Осуществляя подготовку завершающих сражений по разгрому фашизма на территории Германии, верховные командования как Советского Союза, так и западных держав, разумеется, не рассчитывали на то, что противник на своей территории не активизирует попытки мобилизовать немецкий народ для создания невыносимых условий не только для ведения боевых действий союзников, но и просто для существования. Вот почему накануне вторжения в Германию перед союзниками в качестве важного и неотложного стал вопрос об обеспечении безопасности своих войск и об открытии в связи с этим нового фронта борьбы — подавления подпольных нацистских военных формирований, предотвращения их террористических актов, саботажа и других подрывных действий.
Первыми этот опыт приобрели англо-американские союзники, войска которых вступили в Германию еще в сентябре 1944 года. Советская контрразведка на территории Германии такого опыта не имела до конца войны. С первых же дней на немецкой земле западные союзники убедились, как важно иметь хорошо налаженную контрразведывательную службу в оккупированной стране. В специальной инструкции по послевоенным вопросам в Германии, принятой в ноябре 1944 года штабом экспедиционных сил союзников в Европе и разосланной в войска, подчеркивалось, что прочный мир в Европе в большой степени зависит от полного и правильного выполнения задач контрразведки. От этого зависит не только безопасность союзнических вооруженных сил и установок, но и соблюдение всех интересов союзников. Нацистские доктрины и методы настолько глубоко проникли в каждую сферу германской жизни, что вряд-ли можно предпринять какие-либо шаги к изменению управленческих и социальной структур без помощи контрразведки.
Далее формулировались следующие задачи союзнической контрразведки на территории оккупированной Германии: обеспечение безопасности вооруженных сил, устранение вражеской разведки, полная ликвидация нацистской партии и подчиненных ей организаций, розыск и арест лиц, которые являются или вероятно окажутся враждебными по отношению к союзникам. Авторы инструкции полагали, что с началом оккупации Германии будет трудно точно разграничить функции разведки и контрразведки. Нужно иметь в виду и возможность противодействия условиям капитуляции со стороны немцев. Нынешние лидеры Германии, не в пример прошлым, люди чрезвычайно отчаянные и, вероятно, попытаются продолжать борьбу после поражения. Наступит такой короткий период, когда прекратится организованное сопротивление вермахта. Важно, рекомендовалось в инструкции, уловить этот психологический момент. Поэтому любой компромисс на этой стадии и нежелание союзников применять наказание за акты неповиновения будет рассматриваться немцами как достигнутая победа и повод для усиления сопротивления по всему фронту. Тогда их поведение станет дерзким, наглым и враждебным.
В документе допускалось, что ненависть немцев к союзным оккупантам будет сильнее, чем в 1918 году, когда была оккупирована не вся Германия, а лишь часть ее. Оккупационные силы должны быть готовы столкнуться в Германии с беспорядками, нападениями, саботажем, бунтами. Позже немцы развернут пропагандистскую кампанию, в ходе которой будут стараться преуменьшить последствия поражения, ослабить солидарность союзников, и начнут подготовку к возрождению своей мощи.
Союзники не исключали, что в оккупированной Германии возникнут подпольные организации, немцы начнут взывать к милосердию, к жалости к жертвам опустошения, к расовому и культурному равенству германцев и англо-саксов, постараются посеять разногласия между союзниками, будут доказывать, что нацизм был им чужд и что, якобы, он был внедрен против общей воли культурных и неагрессивных немцев.
В документе союзникам рекомендовалось вести себя в побежденной Германии достойно и тем самым вызывать уважение со стороны немцев к ним и их странам. Немцы глубоко уважают все военное, поэтому поведение и дисциплина союзных военнослужащих должна быть на высоком уровне. Должны пресекаться всякие акты насилия над местным населением. Необходимо вести борьбу против пьянства, братания, браков с немками или гражданками других вражеских стран, запрещать неофициальные связи с немцами.
Чтобы прокомментировать приведенную длинную выписку из этого документа и сравнить ее с позицией советских оккупационных властей, необходимо привести выдержки из приказа Эйзенхауэра, подписанного месяцем позже. По всей Германии, говорилось в этом приказе, должно быть арестовано 250 тысяч подозреваемых лиц (сотрудников абвера в ранге берайтсляйтера и выше, членов коллаборационистских полувоенных организаций в освобожденных странах, всех офицеров общих СС и членов службы безопасности, всех лиц в ранге штурбанфюрера и выше, в организации гитлеровской молодежи всех лиц в ранге штамм-фюрера и выше.
