая и по цвету, тебе кажется, на любовь не похожая. А я ведь умереть готов за неё, за любовь, – снова вздохнул Литиков и понизил голос до шёпота. – Я друга, Танюша, готов предать.

– Друга предать? Это какого друга? – спросила Татьяна.

– А вот хоть Пашку. Берём с тобой деньги и сматываемся. Начнём жизнь сначала! Я брошу пить! – Литиков посмотрел на сигарету, затянулся и ткнул её в пепельницу. – Я курить брошу! Зарядку буду по утрам делать, продукты из магазина сам таскать! Стирать могу, готовить что попроще!

Говоря всё это, Литиков не смотрел на Татьяну, боялся. Окатит презрением. Или ударит даже. Надо спешить, чтобы сказать как можно больше.

– Я не только бывший интеллигент, у меня умелые руки! – Литиков опасливо поднял на Татьяну взгляд. – Я же!.. – Литиков запнулся. Что это? Он увидел свет радости в глазах Татьяны. Да что глаза – всё лицо её сияло. – Ты… согласна?

Он не верил своим глазам.

– Это надо обдумать. А? – Татьяна радостно потёрла руки и поднялась со стула. Литиков с опаской следил за нею. Потирает руки. А может, она бить его собирается? – Забираем деньги и сматываемся? – переспросила Татьяна. – А Паша?

– Может быть, судьба будет к нему… – пожал плечами Литиков, но закончить не успел.

– Гениально! – выкрикнула Татьяна и – Литиков зажмурился – хлопнула Литикова по плечу. – И ни минуты промедления. Собирайся!

Литиков вскочил на ноги, запрыгал в восторге, потом бросился обнимать Татьяну, однако та, погрузившись вдруг в задумчивость, отстранилась от него.

– Слюней и соплей не надо. К делу! Всё должно выглядеть натуральным образом. Понял? – Татьяна посмотрела на Литикова с сомнением. – Почему же ты такой плюгавенький-то?

Литиков развёл руками. Смущённая и счастливая улыбка гуляла по его лицу.

– Ты не пожалеешь, дорогая. Твой выбор…

– Если всё получится, – перебила Татьяна. – Нужен свидетель, который донесёт и разнесёт. Так-так-так! – Татьяна, размышляя, потёрла лоб. – Думаю, Светка справится как нельзя лучше. Но её нет и нет. Хотя и обещала вернуться. Ладно, раздевайся и в постель, быстро!

– В постель?

Татьяна подошла к кровати и сдёрнула покрывало.

– Всё равно пора менять.

– В твою? – Литиков уже был наверху блаженства. Он сбросил куртку, рубаху, очень быстро, сбой произошёл лишь при высвобождении из брюк (нога зацепилась – упал). – А ты? – спросил с замиранием, выглядывая из-под одеяла.

Татьяна расхаживала по комнате, задумчивая.

– Да-да, ты прав. Я тоже должна выглядеть натурально, – кивнула она и, подойдя к шкафу, сбросила платье и накинула халат. Потом сняла колготки, трусики, бюстгальтер, сунула всё это в шкаф. Растрепала волосы. – Надо ещё косметику смыть.

И, на ходу застёгивая халат, пошла из комнаты. Литиков успел заметить грудь со светло-коричневым соском и левое бедро, тронутое вверху русыми кудряшками. Господи, у него же никогда не было таких красивых женщин! Да у него вообще не было красивых женщин! Всё что-то средненькое, а то и того хуже. Порой приятное, но не опьяняющее, не завораживающее, не лишающее ума и трезвого (в меру, конечно, употреблённого спиртного) расчёта.

Хотя нет, – Вера. Он раздел её, вяло лежавшую на тахте, и залюбовался. Как произведением искусства. И оказался слаб как мужчина. Желание ушло. А она лежала, снисходительно-равнодушная, холёная. Ждала. А света и красоты было много, слишком много. Раньше он и не предполагал, что подобное возможно. И он вспомнил тот, давний, позор и похолодел. А вдруг?!

Нет, не может быть! Сейчас его тело переполнено жаром здоровой плоти, индикатором которой является… Да-да, всё в порядке. Литиков вертелся в постели, то ощупывая самого себя, то взбивая подушки и поправляя одеяло.

Литиков жарился на костре желания, когда Татьяна вернулась и присела к столу, в задумчивости подпёрла рукой подбородок.

– Танюша, – позвал её Литиков, – я жду.

– Да, подождём, – ответила Татьяна. – Она всё равно заявится. Не она, так кто-нибудь другой. Но лучше, если бы она.

– Танюшка, давай здесь будем ждать, на кроватке! – взмолился Литиков. – Иди же ко мне, моя цыпка! Цып-цып-цып, лапушка!

– Цыпка? Да ты спятил! – Татьяна смотрела на него, как на идиота. И вдруг залилась смехом. – Так ты не врубился, оказывается? Ха-ха-ха! Мы же понарошку. Ну и дурачок! Мы изображаем любовь, а потом сматываемся. Как будто. И зачем им тогда Павел? Ну? А он им в таком случае и не нужен. Понял? И они отпускают его. Денег у него раз нет. Он сам – жертва. Они вынуждены будут гоняться за нами. Раз деньги у нас. Понял теперь?

Литиков весь обмяк и осел, как вскипевшая каша в кастрюле, с которой сбросили крышку.

– Эй! – Татьяна с тревогой посмотрела на бледного, полуживого трагика в постели. – Да ты не раскисай до такой степени. Ты же всё дело испортишь. На тебе же лица нет. А тебе, может быть, через минуту играть счастливого влюблённого. Мишка! Ты слышишь меня?

– Да, я слышу, – запредельно отозвался Литиков.

– О-о! – вздохнула-простонала Татьяна. Она поднялась и подошла к кровати, присела рядом с Литиковым. – Ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя?

– Да.

– В щёчку?

– Нет. В губки.

– Ну, маленький, где наши губки? Да ты, никак, плачешь. Не плачь. Хочешь, я тебе сказку расскажу?

– Ты поцеловать меня обещала.

– И поцелую, маленькая моя. Где наши губки? А, вот они наши губки на небритой рожице. Ты почему, маленькая моя, не побрился ещё?

– Я не успел.

– Не успел? Ну, ничего. Какие наши годы.

Татьяна нагнулась и поцеловала Литикова.

– А ещё?

– Ну давай ещё раз поцелую. Эй! – Татьяна вновь нагнулась к Литикову и поцеловала его в губы, несколько продолжительней, чем в первый раз. – Ну, маленькая моя, ещё хочешь? Давай ещё раз. А ты будешь умничкой. Да?

– Да, – со вздохом ответил Литиков и попросил: – А можно обнять?

– Обними, маленькая моя.

Татьяна прижалась к Литикову.

– Без халата бы… – провздыхал Литиков, обнимая женщину.

– Нет-нет, как-нибудь в другой раз, – торопливо отвергла его просьбу Татьяна, отстраняясь и прикрывая рукой наглядно проявившиеся бугорки, образовавшиеся в результате неожиданно набухших сосков её грудей. – Давай поцелую тебя в последний раз и будем готовиться к отъезду. Я сама всё соберу, а ты лежи, входи в роль счастливого влюблённого. Хорошо, маленький?

– Хорошо.

Татьяна поцеловала Литикова, погладила его по голове, улыбнулась нежно и ободряюще.

– Будь умничкой.

Когда заявилась Света – а она всё-таки заявилась, – Татьяна встретила её надлежащим образом (открыла дверь, застёгивая пуговицы халата, томная) и искусно «проворонила» момент, как Света вошла в комнату, где тосковал и печалился в постели Татьяны Литиков.

– Ой, туда нельзя! – крикнула «запоздало» Татьяна и поспешила следом за Светой.

Света растерянно разглядывала лежащего на кровати Литикова.

– Это как надо понимать? А, мать? – Света оглянулась на смущённо потупившуюся Татьяну. – В твоей постели лежит мужик и…

– Да перестань ты, что ты, в самом деле! – забормотала Татьяна не без робкого возмущения. – Моралистка, тоже мне, выискалась. Мы с Мишенькой любим друг друга и, если хочешь, нам дела нет до всяких там пересудов. Да, нет дела. И перестань таращить глаза.

– Но ещё сегодня утром на этой кровати сидел… – удивлялась Света.

– Ладно, хватит! – перебила Татьяна. – Мало ли кто где сидел.

– Но, мать, в уме ли ты? Да что ты в этом дохленьком алкашике нашла? Ну, вы, ребята, даёте! Отказываюсь тебя понимать, подружка.

– Перестань, Светка. Ты ведь ничего не знаешь. Мужские достоинства ведь не всегда обнаруживаются невооружённым глазом. А когда мужчину поближе узнаешь…

– Ты надела очки, взяла бинокль, он разделся – и ты обнаружила?

– Всё-всё, хватит! – замахала руками Татьяна. – Если не прекратишь сейчас, я тебя выгоню. Мишенька, лапонька, не обращай на неё внимания. – Татьяна подсела к Литикову и поцеловала его. – Ты ведь знаешь, на дураков не обижаются. И – дур. Да, лапонька?

– Да. Но я попросил бы оградить! – обиженно и капризно ответил Литиков.

– Ну-ну, не обращай внимания.

– Не обращай внимания, – передразнила Света. – А ты, подружка, знаешь, где он ночь провёл?

– А вот это тебя уже не касается! – отрезала Татьяна.

– Ясно. Понятно, – заключила Света и помолчала. – Ладно, слушай ещё одну новость. Твоего, или чей он там сейчас, не знаю, Пашу взяли в оборот чипинские.

– Знаю уже, – спокойно ответила Татьяна.

– И что?

– А ничего. Пускай сам выпутывается. Не маленький. Я ему не нянька.

– Но ты вроде как… Ах да. Ну-ну. – Света наморщила лоб. Она была в затруднении. Она ожидала всего чего угодно, но такой оборот дела совершенно лишил её равновесия.

– Чаю будешь? – спросила её Татьяна.

– Чаю? Выпью.

– Пойдём на кухню, а то Мишенька, может быть, вставать захочет, – подхватила хозяйка подругу под руку. И – Литикову: – Вставай, наверное, лапонька, чайку выпьем. И перекусим. Да?

– А что это у тебя чемодан посреди комнаты? – выходя, бросила через плечо Света.

Татьяна не ответила. Словно не расслышала. Света остановилась.

– Чемодан – чего, говорю?

– А, чемодан! – воскликнула Татьяна. – А что чемодан?

Она подхватила чемодан и отнесла его в угол. Света с подозрением покосилась на, словно бы изрядно смутившуюся, подружку, вновь наморщила лоб и вышла из комнаты.

Сидя за столом, Татьяна и Литиков оказывали друг другу всяческие знаки внимания, как бы забывая время от времени о присутствии постороннего человека. Литиков, немного оправившийся от перенесённого в недавнем прошлом потрясения, расстегнул у сидевшей рядом с ним Татьяны две пуговицы, нижние, её халата и пользовался моментом. И Татьяне приходилось то да потому отстранять его шаловливую руку, ласково напоминая: «Миленький, лапонька, мы не одни». Иногда Татьяна поглядывала на часы.

И Света заметила это и спросила:

– Спешишь куда-то? На часы всё смотришь.

– Я? Нет-нет, – ответила Татьяна, однако спустя пару минут опять бросила взгляд на часы.

Света ушла как раз вовремя. До прибытия городского автобуса оставалось сорок минут. Этого времени было достаточно, чтобы извлечь из тайника деньги, окончательно собраться и по пути к месту посадки забежать к Гавриловне. Решили, что Литиков уйдёт на двадцать минут раньше, без вещей, поболтается у магазина, заглянет на почту, а за пару минут до предполагаемого прибытия автобуса приблизится к автобусной остановке.

А Татьяна на остановку вообще не пойдёт, она выйдет к повороту на тракт, где и дождётся автобуса. И они уедут. Они поселятся в гостинице, а завтра вечером позвонят в деревню. И всё узнают, все новости основные.

Однако их планы оказались на грани срыва.

– Они идут! Сюда! – закричал Литиков.

Он был уже одет и ходил по дому в поисках зажигалки. Случайно глянув в окно, он увидел того, с пистолетом, и с ним ещё одного.

– Кто? – подбежала Татьяна.

– Те самые!

– Спокойно! – приказала Татьяна. – Я сама буду с ними говорить.

Постучали, не дожидаясь разрешения, вошли. Татьяна встретила их у порога.

– В чём дело? – подступила она к непрошеным гостям.

– Где второй? – спросил высокий качок в тёмных очках, неоднократно меченый пластырем и йодом. Заметив Литикова, повернулся к нему. – Ты, что ли?

Литиков похолодел, ноги сделались ватными. К счастью, говорить он ещё не мог, только рот приоткрыл.

– Не узнаёшь, Андрей? – засмеялся второй. – Это же тот дурачок местный, который нам помог тогда, вцепился в клиента мёртвой хваткой.

– Ванька-скотник, – уточнила Татьяна. – За десяткой приходил. – И дёрнула подбородком в сторону Литикова. – Ну, получил десятку на водяру любимую – двигай! Последний раз. Сама без гроша сижу.

Литиков робко протиснулся между Татьяной и визитёрами, выбрался в сени, во двор, за калитку и припустил по улице. Не слушавшиеся ноги заплетались, но страх – он как сейчас видел избитое лицо Бабухина – гнал его. Забежать как можно дальше, где его уже не достанут. Жаль, что до прихода автобуса ещё так долго, целых двадцать пять минут.

– Ну, чего припёрлись? – в это время спрашивала Татьяна, стоя перед Андреем и Алексеем.

– Обыск, – объявил Андрей.

– Обыск? Ха! Ха! И ещё раз – ха! – отчеканила Татьяна. – Только один шаг, и я такой крик подниму – чертям тошно будет. На всю деревню. А ну, выметайтесь! Ну-ка! – И Татьяна принялась пихать Андрея в грудь.

– В этом доме спрятаны деньги. Ворованные! – не отступал Андрей.

– В доме? Где? В шкафу или под кроватью? – язвительно заговорила Татьяна. – Вы их совсем за дураков, что ли, держите? Так вот, прошлой ещё ночью, с кайлом и лопатой, они унесли деньги из этого дома. Куда? Не знаю. Не интересовалась. Мне за постой заплатили. Тебе эти деньги отдать?

– А где второй тип? – спросил Алексей.

– Он ещё первым автобусом в город смотался, за одеждой.

– Когда вернётся?

– Сегодня обещал.

– Надо все автобусы встречать, – сделал вывод Андрей и повернулся к Алексею. – Возьмёшь её с собой – и вперёд. Кстати, встречать надо не только автобусы.

– На морозе торчать? У меня насморк, – заявила Татьяна.

– Возьмёшь кого-нибудь, кто знает его, – и вперёд, – изменил указание Андрей.

– Да раньше, чем после обеда… – начал Алексей.

– Нет, с ближайшего начнём.

 

7

Литиков побывал уже и в магазине, и на почте, но, гонимый страхом и нетерпением, выбежал на прямую слишком рано. Автобусная остановка – вон она, рукой подать, две минуты ходу, а до подхода автобуса ещё целых десять минут. Заглянуть, может быть, на свиноферму? Литиков протопал к воротам – закрыты, толкнул калитку – со скрипом отворилась. Литиков вошёл. Сумрачно и вонюче.

– Чего надо? – раздалось неожиданно совсем рядом. Только теперь Литиков увидел, что перед ним стоит женщина в тёмном халате поверх фуфайки, в мужской шапке, в валенках с калошами. – Поросят воровать пришёл?

– Что, и днём крадут? – удивился Литиков.

– Кто – днём, кто – ночью. Такие, как ты, – ночью. – Женщина говорила зло и раздражённо.

– Это почему?

– По кочану. Рожей не вышел, – отрезала женщина. И уже мягче добавила: – Посмотри, как ты одет, сам поймёшь. Те, которые днём, они же в кожанах и шапках из норки. На «волгах-мерседесах», а сзади – грузовик с прицепом.

– Да, я только ночью, – согласился Литиков.

– Ты не из тех, которые поезд грабанули? – оживилась женщина.

– Из них самых.

– Говорят, вы деньгами ух как сорили, – сказала женщина и замолчала.

Литиков посмотрел на женщину и понял, что той хочется попросить у него денег, да не решается.

– Я вам пришлю, скажите адрес.

– Приречная, сорок. Прохоровы мы, – обрадовалась женщина. – Детей – четверо. Рожали – радовались. Жизнь-то, вроде, как бы всё лучше и лучше была. А потом – перестройка одновременно с ускорением. Мы и отстали.

Женщина что-то ещё говорила, но Литиков уже не слушал, продвигаясь к выходу, – не опоздать бы. Выбравшись на свет, глянул на часы и заспешил к автобусу. Около автобусной остановки уже стоял автобус, на боку – надпись красной краской: «Ваш аэробус??? Пожалуйста!»

– Мой, мой, – пробормотал Литиков и поспешил к двери.

Его, поднимающегося в салон автобуса, заметил бывший космонавт Богатырёв, которого за бутылку водки Алексей подрядил опознать «второго», то есть Литикова.

– Это не он ли садится? – остановился Богатырёв, приглядываясь.

Алексей тоже остановился, но в сторону автобуса, до которого им было идти ещё метров двести, даже не посмотрел.

– В автобус садится? – спросил он насмешливо. – Ты, смотрю, совсем уже залился. Я же тебе сказал: прибудет транспорт из города – смотри в оба. А этот – проходящий. И не из города, а в обратную сторону. Так что пока расслабься и думай о чём-нибудь приятном.

– А если в автобус садится? – растерянно пробормотал Богатырёв.

– У вас в космонавты всех таких брали, умом слабеньких? Лишь бы летать умел, да? Или лётать. В армии-то служил? Стой, здесь тормознёмся.

– Я подполковник запаса.

– Я не про подполковников говорю, я – про армию. Рядовой, ефрейтор, сержант. Дух, черпак, дед. Упал – отжался.

– А, нет. Я училище лётное окончил.

– Ну-у-у, училище. Ты, считай, службы не знал. Я тоже в карантине был. А вот когда в роту пришёл – другой коленкор. Кстати, надо придумать, откуда наблюдение вести будем. Чтобы и обзор, и в тепле.

Автобусу пора было отправляться, но водитель, словно, чего-то ждал. Литиков нервничал. Заметив одного из бандитов, то есть Алексея, разнервничался ещё пуще, даже холодным потом прохватило со спины.

А бывший космонавт Богатырёв в это время пытался сообразить, всё ли он делает верно, встав на путь зарабатывания денег на бутылку водки. Этот бандюга пригласил его встретить «поездного грабителя», который должен приехать – не уехать, нет, – именно приехать. Из города. Ага, приехать. С этим всё ясно. Но…

Стоп-стоп, одного (а всего их двое), люди сказывают, они уже взяли и держат в доме бабки Ани. А может, они его отпустили, и вот теперь он сел в автобус и пялится на них из окна? Одного взяли и отпустили, а теперь ловят второго? Того, который сейчас в городе, но скоро приедет? Космонавт пожал плечами.

– Что ты плечиками пожимаешь? – толкнул его Алексей. – Будешь мне сейчас толковать про тяжёлую службу офицерскую? Да нагляделся я на них. Вот кто бездельники, так бездельники. Мама мия!

– А этого-то отпустили восвояси? – спросил Богатырёв.

– О чём ты?

– Того, которого давеча повязали, отпустили, спрашиваю?

– Да ты, смотрю, сплетни по деревне собираешь, уважаемый товарищ, – прищурился Алексей. – Кого повязали, кого отпустили – тебя не касается. Твоё дело – честно заработать на водку и отвалить. И – ничего не знаю, ничего не видел.

– А этот, который поехал, вам уже не нужен?

– Кто «который поехал»?

– Ну, поездной ворюга, – уточнил бывший космонавт Богатырёв и указал на автобус.

– Он, – задохнулся Алексей, – в автобусе?

– Один – да, – ответил Богатырёв. – А второй, я так и не понял, у бабки Ани или в городе?

Алексей дёрнулся, как от удара, и сорвался с места. Автобус уже отправился и набирал скорость.

– Ой-ё-ёй! – запричитал Литиков, увидав бегущего Алексея, потом вскочил и поспешил к водителю. – Водила, друг, не останавливайся!

– Да вон бежит какой-то, – ответил водитель равнодушно и, убрав ногу с акселератора, положил руку на рычаг переключения скоростей.

– Сто тысяч даю! – выкрикнул Литиков.

Водитель автобуса удивлённо посмотрел на него.

– Плачу лимон! По газам! – возопил Литиков.

– Яволь, – пожал плечами водитель и вернул ногу на педаль. – А как же тот?

Литиков облегчённо выдохнул и вытер пот со лба.

– Собираться дольше надо было. Копаются чего-то, а потом…

– Ты там что-то про лимон говорил, – напомнил водитель автобуса. – Аэрографию, настоящую, забабахаю.

– Будет тебе лимон, – улыбнулся Литиков (он уже способен был улыбаться). – За поворотом остановишься, и будет тебе лимон.

– Это ещё зачем – «остановишься»? – водитель настороженно покосился на Литикова.

– Не боись. Там невеста моя сядет. У неё деньги-то.

– Жениться собрался?

– Да. На настоящей красавице, – довольно улыбнулся Литиков. В эту минуту он сам верил в то, что говорил.

– А тот красавчик – соперник неудачливый, я понимаю? На свадьбу-то хватит – лимонами разбрасываешься?

– Ещё останется, – успокоил Литиков. – А вот и она. Сейчас сам увидишь, какая красотка. Я раньше тоже думал, что такие только в столицах мира встречаются. Пока судьба не улыбнулась и не свела.

Татьяна села в автобус, и Литиков рассказал ей о погоне. Выслушав его, Татьяна спросила:

– Шофёру – миллион?

– Да, я обещал, – беззаботно ответил Литиков.

– А ты знаешь, сколько у меня всего?

– Что такое? – встревожился Литиков.

– А столько, сколько ты уже профукал со своими шоферами.

– А остальные?

– Там же, где и были. Я на дорогу взяла.

– Почему? – недоумевал Литиков.

– А зачем я должна была их таскать за собой? – вопросом на вопрос ответила Татьяна. – И хватит об этом.

Оба замолчали.

– Придётся отдавать и выметаться из автобуса, – наконец сказала Татьяна.

– Почему выметаться? – удивился Литиков.

– Потому. Минут через двадцать они нас догонят.

– Догонят?

– У них же машина, иномарка, не понял, что ли? И не было бы, так нашли бы.

– Попросим прибавить скорости.

– Гололёд же.

– А на иномарки гололёд не распространяется?

Татьяна грустно усмехнулась и не ответила. Литиков понял, что она права.

– Что же делать? – спросил он.

– В Дольском выходим, а потом… – Татьяна замолчала. – А что потом, я не знаю.

Автобус ушёл, оставленные им отработавшие газы поглотило бело-голубое пространство морозного деревенского дня.

– Дизельные двигатели выбрасывают сернистый ангидрид, сажу и эти… полициклические углеводороды, – вертя головой и глубоко вдыхая воздух, сообщил Литиков. – Но мне больше нравится то, что после бензиновых остаётся.

– Что остаётся? – рассеянно спросила Татьяна.

– Да то же самое: углеводороды, ангидрид, а вместо сажи – свинец, – пояснил Литиков.

– При чём тут свинец? – обернулась и посмотрела на него в упор Татьяна.

– А при том! – Литиков сорвал с себя шапку и наклонил голову, демонстрируя свою макушку. – Нюхал в детстве бензин, а теперь вот, можешь убедиться, расплачиваюсь. Ещё несколько лет, и облечу, как одуванчик.

– Ну, ты чудо! – покачала головой Татьяна. – Тебе жить-то осталось, может… Я ломаю голову, что делать, а он белиберду несёт. Господи! Связалась я с вами…

– Не боись, тормознём машину и…

– Когда она будет, ты знаешь? Вечером? Завтра или послезавтра? Да следующая будет, скорее всего, с этими нашими общими друзьями! Чудо! Чудак на букву му!

Её волнение передалось Литикову, он заозирался.

– Давай спрячемся. Давай куда-нибудь, Танюша…

– Дальше что? Они догонят автобус, убедятся, что там нас нет, и вернутся.

– Куда?

– Сюда. Им шофёр и другие сообщат, где мы вышли. А где тут спрячешься? Тут десяток домов, жилых, не наберётся.

Литиков съёжился:

– Но стоять на дороге и… ждать…

Он посмотрел вдаль на дорогу и представил, как из лесу выкатится, безобидной консервной банкой, автомобиль, стремительно приблизится к ним и из него, теперь уже большого и опасного, выскочат – нет, не спеша выйдут – эти мордовороты. Сначала они прямо на дороге ленивыми ударами крепких рук погоняют его между собой, потом ухватят за шкирку и зашвырнут в машину.

Он увидел, что Татьяна перешла на другую сторону дороги и поднимает руку, чтобы остановить приближающийся автомобиль марки «Ауди-А4».

– Нам же не туда, – напомнил Литиков.

– А я и забыла! – раздражённо ответила Татьяна.

И вот они едут в обратном направлении. Водитель, нездешней внешности, благоухающий дорогим одеколоном, в пиджаке ядовито-зелёного цвета и при умопомрачительной расцветки галстуке, улыбался Татьяне как старой знакомой и совсем, кажется, не заметил Литикова.

– Милая деревенька. Вы здесь живёте? – спрашивал водитель, оборачивая голову к Татьяне, которая, как и Литиков, расположилась на заднем сиденье.

– Не здесь, но неподалёку.

– Не в Посконном живёте, часом? – улыбнулся водитель.

– Да, именно. А вы к кому, простите, едете? – Татьяна тоже улыбалась.

– Вы что же, всех знаете?

– Как будто. Всех, пожалуй.

Водитель вздохнул.

– Я друга разыскиваю. Сто лет не виделись.

– Как его зовут?

– Дима Дровосекин. У него жена, я слышал, и двое детей.

– Нет, такого у нас нет, – уверенно заявила Татьяна. – Если только… А он давно в этих краях?

Литиков ревностно отслеживал нотки женственности в голосе Татьяны и беспокоился.

– Скорее всего, недавно, – ответил ядовито-зелёный пиджак. – А кого вы имели в виду, когда произнесли «если только»?

– Да так. В нашем селе сейчас полно… гостей.

– И что за гости?

Навстречу показалась серо-голубой «БМВ», и Татьяна, зловеще глянув на Литикова, быстро присела. Литиков проделал то же самое. Всё это не укрылось от внимания водителя, который, однако, никак на это не отреагировал.

Спустя некоторое время он озадаченно произнёс:

– Получается, я зря сюда заехал?

– Да, наверное. – Татьяна снова улыбалась.

– И как у вас жизнь протекает? Что интересненького? – расспрашивал заезжий. – Кино? Танцы?

– Ни кино, ни танцев. Мужики и бабы – все, считай, водку пьют. Вот и все развлечения.

– Что ж, довезу вас и поеду обратно, – задумчиво проговорил мужчина. – Где его искать, ума не приложу. Может, ещё кого порасспрашивать?

– Порасспросите, хотя это и бесполезно, нет у нас такого. А потом, может быть, нас до города подбросите, а? – попросила Татьяна.

– А вы, что же, обратно собираетесь? На ночь глядя? У вас там родственники?

– До ночи ещё далеко, – уклончиво ответила Татьяна.

Когда въехали в село, Литиков нагнулся к Татьяне и спросил:

– Ты хочешь забрать деньги?

Татьяна оттолкнула его локтем и ничего не ответила. Возле дома Демьянихи она попросила водителя остановиться и довольно долго раздумывала, стоит ли забирать ворованные деньги. В конце концов, решила, что возьмёт только свои собственные деньги.

– Пожалуйста, на два дома дальше, у колодца, – обратилась Татьяна к водителю. На нервно ёрзающего рядом Литикова она не обращала внимания.

Татьяна отсутствовала минут десять. Она ушла, и водитель, наконец, заметил Литикова.

– Симпатичная женщина, – обернулся он к Литикову. – Она кем, прошу прощения, вам приходится?

– Невеста, – не без гордости ответствовал Литиков. – И я попросил бы тебя, приятель, быть поскромнее. И не таращиться. А то, понимаешь… – Литиков начал распаляться. – А то я знаю таких, понимаешь… Только увидят если более-менее, так сразу и начинают губу раскатывать! Пиджак, видите ли, одеколон на весь салон, улыбочки и всё такое прочее!

– Ладно, не кипятись, сам виноват – без паранджи вывел, – отмахнулся водитель. – Тебя как звать?

– Михаил.

– Меня Виктором. Тоже здесь живёшь?

– Вроде того. У невесты своей и живу. Вон наш дом, куда она пошла.

– Да-а, – задумчиво произнёс Виктор и что-то пробормотал себе под нос.

– Что? – переспросил Литиков.

– Погода, говорю, природа, говорю, лес, речка… Остаться бы тут навсегда или хоть на время, а то всё крутимся чего-то, суетимся, спешим куда-то.

– Коммерсант, наверно, вот и крутишься. Угадал?

– Пожалуй, да.

– Так «да» или «пожалуй», – не удовлетворился ответом Литиков.

– Пожалуй, да.

Литиков засопел, но, вспомнив, что при посадке Татьяна велела ему помалкивать, сдержался. Да и что ему до этого франта? Ну, довезёт он их до города. И всё. И прощай, франтяра. Покедова. И забыли, как звать-величать. И даже Татьяна о нём не вспомнит.

 

8

Вчера утром Виктор стоял возле одного из входов в офисное здание на Кутузовском, облицованное с фасадной стороны кирпичом малинового цвета, и рассеянно осматривал свои туфли, брюки и видимую ему часть собственного пиджака. На мгновение сосредоточившись, он увидел, что туфли его почти не запачканы, брюки безупречно отглажены, а пиджак просто превосходен. И Виктор нажал на кнопку звонка. Дверь открыл усатый мужчина лет тридцати в тёмно-синем пиджаке с жёлтого цвета сияющими пуговицами. Мужчина смотрел вопросительно.

– Вы меня не узнаёте? – спросил Виктор не без ноток презрения и вызова в голосе.

– Да нет, почему же… Проходите, – слегка растерялся усатый в синем пиджаке.

Заметно разозлённый тем, что в течение секунды или двух он, стоя на холоде, вынужден был наблюдать железобетонное выражение лица охранника, которое предназначалось отнюдь не ему, а кому-то постороннему и незнакомому, Виктор стремительно направился через фойе к лифту.

Поднявшись на третий этаж, он услышал голос разговаривающей с кем-то по телефону Ирины и мгновенно оттаял. Присесть у двери и слушать этот голос. Хоть сто лет. До тех пор, пока смерть не уцепится за ноги и не утащит в могилу.

Однако сидеть и лежать не в его стиле. И смерть совершенно иным образом возьмёт верх над ним. Когда-нибудь пуля пробьёт его сердце или мозг. А может быть, это будет пуля со смещённым центром тяжести, которая влетит в беззащитный живот и, задев ребро либо кость бедра, начнёт кувыркаться с безудержной наглостью в мягких тканях жизненно важных органов. И это «камлание» призовёт смерть. Смерть! А как пулями разрывает лёгкие, печень и кишки, как свинцовые штучки крошат плечевые суставы, лопатки и ключицы, как прошивают череп, разрушая оба полушария мозга, Виктору было известно.

– Привет, Ирэн! – произнёс Виктор легко и весело.

– Здравствуй, Виктор! Где ты пропадаешь? Трое человек ёрзают в креслах, ожидая тебя. Ущерб фирме – неимоверный.

Виктор бросил своё тело в кресло напротив стола Ирины. Не целясь и не примериваясь. И если бы кресла не оказалось на месте, то он бы непременно очень сильно ушибся. Ничего страшного не произойдёт, если он одну минуту поболтает с Ириной.

Ирина слишком умна для секретаря и замужней женщины. Если бы не его врождённый страх перед умными женщинами, её мужем мог бы быть он, а не Синодский.

В день свадьбы Ирины и Синодского Виктор легкомысленно заявил:

– Ирэн, как же так? Собирался сделать тебе предложение, хотел жениться на тебе, а ты…

– Ты это серьёзно? – вспыхнула Ирина.

Виктор, скорее всего, шутил. Да-да, он, пожалуй, шутил. По крайней мере, если судить по его тону. Ведь они поднимались по ступенькам Дворца бракосочетания, в одном из залов которого через десять минут прозвучит наставительно-поздравительная речь работницы ЗАГСа и широко известная музыка. Виктор увидел глаза Ирины и испугался. Ему вдруг показалось, что ещё одно его неосторожное движение и намеченная свадьба вряд ли состоится.

– Ты действительно мог бы жениться на мне? – спросила Ирина.

– Конечно. А почему бы и нет? – с резко преувеличенной шутливостью в голосе откликнулся Виктор, пряча при этом взгляд в гуще серых клубов осенних облаков. – Ты же очаровательна. И такие, как ты, не должны принадлежать даже самым достойным. Ты – достояние республики.

Он продолжал нести что-то в том же духе, но Ирина уже, кажется, не слушала его. И вскоре он замолчал. Чувство вины почему-то стиснуло его сердце. К тому не было никаких оснований, так как никогда он не ухаживал за Ириной, ни разу не выказал он особой симпатии по отношению к ней. Всегда дружески приветливый и, в меру, весёлый в её присутствии – всё, что он себе позволял в течение довольно длительного времени.

Ирина напомнила, что его ждут.

– Чего они хотят? – поинтересовался Виктор.

– Скоро узнаешь, – улыбнулась Ирина.

– И всё-таки?

– Пропало довольно много денег. Их отправляли поездом. Вопросы ещё есть?

Виктор понял, что Ирина ничего больше не скажет. Возможно, она полагает, что сказала достаточно.

– Слава Богу! – с деланным облегчением вздохнул Виктор. – А то я уж, было дело, подумал, что кого-нибудь пришили. Я уж думал, кто-то пал жертвой новых производственных отношений, а твой благоверный решил повести комбинационную борьбу. Это когда вовсю летают пули, веер за веером, а откуда дует ветер, понять невозможно.

 

9

По пути в город Виктор развлекал Татьяну разговорами, а Литиков, пожираемый ревностью, сжимал и разжимал кулаки, скрипел зубами и буравил затылок франтоватого соперника ненавидящим взглядом.

«Обменять бесценный бриллиант на яркую, блестящую фальшивку!» – думал Литиков, ничуть не сомневаясь ни в том, что этот Виктор является «фальшивкой», ни даже в том, что сам он является именно «бесценным бриллиантом».

«Нью-рашенс, воняющий дорогим одеколоном», – мысленно скрежетал Литиков в тональности – «нью-рашенс вшивый». Литикову было тяжело, и он даже подзабыл, что основным его конкурентом в борьбе за сердце женщины пока ещё остаётся его друг Пашка Бабухин.

Литикову не повезло с самого начала, с рождения. Обделила его матушка-природа. Не одарила, как некоторых, впрочем, куда менее достойных, безупречной внешностью, обладая которой можно нести всякую чушь, а окружающие, тем не менее, волшебным образом впитывают ваши слова, смотрят в рот и… Да что там говорить!..

И Литиков нарушил собственное молчание.

– Продавцы милы и услужливы! – передразнил он Виктора голосом передразнивающего. – А я вот терпеть не могу ваших супермакетов. И вообще не перевариваю всех ваших буржуйских штучек-дрючек. Хотя я и сам, между прочим, при деньгах. Если ты коммерсант, если у тебя есть бизнес – пожалуйста, могу инвестировать. Под процент, естественно.

Начинал говорить Литиков зло и раздражённо, но постепенно злость и раздражение уступили место самодовольству. И он, Мишка Литиков, кое-что из себя представляет. Татьяна оборачивалась к нему и бросала предупреждающие взгляды, однако Литиков, уподобившись глухарю на весеннем току, взглядов её не замечал и продолжал свою песню.

– И у меня есть друг, – выводил он очередную руладу, – настоящий друг, тоже, кстати, состоятельный человек, перед которым стоит та же самая проблема.

– Какая проблема? – решил уточнить Виктор.

– Куда инвестировать свои капиталы. Впрочем, по сути-то, такой проблемы и нет. Это когда нет денег, то – проблема. А это не проблема, куда их вложить. Кто получше попросит, тот и получит. Вот и вся проблема.

– Я так понял, – проговорил Виктор, – кто получше попросит, тому и отдашь все свои сто тысяч рваненьких-деревянненьких?

– Сто тысяч? – усмехнулся Литиков. – Дёшево же ты меня оценил. Я мог бы назвать сумму, да боюсь, как бы ты аварию не допустил, цифирью этой ушибленный.

– Спасибо, что предупредил, – поблагодарил Виктор. – Я покрепче ухватился за баранку. Теперь ты можешь смело говорить.

– Не останавливайтесь! – закричала Татьяна.

– Что случилось? – не понял Литиков.

– Они хотят остановить нас! – кричала Татьяна. В голосе её была паника.

– Кто?! Что такое?! – Тревога, охватившая Татьяну, передалась и Литикову.

– Вон! Они! – взмахнула рукой Татьяна.

И Литиков увидел, что впереди, метрах в ста от них, стоит «БМВ» и голосующий парень.

– Не надо! Не надо останавливаться! – едва ли не завопил он. – Мимо! Мимо!

«Ауди», между тем, замедлила движение.

– Я прошу вас, Виктор! – Татьяна вцепилась в руку Виктора.

– Витя! Друг! – закричал Литиков. – Не останавливайся!

– Я не понимаю… – пожал Виктор плечами. Скорость машины продолжала падать.

– Не останавливайтесь! – взмолилась Татьяна.

– Витя! Витя! Витёк! Без процентов! – кричал Литиков, позабыв о неприязни и гоноре.

Однако скорость «Ауди» упала едва ли не до нуля. И Татьяна и Литиков уже безвольно обмякли на кожаных сидениях. И бээмвэшный парень уж опустил руку.

– Так вы полагаете, не стоит останавливаться? – спросил вдруг Виктор.

– Да!!! – вскричали Татьяна и Литиков.

– Ну что ж, – пожал плечами Виктор и выжал акселератор.

– Ура!!! – закричал Литиков.

– Чем же вам не понравился этот молодой человек? – обернул Виктор удивлённое лицо к Татьяне.

– Ой не знаю, – помотала головой Татьяна, – не понравился.

– Может быть, у него именно ваш жених деньги украл?

– Какой жених? – не поняла Татьяна.

– Да вот этот, – мотнул головой в сторону Литикова Виктор. – Или у вас их несколько?

– Жених у неё один, – вмешался Литиков. – И с чего вдруг ты взял, что я у кого-то что-то украл?

Виктор пожал плечами. Литикову стало обидно, что его приняли за вора. Литиков нахохлился и замолчал.

– Мне почему-то кажется, что нас преследуют, – спустя некоторое время заметил Виктор.

Татьяна и Литиков одновременно обернулись. Действительно, их преследовали. Татьяна умоляюще посмотрела на Виктора.

– Витя! – прохрипел Литиков.

– Ладно, – вздохнул Виктор.

