В войнах последних двух столетий для компенсации своего материального ущерба противоборствующие стороны широко применяли различные формы материальной ответственности, налагавшиеся на побежденного. Древнейшим и на протяжении многих веков наиболее распространенным среди них был захват военных трофеев, то есть изъятие у противника брошенного им на поле боя или сданного при капитуляции его военного имущества. Это означало, что изъятие у побежденного государства или его населения любого другого имущества после прекращения боевых действий не может квалифицироваться как взятие трофеев. Такие действия противоречат букве и духу международного права, и для их обозначения существуют иные понятия, такие, например, как грабеж или мародерство.

Принципиально иной характер носила такая форма материальной ответственности государства-агрессора как репарации. В современном международном праве и, в частности, в такой ее отрасли, как право в период военного конфликта, репарации представляют собой форму справедливого материального возмещения ущерба, нанесенного стране-жертве, со стороны побежденного государства-агрессора.

В связи с огромными масштабами грабежа материальных и культурных ценностей, совершавшегося в оккупированных странах нацистской Германией и ее союзниками во второй мировой войне, широкое применение получила и такая форма справедливой ответственности со стороны агрессора как реституция. Она выражалась в виде возвращения (или возмещения) имущества, неправомерно изъятого государством-агрессором на территории другого государства, или переданного им третьей стороне. Все эти формы сделки при мирном урегулировании с Германией и ее союзниками объявлялись недействительными. Нарушение такого закона войны, как ограбление общественного или частного имущества в современном международном праве относится к категории военных преступлений.

Поскольку политическая и правовая оценка реституции ценностей, захваченных немецко-фашистскими оккупантами, будет рассматриваться особо в главе о политике в области культуры, в данной главе предпринимается попытка проанализировать формы и методы деятельности СВАГ и других специальных органов Советского Союза по изъятию из побежденной Германии лишь трофеев и репараций.

Трофейная служба в Красной Армии была создана, когда в ходе Великой Отечественной войны возникли для этого соответствующие условия, то есть когда немецкие войска отступали, оставляя после себя военные материалы и вооружение, а советские войска вели наступательные действия. Такие условия появились в ходе и после Московской битвы. В марте 1942 года при ГКО были созданы две правительственные комиссии: по сбору трофейного имущества и вооружения во главе с маршалом С.М. Буденным и по сбору черных и цветных металлов под руководством Н.М. Шверника. Тогда же в составе штаба Тыла Красной Армии было создано Управление по сбору и использованию трофейного имущества, вооружения и металлолома во главе с генералом Ф. Вахитовым. Через год на место упраздненных комиссий был создан Трофейный комитет при ГКО под руководством маршала К.Е. Ворошилова. С апреля 1943 года были сформированы самостоятельные трофейные войска, которые насчитывали тогда 34 тысячи человек. В ходе войны результаты их работы были внушительными. На полях былых сражений они собрали 24.615 танков и САУ, 68 тысяч орудий, 30 тысяч минометов, 3 млн. винтовок, около 2 млрд патронов и 50 тысяч автомашин.

В феврале 1945 года произошла очередная реорганизация трофейной службы Красной Армии. Вместо упраздненного Трофейного комитета при военных советах фронтов появились постоянные трофейные комиссии, которыми по оперативным вопросам руководило Главное трофейное управление наркомата обороны.

Находившиеся на территории бывших вражеских стран советские трофейные войска уже не занимались сбором военных трофеев, поскольку война кончилась, а выполняли задачу собирать все, что плохо лежит, или считается бесхозным имуществом.

Лишь из одной Германии трофейные войска, по данным генерала Вахитова, отправили на родину следующее имущество: 21.834 вагона вещевого и обозно-хозяйственного имущества, 73.493 вагона стройматериалов и «квартирного имущества», в том числе 60.149 роялей, пианино, дизгармоний, 458.612 радиоприемников, 188.071 ковер, 941.605 предметов мебели, 264.441 настенных и настольных часов, 6.370 вагонов бумаги, 588 вагонов посуды, преимущественно фарфоровой. Было также отправлено 3.338.348 пар гражданской обуви, 1.203.169 пальто, 2.546.919 платьев, 4.618.631 штуку белья, 1.052.503 головных уборов, 154 вагона мехов, тканей и шерсти, а также 24 вагона музыкальных инструментов. В СССР было отправлено свыше 2 млн. голов рогатого скота и 206.025 лошадей. Почти половина трофейного продовольствия, захваченного в Германии, шла в оккупационные войска.

Что же касается такой формы материальной ответственности, налагавшейся на побежденного, как контрибуция, то до Версальского мирного договора 1919 года она считалась «нормальным правом победителя» вне зависимости от виновности или невиновности побежденного. Однако, по существу, это был замаскированный грабеж оккупированной страны, дань победителю независимо от понесенного им ущерба в войне. После второй мировой войны в ходе мирного урегулирования контрибуция как институт международного права союзниками по антигитлеровской коалиции не применялся.

В годы второй мировой войны Германия и ее союзники по фашистскому блоку на захваченных территориях СССР установили жесткий режим военной оккупации и экономического грабежа. Им удалось оккупировать советскую территорию, составлявшую около 1.800 тыс. кв. км., на которой накануне войны проживало более 80 млн. человек, то есть 45 процентов всего населения страны, производилось 33 процента валовой продукции промышленности, находилось 47 процентов посевных площадей, 45 процентов скота и 55 процентов железнодорожных путей страны. В зоне военных действий и под оккупацией оказалось 98 тыс. колхозов и 1.876 совхозов, 2.890 МТС.

Советское верховное командование нередко само проявляло инициативу уничтожать все на путях отхода наших войск, чтобы оно не досталось врагу. Так, в приказе Ставки Верховного Главнокомандования № 0428 от 17 ноября 1941 года говорилось о необходимости «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог». На эту операцию бросалась авиация, мощная артиллерия, огнеметы, диверсионные группы Красной Армии и войск НКВД. На оккупированной территории немцы не разрушали церковные здания и имущество церкви, тогда как советская власть еще до войны уничтожила около 50 тысяч храмов, часовен и колоколен, изъяла сотни тысяч пудов церковной утвари, около 250 тысяч колоколов.

Обеспечение эффективного использования экономических ресурсов захваченных районов СССР, как и других оккупированных стран, было одной из основных функций всей системы оккупационных органов Германии.

Чрезвычайная государственная комиссия СССР по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников рассмотрела около четырех млн. актов об ущербе, причиненном советскому народу за время оккупации. Было установлено, что только прямой ущерб (потеря от прямого уничтожения имущества) составляет 679 млрд. рублей (в ценах 1941 г.). А весь материальный ущерб, нанесенный Советскому Союзу в годы войны, составил 2.569 млрд. руб. Это означает, что страна потеряла треть своего национального богатства, а Белоруссия — свыше половины.

Исходя из этих данных, советское правительство в переговорах с другими союзниками настойчиво предлагало установить справедливое возмещение со стороны Германии того ущерба, который она нанесла оккупированным странам и особенно Советскому Союзу.

Репарации с Германии, по крайней мере для Советского Союза и большинства других стран, претендовавших на их получение, должны были служить достижению целей уничтожения военно-промышленного потенциала Германии и тем самым недопущения ошибки Версальского мирного договора, а также частичного возмещения материального ущерба, причиненного Германией странам антигитлеровской коалиции.

Эта двуединая задача была весьма сложной и по своей сути противоречивой. Поскольку военная промышленность составляла важную структурную часть германской экономики в целом, то ее разрушение не могло не повлиять на весь экономический потенциал страны. По этому поводу английская газета «Манчестер гардиан» в статье от 30 августа 1947 г. справедливо утверждала, что «разрушенная Германия является экономическим бедствием, сильная… — мировой угрозой».

Советские представители в ходе войны принимали активное участие в выработке союзнической репарационной политики. В Москве была учреждена Межсоюзническая комиссия по репарациям в составе представителей СССР, США и Великобритании. Английское правительство отказалось поддержать общую сумму репарации, определенную Советским Союзом, а США предложили вернуться к этому вопросу в процессе работы репарационной комиссии. В дальнейшем и США также не поддержали согласованной ранее справедливой суммы репарации для Советского Союза.

Тем не менее совместными усилиями союзников по антигитлеровской коалиции, несмотря на разную степень их заинтересованности в получении репараций, удалось выработать демократические принципы возмещения материального ущерба. Так, наиболее важными из этих принципов были три: во-первых, возмещение должно осуществляться не в полном объеме, а лишь частично; во-вторых, репарации будут изыматься не в денежной, а в натуральной форме. Этот принцип для Советского Союза имел особое значение, ибо он предполагал единовременное изъятие из национального богатства Германии в форме демонтажа предприятий, особенно в военной промышленности, заграничных активов и, что для СССР было крайне важным и срочным, уплату репараций из текущей продукции, а также использование германского труда; в-третьих, — репарации должны быть посильными для Германии, чтобы от них не слишком страдали трудящиеся и не вызывали новых политических и экономических потрясений.

Поскольку нанесенный в годы войны прямой ущерб Советскому Союзу составил 128 млрд. долларов, что соответствовало 679 млрд рублей, нереалистично было бы рассчитывать на его полное возмещение. Поэтому на конференции в Ялте было решено получить от Германии репарации в пользу жертв агрессии на сумму 20 млрд. долларов. Половина из них, то есть 10 млрд долларов, предназначалась Советскому Союзу и Польше.

В Потсдаме принципы репарационной политики были вновь подтверждены и конкретизированы. Руководители трех держав решили в дополнение к репарациям из советской зоны оккупации передать Советскому Союзу дополнительно из западных зон 15 процентов пригодного к использованию и комплектного капитального оборудования в обмен на эквивалентную стоимость поставок из советской зоны в западные продовольствия, угля, цинка, поташа, древесины и нефтепродуктов. Далее в счет репарации без оплаты или возмещения СССР должен был получить десять процентов капитального оборудования, не являющегося необходимым для германской мирной промышленности. Репарационные поставки из западных зон должны были быть завершены в течение двух лет. При этом советское правительство отказалось от претензий на акции германских предприятий в западных зонах и на заграничные активы, а также на золото, захваченное союзными войсками в Германии. Что же касается относительно скромной суммы репарационных платежей в пользу СССР и Польши в десять млрд. долларов, то наши историки и экономисты до сих пор не могут выяснить, из какого же расчета исходил председатель Репарационной комиссии посол И.М. Майский, рекомендовавший Сталину эту сумму. Сталин же предложил ее на конференции в Ялте. Ведь стоимость имевшихся в Германии более тысячи военных заводов многократно превышала эту сумму. С другой же стороны, разрушенный оккупантами один лишь советский Новокраматорский завод тяжелого машиностроения стоил сотни миллионов долларов. Достаточно еще напомнить, что 10 млрд. долларов — это 10 процентов госбюджета США за 1944-45 гг., или 1 с четвертью годового бюджета США в мирное время (1936–1938 гг.). Это далее 6-месячные расходы Великобритании на войну или 2 с половиной годового бюджета страны в 1936–1938 гг..