Что же касается отношения союзников к основной массе населения Германии, то приказ требовал «занять позицию холодной вежливости». Это означало, что для предотвращения братания с немцами следует применять административные меры: запрещать размещение офицеров и солдат в домах, где проживают немцы, и отселять их в другие дома, до минимума свести контакты с ними, запретить браки с женщинами, являющимися гражданками вражеских государств, для союзных военнослужащих устраивать отдельные от немецкой церковную службу, запрещать посещение квартир, в которых проживают немцы, не устраивать с ними попоек, запрещать рукопожатие с ними, спортивные игры, преподнесение и получение подарков, совместные прогулки по улицам, посещение немецких театров, таверн и отелей (за исключением официальных контактов). Приказ запрещал также вести с немцами дискуссии, особенно по германскому вопросу.
Если отсечь некоторые крайние и несправедливые в отношении немецкого населения оценки и требования союзного командования в период, когда они оккупировали лишь незначительный район Германии, то следует признать, что союзное верховное командование верно оценивало обстановку в гитлеровской Германии, менталитет немецкого народа и правильно намечало возможные, хотя и весьма жесткие меры, по управлению оккупированной Германией. Ознакомление с этими документами дает возможность провести сравнительный анализ политической линии и поведения союзников в Западной Германии и советских войск — в Восточной Германии, сделать соответствующие выводы. Один из таких выводов напрашивается сам собой: не руководство Советского Союза первым установило жесткую политику в отношении побежденной Германии и ее народа и не советские органы безопасности были пионерами в осуществлении этой политики.
Советское верховное командование также не рассчитывало на безмятежность и спокойствие в тылу Красной Армии, которая будет действовать на территории Германии. Опираясь на специфический опыт по охране тыла Действующей армии, приобретенный в ходе боевых действий на советской территории, а также некоторый опыт на территории зарубежных стран, особенно Польши, Ставка верховного главнокомандования и НКВД принимали соответствующие меры.
В соответствии с обращением Контрольного совета к германскому народу от 20 сентября и его закона от 10 октября 1945 года оккупирующие державы в кратчайший срок должны были осуществить ликвидацию нацистской партии, ее филиалов и подконтрольных организаций. Эти решения в советской зоне были выполнены в полном объеме и в срок. В 1945–1946 гг. были ликвидированы национал-социалистическая партия и все ее подконтрольные организации, а также вновь созданные в Берлине, Лейпциге и в провинции Бранденбург фашистские организации «Эдельвейспиратен», организации «88», «Клуб Германии», «Голос немецкой нации», «Национальное рейнское движение сопротивления», «Национал-социалистические зигес-флигер-корпс», «Фридрих Великий» и другие.
В одном из официальных отчетов Генерального секретариата советской секции в КС утверждалось, что в итоге этой акции в советской зоне «не было допущено совершения террористических и диверсионных актов, а также других активных враждебных выступлений против оккупационных властей». Однако это утверждение вступало в противоречие с многочисленными тревожными донесениями органов безопасности о якобы активизации диверсионной и террористической деятельности фашистского подполья осенью 1945 года, которое, мол, «причиняло урон как советским войскам, так и демократическим силам в зоне». Правдой в этих донесениях применительно к осени 1945 года было лишь то, что настроение немцев действительно ухудшалось, но не по причине террористической деятельности фашистского подполья, а в известной мере из-за преступных актов со стороны некоторых советских военнослужащих.
В ходе боевых действий в Великой Отечественной войне охрану тыла Действующей армии обеспечивали специальные внутренние войска (ВВ) НКВД. Во фронтах их было, как правило, по одной дивизии или несколько отдельных полков. При перенесении боевых действий в страны Восточной Европы их функции расширились, и они не только охраняли тылы войск, но в освобожденных странах активно содействовали установлению власти коммунистических партий.
В 1944 году на территории Польши, позже и в Германии в центре действовали войска 1-го БФ и вместе с ними с левого крыла войска 1-го УФ и с правого — 2-го БФ. Внутренние войска НКВД 1-го БФ состояли из четырех полков. Начальником этих войск был генерал-майор П.М. Зимин. Допускалось, что их главным противником в тылу Действующей армии будут члены фашистской организации «фольксштурм», которые развернут активную подпольную вооруженную борьбу. Они действительно осуществляли подрывную работу в Померании и Силезии, которые в то время входили в состав Германии, но массовой вооруженной борьбы не наблюдалось. Именно на этих территориях, населенных преимущественно немцами, внутренние войска приобретали первый опыт, который позже им пригодился в Германии западнее Одера. Это было ведение вооруженных акций, задержание, фильтрация, агентурная работа, охрана тюрем, важных военных и промышленных объектов, депортирование трудоспособных немцев на работу в Советский Союз и другие виды деятельности органов безопасности.