И минут тридцать Татьяна и Литиков сжигали нервные клетки. Виктор внутренне усмехался, наблюдая их волнение. Он знал, что уйдёт от погони. Это произойдёт тогда, когда он этого пожелает. И это произойдёт в городе. Он так решил. В условиях почти незнакомого города он оторвётся от преследователей спустя несколько минут после того, как сочтёт это необходимым.

 

10

Света забежала к Демьянихе. Ну и вонища! Ох уж эта Танька! Повесила эту старуху на Гавриловну, которая сама вдруг слегла, да и куда-то умотала. С этим прыщом, прыщиком, правильнее будет сказать. Спутаться с таким ничтожеством! И это при её внешних данных. И ведь умом, казалось, Бог не обидел.

Деньги! Это всё деньги. Да. А так крутилась вокруг этого Пашки. Такое же, впрочем, ничтожество, только размер другой. Тоже алкаш и бандит. И тоже бывший интеллигент. Антелегент, правильнее будет сказать. Через мягкое «гэ».

– Ну, бабка, какие будут просьбы, пожелания? – обратилась она к старухе. – Опять, поди, вся обделалась? Где у тебя простыни, тряпки и тэпэ?

– Светка? Это ты, никак, Светка? А где ж Татьяна? – Демьяниха, полуслепая, ориентировалась в этой жизни больше благодаря ещё относительно сохранившемуся слуху.

– А Татьяну твою моль съела, остатки жених увёз. В свадебное путешествие.

Света вынула из шкафа простыню и нехотя подошла к кровати, упёрла руки в бока.

– Да-а. Ох-хо-хо! Вода-то в рукомойнике имеется или надо загодя проверять?

– Да как, поди, нет, – ответила старуха. – Должна быть.

– Что ж, приступим. Ох-хо-хо!

Ворча и поругиваясь, Света принялась обслуживать старуху.

– Тебе жёстко, бабка, что ли? Зачем эта недотёпа второй матрац-то под тебя подложила?

– Дак не помешат, поди, – ответила Демьяниха. – Всё не на голой железе.

– Одного бы за глаза. Нет, надо зачем-то два извести. На одну старуху.

– Не ругайся, Светочка. Ты ведь тоже, поди, старенькой станешь когда. Али, думаш, нет? Всё, думаш, такой-то попрыгушкой будешь? И я такой-то была…

– Ладно, слышали, – перебила её Света. – Ты бы не болтала, а пошевелилась тоже немного. Тяжёлая ведь. В тебе ещё добра этого не на одну сотню простыней. А я ворочай тебя. Есть-то будешь?

– Я бы съела чего, – кивнула Демьяниха.

– Сделаем.

Поев, Демьяниха жалостливо заморгала глазами и попросила:

– Светочка, конфетку бы мне. Сосательну.

– А у тебя есть? Я что-то не заметила.

– Нету.

– И у меня нету, – развела руками Света. – Вот так вот.

– Прикупить бы, – робко попросила Демьяниха.

– А деньги? Что-то я не слыхала от Гавриловны, чтобы Танька денег Гавриловне на конфетки для тебя оставляла. Сбросила тебя на нас и смылась. А дом, между прочим, твой на неё, а не на меня записан.

– А я тебе дам, – сказала Демьяниха. – Я денег дам.

– Давай.

– А ты выдь на минуточку, – попросила Демьяниха.

– А вона мы каки! – старушечьим голосом протянула Света. – Не доверяем, видишь ли.

– Светочка! – минуты через две позвала Демьяниха Свету, ожидавшую на кухне.

Света вошла в комнату старухи и остолбенела. Слабой рукой Демьяниха протягивала ей горсть стодолларовых купюр.

– Посмотри, Светочка, хватит, нет ли, – проговорила Демьяниха. – Деньги-то, я слышала, всё дешевше и дешевше день ото дня. Ты скажи, хватит, нет? – повторила вопрос Демьяниха, натолкнувшись на длительное молчание Светы.

– Хватит. Да, хватит, – еле выговорила Света. Это сколько же тут будет, если их в наши миллионы перевести? Она приняла из немощной руки старухи деньги и выбежала, забыв про одежду.

Добежав до своего дома, Света взяла горсть карамелек «Вишня» и припустила в обратный путь. Обрадованная Демьяниха пососала карамельку и задремала. Очнувшись, попросила ещё. И вскоре опять задремала.

Когда в следующий раз Демьяниха попросила конфетку, Света сообщила:

– А всё, больше нету.

– А ты бы, Света, купила ещё мне конфеток-то, – попросила старуха.

– Деньги нужны, – ответила Света.

– А не осталось? – удивилась старушка. – Я ведь давала давеча.

– Да там было-то, – пожала плечами Света. – Горсточка одна.

– Ну ты выдь пока, – попросила Демьяниха.

И Света вновь получила «горсточку» стодолларовых купюр. Деньги находились в нижнем матраце. Без сомнения, это были деньги постояльцев Таньки. Которые они награбили в поезде. Сейчас всего шесть часов. И в девять она снова… Нет, в восемь, а потом в десять она снова придёт к Демьянихе и получит ещё денег. И утром. Демьяниха просыпается рано.

А если и за уход брать… И это справедливо, потому как денег ей Танька не оставляла. И маргарин ей завтра покупать надо. Не на свои же. Вот если бы Света сама их рисовала – другое дело.

 

11

Бабухин лежал и смотрел на большой печальный нос кавказца Лёмы.

– Эй, ты чего всё время поёшь: «Балной, балной я»? Чем болеешь? Лицо кавказской национальности! Я от тебя никакой гадостью не заражусь?

Лёма свирепо сверкнул глазами:

– Какой я тибэ «эй»?! Какой я тибэ «лицо»? Ти мэня вивэсти хочиш? Ти мала палучал? – Лёма поднялся на ноги и теперь осматривал Бабухина, словно выбирая место, куда бы поболезненнее заехать носком ботинка.

– Ладно, Лёма, не сердись, я ведь по-дружески спросил.

– Какой ти друг мнэ? – возмутился Лёма, и вдруг лицо его оживилось. – Дэнги давай – друг будиш. Тибэ палавина, мнэ палавина, вдваём к дэвучк пайдём! – И тут гримаса то ли физической боли, то ли душевного страдания исказила его лицо. – О-о! О, балной я, балной!

– Что за болезнь-то? – Бабухин хотел улыбнуться, но лишь сморщился от боли – челюсть сломана, похоже. Костоломы, сукины дети, выродки паршивые! Однако – максимум миролюбия. – Ты, уважаемый Лёма, как о девочках вспомнил, так и распереживался с новой силой.

– Нэ тваё дэло! – отрезал Лёма, но спустя несколько секунд пожаловался: – Русский билят паймал и триппэр паймал, панимаиш. Ой, балной я! Лэчица нада – мэня суда пасылат. 0-ой! – Лёма сокрушённо замотал головою.

Бабухин усилием воли подавил усмешку, с опозданием отметив, что усмешку эту на его лице вряд ли возможно разглядеть – что там ещё может нарисоваться на его разукрашенной физиономии? Да и чего ему бояться? Лишней зуботычины?

И Бабухин сказал:

– Пэрэзэрватыв нада была надэват, дарагой.

– Да, нада была, – согласился Лёма. – Пэрэзэрватыв надэват – в пратывагаз цвэты нухат. А типэр лэчица нада, нада в город ехат. А ти, казёл, малчиш. Я из тибя катлэт с мясом дэлат буду.

Лёма вновь встал и подошёл к Бабухину.

– Палучи! Палучи па почка! – И он дважды пнул пленника, стремясь угодить в правую почку. Но связанные за спиною руки Бабухина препятствовали осуществлению его намерения. – А ми тибя пэрэварачиват будим, – догадался Лёма и ухватился за правое предплечье Бабухина, чтобы перевернуть того на живот.

Бабухин вырвался. Лёма вновь попытался ухватить Бабухина за руку, но тот опять вырвался.

– Тиха лэжи! – прикрикнул Лёма.

– Ага, сейчас, – ответил Бабухин и продолжил борьбу.

– Тиха, казёл!

– Будешь пинаться, я тебя лечить не буду! – выкрикнул Бабухин.

– Чиго? – Лёма замер.

– Я мог бы вылечить тебя, – сказал Бабухин. – Триппер – это же, как насморк, вылечить раз плюнуть.

– Раз плунут? – переспросил Лёма, и на лице его отразились недоверие и надежда одновременно. – Ти умэиш лэчит?

– Ну да.

– Врат нэ нада – хужи будит.

– Не веришь? Продолжай тогда. Что ты там хотел-то? По почкам побарабанить? Ну!

– Ти умэиш укола дэлат?

– Уколами и дурак может.

– Бэз укол? – удивился Лёма, недоверчиво скривив лицо.

– Я экстрасенс, – заявил Бабухин. – Иглоукалывание, китайский массаж, работа с биополем, мануальная терапия и кодирование. Всего несколько сеансов и ты как новенький. Свеженький. Вот так вот.

– Врат нэ нада, – упорствовал Лёма.

– Да пошёл ты! – Бабухин равнодушно отвернулся.

Лёма молчал некоторое время, потом тронул пленника носком ботинка.

– Давай!

– Чего давай? – возмущённо обернул свое изукрашенное лицо Бабухин. – Это удовольствие денег стоит. Давай, вишь, говорит!

– Сколка?

– Триста.

– Палучиш.

– Деньги вперёд.

– Сначал двэсти, – заявил Лёма и извлёк из кармана куртки кошелёк. Вынув две стотысячных купюры, затолкал их в карман фуфайки Бабухина. – Давай!

– Ладно, идёт, – согласился Бабухин. – Развязывай руки.

– Развязыват? – насторожился охранник.

– А ты как думал? Ушами я буду тебе пассы делать? А биополе носом буду рубить?

Туман сомнения лёг на лицо Лёмы.

– Я развязыват – ти пабэг дэлаиш, да?

– Развяжи руки, а что-нибудь другое свяжи, раз боишься, – ответил Бабухин.

Больной охранник осмотрел пленника, остановил взгляд на его ногах. На ногах Бабухина и так уже путы – что тут ещё свяжешь? Он был в затруднении, и всё его лицо свидетельствовало о напряжённой работе мысли.

– Решай, пока я не передумал. А то у меня уже настрой пошёл, поля энергий забродили. А собьёшь настрой – дело швах. Частично хотя бы руки освободить надо. Свяжи в локтях их, если боишься. А кисти освободи, дорогой.

– Ладна, сначал связыват, патом развязыват, – решился Лёма.

Он принёс кусок шнура и остановился в задумчивости. Он вдруг осознал, что, прежде чем связывать руки Бабухину в локтевых сгибах, необходимо развязать кисти этих заведённых за спину рук. Он развяжет, а Бабухин, этот бугай… Лёма даже расстроился, руки его опустились.

Бабухин молча наблюдал за ним. Потом сказал:

– Что скис-то? Привяжи к туловищу, если такой робкий.

Совет пришёлся Лёме по вкусу, и он, притащив более длинный шнур, тщательно спеленал пленника, а потом ножом перерезал шнур, опутывавший запястья Бабухина.

– Давай!

Бабухин размял кисти рук, сделал сосредоточенное лицо.

– Сейчас посмотрим, насколько ты прогнил, – сообщил он и принялся неспешно водить направленными на больного ладонями. Спустя минуту изрёк: – Левая почка у тебя фонит. Когда мочишься, никаких осложнений?

– Слажнэний, да, – подтвердил несчастный Лёма.

– И печень. Да. Да-а, и печень. Нельзя тебе пить. Пить-то ведь и коран, я слышал, не велит.

– Да, коран, – отозвался Лёма.

– И желудок. Да, и желудок. Гастритные явления. Прекращай всухомятку питаться, мой тебе совет. Стоп! Стоп-стоп! Что это? Сейчас глянем… Да, язвочка, дорогой, завязывается. Пока небольшая. Нельзя тебе климат менять. Укоротил, считай, жизнь ты себе. И порядком.

– А триппэр? – спросил Лёма.

– Дойдём и до него. Сначала общая диагностика… А теперь будем собирать. Поставь между нами ещё табуретку.

Лёма выполнил его указание, и в течение нескольких минут Бабухин производил пассы руками, потом сказал:

– Кажется, сдвинулось. Формируем яйцо болезни. Дыши ровнее. И не шевелись. Получается, вроде. Будем вытаскивать яйцо на табуретку.

Лёма встревоженно вскинул глаза и обе руки прижал к низу живота.

– Не шевелись! – прикрикнул Бабухин. – Я – про яйцо болезни… А, вот! Во-во-во! Пошло. Да куда оно денется! Пошло, пошло. Так, так, так. А теперь решающий момент. Будем рассекать.

– Эта как?

– Нож! – скомандовал Бабухин вместо ответа.

В глазах Лёмы мелькнула тень тревоги.

– Да не мне, – успокоил лекарь. – Ты сам сейчас расколешь яйцо твоей болезни.

Лёма извлёк из-под полы своей куртки нож.

Бабухин продолжил:

– Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Берёшь нож за кончик ручки и по моей команде, на счёт «три»… Один, два, потом идёт три… Так вот, по моей команде отпускаешь нож. Но так, чтобы он лезвием, точнее, остриём, – в центр табуретки. В самый центр. Понял? – Бабухин демонстративно привстал, шумно отодвинул табуретку и снова сел. Но уже почти на самый край табуретки, так, что фактически он и не удалился вовсе от стоящей между ним и больным табуретки. – Приготовиться! В центр табуретки!

– Да. Да, я… Я…

Лёма уже держал нож, как было велено.

– Да не дрожи ты руками, нельзя промахиваться. Ну ничего, я подкорректирую. – И Бабухин, выставив ладони, принялся делать лёгкие пассы. – Приготовиться! Внимание! Пошёл отсчёт. Раз, два… три!

На счёт «три» Лёма отпустил нож, а Бабухин, резко качнувшись корпусом вперёд, подхватил его и, вскочив на ноги, приставил нож к горлу пациента. Больной ещё жил проблемами своей болезни, а рука Бабухина уже рвала из его кармана пистолет.

И вот уже не нож у горла незадачливого пациента, а дуло огнестрельного оружия – у виска его головы. Аффектогонный шок. Возможна полная остановка сердца. Лёма ещё не успел осознать, что излечение не удалось, но уже ощущение новой опасности, не здоровью – жизни, сверлит мозг через слабую перегородку височной кости.

Бабухин же, между тем, уже и ноги свои освободил, и с остальными путами заканчивает расправу.

И рычит угрожающе:

– А вот я сейчас лечить тебя буду. По-настоящему. Хирургическим методом. Снимай штаны, падла!

И тут Лёма заорал, что-то вроде многократного «а-а», «нэ нада» и «а-а» – по второму кругу. Бабухин уж проорал, что он пошутил, но Лёма зашёлся ото всей души и не умолкал. Бабухин рванул со стола скатерть и едва ли не на треть запихал её в орущую пасть.

– Я пошутил, – повторил Бабухин и отёр пот со лба. – Ты умрёшь триппероносцем.

Лёма замотал головой.

– Тебя и этот вариант не устраивает, скотина, – вздохнул Бабухин. Он сдёрнул Лёму, словно мешок, с табуретки, уложил на пол и принялся связывать новоявленному пленнику руки.

 

12

Литиков справился с сомнениями и купил бутылку водки. Алкоголики, размышлял он, – это, как известно, те, которые не пить не могут, пьют и тогда, когда выпить хочется, и когда не хочется. А пьяницы – только когда есть желание. Он же, Мишка Литиков, не подходит ни под одну из этих категорий. И не пьяница, и не алкоголик. Он, как ему представляется, пить собрался эту водку вне зависимости от желания или нежелания напиться. Тут – любовь. Несчастная.

Но пить он будет отнюдь не для того, чтобы залить эту любовь, несчастную любовь, водкой, напротив, это как – масла в огонь. Да, несчастная любовь терзала его душу, рвала её на части, но… как-то вяло, словно несильными, слабыми ручонками. Не рвала и не терзала, а как бы пощипывала, с болезненной монотонностью. Лучше бы уж кромсала. И он бы умер. Словно на эшафоте. Как приговорённый к четвертованию. Сейчас он выпьет водочки и поймёт, что жизнь кончена. И умрёт.

А вдруг бутылки водки не хватит, чтобы умереть достойно? Литиков вернулся и купил ещё одну бутылку. И заспешил, весь в предчувствии и яростном ожидании. В последнюю секунду вскочил в автобус – дверцы лязгнули едва не в его затылке.

Было тесно, на него давили, и любовно-предсмертные страдания стали как бы отдаляться.

– Разрешите пройти, – обратился он к парню с серьгой в ухе и с красным шарфом вокруг шеи.

– Я тебя убью камнем, – ответил парень.

Литиков удивлённо вытаращился. При чём тут «убью» и «камень». К ушам парня тянулись щупальца плеера. Возможно, он не расслышал.

И Литиков повторил:

– Разреши, я пройду.

– Я тебя убью камнем! – снова ответил парень, громко и, вроде как, с пафосом каким-то. Словно продекламировал. – Исчезни!

– Ну дай пройти! – занервничал Литиков.

Парень с плеером поднял руку, в которой оказалась початая бутылка пива, и сунул её к губам Литикова, которого только что собирался «убить камнем». Литиков сделал несколько глотков и непонимающе уставился на парня.

– Ты дай мне пройти, – снова попросил он.

– Исчезни! Если ты сейчас не свалишь, буду с тобой драться! – продекламировал парень и… посторонился.

Литиков устроился поудобнее и отдался на произвол любви. Что сделала с ним эта любовь! Он готов предать друга, с которым столько соли… водки, во всяком случае, съедено. Выпито, точнее. Он готов на всё. Он согласился бы выпасть в другое измерение, где пускай и не было бы даже этой кучи денег, но только была бы она, Татьяна, любящая, влюблённая в него.

Придя в квартиру татьяниной тётки, Литиков соорудил закуску и наполнил водкой, на две трети, стакан. Выпил, пожевал хлеба. И углубился в область чистого духа любви. По щекам его потекли слёзы, солёные и горькие, словно водка.

– Таня, Танюшка! – простонал Литиков и плеснул в стакан водочки. – Я умру, и ты пожалеешь. Ещё пожалеешь, что не оценила.

Мелькнуло сомнение, что литр водки способен убить его, закалённого участника застольных баталий, однако Литиков прогнал это сомнение прочь мыслью о том, что организм его существенно ослаблен чувственными бурями последнего времени и активного сопротивления не окажет.

– Нет, не жилец на этом свете! – простонал он и выпил, с удовлетворением ощущая, что пространство его несчастной любви неудержимо разворачивается в глубину.

Чистые и звучные цветовые пятна широко и беспощадно пространство это завоёвывали. Все цветовые отношения были гармонично-праздничны. Вот только в эпицентре этой картины сам он, маленький и серенький, лежал на чёрном полу-потолке.

Литиков всхлипнул, открыл глаза и вновь налил водки. Несколько булей. И всё повторилось. Зрительная достоверность росла, сердечная горечь – тоже.

Однако неожиданно пришла Татьяна. Её не было весь день, она ушла ещё утром, вместе с тёткой. И вот вернулась.

И почти с порога (она, не разувшись, заглянула в комнату) брякнула:

– За старое взялся! Да-а-а, намаюсь я с тобой, видать!

Брякнула, чтобы унизить уходящую из него жизнь, полную трагической страсти.

Вскоре она появилась в комнате с пустым стаканом.

– Налей-ка мне, алкаш, – сказала.

– Ты хочешь выпить со мной, дорогая? – обрадовался Литиков.

– Не с тобой. Одна.

– Ты пьёшь в одиночку?

– Ты же пьёшь. А почему бы и мне…

– Ну, я!.. – воскликнул Литиков. – Но ты-то…

– Давай! Лей! – приказала.

– А сколько, налить-то сколько? – засуетился Литиков.

– Всё выливай.

Стакан наполнился почти до краёв. Татьяна выпила и, не закусив, отошла к шифоньеру. Стала переодеваться. Она даже не стесняется его. Он – нуль, пустое место.

– Я – нуль, пустое место, – с горечью констатировал Литиков.

– Ты – пи-пополам, – бросила Татьяна небрежно.

– Я ещё вырасту! – пообещал он. – В твоих глазах вырасту.

– Да-да, конечно.

Литиков вынул из-под стола вторую бутылку и вскрыл её.

– А это ещё откуда? – возмутилась Татьяна.

– А это оттуда же.

Литиков налил себе полстакана и выпил. Чтобы горестное развитие событий не затормозилось.

– Послушай, Пи-Пополамка, ты, видать, решил тут ужраться совсем? – спросила Татьяна.

– У опера с Петровки, у опера с Петровки раненое сердце плачет и болит. И мне, может быть, придётся утопиться, если не добьюсь твоей любви, – на мотив невыразимой грусти пропел Литиков.

– В водяре? – уточнила Татьяна.

– В ней родной.

– И любимой, – добавила Татьяна.

Литиков только вздохнул. Теперь ему было не очень плохо, и желание смерти отдалилось. Он несколько рассеянно следил за перемещениями Татьяны и совсем иные, жизнеутверждающие, желания росли в нём.

– Как любовник я очень хорош, – сообщил он. – Очень, поверь.

– Да ну? – усмехнулась Татьяна.

– Уверяю тебя!

– Перестань, умоляю.

Татьяна уселась на кровать и закинула ногу на ногу. Литиков, едва не взвыв, прикрыл глаза. И услышал музыку, исполняемую по радио. Вскоре музыка эта обволокла его и вытащила из-за стола.

– Не приближайся, – проронила Татьяна. – Предупреждаю тебя!

– А я и не собираюсь, – ответил Литиков.

А он и не собирался к ней приближаться. Он начал танцевать, стремясь наиболее органично соединиться с непредсказуемо двигавшейся музыкой. Сейчас Татьяна сама захочет приблизиться к нему. Почему? Как он этого добьётся? А он не просто танцует, заваливаясь порою то влево, то вправо и выпадая из ритма, – он исполняет стриптиз-танец.

Татьяна пока об этом не знает. Но скоро она догадается. Вот сейчас, пожалуй. И, не прекращая танцевать, Литиков стащил с себя джемпер. Или сейчас. Теперь уж точно. И Литиков, одну за другой, расстегнул пуговицы рубашки.

– Что ты хочешь этим сказать? – вытаращилась на него Татьяна.

Литиков не ответил. Он продолжал свой танец, всё более и более проникаясь духом звучащей музыки. Эта музыка – специальная, думал он. И не вполне приличная. Похоже, она заставит его оголиться полностью. Литиков снял рубашку и уронил её на пол. Подстраиваясь под мотив музыки, он пропел:

– Может, судьба тебе поможет, и ты не будешь больше отшельницей любви.

Татьяна молчала. Литиков, продолжая танцевать (а ведь он когда-то недурно дёргался на дискотеках), расстегнул пуговицу на брюках.

Спустя минуту он упал. Выбирался из брюк и упал. Но скоро поднялся и продолжил стрип-танец. В одних трусах. Нагнувшись за рубахой, он едва-едва не упал во второй раз, однако чудом устоял-таки на ногах и, повязав рубаху вокруг талии, взялся освободить себя от бремени трусов.

– Что ты хочешь этим сказать? – опять спросила Татьяна. Слегка севшим от волнения голосом.

Литиков вновь не ответил. Просто чтобы не выпасть из ритма музыки. Но выпал всё-таки. На пол. Однако быстро поднялся на ноги и вернулся под эгиду музыки. Зато теперь он был лишь в одной набедренной повязке, которою служила его рубаха. Зад же Литикова оказался и вовсе неприкрытым. Но он об этом и не помнил, кружась по комнате. Музыка длилась, Литиков продолжал танцевать, всё более и более откровенно демонстрируя основные особенности мужского организма.

 

13

Света шла от Демьянихи, когда увидала торопливо идущего навстречу Бабухина. Она в ужасе прижала руку к груди, где находилась очередная порция денег, и едва не бросилась в сторону. Да ведь снег по пояс – далеко не убежишь.

– Куда они рванули? – вместо приветствия задал вопрос Бабухин.

– Тебя отпустили? – вместо ответа на вопрос промямлила Света.

– Я сам себя отпустил, – раздражённо буркнул Бабухин. – Куда они рванули? Я тебя спрашиваю!

– Откуда же я знаю? В свадебное путешествие, видать.

– Не верю!

– Я бы тоже не поверила, – сказала Света, – кабы своими глазами не видела, как они миловались. Голубки, прямо! – Света воодушевилась. – Маленькая моя, лапонька моя, – принялась она дразнить Татьяну. – А смотрит-то, смотрит на него! Как на ангелочка, прямо. Прямо, идеал свой повстречала! Я сидела и плевалась, на них глядючи.

Бабухин мотал головой и скрежетал зубами.

– Порешу обоих! А если мою долю…

И Бабухин, забыв о Свете, рванулся вперёд так, что едва не уронил её в снег.

Деньги отсутствовали. Две бумажки по сто долларов и четыре стотысячных. И всё. Испуганная его стремительным вторжением, Демьяниха слова вымолвить не могла. Да и что тут выяснять, и так всё ясно. Голубочки! Мать вашу!..

Бабухин бросился по соседям и выяснил кое-что о родственных связях Татьяны. В частности, он узнал, что в городе у неё имеется тётка, ещё отнюдь не старая, лет едва ли не тридцати пяти, Молодая Тётка, как её обычно называла Татьяна. А живёт она, где магазин «Подарки», в том самом доме. Недалеко от автовокзала. Номер квартиры ему не назвали, однако подъезд, этаж и расположение он выяснил. Он найдёт эту Молодую Тётку и возьмёт её в оборот. Уж тётка должна обладать достаточным объёмом информации.

Благополучно добравшись до города на попутке, Бабухин отыскал магазин «Подарки» и вскоре уже стоял у двери нужной квартиры. Бабухин хотел нажать на кнопку звонка, но передумал. Появилась неожиданная мысль.

Бабухин выбежал на улицу. Так и есть – под окном двадцать первой квартиры росла большая берёза, ветви которой лезли в окна и на балкон. И сейчас Бабухин влезет на берёзу, а с неё переберётся на этот самый балкон. Зачем? Бабухин этого и сам ещё не знал. Бабухин не знал, зачем ему это надо, а ноги уже несли его к берёзе. Вот она, белеет в трёх шагах от него. Бабухин сделал эти три шага и, подпрыгнув, ухватился за нижнюю ветку. И принялся карабкаться вверх.

Через две минуты он спрыгнул на балкон. И обомлел. За окном, в комнате, вертел голой задницей Литиков. Он, видимо, танцевал, будучи пьяным вумат, как говорится. Или вусмерть. А на кровати, задрав ноги, сидела Татьяна и, пьяно усмехаясь, наблюдала за ним.

А Литиков изощрялся. На заплетающихся ножонках подтанцовывал к кровати и взмахивал рубашкой, повязанной вокруг талии и прикрывающей низ живота. Стриптиз-шоу! Ну, будет вам стриптиз высшего разряда!

И одним ударом ноги Бабухин высадил балконную дверь. Не все, кажется, стёкла успели осыпаться на пол, а Бабухин уже врывался в комнату. И если бы не тюлевая штора, в которой он сейчас запутался… А так он лишь увидел задницу довольно шустро нырнувшего под кровать Литикова.

Встав на колени, Бабухин ухватил Литикова за ногу и потянул на себя. Но не получилось – Литиков цепко держался обеими руками за ножку кровати.

– Ах ты, ублюдок! – зарычал Бабухин, поднялся на ноги и совершил несравненно более мощную попытку вытащить бывшего друга из-под кровати.

Однако Литиков с ножкой кровати расстаться не пожелал – в результате, со страшным скрежетом, расцвеченным визгом Татьяны, кровать выехала на середину комнаты.

– Павлик, я сейчас всё объясню! Павлик! Не надо! – кричала Татьяна.

– Объяснит она! Нужны мне её объяснения! – кряхтел Бабухин, всё более раздражаясь оттого, что не в состоянии был справиться с мозгляком Литиковым. – Что тут ещё объяснять! Один трясёт своими висюльками, а другая балдеет. Где мои денежки, объясните, твари! Сдали меня бандитам, прихватили денежки и смотались!

– Да они там, где и были! Мы же не брали их! – прокричала Татьяна.

– Что? – растерялся Бабухин. От такой наглости Бабухин просто растерялся. Он выпустил ногу Литикова, и тот мгновенно исчез под кроватью. – Что ты сказала? Да за такую наглость…

Он не знал, что полагается за «такую наглость», и замолчал.

– Павлик, мы не брали деньги! И мы с Мишкой вовсе не любовники! Ты успокойся, я тебе всё объясню!

– Но я же своими глазами… Вот с этого балкона… – Бабухин обеими руками указал на окно.

– Да ты же не всё видел, – возразила Татьяна.

– Не всё?! А я ещё должен был посмотреть это «всё»? Ну, извини, не вынесла душа… – Бабухин запнулся. – Не вынесла душа поэта, хоть я и не поэт. Но и поэты за такие штучки… – И взвыл: – А ну вылазь, гадина! Мы будем пластаться не на жизнь, а на смерть.

– Нет-нет, – отозвался Литиков, – тебе нужно успокоиться!

– Да вы же обобрали меня до нитки! – завопил Бабухин и саданул кулаком по стеклянному абажуру торшера.

– Ну не брали же мы денег, пойми! – взмолилась Татьяна. – Они у Демьянихи, где и были. Мы их не трогали.

– Да был я у Демьянихи! И обшарил я этот матрац. Я, идиот, надеялся… А мне ведь рассказывали, я ведь уже в курсе был! А ещё надеялся. На вашу честность!

С кисти правой руки Бабухина падали на пол частые капельки крови. Он пока не заметил этого, но боль уже чувствовал и, говоря о надежде на честность Литикова и Татьяны, болезненно кривился.

– Ой, ты ранен! – воскликнула Татьяна. – Ты же, дурачок, о стекло поранился.

Бабухин взглянул на руку и обнаружил глубокий порез на ребре ладони. Вида собственной крови Бабухин не выносил. Ему стало плохо. Слабость во всём теле и тошнота. И захотелось сесть. А лучше бы лечь и закрыть глаза.

Татьяна спрыгнула с кровати и усадила его на стул.

– Я перевяжу тебе руку. Найду у тётки бинт и перевяжу! И с лицом надо что-то… – Татьяна схватила со стола салфетку и протянула её Бабухину. – Приложи пока.

Пока Бабухину оказывалась медицинская помощь, Литиков выбрался из-под кровати и, пособирав свою одежду, на цыпочках убежал в ванную одеваться.

Завязав последний узел, Татьяна нагнулась к бледному, полуживому Бабухину и спросила:

– Паша, а почему ты говоришь, что денег там нет?

– Где?

– Да у бабки.

– Потому что их там нет, – слабо вымолвил Бабухин.

– А куда же?.. – Татьяна растерянно умолкла. И тут её осенило. – Так значит, их украли. Ребята, ваши деньги украли!

– То есть, как украли? – откликнулся Литиков.

– Да хватит этих спектаклей. Я вот сейчас переверну всю квартиру, – устало проговорил Бабухин, – и будет вам финал и финиш.

 

14

Балконную дверь подремонтировали с помощью двух одеял.

– Уезжая, я оставила Демьяниху на Гавриловну, – задумчиво произнесла Татьяна. – Но Гавриловна плохо себя чувствовала, судя по всему, у неё уже была температура, её знобило.

– Знобило? И что? – спросил Бабухин.

– Гавриловна сказала, что если не сможет, то попросит Светку присмотреть за Демьянихой.

– И что ты скажешь? – Бабухин легонько баюкал пораненную руку и глядел в пол.

– Что тут ещё сказать? – пожала плечиками Татьяна и вздохнула.

– Нет-нет, требуются пояснения! – заявил Литиков.

– Твоя подруга? – уточнил Бабухин.

Татьяна покивала.

– Она, похоже.

Литиков вдруг сорвался с кресла и выбежал из комнаты. Бабухин подозрительно прищурился.

– Куда это он?

Татьяна прислушалась.

– В туалет, кажется, – сделала предположение.

– Что же, я, по-твоему, должен верить вам? – Бабухин посмотрел Татьяне прямо в глаза. – Тебе, бабе без чести и совести, и этому… стриптизёру? Меня вязали, а он стоял и глазами хлопал.

– Мы не брали, Паша, поверь! И ревность твоя напрасна!

Татьяна глаз не отводила, и взглядом, и выражением лица, и вообще всем своим видом опровергая утверждение Бабухина, что она «баба без чести и совести».

– Ну-ну, – нахмурился Бабухин. Затем он поднялся и на цыпочках прошёл к двери туалета. Прислушался. Вернувшись на прежнее место, удовлетворённо проговорил: – Звуки он издаёт соответственные.

Скоро Литиков возвратился.

– Я что-то пропустил?

– Ты что это прыгаешь, как блоха? – усмехнулся Бабухин.

– Да… в общем… – замялся Литиков. – Дела, видишь, такие…

– Что за дела?

– Ну, вот… Вроде… Ну, как бы дисфункция кишечника. Как бы диарея, видишь ли…

– Что-что? – не понял Бабухин.

– Да понос у него, – внесла ясность Татьяна.

– И давно?

– Да нет… Щас вот чего-то… – стал оправдываться Литиков.

– Ясно, – перебил его Бабухин, – переволновался. Благодари Бога, что ещё жив остался.

Воцарилось молчание. Однако размышления всех троих текли в одном направлении.

Наконец Бабухин заговорил:

– Душу вытрясу. Вместе с деньгами. Она пожалеет об этом. Она ещё проклянёт свои ручонки блудливые!

Распалившись, он вскочил на ноги и побежал в сторону двери, затем обратно.

– Но ты всё-таки старайся придерживать… своё звериное нутро, – посоветовал Литиков. – Если отдаст деньги, то и…

Бабухин остановился напротив Литикова и зловеще усмехнулся.

– Ты же будешь рядом. Вот и придержишь. Ты думал, видимо, что оставлю тебя, тебя и эту шлюху, здесь, а сам поеду в деревню к Светке? Вы оба – оба! – поедете со мной.

– Что ты там забыл? В селе в нашем? – насмешливо обратилась Татьяна к Бабухину.

– Как что? – опешил он. И вдруг метнулся к Татьяне. – Дорогая, ты хочешь сознаться? Да? Умница. Отдай мне деньги. Отдай и… там посмотрим.

– Посмотришь ты, – отвернулась Татьяна. – Правильно Мишка сказал про твоё звериное нутро.

– Я большой, во мне и не звериного много чего, – заметил Бабухин, поглаживая Татьяну по колену.

– Да ладно уж, – отстранилась Татьяна, – я и не к тому вовсе. Просто хотела сказать, что в селе делать нечего.

– Это почему же?

– Тебе каким образом удалось освободиться? – спросила Татьяна.

– Да-да, Пашка, расскажи! – подхватил Литиков.

– Сбежал, – коротко ответил Бабухин.

– А они не поверили, что с Мишкой снюхалась я и сбежала с деньгами, бросив тебя? – спросила Татьяна.

– Поверили, представь. Ищут вас.

– Они поверили, понятно. А ты-то мог бы уж и посомневаться, – с горечью сказала Татьяна. Бабухин промолчал. Татьяна продолжила: – Светка наверняка уже знает, что ты сбежал.

– Конечно, – подтвердил Бабухин. – Я сам ей об этом сказал. Я же встретил её. Как раз у дома Демьянихи.

– Она вполне может предположить, что рано или поздно ты встретишься с нами, – продолжила Татьяна. – И узнаешь, что деньги мы не брали.

– Ну-ну, дальше.

– Да не в селе её надо искать.

– Где же?

– В котором часу её видел?

– Приблизительно, в пять часов, – ответил Бабухин.

– В таком случае, думаю, надо искать её в Москве, – уверенно заявила Татьяна.

Бабухин удивлён.

– Почему именно в Москве?

– Потому что Москва – столица нашей Родины, как тебе, наверное, ещё в школе говорили.

– Ну, столица. И – что? – не понимал Бабухин и начинал злиться.

– Да ничего! Если тебе деньги нужны, езжай в Москву и там ищи Светку.

– По какому адресу?

– Откуда я знаю, – пожала плечиками Татьяна.

– По какому адресу, ты не знаешь. Но – в Москве. Интересно-интересно. Что-то не совсем я тебя понимаю, драгоценная.

– Танюша, ты сошла с ума! – вмешался Литиков. – Он же и нас потащит с собой в Москву!

– А тебе, гляжу, деньги уже не нужны? – прищурился на него Бабухин. – Или ты знаешь, где их поближе взять?

– Да Светку уже не найдёшь! – вскричал Литиков. – С такими деньжищами она уже у-у-где! Это мы с тобой… как придурки, нашли, где отрываться. В деревне! В лесу затерянной! – И, подражая голосу Бабухина, пробасил: – Красотка, за ночлег с нас сотен этак десять.

– Да я жизнью рисковал! – вскочил Бабухин и ухватился обеими руками за отвороты своего джемпера.

– Я, кстати, тоже, – заметил Литиков, невольно заёрзав.

– Да, ты рисковал, – согласился Бабухин. – И, по-моему, продолжаешь рисковать. Но я выведу вас на чистую воду. Обули меня, как последнего лоха обули! Голубки-стрипёры!

– Никто тебя не обувал, – возразила Татьяна. – Точнее, не мы с Мишкой.

– Надо ловить Светку, – добавил Литиков.

Бабухин смотрел то на Литикова, то на Татьяну. Тень недоверия была одной из важных составляющих его взгляда.

Вскоре Литиков вспомнил о недопитой водке и оживился.

– А ведь это надо отметить.

– Что денежки ушли? – решил уточнить Бабухин.

– Да нет, ты что! Я говорю: отметить счастливое избавление твоё от супостатов этих. Ну и – встречу старых друзей.

– Это всё уже в прошлом. Деньги вернуть надо.

– Ну! – обрадовался Литиков. – Так второй же тост за это как раз и будет. А как иначе!

Бабухин задумался, лицо его стало сосредоточенным. Движения лицевых мышц товарища Литиков расценил однозначно.

– Танюша, родная, сообрази закусочку. И подкинь хрустиков, а я слетаю. Наш Пашка вернулся. Счастье-то какое!

– А деньги ушли, – повторил Бабухин.

– Вернём! – заверил Литиков. – Второй тост, и третий, и четвёртый – все за это. А как иначе!

– Не пьянствовать надо, а мозгами пораскинуть, – упорствовал Бабухин.

– Вот и пораскинем. Разольём, опрокинем и пораскинем, – выхватывая у Татьяны деньги, обнадёжил Литиков.

Он сиял, лучился счастьем. Деньги-то деньгами, но ведь уже через какие-нибудь минуты разольётся влага животворящая по периферии телесной.

«Разливали и опрокидывали» долго, почти до утра. Застолье было окрашено в эмоциональные тона – отношения выясняли. Кроме того, строили планы, как вернуть деньги.