В марте 1945 года, после Ялтинской конференции, на которой была определена общая сумма репарационных платежей Германии, в Москве был создан Особый комитет (ОК) Государственного комитета обороны СССР. Его председателем стал Г.М.Маленков. В состав Комитета входили представители Госплана, Наркомата обороны, Наркоминдел, наркоматов оборонной и тяжелой промышленности. ОК проводил свою работу через административный отдел ЦК ВКП(б), возглавлявшийся тогда генералом Н.Г.Жуковым. Это была высшая советская инстанция, которая координировала всю деятельность по демонтажу военно-промышленных предприятий в. советской зоне оккупации Германии. Постановлением ОК все наркоматы и ведомства были обязаны срочно подобрать квалифицированных специалистов по каждой отрасли для направления их в штаб Уполномоченного ОК ГКО в Германии с целью изучения и использования ее военно-промышленного потенциала в свете решений Ялтинской конференции.

В связи с выходом наших войск к весне 1945 года на территорию Нижней Силезии и на другие земли восточнее р. Одер уполномоченным Государственного Комитета Обороны на них был назначен первый заместитель председателя Госплана СССР М.З.Сабуров, а его заместителем стал К.И.Коваль. Вскоре К.И.Коваль с труппой помощников прибыл в Силезию, занятую войсками 1-го Украинского фронта и на протяжении десяти дней обследовал военные предприятия, брал их на учет и охрану и накладывал секвестр. Затем с большой группой представителей наркоматов прибыл и сам Сабуров. По согласованию с командующим фронтом маршалом И.С.Коневым начался демонтаж военных предприятий.

Во время сражения за Берлин Коваль был направлен в штаб 1-го Белорусского фронта. Его задача состояла в том, чтобы не допустить уничтожения промышленных предприятий и собрать сведения о военном производстве Германии. В первые же дни после капитуляции Германии по указанию маршала Г.К.Жукова в поселке Ноен-Хаген (восточнее Берлина) был создан мощный штаб представителя ГКО К.И.Коваля.

Проблемами экономической жизни в зоне, равно как и репарациями и реституцией, в первые месяцы оккупации занималось специальное Экономическое управление СВАГ во главе с генералом Шабалиным. Однако опыт его работы в июле-ноябре 1945 года не оправдал себя и по предложению маршала Жукова в декабре 1945 года постановлением Совнаркома Союза ССР это Управление было упразднено и учреждена должность заместителя Главноначальствующего по экономическим вопросам. Им стал К.И. Коваль.

Учитывая тот известный факт, что немцы всегда с особым почтением относились к любому человеку в униформе, в Москве решили всем «демонтажникам» присвоить временные воинские звания по следующему принципу: техники стали лейтенантами, инженеры — майорами, директора — полковниками, а высшие руководители наркоматов (министерств) — генералами.

Присвоение подобных «воинских званий» гражданским лицам, служившим в военной администрации, практиковали и союзные власти. Одним из таких «военно-гражданских офицеров» был и пресс-атташе военной миссии Норвегии при Контрольном совете в Берлине будущий канцлер ФРГ Вилли Брандт. В период войны он был эмигрантом в Норвегии и получил ее гражданство. Ему было присвоено звание «майора «и на левом рукаве его мундира было написано, что он «гражданский офицер«. Свое немецкое гражданство он восстановил лишь в июле 1948 года.

В начале мая 1945 года в Москве состоялось первое заседание Особого комитета, на котором выступил его председатель Г.М.Маленков: «Предстоит большая и сложная работа, связанная с военно-промышленным разоружением Германии как основы ее демилитаризации и репараций. Какими-либо обобщенными материалами Комитет еще не располагает. Однако из данных комиссии И.М.Майского, занимавшейся в Наркоминделе подготовкой репарационного вопроса к Крымской конференции, из других источников, в общем, известно, что в период подготовки к войне Германия создала огромный военно-промышленный потенциал, который во время тотальной мобилизации подвергся всеохватывающей ассимиляции, рассредоточению по всей Германии, в отдельных отраслях были созданы подземные заводы».

На этом же заседании члены ОК были ознакомлены с ценными сведениями, привезенными из Берлина К.И. Ковалем. 2 мая 1945 года в здании министерства вооружений был найден доклад министра А. Шпеера Гитлеру о военном производстве за период с 1940 по 1944 год. Из этого документа явствовало, что уже к 1938 году Германия стала самой мощной промышленной державой в Европе. В период войны ей удавалось обеспечить боевые действия всем необходимым вооружением, боеприпасами и боевой техникой. В докладе указывалось, что военной продукции, произведенной только в одном 1944 году, хватило бы для полного вооружения 225 пехотных и 45 танковых дивизий.

Заслуживали внимания и данные о количестве станочного парка в Германии (в 1940 г. — 1,7 млн. единиц), который являлся самым большим в мире. В ходе воины он был значительно обновлен и увеличен и в 1944 году составлял уже 2,1 млн. единиц. С 1940 по 1944 год Германия произвела: танков и бронетранспортеров — 63.743, боевых самолетов — 109.150, орудий калибра 7,5 см и более — 92.167, минометов — 72.220 и боеприпасов — 8.483 тыс. тонн.

Основным направлением в советской репарационной политике в первый период оккупации должен был стать быстрейший демонтаж военных и некоторых других промышленных предприятий. Было решено осуществить военно-промышленное разоружение Германии и за счет демонтируемых предприятий частично возместить ущерб, нанесенный Германией 16 странам — жертвам ее агрессии. По предложению В.М. Молотова было решено немедленно начать демонтаж предприятий, особенно «из западной части Берлина, которая отойдет к США и Англии: слишком дорого обошелся нам Берлин… Это надо сделать до вступления западных союзников в свои сектора». В ходе Берлинской стратегической операции, которая продолжалась с 16 апреля по 8 мая 1945 г., войска трех фронтов действительно понесли большие потери — 61454 человек убитых и 234935 раненых. Они также потеряли 2156 танков и САУ, 1220 орудий и минометов и 527 самолетов.

В целом в решении заседания ОК ГКО было указано на необходимость начать широким фронтом демонтаж предприятий военной промышленности в Восточной Германии в качестве авансовых поставок по репарациям Советскому Союзу и Польше. При этом особо подчеркивалось, что демонтаж объектов в Берлине должен осуществляться в первоочередном порядке.

С марта 1945 года по 2 марта 1946 года ГКО и другие высшие органы Советского Союза приняли 986 различных постановлений, относящихся к демонтажу 4.389 промышленных предприятий, в том числе 2.885 из Германии, 1.137 немецких предприятий, расположенных в Польше, 206 — из Австрии, 11 — из Венгрии, 54 немецких предприятий, расположенных в Чехословакии, и 96 — из Китая (Маньчжурии) .

С немецкой стороны вопросами учета репарационных поставок и координаций сотрудничества с органами СВАГ занимались специальные репарационные отделы при Центральной немецкой экономической комиссии. Как свидетельствуют документы, опубликованные в последние годы, эти органы располагали исключительно точными статистическими данными, относящимися ко всем формам и видам репарационных поставок с 1945 по 1953 год.

Надо признать, что демонтаж и изъятие репараций из советской зоны оккупации в начальный период шли довольно успешно, нередко с опережением графика и превышением объемов за счет военных трофеев. Быстрота осуществления этих мероприятий СВАГ официально объяснялась необходимостью предотвратить всякие попытки немцев добиться отмены отправки в СССР предприятий, работавших на войну, под предлогом их реорганизации для производства предметов мирного назначения. Кроме того, было важно предотвратить разрушения, расхищения, физический и моральный износ репарационных заводов, то есть того, что происходило в западных зонах с заводами, предназначенными для вывоза в Советский Союз.

В ходе боевых действий сбором трофеев занимались специальные армейские подразделения и части. Но демонтировать крупные предприятия они были не в состоянии. Поэтому был создан особый институт «демонтажников», состоявший из специалистов в соответствующих областях промышленности. Большая команда «демонтажников» располагала ничем не ограниченной властью в Восточной Германии. Она не подчинялась СВАГ, а напрямую связывалась с Особым комитетом в Москве. Со стороны «демонтажников» имелось немало случаев злоупотребления своим положением.

В первый период никакой планомерной и профессионально обоснованной стратегии демонтажа не существовало. Группы «демонтажников» занимались этим делом на свой страх и риск. Позднее, однако, каждый наркомат промышленного профиля, многие главные управления и отдельные крупные предприятия стали направлять в Германию свои группы специалистов. Даже Всесоюзная государственная библиотека им. В.И.Ленина направила своих работников. А Госкомитет по физкультуре и спорту поручил своим посланцам «демонтировать» плавательные бассейны, спортивные катера, оборудование и другое имущество. Подобное решение обосновывалось тем, что немцам в первые месяцы оккупации все равно было запрещено заниматься спортом.

Демонтаж оборудования с военных заводов проводился только по решению Особого комитета, а полная ликвидация их — на основании приказов Главноначальствующего СВАГ. В связи с выполнением плана по ликвидации военно-промышленного потенциала в зоне к середине 1948 года Управление по экономическому разоружению было расформировано.

Все работы, связанные с ликвидацией военных и военно-промышленных объектов в зоне, были завершены к 1 июля 1948 года, как это и было предусмотрено Московской сессией Совета министров иностранных дел. Демонтаж основного оборудования был произведен на 3.474 объектах и было изъято 1.118 тыс. единиц оборудования, из них металлорежущих станков 339 тыс. штук, прессов и молотов — 44 тыс. шт. и электромоторов — 202 тыс. шт.. Из чисто военных заводов в советской зоне было демонтировано 67, уничтожено — 170 и переоборудовано для выпуска мирной продукции — 8. Однако по уточненным данным производством военных материалов на территории всей Германии занимались не менее 1.250 крупных военных заводов, в том числе и заводы, выполнявшие отдельные военные заказы для вермахта. Численность основных военных заводов, специально оборудованных для выпуска военной продукции, составляла не менее 1.010 объектов. 250 таких чисто военных заводов были размещены на территории Восточной Германии (будущей советской зоны оккупации).

В решении этой важной для Советского Союза задачи работники Управления репараций встретились с рядом серьезных трудностей. Они состояли, в частности, в том, что Управление в первый период оккупации не имело никакого опыта этой специфической деятельности. Прежде, чем принимать какие-то конкретные решения по поставкам, необходимо было тщательно изучить экономическую ситуацию в зоне и реальные возможности немецкой экономики. Для этого также требовалось некоторое время. Чтобы общаться с большими коллективами рабочих, инженеров и служащих на предприятиях, нужны были высококвалифицированные переводчики, чего Управление также имело недостаточно.