В связи с действительно отмечавшимися случаями нападения немцев, оставшихся в тылу советских войск, в полосе 1-го БФ восточнее Одера, военный совет фронта в феврале 1945 года разослал войскам следующую директиву Государственного комитета обороны: «В целях пресечения попыток совершения террористических актов ГКО в постановлении № 7467 от 3 февраля 1945 года обязал: Командующему Жукову совместно с уполномоченным НКВД Серовым принять решительные меры, жестоко расправляться с лицами, уличенными в террористических актах. Мобилизовать всех немцев от 17 до 50 лет, годных к физическому труду, сформировать рабочие батальоны по 750-1200 чел. для использования их на работах в СССР».
В соответствии с этой директивой уже к концу мая 1945 г. на советских предприятиях работало 188 тысяч интернированных и 100 тысяч арестованных немцев, из них около 140 тысяч работали в угольных шахтах и 55 тысяч на предприятиях металлургической промышленности. Правда, к концу лета того же года женщины с грудными детьми, беременные и больные заразными болезнями среди интернированных были освобождены. Но на их места прибывали другие немцы.
Подобная репрессивная мера в отношении практически всего населения части Германии, оккупированная советскими войсками, была ничем иным, как осужденной международным правом практикой заложничества, и пропагандисты Геббельса не преминули оперативно воспользоваться этим опрометчиво принятым документом в интересах воспитания стойкости у солдат вермахта. Правда, позднее Ставка Верховного Главнокомандования 20 апреля 1945 года, то есть за несколько дней до падения Берлина, не только фактически отменила свою предыдущую директиву, но и приказывала «обращаться с немцами лучше».
Какие же выводы вытекают из приведенной директивы? Крайне противоречивые. Во-первых, она была принята слишком поздно и не могла оказать существенного влияния на улучшение отношений с немцами в период военных действий; во-вторых, в документе, по существу, признавалось, что не возникновение банд предшествовало репрессивным мерам советских военных властей, а, наоборот, оно явилось следствием ненужных превентивных репрессий; в-третьих, директива признавала, что прежнее отношение к немцам было жестоким; в-четвертых, она требовала прекратить плохое обращение не только с гражданским населением, но и с военнопленными; в-пятых, необходимость улучшения отношений к немцам обосновывалась не гуманизмом Красной Армии и требованиями международного права, а сугубо практическими соображениями, то есть, интересами «снижения упорства немцев в обороне»; в-шестых, советское командование впервые признало необходимость дифференцированного подхода к членам нацистской партии; наконец, в-седьмых, требования об улучшении отношения к немцам и недопущение панибратства с ними, объединенные вместе, были поняты в войсках как запрет всяких отношений с немцами.
Следует отметить, что на протяжении всей войны советское правительство вопреки советским законам и международному праву проводило в отношении немцев, проживавших в СССР, крайне грубую дискриминационную политику. И не потому, что немцы вели какую-то подрывную работу, а только потому, что они были немцами по национальности. Так, еще 14 февраля 1942 года ГКО своим постановлением предложил мобилизовать всех советских немцев мужчин от 17 до 50 лет, проживавших в Куйбышевской, Пензенской и Тамбовской областях и на время передать НКВД для строительства железной дороги. Вызов предлагалось производить персональными повестками без приказов и объявлений. 7 октября 1942 года ГКО еще раз приказал произвести дополнительную мобилизацию в рабочие колонны немцев-мужчин в возрасте 15–16 лет и 51–55 лет, а также женщин от 16 до 45 лет. Освободить только тех женщин, кто имеет детей в возрасте до трех лет и беременных. Детей старше трех лет передавать на воспитание остальным членам семьи. Закончить мобилизацию не позднее 1 ноября 1942 года. В новом, третьем постановлении ГКО от 14 октября 1942 года, предлагалось мобилизовать мужчин всех национальностей, воюющих с Советским Союзом стран, (румын, венгров, итальянцев, финнов) в возрасте от 17 до 50 лет.