 

15

Проснулись поздно. Точнее, проснулась и встала Татьяна. Бабухин и Литиков – не в полной мере. Некоторое время помаявшись с ними, Татьяна махнула на них рукой и, наказав до её возвращения вставить стекло в балконную дверь, отправилась звонить в село.

Ещё ей нужно было поискать торшер, аналогичный разбитому Бабухиным, и зайти к тётке на работу. Тётка обещала узнать у одной своей знакомой, не согласится ли та пустить в свою квартиру, в настоящий момент пустующую, её племянницу.

В двенадцать дня Бабухин и Литиков уже не спали. Один ворочался на диване, а второй на кровати.

– Как? Как это произошло?! – вскричал Литиков.

– Что? Что там ещё произошло? – недовольно и не без тревоги в голосе спросил Бабухин.

– У нас нет идеалов! Мы их растеряли, бездарно утратили! – трагически произнёс Литиков. – А что взамен?

– Взамен – покой. Нужен покой. И мне сейчас, и вообще – в перспективе. Покой, состояние тихой уравновешенности, – пробормотал Бабухин.

– А идеалы? Где они? Идеалов-то нету!

– А что такое идеал? – усмехнулся Бабухин. – Идеальное – это нечто такое, чему нет никакого соответствия в материальном мире. Нет. И не будет. Потому что не возможно. В принципе.

Литиков решительно с ним не согласился.

– Неправда. Всё не так. Просто мы нетерпеливы. Нам всё подай. На блюдечке. А так не получается. И мы пасуем. И плывём по течению. Эх, жизнь! И зачем ты такая? Оглянешься – и что? Бессвязные фрагменты реальности, бессмысленные абсолютно. Баланс жизни – более чем отрицательный. А жизненные импульсы, какие они? Пожрать, выпить… А-а!

Литиков махнул рукой и отвернулся.

– Да, пожрать бы сейчас, – согласился Бабухин.

– Вот-вот! – ухватился Литиков. – Пожрать и выпить. Что я говорил?

– А ты против насчёт пожрать? – вскинул брови Бабухин.

– Да нет, я не против, – с грустью подтвердил Литиков.

– Ты и выпить, думаю, не прочь.

– И выпить, – вздохнул Литиков.

– Кто пойдёт?

– Ты о выпивке заговорил, – сказал Литиков.

– Я?! – возмутился Бабухин. – А с чего всё началось? Кто этот разговор затеял?

– Я об идеалах говорил, – обиделся Литиков. – Точнее, о их отсутствии.

– Вот-вот! – радостно усмехнулся Бабухин.

Возвратившись, Татьяна всплеснула руками. Бабухин и Литиков, очень нетрезвые, ссорились. Стекло, конечно, они не вставили.

 

16

Виктор проследил за Татьяной, на такси перевёзшей своих дружков на другую квартиру, и возвратился обратно. В окнах квартиры горел свет, следовательно, тётка Татьяны уже дома. Поразмыслив, Виктор решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

На лестничной площадке, возле двери, Виктор снял с шеи шарф и повязал его на голову на манер платка, а затем позвонил. Заслышав шаги по ту сторону двери, он согнулся в коленях, сразу заметно уменьшившись в росте.

– Телеграмма! Получите телеграмму! – прокричал он высоким голосом.

И растянул лицо в улыбке, словно какая-нибудь Маврикиевна. Если в глазок и глянули, то совсем коротко. Дверь отворилась. Виктор увидел пухленькую девушку с мечтательным выражением на лице. Он сорвал с головы шарф и, совершив два быстрых шага, вошёл в квартиру.

– Это ещё что такое?! – прозвучало возмущённо-удивлённо.

– Спокойно и без шума! – приказал Виктор, строго глядя на стоящую перед ним девушку.

Впрочем, это была далеко не девушка. Мечтательное выражение, слетев с лица открывшей дверь особы, демаскировало морщинки, а также мешочки под глазами и бородавку возле носа. Тётке Татьяны, конечно, не менее тридцати пяти, к сорока где-то.

– Что такое, я спрашиваю? Извольте отвечать! – существенно металлизировавшимся голосом повторила женщина.

– Обыск, гражданочка, и, возможно, ограбление.

Виктор захлопнул дверь, расстегнул пальто, выдернул из брюк ремень и, завернув «гражданочке» руки за спину, принялся вязать морской узел. Все движения его были быстрыми и однозначными.

– Какой ужас! – вскрикнула хозяйка квартиры. – Ужас на крыльях ночи!

– Не надо беспокоиться, не надо волноваться, – приговаривал Виктор. – И недовольных не будет. И всё будет прекрасно.

– Ты хочешь меня изнасиловать?! – выкрикнула женщина, и вопросительной интонации в её голосе почти не было.

– Нет, что вы!

– Я знаю, ты импотент и хочешь меня изнасиловать!

– Да разве я похож на импотента? – удивился Виктор.

– Да уж больше, чем на грабителя.

– А вы знаете, как выглядят грабители? – спросил Виктор, буксируя женщину по направлению к ванной. Та пыталась вырваться из его рук, но не особенно яростно.

– Да уж представляю, – ухмыльнулась специалист по импотентам. Она вдруг резко присела, и Виктор едва не перелетел через неё. Он попытался поднять её, но хозяйка квартиры рванулась в сторону и упала на правый бок, поперёк коридора.

– А ну встать! – приказал грабитель и насильник. – А то я ухвачу за ногу и – волоком. В ванную.

Упавшая не отвечала. В её взгляде читалась насмешка. Виктор схватил женщину за ногу и поволок по коридору. Халат, перехваченный в талии поясом, мгновенно задрался, обнаружив отсутствие под ним белья. Виктор невольно крякнул и отвёл взгляд в сторону.

Тащить женщину волоком через порожек ванной комнаты рука не поднялась, и Виктор, рывком поставив тётку Татьяны на ноги, втолкнул её внутрь. И закрыл дверь на шпингалет. Но, сообразив, что она способна поднять крик, вновь открыл дверь ванной и собственным шарфом завязал ей рот.

Виктор успел сделать пару шагов всего, как за его спиной раздался грохот. Он обернулся и увидел, что дверь ванной открыта.

– У меня развязался халат, – сообщила хозяйка квартиры, с усилием выталкивая трудноузнаваемые слова.

– То, что у неё развязался пояс халата, Виктор и сам видел. Пояс халата развязался, и концы его свесились почти до самого пола. А вот левая грудь её довольно бодро посматривала на Виктора. И левая нога, поставленная на носок и выдвинутая чуть вперёд… И… Халат, видишь ли, у неё развязался! Виктор быстро сделал несколько шагов и затолкал женщину в ванную.

– Сиди тут и не высовывайся! – приказал.

– А если высунусь? – прозвучало с вызовом.

– Сиди! Чего ты добиваешься? Неприятностей на свою… голову?

Он вышел и глянул на дверь – шпингалет был сорван.

– Ч-чёрт! – выругался Виктор. Ноги, что ли, ей связать?

Но вспомнил её аппетитно смотревшуюся ногу и решил пока воздержаться от связывания ног. Привязав хозяйку полотенцем к трубе горячего водоснабжения, он отправился в комнату и приступил к обыску.

– Красавчик, тебя интересует моё бельё? – услышал он спустя несколько минут.

Виктор обернулся. Женщина стояла перед ним, глаза её улыбались.

Виктор швырнул белое ажурное боди, которое было в его руках, обратно в шифоньер и зашипел:

– Марш в ванную!

– Я уже была в ванной, – ответила женщина с невозмутимостью.

Чего эта баба добивается? Может быть, она тянет время, рассчитывая, что кто-нибудь (или конкретный кто-то) придёт и прибавит ему проблем? Виктор шумно выдохнул, подхватил женщину на руки и отнёс на диван. Потом оторвал пояс от её халата и принялся связывать ей ноги, стараясь удерживать взгляд на уровне лодыжек.

Неожиданно раздался чиркающий звук расстёгиваемой молнии, и, прежде чем Виктор что-либо сообразил, брюки его упали вниз. А две пухленькие женские ручки – когда она распутала морской узел, им лично сооружённый? – уже стащили к самым его ступням и трусы. Виктор нагнулся, чтобы вернуть трусы на прежнее место, но женщина, быстро приняв сидячее положение, резко толкнула его обеими руками.

И Виктор упал на пол, ударившись при этом о ножку стола головой. То ли крепко зажмурился он, то ли, как говорится, свет померк в глазах, но в течение какого-то времени он ничего не видел. Однако в восприятии тактильных ощущений перерыв, кажется, отсутствовал. Над ним было женское тело, с мягкой грудью, тёплым животиком и горячими губами, не жёсткими, но сильными и быстрыми.

– Испугался? Тыне… бойся, – шептала женщина, вклинивая слова, а то и слоги, в паузы между поцелуями. – Ятебя… не… съемяис… ку… саю… невол… нуйсяраз… будимтвоего… птен… чика… онто… жеиспугался.

Ему бы спрятаться за поликарбонатный щит и кевларовую каску. Или собраться с силами и отшвырнуть эту бабу. Что она себе позволяет! Хищница! Коварная. Завернуть ей руку за спину и сбросить со своего тела…

Не по-джентьменски, однако. Как-то не по-мужски. Хотя сил у него хватит. Силы ещё есть. Правда, да, без сомнения, начался неконтролируемый сознанием процесс концентрации энергии отнюдь не там, где следовало бы.

И даже руки ведут себя недостойно – гладят спину женщины и касаются пальцами пухленьких полушарий. «Надо будет закончить обыск», – мелькнуло где-то на периферии сознания. Совсем далеко. Словно в районе большого барьерного рифа у Северо-Восточного побережья Австралии.

 

17

– А ты романтик. Я сразу поняла.

Люба (так звали тётку Татьяны) и Виктор лежали в постели. Люба гладила Виктора по груди и пыталась поймать его взгляд.

– Может быть, – пожал он плечами.

– Не «может быть», а именно так. Вспомни, как ты вломился ко мне. Столько страсти! В твоих во всех действиях было столько страсти и неутолённого желания!

– Желания? – удивился Виктор.

– Именно.

– Ты преувеличиваешь. Ведь моей целью…

Люба, не дослушав, проговорила:

– Не отпирайся. Я помню твой взгляд. А как за ногу ты меня хватал. Я видела твоё лицо.

– И что же – лицо? Что увидела?

– Твоё лицо, милый, произвело ошарашивающее впечатление. Буря и ураган!

– Ты метеочувствительная женщина.

Люба перешла на шёпот.

– Случился энергетический пробой. Я ведь, обычно, очень закрыта. Ты мне не веришь? Ты сейчас улыбнулся, как будто не веришь. А я тебе говорю, что это так!

– Да верю, верю я, – вздохнул Виктор.

– А на лице у тебя – недоверие! – возразила Люба и стукнула его по груди кулачком.

– Не может быть.

– А вот – да. Ты энергетически безграмотен. А вот я скажу тебе, что бывают такие случаи, когда моментальный выброс энергии всё меняет вокруг: окружающую среду, пространство, даже время.

– И сильно?

– Радикально. Энергетическое нападение – оно гораздо эффективнее любого иного. И тебе, милый, вовсе не было необходимости руки мне связывать. Это, скажу тебе по секрету, уже было лишним.

Виктор, конечно, был не согласен с этим её утверждением. Он, напротив, полагал, что ему следовало не только руки, но также и ноги её спеленать. Тогда, вероятно, он не оказался бы сейчас в таком странном положении. Можно, конечно, сейчас встать и довести начатое до конца. Но… Но что-то удерживало его.

Спустя непродолжительное время, выслушивая, не слыша, болтовню Любы (хотя, правда, какая-то структура его мозга, подобно бортовому самописцу, фиксирующему некоторые параметры полёта: высоту, скорость, вертикальную нагрузку, контролировала общение с нежданной-негаданной любовницей), он сделал определённые выводы.

Прежде всего, и это особенно важно, Люба, осознал Виктор, вполне могла стать его союзницей. (Какой мужчина, ощущая тепло лежащей рядом с ним женщины, не пришёл бы к этой мысли?). По крайней мере, ничто не мешает ему попробовать задействовать её в данном качестве.

– Ты думаешь, что я никогда не сталкивалась с подобным? Ошибаешься. Вот послушай. Ты меня слушаешь?

– Да. Очень внимательно, – заторможенно проговорил он.

– Внимательно? Как же! Ну ладно. Так вот, – продолжала щебетать Люба, – иду я как-то с Любкой… А Любка – это тёзка и подруга моя, скажу тебе, старая моя подруга, ну, моего возраста, при этом – стройная и высокая, с походкой модели, но, правда, шаркает подошвами, как старушонка, как, ты знаешь… Ну ладно. Так вот, идём мы с Любкой и вдруг слышим – ш-ш-ши! Это машина около нас остановилась. И выскакивает мужик. Девочки, садитесь, говорит, подвезу. Ну, мы сели. Оказывается – ты слышишь? – он меня приглядел. И решил таким образом познакомиться. И начал: «Ах, вы такая! Я вас как увидел! Ах! И не мог не остановиться!»

Виктор решил, что спешить он не будет. И разубеждать женщину он больше ни в чём не намерен.

– Витенька, – произнесла Люба изменившимся голосом, – ты уже сожалеешь, что связался со мной? Жалеешь, что дал волю своей страсти?

– С чего ты это взяла?

– Ты какой-то задумчивый, отрешённый, я бы даже сказала.

– Тебе показалось.

Виктор повернулся на бок и погладил Любу по голове.

– Знаешь, милый, – сказала Люба, – если человек сожалеет о прошлом, то он, значит, подсознательно пытается его изменить. Согласен? А знаешь, что это такое? Это – попытка сдвинуть с места то, что никоим образом сдвинуть нельзя, невозможно. Отсюда – неконтролируемый расход энергии. Береги себя, милый.

– Буду беречь, – пообещал Виктор и ласково улыбнулся.

– А как ты будешь себя беречь? – спросила Люба, и лукавая улыбка осветила её лицо. – Наденешь штаны и заспешишь вон?

 

18

Бабухин и Литиков пили день и всю ночь. С перерывом на ремонт балконной двери и переезд на другую квартиру. При этом, разумеется, строили планы поимки Светки. И произносили тосты, за успех, в основном. Татьяна пыталась как-то воздействовать на них, однако безуспешно.

Утром её охватило сильное возбуждение. Надо, да, надо было принимать решение. И посоветоваться не с кем. Татьяна забежала к тётке, которая в это время собиралась на работу, и попыталась завести с нею разговор.

Однако ничего у неё не вышло, разговора не получилось, так как полчаса тому назад, проснувшись, Люба обнаружила прыщик на подбородке. И теперь ей было не до проблем племянницы, взрослой, кстати, и вполне самостоятельной. Уровень убойного и останавливающего действия прыща был столь велик, что Люба сейчас находилась в некой прострации. Она слышала произносимые Татьяной слова и что-то ей отвечала, но – в той тональности, когда диалог умирает, ещё и не успев в собственно диалог оформиться.

К тому же, судя по всему, она опять в кого-то жутко влюбилась.

Бабухин пробудился в одиннадцать часов. Бабухин окончательно отошёл ото сна лишь в одиннадцать часов, хотя ещё в десять сон уже был нарушен, сон был уже изгнан, с территории дивана, по крайней мере. Его клочья, правда, окутывали то один, то другой участок мозга, оставляя в неприкосновенности болезненные ощущения иных частей головы. Бабухин ворочался, Бабухин искал для несчастной головушки положение, в котором боль поутихла бы на какое-то время, и он бы уснул, чтобы проснуться здоровым и бодрым.

А Литиков спал. Спал, свернув своё тельце калачиком. Бабухин от зависти скрипнул зубами и поплёлся на кухню. Бутылки были пусты, в стаканах было сухо, за окном зима, в квартире – сырость и неуют. Бабухин выпил литровую банку воды и присел на табурет.

И в тот же миг вскочил на ноги, пронзённый ещё не опознанной стрелой тревоги. Бабухин быстро, насколько позволяло состояние измочаленного, истерзанного попойкой организма, побежал в комнату. Татьяны там не оказалось. Бабухин заспешил к ванной и туалету. Татьяны в квартире не было. Не было её пальто и шапки. И сапог. И дорожная её синяя сумка отсутствовала.

Бабухин подбежал к креслу-кровати и вышвырнул из него Литикова. Литиков закатился под стол, постонал, выматерился и затих. Однако Бабухин выхватил его из-под стола и бросил обратно на кресло-кровать.

– Где она?! – рявкнул Бабухин.

– О чём ты? – промямлил Литиков, разминая ладонями лицо.

– Куда она исчезла? – навис над ним Бабухин.

– Водка? Мы всё выпили с тобой, – простонал Литиков.

– Вы сговорились, гнида!

– С водкой? – попробовал вытаращить опухшие глазёнки Литиков.

– Ах, ты ещё и издеваешься, скотина?!

Бабухин с размаху ударил Литикова, однако ядро его чудовищного кулака ушло влево и вверх, лишь внеся разнообразие в состояние причёски собутыльника. Бабухин же потерял равновесие и обрушился на Литикова. Литиков заверещал. Бабухин желал бы повторить попытку уничтожить дружбана, однако когти свирепой боли вонзились в голову, превратив его в бессильно воющее животное.

Литиков, выбравшись из-под Бабухина, стал успокаивать товарища:

– Паша, дорогой, я тебе сейчас компрессик поставлю. И себе тоже. А потом что-нибудь придумаем. И ты не прав. Пили поровну. Тебе – мне, тебе – мне, тютелька в тютельку. Выпили – угомонились. И не раньше.

– Убью обоих, – простонал Бабухин.

– А Татьяна, между прочим, почти что и не пила. Только ты да я, да мы с тобой.

– Где она?

– Татьяна? – Литиков огляделся. И действительно, Татьяны не было. – Не знаю. А где она? Когда я в нирвану астрала выходил, была.

– Ты, гнида, меня спрашиваешь? – попытался приподнять голову Бабухин. – Обули меня, а теперь… О-о-о!

Бабухин добрался до дивана и осторожно прилёг.

Литиков начал потихоньку размышлять, приговаривая:

– Ты говоришь, Татьяна пропала? Впрочем, сам вижу. И думаешь, она смоталась одна? Бросила нас и – за денежками?

Прошло полчаса, а Бабухин и Литиков всё барахтались почти на одном и том же месте. Одной из причин этого было то, что Бабухин не доверял Литикову. Но и Литиков не совсем доверял Бабухину.

– Когда я вышел в нирвану астрала, вы тоже могли снюхаться, – повторял он, приводя Бабухина в бешенство.

И трижды вспыхивала драка, скоро, правда, затухавшая вследствие физической неготовности высоких договаривающихся сторон вести диалог в ритме боевых действий.

– Она собиралась ехать в Москву – туда, значит, и уехала, – уже не впервые повторял Литиков. – Раз, как она говорила, Светка куда-то умотала из деревни.

– Если она тарахтела про Москву, следовательно, она сейчас в деревне. А оттуда, может быть, и в Москву рванёт, – спорил Бабухин. – Или подальше куда. С такими-то деньжищами.

В конце концов, решено было ехать в деревню.

– По крайней мере, там её легче найти, – согласился Литиков. – Не то, что в Москве, где чуть не десять миллионов людишек.

 

19

Обижаются, когда их не замечают, даже те, которые сделали всё, чтобы стать неприметными. И Виктор, неосторожно открывшийся взгляду Татьяны в зале билетных касс, но ею всё-таки не опознанный, как бы одновременно и огорчился и обрадовался. Они столько времени провели вместе, что, казалось бы, мог и запечатлеться его образ в памяти женщины до такой степени, чтобы как-то выделиться на глухом сером фоне вокзального многолюдья. С другой стороны, это совершенно ему не подходит. Хорошо бы, как можно дольше оставаться не замеченным ею.

Татьяна купила билет до Москвы. То ли двенадцатый, то ли тринадцатый вагон. Теперь Виктор мог оставить Татьяну, чтобы встретиться с нею спустя много часов. На перроне Курского вокзала столицы, куда он прибудет не поездом, а на такси. Из аэропорта. Да, он отправится в Москву самолётом. Самолётом комфортнее.

А сэкономленное время он использует таким образом, чтобы вывести из игры друзей (теперь, возможно, бывших) Татьяны. Ведь нет же гарантий того, что не ринутся они в Москву вслед за Татьяной и не начнут путаться там под ногами, создавая ощущение тесноты и тому подобные неудобства.

Виктор уже спустя час, имея в кармане билет на самолёт, отправляющийся в шестнадцать часов из аэропорта областного центра, звонил из автомата, прилепившегося к торцу здания автостанции.

– Мне бы кого-нибудь из братишек Чипы.

– А вы кто? Кто их спрашивает? – услышал после паузы он мужской голос вместо голоса снявшей трубку женщины.

– Иван Сергеевич Тургенев. Но это не имеет значения. У меня сообщение по поводу мужичков из села Посконного.

– Минутку, – последовал ответ.

– Алё! Я слушаю, – пробасила трубка спустя эту самую минуту.

Виктор выдержал паузу.

– Алё! Алё! – заволновался бас. – Слушаем вас. Алё!

– Краснознамённая, два, квартира сорок восемь.

– Два – сорок восемь? А с кем, простите…

Виктор положил трубку.

Спустя тридцать минут в квартиру номер сорок восемь позвонили.

– Она! – выкрикнул Литиков, вскакивая на ноги. – Танюшка вернулась! Она не бросила нас, Пашка, она не бросила!

Лицо выпрямившегося в кресле Бабухина также выражало надежду.

– Я побегу открою дверь! Я открою дверь! – Литиков заспешил к входной двери. – Танюшка вернулась! Танюшенька вернулась к нам!

Открыв дверь, Литиков обратился в столб с выпученными глазами. Вместо Татьяны перед ним стояли то ли трое, то ли четверо молодых мужчин в куртках и без головных уборов. Литиков сделал шаг вперёд, чтобы выглянуть на площадку – поискать глазами Татьяну, однако его грубо втолкнули обратно в квартиру и сунули под нос воронёное дуло револьвера.

Мужчина с револьвером приложил к своим губам палец, а затем вопросительно мотнул головой и показал два пальца левой руки. Где Пашка, интересуется, понял Литиков. Надо бы каким-то образом предупредить Пашку, но как это сделать, если, во-первых, пушка под носом, а во-вторых, во рту пересохло и язык не слушается. Или напротив, язык не слушается – во-первых, и револьвер у носа – во-вторых.

Вопрос о том, где находится Бабухин, был задан повторно. В более жёсткой форме, а именно – дулом револьвера его болезненно ткнули в лоб.

– Мишка, где ты там? – крикнул из комнаты Бабухин.

В это мгновение Литикова кто-то оттолкнул в сторону, и все вошедшие бросились в комнату. Литиков остался один. Протянуть руку к замку, открыть дверь и бежать, бежать без оглядки. Литиков сделал шаг в направлении двери и осознал, что бегуна из него не выйдет.

В комнате стоял грохот. Это свидетельствовало о том, что вид огнестрельного оружия не произвёл должного впечатления на Бабухина. Или он не заметил с похмелья оружие в руках налётчиков?

Литиков добрёл до двери, ведущей из коридора в комнату, и крикнул:

– Пашка, они вооружены!

Бабухин не отозвался, потому как он и ещё два субъекта, тяжело дыша и вскрикивая, катались по полу.

Вторая пара противников Бабухина суетилась возле кучи-малы, пытаясь ухватить момент, когда объявится возможность садануть Бабухина по голове рукояткой револьвера или пистолета (у одного был револьвер, а у второго пистолет).

Какие действия предпринять в данной ситуации? Что совершить, чтобы помочь Бабухину? Броситься на злодеев, сцепившихся с Бабухиным? Но тогда который-нибудь из вооружённых прямостоящих трахнет его железякой по башке, так как Литиков окажется снизу, макушкой наружу. Бросаться на вооружённых бандитов, оставив борцов в объятиях Бабухина – на это ещё надо было решиться.

В эту минуту Литиков увидел лежащие на столе разводной ключ и пробку от вентиля. Получается, он вчера, когда делал попытки объяснить, каким образом можно промыть батарею без использования шланга (он же бывший слесарь-сантехник с двухмесячным стажем), так и не ввернул в вентиль пробку. Вентиль без пробки – да это же то, что надо! А балконная дверь? А балконная дверь закрыта, вероятно, на один только верхний шпингалет.

– Минутку! Разрешите. Разрешите! Прошу прощения! – Литиков пробрался к батарее отопления, быстро наклонился и повернул кран вентиля, а затем, дважды шагнув влево, открыл дверь на балкон.

Прежде чем кто-либо хоть что-то понял, комната наполнилась клубами непроницаемо белого пара. Литиков хотел бежать к двери, но брызги горячей воды принудили его отступить обратно к балкону.

Литиков попытался поискать иной путь отхода к двери, однако ввиду того, что ошпаренные кипятком ковёрные повскакивали на ноги и заметались по комнате, создалось ощущение опасной тесноты и многолюдья. И Литиков юркнул на балкон.

Волна возбуждения схлынула, и Литиков осознал, что, без верхней одежды, да ещё и мокрый, он находится на двадцатиградусном морозе. И мёрзли ноги, мёрзли и примерзали носками к усыпанному снегом полу. Литиков задумался.

Спустя какое-то время он услышал, что рядом с ним кто-то чакает зубами. Литиков повернул голову и увидел чью-то кисть руки с зажатым в ней пистолетом, лежащую на перилах балкона. Рука с пистолетом крупно дрожала.

Решение созрело мгновенно. Выхватить пистолет, прошмыгнуть к радиатору, закрыть вентиль и с боем прорываться на свободу. Ну и по пути прихватить с собой Бабухина.

И Литиков набросился на дрожащую вооружённую руку, что так беззащитно торчала из тумана. Он, конечно, овладел бы пистолетом и осуществил бы задуманное, однако движения замёрзших рук оказались неточны, а вражеская рука, владевшая оружием, исключительно не цепкой – пистолет улетел куда-то за пределы балкона, по направлению к земле.

– Кто тут? – лязгая зубами, проговорил обладатель только что разоружённой руки и стал шарить вокруг себя. – Где мой пистолет?

Литикова, вряд ли достигавшего ему до подмышек, враг не обнаружил.

– Лёма, это ты?

– Йес, – солгал Литиков.

– Надо что-то делать, – пролязгал собеседник. – Ты не помнишь, какой тут этаж?

– Ноу, – вновь солгал Литиков.

– Со второго я бы прыгнул. Но вдруг – третий?

– Ноу.

– Второй?

– Йес.

– Ты по-русски не можешь? – рассердился враг. – «Йес» да «йес». Помоги через перила перелезть.

Литиков шагнул на голос, нашарил в тумане будущего прыгуна и принялся помогать тому перебираться через перила. Когда бандит уже преодолел их и собирался повернуться спиной к балкону, порывом ветра на секунду разметало туман, и прыгун вытаращил глаза, увидав Литикова.

– Йё-о! – вскричал он и выкинул перед собою правую руку, намереваясь схватить Литикова.

Однако тот, быстро присев, оттолкнул его от себя.

– А-а-а! – закричал бандит и полетел вниз.

– Ручонки-то не надо распускать, – пробормотал Литиков в ответ на доносившиеся снизу вопли, конгломерат мата и стонов.

Придётся прорываться без оружия. Литиков заглянул в комнату. Увидеть что-либо Литиков не надеялся. Он сунул голову внутрь комнаты, чтобы прислушаться. Каких-либо звуков, имеющих ясно выраженную высоту, он не обнаружил. Только шум бьющей из радиатора воды. Ну да, конечно, все разбежались, как ошпаренные. Остальные сварились и безмолвствуют.

Литиков, по щиколотку в обжигающей ноги воде, побрёл вдоль окна к вентилю радиатора. Прикрыв левой рукой лицо, он правою рукой добрался до последней секции радиатора, отыскал вентиль, закрыл его. Снова прислушался. В квартире он, похоже, один. Литиков вышел в коридор. Входная дверь оказалась запертой. Литиков направился на кухню. Вероятно, Бабухина стукнули-таки по черепу и уволокли в неизвестном направлении.

Едва только слово «череп» отзвучало в голове Литикова, как на неё (голову Литикова) легла чья-то тяжёлая рука. Сдавленно пискнув, Литиков в ужасе съёжился. Рука ощупала голову его, и Литиков услышал голос Бабухина.

– Мишка, это твоя лысая макушка?

– Павлик, дорогой, моя! И голова, и макушка! – обрадованно закричал Литиков. – Это ты, а я-то думал!..

– Едва не проломил твою башку, – сообщил Бабухин, вроде как, с сожалением. – Лысина твоя на макушке и спасла тебя. Иначе бы – х-ха! И готов.

– Спасибо, Павлик. Спасибо, дорогой друг. Я сейчас как заново родился.

– Вообще-то пришибить бы тебя надо, – заметил Бабухин. – Ты где, скажи, герой, прятался, пока я пятерых сволочей утюжил?

– Четверых, – поправил Литиков.

– Плюс-минус – не в счёт.

– В общем-то, да, это так, – согласился Литиков. – Но ты, Паша, не прав относительно меня. Где они, скажи, бандюги? Ты их замочил и закопал? Нет. Это я их замочил.

– Чего? – выпучил глаза Бабухин.

– Это я их замочил. Ошпарил. В прямом смысле этого слова. Кипяточком из радиатора. Это же я вентилёк приоткрыл на полную катушку, дорогой Паша. А потом одного из них с балкона сбросил.

– Ну и идиот же ты. Ты щас за квартиру не рассчитаешься. А нижние квартиры? Собирай воду давай быстрей.

 

20

Их взяли в Посконном. Но не сразу. Они успели выяснить, что Светка уехала из села. Куда и зачем, никому не сказала. Оставила заявление об отпуске за свой счёт и уехала.

Бабухин и Литиков успели купить две бутылки водки, по банке огурцов и помидоров, две баночки кильки и буханку хлеба. Всё это уничтожить решено было в домике космонавта Богатырёва, который, когда Бабухин и Литиков вошли к нему, сначала сильно испугался, а потом не менее сильно обрадовался. Когда увидел извлекаемые из сумки ёмкости со спиртным. «На миру и смерть красна», – подумал он, что означало готовность к тяготам и лишениям под аккомпанирующий звон стаканов.

Они успели вскрыть все банки, кроме второй баночки с килькой, и разлить водку, когда в дом ворвались люди Чипы, вооружённые, числом не менее пяти.

Бабухин едва не вскочил со стула и не бросился на бандитов, чтобы переломать всем им кости или погибнуть, однако прохлада зажатого в кулаке стакана с водкой на какую-то долю секунды продлила уже коснувшееся его души состояние мирной уравновешенности – в результате, Бабухин остался сидеть на месте. По его примеру, вероятно, и Литиков не шелохнулся.

Под прицелом направленных на них стволов Бабухин и Литиков выпили. Космонавт проделал то же самое.

– Давай, Паша, быстренько занюхаем и ещё по одной, – предложил Литиков.

– Возражений нет? – обратился Бабухин к ворвавшимся.

– Валяй, – разрешил Андрей. – Только, чур, судари, не буянить потом, не нарушать, так сказать, общественный порядок.

Бабухин откупорил вторую бутылку водки, налил себе и Литикову по полному стакану. Остатки из обеих бутылок вылил космонавту.

Все трое выпили и стали закусывать.

– Проголодались, что ли? – спросил Андрей. – Вы тут жрать будете, а мы возле вас топтаться?

– Ты чего хотел-то? – обернулся Бабухин.

– Да-да, вы по какому вопросу, товарищи? – поддержал Литиков друга.

– Шлангом не надо прикидываться, – зловеще усмехнулся один из бандитов.

– Денежки-то тю-тю, – развёл руками Бабухин. – По этому вопросцу не ко мне.

– К кому же? Куда они тю-тю?

– Куда – не знаю. А обращаться надлежит к Светке, которая в местном детском саду работала. Знаешь такую?

– А сейчас что, не работает? – спросил Андрей.

– Сейчас ей без надобности. Надо-о-олго ей наших денежек-то хватит.

– Да, надолго, – подтвердил Литиков.

– Яснее выражаться не могли бы? – начал сердиться Андрей.

– Гражданка Светка, не помню, как её фамилия, взяла наши с Мишкой денежки и укатила. Куда – неизвестно, – стараясь говорить с максимальной отчётливостью, произнёс Бабухин.

Он хотел добавить, что, возможно, деньги и не у Светки совсем, может быть, она и ни при чём вовсе, а на самом деле… Насупившись, Бабухин покосился на Литикова и тут вспомнил ещё и о странном исчезновении Татьяны. И стал мрачнее тучи.

– Извольте-ка поподробнее! – приказал Андрей. Он взял единственный свободный стул и сел напротив Бабухина.

– Может быть, рапортом оформить? В трёх экземплярах?

 

21

Это называлось у них проверкой показаний задержанных. Бабухин и Литиков томились в темнице. Впрочем, слово «темница» не вполне подходило тому узилищу, в которое их заключили бандиты. И слово «узилище» подходило не в полной мере. Это было просторное помещение со светло-серым линолеумом на полу и выкрашенными в белый цвет стенами и потолком. Отсутствие окон и мизерное количество доносившихся извне звуков позволяло прийти к выводу, что поместили их в подвал.

– Слышь, Пашка, надо что-то делать, – высказался Литиков, поднимаясь на ноги.

Часа четыре он возился в углу в поисках удобной позы, отключаясь периодически на пять – десять минут, но полноценно отдохнуть не сумел, и был мрачен. Бабухин чувствовал себя не лучше.

– Опусти вступление – начни с конкретного чего-нибудь. А вообще, раньше надо было… – проворчал он. – А ты, недоумок, – давай выпьем, мол. Нашёл, когда водку хлестать, алкаш.

– А не ты ли иници… инициировал дринканье? – возразил Литиков. – Когда мы проходили мимо магазина, ты остановился и…

– Но перед этим ты посмотрел на меня! – не дал договорить Бабухин.

– Может, я просто так посмотрел, без задней мысли!

– Да у тебя все мысли оттуда! – отрезал Бабухин.

– Но магазин-то был закрыт, – усмехнулся Литиков.

– На что ты намекаешь?

– На то самое. Если бы ты не тормознул мужика в полушубке и не послал его за продавщицей, то всё осталось бы на уровне сценарного замысла.

– Как же! Успокоился бы ты, кажется!

– А ты? – спросил Литиков не без вызова.

– А я щас промеж ушей тебе въеду! – ответил Бабухин.

– Рискни здоровьем, – разрешил Литиков с улыбкой.

И тут Бабухин вспомнил, что руки его заведены за спину и скованы наручниками. Это несколько остудило его. Руки Литикова были свободны.

Литиков усмехнулся и отошёл в угол, где уселся, скрестив ноги по-азиатски, боком к Бабухину. И застыл с маской духовной обособленности и трагической горделивости на лице.

– Да, дела, – протянул Бабухин, спустя некоторое время.

– Бывает хуже: проснёшься в луже и пить охота.

– Да, выпил бы я чего-нибудь.

– Слушал бы меня, а не конвульсии собственного мозга – гуляли бы сейчас по столичным стритам, – заметил Литиков. – Тоник с джином попивали бы, пивко всех сортов…

– Усохни! – оборвал Бабухин. – Бежать надо. И как можно скорее.

– Как?! Положение – вилы!

– Бежать надо, ноги делать! – повторил Бабухин.

– А что они нам сделают? Мы же теперь как бы и ни при чём. Денег у нас нету. Где они, мы не знаем. Помурыжат, помурыжат и отпустят.

– Или закопают.

– А смысл какой? – задумался Литиков.

– Смысл – побоку. Это бандюги. А мотивировочку они подберут. Если потребуется, конечно. Тебе она нужна, мотивировка?

– Да нет, вроде, – пожал плечами Литиков.

– То-то и оно.

Друзья отдались мрачным раздумьям о своём будущем.

– А деньги? – встрепенулся Бабухин. – Я жизнью рисковал! Не-е-ет, деньги я не отдам. Шалишь. Я найду всяких этих Светок и Танек. Мои денежки!

– Наши, – поправил Литиков.

– Наши, – согласился Бабухин. – Если ты ещё не наплевал на них.

– Я не наплевал, – заверил Литиков.

– Тогда надо действовать. Эх, если бы не наручники!

Литиков повертел кистями рук.

– А я без наручников.

– А-а! – скривился Бабухин. – Твоими ручонками только вшей давить.

Литиков обиделся.

– Не скажи. И это ошибку они допустили. Да, большую ошибку, роковую. Что в кандалы меня не заковали.

– Ошибку? Неужели? – не без издёвки в голосе произнёс Бабухин. – Вот входят двое или трое мордоворотов – твои действия?

– Одному я бью в поддых…

– Стоп! – прервал Бабухин. – А двум или троим ты смог бы дать в солнечное сплетение. Чтоб без интервала. И чтоб точно. Ударил – пополам, ударил – пополам. И минуту разогнуться никто не может. Мог бы?

– Ну-у…

– Даже не минуту. Десять – двенадцать секунд. Они сгибаются пополам, я подлетаю, бью ногой одного, другого, третьего… Троих согнуть сумеешь?

– Можно попробовать, – почесал затылок Литиков.

– Пушки полетят из них вместе с зубами. А ты хватай первый же ствол и командуй: «К стене! Руки за голову!» Хотя ладно, пусть остаются на полу. Но руки – за голову, кто не в отрубе.

– Договорились.

– Начинаешь по моей команде, – проговорил Бабухин и сосредоточился. – Пароль будет такой… Пароль такой… А, вот! Зима нынче тёплая, не правда ли? Нас ожидает холодное лето. Ты понял? Я говорю: «Зима нынче тёплая, не правда ли? Полагаю, нас ожидает холодное лето». При слове «зима» ты выходишь на ударную позицию, а при слове «лето» начинаешь отсчёт врагов.

– Как это – отсчёт? – не понял Литиков.

– Бьёшь первого, второго и так далее.

– А отзыв?

– Необязательно. Впрочем, можешь сказать что-нибудь. Это чтобы я знал, что ты готов. Например, следующее… Например, ты произносишь: «Действия циклонов непредсказуемы».

Заговорщики ещё некоторое время обсуждали детали предстоящей операции, а затем Литиков подошёл к двери и стал стучать в неё кулаками обеих рук. Бабухин приблизился к нему, и они прислушались. Никаких звуков. Литиков вновь принялся барабанить в дверь, но спустя тридцать – сорок секунд руки его опустились. То ли от усталости, то ли потому, что успех задуманного, видевшийся в обманчивом свете отдаления, теперь уже не казался столь определённым. А когда за дверью послышались чьи-то шаги, ноги Литикова сделались непослушными. И он с трудом отошёл назад на пару шагов.

Бабухин отбежал влево и прислонился к стене.

– Не дрейфь! – приказал он. – В худшем случае потопчут и в угол бросят. Мы им ещё нужны.

«Это тебя потопчут, а меня растопчут», – подумал Литиков раздражённо.

Вошли Алексей и Лёма.

– В чём дело? В честь чего шумим? – спросили.

– Я целый час стучу и стучу – никакой эрекции, – недовольно проговорил Литиков, выискивая взглядом точку на теле Алексея, куда ему сейчас предстоит нанести удар, чтобы поразить врага.