Советские специалисты должны были постоянно учитывать психологический настрой немецких рабочих, занятых на демонтаже предприятий, на которых они проработали десятки лет, их возможную реакцию на поставки из текущей продукции и вообще их мнение о проблеме репараций. В центральные органы СВАГ из земель и провинций постоянно поступала информация об этих настроениях рабочих. Многие недоумевали, почему демонтируются предприятия, выпускающие сугубо гражданскую продукцию. Их возмущала практика повторного демонтажа, случаи грубости со стороны советских солдат и офицеров. От немецких специалистов можно было слышать, что привыкшие к плановой экономике советские хозяйственники давали им указания, совершенно неподходящие для немецкой экономики, основанной на иных принципах. Немцы иногда говорили, что подобные указания «ведут к самоубийству» экономику Германии.

Один из бывших сотрудников СВАГ, бежавший на Запад, инженер-майор Г. Климов в своих воспоминаниях рассказал, что у советских специалистов в Германии вызывало восхищение не обилие и не качество техники, так как в Советском Союзе также было немало хорошего оборудования. Их поражало прежде всего положение простого гражданина в западном обществе и государстве. Они наблюдали, что люди в условиях системы свободного предпринимательства обладали гораздо большими правами и свободами, чем при социалистических порядках, им позволяли проявлять больше инициативы и изобретательности.

Отношения между экономическими подразделениями СВАГ и органами Особого комитета по демонтажу складывались не всегда нормально. На первых порах, когда прошла волна бессистемного вывоза в Советский Союз всего и вся, «демонтажники» как-то не задумывались над экономической целесообразностью и политическими последствиями их работы. Лишь позднее, когда дело было сделано, нередко вставал вопрос: а можно ли было поступить по-иному?

Характерной в этом отношении была судьба завода «Цейс «в Йене. В первый период было решено демонтировать его полностью. Но в то время после ухода американцев из Тюрингии ценных станков и другого оборудования на заводе мало осталось, а в устаревших станках Советский Союз не нуждался. Работники СВАГ понимали, что наиболее ценным капиталом на «Цейсе» были кадры инженеров, техников и высококвалифицированных рабочих. Они могли бы передавать свои знания и опыт советским коллегам, если бы те прибыли на завод на стажировку. Но советские власти прежде всего из-за идеологических соображений с неохотой шли на такую опасную, с их точки зрения, меру. Вопреки мнению Управления СВАГ по репарациям, генерал Добровольский, советский генеральный директор завода «Цейс», заверил Москву, что полностью демонтированный и отправленный в СССР завод через год будет давать продукцию стоимостью в 100 млн. рублей ежегодно. Работники же СВАГ вскоре убедились, что первоначальное использование оборудования «Цейса» в Советском Союзе привело к дефициту на сумму в 50 млн. рублей, в то время как полуживой завод «Цейс «в Йене ежегодно производил репарационной продукции на сумму в 100 млн. рублей.

Особенно большие масштабы демонтаж приобрел с начала 1946 года. Для выполнения плана демонтажа были задействованы не только прибывшие из Москвы специалисты, но и многочисленные трофейные команды, десятки тысяч советских репатриантов и немецких рабочих. Они старались достойно ответить на призыв «Все на колеса!»

Среди демонтируемых предприятий особой секретностью были окружены оборудование испытательных полигонов, заводы, производившие ФАУ, научно-исследовательские учреждения, занимавшиеся атомной проблематикой, вооружением и боевой техникой, особенно ракетной. Они в первую очередь отправлялись в Советский Союз. С 1946 года высшее советское руководство неоднократно принимало решения о прекращении демонтажа. Но каждый раз снова отменяло их, и демонтаж продолжался.

Как утверждали советские оккупационные органы «своевременное проведение работ по изъятию излишних мощностей не только не снижало темпов восстановления промышленного производства, но, наоборот, значительно стимулировало их. Так, например, целый ряд электростанций советской зоны был демонтирован, однако, рабочая мощность оставшихся станций непрерывно возрастала, и к концу 1946 года составляла около 3,5 тысяч мгвт». Утверждение о том, что изъятие мощностей не тормозило восстановительный процесс в экономике зоны и даже стимулировало его, представляется верным только в отношении предприятий с устаревшим оборудованием. Большинство же предприятий было оснащено передовой по тому времени техникой, изъятие которой, разумеется, на первых порах затрудняло восстановление народного хозяйства.

Конечно, такая форма репарационных поставок, как демонтаж промышленных предприятий, была особенно болезненной для трудящихся, теряющих рабочие места. Чтобы максимально уменьшить эти трудности, руководство СВАГ в начале января 1947 года приняло решение окончательно прекратить демонтаж и на базе 200 крупных предприятий, первоначально предусмотренных для демонтажа, создать советские акционерные общества. Они оставались на территории Германии, а 74 из них были вообще переданы правительствам земель.

Другим важным направлением советской репарационной политики в Германии, ставшим с 1946 года главным, были поставки из текущего производства. Как признавали сами советские представители, только одна четверть демонтированного оборудования попала в Советский Союз в целости и сохранности, остальная была разбазарена и разворована в пути. Но по оценке некоторых немецких исследователей, демонтаж играл второстепенную роль в сравнении с количеством поставок текущей продукции и доходов от советских акционерных и торговых обществ.

Репарационные претензии Советского Союза не ограничивались сферой промышленности, активами и наукой. Они распространялись и на сельское хозяйство, что вызывало особое недовольство населения. По репарационному плану в СССР должны были отправляться семена ценных и дефицитных многолетних трав, овощных и кормовых культур. Однако из-за открытого и скрытого саботажа местных властей план по поставке семян выполнялся в денежном выражении в 1946 году на 65 процентов, в 1947 году — на 82 процента ив 1948 году — лишь на 48 процентов. В 1947 году в счет репараций были осуществлены поставки древесины. В порядке встречных поставок зона получала из Советского Союза крепежный лес. Еще в 1945 году в СССР было отправлено 89 образцов наиболее интересных сельскохозяйственных машин общей стоимостью около 64 тыс. марок. С августа 1945 года по 10 января 1947 года репарационные органы приобрели 1.333 образца сельскохозяйственных машин и оборудования стоимостью в 194 тыс. марок.

По номенклатуре товаров поставки из текущей продукции со временем существенно изменились. Так, если до 1947 года основную их долю составляли товары народного потребления, то в последующие годы советская сторона заказывала преимущественно квалифицированную продукцию машиностроительной, электротехнической и химической отраслей промышленности.

Так, если в 1946 году стоимость полученных СССР товаров народного потребления составляла 621 млн. марок, а промышленное оборудование — 172 млн. марок, то в следующем году соотношение изменилось в пользу последнего (275 млн. марок против 201 млн. марок).

Стоимость поставок товаров из текущего производства в 1947 году имела следующий вид (в тыс. марок): Саксония — 360.563 или 32,2 процента от всей зоны, Саксония-Анхальт — 289.200 или 25,7 процентов, Тюрингия — 229.109 или 20,4 процента, Мекленбург — 94.23 9 или 8,4 процента и Бранденбург — 42.885 или 3,8 процента. Существенный удельный вес занимала продукция промышленности советского сектора Берлина, составлявшая 8,7 процентов в общем объеме репарационных поставок. О соотношении валовой продукции промышленности сектора и репарационных изъятий по годам дает представление следующая таблица:

В 1949 году стоимость репарационных поставок из советского сектора Берлина составила 60,500 тыс. марок.

Сложной оказалась и проблема цен. Для оформления репарационных наряд-заказов в 1945 году были приняты цены 1944 года — последнего года войны, предшествующего оккупации Германии, хотя взимание репараций с Румынии, Венгрии и Финляндии производилось в мировых ценах 1938 года. По мнению компетентных органов СВАГ, в условиях того времени такое решение вопроса было единственно возможным и правильным. Оно означало, во-первых, сохранность для немецких предприятий прежних условий работы над репарационными заказами, во-вторых, давало возможность избежать излишней дезорганизации хозяйственной жизни в зоне, и, в-третьих, обеспечивало осуществление такой финансовой политики, которая была направлена на сохранение прежнего уровня цен и недопущение их дальнейшего роста.

Однако, эта работа, по признанию специалистов СВАГ, была связана с большими трудностями, так как работники Управления репараций не располагали справочными и документальными материалами по ценам, не имели опыта в этой работе, не были знакомы с системой ценообразования в Германии. Трудности вызывались еще и тем, что немецкие власти и особенно фирмы — поставщики не были заинтересованы в оказании какой-либо помощи Управлению репараций.

Первым открытым официальным документом, в котором было сказано, что расчеты по репарациям производятся в ценах 1944 года, стало Положение о порядке расчетов по репарационным поставкам из Советской зоны оккупации Германии, подписанное в апреле 1947 года и тогда же вступившее в силу. В нем, в частности, было сказано, что в тех случаях, когда фирмам — поставщикам утверждены новые более высокие цены, чем были в 1941 году, расчет с фирмой производится премьер-министрами земель по этим повышенным ценам, а поставка в счет репараций засчитывается тем не менее в ценах 1944 года. В постановлениях советского правительства о планах репарационных поставок на 1946, 1947 и 1948 годы было дано указание об отпуске репарационных поставок из текущего производства Германии в отпускных ценах промышленности 1944 года. Одна из трудностей в решении этого вопроса состояла в том, что общая номенклатура товаров, поставляемых Управлением репараций, превышала 130 тысяч наименований и видов, и на каждый из этих товаров должна была быть установлена своя цена.

Тем не менее в работе над ценами Управлению репараций и поставок все же удалось добиться некоторых положительных результатов в защите законных интересов Советского Союза. Так, в частности, в конце 1947 года в результате пересмотра и уточнения цен в ряде действующих наряд-заказов было снято 37 млн. марок. В 1948 году в работе над ценами по вновь выдаваемым наряд-заказам была выявлена возможность снять с поставок 1946–1947 гг. еще свыше 30 млн. марок.

Определенные трудности в порядке расчетов существовали во взаимоотношениях между Управлением репараций СВАГ, с одной стороны, и советскими государственными акционерными обществами и народными предприятиями, с другой. Не существовало и обоснованной юридической базы для взаимоотношений Управления репараций с органами немецкого самоуправления и с фирмами, непосредственно выполнявшими репарационные заказы.

Однако, исходя из общих политических и экономических принципов изъятия репараций, Управление репараций стремилось к тому, чтобы репарационные тяготы были возложены на все население зоны и на всю ее экономику, а не на отдельные фирмы. Разумеется, это был справедливый принцип.