В последующие годы войны незаконные депортации немцев применялись советскими властями во всех странах, освобожденных Красной Армией. Так, в соответствии с постановлением ГКО № 7161 от 16 декабря 1944 командующий 2-го УФ маршал Р.Я. Малиновский подписал приказ: с 25 декабря 1944 года по 10 января 1945 года мобилизовать и интернировать для работы в СССР трудоспособных немцев-мужчин в возрасте от 17 до 45 лет и женщин от 18 до 30 лет, проживающих на территории Венгрии и Трансильвании. Мобилизации подлежали немцы как подданные Германии и Венгрии, так и подданные Румынии, Югославии и Чехословакии, независимо от занимаемых должностей и выполняемых обязанностей. Мобилизованным разрешалось взять с собой одежду и 15-суточный запас продовольствия общим весом до 200 кг на человека.
В исполнение постановления ГКО в полосе 1-го Украинского фронта до 20 марта также было мобилизовано 39.649 человек. Как известно, на территории Померании, расположенной восточнее р. Одер и входившей в состав Германии, наряду с проживавшим здесь польским меньшинством, «восточными рабочими» и другими иностранцами, основную часть населения все же составляли немцы. Со вступлением на эту территорию советских войск в январе-феврале 1945 года перед советскими органами безопасности встал вопрос об установлении отношения не только к людям разных национальностей, особенно к полякам и немцам, но и к различным слоям самого немецкого населения.
Даже командование 1-го УФ не имело четкого представления о том, какую линию ему следует вести в отношении немцев, проживающих в Польше. Так, на совещании военных комендантов и их заместителей, которое состоялось в г. Лигнице 4 марта 1945 года, член военного совета фронта генерал-лейтенант К.В. Крайнюков, в частности, критиковал заместителя коменданта по политчасти г. Гинденбурга, который «сидел рядом с немцами и мирно с ними беседовал. Он нашел здесь «коммунистическую партию» и нянчится с немцами. Со всеми, кто называет себя «немецким коммунистом», следует поступать так же, как и со всеми немцами».
Для определения отношения к немцам в Польше заместитель Берии, который одновременно был уполномоченным НКВД по 1-му БФ, генерал-полковник И.А. Серов, 18 февраля 1945 года, разослал всем начальникам отделов «СМЕРШ», командирам полков НКВД, начальникам оперативно-чекистских групп городов особую инструкцию, названную «Ориентировкой о документах для определения лиц немецкой национальности». В соответствии с этим документом при «мобилизации и фильтрации» немцев нужно было руководствоваться разным видом и цветом имевшихся у них паспортов. Так, у «настоящих немцев», обладавших всеми правами и обязанностями гражданина Германии, паспорт был светло-серого цвета, у немцев, родившихся в Польше и имевших хотя бы одного из родителей немца, — голубого цвета, немцам, прибывшим в 1939–1940 гг. с Украины, Белоруссии, Бессарабии и Прибалтики, выдавались паспорта тоже светло-серого цвета. Особую группу составляли немецкие беженцы 1943–1944 гг. Советские граждане, бывшие пособниками оккупантов и бежавшие с ними, имели паспорта иностранцев и обладали определенными льготами. Всем «восточным рабочим» на полгода выдавались удостоверения личности белого цвета. Поляки, проживавшие в провинциях Вартагау и Померании, имели такое же удостоверение личности, но розового цвета. «Ориентировка» завершается предупреждением, чтобы ее «хранить тщательно, не допуская утери».
Какие же методы применяли внутренние войска НКВД, выполняя директиву ГКО от 3 февраля 1945 года и указания генерал-полковника Серова по охране тыла 1-го БФ, в январе-феврале 1945 года? Об этом свидетельствует выдержка из справки разведотдела штаба внутренних войск НКВД этого фронта: «Нами разыскивается сейчас каждый немец, безотносительно к тому, располагаем мы на него материалами или нет. Розыск по признакам совершения того или иного преступления начинается фактически после задержания. Конкретные результаты достигаются, главным образом, путем фильтрации и следствия, и при помощи агентуры из числа опознавателей». В справке отмечается, что таким путем всеми видами оперативно-служебной деятельности задержано и подвергнуто фильтрации 4.813 чел., из них разоблачено 2.792 чел… В основном это были фольксштурмовцы и немцы, уклонявшиеся от депортации на работы в СССР. Тот факт, что более тысячи из них были отпущены, означает брак в работе командования внутренних войск НКВД фронта. Одновременно в документе признавалось, что «бандформирований не зафиксировано». Специфически чекистское понятие «бандформирования» в документах НКВД часто употребляется для определения вооруженных групп, ведущих подпольную борьбу с внутренними войсками в тылу. Не ведя широкой вооруженной борьбы, внутренние войска НКВД фронта имели определенные успехи в создании агентурно-осведомительной сети среди местного польского и немецкого населения, которая на 1-е апреля 1945 года составляла 113 человек. Но в соответствии с указанием И.А.Серова разрешалось вербовать агентуру только из среды поляков и русских. Вербовка немцев, даже антифашистов, запрещалась, но из каких соображений, понять трудно. «Допускается нелегальное использование их в наших интересах, — подчеркивалось в указаниях Серова, — однако без официального оформления сотрудничества с нами».