– У тебя самого-то она бывает? – спросил Алексей.

– Тебе это не интересно, – буркнул Литиков. – Если ты не педик, конечно.

«Пора!» – скомандовал он сам себе, сделал шаг вперёд левой ногою и правой рукой нанёс удар Алексею. Тело парня дрогнуло, однако пополам, как ожидалось, не согнулось. Вероятно, потому, что Литиков промахнулся, попав не в солнечное сплетение, а в грудную клетку.

Решив исправить ошибку, Литиков во второй раз ударил Алексея, но и тут ожидаемого результата не наступило. Литиков снова ударил, метя всё туда же, а потом отскочил влево и нанёс удар Лёме в область солнечного сплетения. Так, что руке стало больно. А бандит, кажется, даже не шелохнулся. Второй и третий удары – то же самое. Вскинув голову, Литиков обнаружил насмешливый взгляд кавказца и презрительную его улыбку.

– Давай-давай, нэ нада атвликаца, – мотнул головой Лёма.

– А-а-а! – завопил Литиков, подался назад, а потом бросился в ноги Лёме. Обвив одну из них обеими руками, он достиг того, что противник не удержался на ногах и повалился на спину.

Упав на пол, Лёма сначала взвыл от боли, а затем огрел Литикова кулаком между лопаток. В ответ на удар Литиков вцепился зубами в ляжку врага. И Лёма вновь завопил от боли. Алексей бросился на помощь коллеге. После достаточно продолжительной борьбы Литиков был содран с ноги Лёмы, вместе с куском штанины, и тюремщики убрались прочь.

Придя в себя, Литиков отыскал взглядом Бабухина, который сидел у стены, в зубах у него была пачка сигарет.

– Откуда курево? – удивился Литиков.

– Из чечена выпало. Вставь мне и подожги.

Оба закурили. Затянувшись пару раз, Литиков презрительно ухмыльнулся.

– Где ты, интересно, находился, когда я сигареты из них вытряхивал? У стеночки сидел? А сейчас дымишь, гляжу, как путный.

– Ты напряги, юноша, все свои мышцы и попробуй вспомнить, чего мы хотели. Покурить только или свободу обрести?

– Свободу.

– Вот именно, – покивал головой Бабухин.

– А где же ты был, когда я за свободу боролся? – вскинулся Литиков. – Один против двоих! А ты стоял и любовался!

Бабухин пожал плечами.

– Да чем там любоваться-то было? Возня щенячья.

– А ты, пёс матёрый, стоял, хвост поджав, у стеночки!

– Я стоял под дулом пистолета, – веско произнёс Бабухин.

– Под каким дулом?

– Под дулом Андрея.

– Не видел никакого Андрея, – пробормотал Литиков.

– Что ты мог там видеть, в прострацию помещённый? Смотрел только, кого бы за ногу цапнуть со страху.

– Не знаю, кто больше в прострации был, я или ты! – огрызнулся Литиков.

– Да нечего тут знать. Ты почему без команды руками начал размахивать? Я говорил про тёплую зиму и холодное лето? Нет. И скажи после этого, что не в прострации был. А твой отзыв? – издевательски выговаривал Бабухин. – Ты был нем, как рыба. Глух и нем. Впрочем, что-то лопотал ты там. Нечленораздельное. Бы-бы-бы.

Бабухин замолчал.

– Легче всего других винить, – сказал с обидой Литиков.

– Ладно, если они расценили это как эксцесс слабонервного, – задумчиво произнёс Бабухин. – А вот если они просекли, хотя бы частично, наш замысел – жди ужесточения режима содержания.

– И мне наручники наденут? – ахнул Литиков.

– И тебе. А может, и ещё чего придумают.

– Тогда хана, – заключил Литиков. – Была хоть надежда.

Бабухин скептически усмехнулся.

– Какая на тебя надежда! Видели.

Бабухин и Литиков не знали, что комната, в которую они были помещены, прослушивалась. Бабухин с Литиковым не знали, что все их планы – не секрет для противника.

Поэтому вошедшие к ним Алексей и Лёма были в курсе того, что их ожидает. Лёма решил надеть бронежилет, а Алексей не без торжества заявил:

– Мой пресс непробиваем. Просто чуть сгибаешься вперёд и напрягаешь все мышцы живота – бей, сколько хочешь.

– Эта сматрет как ударят, – засомневался Лёма. – Нэт, я жилэтка буду надэват.

Решено было, что Андрей останется за дверью и будет наготове.

Лёма и Алексей вошли к пленникам и ждали команды Бабухина, когда вдруг Литиков, не дожидаясь, в отличие от них, условного сигнала, пустил в ход кулаки. И это бы ещё ничего, когда бы не последовавшее за актом рукоприкладства вгрызание озверевшего заключённого в мягкие ткани тюремщика.

Чуть оправившись, Лёма – ногу ему перебинтовал Алексей – порывался отыграться на Литикове и, изрыгая ругательства, нетерпеливо притопывал здоровой ногой.

Однако Андрей задумчиво смотрел в стену и приговаривал:

– Подожди, подожди. Дай подумать. Тут нельзя ошибаться. Сейчас всё просчитаем.

– Патом, патом, – бил копытом Лёма. – Эта успэваем. Дай ломат три рёбра и четырэ зуб. Эта правильна для справэдливастэй.

– Почему именно три и четыре? – полюбопытствовал Алексей. – Я тоже не прочь попрыгать на этих козлах.

– Нада всэ рёбра ломат, всэ зуб выбиват! – внёс коррективы Лёма.

– Деньги бы найти – вот что надо бы, – напомнил Андрей.

– Дэньги – патом. Ныкуда нэ дэнуца, – возразил Лёма и хлопнул себя по колену здоровой ноги.

– Деньги? – решил уточнить Андрей.

– Этот козлы, – презрительно скривился Лёма.

– Я о деньгах, – многозначительно поправил Андрей.

– Выйдем на деньги. Через них, – уверенно заявил Алексей.

– Похоже, они действительно и сами не знают, где их искать.

– Деньги? – спросил Алексей.

– Деньги… – Андрей почесал затылок. – Или Светку. Или Таньку.

– Надо брать их в оборот, – решительно заговорил Алексей. – Поставить условия, назначить срок, включить счётчик. Одного сделать заложником…

– А для сначал – всэ зуб и рёбра! – вмешался покусанный бандит.

– Бродяги. Они, считай, бродяги, – с сомнением покачал головой Андрей. – Что им чужая жизнь? Им собственная-то до лампочки, считай. Зацепить их нечем – вот она беда. А если зацепить нечем, что остаётся?

– Всэ зуб и рёбра! – обрадовался Лёма.

– Дурак! – осадил его Андрей. – Материальная заинтересованность. Деньги всем нужны. И им – тоже.

– А чья доля – этот козлы? Твоя? Шефа? – прищурился Лёма.

– Пропорционально. Расходы пропорциональны доходам.

– Ты веришь, что не знают, где деньги? – спросил Алексей.

Андрей пожал плечами.

– Склонен верить, так бы я выразился. Посмотрим, что они ещё нам сообщат.

– И сколка слушат будим? Месяца, года? – раздражённо сказал Лёма.

– Пока у тебя нога не заживёт, – посуровел Андрей. – Или пока мозги не просветлеют.

 

22

– Вам девушка не нужна? – услышала Татьяна и повернулась.

И поняла, что этот вопрос был обращён к мужчине средних лет в бобровой шапке. А спрашивала молодая женщина в красном шарфе поверх нутриевого манто.

– Такая же красивая, как вы? – весело и не без игривости в голосе спросил мужчина и зачем-то потрогал шарф на груди женщины.

– Нет, ещё красивей, чем я, – ответила женщина. Её ответ звучал серьёзно и по-деловому.

– И сколько это будет стоить? – перешёл на деловую волну и мужчина.

– Сто пятьдесят долларов.

– Сто пятьдесят? О, это дорого! – задумался мужчина.

Женщина в красном шарфе мгновенно утратила интерес к бобровой шапке и, шагнув в сторону, уже готовилась обратиться к следующему потенциальному потребителю любовных утех.

Татьяна стояла и наблюдала за женщиной в нутриевом манто. Как та просто и без обиняков обращалась то к одному, то к другому прохожему с одним и тем же вопросом: не нужна ли девушка. И получила-таки утвердительный ответ. Она и мужчина с пузатым портфелем отправились за угол дома. Татьяна последовала за ними.

Спустя несколько секунд она увидела, как сутенёрша и клиент подошли к двум девушкам, наблюдавшим за обезьянкой. Сделка, видимо, состоялась, потому как вскоре мужчина и одна из девушек удалились в сторону «Макдональдса». Сутенёрша вернулась на прежнее место, а Татьяна приблизилась к оставшейся проститутке и принялась украдкой её рассматривать.

Девушка как девушка. И далеко не красавица. У проститутки был слишком маленький подбородок и остренький носик. И реденькие брови. А если её умыть, то и брови наверняка окажутся белесыми. Ну совершенно бесцветная девица.

Бесцветная девица тем временем с каким-то детским выражением на лице наблюдала за выходками обезьянки, которая, периодически вскрикивая, водила с детьми хоровод.

Татьяна вдруг представила себя стоящей рядом с этой девицей. В такой же беличьей шубке и сапожках со шнуровкой и инкрустацией. Это оказалось не сложно сделать.

А в действительности? Парализующие газы? Генераторы специальных импульсов, влияющие на психику и парализующие волю? Нет, просто желание заработать деньги. Которых нет.

Вторые сутки она жила на ту мелочевку, что осталась в кармане пальто. Кошелёк с тремя сотнями ушёл ещё вчера до обеда – вероятно, вытащили на Арбате. После кладбища она фланировала по Арбату и глазела по сторонам, высматривая Светку. Казалось, вот сейчас возникнет знакомое лицо бывшей подруги и придёт конец мытарствам. Но время шло, а Светка всё не появлялась. Татьяна покупала то пирожное, то хот-дог, однажды взяла шаурму и бутылку импортного пива.

Когда же обнаружила пропажу кошелька, пришлось ограничивать себя буквально во всём. К тому же, надежда скоро отыскать Светку поблёкла, вымерзнув на морозе.

Татьяна подошла к проститутке и тронула её за рукав.

– Слушай, я вот спросить хотела. Как вообще, работать можно?

Проститутка окинула её настороженно-оценивающим взглядом и, не найдя, очевидно, повода для беспокойства, снисходительно улыбнулась.

– А ты из каких пампасов? Из провинциальных учительниц, небось? Детям, наверно, говорила «ай-яй-яй», а сама намылилась?

– Я из провинции, но не учительница. И никуда я не намылилась, просто интересуюсь.

– Только не надо врать! – прикрикнула проститутка с невесть откуда взявшимися металлическими нотками в голосе. – Но ты учти: это не так просто. Мол, пришла и встала.

– Да я понимаю, – пролепетала Татьяна.

– И прикид должен быть соответствующим. И рожа в порядке. И вообще. А то знаешь анекдот? «Я бы тебе больше трёх рублей не дал. – А я больше и не беру». Ты брови-то когда последний раз щипала?

Татьяна взглянула на реденькие брови собеседницы и робко заметила:

– Да нынче, вроде, нещипаные в моде.

– Но форма-то должна быть, согласись.

– Ну да. Наверное.

– А о кремах твоя мордель и не слышала, поди? Лицо надо чистить, – продолжала наставлять девушка. – Ты свой нос в зеркало видела?

– Слушай, а если мужик совсем не нравится? – спросила Татьяна.

– Ну это ещё не самое страшное. Нет некрасивых женщин – есть мало водки. Слыхала такое? – Лицо проститутки обрело многозначительное выражение. – Так же и с мужиками. Вольёшь сколько надо, и пошла писать губерния.

– А что самое страшное? – простодушно спросила Татьяна.

– А всё равно не поймёшь, пока не въедешь в эту систему.

– И всё-таки? – решила не сдаваться Татьяна.

– Самое главное – вопросов не задавать. Ни себе, ни другим, – то ли ответила, то ли ушла от ответа собеседница.

– Но чтобы иметь представление…

– А развернут тебя так и эдак, – перебила проститутка, – все представления и перевернутся! – И засмеялась: – А стихи такие знаешь: «Я встретил вас и всё болею»? Да вон Маринка идёт, с ней разговаривай.

Татьяна обернулась и увидела женщину в нутриевом манто.

– Марина Аркадьевна, вот тут девушка с периферии работу ищет, – обратилась проститутка к подошедшей женщине. – Завалила меня вопросами.

– Попробовать хотели бы? – повернулась к Татьяне Марина Аркадьевна.

– Да. Подработать бы.

– Вход рубль – выход пять. Знаете? – Марина Аркадьевна окинула Татьяну цепким взглядом. – Пальтишко расстегните.

Татьяна повиновалась. Марина Аркадьевна сунула руку меж полами пальто и быстро ощупала грудь, живот и ноги Татьяны, болезненно защипнув левую ногу в районе паха.

– Не рожала?

– Нет.

– Россиянка?

– Да.

– Где работала?

– Я на заводе работала, контролёром, помощником мастера. Но по образованию я медсестра.

– У зверей, в коммерческих структурах, где-нибудь в сфере услуг работать не приходилось?

– Немного.

– Место есть? – продолжала расспрашивать Марина Аркадьевна.

– Какое место? – не поняла Татьяна.

– Место для встреч.

– Нет.

– Марина Аркадьевна! – встревоженно зашептала проститутка. – Грыжа из «пассата» вылазит. А сзади ещё одна машина.

– Поработали, кажется, – не разжимая зубов, проговорила Марина Аркадьевна.

– Что случилось? – обратилась Татьяна к проститутке.

– Крыша гуляет, видать, – девушка тяжело вздохнула. – Господи, спаси и помоги!

– Слава женщинам – борцам за мир и счастье на земле! – прокричал приветствие приблизившийся к ним парень, которого проститутка назвала Грыжей.

Парень был худой и высокий, с длинным лицом, которое портили перебитый нос и наглые серые глаза, маленькие и круглые. Слева и чуть позади стоял атлет почти такого же высокого роста, что и Грыжа, однако куда более привлекательной внешности.

– Слушай, Маринка, ты можешь сегодня отдохнуть, – улыбаясь, сообщил Грыжа, – а девочки твои с нами прокатятся.

– А почему опять мои, Гриша? – попробовала возмутиться Марина Аркадьевна, однако Грыжа-Гриша так взглянул на неё, что женщина осеклась.

Грыжа вновь улыбнулся.

– Оттянуться захотелось, понимаешь. Промочим горлышко, отогреемся, отмокнем, покувыркаемся. А там, глядишь, и восстановим трудоспособность.

– Но у меня только Катька.

– А эта? – Грыжа ткнул пальцем в сторону Татьяны.

– Да она только подошла. Интересуется.

– Ну и ладненько, удовлетворим самые изощрённые её потребности, – пожал плечами Грыжа.

– Да ты в уме, Гриша?! – воскликнула Марина Аркадьевна. – Из деревни приехала…

– Свежачок-с, значит? – перебил её Грыжа. – Как раз то, что надо. Кадры решают всё. Вернём тебе её готовой к труду и обороне. Наши перпетуумы кобеле выкуют тебе ценную кадру. Так, нет, Санёк?

Санёк кивнул и многообещающе ухмыльнулся.

– Но ты сам уж с ней договаривайся. Она у меня не работает, моё дело сторона, – насупилась Марина Аркадьевна.

– Ну, детка, – обратился Грыжа к Татьяне, – прыгай в машину. Давай-давай!

– А… деньги? Сколько это будет? – нерешительно произнесла Татьяна.

– Вот видишь? – взмахнула рукой Марина Аркадьевна. – Что я говорила?

– Разберёмся, – заверил Грыжа. – Катька! Забирай подружку и – в машину.

– Пошли, – мотнула головой Катька, глядя на Татьяну то ли со злобой, то ли с презрением.

Татьяна в нерешительности последовала за Катькой.

– Дура! – придержав шаг, зашипела через плечо та. – Какие деньги?! Ты их, ещё трезвых, разозлить хочешь? Дура сельская!

– Бесплатно? – опешила Татьяна. И остановилась в замешательстве.

– Бога благодари, если живой вернёшься, дубина. Деньги ей подавай! Исчезнешь в банном тумане, как некоторые, навсегда. И никто не узнает, где могилка твоя.

– Но так, извини, я не согласна! – Татьяна не двигалась с места.

– Не согласна? Делай ноги, если сумеешь. Но если ты им попадёшься…

– Катька, в чём дело? – крикнул Грыжа.

– Ты меня прости, но, похоже, ты опоздала, – усмехнулась Катька и повернулась к Грыже. – Да не хочет она ехать, Гриша.

– Это почему же ещё? – вытаращив глазёнки, направился к ним Грыжа. А следом и Санёк.

– Да откуда я знаю. Не идёт, – ответила Катька.

– В чём дело? Что случилось, детка? – прищурился Грыжа, обращаясь уже непосредственно к Татьяне.

– Я ещё ничего не решила. Я пока только думала о… Об этой деятельности, – проговорила Татьяна, отводя взгляд.

– Ну и завязывай думать. Ты нам понравилась с Саньком. И остальным понравишься. Давай-давай! – И Грыжа быстро подвёл Татьяну к машине, распахнул дверцу и почти насильно усадил её на заднее сиденье.

 

23

Виктор был утомлён. Несколько суток почти без сна. И зрение его отображало не только видимые конкретные формы, но и некие нематериальные наслоения, беззвучно соединявшиеся с условиями реальной среды. И размышлять продуктивно он сейчас не был способен. Виктор жил, будто в полусне.

Однако то обстоятельство, что Татьяна села в «Фольксваген-Пассат», несколько встряхнуло его. Пожалуй, на какой-то стадии он утратил контроль над ситуацией. Да и вряд ли ему следовало так долго оставаться в роли простого наблюдателя. Он давно понял, что у Татьяны нет денег, однако каких-либо выводов для себя не сделал. А ведь он мог бы догадаться подбросить ей денег, и тогда, вероятно, она двинулась бы не на панель, а продолжила бы поиски Светланы.

Виктор окончательно пришёл в себя. Двухмерные плоскости картин, наблюдаемых им в недавнем прошлом, начали обретать объём. В «Фольксваген» Татьяну усадили не клиенты. И ожидает её не лёгкий, как, возможно, она полагает, заработок, а нечто совсем иное. И если учесть, что она является провинциальной бабёнкой…

Во всяком случае, последнее па Татьяны ни в коей мере не способствует достижению целей и его, и самой Татьяны, целей до некоторой степени схожих.

«Фольксваген» тронулся с места, следом отправился «Мерседес» стального цвета. Необходимо срочно что-то придумать. Будут ли у них ещё остановки, или же они прямиком помчатся куда-нибудь туда, где сауна, бассейн и несколько гектаров немого сосняка? Одна девушка в «Мерседесе» и две в «Фольксвагене», всего три. Вполне возможно, что они сейчас где-нибудь остановятся, чтобы прихватить ещё одну-двух проституток.

Автомобили заняли крайнюю правую полосу, и Виктор вздохнул с облегчением. Он открыл портфель и извлёк оттуда самодельное взрывное устройство. Точнее, это был муляж СВУ: металлическая банка из-под пива, магнит, пластилин жёлтого цвета и разноцветные проводки. Лишь только Грыжа покинул машину, как Виктор открыл дверцу «Волги» и направился к «Фольксвагену». Муляж взрывного устройства находился в правом кармане его пальто.

Виктор достаточно искусно разыграл из себя случайного прохожего, случайно же заметившего нечто, что вдруг привлекло его внимание. Виктор замедлил шаг и пригнул голову, словно намерен был заглянуть под автомобиль. Неторопливо приблизившись, он опустился на левое колено и заглянул под днище. Одновременно с этим он вынул из кармана правую руку с зажатой в ней банкой из-под пива. Муляж СВУ мгновенно прилип.

Виктор выпрямился и увидел настороженное лицо парня, только что занимавшего место водителя, а теперь уже покинувшего салон автомобиля.

– Чё такое? Чё те надо?

– Странная штучка под твоей машиной, – голосом взволнованного человека сообщил Виктор. – Проводки торчат вдобавок. Сматываться надо, пожалуй.

И Виктор попятился обратно на тротуар.

– Какие ещё проводки? – Косясь на Виктора, парень обошёл автомашину и заглянул под неё.

– Что это? – нетерпеливо спросил Виктор.

– Да откуда я знаю! – разволновался парень. – А ну, быстро все из машины! Вылезайте все! Быстро!

Убедившись, что суматоха достигла нужной отметки, Виктор изобразил изумление и обратился к Татьяне:

– Простите, вы очень похожи на одну девушку.

Татьяна грустно улыбнулась.

– Это я и есть. Я вас сразу узнала, но не поверила.

– Татьяна? Но мы встречались с вами за тыщи километров отсюда. Как вы здесь очутились?

– Села в поезд и приехала. А вы?

– И я так же. Но это просто невероятно! – продолжал изумляться и радоваться Виктор.

– И всё-таки… – пожала плечами Татьяна.

– А вы не из «Фольксвагена»?

– Да, из него, – сказала Татьяна и покраснела.

– Так давайте я вас подброшу, – предложил Виктор. – С этой заминированной ещё долго будут разбираться. Вы с кем?

– С кем? – переспросила Татьяна и оглянулась. Никому, кажется, дела до неё не было. – Я – одна.

– Ну так идите в мою машину, я довезу. Ну! – Виктор тронул Татьяну за локоть.

– А которая ваша?

– Да вон та «волжанка». Идите садитесь, я сейчас.

Татьяна направилась к «Волге», а Виктор остался, чтобы проконтролировать ситуацию. Двое парней были заняты обсуждением случившегося, а третий куда-то звонил по мобильному телефону. Вот и отлично.

– Ну, рассказывайте, – обратился Виктор к пассажирке, когда они немного отъехали. – Вид у вас какой-то расстроенный. Случилось что-то?

– Да нет, ничего особенного, – ответила Татьяна, однако голос-предатель её выдал.

– Говорите-говорите! – весело и уверенно распорядился Виктор. – У вас проблемы. Рассказывайте. А вдруг я вам чем-нибудь помогу. Куда, кстати, мы едем?

– Сама не знаю. К метро куда-нибудь.

– Станций метро много. Впрочем, ладно, прокатимся. А вы мне расскажете, что у вас случилось. Вы по Садовому не катались?

И Татьяна разговорилась. Сначала она призналась, что у неё кончились деньги и ей не на что жить в Москве.

– А долго вы собираетесь пробыть здесь? – спросил Виктор. – Сколько вам нужно?

– Сколько? Откуда я знаю, – вздохнула Татьяна.

– Давайте прикинем, – предложил Виктор. – Вы где собираетесь остановиться? В гостинице? На какой срок?

– Если бы я знала, – отвернулась Татьяна.

– Тогда давайте по-другому. Вы с какой целью здесь?

– Надо найти мне одну… подругу, – с заминкой произнесла женщина.

– Подругу?

– Да. Можно и так сказать.

– Она здесь живёт?

– Нет. Приехала, как и я.

– Где она должна была остановиться?

– Да где угодно. У неё куча денег. В самой дорогой гостинице могла.

– Как же вы собираетесь искать её? Если она в гостинице, я мог бы помочь.

– Правда? – обрадовалась Татьяна, но тотчас же и погрустнела. – Нет, она в гостиницу не пойдёт.

– Это почему? Она скрывается от кого-то? От вас?

– От меня? – удивилась Татьяна. – Впрочем, и от меня, можно сказать.

– Она вам задолжала? – продолжал расспрашивать Виктор, стараясь при этом выглядеть обыкновенным любопытствующим.

– Мне? – вновь удивилась вопросу Татьяна. – Впрочем, в какой-то степени и мне.

Виктор решил брать инициативу в свои руки.

– Я помогу вам. У меня есть опыт, – уверенно заговорил он. – Сейчас где-нибудь перекусим и всё обсудим.

Виктор полагал, что если Татьяна приехала в многомиллионный город, чтобы найти Светлану, то, вероятно, на что-то она рассчитывает. Не только на случайную встречу, возможно.

 

24

Света вышла из поезда на Курском вокзале Москвы и вдруг поняла, что она сейчас находится очень далеко от своего села, что, ступив на асфальтовое покрытие перрона столичного вокзала, она оказалась совсем в другой жизни. И сама должна стать другой. Не Светкой из села Посконного, не сельской девушкой без высшего образования, не жительницей захолустья провинциального с раз и навсегда устоявшимся образом жизни. Она должна стать иной.

– Горячие беляши! Горячие! – выкрикивала полненькая девушка, стоявшая за огромным белым ящиком. Неопрятно одетая. С пренеприятнейшим голосом.

А Света сейчас с удовольствием чего-нибудь съела бы. Вчера она весь день голодала. Рублей у неё не было, только доллары. Пожилая пара, заматерелая матрона и плюгавый мужичок, её соседи по купе, жрали и жрали. С перерывом на сон и туалет. Ей предлагали присоединиться, но Света каждый раз отказывалась, так как видела, что «матрона» с подозрением косится на её тощую старенькую сумку, а плюгавчик пригибает головку, чтобы заглянуть ей под юбку.

И спала она в чём была. Не в халате, как «матрона», разъезжающемся при каждом почти движении (под халатом были бледно-сиреневые панталоны), и не в трикотажных брюках, пузырящихся на коленях и заднице, как приматроненный мужичок, а в вельветовой юбочке и летнего вида белой блузке с кружавчиками.

В поезде Света неоднократно подвергалась допросу. «Матрона», назвавшаяся Татьяной Александровной, зевала, прикрывая рот пухлой ладошкой (скорее, не рот прикрывала, а челюсть придерживала, чтобы не вывихнуть), и спрашивала:

– А ты, Света, не к женишку едешь? В Москву-ту?

– Нет, – отвечала Света. – К родственникам.

– А родственники-ту ждут тебя?

– Ждут, – кивала Света и смущалась, сознавая недостаточную развёрнутость своих ответов.

– А родственники-ту – кто они? Всамделишные? Или так, шестая вода на киселе?

Именно «шестая», говорила Татьяна Александровна, а не «седьмая».

– Да, они… По матери родственники они.

– Тётка, что ли?

– Нет.

– А кто ж тогда?

– Да почти что.

– Да, – со значением вздыхала Татьяна Александровна, – нонче многие ищут не там, где потеряли, а там, где светло.

Муж Татьяны Александровны, Валерий Леонидович его звали, загадочно улыбался, сделав, очевидно, собственные выводы относительно поездки молодой женщины в Москву.

Так, судя по всему, и не оставив однозначного резюме в общественном мнении купе, Света оказалась в Москве. Она принялась бродить по вокзалу и разглядывать витрины киосков. Следовало каким-то образом войти в столичную жизнь. Наткнувшись на пункт обмена валюты, Света не без робости вошла в него и обменяла одну стодолларовую купюру на рубли. И получила более полумиллиона.

Света съела три хот-дога и подумала, что новая жизнь ей определённо начинает нравиться. Если даже еженедельно она будет расставаться с одной бумажкой в сто долларов, то и в этом случае она бесконечно долго будет ощущать себя Рокфеллером.

Но – увы. Не успела Света как следует насладиться жизнью обеспеченного человека. Да и много ли свершений можно уложить в трёхчасовой промежуток времени, едва ли не половина которого была прожита словно в тумане, словно во сне. В ярком и отчётливом сне, полном красок и запахов, холодного зимнего неуюта (руки мёрзли) и многочисленных актов принятия решения, мучительных до ужаса, до той именно степени, когда дрожат колени, стучит кровь в ушах, а сердце работает, словно паровой молот.

А в тот короткий период полного отсутствия конвульсий и напряжённости, в тот краткий период душевной устойчивости, предшествовавший несчастью, Света купила платье, обвивающее мягкими складками полупрозрачного струящегося шифона, и чёрную кожаную сумочку, похожую на кастрюльку. Ну и по мелочи кое-что.

 

25

Днём и вечером – Арбат, потом – ночная Москва. Да ещё Новодевичье кладбище, где Светка побывала маленькой девочкой и хотела побывать снова. Это всё, что знала Татьяна о желаниях подружки, осуществить которые та когда-то мечтала в случае, если вдруг окажется в Москве. Не миновать ей, конечно, и Лужников – где ж и отовариться, как не на рынке.

– Рынков здесь много, не одни Лужники, – вздохнул Виктор.

– Но наши все туда ездят, – возразила Татьяна удивлённо.

Виктор не стал спорить. Он был озабочен. Его ждали дела, а тут такая история. И сколько потребуется времени, чтобы отыскать Светлану, теперь одному Богу известно. Конечно, провинциалов, как и иностранцев, словно магнитом притягивает центр столицы, но и центр – не круг на футбольном поле. Придётся чёрт знает сколько времени таскаться с Татьяной по Москве, ибо оставить её он не может.

Татьяна, правда, щедрая душа, обещала ему десять процентов от суммы украденных Светкой денег, но ему-то нужны не какие-то там проценты, а все деньги, которые были похищены Бабухиным и Литиковым из поезда. Виктор стал прикидывать, кого бы привлечь к мероприятию по поиску Светланы. И, может быть, не только для того, чтобы высвободить часть собственного времени.

– Вы поселитесь в гостинице, и мы начнём поиски, – принял решение Виктор. – Времени у меня немного, поэтому будем работать с утра и до вечера ежедневно. С вас её полный словесный портрет. Кстати, фотографию её вы не прихватили?

– Нет. Не думала, что может пригодиться.

– Жаль. Фотография пригодилась бы.

– А вы хотите отгулы взять? – спросила Татьяна.

– Отгулы? – не понял Виктор.

– Вы ведь где-то, наверное, работаете?

– Да, я возьму отгулы, – кивнул Виктор.

– Начальство – как, сердиться не будет?

Виктор махнул рукой.

– А начальство всегда сердится, всегда и постоянно оно чем-нибудь недовольно.

Кстати, подумал Виктор, не помешало бы ему разработать для себя соответствующую легенду. Дело-то всё-таки касается приличной суммы денег. И линию поведения своего надо бы продумать детальнейшим образом. И надо решить, как вести себя с Татьяной. Виктор предпочёл бы дружеские отношения, не лишённые при этом светской церемонности. Вот только…

В общем, Виктор не особенно верил в дружбу разнополых человеческих особей. А особенно внимательным, усмехнулся он, надо быть при совершении таких манёвров, как проход узкостей, швартовки и отшвартовки в условиях ночной видимости.

Ну а пока требуется перевести разговор на что-нибудь другое. И он спросил:

– Вам что-то заказать ещё?

– Нет, спасибо, я уже объелась, – вскинула руки Татьяна. Она только что управилась с солянкой, отбивной и салатом «Столичный». – Я допью кофе – и всё. Спасибо большое.

– Тогда выбирайте: едем в гостиницу или – работать?

– Если в гостиницу не поздно и потом, то… – Татьяна пожала плечами.

– Не поздно.

– Тогда – работать, как вы выразились, – улыбнулась Татьяна.

Встреча с Виктором прибавила ей уверенности. И теперь она была убеждена, что они найдут Светку. И очень скоро. Может быть, даже через час или два. Или завтра.

Однако день закончился безрезультатно. И второй – тоже. Близился к завершению третий. Виктор и Татьяна возвратились к автомобилю, припаркованному на Петровке.

И вдруг Виктор, словно, на столб наткнулся.

– Куда, вы говорили, Татьяна, ваши денежки подевались? – повернулся он к спутнице.

– Какие деньги? – не поняла Татьяна.

– Те, с которыми вы сюда приехали.

– Украли. А что? Вы не верите, что у меня деньги украли? – готова была обидеться женщина.

– Очень даже верю, – усмехнулся Виктор. – И сейчас мы съездим в одно место. Садитесь в машину.

– А куда мы поедем?

– Мы поедем сейчас… – вставляя ключ в замок зажигания, проговорил Виктор и замолчал.

– Куда? – нетерпеливо переспросила Татьяна.

– Нет, мы поедем в другое место. В аналогичное, впрочем. И если нам повезёт, то сегодня мы найдём вашу подружку. Вот только что касается денег… – Виктор замолчал.

– Что вы хотите этим сказать? – забеспокоилась Татьяна.

– Ладно, не будем торопить события, – не без грусти улыбнулся Виктор, и Татьяна, переняв его настроение, примолкла.

Они приехали к трём вокзалам. Татьяна вопросительно посмотрела на Виктора.

– Мы сейчас выйдем и отправимся на обход вокзальных помещений, – сообщил Виктор. – С которого начнём?

– А зачем – вокзальные помещения? – растерянно выговорила Татьяна. – И что ей делать на этих вокзалах?

– Благодаря вашим рассказам я немного познакомился с вашей подругой. И я думаю, что если она осталась без денег…

– Но у неё же их!.. – воскликнула Татьяна. – Ей за десять лет их не потратить!

– Согласен. Да, конечно, ей хватит. Если деньги всё ещё у неё.

– Так вы думаете?.. – ужаснулась Татьяна.

– Всё могло случиться. Вспомните хотя бы о судьбе ваших финансов.

– Вы думаете, и у неё украли? – запереживала женщина. – А без денег – на вокзал?..

– А вы полагаете, это исключено? Я имею в виду вокзал как временное пристанище.

Решительных возражений у Татьяны не нашлось.

Светлану они нашли на Ярославском, ругающейся с тремя цыганками. Увидав Татьяну, она оцепенела поначалу, а потом бросилась бежать. Её догнали и допросили. Вела допрос Татьяна, жёстко, то есть, тыча допрашиваемую кулаком в живот и порыкивая. В результате данного следственного действия было установлено, что деньги Света проиграла возле ВВЦ, бывшего некогда выставкой достижений. Татьяна была поражена.

– Неужели тебе было этих мало? – спрашивала она.

– Это был какой-то гипноз, – бормотала Светка.

– Ты собиралась увеличить капиталы? Да ты рехнулась! – возмущалась Татьяна. – Об этих напёрсточниках уже столько сказано!

– Я – как под гипнозом… – слабо оправдывалась Света.

Наконец Татьяна немного успокоилась.

– Что ты намерена делать? – спросила она, неприязненно разглядывая воровку и лоха в одном лице.

Света безвольно пожала плечами.

– Не знаю. Домой, вероятно, поеду.

– А тебя там никто не пришьёт? За такие штучки?

Света опустила голову. Она и сама понимала, что встреча с Пашкой и Мишкой не сулит ей ничего хорошего.

– Думаешь, они всё ещё там торчат? – спросила со страхом.

– Да. Они ждут, когда я им сообщу, что нашла тебя.

– И ты сообщишь им? – с замиранием спросила Света. Не без дрожи в голосе.

Татьяна задумалась. Какой смысл сообщать Бабухину и Литикову о том, что она нашла Светку. Ведь денег-то у неё нет. Ну найдут они денег, приедут в Москву – что дальше? Ну отомстят ей за эту подлянку. И что? Полегчает им? Однако она и о себе должна подумать. Ведь и ей предстоит держать ответ. Хотя бы потому, что это её бегство в Москву может выглядеть далеко не однозначно.

– Да, – твёрдо произнесла Татьяна.

Света заплакала.

– А чипинские? Ты о них забыла? – напомнила Татьяна.

Виктор стоял полуотвернувшись, делая вид, что ему нет дела до их разговора. Лепет Светланы не в полной мере доходил до его слуха, однако слышимость реплик Татьяны была достаточной.

Но скоро Виктор отвлёкся, погрузившись в размышления о том, насколько ему необходимо длить отношения с этими женщинами. Где находятся деньги, розыск которых ему был поручен, он выяснил, а как их вернуть законному владельцу, решать не ему.

Следовало бы, конечно, получить более подробную запись рассказа Светланы об обстоятельствах утраты ею денег. Да и… Виктор посмотрел на женщин, чтобы как-то прояснить для себя, что ещё удерживает его здесь. За все эти дни он очень устал, хотелось махнуть куда-нибудь за город, где снег – белый, шашлык – аппетитный, водка – вкусная, а женщина… Слово «женщина» вызвало довольно неожиданную ассоциацию, а именно – мелькнул образ Светланы. Но не в слезах и соплях, которые в данную минуту блестели на её лице, а совсем иной. Виктор принялся украдкой рассматривать Свету.

«Да, заработался», – сказал он себе спустя несколько секунд. И стал смотреть по сторонам, выискивая симпатичные женские личики.

Виктор вспомнил, что у него кончились сигареты, и направился к киоску. Кто-то тронул его за рукав. Виктор остановился. Перед ним стояла молоденькая девушка с весёлыми голубыми глазами под свежевыщипанными бровками.

– У вас тысячи не найдётся? Мне на пиво не хватает.

Ей, видите ли, на пиво не хватает! Ну, впрочем, если на пиво…

– Пожалуйста. – Виктор протянул тысячерублёвую купюру.

– Спасибо. Большое спасибо, – покивала девушка. – А у вас на джин-тоник не найдётся?

Виктор протянул десятитысячную купюру.

– Спасибо. Большое спасибо. – Девушка не уходила, стояла и улыбалась жизнерадостно.

– А теперь вам уже хочется, полагаю, французского коньячку, – улыбнулся Виктор. – Тончайшего и изысканного, с восхитительным послевкусием, из бочки лимузенского дуба?

– Коньяку? А почему бы и нет? Если с послевкусием, как вы обещали. – Девушка повернулась бочком, таким образом, чтобы ему удобнее было взять её под ручку.

– Должен предупредить: я остаюсь противником проституции, – прищурился Виктор.

– Вы подумали, что я проститутка? – удивилась девушка.

– Я ошибся? – вопросом на вопрос ответил он.

Девушка надула губки и опустила глазки, что должно было означать обиду.

– Виктор, мы тут посоветовались… – услышал Виктор и обернулся. Татьяна и Светлана быстро шли к нему, лица их сияли. – Мы тут посоветовались со Светкой и решили так просто этого не оставлять.

– Чего – этого? – не понял он.

– Мы решили вернуть деньги, – продолжала Татьяна. – Мы изымем у них денежки и повеселимся.

– И ещё как! – поддакнула Светлана. Она шмыгала по-прежнему носом, однако теперь являла собой более чем живое и радостное существо, устоять хоть секунду на месте для которого не представлялось возможным. – В Москве! С деньгами! Да это же!..

– С деньгами везде кайф! – воскликнула Татьяна.

– Минутку! – поднял руку Виктор. – О каких деньгах речь?

Татьяна вытаращила глаза.

– Как о каких? Которые Светка профукала напёрсточникам.

– Которые мне бабка Демьяниха дала, – уточнила Светлана.

– Которые Пашка с Мишкой в поезде свистнули, – сделала ещё одно уточнение Татьяна.

Виктор усмехнулся.

– Понятно. И каким образом вы намерены это сделать?

– Каким образом? – переспросила Татьяна. Заданный вопрос, кажется, застал её врасплох. – Но мы пока не решили, как. Тут надо подумать. Если хорошенько пораскинуть мозгами…

– Слушай, Танька, это такая мафия, – помотала головой Светлана, вмиг став грустной и задумчивой, – что… И их так много! И так у них всё отлажено, что…

– Но что-то можно придумать, – оборвала её Татьяна и посмотрела на Виктора. – А вы как думаете?