Большинство населения советской оккупационной зоны, естественно, в той или иной форме выражало недовольство демонтажом и репарациями. Однако члены СЕПГ при активном участии работников СВАГ стремились обосновать эту справедливую акцию. Немецкие коммунисты считали своим классовым долгом помочь восстановлению экономики Советского Союза. На одном из заседаний Немецкой экономической комиссии 29 июня 1949 г. руководитель отдела репараций Б.Вайнбергер заявил: «Империалисты хотят скоро начать войну против Советского Союза. Из этого следует, что и мы пострадаем. Поэтому мы должны сделать все, чтобы выполнить репарационные поставки».

Руководство Управления репараций в 1948 году считало, что, несмотря на то, что окончательный расчет по репарационным поставкам из Германии будет произведен по мировым ценам 193 8 года в американских долларах, работа по установлению цен 1944 года имела и будет иметь большое значение, потому что планы репарационных поставок на 1946–1948 гг. были составлены и утверждены, исходя из уровня внутренних германских цен 1944 года. Этим же базисом была определена и общая сумма годовых поставок.

По немецким данным, по состоянию на 1947 год четвертая и в 1949 пятая часть всего материального производства зоны шла в СССР в качестве репараций. Это значительно превышало репарационные поставки, полученные Советским Союзом из западных зон оккупации. Оспаривая право Советского Союза на получение репараций из текущей продукции, государственный секретарь США Дж. Маршалл на сессии СМИД 31 марта 1947 года заявил, что это весьма похоже на то, что если бы Советский Союз дважды продавал одну и ту же лошадь. Перепалка по этому вопросу закончилась репликой Молотова, что Советский Союз не хочет, чтобы чужие купцы продавали «нашу лошадь кому-нибудь по дешевке, да еще без нашего согласия».

Выполнение репарационного плана в пользу Советского Союза в целом в значительной мере зависело от желания и усилий западных союзников передать ему долю платежей из западных зон Германии. На протяжении второй половины 1944 года в отношениях между союзниками репарационной проблемы в целом не существовало, хотя определенные трудности были. Но после завершения войны уже в августе 1945 года возникли сложности с определением конкретных объектов-заводов и оборудования, имеющихся в западных зонах, для их передачи Советскому Союзу. Западные эксперты, естественно, пожелали выяснить, что и в каком количестве СВАГ будет изымать из своей зоны. Для этого заместитель Главнокомандующего армии США в Германии генерал Л. Клей предложил, чтобы для определения жизненно необходимого экономического минимума Германии смешанная комиссия экспертов посетила не только западные, но и восточную зону. Но советский представитель тогда не согласился на посещение своей зоны. Подобная позиция СВАГ не могла не вызвать у другой стороны всякого рода предположения и сомнения, но тогда они еще не повлияли существенно на репарационные поставки.

15 ноября 1945 года состоялась встреча заместителя Главноначальствующего СВАГ генерала В.Д. Соколовского с генералом Л. Клеем. Американский представитель прямо заявил, что правительство США поддерживает претензии Советского Союза на получение половины заводов, подлежащих демонтажу в западных зонах. Он также не возражал удовлетворить просьбу о дополнительной передаче Советскому Союзу еще двух предприятий — судостроительную верфь в Бремене и шарикоподшипниковый завод в Швейнфурте. Более того, генерал Клей решительно выступил за немедленный раздел немецкого торгового флота, «пока он еще находится в руках англичан. Нужно ковать железо, пока горячо, и делить то, что можно, иначе может оказаться, что делить-то будет нечего», — заявил генерал.

Однако, в мае 1946 года политсоветник В.С. Семенов отметил обострение взаимоотношений между СССР и западными державами по репарационному вопросу. Он писал, что американцы постоянно выступают против демонтажа предприятий в западных зонах в пользу Советского Союза до превращения Германии в единое экономическое целое и ликвидации «обособленности» зон. Они требуют образования центрального германского правительства. Семенов считал, что таким образом американцы хотят «взять экономику советской зоны под свой контроль».

В последующий период, кроме обычных в таких случаях недоразумений, стало усиливаться и взаимное подозрение, что отрицательно сказывалось на репарационном процессе из западных зон. Был установлен порядок, по которому распределение заводов и оборудования общего назначения в счет репараций производилось между СССР и Польшей, с одной стороны, и Межсоюзным репарационным агентством (ИАРА) — с другой. В это агентство кроме СССР и Польши входили и другие 16 Объединенных наций, пострадавшие от германской агрессии и имевшие претензии к Германии. В период с ноября 1946 года по ноябрь 1947 в ходе девяти распределений в счет репараций было намечено передать из западных зон Советскому Союзу и Польше 293 завода, из них 39 ценных заводов, причем 30 заводов общей стоимостью около 39 млн. немецких марок были полностью демонтированы к 1 марта 1948 года. Это был последний крупный успех советских представителей в процессе изъятия репараций из западных зон.

В период «холодной войны» западные оккупационные власти делали все, чтобы вообще сорвать репарационные поставки Советскому Союзу. Они передавали устаревшее и малоценное оборудование с военных заводов, а ценные станки изымали сами или позволяли немецким дельцам расхищать их. Чинились всяческие препятствия в отгрузке, постоянно нарушался ее график. Производительность труда рабочих на демонтаже и погрузке была крайне низкой. В британской зоне, например, на одного рабочего в день она составляла всего 38 кг. Чтобы демонтировать лишь восьмую долю одного из заводов Круппа в 1946 году потребовалось семь месяцев, а для всего завода при таких темпах потребовалось бы пять лет. Кроме того, репарационные изъятия почти совершенно не коснулись многих других предприятий, в том числе и мощного индустриального гиганта «ИГ-Фарбениндустри», находившегося в западных зонах. Западные оккупационные власти произвольно исключили из репарационного списка 453 завода общего назначения и 60 военных заводов, в том числе и часть предназначенных для Советского Союза и Польши.

Проблема репараций к 1947 году приобрела весьма острый характер. В ней отражалась общая напряженность в отношениях между бывшими союзниками, особенно между СССР и США. Поэтому в советской печати того времени публиковалось много статей, призванных информировать советских людей о положении дел с репарациями, правда, нередко крайне односторонне. Из западных зон должно было быть изъято свыше двух тысяч промышленных предприятий в пользу стран, имеющих право на репарации. Однако американские и английские власти путем оттяжек и проволочек по существу срывали репарационные поставки. Так, к августу 1946 года они были выполнены: из американской зоны — на 20 процентов, из британской — на 4,5 процента и из французской — ноль процентов. Осенью положение несколько улучшилось, но еще несколько раньше генерал Клей опубликовал заявление о прекращении репарационных поставок Советскому Союзу и Польше, а также другим странам из американской зоны.

Таким образом, сфера репарационных поставок из западных зон стала ареной не столько экономического, сколько прежде всего обострявшегося в первые послевоенные годы политического противостояния между Советским Союзом и его бывшими союзниками. В конечном счете Потсдамские решения о предоставлении Советскому Союзу репараций на сумму в 10 млрд. долларов не были выполнены. Руководители союзнических военных властей в Западной Германии и других западных держав хорошо осознавали, что в условиях отказа от выплаты соответствующей доли репараций в пользу Советского Союза из западных зон намного большая материальная ответственность будет возложена на население советской зоны оккупации. Создавалось такое впечатление, как позднее писал В. Брандт, «будто тамошние жители проиграли войну в большей степени, чем их земляки на западе. Федеративной Республике было легче». Я могу подтвердить справедливость этих слов, но должен сказать, что в годы войны мы не делили немецких оккупантов на западных и восточных.

Жесткая позиция американской администрации в отношении проблемы репараций в виде изъятий из текущего производства в пользу Советского Союза вызывала недоумение даже у некоторых английских политических деятелей и публицистов. При этом они отмечали, что репарации для Советского Союза являются серьезным национальным вопросом и негативное отношение к нему может отрицательно повлиять на возможность соглашения по вопросу о Германии и подвергнет риску будущее англо-советских отношений. На это обращал внимание, в частности, А. Верт.

В связи с обострением напряженности в отношениях между СССР и его бывшими западными союзниками, позиция американских и английских представителей, выразившаяся в саботаже выполнения обязательств по репарациям, была объяснимой. Официальный отказ западных держав от удовлетворения законных претензий СССР в этом вопросе, объявленный ими в 1947 году, был их «вкладом» в начавшуюся «холодную войну». Длительное время после капитуляции Германии этот вопрос оставался открытым.

При рассмотрении размеров репараций в пользу тех или иных стран может сложиться впечатление, что США, Великобритания и Франция были не заинтересованы в них. В действительности они вовсе не отказывались от своей доли и довольно энергично использовали свое право победителя. Да, действительно, они для себя не демонтировали предприятий и частично не брали репараций из текущей продукции. Но они, в частности, американцы и англичане, прихватили заграничные авуары Германии на сумму 8-10 млрд. германских марок. В их распоряжении оказались золотые запасы и значительная часть германского торгового флота. Наконец, они получили большой доход от патентов на различные научные и технические открытия германских ученых. Осенью 1946 года в США находилось более 250 немецких ученых, вывезенных для исследовательских работ военного значения.

В декабре 1945 года в Брюсселе на совещании Межсоюзнического репарационного агентства было решено, что США и Великобритания получают по 28 процентов всех германских заграничных активов, Франция — 16 процентов. Таким образом, три страны получили 72 процента активов за границей, за исключением тех стран, где германские активы перешли к Советскому Союзу. Если считать, что заграничные германские вложения составляли 6 млрд. долларов, то эти три страны получили около 4,5 млрд. долларов. Как сообщала германская пресса 16 января 1947 года, они же, особенно США и Великобритания, захватили еще и 200 тысяч германских патентов. При этом патенты и захваченное золото оценивались суммой в 5 млрд. долларов. По некоторым данным американские войска захватили в Германии 220 тонн золота. Кроме того, Швейцария обязалась выдать США 50 тонн нацистского золота. Правда, тогдашний госсекретарь США Маршалл заявил, что они «не приобрели прав собственности на захваченное ими золото, а только «задержали» его».

В нашей печати в марте 1947 года утверждалось, что «за годы оккупации США и Великобритания уже получили репарации на сумму свыше 10 млрд. долларов, что превосходит цифру возмещения, на которой настаивал Советский Союз в свою пользу. В таком же духе ответил и Молотов 5 апреля 1947 года на соответствующий вопрос американского журналиста И.Стила: «Несомненно, что СССР получил гораздо меньше, чем союзники».

В целом же такой важнейший вопрос, как изъятие репараций из побежденной Германии, так и не был решен удовлетворительно и в полной мере для всех союзников, особенно для Советского Союза. Значительный выигрыш получили лишь Соединенные Штаты Америки.

Сложившаяся ситуация вынуждала органы СВАГ использовать дополнительные источники репарационных платежей в рамках советской зоны оккупации. Одновременно предполагалось решить и проблему занятости, которая с самого начала демонтажа продолжала обостряться и грозила из социальной превратиться в политическую. Чтобы как-то решить ее, была выдвинута идея образования на территории советской оккупационной зоны Советских государственных акционерных обществ (САО) и Советских торговых обществ (СТО). Подобные совместные предприятия уже создавались в Румынии, Венгрии, Болгарии, Финляндии, а также в Австрии. Международно-правовой основой создания подобных обществ в Германии служили соответствующие статьи Потсдамского соглашения по экономическим вопросам.