Условия деятельности органов и войск НКВД существенно изменились в ходе Берлинской операции, когда войска действовали на территории с чисто немецким населением, и особенно после капитуляции Германии. Они действовали в условиях, когда ГКО отменил мобилизацию немецкого населения на работы в Советский Союз и отношение к немцам изменилось к лучшему. В очередном докладе генерала Зимина об итогах деятельности его войск в апреле подчеркивалось, что, если раньше войсками разыскивался каждый немец, то теперь мы опирались на агентурную разработку выявления преступной деятельности того или иного конкретного немца. Наступило время значительного расширения агентурно-осведомительной сети. Изменение отношения к немцам повлияло и на методы фильтрации, они велись более осмотрительно. Из 4.058 чел., прошедших фильтрацию в апреле, было арестовано только 892 чел.
Командование войск провело основательную подготовку предстоящих действий в Берлине. Еще накануне Берлинской операции для этой цели НКВД была сформирована центральная группа г. Берлина во главе с генералом А.М. Сидневым. Оперативно-чекистскую группу внутренних войск НКВД фронта в Берлине возглавил начальник разведотдела штаба войск полковник Антонюк. Эта группа двигалась вслед за боевыми порядками и начала работу в центре города уже 3 мая 1945 года. В группе кроме советских офицеров состояли и 12 опытных агентов из немцев. В докладе Антонюка отмечается роль агента старшей телефонистки из министерства иностранных дел Германии «Ирины», которая предназначалась для розыска заместителя И. Риббентропа некоего Бертмана (автору такая личность в МИДе неизвестна — М.С.). Другой агент по кличке «Халипа» был известным в Германии артистом, «обслуживал» русскую эмиграцию и предназначался для розыска председателя белогвардейского эмигрантского комитета генерала Бескупного, который, по некоторым данным, скрывался в Берлине.
И в этом, как и в предыдущем документе, снова отмечалось отсутствие в полосе фронта действий бандформирований и объяснялась такая пассивность тем, что фольксштурмовцы и вервольфовцы отсиживались в глухом подполье, ожидая более благоприятных условий для развертывания вооруженной борьбы.
Фольксштурм — это ополченческие формирования, созданные нацистской партией и СС осенью 1944 года. На восточном фронте тогда их было 100 батальонов. Во время берлинской операции только в обороне Берлина участвовало до 200 батальонов фольксштурмовцев. Так, в течение января-февраля 1945 года, против войск 1-го Украинского фронта сражалось 25 батальонов фольксштурма по 300–800 человек каждый. К концу января их большая часть была уничтожена и осталось лишь 10 батальонов. «Вервольф» — это подпольные диверсионно-террористические группы, оставляемые германским командованием в тылу советских войск.
Однако, как заявил допрашивавшим его советским офицерам в Нюрнберге глава последнего германского «правительства» гроссадмирал К. Дениц, как только он принял на себя верховную власть, он немедленно отдал приказ, запрещающий создание подпольных организаций и всякую нелегальную деятельность солдат и офицеров против союзных властей.
По оценке разведотдела штаба внутренних войск 1-го БФ, во второй половине мая 1945 года обстановка изменилась. «Вервольф» предпринял попытку организоваться. Поэтому органы НКВД видели свою задачу в том, чтобы создавать широкую сеть агентов из среды членов бывшей нацистской партии, лояльно относившихся к Советскому Союзу, пользующихся доверием и связями в фашистском подполье, а также из антифашистов, хорошо знавших обстановку в своей стране. С помощью агентуры, численность которой увеличилась до 246 человек, было задержано (подвергнуто фильтрации) 8.241 немец, но разоблачено только 976 чел., остальных пришлось освободить. В июне число задержаний резко уменьшилось до — 973 чел., но разоблачено более половины задержанных. Агентов стало меньше, но их деятельность стала более эффективной, направленной против конкретных лиц, и на первый план выступила задача внедрения в «вервольфовское» подполье.
Как рассказал один из сотрудников службы безопасности, только в течение одной ночи сразу же после капитуляции Германии в Берлине были арестованы и депортированы в Советский Союз 30 тысяч немцев. Списки этих людей были получены от немецких коммунистов еще тогда, когда наши войска стояли на Одере. В первые дни после капитуляции, продолжал этот офицер безопасности, к нам стояла длинная очередь немцев, желавших быть нашими «негласными сотрудниками». Для профессиональной подготовки доверенных лиц из немцев, работавших в интересах органов НКВД/МГБ в Германии, в провинциях Мекленбург и Бранденбург, по данным немецких авторов, были созданы две специальные школы.