– Я думаю: лучше всего, если вы соберёте манатки и двинетесь потихоньку в свою…

– Успеем! – рубанула кистью руки Татьяна.

Виктор внимательно посмотрел на Татьяну и задумался. Принимать решения нередко бывает достаточно сложно. Если бы он был йогом, то принял бы асану, в наивысшей степени способствующую установлению дыхания и самососредоточению с целью обретения моральной чистоты и познания бытия, пробыл бы в этой позе необходимое количество минут или часов – и пришло бы оно, решение. А тут, на участке формально-логического мышления, ворочай мысли, словно брёвна, да ещё на виду у двух женщин, в пространстве прямого межличностного контакта.

Татьяна молча ждала. Света, возбуждаясь всё больше, пританцовывала.

Виктор натянул на лицо задумчиво-скептическую маску и, словно нехотя, выговорил:

– На эту тему можно, конечно, порассуждать.

И пожал плечами. Татьяна просияла, а Светлана подпрыгнула от радости.

– А где мы будем, как вы сказали, рассуждать? – крутнулась на месте Светлана. На лице её появилась гримаса отвращения.

Виктор вновь задумался. Если планировать проведение какой-либо операции по изъятию денег у кого бы то ни было, то к нему от подельников (подельниц) не должны вести никакие следы.

– Встречаемся через два часа на этом же месте, – сказал он и посмотрел на Татьяну и Светлану.

– Хорошо, договорились, – откликнулась Татьяна.

– Ещё два часа – здесь?! – ужаснулась Светлана, и лицо её вновь скривилось. – Впрочем, ладно, через два часа – на этом месте, – поправилась она, поймав гневный взгляд Татьяны.

– До встречи, дорогой, – произнесла голубоглазая девица.

Виктор от удивления вытаращил глаза. Только теперь он осознал, что всё это время девица-попрошайка находилась рядом с ними, слышала их разговор и, по всей видимости, была в курсе их планов. Виктор постарался вспомнить, назывались ли какие-либо в их разговоре ориентиры возможных операций, но так и не вспомнил.

– Москва – не Галактика безбрежная, увидимся, – улыбнулся он девушке.

И они увиделись. Но вовсе не потому, что Москва – не Галактика. Они встретились буквально через два часа с минутами, когда Виктор явился на назначенную Татьяне и Светлане встречу. Татьяна и Светлана были не одни. Рядом с ними стояла девица-попрошайка с голубыми глазами. Нахмурившись, Виктор приблизился и недовольно осмотрел всех трёх женщин.

– Ой, мы, кажется, всё ещё не познакомились. Меня зовут Настей, – вдруг расцвела девушка.

Однако мажорный строй её восклицания не мог смягчить нарастающего агрессивного эмоционального фона – Виктор отнюдь не горел желанием знакомиться с нею.

– Папа римский, а теперь – всего хорошего! – почти что рявкнул Виктор.

– Вы прогоняете меня? – удивилась Настя.

Виктор не ответил, лишь тяжёлым взглядом подчеркнул и без того выразительное, словно плакат, высказанное им только что требование.

Однако Настя не уходила, неверяще и кокетливо поглядывая на него.

– А с Таней и Светой мы подружились, – сообщила она.

Виктор взглянул на Татьяну, а потом и на Светлану.

– Мы рассказали всё Насте, – виновато проговорила Татьяна и добавила: – Она – за нас.

Ошеломляющего характера новость. Найти слова и выражения за пределами ненормативной лексики просто невозможно. С огромным трудом он сдержался.

– И что? – спросил мрачно.

– Виктор, а пусть она будет с нами. А? – предложила Света. – Настасья – классная девчонка. И в Москве она давно, всё знает. Она москвича от немосквича по лицу отличает.

Зримые свойства реальности, с которой приходилось считаться, смягчающе подействовали на Виктора. Женщины уже приняли её в свою компанию. Приняли и приняли – ему-то что, в конце концов.

– Хорошо, поехали.

 

26

– Вот это дачка! – воскликнула Света, когда они въехали во двор, миновав ворота, открывшиеся, как бы, сами собой.

– Это не дача, а загородный дом, – поправила её Настя не без снисходительности в голосе и повернулась к Виктору. – Это твой дом, Витя?

– Нет, снял на время, – ответил Виктор, поморщившись от настиного «ты». – Строит знакомый моего знакомого. Удалось договориться, так что поживёте тут.

– А здесь ещё кто-то, кроме нас, будет? – поинтересовалась Света.

– Насколько мне известно, здесь живут двое строителей с Украины, но один уехал домой погостить.

– А второй?

– Второй поживёт у соседа, со своими земляками.

– А ты? – лукаво улыбнулась Настя.

– Посмотрим.

Гастарбайтер-украинец встретил их возле крыльца, провёл в дом и показал, где что находится.

– Да я, в общем-то, всё знаю, – остановил его Виктор. – Я бывал здесь.

– Да, я помню вас, – кивнул гастарбайтер. – Не заплутаете, короче.

Спустя полчаса стол был накрыт, звучала какая-то салонно-коктейльная мелодия, а по телевизору показывали американский боевик. Вот только женщины задерживались, они осадили ванную комнату и трельяж, поминутно оглашая дом повизгивающими звуками и жизнерадостнейшим хихиканьем.

– Я зашла в ванную, а оно и зашумело, хи-хи-хи! – рассказывала Светлана. – А унитаз! Ты видела его? Я, пока душ не приняла, и не присела на него. Веришь, нет?

– А внизу – сауна и бассейн, – сообщила Настя. – Только не смогла понять, как её запустить. Пощёлкала, конечно, тумблерочками – это рычажки такие маленькие, – но запустила или нет эту самую сауну, не уверена.

– А если Витю попросить? – спросила Света.

– Ты же видишь, он не в настроении, – возразила Настя решительно. – Никто не даст нам избавленья…

– Наглеть-то не хочется, – заметила Света.

– Всё сделаем с космической элегантностью, – ответила Настя. – Впрочем, ты права, и сейчас я пойду и попрошу его оторвать недвижимость от кресла. А то, понимаешь, разлёгся, как пенсионер всероссийской импотенции, у которого все жизненные функции организма угасли безвозвратно.

– Хи-хи-хи! – смеялась Света.

– Девочки, потише! – одёргивала Татьяна. – Он же может услышать ваши глупости.

Обсуждение вопроса, из-за которого они и собрались вместе, началось лишь за столом. И не сразу, а спустя некоторое время, когда все более-менее насытились. И посыпались проекты, один нереальнее другого. Предлагалось задействовать едва ли не танки и бронетранспортёры. Виктор даже пожалел, что выставил не только шампанское, но и водку, которая, как он заметил, пришлась по вкусу Насте и Свете.

И он лишь молча пожимал плечами, когда Света или Настя обращались к нему с каким-нибудь вопросом типа: нельзя ли достать в этой Москве пистолет-пулемёт или автомат.

– Я бы лично их всех перестреляла, сволочей! – сжимала кулачки Света.

– А есть ещё гранатомёт, который сам гранаты мечет на любое расстояние! – кричала Настя. – Хоть на сто метров, хоть на сто километров! А не как мы в школе – на десять метров. После гранаты и хоронить гадов не надо – собаки кусочки подберут.

– Ну и собаки же в вашей деревне – от семерых одна еле-еле отлаялась, – вдруг невпопад заявила Света.

– От кого ты отлаялась? – не поняла Настя.

– А цыганки ж! – всплеснула руками Света. – Вот уж народ наглый, так наглый. Думала, убью их… Или они – меня.

Виктор почти всё время молчал. Иногда ронял малозначащие фразы, и то – в случае крайней необходимости, то есть когда к нему непосредственно обращались. Однако спустя какое-то время он обнаружил, что в его голове засело одно из произнесённых за столом слов. Он попытался отыскать причину данного обстоятельства, однако ничего у него не вышло. Слово же было – «цыганки».

А скоро и вообще запорхали по-над столом лирические, камерного звучания интонации. Виктор как мужчина, и именно как мужчина, оказался в центре внимания. Женщины, словно войсковые соединения, управляемые осторожными командирами, постепенно выдвигались на передний край. Они похорошели, они стали мягче и женственней.

Впрочем, правомерней было бы сравнить их с крадущимися кошками.

Виктор тоже смягчился. Потёк раскованный внутренний диалог.

– «Компания недурна».

– «Да, женщины не лишены привлекательности. Так вот сразу и не скажешь, которая из них более, как бы сказать…»

– «Но Настя моложе всех и, следовательно…»

– «Молодость – не самое главное. Её кукольность… как будто, охлаждает несколько».

– «Это пока не коснёшься её взгляда. Глаза у неё мудрые и весёлые одновременно».

– «Более других пластична Татьяна. Хотя фигура у неё крепкая и несколько тяжеловата, но груди расположены высоко и сидят основательно. Рядышком друг с дружкой».

– «Но у Насти груди тоже хороши, с крупными сосочками, готовыми пробуравить кофту. Хотя и в намордниках бюстгальтера».

– «Однако в постели интереснее и непосредственнее всех, пожалуй, Светлана. Если, конечно, не фригидна. Что-то тут настораживает. Что-то есть в ней от, если можно так выразиться, живого равнодушия».

– «Именно Настя, скорее всего, любопытнее всех и мобильней».

– «И – наглее. И бесцеремонней. И требовательней».

– «Но это не страшно. Нам ли бояться? Тем более если такое тело… А какое у неё оно?»

– «Да, пожалуй, не лучше, чем у Светланы. Только размер больше».

– «Света помельче. И пупсиком будет выглядеть более жалко. Да и Света старше Насти. Её тельце наверняка тронуто целлюлитиком».

– «Зато Настя почти натуральная блондинка. И, стопроцентно, без всяких бородавок».

– «Зато Света почти стопроцентная рыжая. И бородавок у неё тоже не видать».

Неожиданно Настя отложила в сторону вилку и указала на расслабившегося в кресле Виктора.

– А мне, девки, нравится ваш Витенька. Настоящий мужчина. Думаете, о чём он сейчас думает? Он нас разглядывает и… сра-а-авнивает. Да-да. И кого же, интересно, выберет?

– Думаю, не меня, – с деланной грустью поддержала её Татьяна. – Уж сколько дней он на меня внимания не обращает!

– А мы лишим его выбора, – продолжила прежним тоном Анастасия. – Давайте-ка устроим ему групповичок. А, девки? Сдерём с него одежду, потом помоем…

– Мы будем втроём его… мыть? – спросила Света, блестя глазами.

– Сначала, – Настя подчеркнула это слово, – мыть.

Виктор отметил, что Татьяна покраснела. Впрочем, это, возможно, лишь свидетельствует о наличии у неё воображения. Её пухленькие губки сложились в полуулыбку, правая рука поднялась и прикрыла часть лица, касаясь пальчиками носа.

– Ну! Приступим? – Настя толкнула локтем Свету и посмотрела на Татьяну. Похоже, она не шутила.

Татьяна взглянула сначала на Анастасию, потом на Виктора, и не ответила.

– Она к нам потом присоединится, – заключила Настя. – Давай, Светка, приступаем.

– А я готова, – пожав плечами, сообщила Света. И прямо в глаза Виктору бросила дерзкий взгляд-улыбку.

«Она, по-видимому, действительно готова», – подумал Виктор.

Словно в подтверждение своих слов и его мыслей Света поднялась, обошла стол и, приблизившись к Виктору, обняла его за шею. И поцеловала его в висок, потом в щёку и, наконец, приникла к его губам. Виктор ответил на её поцелуй, и Света, встрепенувшись, усилила натиск, прижимаясь всем телом, переместилась к нему на колени. Он обнял её за талию.

– А теперь я, – услышал он нежный шёпот (Анастасия? Татьяна? Виктор не понял) и почувствовал поцелуи в шею.

Это была всё-таки Настя. Она отстранила Свету и принялась целовать его в губы. Поцелуи Насти были менее жёсткими и требовательными, чем поцелуи Светы. Они словно нагнетали, не форсируя, страсть, приглашая ответную, но не торопя её.

Виктор целовался с Настей, а обнимал, поглаживая, Светлану, продолжавшую сидеть у него на коленях. Левая рука его коснулась ноги склонившейся к нему Насти и стала пробираться вверх.

И вновь мелькнула мысль о цыганках. Сверкнула подобно бриллианту. И подобно бриллианту же имела огранку, цвет и прозрачность. А возможно, и вес в каратах. Три цыганки – это много или мало? Или – достаточно?

 

27

– Послушай, Света, а как ты решилась на такое? – вдруг спросила Настя.

– На какое такое? – смущённо пролепетала Света.

– Да на это самое. Свистнуть чужие денежки и свалить за тыщи кэмэ. Ты же, насколько я понимаю, девушка сельская, простая. И вдруг – хоп и айда чёрт знает куда.

– Положим, не всегда я была сельской. Были периоды в моей жизни и городские. Училась в педучилище, например.

– И почему свалила из города?

– Ребёнка ждала. Жить в общаге?.. А работа? Пришлось бы сидеть в общаге. Голодом. А дома мать. Огород, опять же.

– А у мужа жилья не было? – продолжала расспрашивать Настя.

Света усмехнулась.

– Муж! Если б он был.

– Мать-одноночка? – вроде как, удивилась Настя.

– Почему одноночка? – обиделась Света. – У нас любовь была, пылкая, и вообще…

– Потом распылилась? Пылкая-то?

– Не лезь в душу! – нахмурилась Света и отвернулась.

Они лежали на двуспальной кровати, стоявшей посреди полупустой комнаты с розовенькими жалюзи на окнах. В кровати, которую несколько часов тому назад покинул Виктор. После того, как она перестала быть трёхспальной. Два кресла, секретер и торшер. И подвесной зеркальный потолок.

– А ребёнок где? Мальчик? Девочка?

– Мальчик. С мамой он.

Света вспомнила сына и мать, и ей стало грустно. Может быть, ради них она и пошла на эту авантюру. Вечная нищета. Постоянная нехватка денег, не на Бог весть что – на самое что ни на есть необходимое. Сын, пацан-оборвыш, который всё время хочет чего-нибудь вкусненького. Мать, рано состарившаяся, всегда не вполне здоровая, растерянная, на лице – гримаса отчаяния. С возрастом это выражение отчаяния появлялось на её лице всё чаще и чаще, пока, наконец, однажды не осталось навсегда. Разве что смерть сотрёт его или хотя бы сгладит чуть-чуть.

В дверь постучали.

– Да! – крикнула Настя и повернула голову к Свете. – Кто это такой вежливый? Уж не прислугу ли нам дали?

Вошёл Виктор, в джинсах, водолазке и пиджаке, выбритый и причёсанный.

– Подъём, старушки! – вместо приветствия произнёс он. – На всё про всё тридцать минут. Сбор в столовой.

И повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Стой! – остановила его Настя. – Что за официальный тон? И почему ты едва ли не в парандже? Забежал, прокукарекал… Мог бы и потоптать, наверное?

– Девочки, одиннадцатый час уже, – сообщил Виктор. – Подъём. Быстро вставайте и – в столовую. Глаза и губы потом нарисуете.

Виктор вышел. Ночью он осознал, что ему крайне необходимо определить верхнюю границу, которую он мог себе позволить в отношениях с новыми своими знакомыми. Во время утреннего туалета он как раз этим и был занят.

Он думал также и о предстоящей авантюре. Схемка, в общем-то, проявлялась достаточно определённая. Рисовались и картинки, правда, расплывчатые, так как он не знал возможностей исполнительниц. И вообще, насколько они способны к перевоплощению? И как поведут себя в критической ситуации, когда – ведь всякое возможно – зазвучит тревожная нота, в партитуре не указанная?

Конечно, Виктор, не особенно любивший полагаться на благоприятную игру случая, на стихийное и непостижимое расположение счастливых факторов, примет все необходимые меры, чтобы избежать всяческих накладок. И всё-таки.

Собрав всех в столовой – не через тридцать минут, конечно, а значительно позднее, – Виктор открыл совещание. Он, прежде всего, поинтересовался, не имеет ли кто-либо из присутствующих опыта выступлений на сцене, профессиональной либо самодеятельной.

– Да я по жизни артистка, – сразу же откликнулась Настя и приняла позу, которая, на её взгляд, более соответствовала образу артистки. Выражение лица – тоже соответственное.

Виктор поморщился. Легкомыслие Насти ему не нравилось.

– А я с детства во всех утренниках и тому подобных мероприятиях участвовала. А потом – педучилище, работа, опять же, в школе и в саду, – поведала Света.

Виктор взглянул на Татьяну.

– Не знаю, я как-то… – растерянно улыбнулась Татьяна. – Мне как-то всегда удавалось уворачиваться. Для меня сцена – это… Это что-то запредельное. Я как-то по пустой сцене, во Дворце строителей, шла – чуть не умерла. Хотя и зал тоже был пустой.

– Прекрасно, – подвёл итог Виктор, – актёрского опыта для нашей труппы достаточно. Тем более что главное всё-таки не опыт и актёрские данные, а желание заработать деньги. И, естественно, строжайшая дисциплина.

– И конспирация, – добавила Настя с улыбкой.

– О конспирации говорить считаю даже излишним, – отмахнулся Виктор. – Хотя поговорим и о ней. Но в своё время. А теперь ещё один вопрос. Изобразить – и чтобы было похоже – цыганку кто-нибудь может?

– Так мы под видом цыганок их грабить будем? – почему-то обрадовалась Настя. – Вот здорово! Как в «Неуловимых»?

– Слово грабёж тут не подходит, – заметила Света и недовольно надула губы.

– Мы что, подойдём к ним и предложим по ручке погадать? Позолоти ручку, красавчик, всю правду тебе расскажу. Что было, что будет… – принялась входить в образ Анастасия.

– Мы будем играть с ними, – сообщил Виктор. – Одна из вас будет выступать в качестве лоха.

– Я! Я буду лохом! – вскинула, словно первоклассница, руку Настя. – Я хочу исполнить роль цыганки-лоха. Аншлаг обеспечен. Все будут орать «браво» и «бис». За исключением потерпевших.

Виктор изложил свой план, и все примолкли. Даже у Анастасии желание острить отошло куда-то на задворки сознания.

– Необходима серьёзная подготовка, потому что в таком деле мелочей быть не может, – наставлял Виктор. – Каждая фраза, каждое слово должны быть сказаны вовремя, ни секундой раньше, ни секундой позже. Главное, чтобы он хоть на секунду выпустил деньги из руки, например, для пересчёта. Но они тоже не дураки. И он держит в руке не только свои деньги, поэтому, сами понимаете… К тому же, у них вся пьеса поставлена и отрепетирована. Варианты поведения лохов также все учтены. Поэтому когда одна из вас заявит, что на деньгах порча, а другая тоже «увидит» её, он может растеряться. И тут надо будет помочь ему. Но так, чтобы не вызвать подозрений.

– А потом, когда деньги будут заменены на «куклу», – спросила Татьяна, – он ведь может заметить подмену. Разве нет?

– Да, – кивнул Виктор, – может. Поэтому и на этом этапе необходимо действовать чётко и безошибочно. И очень убедительно. Если у человека начинают отнимать деньги, то что он делает? В данной ситуации он, полагаю, будет вынужден сунуть их в карман. А вы будете напирать на него, орать и хватать за одежду. Если он побежит от вас, то начнёте звать милицию. Если нет, то с соответствующими криками побежите вы. Возможно, на заключительном этапе ещё кое-кого привлечём к операции.

– А если он не в карман сунет куклу, а передаст кому-нибудь? – спросила Настя.

– Тогда, соответственно, на него наедем, – сказала Светлана.

– А если всё-таки… не получится с деньгами, – высказала сомнение Татьяна.

– Свои я заберу в любом случае, – твёрдо заявил Виктор.

Обсуждение продолжалось, с перерывами, весь день. Затем началась подготовка, которая длилась три дня. Половину этого времени Виктор потратил на обеспечение операции реквизитом. Цветастые платья и платки, парики, кремы и краски, сумки и контактные линзы. Увидав полдюжины огромных сумок, Светлана всплеснула руками.

– Это мы столько сумок будем таскать? У нас же руки отвалятся.

– В них будет вата или скомканные газеты, – успокоил Виктор.

Когда дело дошло до примерки контактных линз, Татьяна наотрез отказалась вставлять себе в глаза линзы. А когда Настя и Света принялись пальцами приподнимать собственные веки, чтобы сунуть под них эти контактные линзы, то ей и вообще стало плохо чуть не до обморока.

– Ты видела цыганок с зелёными глазами? – спрашивали у неё и совали ей под нос линзы в стаканчике с водой. – Хочешь, чтобы провалились из-за твоего каприза? А ещё медичкой называется!

Однако уговорить Татьяну не удалось, и, смирившись, решили замаскировать глаза её с помощью причёски и косметических средств.

Репетиции проходили весело, с шутками и смехом, но когда девушки вспоминали, что премьера скоро и что состоится она не в театре, то заметно грустнели. Меньше других волновалась Анастасия, которой была поручена роль лоха.

– Они познакомятся с настоящей цыганочкой, молодой и красивой, – хвасталась она.

Виктор предостерегал её:

– Они далеко не сразу должны заподозрить в тебе цыганку. Ты должна выглядеть просто южанкой с деньгами. А вот когда к тебе присоединяться твои соплеменницы…

Однако всё у них получилось. Все трое «цыганок» выглядели более чем убедительно. Как, впрочем, и те пятеро цыганок настоящих, что были Виктором привлечены дополнительно и использовались втёмную. Результат – семнадцать тысяч долларов.

 

28

Литиков предлагал объявить голодовку. Бабухин смотрел на него, выпучив глаза, будто на ненормального.

– Да ты в своём уме? Уж не думаешь ли ты, что они, бандиты, обеспокоятся твоим здоровьем? Я и всегда подозревал, что ты не большого ума человечек, а теперь… – Бабухин замолчал, словно в состоянии крайней степени недоумения, когда и слова-то произносить затруднительно.

– Да я уже неделю не мылся! – стал оправдываться Литиков. – Тут у любого крыша поедет.

– Только не у меня, – возразил Бабухин.

– У тебя, конечно, не поедет, – согласился Литиков. – Ты и год мыться не будешь – и хоть бы хны. Чесаться только энергичней станешь.

– Это ты, скорее, зачешешься.

– Да я уже давно чешусь. Я уже устал чесаться. И они обязаны не только кормить, но и мыть нас.

– Педикюр они тебе не должны делать? – издевательски усмехнулся Бабухин.

– У тебя есть какие-то предложения? – взвился Литиков. – У тебя же давно никаких предложений! Только яд… Только вонь сарказма! И так нет настроения!

Он подбежал к двери и принялся барабанить в неё и кулаками, и носками ботинок.

Открылась дверь.

– Чего разошёлся? А если по башке таким же макаром?

– Бей! Плевать я хотел! – заверещал Литиков. – Я требую свои сто граммов! И чтобы сейчас же!

– Запросы, однако!.. – покачал головой Алексей.

– И обеспечьте помывкой! – выкрикнул Литиков. – Я уже коростами скоро покроюсь!

– Ладно, успокойся, новости есть, – довольно произнёс бандит.

– Что за новости? – нахмурился Литиков.

– Твоего друга евонная подружка приглашает на переговоры.

– Что? – вскочил на ноги Бабухин. – Какие переговоры? Что за подружка?

– Пошли! – приказал Алексей. – Сейчас всё узнаешь. А заодно и мы кое-что проясним.

Бабухина привезли на переговорный пункт, и после сорока минут мучительного ожидания состоялся его разговор с Татьяной. Бабухина заранее предупредили, чтобы он не вздумал сообщать, что находится под контролем. Бабухин мысленно усмехнулся – не дождётесь, мол. Однако, поразмыслив, решил, что ему и в самом деле ни к чему говорить Татьяне, что они находятся в лапах у бандитов. Узнай Татьяна об их истинном с Литиковым положении, и она ни за что не сообщит о своём местонахождении. Да и, вероятно, иные сведения, ей, возможно, известные, воздержится оглашать.

Татьяна также не собиралась особенно откровенничать. Она только хотела узнать, всё ли благополучно у Бабухина и Литикова, то есть живы-здоровы ли они, отстали ли от них чипинские.

– Как у вас дела, Пашенька? – спросила Татьяна.

– Всё нормально. У тебя как? Нашла то, что искала?

– Нет, – солгала Татьяна, – здесь её нет.

– И не было?

– И не было.

– Как ты это определила?

– Да есть тут точки пересечения, – ответила Татьяна.

– И?..

– Её тут не было, – со всей возможной твёрдостью произнесла Татьяна. – И я возвращаюсь.

– Когда?

– Послезавтра собираюсь выехать.

– Почему не завтра?

– Хочу подзаработать. Если всё будет нормально…

– И что за подработка такая? – поинтересовался Бабухин.

– Приеду – расскажу.

– А где Светка? И где наши деньги? – вернулся к главному вопросу Бабухин.

– Да её, наверное, ограбили. А может, и саму убили. За такие-то деньги. Мне кажется, надо выбросить всё это из головы.

– Ну-ну, – промычал Бабухин.

Подводя итоги состоявшегося разговора, Бабухин отметил лишь одно обстоятельство, которое можно было отнести к более или менее достоверно установленным.

И не он один.

– У тебя нет желания прокатиться в Москву? – задал ему вопрос Андрей, когда они ехали с переговорного.

– Зачем? – не понял, как бы, Бабухин.

– Чтобы встретиться с подружкой, – внимательно глядя ему в глаза, проговорил Андрей.

– Она же сказала, что выезжает, – удивился, словно бы, Бабухин.

– Послезавтра, – заметил Андрей.

– Разве не завтра? – наморщил лоб Бабухин.

– Нет, послезавтра.

– Да? И всё-таки не понимаю, – Бабухин пожал плечами, – зачем в Москву-то тащиться.

– Ладно, ещё вернёмся к этому вопросу, – пообещал Андрей.

Андрей обещание своё сдержал. В итоге, почти двое суток спустя шестеро мужчин на московском вокзале караулили одну женщину. Был и седьмой, однако он не ждал появления на вокзале Татьяны. Он знал наверняка, что на вокзале она не появится. В этот день, по крайней мере.

Седьмым был Виктор. Ему было известно о телефонном разговоре Татьяны и Бабухина. О том, что Татьяна заказала телефонный разговор, ему сообщила Анастасия. А на следующий день Виктор стоял возле кабины и слушал, что говорит в телефонную трубку Татьяна.

Когда она вышла, Виктор сделал удивлённое лицо и сказал:

– Какая, однако, неожиданная встреча!

– Вы? А я вот… – растерялась Татьяна.

– Поясните, – предложил Виктор.

– Звонила… домой… вот.

– И кому же именно?

– А вы подслушивали? – не без возмущения спросила Татьяна.

– Да, – коротко ответил Виктор.

– Я не имела права?

– Не думаю. Однако почему-то вы делали это тайком от меня.

– Не знала, как к этому отнесётесь, – с некоторым смущением выговорила Татьяна.

– А как вы отнесётесь к тому, что не сможете послезавтра уехать?

– Это почему же? – не поняла Татьяна.

– Я думаю, что ваши Паша с Мишей будут ждать вас на перроне. И я также думаю, что и, кроме них, кое-кто будет ожидать вас там же.

– Кое-кто – это кто? – всполошилась женщина.

– Уже забыли свой рассказ о том, как некие типы охотились за теми злополучными деньгами и их обладателями?

– Думаете, всё ещё не отстали?! – ужаснулась Татьяна.

Виктор пожал плечами и ничего не сказал. Однако взгляд и выражение лица его были более чем красноречивы.

Татьяна расстроилась.

– И что же делать?

– Уедете позднее. А друзей ваших я сам встречу.

Татьяна задумалась. Позднее она согласилась последовать его совету.

 

29

Бабухин и Литиков выпивали в своём номере, когда неожиданно вошёл (стука они не слышали) Виктор.

– Кто ты такой? – спросил Бабухин с угрозой в голосе.

– Я представитель Татьяны и Светланы, – ответил Виктор.

Бабухин и Литиков переглянулись.

– Какой Татьяны-Светланы представитель? – нахмурился Бабухин.

– Той самой Татьяны и той самой Светланы, – невозмутимо произнёс Виктор.

– Мишка, ты что-нибудь понял? – Бабухин уставился на товарища. Затем он повернулся к гостю. – А где они, Танька со Светкой? Тебе известно, где они? – сделав ударение на слове «где», спросил Бабухин.

– Да, – последовал краткий ответ.

– И где же?

– Не имеет значения. Или так уж интересно? – Виктор прошёл вглубь комнаты, уселся на стул и положил старомодный портфель-дипломат себе на колени. – Я – их представитель. Со всеми вопросами прошу обращаться ко мне.

– Мне не нужны представители, – заявил Бабухин. – Пускай они сами себя представят, а мы разберёмся. Верно, Мишка?

– Разберёмся, – кивнул Литиков, приглядываясь к «представителю». Он, несомненно, где-то встречал этого субъекта.

– Не выйдет. Вам придётся иметь дело со мной. – Виктор говорил спокойным, ровным голосом.

– Кто ты такой? – Бабухин зловеще ухмыльнулся. – Я стукну тебе по черепу – и все дела. С тобой – у меня.

– Пашка, а я знаю этого субчика, – вдруг сказал Литиков. – Ты, Пашка, не поверишь, но это он самый… Да, который вёз нас с Татьяной, когда мы драпали из деревни.

Бабухин прищурился.

– Так ты с тех пор… представитель?

– Нет. С сегодняшнего дня.

– А как ты попал… в представители? – продолжал допрашивать Бабухин.

– Случайно. Встретил случайно Татьяну на улице, мы узнали друг друга. Как вот сейчас с твоим другом. А потом ей нужна была помощь.

– И ты пристроился? Помощничком?

– Хватит болтать! – прервал его Виктор. – Ты будешь иметь дело со мной. И только. До тех пор, пока не будет принято иное решение.

– Кем?

– Не тобой. И не твоим приятелем.

– А если мы не согласимся?

Виктор поднялся на ноги и заявил:

– В таком случае – чао.

– Ты думаешь, сможешь отсюда выйти? – улыбнулся Бабухин и посмотрел на Литикова.

Литиков, посуровев, встал, зашёл за спину Виктору и, положив руку на его плечо, приказал:

– Сидеть!

– Хорошо, я присяду, – ответил Виктор и бросил взгляд на развалившегося в кресле Бабухина.

– Давай-давай, – подбодрил Бабухин.

Виктор опустился обратно на стул, однако этим не ограничился – усаживаясь, он стремительно наложил кисть своей левой руки на лежащую на его плече руку Литикова, цепко ухватил её и рванул вперёд. В следующее мгновение Виктор правой рукой вцепился в рукав куртки Литикова повыше локтя, а затем произвёл бросок противника через себя. Тело Литикова грохнулось на не успевшего каким-либо образом отреагировать Бабухина.

Спустя несколько секунд стоны, ругательства и тому подобные проявления испытываемых пострадавшими боли и ярости сменились гробовым молчанием – они увидели направленный на них пистолет.

– На чём мы остановились? – спросил Виктор. – На «чао»?

– Кажется… нет, – ответил Бабухин и зло посмотрел на Литикова, который тут же виновато опустил глаза.

– То есть, если я тебя правильно понял, я устраиваю вас в качестве представителя?

– Да, – морщась, словно от боли, выдавил Бабухин.

– Тогда приступим? – Виктор взял стул и, отставив его поближе к центру комнаты, сел. Руку с пистолетом он сунул в карман куртки. – Ваши вопросы?

– Где наши деньги? – задал основной вопрос Бабухин.

– Да, нам нужны наши деньги, – подтвердил Литиков, присев на второе кресло.

– О деньгах забудьте, – спокойно произнёс Виктор. – Ещё вопросы есть?

– Да, вопросы есть. Где наши деньги? И почему это мы должны о них забыть? Уж не ты ли на них лапу наложил?

Задавая все эти вопросы, Бабухин едва сдерживался, чтобы не вскочить и не броситься на Виктора. Литиков же, придя в страшное беспокойство, завертелся в кресле, будто рыба на сковороде.

– Пашка, этот жук говорит, что мы должны забыть о наших денежках! – почти прокричал он. – Представитель! Он, видите ли, представитель! А мы жизнью рисковали, чтоб ты знал!

– Ты и сейчас рискуешь. Ты должен сидеть спокойно, а не метаться, нервируя мою правую руку.

– Пашка, он нам угрожает, – обратился Литиков к другу. – И – чтоб о деньгах забыли…

– Ладно, не глухой, – отмахнулся Бабухин. – Почему мы должны забыть? – Он поднял тяжёлый взгляд на Виктора.

– Деньги, все деньги, Светлана проиграла возле ВВЦ.

– Это как?! Что такое?! – одновременно воскликнули Бабухин и Литиков.

– Очень просто. Один ставит сотню, другой – две, первый – три сотни, второму надо заравнивать или ставить ещё больше. И пошло-поехало.

– Это же мошенничество! – крикнул Литиков.

Бабухин недоверчиво скривил лицо.

– Она что, свихнулась?

– Хотела увеличить свои капиталы, – пожал плечами Виктор.

– Но она не похожа на идиотку, – сказал Бабухин. – Я не верю! Враньё!

– Враньё, конечно, – поддакнул Литиков. – Да понятно, что враньё и лапша на уши.

– Она что же, думала, что у неё больше окажется, чем у них? – продолжил расспросы Бабухин.

– У неё и оказалось больше.

– Тогда почему… – начал Бабухин и осёкся. – Ну да, понятно. Быть такой дурой… Но я не верю. Пускай придёт и всё расскажет. И пусть скажет, когда вернёт деньги.

– Деньги всё равно обязана вернуть, – поддержал Литиков. – Это ей так не сойдёт. Взяла – отдай.

– Ей негде взять – это раз, она для вас вне досягаемости – это два.

– Найдём.

– Никуда не денется.

– Ищите, – разрешил Виктор. – А мне пора. И ещё. Найдёте её – найдут вас. Те, чьи деньги вы взяли в поезде.

– Как они нас найдут? – с тревогой спросил Литиков.

– Я об этом позабочусь. Пока.

У порога Виктор приостановился и обернулся.

– Деньги легче получить с тех, кому она проиграла, чем с неё, – произнёс со значением.

– Это каким же образом? – удивился Литиков. – Тут, мол, наши мани одна Маня… Так, мол, верните, ребятки, наши мани. Да?

Виктор вернулся и снова сел.

– Я предоставляю план, беру на себя материальное и информационное обеспечение, обеспечиваю безопасность отхода и тэпэ.

– За десять процентов? – усмехнулся Бабухин.

– Пятьдесят, – поправил Виктор.

– Не жирно будет?

– Тебе – пятьдесят, а нам по двадцать пять? – счёл необходимым уточнить Литиков.

– Да. Но изъятие денег по моему плану вполне можно произвести дважды. И будет у вас по пятьдесят.

– А у тебя сто, – подсчитал Литиков.

– Не надо завидовать. Зависть – один из смертных грехов. К тому же, вы станете обладателями «ноу-хау». А в Москве есть и другие точки, где подобным образом лохов разводят.

– И каков же гранд? – спросил Литиков.

– Зависит от того, сколько денег будет в руке крупье в момент проведения операции.

– А приблизительно?

– Когда кинули Светлану, например, то было, пожалуй, не менее чем на четверть больше, чем она вам задолжала.

Глаза Литикова округлились, но почти тотчас же сощурились.

– Пашка, почему мы должны ему верить? Может, он подставить нас хочет. Или кинуть.

Бабухин не ответил, он думал. Точнее пытался размышлять по поводу поступившего предложения, однако у него ничего не получалось, так как подсознательно он чувствовал, что отказаться не сможет.

И Литиков обратился непосредственно к Виктору.

– Почему мы должны тебе верить?

– Вы ничего не должны. Но… – Виктор поставил многоточие и сделал многозначительное лицо.

– Пашка, он довольно непрост, – отметил Литиков.

– Конечно, – согласился Виктор. – Те, кто попроще, улицы подметают или лес валят.

В разговоре наступила пауза, однако некоторые невербальные проявления собеседников наводили Виктора на мысль, что интерес его предложение вызвало нешуточный.

А когда Бабухин и Литиков начали переглядываться, Виктор решил, что пора приступать к делу, и заявил:

– Я мог бы вкратце изложить свой план.

– Валяй, – помолчав, разрешил Бабухин. – Но учти – только серьёзные предложения.

Литиков добавил:

– А если на шару, то мы и впрягаться не будем, не на тех напал. Не наше то, что нам дано фортуною. Слыхал такое?

Виктор изложил свой план. Бабухин долго и мрачно разглядывал его, потом посмотрел на Литикова. Тот поёрзал в кресле.

– Планчик подозрительно… прост, – выговорил не без труда Литиков и почесал сначала грудь, а затем и живот.

Виктор усмехнулся.

– Можно и усложнить. Но – для чего? Так как?

– Подумать надо, – сказал Бабухин.

– Да, надо обмозговать, – согласился Литиков и глянул на журнальный столик с немудрящей закуской и остатками водки на дне бутылки.

Виктор понял его.

– У меня есть бутылочка «Абсолюта». Устроит? – Виктор щёлкнул замками портфеля.

Выпив, Бабухин и Литиков отмякли, отношения напряжения и борьбы отошли на задний план, более или менее мрачные проявления человеческой психики, как бы, утратили актуальность. Теперь стороны выражали осторожный оптимизм относительно успеха предстоящей операции и выглядели бесконечно расположенными друг к другу партнёрами.

Была куплена ещё одна бутылка водки – Виктор выложил деньги, а Литиков сбегал за спиртным, – и обсуждение намеченного мероприятия продолжилось. Решимость Бабухина и Литикова росла прямо пропорционально количеству потребляемой водки.

– Витя, дорогуша, – обнимая Виктора за плечи, выговаривал Бабухин. – А ты всё-таки грабитель. Основное-то делаем мы. Согласись. А? Я и вот он. Так? – Бабухин ткнул пальцем в Литикова, в результате этого его жеста вдруг упавшего со стула. – И мы ведь можем стать мишенями, согласись.

– Павлик, не будем торговаться, – отвечал Виктор со всей возможной любезностью. – Ты же не хочешь, чтобы я нашёл на это дельце других ребят?

– Ты лучше нас не найдёшь.

– Лучше меня и Пашки не найдёшь, – подхватил Литиков, поднимаясь с пола.

– Тоже думаю, что с вами работать можно. Вы – мировые ребята. Да и деньги вам пригодятся.

– Деньги пригодятся.

– Наливай!

Виктор рекомендовал партнёрам ознакомиться с обстановкой на месте. Но осторожно. Ни в коем случае не светиться.

– Стоп! – вдруг воскликнул Литиков. – Ты что, Пашка, забыл? Нас же пасут. Витя, видел, когда сюда шёл, бандюка в конце коридора?

– Когда я сюда шёл, в конце коридора никого не было, – с улыбкой сообщил Виктор.