Созданное Управление советских государственных акционерных обществ в Германии, находившееся в Берлине — Вейсензее, в конце 1946 года подчинялось непосредственно Главному управлению советской собственности за границей при правительстве СССР. Советские акционерные общества в Германии создавались в соответствии с приказами №№ 124 и 126 Главноначальствующего СВАГ, принятыми в октябре 1945 года. В них шла речь о наложении секвестра и принятии во временное управление германского имущества.

Первые предприятия (комбинаты) САО появились осенью 1946 года, и их создание продолжалось до лета 1948 года. Количество предприятий, входивших в САО, колебалось от 196 до 213. Во главе комбинатов стояли советские генеральные директора, официально выступавшие как их арендаторы. Основной капитал САО в 1947 году, по немецким данным, составлял около 3,7 млрд. рублей. Они были объединены в 1 3 акционерных обществ. Иногда их количество доходило до 33.

В немецкой литературе приводятся следующие данные о масштабах деятельности Советских акционерных обществ и их доле в промышленном производстве оккупационной зоны и позднее ГДР (в процентах).

Приведенные данные свидетельствуют о том, что предприятия САО заняли весьма важное место в производственной деятельности ряда отраслей, благодаря чему они могли оказывать серьезное влияние на всю экономическую жизнь зоны. Советские акционерные общества существовали на протяжении нескольких лет уже в рамках ГДР и были ликвидированы только в декабре 1953 года. Будучи переданными в собственность ГДР, так называемые народные предприятия вносили в последующие годы огромный вклад в экономическое развитие молодой республики. Уже в 1947 году их продукция составляла около 5б процентов от общего объема промышленного производства (кроме строительства). Производимая на предприятиях САО продукция шла, как правило, в Советский Союз. Ее также экспортировали в другие страны, а часть оставалась в зоне.

Важное значение имел и тот факт, что в первые послевоенные годы предприятия САО содействовали снижению уровня безработицы в зоне. Ведь на них в 1947 году было занято от 290 до 300 тысяч человек (без учета урановых разработок в Рудных горах).

Среди Советских акционерных обществ в Германии особое место с 17 июля 1947 года занимало САО-«Висмут» — такое шифрованное название имели предприятия уранодобывающей промышленности в Рудных горах Саксонии. Они не входили в структуру других САО, и их управление подчинялось непосредственно центру в Москве.

Уже в первые месяцы после капитуляции Германии прибывшие в Саксонию советские геологи определили возможность в большом объеме добывать здесь руду. В городе Фрайберге в июне 1946 года генерал-майором МВД А. М. Мальцевым было создано специальное бюро, которым он руководил до 1950 года.

В соответствии с приказом СВАГ и приказом СВА земли Саксонии № 131 от 30 мая 1947 года все горно-перерабатывающие предприятия в Рудных горах были объявлены советской собственностью. Количество рабочих на них выросло с 40 тысяч в 1947 году до 92 тысяч в 1950 году. На западе специалисты считали, что в 1952 году на урановых рудниках ГДР было занято уже 550 тысяч человек. При образовании ГДР САО-«Висмут» не было передано этой республике, так как в это время шло интенсивное строительство атомной промышленности в самом Советском Союзе. В 1954 году на базе САО-«Висмут» было создано Советско-Германское акционерное общество «Висмут».

Всего, по данным немецких авторов, с 1946 г. по 1990 г. в районе «Висмута» было добыто 220 тысяч т. радиоактивных элементов, из которых путем обогащения производился уран. Деятельность «Висмута» была прекращена с 16 мая 1991 года на основании соответствующего соглашения между ФРГ и СССР. В это время впервые были опубликованы данные о том, что в «Висмуте» от рака легких умерло 7 тысяч немецких рабочих и 6 тысяч скончалось от силикоза. Специалисты предполагают, что для санирования и полной рекультивации территории «Висмута «потребуется не менее 10 лет.

САО-«Висмут» считалось особо секретным объектом, и в печати ГДР о нем тогда почти не упоминалось. Но это был секрет полишинеля. В донесениях командования войск МГБ в Германии, особенно с 1949 года, часто встречаются сведения о попытках западных разведок проникнуть в район этого огромного комбината с целью не только выяснения особенностей его охраны, но и настроений немецких рабочих, а также для организации актов диверсий и саботажа.

К 1949 году шахты, цеха, склады, фабрики и другие объекты САО-«Висмут» (всего 114 объектов) охраняли несколько полков войск НКВД в Германии. В последующие месяцы количество охраняемых объектов увеличилось: в ноябре 1949 года под охрану было поставлено уже 147 объектов. Соответственно увеличивалось и количество охранных войск — до семи полков к сентябрю 1951 года.

Однако истинная причина такого внимания советских властей к САО-«Висмут» объясняется не только опасностью подрывных действий со стороны западных спецслужб. Главное состояло в том, что в 1949 году и последующие годы сложилась напряженная обстановка среди горняков. Их недовольство вызывали высокие нормы выработки, низкая зарплата, низкий уровень охраны труда (они ведь добывали урановую руду!), тяжелая ситуация с жильем и другие причины. Их раздражали придирки охраны, непродуманная пропускная система, грубость советских солдат. Негативное влияние на настроения рабочих оказывала напряженная международная обстановка, общая политическая и экономическая ситуация в ГДР. Западногерманская радиопропаганда подстрекала рабочих к забастовкам. Она же сравнивала жизненный уровень шахтеров Рура и «Висмута», разумеется, не в пользу последнего.

В донесениях советских спецслужб содержались сведения о том, что американские, английские и французские агенты ведут подрывную работу среди горняков, распространяют антисоветские листовки. На отдельных шахтах отмечались саботаж и забастовки. Имелись случаи поджогов фабрик, отмечались волнения среди рабочих. Один немецкий полицейский был убит, трое получили ранения. У группы террористов было изъято 80 кг взрывчатки и 12 единиц огнестрельного оружия. Участились случаи хищения продукции «Висмута». В 1951 г. войсковые наряды ежемесячно задерживали по 200–250 рабочих. Были предотвращены готовившиеся взрывы нескольких мостов.

Обстановка еще больше обострилась в 1952 году, когда за первое полугодие было задержано 3 139 человек за расхищение готовой продукции, вынос взрывчатки, нарушение пропускного режима и другие провинности. У них было изъято 62,6 кг готовой продукции и взрывчатки.

Для наведения порядка и ограждения «Висмута» от вражеских элементов Главнокомандующий Группой советских войск в июле 1952 года приказал установить по периметру территории комбината зону с особым режимом. Все эти годы охрану комбината осуществляли части войск МВД в Германии. Только в середине 1956 года часть объектов «Висмута» была передана под охрану немецкой полиции.

На других предприятиях Советской зоны обстановка тоже была беспокойной. Однако большинство немецкого рабочего класса трудилось добросовестно, и благодаря его труду молодая республика достигла определенных успехов в экономическом развитии.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что складывавшаяся тогда в ГДР структура экономики вела к резкому ограничению частного сектора и создавала предпосылки для значительного расширения государственного, как основы будущей социалистической экономики ГДР. Позднее руководство СЕПГ официально признало, что впоследствии предприятия САО стали школой социалистического хозяйствования, социалистической демократии и пролетарского интернационализма.

Некоторые немецкие исследователи считают, что массированное вторжение в установившуюся в Германии структуру собственности, осуществлявшееся СВАГ, при поддержке КПГ/СЕПГ, обосновывалось ими необходимостью ликвидировать экономические корни фашизма и интересами возрождения экономической жизни страны. Но в действительности же такое вторжение приводило к дезорганизации хозяйства, по крайней мере, в переходный период, и затруднило его восстановление. Кроме того, оно привело к дезинтеграции и отчуждению экономики Восточной Германии от западно-европейской экономики, в которой восстановительный процесс протекал достаточно быстро.

Определенные основания для таких выводов, конечно, имелись. Но нельзя отрицать и того факта, что по ряду параметров процессы в экономике Восточной Германии шли более быстрыми темпами, чем в западных зонах. Немецкие исследователи объясняют это только тем, что СВАГ более смело доверяла немцам создавать свои центральные экономические органы, тогда как западные оккупационные власти опасались предпринимать что-либо подобное.

Ослабленная и частично разоренная в годы войны и оккупации советская экономика нуждалась не только в материальном возмещении. Экономические органы СВАГ были также крайне заинтересованы и в максимальном использовании мощного научно-технического потенциала, которым располагала Германия, и особенно в научно-технических кадрах. Эта же задача стала важной составной частью военно-экономического разоружения Германии, которой занимались органы СВАГ.

В июле 1946 года этими проблемами занимались две организации — с советской стороны Управление по изучению достижений науки и техники в Германии, подчинявшееся уполномоченным соответствующих министерств, и с немецкой стороны — научно-исследовательские органы, которыми руководили центральные немецкие управления, а в Берлине — магистрат. Работники советского Управления обнаружили и организовали вывоз в Советский Союз многих документов с грифом «секретно», «совершенно секретно» и «для служебного пользования». Были найдены ценные изобретения по электротехнике и радиотехнике, зарегистрированные в Германии в период с 1929-го по 1945 год.

В 1946 году особенно широко развернулось изучение научно-технических достижений Германии. Им занимались высококвалифицированные специалисты из 52 советских министерств. По состоянию на 1 декабря 1945 года их насчитывалось 9 332 человека. Правда, к 1 августа 1946 года их число было сокращено до 5 076 человек. Советские специалисты организовали в Германии 200 технических бюро, в которых были заняты около 8 тысяч немецких специалистов и 11 тысяч рабочих, и около 50 экспериментальных цехов и лабораторий. В итоге их работы в соответствующие советские министерства было направлено свыше 3 тысяч законченных научно-технических работ, опытных образцов двигателей, приборов, металлорежущих станков, электромашин, мотоциклов и др. Многие из них экспонировались на «Выставке германской техники», устроенной в Москве.

В июне 1946 года в Лондоне состоялась конференция 12 стран — членов Межсоюзнической комиссии по репарациям. На ней. было подписано соглашение об использовании германских патентов, вступившее в силу с 30 ноября 194 6 года. Решено было также обеспечить бесплатное пользование немецкими патентами. К 1939 году в Германии значилось выданными 800 тысяч патентов на изобретения. К началу войны в США было зарегистрировано более двух тысяч германских патентов, тогда как в СССР — только 150.

Советский Союз был приглашен на Лондонскую конференцию, однако он отказался прислать своих представителей, обвинив США и Великобританию в стремлении «обеспечить монопольное владение» захваченными германскими патентами. С этим странным решением советского правительства согласились и маршал Соколовский, и министр внешней торговли Сергеев и начальник Бюро изобретений Михайлов.