В обстановке, сложившейся в июле, отмечается две важные особенности. Первая состояла в том, что было зафиксировано девять случаев «террористических актов» против советских военнослужащих и демократических деятелей немецкой администрации, произошли вооруженные нападения на военную комендатуру, имелись попытки диверсий на железной дороге, разбрасывались подрывные листовки на улицах Берлина, Дрездена и Стендаля. 3 июля по дороге Бесков-Миксдорф были убиты трое военнослужащих Красной Армии и бургомистр деревни Миксдорф. 13 июля группа «вервольфовцев» предприняла попытку устроить в Саксонии крушение поезда с демонтированным оборудованием. 18 июля группа в 11 чел. обстреляла военную комендатуру в поселке Гросс-Бейштер.
Вторая особенность обстановки, вызвавшая озабоченность руководителей органов НКВД в Берлине, состояла в том, что, по их данным, впервые в советскую зону переброску своей агентуры предприняли спецслужбы США и Великобритании. Американцы, покидая некоторые регионы советской зоны, оставили 300 завербованных ими агентов. Для противодействия им, по указанию генерала Серова, разведорганы воинских частей внутренних войск НКВД в Германии передавались в отдельную группу «для ведения особой агентурной работы». Подверглась задержанию также значительная часть демобилизованных советских солдат и репатриантов, не пожелавших возвращаться в Советский Союз и занимавшихся разбоем, грабежом и мародерством.
Осенью отмечалось оживление подполья, продолжались террористические и диверсионные акты, хотя бандформирования не были зафиксированы. Среди населения резко усилилась фашистская пропаганда, имели место призывы к вооруженной борьбе, выдвигались угрозы тем, кто сотрудничает с органами СВАГ, осуществляет аграрную реформу и участвует в демократизации жизни в зоне. Эта пропаганда оставила негативный след среди населения. К тому же с массовой передислокацией войск на территорию СССР участились случаи бандитизма со стороны советских граждан. В некоторых преступлениях были замешаны уголовники, которые, пользуясь бесконтрольностью на транспорте, прибывали в Германию специально из Советского Союза. В октябре органам НКВД удалось ликвидировать пять бандитских групп, состоявших из дезертиров.
Задачи войск НКВД в Германии в директиве генерал-полковника И.А. Серова № 002465 от 27 августа 1945 года были сформулированы следующим образом: кроме ликвидации диверсионно-террористических групп и бандформирований, борьбы с враждебными проявлениями со стороны фашистских и других преступных элементов, служба безопасности должна производить обыски, аресты и другие специальные оперативно-войсковые мероприятия под руководством начальников оперативных групп; осуществлять внешнюю охрану тюрем, КПЗ и конвоировать задержанных, охранять и при необходимости оборонять пункты дислокации оперативных секторов, оперативных групп и самих подразделений внутренних войск.
Речь шла об охране 220 объектов в советской зоне, включая и Саксонское горное управление, занимавшееся добычей урановой руды в Рудных горах. Для охраны этих объектов использовалось 3.287 «активных штыков». До декабря 1946 года эти задачи выполнялись органами шести оперативных секторов, на которые была поделена территория зоны и семью стрелковыми полками ВВ общей численностью 7.938 человек. Однако 4 декабря 1946 года МВД СССР сократило численность своих внутренних войск в Германии до пяти полков в составе 5.645 человек.
Усилия сотрудников советских спецслужб в Германии были направлены не только на борьбу с реальными противниками вроде различных неонацистских групп, но и с воображаемыми врагами. Подчиненные генерала Серова и его преемников везде искали троцкистов, сторонников Тито, шумахеровцев, буржуазных националистов, а если находили, то беспощадно наказывали, как это было и в других странах Восточной Европы.
Чтобы продемонстрировать важность и необходимость иметь в советской зоне крупные силы войск НКВД/МВД и показать эффективность их деятельности, командование проводило периодические прочесывания всей территории зоны или ее отдельных регионов и городов. Следует сказать, что они давали определенные результаты. Однако в большей мере они накаляли обстановку и вызывали беспокойство среди населения. Так, с 10 по 15 августа 1945 года было организовано первое массовое прочесывание территории советской зоны, в ходе которого было задержано для фильтрации 64 тысячи человек, в том числе 2 тысячи офицеров и 12 генералов бывшего вермахта, войск СС, а также несколько десятков англо-американских агентов. Дополнительное прочесывание с 11 по 16 сентября 1945 года было осуществлено в Берлине, в ходе его было задержано 4.432 человека.