– Как? – удивился Литиков.

Виктор многозначительно усмехнулся.

– Вот так. В шесть утра тоже никого не будет. Запомните: в шесть. Вам нужно сменить дислокацию. Я за вами зайду.

 

30

– Сильны у вас, ребята, в провинции социалистические настроения. Не поняли ещё, что в другой стране живёте.

Такое заявление сделала Настя, когда в очередной раз разгорелась дискуссия о справедливости распределения доходов от совместной мошеннической деятельности.

– При чём, Настасья, тут «другая страна»? – возмутилась Света. – Всё честно должно быть!

Настя помотала головой.

– Вы не понимаете. Вам сделали предложение, то есть вас наняли, предложив определённые условия. Вы, как и я, впрочем, – наёмные работники.

– Нет, нас взяли в дело, – возразила Света.

– Да-да, – поддержала её Татьяна. – Нам ведь не гарантировали определённый размер зарплаты, а дали процент – пятьдесят на троих.

– Процент или твёрдая ставка – без разницы, – стояла на своём Анастасия. – Сути это не меняет. Налицо трудовые отношения, а не партнёрские.

– Партнёр у нас такой – вот и не партнёрские отношения, – проворчала Света и сделала знак Татьяне – мол, оставим этот разговор, пока Настасья здесь. Уже понятно, что та их союзницей не станет, а следовательно, и участвовать ей в подобных их разговорах ни к чему.

Вечером, когда Виктор уже был в постели, в его комнату вошла Анастасия и уселась прямо на кровать. Виктор хотел указать ей на кресло, но сдержался. Настя уловила это его душевное движение и усмехнулась.

– Какие новости? – спросил Виктор.

– Почему решил, что я с новостями к тебе? – игриво начала Настя. – А ну как страсть, чю-ю-юйство? А? Может, я горю и пылаю, и жить нэ можу.

– От одного только взгляда на тебя простудиться можно. И окоченеть.

– А вот и врёшь! – обиделась Настя. – Я нежна и неутомима. Я могу тебя всю ночь гладить и целовать.

– Если на спор. И чтоб на следующий день тебя не беспокоили.

– Ах так?! Ну и всё! – Настя спрыгнула с кровати и вперила пылающий яростью взгляд в Виктора.

Виктор молчал. Может быть, ему следовало что-нибудь сказать, попытаться как-то удержать её, благо Настя тоже, вроде бы, чего-то ожидала, не торопясь покинуть комнату.

Однако он не стал удерживать Анастасию, и она ушла. На завтра была намечена акция с участием Бабухина и Литикова. Виктор почти не сомневался в успехе, и всё же какое-то беспокойство не покидало его.

А сегодня состоялось его знакомство с «друзьями» Бабухина и Литикова. То, что они упустили своих подопечных, похоже, довольно сильно их расстроило. Понурые, они сидели в гостиничном ресторане, когда Виктор появился возле их столика и взялся за спинку стула.

– Не возражаете? – спросил он.

Андрей и Игорь неприязненно глянули на него, а Алексей, нахмурившись, раздражённо сказал:

– Слушай, брат, полно свободных мест. Сядь где-нибудь.

– Но здесь тоже одно место свободно, – заупрямился Виктор.

– Ну, свободно. Ну и что? Тебя же просят: сядь за другой столик. А это место вполне может быть и занято.

– Так я не понял, свободно или занято?

– Тебя просят, как человека, – отчётливо выговаривая каждое слово, начал Андрей, – найди себе другое место. А мы ждём кореша. Да и посекретничать иногда хочется, сам понимаешь.

– А какие у вас секреты? – невинно улыбнулся Виктор. – Татьяна? Светлана? Паша и Миша? Денежки из поезда и их местонахождение? Если речь о подобных секретах, то, должен сообщить вам, наслышан я об этих ваших секретах.

Изумление с примесью испуга отразилось на лицах бандитов. Виктор, довольный произведённым эффектом, не без усилия согнал с лица улыбку и сказал:

– Впрочем, ладно, секретничайте, сяду где-нибудь.

Он расположился за соседним столиком, таким образом, чтобы все трое находились в поле зрения.

Шептались они недолго. Спустя, примерно, минуту Алексей обернулся к Виктору, чтобы пригласить его за их столик.

– Простите, можно вас на пару слов, – произнёс он и указал на свободный стул.

Виктор пожал плечами, поднялся и приблизился к столу, от которого его только что настойчиво гнали. Усевшись, сообщил:

– Слушаю вас.

– В общем-то, это мы хотели вас послушать, – не без некоторого смущения проговорил Андрей. – Вы, сударь, тут называли кое-какие имена… И вообще…

– Называл, – согласился Виктор. – Ну и что с того?

– Хотелось бы знать, к чему это. – Андрей никак не мог подобрать нужный тон.

– Что – к чему? – Виктор оставался невозмутим.

– Кто вы? Почему вы называли эти имена?

– Я просто хотел продемонстрировать, что ваши секреты – не такие уж и секреты, как вам, возможно, представляется.

Андрей кивнул.

– Это мы поняли. И всё-таки. Откуда у вас эти сведения?

– Я являюсь представителем Светланы и Татьяны. Поэтому все контакты с ними возможны только через меня.

– А откуда они узнали о нашем приезде? – насторожённо произнёс Андрей.

– Говорить об этом я не уполномочен.

– И… где они сейчас?

– Зачем вам? – вопросом на вопрос ответил Виктор.

– Хотелось бы встретиться с ними.

– Я же говорил: все контакты возможны только через меня. Что им передать?

Андрей переглянулся с Алексеем и Игорем, затем спросил:

– Вам известно, что они нам должны?

– Мне известно, что вы так считаете.

– Пусть отдадут нам должок, – твёрдо выговорил Андрей.

– Рекомендовал бы вам не считать их своими должниками, – любезно посоветовал Виктор.

– Почему это?

– Чревато.

– Не надо нас запугивать, сударь, – покачал головой Андрей.

– Пуганые, – добавил Алексей.

– Да у них и нет уже денег, – развёл руками Виктор.

– Куда они подевались?

– Светлана проиграла их возле метро «ВДНХ».

– Каким образом?

– Хотела удвоить свой капитал. И осталась без копья.

– Нас это не волнует. Это её проблемы. А должок пусть отдаст, – продолжал настаивать Андрей.

Подошла официантка, принёсшая бандитам заказанные ими бифштексы и бутылку кристалловской водки. Виктор заказал себе сто граммов «Мартеля» и два жюльена.

Разговор пошёл вяло и бестолково, а скоро и совсем увял. Виктор попивал коньяк и не особенно навязчиво рассматривал соседей по столику. Андрей был явно из спортсменов, деградировавших в качки. Алексей тоже, вероятно, занимался когда-то спортом, а именно – боксом. По крайней мере, шрамы на бровях и сутулые плечи говорили за это. Позднее, несомненно, он увлекался каратэ, о чём свидетельствовали шишки на суставах пальцев. Только Игорь, похоже, спортом никогда не занимался, но был, по всей видимости, достаточно нагл от природы, а первую судимость получил ещё по малолетству.

Все трое заметили проявляемый Виктором интерес к ним и старались всячески поддерживать имидж крутых и нахрапистых. Они ковырялись вилками в тарелках излишне лениво, смотрели по сторонам с презрением, были скупы на слова и проявления живых чувств.

Виктор, числивший себя знатоком человеков, не без удовольствия внимал разнообразию оркестровых красок и непростому переплетению лейтмотивов, накладывавшихся на его впечатления от лицезрения новых знакомых. Пожалуй, этих ребят можно использовать. Им нужны деньги. И если повести игру достаточно умело, с их помощью можно подзаработать. Неуправляемое электоральное поведение вполне способно устроить умелого политика, талант которого тихо тлел в душе Виктора.

– В общем, ребята, вы мне кажетесь надёжными мужиками, – заговорил он. – Думаю, для таких, как вы, срубить десяток тысяч зелёных не составит большого труда.

– Что, есть предложения? – поднял голову Алексей.

– Было бы кому предложить, а что – всегда найдётся.

– Выкладывай, – согласился Андрей.

– Но я, правда, не знаю… – Виктор сделал вид, что колеблется. – Есть определённый риск. А вам, возможно, он не нужен, риск. Гоняться за бабами – риска, как вам кажется, видимо, поменьше. Но, поверьте, перспектив – никаких. Потратите месяц, два, год или два года, найдёте даже, допустим, кого-то из них, а дальше что? Нет у них денег. И взять им неоткуда. А много ли у вас денег, чтобы поиски эти вести?

– А мы тебя в оборот возьмём, – улыбнулся Андрей.

– Глухой номер, – махнул рукой Виктор. – Если решил с вами встретиться, то, как, наверное, догадываетесь, принял меры.

– И какие же? – полюбопытствовал Алексей.

– Это тебе, Алексей, пока не интересно, полагаю.

– Это ты так думаешь, – уточнил Игорь.

– Ты говорил про десяток кочанов капусты, кажется, – напомнил Андрей.

– Эти деньги можно взять у лотерейщиков. У тех, например, которые облапошили Светлану.

Виктор остановил проходившую мимо официантку и заказал ещё пятьдесят граммов коньяку и бутылку «Кремлёвской».

– И поделиться со Светкой? – усмехнулся Алексей.

– Нет, со мной.

– И каким образом? – без видимого интереса спросил Игорь.

– Сыграть с ними.

– И выиграть? Скажи ещё, что это в порядке вещей, – вновь усмехнулся Алексей.

– Тебя послушать, они играют, чтобы прохожие обогащались на халяву, – добавил Андрей.

– Играют они, понятное дело, не для того, чтобы кто-то там обогащался на халяву, – согласился Виктор. – Но я, если помните, говорил о некотором риске. Так вот. Я предлагаю кинуть этих игруль.

– Каким образом? – снова спросил Игорь.

– Когда ставка достигнет апогея, забрать деньги и слинять. И свои, и чужие.

– И сколько будет чужих? – поинтересовался Андрей.

– Зависит от того, как скоро они начнут вместо своих ваши подкладывать…

– А если у нас нет денег? Что мы поставим? – прищурился выжидательно Андрей.

Жестом он попросил товарищей воздержаться от участия в дальнейшем разговоре.

– У меня есть, – сказал Виктор.

– Сколько?

– Десять, пятнадцать, двадцать. Но мне, разумеется, потребуются гарантии.

– А если не дадим?

– Тогда игра не состоится, – пожал плечами Виктор. – Гарантии мне нужны на половину денег.

– А прибыль?

– Пополам, естественно.

– А если гарантии на две трети?

– Нет.

– Отход?

– На машине. Именно на этом этапе необходимо действовать более чем слаженно. И ещё. Одному из вас потребуются актёрские данные, чтобы правдоподобно исполнить роль лоха.

– А погоня? У них, думаю, тоже имеются машины.

– Это возьму на себя. Они будут выведены из строя.

Все трое задумались. После паузы Алексей взволнованно выдавил:

– Рискованно.

Виктор промолчал.

– Без оружия не обойтись, – вздохнул Андрей.

– Не помешало бы, – согласился Виктор.

– Оружия у нас нет, – сообщил Андрей.

– Оружием обеспечу, – пообещал Виктор.

– А если стрелять придётся? – спросил Алексей.

– Если действовать, как по нотам, обойдётся без стрельбы, – заверил Виктор.

– Легко сказать – по нотам, – скептически усмехнулся Игорь.

– Вот именно, – подхватил Алексей. – Мафия. От них всего ожидать можно.

Виктор улыбнулся.

– А вы что, детский сад?

– Мы – нет. Но это их бизнес, – многозначительно заметил Андрей.

Официантка принесла коньяк и водку.

– За что пьём? За успех нашего предприятия? – обратился к собеседникам Виктор и поднял бокал. Потенциальные подельники смотрели то на водку, то друг на друга, однако на призыв его отвечать не спешили. Виктор понял, что пауза затянулась, и дружелюбно сказал: – Не будем спешить. Для начала выпьем за знакомство.

Да, это Пашу с Мишей можно уговорить на какую угодно авантюру. А вот их оппоненты оказались крепкими орешками – встреча с ними прошла безрезультатно. Велик риск – таково их резюме.

Виктор вышел из гостиницы, чтобы навсегда вычеркнуть робких бандитов если не из памяти, то, по крайней мере, из списка кандидатов в партнёры. Падающий лениво снег был мокрым и противным. Виктор пригнул голову и ускорил шаг – быстрее прочь, куда-нибудь в укрытие, в машину, например. Смотреть, как идёт снег, лучше из окна, а не принимая снежинки-слизняки на поверхность собственного лица.

Спустя несколько секунд Виктор вдруг обнаружил падение скорости движения. Он попытался разобраться в себе и обнаружил неясные импульсы зарождения какой-то мысли. Однако что это за мысль была, он не понял. Но воздух, словно бы, стал плотнее. Виктор остановился. Постояв в тягостном затруднении, вызванном ускользанием мелькнувшей мысли, Виктор понял лишь, что удерживающее его нечто связано с робкими бандитами. Может быть, он слишком спешит расстаться с ними навсегда?

Эвристический прорыв случился, когда Виктор проверялся на предмет наличия или отсутствия хвоста, что было отнюдь не лишним. Вполне естественным было предположить, что новые знакомые захотят узнать о нём больше, чем он счёл необходимым о себе сообщить.

Вскоре Виктор обратил внимание на невысокого сутулого парня с походкой американского тинэйджера. Виктор вошёл в продуктовый магазин. Из магазина ему было видно, как «тинэйджер» отошёл в сторонку, явно для того, чтобы затеряться среди ожидавших автобуса людей.

Виктор мог бы выйти из магазина через служебный вход, однако решил этого не делать. Не нужно никаких демонстраций. Он не будет оглядываться, когда вновь окажется на улице, а спокойно отправится в метро, где и потеряется. Как бы. Парень, судя по всему, не является специалистом в области негласного наружного наблюдения, и уйти от него будет не сложно. Виктор просто, как бы случайно, выпадет из поля его зрения. А за машиной вернётся позднее.

Татьяна, Светлана, Павел, Михаил – вот кто (именно они и им подобные) могут быть объектами их преступных посягательств, вот кого они не боятся. Поэтому и парень этот за ним увязался. И этим ребятам очень сложно оставить надежду найти Татьяну и Свету. Несмотря даже на то, что они и Павла и Михаила упустили. И, казалось бы, пора им уже понять, что цель они себе поставили не совсем реальную. Денег у них, вероятно, не так уж и много, а на поиски необходимо время, ежечасно деньги эти пожирающее.

Подумав о наличии денег у бандитов, Виктор подумал и о том, что было бы неплохо, если они вдруг, в одночасье, лишились бы средств к существованию. Возможно, отсутствие денег сделало бы их более сговорчивой, более мобильной группой, способной на криминальные подвиги особой дерзости.

 

31

– Слушай, Пашка, а как это будет квалифицироваться? – неожиданно спросил Литиков.

– Что?

– Наша акция по отъёму денег. Грабёж? Разбой? Мошенничество?

– Почему у меня спрашиваешь? – удивился Бабухин.

– У кого же спрашивать, как не у милицейского майора?

– Ты издеваешься? – нахмурился Бабухин.

– Нет.

– Просто напроситься хочешь? Тебе зачем это?

– Санкции-то у разных статей неодинаковые, – поднял указательный палец Литиков. – Где-то может быть всего пару годиков, а где-то, возможно, и вышка.

– Не думай об этом, – посоветовал Бабухин, помрачнев.

– Хочешь сказать – будет время подумать? На нарах?

– Я хочу сказать – мы должны вернуть свои деньги.

– Свои, – усмехнулся Литиков горестно. – Только ты их и считаешь своими. Да я. А судья скажет: «Э-э, нет», а кивалы поддакнут.

– Не скули. Ни шагу назад!

– И вперёд не очень хочется, – поёжился Литиков. – Особенно если впереди специфически пропахшие тюремные коридоры. С камерами уж совсем смрадными.

– Мы без оружия, значит, это не разбой, – сделал вывод Бабухин.

Литиков постучал пальцем по погону с двумя просветами и одной звездой на плече Бабухина и предположил:

– Ты мент не настоящий – значит, это, возможно, мошенничество.

– Да, это всего лишь мошенничество, – согласился Бабухин.

– Но, опять же, мошенникам люди, потерпевшие, то бишь, отдают денежки сами, добровольно, – продолжал вслух размышлять Литиков, – следовательно, в нашем случае это больше смахивает на грабёж.

Бабухин торжественно улыбнулся.

– Мне они отдадут деньги добровольно.

– Если добровольно – тебе, это вовсе не означает, что добровольно. У тебя такая рожа, ты извини…

– Тебя моя рожа не устраивает? – вскинул брови Бабухин.

– Меня-то устраивает, я уж привык как-то, а вот объективности ради следует заметить… Да и эта фуражка сверху… В общем, всё это в комплексе… – Литиков с выражением крайнего сомнения на лице помотал головой.

В эту минуту мимо автомобиля, в котором они сидели, прошёл Виктор. Чуть придержав шаг, он бросил:

– Готовность номер один. На кону под двадцать тысяч. Пройдя дальше метров пять, Виктор повернул обратно.

Теперь он ничего не сказал, лишь бросил по одному хлёсткому взгляду на каждого из подельников и исчез.

– Двадцать тысяч разделить на два, а потом ещё раз на два, – принялся подсчитывать Литиков. И сделал вывод: – Мало, однако. А учитывая тот мандраж, уже почти шестичасовой – на трезвую голову, к тому же, – который разрушает мой организм… Апокалипсическая высота моих ощущений…

– Шат ап! Нет конкретных предложений – молчи и глохни! – приказал Бабухин.

Виктор, между тем, наблюдал за игрой, стараясь уловить момент, когда у лоха иссякнут деньги. Он переместился вправо, чтобы лучше видеть лицо обречённого на проигрыш. Оно было на удивление спокойно. Широкоскулое азиатское лицо. Да у него денег немерено! А у его оппонентов? У них с деньгами туго. Это видно по их взволнованным лицам, по их беготне, суете. Да, кажется, уже деньги лоха вовсю используют.

Но вот и заволновался лох-азиат. Вероятно, одна из последующих ставок его станет последней. Если это так, то мгновенно к игрокам подтянутся амбалы, в присутствии которых проведение операции будет более опасным.

Виктор быстро отошёл к «Волге» и прыгнул на место водителя.

– Пора.

Виктор завёл двигатель и быстро подал машину назад, а затем крутнул руль вправо и выскочил на тротуар. Бабухин и Литиков выбрались наружу и направились к игрищу.

– Стоять! – рявкнул Бабухин. – Всем оставаться на местах!

– Никому не двигаться! – крикнул Литиков, едва поспевая за Бабухиным.

А тот уже отшвырнул в сторону раздвижной столик и ухватил крупье за ворот куртки.

– Деньги! Давай сюда деньги! – Бабухин забрал деньги из руки растерянного парня и приказал: – Всем следовать за мной! – Он ткнул лоха в грудь. – Ты – тоже. Петров, возьми его! – бросил Литикову и зашагал к станции метро.

Литиков и лох почти бегом последовали за ним.

– Что будет с моими деньгами? – забеспокоился азиат.

– Сейчас… протокольчик… – тяжело дыша, ответил Литиков.

– А потом?

Они уже были у входа в метро.

– Стой здесь! – приказал Литиков и крикнул в сторону: – Сидоров, присмотри за ним!

А сам нырнул в дверь следом за Бабухиным.

Когда Литиков выскочил наружу через одну из дверей «выхода», Бабухин уже садился в машину к Виктору.

– Э-эй! – заволновался Литиков и припустил к автомашине.

– Думал, без тебя уедем? – засмеялся Бабухин. – Садись. Никого за собой не притащил?

Литиков оглянулся, но ничего не увидел. Он был слишком взволнован, чтобы сложить цветовые пятна во что-либо более или менее определённое.

Спустя сорок пять минут Виктор, Бабухин и Литиков уже делили похищенные деньги. Виктор пересчитывал деньги. Сначала рубли, потом доллары, а Бабухин и Литиков внимательно следили за его пальцами.

– Сто двадцать три миллиона рублей и двести сорок тысяч. Долларов – восемь тысяч семьсот восемьдесят, – объявил, наконец, Виктор.

– Пересчитай! – распорядился Бабухин.

– Пашка, пересчитай теперь ты, – предложил Литиков. – Если у тебя получится не как у него, то я сам возьмусь считать.

Бабухин принялся пересчитывать деньги, краснея от напряжения.

Литиков тянулся носом к деньгам и бормотал:

– Деньги не пахнут, да. Но какой шашлычок можно жрать на эти денежки! Пашка, давай не будем пить всякую дрянь на основе технического спирта. Только фирменные водовки. У меня ведь печень уже болит. А на закуску найдём в каком-нибудь кабачке диких фазанчиков в перьях, говяжий суп с белым вином и мозгами. Или, слушай, гусиную печёночку!

Бабухин сбился со счёту. И вбил щелбан в голову Литикова.

– Из-за тебя!

– Ты гурман, оказывается, Миша, – заметил Виктор.

– Какой гурман! – почёсывая темечко, отмахнулся Литиков. – Просто когда-то мечтал стать поваром. Но все: «Непрестижно, непрестижно», – орали. Вот я и подался в технари.

– Жалеешь теперь?

– Ещё как. Особенно когда день-два не пожрёшь. При теперешней жизни я мог бы быть высокооплачиваемым шеф-поваром в каком-нибудь кабаке.

– И был бы жирный и красивый, – вставил, загоготав, Бабухин. – Ххо-хо-хо!

И опять сбился. Когда, в конце концов, деньги разделили на две кучки, наступило молчание.

Прервал его Виктор, он сгрёб свою долю купюр в портфель и предложил:

– Забирайте свои деньги. Но, мужики, попрошу до окончания нашего сотрудничества особенно не гужевать.

– В следующий раз будем делить сразу на троих, – веско произнёс Бабухин и тяжело уставился на Виктора.

– Не понял, – приподнял брови Виктор.

– Это значит – всем поровну, – внёс ясность Литиков.

– Нет, будем сотрудничать на прежних условиях, – возразил Виктор.

– На прежних сотрудничества не будет! – отрезал Бабухин.

– Нет так нет, – спокойно сказал Виктор. – Форму я забираю. Прошу также выплатить неустойку.

– Неустойку? – удивился Бабухин.

– Да. Договорённость была о двух акциях. И я, так же, впрочем, как и вы, рассчитывал, что заработаем на троих если и не столько, сколько изъято было у Светланы, то уж, во всяком случае, не на много меньше. Разницу доплатите?

Бабухин напрягся.

– Не жирно будет?

– Не твоё дело. Прошу соблюдать ранее достигнутые соглашения, – твёрдо произнёс Виктор.

– Соглашения – грабительские.

– Вопиюще грабительские, – уточнил Литиков.

– Вы, мне кажется, возомнили о себе, но я уверяю вас: вы провалитесь на первой же самостоятельной операции. Сегодня у вас сложилось впечатление, что всё очень просто. Но это не так. И вы в этом убедитесь.

– Не надо нас запугивать, – предупредил Бабухин.

Виктор помотал головой.

– Это не тот случай, когда можно бездумно организовывать расширенное воспроизводство.

– И опять ты нас запугиваешь.

– Ладно, согласен, меня это не касается. Выплатите неустойку и – свободны.

– А если тебя пошлём? – поинтересовался Бабухин. – Наставишь на нас пушку?

– Сначала пошлите – потом будем разговаривать.

– Пашка, он не только пушку наставит, он вообще нас перестрелять может, бандитская рожа! – затараторил Литиков. – Лучше с ним не связываться. Да и вообще, если ещё раз по столько же… Ну его, бандюгу. На скромную жизнь нам хватит, а там видно будет.

После ухода Виктора, сидя за бутылочкой водки, Бабухин и Литиков вернулись к разговору о несправедливости распределения доходов.

– Мишка, я так понял, боишься его. Он нас обдирает, словно липок, а ты боишься его, – укорил товарища Бабухин.

– Будто ты не боишься. У тебя что, шкура непробиваемая? А я тебе скажу: пуля таких наковыряет, что никакой иммунитет не спасёт. И я ощущал, скажу тебе честно, импульсы зла.

– Нельзя страх показывать, – наставительно проговорил Бабухин. – Если враг понял, что ты испугался, пиши пропало. Туши свет и сливай воду. Сядет на шею и ножки свесит.

– Но послушай, Паша, Витя, вроде как, партнёр наш, а не враг.

– Бывший.

– Бывший? – удивлённо переспросил Литиков. – Почему?

– Наливай, потом объясню.

Литиков разлил, и они выпили. Оба были уже на той стадии опьянения, когда море уже по колено, однако ноги ещё держат. Бабухин самодовольно улыбнулся и пригладил усы.

– Мы кинем его. Как последнего лоха.

– Это как же?

– Очень даже просто. Воспользуемся услугами московского метрополитена.

– Я не совсем понимаю, – мобилизовал все свои мыслительные возможности Литиков.

– К нашим, повторяю, услугам московский метрополитен. Краснознамённый и так далее. Что тебе ещё надо объяснять? Мы заскакиваем в метро, но – сосредоточься! – обратно не выскакиваем, а – по эскалатору вниз. Следи за мыслью. И садимся в вагон. Деньги – у нас. А поделить мы и сами сумеем. Согласен?

– Сумеем, конечно.

– Тем более что пополам делить легче. Тебе – мне, тебе – мне. Врубился?

– Да, – кивнул Литиков.

– Идёт? В смысле, принимается?

Литиков сосредоточился на своих ощущениях.

– Что-то где-то не срастается, – наконец выговорил он. – Такое впечатление, что происходит какое-то сопротивление в организме. Какой-то такой некий дискомфорт внутренний.

– А мы сейчас ещё по маленькой.

 

32

Бабухин и Литиков проснулись поздно. Было тяжело. Настолько неважно чувствовали оба себя, что подниматься даже ради того, чтобы опохмелиться, не хотелось. И квартира, которую снимал для них Виктор, была обшарпанной, грязной, неуютной. То есть она была грязной ещё до того, как они в неё вселились. Мебель чуть живая. Тот же книжный шкаф стоял на разъезжающихся ножках совершенно непостижимым образом, будто пьяный, вцепившийся невидимыми руками в стену. А диван был столь многоголос, что привыкнуть к его звукам было просто невозможно.

– Вот пьянка, скажем… – Литиков осторожно повернул голову в сторону Бабухина, помолчал, раздумывая. – Что такое пьянка? Я имею в виду – когда пьют?

– Кто когда. Кто по праздникам, а кто и с утра, – не глядя на товарища, равнодушно бросил Бабухин.

– Я не про это, – печально помотал головой Литиков. – Я про то, что пьют или когда вся жизнь впереди, или когда жизнь уже позади. Да, в этих двух случаях.

– Кого ты имеешь в виду? – подозрительно прищурился Бабухин. – Себя, что ли?

– Себя, в частности, – согласился Литиков, вздохнув. – И тебя, в общем-то. Короче, всех нас, пьяниц и алкоголиков.

– Так я не понял, – Бабухин чуть оживился и повернулся на правый бок, лицом к Литикову, – у тебя жизнь впереди или позади?

– Позади, думаю, – с горечью ответил Литиков.

Бабухин засмеялся.

– Ты пьёшь едва ли не с детства – так что, уже тогда она позади была, жизнь твоя неуклюжая?

– Нет, тогда вся жизнь впереди была.

– А сейчас позади? И давно? – спросил Бабухин, впрочем, без особого интереса.

– Вот в этом я и пытаюсь разобраться.

– Сложновато, полагаю, будет. У тебя пауз вразумительных и не было.

– Были… – не согласился Литиков, с укором глядя на Бабухина. – Были паузы.

– Ну, в чём тогда дело?

Литиков пожал плечами. Обсуждать эту проблему вслух ему расхотелось. Всякие деликатные темы подвергать публичному обсуждению не следует. Чтобы не затоптали мерцающие огоньки надежды, чтобы не заслонили манящие горизонты перспектив, которые рассмотреть или хотя бы выдумать в одиночестве гораздо легче.

Виктор в эти минуты уже был на месте вчерашнего преступления, где его одно обстоятельство несколько ошеломило. Увидеть здесь Игоря или кого-либо другого из этой компании он не ожидал. Он мгновенно отпрянул назад, в результате чего столкнулся с женщиной в тёмной шубе и получил изрядную дозу ненависти в форме гневного дуплета испепеляющего взгляда и шипения, подобного шипению огромной змеи. Виктор извинился и сместился вправо, чтобы, оставаясь незамеченным, понаблюдать за Игорем. Возможно, он не один. Да, действительно, и Алексей тут. Он крутится как раз возле играющих.

Участвовать в предложенном им мероприятии они отказались. Это так. Что же в таком случае привело их сюда? Если бы, положим, Игорь и Алексей оба стояли около игроков и глазели, подобно рядовым прохожим… Но всё выглядит иначе. Предельно ясно, что они хотят остаться незапримеченными. Алексей укутал лицо шарфом, а Игорь держится в отдалении и косит глазом. Виктор поискал взглядом Андрея, но не обнаружил его.

Похоже, они заинтересовались его предложением, но, однако, решили обойтись своими силами. Следовательно, у них имеются деньги. «Тинэйджер» помог? Или у них иной план? Может быть, они намерены провернуть операцию без участия собственных денежных средств? Надо разобраться.

Спустя, примерно, полтора часа Виктор уже имел, как ему казалось, более или менее определённое представление о намерениях своих знакомых. Кроме того, он знал, что они потерпят фиаско. Вне зависимости от того, насколько идеален их план и безупречно будет исполнение его. Главная ошибка в том, что они пренебрегли сотрудничеством с ним, с Виктором, а он этого не потерпит. И вариантов тут могло быть несколько.

Поначалу Виктор склонялся к тому, чтобы просто сдать их напёрсточникам, но, поостыв, решил, что наказание должно носить материальный характер.

Виктор приехал к Бабухину и Литикову и едва ли не с порога сообщил:

– Ко второму этапу приступаем завтра.

– Как это? – удивился Литиков, а затем растерянно глянул на бутылку с водкой. – Мы же тут расслабляемся, так сказать.

– Вот именно. Я для того и приехал, чтобы предложить вам ограничиться достигнутыми успехами.

Виктор оценивающе посмотрел сначала на Литикова, а потом и на Бабухина. Ему необходимо, прежде всего, определить, насколько они уже пьяны, а потом во что бы то ни стало добиться прекращения этого их застолья.

– Что за спешка? – недовольно сказал Бабухин. – Договорились же переждать. В чём дело?

– Обстоятельства несколько изменились, и я подумал…

– Он, видите ли, придумал!.. – вспылил Бабухин. – Ты уже достал нас! Мы жизнями рискуем, а он, видите ли, думает!

– Витя, нельзя же так! В самом-то деле! – разволновался Литиков. – Что же, взять водку, закупорить её и – в холодильник?! Да ведь не по-русски это как-то, в самом-то деле!

– Ребята, завтра надо быть в форме, – почти что ласково произнёс Виктор. – Я прошу вас, ребята…

– Почему – завтра? – жёстко поставил вопрос Бабухин, неприязненно меря Виктора взглядом. – Почему именно завтра? Это ты так решил? Обоснуй.

Виктор не намерен был кому-либо рассказывать более того, нежели считал необходимым для успешного решения поставленных задач. Однако демонстративная скрытность тоже не всегда уместна. Точнее, она вообще неуместна в любых отношениях, хотя бы отдалённо схожих с партнёрскими.

Поэтому Виктор, улыбнувшись, поведал:

– Я только что оттуда. И там я обнаружил группу лиц, которые собираются провернуть операцию, подобную нашей. Там уже и сегодня столько людей, обеспечивающих безопасность их бизнеса, что ступить некуда, а если ещё и эти типы, которых я вычислил, наедут на них, то можно будет надолго забыть о втором этапе нашей операции. Завтра или… Или чёрт его знает когда.

– И что, – ухмыльнулся Бабухин, – будем завтра локтями толкаться с этими?..

– Нет, об этом не беспокойся, – самодовольно улыбнулся Виктор. – Они нам не помешают. Даже наоборот, их появление на нашем объекте завтра будет мною использовано в наших же интересах.

– Это каким же образом? – заинтересовался Бабухин.

– Они отвлекут на себя существенную часть сил безопасности наших клиентов.

– Это каким же образом? – повторил вопрос Бабухин.

– Их поведение вызовет подозрения, и ими займутся, – ответил Виктор.

– Заложишь их? – с неодобрением в голосе спросил Бабухин.

– Привлеку к ним внимание.

– Ясно, – кивнул Бабухин.

– Ясно, да не совсем, – покачал головой Литиков. – Короче, нехорошо как-то получается – закладывать коллег.

– Этическая сторона не должна вас беспокоить. Это будет на моей совести, – решительно заявил Виктор. – Ввиду некоторых обстоятельств я не могу сказать всё, что мне хотелось бы сказать в этой связи, но, я вас уверяю, эти жлобы заслуживают самого сурового наказания. Уверяю вас, ещё те мерзавцы.

Разговор с Бабухиным и Литиковым продолжался ещё не менее часа, в итоге, Виктор, изрядно подуставший и, ко всему прочему, вынужденный принять не менее ста граммов водки, явно самопальной, выбрался из гостей уже в начале восьмого. Чертыхаясь, он забрался в машину и поехал на дачу, чтобы повидаться с женщинами.

Точнее, ему нужна была лишь Анастасия. Приехав на дачу, Виктор улучил момент, когда они оказались одни, и попросил её зайти к нему, сообщив, что у него имеется деловое предложение.

– Выкладывай! – распорядилась Настя, войдя в комнату Виктора. – Но учти: я могу и отказаться. А уговорить меня, если чего-то не хочу, не очень просто.

Усевшись в кресло, Настя приняла вызывающую позу.

– Настя, у меня имеется для тебя работка на завтра, – сказал Виктор.

– На завтра? – переспросила Настя. – Почему же ты позвал меня сегодня?

– Я должен ввести тебя в курс дела.

– Вводи, я согласна.

– Настя, дело очень серьёзное. И выполнить порученное должна будешь в точном соответствии с моими инструкциями.

– И что же, импровизация исключается совершенно?

– Да. Совершенно.

– Фу! Какой ты, Витёк, скучный!

– Настя, наберись серьёзности! – призвал Виктор.

– Может быть, мне ещё и постареть скоропостижно лет эдак на полста?

– Это вовсе не обязательно. Ты хочешь немного подзаработать, Настя?

– Немного – это сколько? – приподняла брови Настя.

– Пятьсот баксов, – ответил Виктор.

– И что, за эти пятьсот баксов я вынуждена буду пахать с утра и до самого до вечера?

– Да нет, туда, обратно, плюс там подождать какое-то время, возможно, придётся. А вообще, минуты какие-то.

– Так-так, – покивала Настя, – рассказывай. Хотя я уже сейчас могу сказать, что это обойдётся тебе в тыщу долларов. Не меньше. А может быть, и больше.

– Это почему же? – Виктор сделал вид, что очень удивился.

– Потому что, – улыбнулась Настя.

– Но тебе нужно будет всего лишь оставить одну вещицу в одной машине.

– Что за вещица? Бомба или граната? – оживлённо спросила Настя.

Виктор непроизвольно вздохнул. Он уже жалел, что обратился именно к ней. Хотя, впрочем, ни Татьяна, ни Светлана в завтрашнем мероприятии с более-менее гарантированной эффективностью использованы быть не могли.

– В автомобиле нужно будет оставить милицейскую форму.

– И кто пришил этого милиционера? – с невинным видом полюбопытствовала девушка.

– Какого милиционера?! – возмутился Виктор. – Прекрати паясничать, Анастасия. И отвечай: согласна или нет.

– А тот, кому должна буду подбросить её, – он кто? – продолжала расспросы Настя, явно наслаждаясь исполняемой ею ролью.

– Криминальные личности, – вновь вздохнул Виктор.

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Понятно мне, что я жизнью своей драгоценной рисковать завтра буду. Всего за пятьсот баксов. На том свете меня просто на смех поднимут.

– Ты изменишь внешность – парик, убойный макияж и всё такое, – пожимая плечами, сказал Виктор. – Да они и разглядеть тебя не успеют. Впрочем, я заплачу и тысячу. Хотя, может быть, лучше было бы человека с улицы задействовать – обошлось бы в десятки раз дешевле.

– Так в чём же дело? – улыбнулась Настя.

– Тебе действительно не нужны эти деньги? – удивлённо и чуть растерянно спросил Виктор.

– Да шучу я, – грустно улыбнулась Анастасия. – Сделаю. Давай свои инструкции.

Виктор принялся объяснять Насте, что и как должна она будет сделать завтра, чтобы заработать эту тысячу долларов. Теперь Настя слушала его, не перебивая и не пытаясь язвить.

 

33

Виктор оставил Анастасию в «Макдональдсе» возле метро «Улица 1905 года», а сам отправился за Бабухиным и Литиковым. В каком состоянии он найдёт подельников? Способны ли они сегодня полноценно функционировать? Виктор очень сильно в этом сомневался. И он имел основания для подобных сомнений. Вчера он оставил Бабухина и Литикова пребывающими в состоянии некой алкогольной прострации: глаза стеклянные, речь заторможенная, движения замедленные. Когда Виктор, уходя, предложил Бабухину закрыть за ним дверь, то Павел не сразу понял, что тот от него хочет, а осознав, задумался на несколько секунд, затем повернулся к Литикову.

– Мишка, – с трудом выговорил он, – тебя Витёк зовёт.

Литиков чуть встрепенулся и принялся искать глазами Виктора. После того, как Литиков отыскал, наконец, его, стоящего возле двери, Виктор повторил свою просьбу. Теперь пришёл черёд задуматься Литикову, который довольно долго мысленно оценивал свои возможности передвигаться, потом с немалыми затратами усилий поднялся на ноги и отправился в нелёгкий путь курсом на входную дверь.

Виктор долго нажимал на звонок, пока ему, в конце концов, не отворили. С одного взгляда Виктор понял, что самые худшие его ожидания оправдались. Прежде всего, открывший ему дверь Литиков был не в состоянии похмелья – он был смертельно пьян. Ни один из йогов и в результате самой изощрённой медитации не сумел бы достичь столь высокой степени полной физической безучастности, когда все жизненные функции протекают в более чем сверхослабленной форме, как бы и не протекают вовсе.

Виктор отстранил Литикова, не успевшего ещё, кажется, узнать вошедшего, и прошёл в комнату. Бабухин спал. На полу, уткнувшись мордой в комнатные тапочки десятилетней свежести. Виктор вернулся в коридор.

– Я же просил! – едва не задохнувшись от ярости, прорычал он. – Вы же обещали не пить больше! Обещали выспаться, чтобы…

Виктор замахнулся, готовый двинуть со всей силы Литикову в нос, так, чтобы кровь брызнула в стороны. Литиков почти не отреагировал на этот его опасный жест, он лишь чуть прикрыл глаза.