Создав орган по изучению достижений германских ученых лишь через год после окончания войны, советское правительство допустило непростительную ошибку. Советские ученые и инженеры должны были бы следовать вместе с передовыми частями по территории Германии и вступать в важные научно-исследовательские центры и города, может быть и раньше, чем туда войдут войска. Именно так поступали американские и английские «ловцы» технических и научных секретов.

Американский генерал Л. Гровс, отвечавший за программу создания атомного оружия, позднее признавал, что такой крупнейший немецкий ученый-атомщик, как В. Гейзенберг, в «момент раскола Германии значил для нас больше, чем десять немецких дивизий». «Если бы Гейзернберг, — продолжал Гровс, — попал в руки русских, он оказался бы для них ценной находкой. А так он остался на стороне Запада. Мы были почти одиноки в понимании потенциальной ценности немецких ученых для России».

После окончания войны стало известно, что американцы создали специальную разведывательную группу под кодовым названием «Алсос», которой командовал полковник Паш. Она имела задание еще в ходе боевых действий на территории Германии собирать немецкую научно-техническую документацию в области ядерных исследований, а также уран, тяжелую воду и соответствующее оборудование, обнаруживать и вербовать ведущих ученых-атомщиков (О. Хана, В. Гейзенберга, В. Боте, Б. Герлаха, М. фон Лауэ и других).

Свои операции группа «Алсос» начала 24 февраля 1945 года близ Аахена. После занятия г. Гейдельберга в нем были захвачены ценные лаборатории и несколько видных ученых. В ходе своей деятельности «Алсос» скрывала свои задачи не только от советских, но и от французских властей, в оккупационной зоне которых она действовала. Генерал Гровс признавал, что опыт с Фр. Жолио-Кюри (речь, видимо, шла о том, что американцы подозревали коммуниста Жолио-Кюри в шпионаже в пользу Советского Союза) убедил его, что «нельзя допускать, чтобы в руки французов попало что-нибудь интересующее русских». С генералом были согласны военный министр США Стимсон и государственный секретарь генерал Маршалл. Выдвигалось даже предложение о пересмотре границ зон оккупации Германии, так как наиболее важные немецкие учреждения по ядерным исследованиям находились на территории французской зоны оккупации.

В конечном счете, уже к концу апреля 1945 года, еще до прибытия французских войск американцам удалось обнаружить хранилища тяжелой воды и окиси урана. В первых числах мая группа «Алсос» нашла несколько известных ученых, в том числе и профессора В. Гейзенберга.

Аналогичным образом американские власти действовали и в ходе поисков немецких научно-технических новинок.

Контроль и общее руководство основной группой советских научно-технических организаций осуществлялся уполномоченным Особого комитета, состоящего из технического отдела и ученого совета. Однако руководство комитета считало, что должный контроль над немецкими исследованиями из-за недостатка высококвалифицированных специалистов отсутствовал в то время. Руководители советских предприятий и научно-исследовательских учреждений неохотно отпускали своих специалистов, считая их командировки в Германию напрасной тратой времени.

Между тем, прибывшие в июле 1946 года в Берлин советские ученые и инженеры (среди них был С.П. Королев и др.) энергично взялись за работу. Перед ними были поставлены следующие задачи:

— изучение достижений немецкой науки и техники, которые могли бы быть использованы для народного хозяйства СССР;

— привлечение и использование немецких специалистов и ученых для разработки новейших проблем науки и техники, а также доработки начатых ранее, но прерванных после капитуляции Германии работ;

— контроль за работой научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, технических обществ, лабораторий и отдельных специалистов с целью недопущения возрождения военного потенциала;

— решение вопросов, связанных с развитием изобретательства. Их решение фактически началось с августа 1946 года.

За год деятельности в Берлине советскими органами науки и техники была проделана следующая работа:

— привлечен ряд немецких специалистов для решения отдельных важных научно-технических проблем (профессор математики Рорберт, специалист по твердым сплавам Улькан и другие). За 1946-47 гг. только бюро науки и техники в Берлине осуществило 16 разработок научных проблем, результаты которых были переданы советским научно-исследовательским организациям;

— было взято на учет 71 научно-исследовательское бюро.

В берлинском районе Далем до капитуляции находилась секретная лаборатория, работавшая над расщеплением атомного ядра. Здесь, в центре атомных исследований, работал доктор Отто Хан — виднейший ученый-атомщик, ученик Макса Планка. Многие его сотрудники оказались в руках советских властей и были вывезены в Москву. В частности, под руководством профессора П.Л. Капицы работали профессора Герц и Арден.

Ценные трофеи мы приобрели на заводе «Цейс» в Йене. С оставшимися здесь рабочими завод мог бы функционировать, но, по мнению советских специалистов, значительный технический прогресс был уже невозможен. То же относилось и к научным центрам, находившимся в Дрездене и Лейпциге.

Но бывало и так, что СССР доставались специалисты третьестепенной значимости, а докладывалось о якобы ведущих специалистах. Так, ассистенты из лаборатории Мессершмидта были представлены в Москве в качестве его ближайших сотрудников. Как голодные волки ищут добычу, писал позднее один из советских сотрудников СВАГ, мы везде искали конструкторов ФАУ, реактивных самолетов, тяжелых танков, чтобы совершенствовать прежде всего советскую военную технику, а не производство товаров для народа. На имя маршала Жукова шли тысячи писем от немцев с разными проектами и изобретениями. Но на поверку подавляющее большинство их оказывалось примитивными схемами.

Но отдел науки и техники в рамках СВАГ не являлся единственным органом, занятым этой проблемой. Такой же отдел, но более влиятельный, существовал в рамках представительства НКВД/МВД в Германии в Потсдаме. Там работали прибывшие из Москвы высококвалифицированные специалисты из всех областей науки и техники. Это означало, что высшее советское руководство доверяло больше НКВД/МВД, чем СВАГ.

Оккупационные власти всех союзников проявляли особый интерес к использованию немецких специалистов с выездом в страны-победительницы. Советские власти не были исключением. Наиболее квалифицированная часть ученых была вывезена по контракту или под моральным давлением в Советский Союз, где к 1948 году уже работали около 200 тысяч немецких рабочих и специалистов вместе с семьями.

Первая большая группа в основном ученых-атомщиков была вывезена в Советский Союз в период между маем и сентябрем 1945 года. Вторая группа специалистов тоже в основном атомщиков и ракетчиков выехала в рамках «акций Осовиахим» сразу после завершения общинных выборов в конце октября 1946 года. Наконец, последняя группа, состоявшая из десятков инженеров-химиков из бывшего концерна ИГ-Фарбениндустри, выехала в сентябре 1947 года.

Каких-либо протестов со стороны общественности или эксцессов по поводу вывоза немецких специалистов в СССР не наблюдалось. Не протестовали и западные союзники, которые сами в еще больших масштабах также вывозили немецких ученых. Немецкие источники подтверждают, что американцы от подобных «невидимых репараций» имели от 5 до 20 млрд. марок. Даже А. Эйнштейн рекомендовал своим друзьям и знакомым коллегам соглашаться с приглашением советских властей ив 1946 г. даже написал некоторым из немецких ученых рекомендательные письма.

Самые большие группы специалистов-ядерщиков работали в Сухуми, в Подмосковье и на Урале, химики — в Ленинграде и около Москвы, самолетостроители и ракетчики — в Подберезовке, около Москвы, в Ленинграде, на острове Городомля, специалисты по оптике — в Ленинграде, Москве и Киеве.

Вернувшиеся позже на родину немецкие специалисты рассказывали, что в институтах, где они работали вместе с советскими коллегами, царила здоровая конкурентная атмосфера и разделение обязанностей: советские специалисты занимались в основном теоретическими проблемами, а немцы — экспериментами. Немецкие специалисты-ядерщики непосредственно не принимали участия в создании советской ядерной бомбы. Как считают немецкие авторы, русские сами создали бы эту бомбу, но без немцев для этого потребовалось бы несколько больше времени.

Условия работы и жизни для немецких специалистов были созданы в СССР нормальные. Были хорошие питание и зарплата, обычно выше чем у советских коллег. Правда, немцам не рекомендовалось общаться с советскими людьми вне института, их дети учились только в домашних условиях. Немцам разрешалось свободно ходить по населенному пункту, но под негласным наблюдением. Отпуск на родину в принципе не разрешался. Политические дебаты в среде немцев не поощрялись, обстановку в стране они знали слабо. Почтовые отправления контролировались цензурой, а за отправления посылок немцы должны были платить высокие пошлины.

Первыми стали возвращаться на родину уже в конце 1949 года те специалисты, которые не были связаны с военной проблематикой, например, работавшие в г. Шостка фотоспециалисты. Массовое возвращение на родину происходило между 1952 и 1956 годами. Дольше всех оставалась в Советском Союзе, до февраля 1958 года, группа специалистов, отказавшаяся жить только в ГДР. Из вернувшихся на родину немецких специалистов до 1961 года только одна треть уехала из ГДР на запад.

Для работы в народном хозяйстве Советского Союза в массовом порядке использовались и военнопленные. Так, по нашим официальным данным, на конец мая 1945 года в промышленности СССР было занято более 555 тысяч немецких военнопленных и в лагерях находилось еще 1.250 тысяч человек. Всего, таким образом, военнопленных вместе с депортированными немцами в советской промышленности было занято до 2.100 тысяч.

Население всех зон оккупированной Германии испытывало немалые тяготы от того, что оно должно было кроме демонтажа предприятий и выплаты репараций еще и содержать крупные группировки оккупационных войск. Достаточно вспомнить, что в советской зоне в течение первого месяца оккупации было дислоцировано около 2,5 миллионов советских солдат и офицеров. Правда, численность Группы советских оккупационных войск не оставалась неизменной: то сокращалась, то снова увеличивалась. Многочисленными были и войска США, Великобритании и Франции в западных оккупационных зонах. Поставки на содержание этих войск не относились к репарациям. В соответствии с Потсдамскими соглашениями содержать их было обязанностью оккупированной страны.

Для практической организации снабжения советских войск за счет Германии в июне 1945 года при штабе 1-го Белорусского фронта был сформирован отдел военных заказов. Такие же органы существовали и при штабах армейских объединений. После создания СВАГ для координации действий к управлениям СВА земель и провинций были прикомандированы военпреды отдела военных заказов, а в 1 946 году при штабе Группы войск было создано специальное Управление военных заказов и заготовок.

Каковы же были общие итоги осуществления советской репарационной политики в Германии в их количественном выражении?