Командование внутренних войск НКВД в Германии считало, что кроме вышеуказанных задач в то время перед ними стояли еще две. Первая — это организация «особой агентуры в зоне союзных войск». Для решения этой задачи уже в октябре было подключено пять человек. И вторая — создание квалифицированной агентуры для более эффективной борьбы против фашистского подполья.
Борьба войск НКВД и других спецслужб при энергичной поддержке антифашистов и немецких властей усилилась в последующие месяцы 1945 года. Распространяемые в Берлине листовки призывали немцев защищать своих жен и детей от советских солдат. «Тот, кто продал нас монголам — враг народа. Демократы-немцы, подумайте об этом!» Другая листовка гласила: «НСДРП борется. «Вервольф» жив. Поддерживайте «Вервольф!» В листовках распространялись слухи о предстоящей войне между западными союзниками и Советским Союзом, критиковались методы проведения земельной реформы, население подстрекалось к сопротивлению демонтажу предприятий. Участились случаи террористических актов. Так, в ноябре было убито девять советских военнослужащих, два немца и ранено 24 человека. Имелись случаи отравления советских солдат спиртом. Немецкие бандиты стали иногда переодеваться в советскую униформу. Так утверждалось в одном из донесений командования внутренних войск НКВД в Германии.
Подобные отдельные случаи действительно могли иметь место, но они не представляли серьезной угрозы ни советским войскам, ни немецким демократическим органам. Во всяком случае, ни я, ни многие мои коллеги даже не слышали о подобных случаях. Уже через несколько недель после прекращения боевых действий мы перестали носить личное оружие и чувствовали себя в полной безопасности. Немцы смирились со своей судьбой побежденных, что вполне соответствовало их менталитету. Однако делать вывод о наличии в целом благополучной обстановки к зоне не входило в намерения генерала Серова и его подчиненных, которые спустя некоторое время снова стали бить тревогу.
Так, в декабре было замечено, как они сообщали, что кроме «Вервольфа» в подпольную деятельность втягивались бывшие военнослужащие вермахта, отмечалось саботирование директив СВАГ, продолжались террористические акты против советских военнослужащих и, как отмечал генерал Зимин в очередном докладе, «происходила резкая активизация англо-американской разведки». В декабре было задержано десять ее агентов. Новым являлось и то, что стала распространяться нелегальная нацистская газета «Фронт свободы». Она, в частности, утверждала, что Гитлер жив и призывает к сопротивлению и что подпольем, якобы, руководит М. Борман.
Методы деятельности, накопленные на родине, органы безопасности целиком перенесли в Германию: в любом более или менее крупном не только немецком учреждении, но и в органах СВАГ они заводили «стукачей», занимались «подсиживанием» неугодных сотрудников. Для них не составило большого труда буквально через несколько недель после окончания войны произвести аресты многих советских граждан-героев этой войны. Они плели паутину даже вокруг маршала Жукова. Эти блюстители «социалистической демократии» находили любые поводы, чтобы вызвать у Сталина недоверие к нему.
Чтобы иметь представление об обстановке, в какой пришлось работать многим советским гражданам в Германии и Жукову в том числе, достаточно привести случай, о котором рассказал позже он сам. Осенью 1945 года в Берлин прибыл начальник Главного управления «СМЕРШ» генерал-полковник В.С. Абакумов и предпринял аресты среди генералов и офицеров. Узнав об этом, Г.К.Жуков немедленно вызвал его к себе для объяснений. «Как только он появился в моем кабинете, — рассказывал Жуков, — ему были заданы два вопроса: первый — почему по прибытии в расположение Группы советских войск в Германии он не представился мне как Главнокомандующему? Второй — почему без моего ведома, как Главноначальствующего, он производит аресты подчиненных мне генералов и офицеров? Конечно, дать вразумительные ответы на эти вопросы он не смог.
Внимательно выслушав его сбивчивые ответы, я приказал ему: всех арестованных немедленно освободить, самому ему в течение 24 часов отбыть в Москву. При этом я строго предупредил Абакумова, что, если он не выполнит моих требований, то я прикажу арестовать его и отправить в Москву под конвоем. И он не ослушался, подчинился этому приказу. Арестованные генералы и офицеры были освобождены, а сам Абакумов отбыл в Москву».