И тут словно нашло что-то на Виктора, он словно помешался, умом тронулся. Он содрал с Литикова рубаху и брюки, затем сгрёб его в охапку и, утащив в ванную комнату, бросил того прямо в ванну. После этого закрыл отверстие ванны пробкой и открыл кран холодной воды. Литиков стал издавать тревожные звуки.

– Я сделаю из тебя человека! – пообещал Виктор зловещим голосом и переместил переключатель смесителя влево. И принялся поливать Литикова бодрящими струйками воды. – Утром надо быть бодрым и свежим. С утра необходимо принять душ и быть готовым к свершениям. А для этого надо прогнать хмель, надо смыть его холодненькой водичкой, – приговаривал он, легко, одной левой предотвращая попытки Литикова выбраться из ванны.

Освежив одного, Виктор принялся за второго. С Бабухиным было сложнее. Во-первых, габариты и вес, во-вторых, определённая степень готовности Бабухина к самообороне, так как истошные крики взбодрённого душем Литикова и мёртвого бы подняли. Однако и с этой задачей Виктор справился, схлопотав, правда, пару увесистых оплеух от Бабухина, оказавшего яростное сопротивление.

Спустя полчаса все трое отправились на дело. Бабухин и Литиков были похожи на двух собак, одна покрупнее, другая помельче, основными характеризующими особенностями которых были злобность и недоверчивость.

И даже когда к ним в машину подсела Анастасия, молодая и яркая, Бабухин и Литиков практически не изменились, даже в ответ на такой раздражитель, как девушка, празднично раскрашенная и от природы достаточно привлекательная, – пассивно-оборонительная реакция настороженности.

Виктор припарковал автомобиль на улице Академика Королёва и ушёл, бросив:

– Прошу из машины ни шагу!

– Просишь? – усмехнулся Бабухин вслед Виктору, услышать его уже не способному. – А просьбы… Хотим – исполняем, хотим… То есть, когда не хотим… Потому они и просьбы. Ты попросил, а мы… – Бабухин посмотрел на Литикова.

– Я пустой, – покачал головой Литиков.

– Как? – удивился Бабухин. – У тебя же вчера чуть не во всех карманах…

– Пусто. Шаром покати.

– Ладно, я дам, – полез в задний карман джинсов Бабухин. Затем во второй. Потом стал шарить по всем карманам. – В чём дело? Куда они подевались? У меня же было!

– Да всё ясно, – вздохнул ли, всхлипнул ли Литиков, – почистил он наши карманы, скотина этакая.

– Ставлю вопрос на обсуждение, – мрачно изрёк Бабухин.

На целую минуту воцарилось молчание. По прошествии минуты оба страдальца, понуро сидевшие на заднем сиденье, вдруг одновременно вскинули головы и вперили взгляды в затылок Анастасии. Настя обернулась. Она, вероятно, почувствовала высокотемпературные, сверлящие прикосновения.

Литиков изо всех сил попытался улыбнуться.

– Девушка, не могли ли бы ли… – начал да и сбился он. – Не могли ли бы… вы быть так любезны, чтобы… – Литиков вновь угодил в тупик.

– Девушка, на две бутылки пива пожертвуйте, – пришёл ему на помощь Бабухин. – В долг.

– В долг? – переспросила Настя. – Но я вас не знаю.

– Но вот же… – Литиков указал на место водителя, где недавно сидел Виктор.

– Вы Витьку хорошо знаете? – подхватил Бабухин. – Он же наш кореш.

– Его знаю немного, а вас нет, – отрезала Настя.

Бабухин и Литиков взвыли от отчаяния. Потом Литиков воззвал:

– Девушка!

– А вот этого не надо. Вернётся ваш, как вы сказали, кореш и даст вам на пиво, – равнодушно произнесла Настя. – Или не даст, – добавила с усмешкой.

– Он-то даст, – заверил Литиков. – Но когда! А время не ждёт. Надо бы ускорить процесс. Вчера, понимаете ли, так получилось, что вот теперь, в общем…

– А за пивом что же, тоже сама побегу? – язвительно полюбопытствовала Настя.

– Что вы! Нет, конечно! – вскричал Литиков. – Я сбегаю!

– Вам же запрещено покидать машину, – напомнила Настя.

– Да пошёл он! – отмахнулся Литиков.

– А вас не развезёт с пива? – спросила Настя. – Вы ведь всё ещё пьяные. А Витя вас сюда, по-видимому, по делу привёз. Так?

– По делу, да. Но мы крепко стоим на этой земле. И бутылка пива… – Литиков пожал плечами. – С утра приняли холодный душ, зарядку сделали. И вообще…

– Насчёт нас не сомневайтесь, – подтвердил Бабухин.

– Кстати, какие у вас тут дела? Что вы собираетесь делать тут сегодня?

Бабухин и Литиков переглянулись. Оба одновременно вспомнили, что Виктор запретил им распространяться о намеченном мероприятии в присутствии девушки, которая поедет к ВВЦ вместе с ними.

– Извините, девушка, это наш маленький секрет, – с достоинством ответил Бабухин.

– Отлично, секретничайте там на здоровье, – отвернулась от них Настя.

– Но, мадемуазель!.. – воскликнул Литиков.

– Девушка, вы же обещали! – сказал Бабухин.

– Не люблю мрачных и скрытных типов, которые, вдобавок ко всему, ещё и с похмелья, – ответила Настя с вызовом и опять отвернулась.

– Да не такие уж мы и мрачные, – начал оправдываться Литиков, поглядывая на Бабухина. Бабухин согласно кивнул, и он продолжил: – И секретов у нас особых… никаких нет. Ну да, собираемся напёрсточников этих нагреть, тряхнуть их собираемся по-взрослому.

– А как собираетесь сделать это? – спросила Настя.

– Да очень просто. Мы, с понтом, менты. Подваливаем и загребаем деньги. Деньги в карман и отваливаем. А они стоят с разинутыми ртами и плачут.

И Литиков несколько раз всхлипнул, чтобы девушка имела более ясное представление о размерах печали облапошенных жуликов.

– То есть вы уже не в первый раз? – удивилась Настя.

– Конечно, нет. Это уже второй раз будет.

– В милицейской форме? – продолжала любопытствовать Настя.

– В тот раз – да. Точнее, Пашка был в форме, а я – без. Но в этот раз решили без формы обойтись.

– Почему в этот раз без формы?

Литиков пожал плечами, потом посмотрел на Бабухина.

– Не знаю. Это Витёк так решил. Но у нас удостоверения есть. Всё как положено.

Настя решила, что узнала достаточно и вынула кошелёк. Спустя несколько минут все трое пили чешское пиво.

Возвратившись, Виктор подёргал носом, принюхиваясь, спросил:

– Пиво пили? – И покосился на Анастасию.

– Бутылочку на троих уговорили, было такое, – скромно признался Литиков.

– Ну, мужики, смотрите, – вздохнул Виктор.

Литиков вытянул вперёд руку и похлопал Виктора, усевшегося на водительское место, по плечу.

– Не беспокойся, Витя, сделаем всё аккуратно.

– Не беспокойся, Витя, сделают всё аккуратно, – эхом отозвалась Настя. – Подвалят, заберут и отвалят.

– Я же просил! – обернулся к Бабухину и Литикову Виктор.

Настя засмеялась.

– Ты не ругайся на них, Витёк. Они сначала вовсе не хотели говорить, выдавать свой маленький секрет. И если бы им не захотелось пива…

– Признавайся, Витёк, ты выгреб из наших карманов все деньги? – решил перейти в наступление Бабухин.

Виктор сунул руку в карман куртки, а потом протянул Бабухину горсть купюр.

– Да нате вы! И можете ужраться до зелёных соплей!

– То есть как это – ужраться? – не понял Литиков. – А работа? Ведь мы же тут не просто так.

– Иди выпей пива и забудь, – отмахнулся Виктор.

Бабухин и Литиков принялись уговаривать Виктора не принимать скоропалительных решений, доказывая, что трудоспособность они отнюдь не утратили и что если даже и ещё по бутылочке пивка они заглотят, то и тогда они будут в отличной форме.

Виктор раздумывал. Сегодня он был непривычно нерешителен. Многовариантное, гибкое и пластичное сегодня было не в его стиле. Но всё же он преодолел свои сомнения, решив осуществить-таки намеченное.

И Виктор вновь оставил подельников, чтобы проверить, не появились ли конкуренты, неосмотрительно отказавшиеся от сотрудничества с ним. Конкуренты оказались уже на месте. Виктор вернулся к машине, достал из багажника пакет, в котором находилась форменная одежда майора милиции, и передал его Насте.

– Ты не проводишь меня? – спросила девушка.

– Нас не должны видеть вместе. Я последую за тобой на некотором расстоянии, – ответил Виктор.

– Но мне необходимо поговорить с тобой.

Они отошли немного, и Виктор остановился.

– Я тебя слушаю, – сказал он.

Настя стояла и улыбалась. Потом ткнула его пальчиком в грудь и спросила:

– А ты мне ничего сказать не хочешь?

– Случилось что-то?

– Да, случилось. Твои дружки оказались излишне болтливы.

– И что с того? – Виктор сделал вид, что не понимает, к чему клонит Анастасия.

– Во-первых, как оказывается, я являюсь активной участницей налёта, в результате которого, если, конечно, повезёт, вы трое получите…

– А во-вторых? – перебил Виктор.

– Я уже говорила. Болтливость.

– Но они ничего о тебе не знают. Даже внешность… И если снять с тебя этот парик морковного цвета, соскоблить всю штукатурку, ты изменишься неузнаваемо.

Настя не ответила, полагая, по-видимому, что улыбка её достаточно красноречива.

Спустя уже пару минут Анастасия, чрезвычайно собою довольная, неторопливо шла выполнять порученное ей дело, а Виктор, чертыхаясь, плёлся следом.

Отыскав «девятку» с номером семьсот три, Настя постучала в правое заднее стекло автомобиля.

Водитель оглянулся, затем выбрался наружу и, глянув на Настю поверх крыши автомобиля, спросил:

– Вы что-то хотели?

– Я погреться хотела, – мило улыбнулась Настя. – Можно, а?

– Пожалуйста, – оживился парень. Он нырнул обратно в салон и открыл правую переднюю дверцу, а потом (Настя продолжала стоять возле задней правой) и заднюю дверцу.

– Ой, спасибо, я просто вся околела. Мне бы хоть чуть-чуть согреться.

– Можно и не чуть-чуть, а как полагается, – ликовал водитель. – Ты бы садилась рядышком. И мы бы вдвоём, я и печка…

Минут через десять Настя ушла, «забыв» в салоне автомобиля свой пакет. После этого она остановила девушку, идущую в направлении входа в метро, и попросила её передать письмо «тому парню, который игрой руководит». Девушка глянула на Настю настороженно, однако узнав, что за эту услугу ей причитается пятьдесят тысяч, согласилась.

Письмо было передано адресату, затем вскрыто и прочитано. В письме значилось: «Позавчерашние менты опять здесь. Белая „девятка“ номер семьсот три». Подписи не было.

 

34

Всё шло прекрасно, ни сучка, ни задоринки. После устранения конкурентов, отбывших в сопровождении девяти человек, на трёх, включая «девятку», автомобилях, Виктор сосредоточился на наблюдении за игрой. Удача оказалась не за горами. Буквально через два с четвертью часа игра пошла по-крупному. Отправив Бабухина и Литикова, Виктор развернулся и подъехал поближе к выходу из метро, остановившись, как и в прошлый раз, в нескольких метрах от входа в подземный переход.

И в это время трое молодых людей, по виду бандитов, остановились перед машиной. О чём-то переговариваются. Что им надо? И где-то, определённо, он видел этих ребят. Если даже ему лица их кажутся знакомыми, то можно допустить, что и они узнали Виктора. Точнее, его автомобиль, поскольку Виктор, сидящий за рулём, вряд ли виден снаружи достаточно хорошо. Служба безопасности оппонентов? Его вычислили?

И отменить операцию уже не получится. Но… не очень похоже. Да и знает он всех местных амбалов. В лицо, конечно. Насторожённо-колючие взгляды парней всё чаще падают на лобовое стекло.

– Да говорю же, что это он! – убеждённо говорил самый низкорослый, который, впрочем, был не ниже ста восьмидесяти. – У меня изумительная память на цифры. К тому же, эта царапина справа.

– В номере ещё и буквы водятся, – напомнил длиннолицый парень с перебитым носом.

– Вот что касается буковок – тут да, тут я пас.

– Вот видишь!

– Но цвет, модель, цифирьки-то сходятся.

– А портрет узнаешь? – спросил третий, до сих пор молчавший.

Парень пожал плечами.

– А ну пошли! – распорядился длиннолицый.

Увидав, что парни направились к машине, Виктор непроизвольно ухватился правой рукой за рычаг переключения скоростей, однако уезжать передумал. Он просто не мог этого себе позволить, так как сейчас должны были появиться Бабухин и Литиков. С деньгами. И если он уедет, то…

Виктор нагнулся вправо и застопорил и переднюю, и заднюю дверцы. Он не знал, что Бабухин и Литиков намерены были с места совершения преступления убраться без его помощи.

Подошедшие подёргали за ручки, после чего двое из них нагнулись, чтобы заглянуть в салон, а третий, тот, что был ниже остальных ростом, обошёл автомобиль со стороны капота и, согнувшись, обратился к Виктору:

– На работе?

– Нет, жду товарища.

– Командир, подбрось до Алексеевской, – попросил парень.

– Не могу.

– Хорошо заплатим.

– Увы, не могу, – повторил Виктор.

– Будь другом, браток. Заплатим, сколько спросишь. Хочешь – двадцать баксов, хочешь – тридцать.

– Я тебе больше заплачу, – начал злиться Виктор, – только отвали! Полтинник? Сотню? Сколько тебе дать?

– Да не в деньгах дело, – прищурившись, замедленным голосом проговорил парень. – Я узнал тебя.

– Да? Разве мы знакомы?

– Встречались, так скажем.

– Извини, не помню.

– Пусти в машину, холодно.

– Зачем?

– Перетолковать надо. Я же говорю, мы встречались.

– Я встречаюсь с дамами, – отчётливо выговаривая слова, сделал заявление Виктор.

– Вот о дамах и базар. Ты почему в тот раз нашу девочку увёз? Не спросясь. Тут ста баксами не отделаешься, дорогой.

Теперь и он узнал их. Да, очень некстати они тут нарисовались. И Виктор в очередной раз глянул вправо – не появились ли Бабухин с Литиковым. А ведь уж должны бы, кажется, быть.

– Хорошо, встретимся завтра, – торопливо проговорил он. – Можно на этом же самом месте.

– Зачем же завтра, если хочется сегодня? – В голосе задающего вопрос сквозила усмешка.

Виктор мучительно искал выход из создавшегося положения. И вдруг, неожиданно и для себя самого, спросил:

– У тебя в мозгу только баба та засела? А про муляж взрывного устройства ты уже забыл?

Глаза парня округлились. Приблизившийся длиннолицый переспросил:

– Чего-чего?

– И муляж взрывного – его рук дело! – пояснил изумлённый бандит.

– И что это значит?

Длиннолицый с перебитым носом согнулся, чтобы заглянуть в лицо Виктору.

– Подумайте до завтра. Пока всё! – отчеканил Виктор, после чего закрыл окно и отвернулся. Сейчас должны появиться Бабухин и Литиков.

Бандиты сместились чуть в сторону и стали совещаться. По-видимому, они заспорили меж собою.

Виктор напряжённо высматривал подельников, когда позади него раздался грохот разбитого мощным ударом стекла.

А Бабухин и Литиков в это время были уже возле играющих. Они могли быть и значительно раньше в этой точке пространства, однако после расставания с Виктором Литиков неожиданно предложил:

– Давай-ка, приятель, сделаем рекогносцировку.

– О чём ты? – не понял Бабухин.

– Я говорю, что надо пойти в метро и глянуть, как там и что. Чтобы в будущем обеспечить чёткость, плановость и слаженность.

– Пошли, – согласился Бабухин.

Они дошли до станции метро, пройдя мимо играющих, и вошли внутрь.

– И чего тебе тут неясно было? – ухмыльнулся Бабухин. – Входишь и – прямо, а там вниз по эскалатору. Не налево, как в тот раз, а прямо. И все дела. Пошли отсюда.

– Да я на всякий случай. Вдруг ремонт какой или реставрация.

– Паникёр ты, Мишка.

– Просто я потрезвей тебя, – возразил Литиков. – Потому и осторожней.

– Стоп! – скомандовал Бабухин. Они уже вышли наружу, и теперь оставалось пройти чуть больше десятка шагов. – Ты помнишь, как договаривались? Ты размахиваешь корочками и верещишь, а я забираю деньги.

– Да всё я помню, – раздражённо ответил Литиков. – Но только если кто и верещит, то не я.

– Да ладно тебе. Это просто я образно выражаюсь. Доставай удостоверение.

Спустя несколько секунд Литиков уже кричал:

– РУОП! РУОП и ОМОН! Всем оставаться на местах!

Литиков размахивал правой рукой с зажатым в ней удостоверением, а левой рукой хватал близстоящих за рукава, то одного, то другого.

Потом он увидел, что Бабухин чуть ли не волоком тащит парня, который руководил игрой, в сторону входа в метро, и прокричал:

– Активных участников попрошу пройти!

Затем он подхватил под руку какого-то мужчину и заспешил следом за Бабухиным.

– Да я же ни при чём, я посмотреть остановился! – делал попытки вырваться мужчина.

– Молчать! – приказал Литиков.

– А почему вы пьяный? – обиженно пропищал задержанный.

– Сто грамм фронтовых, – ответил Литиков, хотя и не предполагал, что стрельба начнётся очень скоро.

– Отпустите! Прошу вас! – молил мужчина.

– Тихо! – прикрикнул Литиков.

Он ничего не понимал. Бабухин стоял в окружении нескольких человек и что-то орал. Окружившие его тоже что-то кричали. Короче, стоял дикий ор. Литикова охватила паника. «Пашке не вырваться!» Однако в эту секунду Бабухин сделал мощный рывок, прорвал кольцо окружения и устремился по направлению к тому месту, где должна была стоять «Волга». Литиков – за ним. И тут прозвучал первый выстрел. За ним последовали другие.

За минуту или полторы до выстрелов Виктор вынужден был выскочить из машины и вступить в неравную схватку. И в условиях этой схватки он не в состоянии был решить, что лучше: или чтобы вдруг появились скорее Бабухин и Литиков, или чтобы этого не произошло.

Но они всё-таки появились. Подельники его, Бабухин и Литиков, объявились на сцене в тот миг, когда градус сценического действия достиг конечной отметки, в то самое мгновение, когда Виктор был брошен спиною на капот автомобиля.

– Смотри! – крикнул один из бандитов, и все трое увидел спешащих по направлению к ним людей.

– Их пятеро! Даже шестеро! – попытался подсчитать ставосьмидесятисантиметровый, и в руке его появился пистолет.

Выстрелы не остановили ни Литикова, ни Бабухина, они добежали до машины и запрыгнули в салон. Виктор уже был за рулём.

– По газам! – скомандовал Бабухин.

– А стрельба-то в честь чего? – спросил Литиков, озираясь. Виктор не ответил, он отпустил педаль сцепления, и машина рванула с места.

– По нам, что ли, палят? – прошептал Литиков.

– По тем, в кого попадут, – ответил Бабухин. – Пригнись!

– Попали ведь в кого-то, – сообщил Литиков. – Передо мной один упал, потом сзади кто-то завопил.

– Деньги забрали? – спросил Виктор.

– Да. У меня, – заулыбался Бабухин и похлопал себя по правому карману куртки.

– Давай! – распорядился Виктор.

– Пересчитаем сначала, – помотал отрицательно головой Бабухин.

– Ну так считай быстрее!

– Куда такая спешка? – удивился Бабухин. – Ты лучше объясни, что за стрельба такая вдруг?

– Считай, что я вам прикрытие организовал, – с усмешкой ответил Виктор.

– Ничего себе прикрытие! Сначала с одной стороны, а потом и с другой стороны начали палить. У кого-то из моих тоже оружие оказалось.

– У каких это «моих»? – не понял Литиков.

– У тех, которые в меня вцепились возле метро, – пояснил Бабухин.

– Кстати, о чём вы там орали? – поинтересовался Литиков.

– Да так, разногласия по процедурным вопросам, – махнул рукой Бабухин.

Машина остановилась.

– Поедете на метро, – сказал Виктор.

 

35

Взяв по бутылке пива, Бабухин и Литиков спустились в метро. Плюхнувшись на лавку, Литиков повернулся к присевшему рядом с ним Бабухину.

– А ведь мы уже давно могли ехать в тёплом вагончике.

– В машине замёрз?

– Не в этом дело, – состроил многозначительную гримасу Литиков. – Сядь мы в метро пораньше, денег у нас сейчас было бы в два раза больше.

– На что ты намекаешь? – ощетинился Бабухин.

– А ты забыл? Мы же на метро договаривались с тобой обрываться. Чтобы нашего общего друга Витюню кинуть.

– Ты меня обвиняешь?

– Но ты, Паша, извини! – удивился вопросу Литиков. – Не ты ли побежал к машине? Мы с тобой договаривались… На рекогносцировку ещё ходили.

– Побежал, значит, так надо было! – рявкнул Бабухин. – Ты видел, сколько их было? А ты под ручку с каким-то хмырём разгуливал. Голубой, что ли?

– Хмырь?

– Да ты! И он тоже.

– Насчёт хмыря не знаю, – посуровел Литиков, – а меня трогать не советовал бы!

– Крутой такой?

– Да, я крутой, – вскинул голову Литиков. – Ты профукал сегодня половину из заработанного, а я верну.

– Как ты вернёшь? – скептически усмехнулся Бабухин.

– Заберу у Витюни обратно.

– В таком случае тебе на следующей выходить. И – в обратную сторону, – издевательским тоном произнёс Бабухин.

– Зачем? – улыбнулся Литиков. – Он же сказал, что подремонтирует машину и заедет к нам.

– Уж не пришить ли ты его собрался?

– Есть способы попроще. Да и, к тому же, эффективней.

– Что-то тебя не понимаю. Пояснил бы.

– Иди сюда! – Литиков приблизил лицо своё к уху Бабухина и что-то прошептал.

Бабухин рассмеялся.

– Ну и балабол же ты. Ты хоть понимаешь, что проблема на проблеме тут? Надо же не только найти, но и проникнуть в логово. А кто сказал, что деньги он хранит дома? А? Подумал об этом?

– Вот если деньги не дома, то… – Литиков задумался.

Результатом его раздумий, а также последующих возлияний стало то, что вечером, подмигнув Бабухину и попрощавшись с засобиравшимся уходить Виктором, Литиков быстро набросил куртку, нахлобучил шапку и заспешил за сигаретами. Якобы.

Выйдя во двор, он скорым шагом направился к «Волге». Лишь бы c замком багажника удалось быстро справиться. Но – повезло, и вот уже Литиков вглядывается в сумрачное его нутро. Огнетушитель, домкрат, какая-то сумка, ещё что-то. Он принялся лихорадочно распихивать всё это по углам. Улёгся. Осталось опустить крышку. С трудом, но справился и с этим.

Ехали долго. Литиков замёрз, он околел. Особенно ноги. Он шевелил пальцами ног, напрягал всё тело – помогло очень незначительно, так мало, что и шевелиться стимула не было. Будь что будет. Бог не выдаст – свинья не съест. Литиков прекратил борьбу за выживание, просто лежал и вслушивался в шум мотора. Прекратится же он рано или поздно!

Когда, в конце концов, машина остановилась, он уже не способен был обрадоваться этому обстоятельству. Сознание его отметило: автомобиль остановился, хлопнула дверца, шаги упоскрипывали куда-то, где их не стало слышно. Надо выбираться наружу. Литиков попробовал пошевелиться. Ничего не получилось. Стало страшно.

И Литиков задёргался, забился в мертвящей тесноте багажника, не помня даже, что в первую очередь надо справиться с замком крышки багажника. Что-то страшно зашипело. Змея?! Ой, мамочка! И тут стало сыро. Влага – извне, не биологического происхождения. Огнетушитель! Он задохнётся, захлебнётся или утонет. Перед его глазами вдруг появилась виденная в раннем детстве белая нога утопленника.

Но Литиков спасся. Багажник открылся, и он вывалился наружу. Как это произошло? Литиков огляделся в поисках спасителя, однако никого не увидел. Значит, он сам себя вызволил. Холод вновь взялся за него, и Литиков поспешил к крыльцу дома. К крыльцу дома или дачи. Что-то двух или трёхэтажное – он не пытался разглядеть.

Где Виктор, его тоже не интересовало. Только бы – в тепло, только бы попасть туда, где можно сбросить мокрую одежду и закутаться во что-нибудь сухое и тёплое. К костру, к камину, к плите! Других мыслей пробиться в его голову, окутанную леденящим облаком ужаса, просто не могло.

– Кто там? – наконец услышал он женский голос.

– Откройте, это я, – выговорил Литиков. Не вполне членораздельно.

– Кто? – настаивал женский голос.

– Откройте скорей! – пытался пританцовывать Литиков.

– Открой, Настасья! – послышался в отдалении другой женский голос. – Там Виктор приехал.

– Но это не его голос, – возразила первая женщина.

– А машина – его. Открывай.

– Ладно, я открою. Но голос мне не знаком.

Жизнеобещающие металлические звуки – дверь отворилась. Литиков, сопровождаемый клубами пара, вошёл.

– Здравствуйте, я замёрз. Промок и замёрз, – сообщил он.

– Я тут при чём? – удивилась женщина. Повернувшись вправо, она взмахнула рукой. – Ну, что я говорила? Впустили бомжа. Теперь иди сюда, помогай выгонять.

Вторая женщина приблизилась.

– А вы откуда? Вы с Виктором приехали?

– Да.

Женщина обернулась назад, к той, что открыла дверь.

– Видишь? Он с Виктором приехал.

– Да, я с Виктором, – поспешил ещё раз подтвердить Литиков.

– А где Виктор?

– Не знаю, – честно ответил Литиков.

– Как это? – поразилась женщина.

– Не нравится мне этот тип, Светка, – раздражённо заявила первая женщина.

Светка? Литиков провёл рукой по своим глазам, смахивая уже чуть подтаявшие льдинки с бровей и ресниц. Действительно, Светка. То-то ему голос казался знакомым.

– Светочка, дорогая! – взмолился Литиков. – Я замёрз, околел, как собака! Пусти куда-нибудь к огоньку! Я промок!

– А-а, так это твой знакомый! – протянула обладательница голоса номер один. – Ну и разбирайся с ним сама.

И пошла прочь.

Светлана была поражена. Она всё ещё не признала в пришельце Литикова, хотя голос его теперь уже казался ей знакомым. Литиков поправил сбившуюся на глаза шапку и потянул вниз заледеневший шарф.

– Мишка? – узнала его Света.

– Я. Пусти к огоньку! – простонал Литиков.

– Ты как здесь очутился?!

– Я приехал!

– А вид – будто вплавь.

– Огнетушитель.

– А чего ты тушил?

– Я не тушил, я хотел вылезти из… – Литиков замолчал, так как понял, что может наговорить лишнего. И сменил тему. – А где у вас что-нибудь тёпленькое?

– Пошли вниз, к камину.

Света проводила Литикова к камину, в котором плясал огонь и потрескивали поленья, помогла ему раздеться и дала одеяло, серо-зелёное, с бордовыми полосками по краям.

– Как в армии, грубенькое и шершавенькое, – удовлетворённо отметил Литиков, заворачиваясь в одеяло и придвигаясь поближе к огню. – Вовнутрь бы чего, а? Светочка! – выговорил с надеждой. – Горячего бы. Или горячительного.

– Будет чай, – кивнула Света.

– А посущественней?

– Кофе?

– Светочка, с тебя же причитается, – сделал обиженное лицо Литиков. – Вспомни, как ты нехорошо поступила. И со мной, и с Пашкой.

Света на секунду опустила глаза.

– И чего ты хочешь? – спросила серьёзно. Так на базаре интересуются, сколько стоит баран или корова.

– В смысле?

– Ты за деньгами пришёл? А если я тебе стакан налью?

– Налей, дорогая. Светочка, воспаление лёгких мне обеспечено. Налей скорее! – завозился в одеяле Литиков. Возможно, хотел приготовить руку, которой он ухватит поднесённый стакан.

– Я тебе стакан водки, а ты забываешь о прошлом? – уточнила Света.

– Я… Как тебе сказать? Мы же… – растерялся Литиков. – Но я же не один. Ты и Пашку, моего компаньона, обидела. Мы переживали.

– Два стакана, – отчеканила Света.

– Неси! – вскричал Литиков.

Света ушла. Через три минуты, обернувшиеся для Литикова изрядным куском вечности, она принесла бутылку водки, стакан, два бутерброда с салом и луковицу.

– О-о! – застонал Литиков. – Сальцо – самый вкусный холестеролчик. Не будь его – и пить бы бросил, гадом буду. Светочка, родная!

– Ну-ну, без сантиментов.

Выпив, Литиков признался:

– Света, а я ведь контрабандой здесь.

– Не поняла. Какая контрабанда?

– Я же приехал не с Виктором, хотя и вместе с ним.

– Не понимаю я тебя, – стала сердиться Светлана.

– А вот войдёт сейчас Виктор и спросит: «А ты как, мол, здесь оказался?» Вот ты мне посоветуй, Светочка.

– Да говори же толком! – прикрикнула Света.

– Виктор собрался ехать. Это пункт первый. Я – в багажник.

– Зачем? – округлила глаза Света.

– Чтобы ехать с ним. Инкогнито, – пояснил Литиков.

– Но зачем?

– Пашка меня послал, – почему-то сказал Литиков. На глаза его навернулись слёзы, называемые скупыми мужскими.

– Он… хочет меня… найти? – с трудом выговорила Света.

– Пашка хочет ограбить Виктора.

– Ограбить Виктора?

– Витюня, сволочь, забирает себе половину, а нам с Пашкой остаётся всего пятьдесят процентов на двоих. А нас, заметь, сегодня чуть не убили. Пули вжик, вжик. Туда и оттуда. И всё мимо нас с Пашкой. А Витюня в это время, заметь, в машине сидит. Хотя, правда, и ему синяк поставили и губу разбили. А нас с Пашкой вообще чуть не подстрелили! Люди валились, как снопы!

– Ты такие страсти рассказываешь! – поёжилась Светлана. – Зачем вас убить хотели? Кто?

– Схематично это выглядит так…

И Литиков некоторое время рисовал путаные схемы, пока Светлана не остановила его.

– Я тебя спрячу! – взволнованно произнесла она.

– От кого? – не сразу понял Литиков.

– От Виктора.

– А… – Литиков мотнул головой в сторону лестницы.

– Настасью я предупрежу. Кстати, это она сегодня с вами ездила. Ты не узнал её?

– Но там была такая вся из себя… И…

– А Виктор так уже не первый раз. Приедет и куда-то умотает. А потом уж заявится. Если согрелся, то пошли. – И Светлана сделала нетерпеливый жест рукой.

– А водочка?

– Забирай.

– А где я буду спать? – кое-как поднявшись на ноги, спросил Литиков.

– Со мной будешь спать.

– Я Татьяну люблю, – закапризничал Литиков. – Ты не знаешь, где она?

Светлана подумала пару секунд и сказала:

– Завтра её увидишь.

– Я сейчас хочу.

– Завтра, – отрезала Светлана.

 

36

Ему предстояло перебраться на противоположный берег неширокой речушки. По ободранному сучковатому бревну, на вид скользкому и способному на коварную подлость. Если бы не рваный ритм его предшествующего движения, в результате которого вслед за ощущением тёплой волны по телу и лёгкого потоотделения пришла пора напряжённого волнения – и лоб, и спина взмокли дальше некуда, – то он, вероятно, сходу преодолел бы водную преграду. И не заметил бы, возможно, что десяток шагов его легли на жёлтое тело бревна, предательски покачивающегося, а не на по-зимнему скрипучую, но надёжную лесную тропинку.

Литиков допустил заминку. И, смахнув со лба пот, принялся ощупывать взглядом не соответствующий строительным стандартам мостик. Речка, по-видимому, быстрая и игривая, была накрыта дырявым одеялом изо льда и негромко курлыкала. Придётся всё-таки ступить на бревно. Но Литикову казалось, что даже ботинки его вспотели накануне опасного шага, а это неизбежно повлечёт проскальзывание ноги и, как итог, падение с высоты трёх метров. Тихий ужас и мгновенная смерть, как говорится. Во всяком случае, будет больно.

Литиков расстегнул куртку и шагнул на мостик, и один раз, и другой. И замахал руками, стремясь вернуть тело в состояние недавней устойчивости. Казалось, невидимые руки ощущения равновесия уже готовы были подхватить его под мышки, как вдруг что-то грохнуло, уронив сначала Литикова на четвереньки, а потом и вообще сковырнув его с округлого бревнова хребта. Однако Литиков не упал. Он успел обхватить руками бревно, нога же его, правая, независимо как от сознания, так и от подсознания падающего человека, штаниной зацепилась за один из сучков.

И вновь громыхнуло. И несильно дёрнуло за рукав. Это был выстрел из огнестрельного оружия. Литиков скосил глаза влево. Будь он постарше и подряхлее, он бы умер от инфаркта. На рукаве – дыра. Такая же могла образоваться в его голове, пройди пуля немного выше (правильнее сказать, ниже). Конвульсивно дёрнувшись, Литиков выбрался на бревно, и, стоя на четвереньках, увидел Виктора.

Тот стоял на берегу и смотрел Литикову прямо в глаза. В правой его руке, опущенной вниз, был пистолет. Надо было что-то говорить. Срочно. Возможно, это будут последние в его жизни слова. Впрочем, какой смысл что-либо говорить? Ведь его же никто не услышит, кроме всего лишь одного человека, который…

И Литиков заплакал, громко, с подвываниями, прикрывая глаза и задирая голову кверху.

Утром его разбудили в семь часов. Будили, судя по всему, долго, потому как среди первых его впечатлений – сердитые голоса и мрачные лица.

– Мишка, вставай! – почти кричали ему в ухо.

– Мишка, он принимает душ. Быстрее! – трясли его за плечи.

– Кто? – не понимал Литиков.

– Да Виктор же! – раздражённо ответила Света. – Давай быстрей!

– Что – быстрей? Спинку потереть, что ли?

– Ты дурак или прикидываешься? – Света постучала ему по голове костяшками пальцев. – Вчера о чём с тобой говорили? Танька, подпихни его с той стороны.

Литиков приподнялся на локтях и повернул голову влево.

– Танюша! Сколько лет!.. – Литикову стало трудно говорить. Он торопливо переместился в сидячее положение. – Я слышу твой голос, а думаю, что сплю.

– Вспомнил, о чём говорили? – повторила вопрос Света.

– О чём мы говорили? – Литиков попытался вспомнить, какие разговоры велись им со Светланой.

Однако Света не стала дожидаться, заявив:

– Хорошо, я напомню. Ты сказал, что собираешься ограбить Виктора.

– Ограбить? – удивился Литиков. – Ну!.. Просто его система распределения доходов… В общем, не понравилась она нам с Пашкой. Мы же сотрудничали, у нас были совместные проекты…

– Слышали! – перебила его Света. – А теперь слушай сюда! Танька знает вход в тайник. – И она махнула рукой. – Говори, Танька!

– Вход снаружи. С той стороны дома. Замаскировано под ящик с электричеством, – сообщила Татьяна.

– И что же? – Литиков не совсем понимал, что хотят от него женщины.

– Миша, ты сейчас быстро оденешься, выйдешь на улицу, обойдёшь дом, вскроешь дверь… – стала объяснять Татьяна.

– Дверь вскрыть?! – поразился Литиков.

– Инструмент мы приготовили, – успокаивающе похлопала его по руке Светлана.

– Инструмент – это что?

– Два ломика маленьких и нож. Если что ещё потребуется, прибежишь к главному входу. Я или Танька будем у дверей.

– Вскрою я дверь, предположим… – почесал затылок Литиков.

– Осмотришь тайник на предмет денег. Если найдёшь, то заберёшь их и смотаешься, – пояснила Света.

– А в какую сторону идти?

– Всё предусмотрено. Смотри! – Светлана протянула ему лист бумаги. – Вот тебе схемка. Выйдешь к автобусу и – в Москву. Про тебя он не знает, поэтому на тебя подозрение не падёт.

Потом всё было ярко и сумбурно, словно во сне. Та дверь с черепом и скрещёнными костями, шахта-колодец за нею, винтовая лестница, комнатка без окон, в которой – кровать, тумбочка, два табурета, умывальник и унитаз, необыкновенно маленький, словно детский. Деньги находились в верхнем ящике тумбочки. Солидная упаковка стопок стянутых резинкой стодолларовых купюр. Внизу его встретила Светлана, и количество стопок уменьшилась в три или четыре раза.

Затуманенным слезами взглядом Литиков коснулся стоящего на прежнем месте Виктора и понял, что тот подзывает его к себе. Не вполне отчётливый жест – подойди, мол. Литиков на четвереньках добрался до конца бревна, затем поднялся и приблизился к Виктору, который жестом же потребовал деньги. Литиков поспешно вынул доллары и протянул их Виктору. Виктор качнул рукой, будто взвешивая пачку переданных ему денег, и тёмным взглядом (тут ещё эта тень синяка под глазом) посмотрел на вора. Требует остальные деньги, догадался Литиков.

– А остальные… – начал Литиков и замолчал.

Остальные деньги у Светланы. У Светланы и Татьяны. У них у обеих.

– А остальные деньги… я зашил вот сюда, в куртку. Видишь? – Литиков сорвал с себя куртку и принялся отрывать подкладку. Он отдаст свои. Его доллары такие же, как и те, что забрала Светлана. – Я, Витя, не люблю, когда все деньги в одной куче. Подальше положишь – поближе возьмёшь, – лепетал он, мучаясь с плотной тканью. О том, что у него имеется нож, он не помнил. Справившись с подкладкой и вытащив деньги, он спросил: – А сколько не хватает?

Виктор не ответил.

– А то возьми, Витя, все.

Литиков протянул деньги и внутренне замер. Если Виктор возьмёт все, то, следовательно, он его убьёт. Если же нет, то пощадит. Хотя, конечно, остальные доллары Виктор может забрать и после того, как прикончит его.

«Убью!» – мысленно вскричал Виктор менее пятнадцати минут тому назад, сбегая с крыльца дома. Он сел в «Волгу» и, почти даже и не прогрев двигатель, рванул с места так, что автомобиль занесло и едва не ударило о бетонное ограждение клумбы.

О том, что Литиков находился в доме, Виктор знал ещё с вечера, ибо после того, как была обнаружена поднятая крышка багажника, Виктор не мог не провести расследования. Тот факт, что присутствие в доме Литикова тщательно от него скрывается, ещё более настораживал.

Пересчитав деньги, Виктор возвратил Литикову двести долларов и ушёл. Литиков постоял с минуту, затем поплёлся следом. Издали он видел, как Виктор сел в машину и уехал.

И тогда Литиков побежал. Чтобы покончить самоубийством или, по меньшей мере, напиться.