По подсчетам западных специалистов, в виде текущей продукции, демонтажа, трофеев и прибылей Советских акционерных обществ и Советских торговых обществ общая сумма экономических изъятий из советской зоны в пользу СССР с 1945 по 1953 год составила 4 3,6 (в старых ценах) или 66,4 (в новых ценах) миллиардов немецких марок, тогда как из Западной Германии в пользу Советского Союза было изъято репараций на сумму 22,4 миллиардов марок. Кроме того, оккупационные расходы зоны и ГДР до конца 1950 года составили, по некоторым оценкам, девять миллиардов марок. Как указывают немецкие авторы (советские источники подтверждают это), что только за два года (1948 и Й49 гг.) эти расходы составили 4,2 миллиарда марок.

Что же представляло собой вывезенное в Советский Союз оборудование и материалы в их стоимостном выражении?

Прежде всего следует отметить, что по решению советской Межведомственной комиссии по определению стоимости репарационных изъятий из Германии, которую в январе 1948 года возглавил начальник Центрального статистического управления при Совете министров СССР Старовский, в счет репараций зачислялось то оборудование, которое было демонтировано в Германии только после 2 августа 1945 года. До этой даты демонтированное, но невывезенное оборудование считалось трофеями, а не репарациями и в стоимость не входило. В связи с отсутствием первичной документации размеры вывезенного оборудования до 2 августа 1945 года определялись количеством вагонов с грузами. Указанная комиссия также решила оценивать все поставки в американских долларах по мировым ценам 1938 года, кроме двух исключений: во-первых, если оборудование, полученное из западных зон, оцененное четырехсторонней комиссией по 1 257 рейхсмарок за тонну, с которой сделана скидка на износ и военные повреждения в размере 66 процентов и, во-вторых, советские предприятия в Германии, оцененные по тому же методу со скидкой 61,2 процента. Однако учитывалось то обстоятельство, что оборудование, вывозимое из советской зоны, имело, как правило больший износ, чем из западных зон.

Таким образом, исходя из принятой методики определения стоимости, Межведомственная комиссия Старовского в докладной записке на имя Молотова 26 марта 1948 г. пришла к следующему выводу: стоимость репарационных изъятий после 2 августа 1945 года, вывезенных в СССР до 1 января 194 8 года в количестве 3.262 тысячи тонн, составила 637,6 млн. долларов. Оборудование, вывезенное до 2 августа 1945 года, и являвшееся трофеями советских войск, общим весом 1 350 тысяч тонн, составляло 263,7 млн. долларов. В целом все оборудование, вывезенное с начала работ до 1 января 194 8 года и являвшееся репарациями, составляло 4 612 тысяч тонн стоимостью 901,3 млн. долларов.

Общая стоимость репарационных изъятий после августа 1945 г. до 1 января 1948 года составляла 3 000 млн. долларов, в том числе:

— вывезенное из советской зоны оборудование и материалы — 1 065 млн. долларов,

— оборудование и материалы, вывезенные из западных зон, — 22,3 млн. долл.,

— стоимость предприятий, переданных САО в Германии — 566,0 млн. долл.,

— репарации из текущего производства, включая услуги, — 603.4 млн. долл.,

— германские активы за границей, перешедшие к СССР, — 405.4 млн. дол.,

— стоимость подвижного состава железных дорог, морского и речного флотов, полученного в счет репараций, — 127,4 млн. долл.,

— патенты — 210,5 млн. долл..

Кроме промышленного оборудования и материалов в качестве трофеев и по репарациям из Германии в СССР к январю 1948 года было отправлено (в тыс. голов): лошадей — 554, крупного рогатого скота — 541, овец — 240 и свиней — 6.

Рассмотрев проблему реституции, комиссия Старовского уменьшила стоимость репарационных поставок из текущего производства на 31,2 млн. долларов за счет отнесения к реституции вывезенных из Германии зерна, скота, сахара и семян. Была создана специальная группа по определению общей суммы и основных видов претензий Советского Союза к Германии по реституциям, особенно в области художественных ценностей.

Два года спустя к 1 января 1950 года стоимость репарационных изъятий, определенная по методу комиссии Старовского, была существенно откорректирована как по стоимости некоторых видов, так и по общей сумме в 3 344,2 млн. долларов вместо 3 млрд. долларов в январе 1948 года.

На общую стоимость вывезенного оборудования к январю 1950 года повлияло то, что в соответствии с постановлением СМ СССР от 7 января 1949 года Германии были возвращены три прокатных стана, а по постановлению от 18 ноября 1949 года было возвращено еще 22 предприятия общей стоимостью около 20 млн. долларов, не считая советских капитальных вложений в эти предприятия.

Ряд немецких исследователей при подсчете репарационных платежей применяли иной метод и у них, естественно, получился иной итог, причем разница оказалась весьма существенной. Так, Г.Колер и И.Фишер считают, что общая сумма репарационных платежей Германии Советскому Союзу составляет не менее 16,3 млрд. долларов, а Р.Карлш дает как минимальную стоимость около 14 млрд. долларов.

После провозглашения ГДР советское руководство сочло политически целесообразным постепенно сокращать репарации из советской зоны. Тем более, что в ФРГ репарационные тяготы были меньшими и тоже постепенно сокращались. Такому решению предшествовала инициатива политбюро СЕПГ от 9 мая 1950 года с предложением Временному правительству ГДР обратиться к советскому правительству с просьбой «об уменьшении репарационных обязательств, установленных для Германии по соглашениям в Ялте и Потсдаме».

Через день такое ходатайство за подписью О. Гротеволя, естественно, было направлено И.В. Сталину, а еще через несколько дней, 15 мая 1950 года, глава советского правительства через министра иностранных дел А.Я. Вышинского передал О. Гротеволь письмо, в котором извещал, что по согласованию с Польшей соответствующее решение принято. Оставшаяся к выплате сумма репарационных платежей сокращалась на 50 процентов, то есть до 3 171 млн. долларов и ее выплата товарами была продлена на 15 лет, до 1965 года. Временное правительство, Временная народная палата и население ГДР расценили это решение как великодушный акт Советского Союза.

Правительства обоих государств подписали протокол о передаче в собственность германского народа 23 предприятий из советских акционерных обществ в Германии. Остававшиеся в собственности Советского Союза предприятия в соответствии с протоколом осуществляли свою деятельность по законам ГДР. В апреле 1952 года правительству ГДР были переданы еще 66 предприятий САО.

Наконец, в августе 1953 года Советский Союз принял решение с 1 января 1954 года вообще прекратить взимание германских репараций и призвал своих западных союзников по антигитлеровской коалиции последовать его примеру. Тогда же ГДР были переданы находившиеся на ее территории 33 крупных предприятия, принадлежавших Советскому Союзу, и сокращены расходы, связанные с пребыванием советских войск до 1 600 млн. марок, что составило пять процентов доходов государственного бюджета ГДР. Укажем для сравнения, что в 1949 году оккупационные расходы составляли 2 182 млн. марок, то есть 12 процентов от дохода государства. Уместно напомнить также и то, что в течение почти 50-летнего пребывания в Германии советских войск и в том числе почти шестилетней деятельности СВАГ и СКК в этой стране служили, жили и работали около 8,5 млн. наших соотечественников. Большой политический резонанс среди немецкого населения получило решение Советского Союза освободить всю Германию от выплаты государственных послевоенных долгов.

В результате вышеназванных решений Советского Союза потребность в существовании Управления репараций СССР в Германии и Управления советским имуществом отпала и с 1 января 1954 года они были расформированы.

Таким образом, после восьмилетнего существования на территории Восточной Германии (ГДР) советского управления и контроля как следствия капитуляции Германии, в августе 1954 года советское правительство приняло решение «отменить все приказы и распоряжения, которые были изданы Советской военной администрацией и Советской контрольной комиссией в Германии с 1945 по 1953 год по вопросам, касающимся политической, экономической и культурной жизни Германской Демократической Республики».

Какую же оценку советской репарационной программе в Германии, три десятилетия спустя после войны давал один из ее авторов — В.М. Молотов? — «После войны мы брали репарации, но это мелочь. Государство-то колоссальное у нас. Потом эти репарации были на старом оборудовании, само оборудование устарело. А другого выхода не было. Это некоторое небольшое облегчение тоже надо было использовать. Но опять-таки, вырывая себе кое-что, с чем надо было считаться? Мы же потихоньку создавали ГДР, нашу же Германию. Если бы мы вытащили оттуда все, как бы на нас народ ее смотрел? Западной Германии помогали американцы, англичане и французы. А мы ведь тащили у тех немцев, которые с нами хотели работать. Это надо было очень осторожно делать. Много мы тут не доработали. Но это тоже помогало. Надо было сказать, что немцы обновили свой фонд, перевели на новую технику, мы тогда у себя это сразу сделать не могли. Но некоторую часть оборудования отправили в Китай».

Приведенное признание Молотова вызывает, по крайней мере, три замечания. Во-первых, Молотов лукавил, заявляя, что репарации это — «мелочь». На самом же деле репарации не только содействовали восстановлению разрушенного хозяйства СССР, но и послужили толчком к техническому прогрессу в советской промышленности. Неправ Молотов и в своем утверждении, будто репарационное оборудование было устаревшим. В значительной своей части оно было на уровне того времени. Во-вторых, заслуживает внимания признание Молотова о том, что западные державы активно помогали восстановлению Западной Германии. Отказ США и Англии от своей доли репараций из Германии вполне объясним, и, в-третьих, не всем советским гражданам тогда было известно, что частью своих репараций Советский Союз делился с Китаем. А может быть и еще с какими-либо «братскими странами».

Чтобы усомниться в высказывании Молотова, пытавшегося явно недооценить значение репарационных поставок для народного хозяйства Советского Союза, достаточно вспомнить следующие данные. В 1940 году в нашей промышленности станочный парк составлял 710 тысяч единиц. В годы оккупации было расхищено и погибло 175 тысяч станков, остальные морально устарели и физически износились. Если кроме того учесть, что в 1943 году было изготовлено еще 14 тысяч станков, а в 1944 году запланировано изготовить 21 тысячу станков, то в 1945 году наш станочный парк, по расчетам доктора исторических наук А.Ваксера, не мог превышать 570–580 тысяч штук. Но в действительности же в этом году, как указывала наша официальная статистика, в советской промышленности насчитывалось 928 тысяч станков, то есть почти вдвое больше, чем предполагалось иметь, исходя из возможностей нашей станкостроительной промышленности и поставок союзников.

Подобная чудо-тенденция сохранялась и в последующие четыре-пять лет. В 1946–1950 гг. было выпущено отечественной промышленностью 290,7 тысяч станков и, несмотря на это, к началу 1951 года станочный парк СССР вдруг составил 1.507 тысяч штук. За счет чего-же произошел столь стремительный рост? Приведенные данные показывают, что только отечественными мощностями достичь такого роста было невозможно. Остается допустить, что в этом сыграли свою роль репарации из побежденных стран и прежде всего из Германии.