 

37

Возвратившись, Виктор застал лишь Анастасию.

– Где остальные? – спросил он.

Анастасия сидела в гостиной и смотрела телевизор. Она была в джинсах и тёплой кофте синего цвета. Повернувшись, она удивлённо глянула на Виктора.

– Где? А где ж им и быть, если не подальше от этого места? Смотались.

– Понятно, – сказал Виктор и сел в соседнее кресло.

– И ты не побежишь их догонять? – продолжала удивляться Настя. – У тебя ещё есть шансы. Если не будешь тут рассиживать.

– Пускай уматывают, – равнодушно произнёс Виктор.

– А деньги?

– Ущерб возмещён в полном объёме.

– Мишка? Но ведь…

Настя замолчала. Она решила прикусить язычок, подумав, что, может быть, ей и не стоит блистать излишней осведомлённостью. Дело в том, что деньги, о которых шла речь, находились в данную минуту в её сумочке. Вместе с листком покаянной записки, на котором эти деньги были оставлены Татьяной и Светланой в комнате Виктора.

– Ты хотела что-то сказать, – напомнил Виктор.

– Я хотела что-то сказать? – переспросила Настя. – Нет, ничего, кажется. Я, наверное, хотела спросить, не пришиб ли ты Мишку. Ты был так возбуждён.

– Жив он, – с усмешкой сообщил Виктор. – Хотя и напуган. А то, что основная часть денег находится у этих подружек, я знаю. Пусть с них и получит. В регрессном порядке. А какова, извини за любопытство, твоя роль во всём этом деле?

Настя с грустью посмотрела на Виктора. Ей хотелось рассказать ему всю правду. И чтобы он обнял её и поцеловал. Но не по-дружески, не в качестве одолжения и не в порыве минутной страсти. Но, увы, у их отношений нет будущего.

– У наших отношений, увы, нет будущего, – произнесла она вслух. – Почему?

– Ты красива, а значит, ненадёжна. Так какова твоя роль?

Настя вздохнула и, пожав плечами, сказала:

– Я догадывалась, что они что-то замышляют, но и предположить не могла такое.

Спустя двадцать минут Виктор и Анастасия ехали в Москву. А ещё через час Виктор был у Синодского, в центральном офисе.

Синодский поднялся из кресла и даже продемонстрировал намерение выйти из-за стола навстречу вошедшему. Движения Синодского показались Виктору неловкими, неуклюжими, и он подумал, что Синодский, по всей видимости, из той категории людей, которые в детстве никогда не прыгали с зонтиком с крыши, не мастерили парусов из простыней и даже, возможно, в войнушку не играли. Синодского, вероятно, долго водили за ручку, а после того, как выпустили, проблемы с детьми улицы стояли остро в течение достаточно длительного времени, чтобы поделить мир людей на быдло и элиту.

И вот Синодский сегодняшний, напитанный злобой и отрицанием, до некоторой степени свободный от нравственных и интеллектуальных ограничений, но внешне улыбчивый и демократичный, умел произвести впечатление на самых разных людей. Аура уважения, удивления и некоторого испуга, а подчас и страха сопровождала Синодского.

– Виктор, ты куда запропал?

– Да я всё этими бабками занимаюсь, – ответил Виктор, присаживаясь на указанное ему место.

– Это которые из поезда вынули? – наморщил лоб Синодский.

– Ну да.

– И как оно?

– Эти деньги сейчас… – начал Виктор.

– Опять! – перебил Синодский. – Я думал, ты скажешь: на, дорогой, возьми. А ты начинаешь… Тут, понимаешь, дела похлеще закрутились. Меня тут, понимаешь, трясут и трясут, как грушу.

– И много вытрясли? – с сочувствием в голосе поинтересовался Виктор.

– Много, – кивнул, на секунду задумавшись, Синодский. – Но даже не в этом дело. Имидж, понимаешь, страдает.

– Это в результате чего?

– А-а! – скривился Синодский. – Какие-то отморозки. И не одна группа, видимо. Были и подозреваемые, но, похоже, не они.

Синодский замолчал, задумавшись, и Виктор счёл возможным закончить отчёт.

– Я, в общем-то, нашёл эти деньги. Точнее, дыру, куда они ухнули.

– Ну-ну! – откликнулся Синодский.

– Все деньги, за исключением мелочи, у одной молодой и глупой женщины изъяли лотерейщики.

– Проиграла, что ли?

– Да.

– А в поезде-то кто отличился, я не понял? – выпучил глаза Синодский. – Бабы, что ли, грабежом занялись?

– Из поезда – два парня. А уже у них – она, – пояснил Виктор.

– И кому проиграла? – спросил Синодский.

– Возле метро «ВДНХ». Какому-то Харику. Хотя денег у неё было больше, чем у них.

– А когда это было? – прищурился Синодский.

– Третьего.

– Знаю этот случай, – заулыбался Синодский. – Эта же территория нам отошла. Классная была операция. Не без скандала, правда. Да, скандалила эта дурочка. Рассказывали мне, знаю.

– Так что же… получается… – растерялся Виктор.

– Получается, что наши деньги к нам же и вернулись. Кругооборот денег в природе.

– Ну и ну, – пробормотал Виктор.

– В жизни и не такое ещё бывает, – махнул рукой Синодский. – Решили расширяться – оказалось, что туда, куда надо. Главное, вовремя. Игорный бизнес тоже прибыль приносить может. А ты уверен, что это именно те деньги?

– У меня кассета есть. С записью подробного рассказа о том, как она деньги просадила. И откуда они у неё. Всё можно проверить.

– Ладно-ладно. Проверим, надо будет. Об этом, я думаю, можно забыть. Тут с другим надо срочно разбираться. Подключишься? – Синодский выбрался из-за стола и начал ходить по комнате. – Да я тебе уже говорил. Отморозки эти. Между прочим, как раз возле ВВЦ, у самого метро. Трясут и трясут. Чистых убытков уже под сотню тысяч. И плюсом – недополученная прибыль.

– Но я в отпуск собирался, – неуверенно сказал Виктор.

– Ну и что? Прояснишь дельце и ступай. Поможешь? – Синодский положил руку Виктору на плечо. – Попросить, понимаешь, больше некого. Меры, конечно, приняты. Да и ментов задействовали. Но…

– Не знаю… Устал я.

Виктор действительно не знал, как ему лучше поступить. Многовариантность развития сложившейся ситуации удерживала его от быстрого принятия решения.

– А на административную работу перейти не желаешь? – решил зайти с другого конца Синодский. – Посадим тебя на игорный бизнес. Между прочим, дело для нас новое, перспективы, следовательно, могут быть самые шикарные для тебя. Ну и обеспечение безопасности на себя возьмёшь. Чтоб, понимаешь, впредь такого не было. А между делом, глядишь, и на отморозков выйдешь. Деньги-то немалые. А я процент дам.

– Сколько?

– Обсудим.

– Подумать надо, – поднимаясь, произнёс Виктор.

– Подумай, – охотно откликнулся Синодский.

Виктор вышел из кабинета Синодского. Ирина оторвала взгляд от монитора компьютера и посмотрела на него. На губах её тлела улыбка, тёплая и загадочная.

– Озадачил тебя шеф? – спросила она участливо.

– Да, есть маленько, – согласился Виктор.

– Ну, ничего, ты мужик не глупый.

– Спасибо. Пока, родная.

– Я провожу тебя.

Ирина поднялась и вышла из-за стола. На ней было зелёное платье с подчёркивающим фигуру лифом и длинной юбкой летящего силуэта.

Виктор удивился намерению Ирины проводить его, но ничего не сказал. Они прошли к лифту, и Виктор нажал кнопку вызова. Когда Виктор и Ирина вошли в кабину лифта, чуть подсевшую под тяжестью их тел, Ирина нажала на кнопку с цифрой пять. Виктор удивлённо взглянул на неё.

– Нам же на первый?

– Прокатимся, – улыбнулась Ирина.

– Ладно, – согласился Виктор, решив не торопить события.

Спустя несколько секунд Ирина заговорила.

– Ты уже, наверное, решил, как распорядиться деньгами, Витюша? – с печалью в голосе произнесла она.

– Ты о гонораре? Я же не получил ещё.

– Я не о гонораре, я о твоём маленьком бизнесе. Ты, конечно, нашёл денежкам применение, и мне очень жаль.

– Ты о чём? – стараясь оставаться спокойным, спросил Виктор.

Кабина лифта, дёрнувшись, остановилась, створки двери разъехались, Ирина жестом предложила Виктору выйти.

– Закон современного бизнеса: украл – поделись с другим, – с улыбкой изрекла Ирина.

– Ирэн, родная, что ты имеешь в виду?

– Витюша, мы знаем друг друга достаточно долго. Уж не думаешь ли ты, что я блефую? Присядем?

И Ирина указала на стоящий слева диванчик.

– Да, конечно, – согласился Виктор, который в данную минуту отнюдь не прочь был на что-нибудь усесться поосновательней. Усаживаясь, он осторожно заметил: – Ты изъясняешься загадками.

– Вовсе не загадками. Просто мне прекрасно известно, чем ты занимался в последнее время. После того, как вернулся в Москву. Какого, кстати, числа ты приехал?

Виктор пожал плечами.

– У меня плохая память на даты.

– И уже менее чем через неделю ты знал, где находятся деньги. Вспомни, Ярославский вокзал…

– Что ты хочешь? – помрачнел Виктор.

– Половину, – ответила Ирина.

– Половину чего?

– Половину твоей доли, – спокойно пояснила Ирина. – Это в совокупности где-то тысяч этак… Назвать цифру? Я имею в виду твой доход. Так вот, мне – половину от этой суммы. Я, как и ты, предпочитаю пополам делить все доходы с партнёрами.

– Откуда информация?

– Секрет.

– А если я… – начал Виктор.

Ирина не дала ему договорить.

– Мелочная привязанность к деньгам не красит мужчину. К тому же, мой благоверный потребует вернуть всю сумму. И не только твой кусочек, но и – твоих партнёров. И партнёрш, – добавила с усмешкой.

– Ты не учла мои расходы.

– Я согласна решить этот вопрос.

Виктор окончательно убедился, что он проиграл и что изменить ситуацию можно лишь в худшую сторону. Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.

Виктор улыбнулся.

– Ирэн, ты очаровательна.

– Я знала, что ты поймёшь меня, – облегчённо выдохнула Ирина. – Деньги всегда так необходимы. Без них… Ну, ты понимаешь. И мне было так неловко.

– А как ты узнала всё-таки?

– Да знаешь, случайно. Более чем случайно. Позвонила какая-то твоя тамошняя пассия… Кстати, что за пассия? Она ведь даже не представилась.

– Ну-ну, продолжай, – нахмурился Виктор.

– А продолжать и нечего. Из разговора я поняла, что ты отбыл в Москву. Проходит день, два, проходит, наконец, три дня, а от тебя ни звуку. Я забеспокоилась. Посидела денёк у твоего дома, проводила тебя кое-куда… – Ирина смущённо улыбнулась. – Потом за тобой понаблюдали кое-кто. Что ещё? Да, потом с тобой и твоими подружками познакомилась моя сестрёнка двоюродная.

– Что она хотела? Та, что звонила.

– Телефончик твой.

– А ты?

– Обижаешь. Я же говорю: она даже не представилась. – Ирина поднялась. – Когда встретимся?

– Завтра.

– Прекрасно, созвонимся. Ты поезжай, а я пройдусь. Пока. – Лицо Ирины светилось лаской и дружелюбием.

– Пока. До завтра.

Прощаясь с Ириной, Виктор улыбался, однако, оставшись один совсем скис. Надо же было так лопухнуться! А всё язык. Который без костей. И вот результат. Отдай половину своих кровных, можно сказать, трудовых этой гадюке сияющей.

 

38

На крыльце Виктор остановился, жмурясь от свежевыпавшего снежка. Воздух показался ему морозным и свежим. Виктор нагнулся и зачерпнул рукою горсть снега. И стал разглядывать его, теперь уж не жмурясь, а хмурясь. Снег быстро таял в руке.

– Скопление тысяч кристалликов льда, мельчайших и искристых. Словно мерцающие огоньки надежд. Я тоже люблю смотреть на снег.

Голос показался знакомым. Виктор обернулся. Да, и в самом деле. Впрочем, этого следовало ожидать.

– А ты не рад мне, – с грустью сказала женщина. Кроме грусти, в голосе её звучало удивление.

Виктор молча смотрел на неё и постепенно наполнялся негодованием. Дожить чуть ли не до сорока лет и быть такой наивной! Ох, бабы, бабы! Чем дольше живут, тем реже глядятся в зеркало. А если и глянет такая в зеркало, то, вероятно, увидит не себя, а семнадцатилетнюю девочку. И он, по её мнению, видимо, должен был мечтать об этой встрече!

– Здравствуй, любимый! – Сделав над собою усилие, женщина радостно улыбнулась.

– Привет, – отозвался Виктор.

– Ты и действительно не рад мне, – совсем расстроилась женщина. – А я столько дней жила ожиданием этой минуты! Сначала, конечно, я окончательно пала было духом, я не видела возможности переломить критическую ситуацию. Тоска! Это когда все жизненные силы угасают, и ничего не хочется. Я плакала. Много. А когда долго плачешь, то потом хочется окунуться в грёзы, помечтать о несбыточном. Я стала мечтать, а потом думать и размышлять. И вспомнила название фирмы, которое ты упоминал. Для примера. Я подумала: а вдруг! Порылась в справочниках и нашла телефон. И вот я здесь. Я нашла тебя. А ты вовсе не рад, милый.

Виктор тоскливо огляделся по сторонам. Сесть в машину и уехать? Но тогда он засветит личное транспортное средство, свой любимый «мерс». Лучшим выходом было бы провалиться сквозь землю. Можно, конечно, припустить по улице – ей не угнаться. Такси! Это то, что требуется. Виктор взмахом руки остановил проезжавшие мимо «Жигули» и стремительно прыгнул на переднее сиденье.

– Трогай!

Но автомобиль стоял на месте.

– В чём дело?! Давай! – Виктор обернул к водителю гневное лицо. – Я же сказал: трогай!

– Да жена же не успела, – виновато и удивлённо пробормотал водитель.

– Какая ещё жена?! – возмутился Виктор. – Если я не женат!

– Ну не жена, ну, как там… – проговорил водитель и растерянно оглянулся на усаживающуюся на заднее сиденье женщину.

– Ладно, приехали. – Виктор открыл дверцу и выбрался наружу. Дождавшись, пока Люба сделает то же самое, обернулся, спросил: – Разве ты не едешь на этом «жигуле»?

Люба смутилась.

– Ты вылез – и я…

– Что ты хочешь? – не без неприязни спросил Виктор, потрясая кистью руки.

– Хотела повидать тебя. Я соскучилась, – пролепетала Люба. – Я очень соскучилась, милый!

– Эта твоя прихоть обойдётся мне в десятки тысяч долларов, дорогая моя!

– Какие доллары? – поразилась Люба. – Мне не надо от тебя никаких долларов!

Вскоре они уже сидели в кафе и ожидали, когда им принесут по бифштексу. Виктор мрачно молчал. Люба, всё ещё обескураженная холодной встречей (она подобного отнюдь не ожидала), робко поглядывала на возлюбленного.

До такой степени мерзко Виктору давно уже не было. Да и как, собственно, должно чувствовать себя живое существо, включённое в жёстко заданные ему обстоятельства, когда нащупать какую-то иную мелодию событий просто не реально.

– Ты выпить ничего не заказал, – не без обиды произнесла Люба.

– Что? – отвлёкся от мрачных мыслей Виктор.

– Мы даже не выпьем за встречу? – переспросила Люба.

– Я же заказал кофе.

– Кофе! Хм! – Люба надула губки.

– Ты права. Водка сегодня очень кстати, – усмехнулся Виктор. – Граммов по сто закажем.

Когда заказ уже был на столе, Люба, теребя салфетку, проговорила:

– Тебе не кажется, что тонко чувствующий человек способен увидеть в этом скрытый укор.

– Какой укор? В чём?

– Ты заказал водку, а не шампанское.

Виктор только взглянул на Любу, и ничего не сказал. Не водку, а шампанское, видите ли… Обывательщина. Типичнейшая. Наверное, и цветов следовало накупить. Кондовая обывательщина! И неожиданно мелькнула интересная мысль, заставившая его оценивающе посмотреть на Любу. Хорошая, однако, идея. Обыватель не любит, обыватель боится сумасшедших.

И на стадии размеренного попивания кофе Виктор вдруг принялся корчить гримасы. Люба, поражённая, насторожилась.

– Что случилось? Витенька, что такое? – спросила она.

Виктор потряс головой и огляделся. Взгляд его приобрёл осмысленное выражение.

– Всё. Я выпадаю. Господи, неужто на неделю? Хоть бы не на месяц. Ох, не те, не те же… Если бы не эти синенькие таблеточки…

– Витенька, что с тобой? – всполошилась Люба.

Однако Виктор, с округлившимися вдруг глазами, как бы и не видел уже её. Взгляд его, безумный, блуждал, руки крупно вздрагивали и не могли отыскать на столе нечто невидимое.

– Витюшенька, что случилось?

– Я упал под Большой Медведицей. Бежал и упал. Открыл глаза, а она надо мной.

– И что?

– Сначала ДОН, потом ДОР.

– Что такое ДОР?

– Дело оперативной разработки.

– Разработки чего? – не поняла Люба.

– И никакого выбора. Или в тюрьму, или в действующий резерв КГБ.

– И что ты выбрал? – полюбопытствовала Люба.

– Груз двести. Я сказал, что перетаскаю на собственном хребте и сам захороню.

– Кого захоронишь? – удивилась Люба.

– Всех, кто в прайс-листе указан. И рядовых, и генералов. Никакой дискриминации.

– Ты бредишь, ты заболел! – всплеснула руками Люба.

– Да, если я скажу лишнее, мне не жить. Мне не простят расшифровки мероприятия. – И Виктор сделал трагическое лицо.

– Кто не простит?

– Яномами из верховьев Ориноко, – нагнувшись к столу и не разжимая зубов, сообщил Виктор.

– А КГБ при чём?

– Тсс! – Виктор испуганно округлил глаза, затем огляделся. – Теперь мы оба под колпаком. Тут всё нашпиговано электроникой. И периметральная сигнализация, и объёмная.

– Витенька, я помогу тебе! Я тебя вылечу! – поглаживая руку Виктора, стала приговаривать Люба. – Я ведь кое-что могу. Я тебя не обманываю, ты в этом убедишься. Ты выздоровеешь, Витенька, всё пройдёт. Ты совсем ещё молодой, у тебя крепкий организм. Ты даже меня моложе.

– А они сказали, что это послеродовый психоз и он не излечивается.

– Но ты же не женщина! Витюшенька, милый, тебя обманули, у тебя не может быть послеродового психоза! Поэтому ты скоро будешь абсолютно здоров.

– А близкие по Конституции женщины? – горестно усмехнулся Виктор. – Ты это не учла.

– Ты – мужчина, у тебя совсем другая конституция.

– Ты ошибаешься! – возразил Виктор. – На мужчин и на женщин одна Конституция – последняя. Подали заявление в ЗАГС, скажем, – что это? А если зарегистрировали брак? Это значит – близкие по Конституции. Вот так!

– Боже! – прошептала Люба.

Пока она морщила лоб, собираясь с мыслями, Виктор надумал подпустить ужаса в их отношения и холодно сообщил:

– Я должен буду всех их убить. Чтобы излечить психоз.

– Кого убить? – никак не могла взять в толк Люба.

– Всех бывших жён. Тебе первой выпал жребий.

– Но я не твоя жена! – воскликнула Люба. – Я никогда не была твоей женой!

– Ты не волнуйся, до темноты тебе ничто не угрожает, – успокоил Виктор, но тотчас глянул на часы. – Ты думаешь, пора? Ты думаешь, уже стемнело? Тогда пошли. А здесь нельзя, тут всё нашпиговано электроникой. – Виктор вынул пистолет и поводил им над поверхностью стола. – Никакого писка. Что и требовалось доказать.

– Нет-нет, успокойся, день в самом разгаре. Сейчас во всём разберёмся. Поверь! – Люба решила взять инициативу в свои руки. – Дай твою чашку из-под кофе. Ты умеешь гадать на кофейной гуще?

– Нет.

– Сейчас разберёмся. Так, посмотрим. Что у нас? – Люба принялась вглядываться в узоры на дне чашечки из-под кофе, выпитого Виктором. – Да, у тебя есть недоброжелатели, тебе надо проверить тылы. Вот тут кривые линии… Да, действительно, тебе надо остерегаться врагов. А вот тут просматривается цифра девять. А это означает, что родился под счастливой звездой. Да, действительно. И если избегать необдуманных поступков, то всё будет хорошо. Необходимо следовать советам друга. Вот тут, посмотри, пересекающиеся линии – сердечная рана, которая уже начинает затягиваться. Ты всё понял? Теперь мы вместе, милый. И пока мы вместе, тебя будет вести твоя счастливая звезда! Тебе со мной нечего бояться, дорогой! Скоро ты будешь полностью здоров!

Виктор сделал знак официанту, а когда тот приблизился, заказал ещё двести граммов водки.

– Принимаешь таблетки и… алкоголь?! – ужаснулась Люба. – Нельзя!

Виктор ничего не ответил. Лицо его теперь имело обычное выражение, разве что более задумчивое и безрадостное.

– Витюша, а ты не алкоголик тайный? – с беспокойством спросила Люба.

– Почему – тайный?

– Ну как же! По твоему лицу ведь и не скажешь.

– Это потому что я обычно кокаин нюхаю, кушаю экстази и марочки ЛСД, – со вздохом ответил Виктор. – Но за неделю до смерти я резко почернею и исхудаю до ужаса. Просто чёрная тень – такой я стану. Из шестерых, с кем мы вместе начинали, я один остался. Зовут, кстати, уже. Давненько зовут. То один, то другой. А то, бывает, и вдвоём придут. Уговаривают, а по глазам видно, что врут.

– Во сне, что ли, приходят? – сочла необходимым уточнить Люба.

– Да, как бы во сне. Приходят и зовут. Про райские кущи рассказывают.

– Что значит – «как бы»? – не поняла Люба.

– Очень просто. И разве с тобой такого не случалось? Утром кажется, что сон видел, а окурков, тем не менее, в два или три раза больше, чем ты способен за целые сутки выкурить. А ты, заметь, и вообще не помнишь, что ночью вставал. Вот такие дела, подружка.

Люба задумалась. Виктор взял принесённый официантом графинчик с водкой и наполнил рюмки. Затем он поставил графинчик на стол и потянулся за рюмкой.

– Подожди, – остановила его руку Люба, – ты мне меньше налил. – Она подхватила графинчик и наполнила свою рюмку до краёв. И выпила.

Виктор прикрыл глаза и с деланным наслаждением опрокинул рюмку в рот. Открыв глаза, он увидел, что Люба вновь наполняет собственную рюмку. Остатки, несколько капель, она плеснула Виктору.

«Прекрасно, – подумал Виктор, – напейся, как свинья, и я тебя лично сдам в вытрезвитель».

А вслух сказал:

– Может быть, ещё водочки?

– Не надо, – мотнула головой Люба. – А то начнёшь меня тысячами долларов снова попрекать.

– Я не о тысячах, а десятках тысяч говорил, – поправил Виктор.

В кафе вошли Ирина и незнакомая Виктору женщина средних лет в бордовом трикотажном платье, тщательно обрисовывающим все жировые складки её перезревшего тела. Проходя мимо, Ирина окинула взглядом Любу и мило улыбнулась Виктору. Люба допила водку и мотнула головой в сторону Ирины.

– А чего это она так на меня смотрела?

– Как? – решил уточнить Виктор.

– Странно, – пояснила Люба. – Очень даже странно смотрела. У тебя какие, если не секрет, отношения с ней?

– Исключительно деловые, если тебя это интересует. А если уж быть совершенно точным, то именно ей я завтра понесу те доллары, о которых мы с тобой только что говорили.

– А за что?

– Обыкновенный шантаж, – с улыбкой сказал Виктор. – Ей удалось узнать кое-что про меня.

– Из области того, что ты хотел бы скрыть?

– Да.

– И всё – благодаря мне? – уточнила Люба.

– Да, так получилось. Если бы не твой звонок… Впрочем, это длинная история. Да и сам я виноват, придурок говорливый.

Виктор внезапно замолчал. Его поразила неожиданная мысль. Он отдаст Ирине половину своих доходов, а сколько отдадут остальные? Татьяны, Светланы и прочие Пашки? У них Ирина, без сомнения, отнимет все деньги. И на трамвай не оставит.

– Да, – озвучил свою мысль Виктор, – у твоей племянницы она выгребет все денежки, до последней сотни.

– У какой племянницы? – не поняла Люба.

– У Татьяны, – пояснил Виктор.

– Тоже шантаж? – поразилась Люба.

– Да нет, не думаю. Имеются способы и попроще.

Виктор поднялся.

– Ты куда?

– Наверх. Там связь понадёжней. Позвоню им, пожалуй, хотя они и мерзавцы. Может, ещё и не поздно. Может, им ещё и удастся ноги унести.

Виктор вынул из кармана мобильный телефон.

– А мерзавцы, как ты выразился, это кто? – спросила Люба, и Виктор отметил её нетрезво танцующий взгляд.

– Да племянница твоя и её дружбаны.

– Значит, Таня всё ещё в Москве? И эти дружки её, которые квартиру моей подруги залили, тут же? А где ты их встретил? И откуда ты их знаешь? Разве ты знаком с Таней? – посыпались на Виктора вопросы подрастерявшейся женщины.

– Я пойду позвоню, здесь связь неустойчивая, – повторил Виктор и ушёл.

Трубку снял Бабухин, судя по голосу, не очень пьяный.

– Слушаю. И весь – внимание.

– Это Виктор. Михаил вернулся?

– Да, тут он. А что?

– Татьяна и Светлана не у вас?

– А что? – ушёл от ответа Бабухин.

– Меня не особенно интересует, где они, – стараясь говорить с максимальной внятностью, начал Виктор, – но советую вам всем срочно куда-нибудь убраться. Как можно быстрее. Есть основания полагать, что не сегодня-завтра – а может, уже через минуту – вас ограбят.

– Как это? – недоверчиво усмехнулся Бабухин.

– Я думаю, что проникнут в квартиру, приставят пушку к черепам вашим хрупким да и выпотрошат. Думаю также, что, пожалуй, вас уже пасут. Поэтому, когда будете сматываться, смотрите, чтобы хвоста не было.

– Это ты нас грабануть решил? – задал нелепый вопрос Бабухин. – Точнее, меня. А Мишку ты уже ограбил.

– Я взял свои. А он пусть получит со своих подельниц.

– Они же оставили тебе деньги, козёл! – проорал Бабухин.

– В самом деле? – искренне удивился Виктор. – И куда они их положили?

– На твой стол, бандюга! И ты обязан отдать Мишке деньги!

– Но столе денег не было, – спокойно возразил Виктор, а про себя решил, что потребует от Ирины соответствующего уменьшения завтрашней выплаты, ибо Анастасия доводится ей сестрою и действовали они совместно.

– Верни деньги, бандюга! – потребовал Бабухин.

– Спасайте оставшееся, – посоветовал Виктор. – Как можно быстрее. К вам придут и отнимут всё до копейки. Сведения исключительно точные. Я уже в числе пострадавших.

– И ты заложил нас? – зловеще вопросил Бабухин.

– Нет, но о вас знают. Анастасия – их человек. У меня всё. Сматывайтесь.

Виктор положил трубку. Ещё секунд, наверное, десять тому назад его слуха достиг первый тревожный звук. Теперь же он отчётливо слышал вопли и визг на фоне спокойного музыкального пейзажа дневного кафе.

Виктор быстро спустился в зал кафе и опешил. По застеленному крупноворсным паласом полу кафе, очень уютного и небольшого, с гирляндами искусственных цветов на стенах и зеркальным потолком, как раз под шикарной люстрой, катались два женских тела. Они визжали и верещали самым жутким образом. Виктор мгновенно окинул взглядом тридцатиметровый или чуть больше зальчик кафе и всё понял. Та, что в зелёном платье, Ирина, а в чёрном, конечно же, Люба.

После ухода Виктора Люба поднялась и направилась к Ирине.

– Послушай, фифа, – произнесла она более чем вызывающе, – не пора ли тебе обратить внимание на своё драгоценное здоровье?

– Что это такое вы себе позволяете?! – возмутилась поражённая Ирина.

– Молчи, когда со мной разговариваешь! – кричащим шёпотом приказала Люба и ударила кулаком по столу. Бокал, наполненный соком, упал, плеснув жидкостью на платья Ирины и её спутницы.

– Вы ответите! Предупреждаю! – взвизгнула Ирина.

– Хамка! – выкрикнула дама в бордовом трикотажном платье и выскочила из-за стола.

– Оставь в покое Витюшу и Танюшу, мразь, а иначе… – Люба, пристально глядя в глаза Ирине, помотала головой. – Запомни: ты ничего не получишь.

– Советую вам пойти прочь и занять место в своём стойле! – потрясая пальчиком, заявила Ирина и, схватив со стола салфетку, принялась чистить забрызганное соком платье.

Этого уже Люба стерпеть не могла. Она, естественно, предпочла бы убойную меткость слова, а радикальные средства… Впрочем, Люба предприняла ещё одну попытку избежать кровопролития.

Обойдя стол, она вплотную приблизилась к Ирине и сообщила, понизив, насколько смогла, голос:

– Или я слышу мгновенное «да»… – Люба сделала паузу, в течение которой Ирина успела задиристо вскинуть голову и вставить своё «или» с вопросительным знаком после второго «и». – Или я тебе сейчас сделаю любую из причёсок типа «Привет», «Отлёт» или «Отбой». Вот этими голыми руками. И ты забудешь все падежи, кроме рыдательного, стерва!

– Пошла вон, скотина! – бросила Ирина презрительно и повернулась, чтобы гордо удалиться.

Однако она и шагу ступить не успела, как была схвачена Любой за волосы и брошена лицом в тарелку с недоеденным морковным салатом, по-восточному острым. Описать всё последующее и междометий не хватит. Можно лишь констатировать, что особенно тяжело пришлось именно Ирине. Когда она, чудом вырвавшись из когтей (ногтей) Любы, бросилась по лестнице вверх, то была поймана за ногу и возвращена обратно. Ирина пыталась укрыться под столом, однако и оттуда была извлечена с той же бесцеремонностью.

И ей ничего не оставалось, как самой пустить в ход руки с ногтями и ноги с каблуками. Хотя, конечно, по единодушному мнению наблюдателей, перехватить у Любы инициативу ей так и не удалось. В результате, и получила она чего-то (синяков, шишек, царапин, например) и потеряла (волос, например) больше, чем агрессор Люба.

Явившийся в зал Виктор (ковровое побоище было в самом разгаре) отпихнул пребывающих в состоянии некоего ступора официанта и женщину в бордовом и бросился растаскивать дерущихся женщин. И это ему удалось.

Спустя три минуты бой уже был прекращён, и лишь редкие удары разгорячённых бойцов, периодически делавших попытки продолжить разборки (Виктору и присоединившимся к нему официанту, даме в бордовом и двум мужчинам с улицы не просто было удержать двух относительно молодых и сильных женщин), достигали цели.

 

39

Пока стрелка настенных часов не коснулась определённого мгновения утекающей жизни, Литиков лежал на диване и грустил. Он ни о чём конкретном не думал, упирался в голубой циферблат замыленным утомлением взором и потихоньку замерзал от одиночества.

Но неожиданно и для себя самого вскочил на ноги и бросился к окну. Рама с двойными стёклами. Стеклопакеты так называемые. А за окном солнышко светит, искрится снежок и дремлют тополя. В возбуждении Литиков ухватился за рукоятки рамы, повернул их кверху и распахнул окно. Свежий воздух ворвался в комнату. Вперёд! Надо ставить высокие цели, а затем добиваться их. Упорно, целеустремлённо, самоотверженно, не взирая…

Пришедший спустя пять минут Бабухин застал Литикова сидящим с ногами на диване и дрожащим от холода.

– Ты чего окно расхлебенил? Не май месяц. – Бабухин прошёл к окну и закрыл его.

– Проветривал, – ответил Литиков и вздохнул. С облегчением, как будто.

Хватит страстей. Уют ему нужен. Что-нибудь мягкое, тёплое и заботливое. Накануне и в преддверии грядущей старости. Жизнь – копейка. Жизнь – дар Божий. Выбор достаточно прост. Надо только осознать, что ты выбрал. Вроде как второе. А фактически?

Напротив Литикова остановился Бабухин. Покачивается с пяток на носки.

– Это, между прочим, очень кстати.

– Что? – поднял голову Литиков и потёр покрасневший нос.

– Что проветриться тебе захотелось.

– А в чём дело? – насторожился Литиков.

– Сходи, Мишка, погуляй с часик-два, – попросил Бабухин. – У меня рандеву.

– Щас! Все дела бросил, встал с дивана и пошёл! – возмутился Литиков. – Я уже проветрился, кстати говоря.

– В кино сходи.

– В кино! – вскричал Литиков и скривился. Потом спросил: – Кто? Татьяна?

– Да.

Литиков нехотя переместил ноги на пол, сказал со вздохом:

– Что ж, уйду.

– Вот и ладушки.

Литиков стал собираться, а Бабухин ушёл на кухню. Уже одетый, Литиков вспомнил о пакете в руках Бабухина и спросил, выкрикивая слова в сторону кухни:

– Ты там купил чего-то?

– Да. Соку, – ответил Бабухин.

– Соку?

– Да, сок купил и мартини.

– И не предлагаешь?

– Нет. Ты извини.

– Понятно. А чего я ждал? – Литиков, помрачнев, опустил голову. Надо идти. Осталось надеть ботинки и захлопнуть за собою дверь. – Ну что ж, не откажи, как говорится, засвидетельствовать моё почтение.

– Чего? – переспросил Бабухин.

– Моё почтение! Татьяне! – крикнул Литиков. – Засвидетельствуй!

Спустя совсем малое время Литиков очутился уже… под кроватью. Как это получилось, он и сам толком не уразумел. Следовало бы вылезти да смотаться из квартиры, но что-то удерживало его. Не только то, что представлялось неудобным оказаться застигнутым в момент, когда он будет выбираться из-под кровати (он ведь уже крикнул «пока!» и захлопнул дверь, за собой якобы). Было что-то ещё. А к этому «ещё», возможно, и другое какое-нибудь «ещё».

Литиков остался.

Пришла Татьяна, и вскоре Литиков увидел четыре ноги, сначала в штанах и колготках, а чуть позднее – без штанов и колготок. Все четыре ноги постепенно переместились к дивану, а затем исчезли из поля зрения.

Литиков лежал и слушал. Бабухин басил нечленораздельно, Татьяна говорила негромко, однако старый и многоопытный диван воспроизводил звуки ровно и музыкально, каждая нотка выходила с кристальной чистотой, и скоро зрительная достоверность высокотемпературных ассоциаций утащила Литикова на такую глубину эмоционального состояния, что он заплакал. Боясь себя обнаружить, плакал Литиков негромко, слёзы вытирал бесшумно, сопли глотал беззвучно.

Потом Литиков слушал разговор своего друга и женщины, которую он любил.

– Светку проводила? – спросил Бабухин.

– Да. До метро, – ответила Татьяна. – А мы когда поедем?

– Для Мишки Светка денег не выделила? – спросил Бабухин.

– Нет. Говорит, нет у неё лишних.

– А ты?

– И у меня нет. А ты собираешься делиться с ним?

– Да я не обязан. Он ерундой занимается, а я расплачивайся? Пусть радуется, что жив остался.

– Он просил у тебя?

– Нет.

– А попросит если?

Бабухин молчал долго, едва ли не минуту.

– Хороший ты, Мишка, человек, скажу, да вот дать тебе нечего. А уехать мы всегда успеем. Тут надо осмотреться.

Скоро Бабухин и Татьяна ушли на кухню и пили там мартини с соком, разговаривали громко и громко смеялись, а Литиков лежал в пыли под кроватью и страдал.

Потом раздался звонок в дверь. И ворвались какие-то люди, требуя деньги и драгоценности. Они били Бабухина и Татьяну, затем связали их и бросили на пол. Ворвавшиеся учинили обыск и нашли деньги. Нашли они и Литикова. Деньги забрали, а Литикова избили и бросили у кровати. После ухода грабителей развязанный Литиковым Бабухин бегал с ножом на улицу, но вернулся ни с чем.

Попытки Литикова успокоить его лишь подлили масла в огонь.

– Что?! – заорал Бабухин и замахнулся ножом. – Ты хотел обокрасть меня?! Сказал – в кино, а сам под кровать!

– Я твой друг! – попытался напомнить растерянный обвиняемый.

– Они метелили меня, крошили мои зубы, а ты в норе сидел, как гнида! – буйствовал Бабухин, которому трагическое время прибавило ожесточения и бескомпромиссности.

– Я был растерян, я не ориентировался! – лепетал Литиков. – И что я мог? Да я бы ничего…

– Так ты обокрасть меня хотел?! – Бабухин ухватил Литикова за ворот куртки. – Признавайся!

– Ребята, прекратите! Ребята, не надо! – кричала Татьяна.

– Но это сделали другие. А я… – пробовал высвободиться из лап Бабухина Литиков.

– Ты их навёл на нас!!! – отметая вопросительный знак, проорал Бабухин и ударил Литикова ножом.

Литиков вскрикнул, завизжала Татьяна. Бабухин отскочил и глянул на нож, с которого одна за другой упали несколько капель крови. А Литиков, обхватив себя обеими руками, осел на пол. Глазами, полными боли и удивления, он смотрел на Бабухина, желая что-то сказать. Хотел, но не мог – Бабухин и Татьяна услышали лишь хрипы.

Бабухин метался по квартире, потом, сообразив, выкрикнул:

– Самоубийство! Мишка покончил самоубийством! – И, оглядев свою одежду, добавил: – А на мне и крови-то нет!

– На тебе крови нет? – криво усмехнувшись, спросила Татьяна. Она прислонилась к косяку двери, повернувшись так, чтобы ей не виден был Литиков, у которого началась агония.

Бабухин, стараясь не испачкаться, стал ловить правую руку умирающего, чтобы вложить в неё нож.

– Он покончил самоубийством, а нас не было! Ты мой свидетель, а я твой! Он пил, пил, скажем им, а потом и поднял руку… Звони в милицию!

Татьяна не шелохнулась, однако в эту секунду телефон неожиданно затрещал, и она сняла трубку.

– Да, это я, – сообщила она кому-то в трубку. – Откуда ты звонишь?

– Кто там? С кем ты разговариваешь? – спрашивал Бабухин.

Татьяна молча слушала, что ей говорит невидимый собеседник.

Спустя минуту она бросила через плечо:

– Зря ты нервничал так. Светку тоже ограбили. Затащили в машину и отобрали все деньги. Раздели догола, перерыли сумку, а потом выбросили. Сумку, одежду и её саму.