В идеологических целях значение репарационных платежей из Германии для советского народного хозяйства преуменьшал не только Молотов, но и другие государственные деятели СССР. Так, председатель Госплана Н.Вознесенский официально заявил, что в соответствии с планом послевоенного восстановления и развития народного хозяйства территорий, подвергшихся оккупации, нам было необходимо произвести промышленной продукции в сравнении с уровнем этих районов в 1944 году в 5,5 раз, в том числе, выплавить стали более чем в 9 раз, добыть угля — в 4 раза, выработать электроэнергии более чем в 6 раз, грузооборот речного транспорта увеличить в 9 раз, полностью восстановить железнодорожную сеть и подвижный состав речного флота и всемерно увеличить производство паровозов, вагонов и судов.

Как же намеревалось советское руководство в условиях разоренной страны осуществить эти грандиозные планы?

Оказывается, только собственными силами и героическим трудом советского народа. Вознесенский именно так и говорил: «Восстановление народного хозяйства СССР осуществляется на основе независимости социалистической экономики от капиталистических государств и монополий».

В одном из учебников по истории СССР для вузов приводится та же аргументация. Так, пуск первой турбины Днепрогэса был осуществлен 5 марта 1947 года, а в 1950 году работали уже на полную мощность все 9 турбин. Утверждалось далее, что к 1949 году были восстановлены машиностроительные предприятия Ленинграда, освоившие за пятилетку сотни новых изделий. В кратчайший срок были пущены заводы тяжелого машиностроения, изготовлявшие оборудование для металлургии и угольных шахт Украины. В 1950 году Украина давала продукции машиностроения в полтора раза больше, чем до войны. За годы пятилетки были восстановлены все электростанции, металлургические заводы и другие предприятия. Добавим от себя, что в четвертой, послевоенной пятилетке были восстановлены разрушенные и оснащены новейшим оборудованием сотни предприятий военной промышленности. К началу 1951 года задача восстановления предприятий была в основном решена. И этот поразительный феномен также объясняется только «всенародной помощью и высоким трудовым подъемом» советского народа.

Но невольно напрашивается сомнение, достаточно ли для этого лишь названных действительно имевших место источников? Неужели для восстановления нашего народного хозяйства не имел значения союзнический ленд-лиз, по которому до сентября 1945 г. мы получали неоценимую помощь? Или, куда же девались целые заводы, ценнейшее промышленное оборудование и материалы, которые в сотнях тысяч вагонов могучей волной растекались по всему Советскому Союзу из Германии, Румынии, Венгрии и из других бывших вражеских стран?

Оказывается, было «мелочью» то, что мы только из одной Германии получили 96 демонтированных электростанций общей мощностью 4.050 тысяч квт, свыше миллиона единиц промышленного оборудования, в том числе 339,4 тысяч станков, 3.164 паровых котла общей мощностью 950 тысяч т пара в час, около 10 тысяч первичных двигателей (турбин и дизелей, соединенных с генераторами) общей мощностью 4.736 тысяч кВт, свыше 200 тысяч электромоторов, 976 передвижных электростанций, 9.340 силовых трансформаторов и много другого ценного оборудования.

При оценке значения оборудования и материалов, полученных только из Германии, небезынтересно посмотреть, какие же отрасли народного хозяйства СССР больше всего были заинтересованы в демонтаже этого оборудования. Оказывается, что среди советских потребителей немецкого промышленного оборудования из 33 промышленных министерств по весу и количеству единиц на первом месте стояла химическая промышленность, на втором — министерство электростанций, которое вывезло 120 объектов с 25 тысячами единиц оборудования. Затем следуют электропромышленность (101 предприятие), министерство сельскохозяйственного машиностроения (85 объектов), министерство вооружения (72 предприятия).

Обращает на себя внимание также список тех 30 непромышленных министерств, которые в своих интересах вывезли 16 процентов от количества всех демонтированных объектов, из них: вооруженные силы вывезли 202 предприятия, различные издательства — 64, министерства внутренних дел — 55 и здравоохранения — 26, высшие учебные заведения — 23, Академия наук — 16, министерство просвещения РСФСР — 11, ВЦСПС — 7, Госкомитет по делам искусств — 2 и по одному объекту вывезли Госкомитет по делам культуры, Комитет госбезопасности и ЦК ВКП(б).

Важно при этом иметь в виду, что многие министерства демонтировали не только предприятия своего профиля, но и предприятия, производившие сопутствующие товары, например, мебель, станки, типографии и другое оборудование. Например, министерство внутренних дел демонтировало несколько мебельных фабрик и типографий, склады вещимущества, кирпичные заводы, авторемонтные мастерские, шпагатную и крахмальную фабрики. Демонтированные молочно-сыроваренные и лесопильные заводы направлялись в систему ГУЛАГа в Воркуту, Печору и в другие районы расположения лагерей. Министерство госбезопасности отправило в Москву радиоузел из г. Бельциг (земля Бранденбург). Министерство высшего образования из Берлина в Москву отправило 1 500 единиц оборудования из городских книжных складов, а также 134 тысячи единиц лабораторного оборудования. То же министерство взяло из оружейных заводов Тюрингии кое-какое оборудование для Высшего училища им. Баумана, а также техническоё и лабораторное оборудование из высших технических школ Дрездена и Хемница для отправки в политехнические институты Москвы и Ленинграда.

Комитет по делам искусств из пригорода Берлина Бабельсберга вывез фабрику грампластинок общим весом 406 тонн и в Потсдаме изъял около тысячи тонн (в 76 вагонах) музейных ценностей для Ленинграда. В распоряжение Комитета по делам искусств в Москву только из Берлина было отправлено имущества и музейных ценностей с 300 объектов общим весом 2.247 тысяч тонн в 197 вагонах. АН СССР демонтировала астрономическую обсерваторию университета им. Гумбольдта, оборудование из университета в Грейфсвальде, 80 тонн в 6 вагонах документов из рейхсархива, расположенного в Потсдаме. Из замковой библиотеки в г. Гота было изъято 328 тонн книг и в 23 вагонах отправлено в СССР. Администрация строившегося тогда в Москве Дворца Советов вывезла из Берлина большое количество различной мебели.

Этот список можно было бы продолжить, но и приведенных примеров достаточно, чтобы сделать вывод, что не все демонтированное оборудование и материалы принадлежали военно-промышленному комплексу побежденной Германии. Часть его послужила и восстановлению и развитию различных отраслей народного хозяйства и общественной жизни Советского Союза, пострадавших прямо или косвенно от гитлеровского нашествия.

Важно также иметь представления и об географическом распределении демонтированных предприятий по регионам Советского Союза, что указано в следующей таблице:

Остальные республики получили незначительное количество предприятий и оборудования, не достигавшее и одного процента.

Из приведенной таблицы можно сделать следующие выводы:

— доля бывших оккупированных республик в этом перечне, хотя и значительна, но могла бы быть и выше;

— из полученного Россией количества оборудования 1/5 была выделена бывшим оккупированным регионам, что, конечно, обоснованно;

— из выделенного Украине оборудования доминировали металлорежущие станки, из которых почти половину получил промышленный район Донбасса. Для экономического подъема страны это было крайне важно.

Важное значение не только для развития военной промышленности Советского Союза, но и для многих мирных отраслей имел демонтаж в полном объеме всех немецких военных предприятий, расположенных в советской зоне и в Берлине, особенно исключительно ценных металлорежущих станков. Так, в числе 449 демонтированных военных заводов (137 авиационных, 18 танковых, 62 автомобильных и 108 заводов боеприпасов) было вывезено более 120 тысяч металлорежущих станков. Из полностью уничтоженных военно-химических заводов, производивших и боевые отравляющие вещества, в СССР были вывезены новые синтетические продукты. Некоторые из них в СССР не производились, например, полупродукты «Найолан», «Перлон», искусственный шелк, который по механическим качествам превосходил натуральный шелк «Оппонала», заменители синтетического каучука и многие другие.

Итак, учитывая нанесенный Советскому Союзу материальный ущерб, с одной стороны, и сохранившиеся в Германии после ее капитуляции значительные производственные возможности, с другой, следует признать, что репарационные расходы, установленные для Германии в сумме 10 млрд. долларов в пользу только СССР и Польше были вполне умеренными. В нормальной международной и внутриполитической обстановке того времени в Германии эти расходы не представляли бы чрезмерных тягот для ее населения. Кроме того, если бы была соблюдена хотя бы примерная пропорциональность в их выплате по зонам. Однако в сложившейся в 1945–1953 гг. конфронтационной обстановке и раскола Германии население ее восточной части (позднее ГДР) вынуждено было нести несколько более тяжелое бремя репараций, нежели западные немцы.

Исходя из того, что репарационная политика Советского Союза являлась частью его политики в области экономического и военного разоружения Германии, целесообразно выделить следующие периоды ее эволюционизирования.

Первый период с (марта 1945 г. до июня 1945 г.) характеризовался условиями продолжавшейся войны, пространством, ограниченным только так называемыми «восточными территориями» Германии, сбором трофеев, формированием репарационных органов и сбором информации о промышленном и военном потенциале страны.

Во второй период (июнь 1945 г. до весны 1946 г.) продолжалось изучение репарационных возможностей Германии, формирование репарационных органов, сбор трофеев, уничтожение военных объектов. Одновременно энергично начался весьма политизированный демонтаж промышленных предприятий в Западном Берлине и плохо скоординированный демонтаж преимущественно военных предприятий в советской зоне оккупации. Был также предпринят демонтаж и в западных зонах. Одновременно осуществлялись меры по восстановлению экономики с целью удовлетворения потребностей немецкого населения, оккупационных войск и выплаты репараций из текущего производства. Практиковалось использование труда немецких специалистов в Советском Союзе. Было произведено отчуждение предприятий у активных нацистов и военных преступников.

Содержанием третьего периода (весна 1946 г. до лета 194 8 г.) были демонтаж оборудования и материалов, одновременно осуществлялись репарационные поставки из текущего производства, поиски наиболее эффективных путей взимания репарационных платежей, преодолевались трудности с получением репараций из западных зон, совершенствовалась структура демонтажа, создавались советские производственные и торговые акционерные общества.

Четвертый период (лето 1948 г. — середина 1950 г.) включал в себя резкое обострение конфронтационности между союзниками, практически полное прекращение демонтажа в пользу СССР в западных зонах, создание немецких центральных репарационных органов, образование ГДР и передача ей некоторых функций по возмещению ущерба, нанесенного Советскому Союзу, проведение денежной реформы.

С последним, пятым периодом (середина 1950 г. до начала 1953 г.) связаны такие меры советского правительства, как прекращение репарационных изъятий в зоне, сокращение оккупационных расходов, активизация нормальных экономических и торговых отношений между ГДР и СССР, широкое использование советским акционерным обществом «Висмут» урановых залежей в ГДР для выполнения советской урановой программы, эмбарго со стороны западных оккупационных властей на торговлю стратегическими товарами с ГДР.