О подобном случае рассказал и К.И. Коваль. В середине июня 1945 года Ковалю позвонил Жуков и с раздражением сообщил, что генерал Серов доложил ему, что Коваль мобилизовал все немецкие автомашины на вывоз демонтированного оборудования, в связи с чем в ряде городов был прекращен подвоз муки на хлебозаводы, и могут возникнуть голодные бунты. Однако предпринятая немедленно проверка не подтвердила подобных случаев, о чем было объявлено на специальном совещании.
«После того, как все разошлись, — вспоминал К.И. Коваль, — маршал оставил меня и Дратвина и сказал: «Вы не только выиграли дело с созданием автомоста Восточная Германия — граница СССР, но и помогли мне ударить по «стукачам». Упаси Бог, если мы привьем их на немецкой земле, в условиях оккупационного режима, где права человека и без того принижены самим фактом оккупации».
К сожалению, худшие опасения маршала начали сбываться как только в марте 1946 года по требованию Сталина он покинул свой пост в Берлине и уехал в Москву.
Аресты среди немецкого населения с нарастающей интенсивностью также продолжались. При этом грубо нарушались права гражданина, было немало случаев, когда подвергались аресту не только нацисты, военные преступники и американские и английские агенты, но и только-что освобожденные из тюрем антифашисты, которые по разным причинам были недовольны деятельностью КПГ/СЕПГ и даже органов СВАГ. Преувеличивая остроту ситуации, в своих донесениях наши спецслужбы находили повод для существенного усиления агентурно-осведомительной сети среди немцев. Без помощи немецких антифашистов и других немецких граждан, согласившихся сотрудничать с советскими контрразведывательными органами, утверждалось в одном из донесений, эффективная борьба с подпольем и разоблачение нацистов и военных преступников была бы невозможна. На 1 января 1946 года эта сеть составляла 2.304 чел., из них лишь в декабре было завербовано 458 агентов. Некоторые из них добивались неплохих результатов. Так, бывшая официальная сотрудница нацистской службы СД Э.Д. была арестована и завербована, но на условиях сотрудничества с советской контрразведкой была освобождена. Через некоторое время ей удалось обнаружить резидентуру СД в г. Галле и оказать содействие в задержании бывшего начальника местного отдела СД.
В докладе генерала Зимина отмечалось также, что есть результаты и в «особой агентурной работе», которую в декабре 1945 года вел 21 агент, а в феврале 1946 года уже 30 агентов. Некоторые из них имели связи с союзными властями, включая американскую разведку, внедрялись в польские и украинские национальные формирования. В целом негласный аппарат разведотдела штаба внутренних войск НКВД в Германии, состоявший исключительно из немцев, насчитывал 3083 человека.
После речи У.Черчилля в Фултоне с весны 1946 года было отмечено оживление подпольной деятельности нацистов. Они распространяли слухи о возможной войне между бывшими союзниками, активизировали антисоветскую пропаганду, но диверсионных и террористических актов весной 1946 года не отмечалось. Шла острая борьба между разведкой и контрразведкой западных держав и Советского Союза. В советской зоне в апреле 1946 года было арестовано восемь английских и американских агентов. 45 советских агентов продолжали работать в западных зонах, причем среди них три военнослужащих союзных армий.
Поток беженцев с востока в Западную Германию с 1948 года создавал благоприятные условия для проникновения советских агентов в весьма важные государственные структуры Западной Германии и других стран. Именно через штаб-квартиру МГБ в Карлсхорсте в 1949 году, по утверждению Кр. Эндрю и О. Гордиевского, в разведывательную службу ФРГ проникли бывший капитан войск СС Ганс Клеменс, а позднее и его приятель Хайнц Фельфе. Тогда же было успешно проведено внедрение советских агентов в Народно-трудовой союз (НТС) и Организацию украинских националистов (ОУН).
К маю 1946 года ВВ МВД в Германии состояли из десяти полков (16, 38, 87, 92, 105, 127, 157, 213 и 331 сп) и насчитывали 15.158 человек личного состава. Они предназначались для охраны следующих объектов: пяти оперативных секторов (по одному на провинцию), 17 окружных оперативных групп, 170 уездных и районных опергрупп, 15 тюрем, 131 КПЗ, в Берлине они охраняли центральную опергруппу НКВД и 13 опергрупп городских районов, один спецлагерь, здание бывшей имперской канцелярии, отделы и опергруппы по борьбе с бандитизмом, а также охраняли штаб-квартиры генералов Серова и Сиднева и здание представителя Совета при СМ СССР по репатриации.
Наряду с охраной определенных объектов ВВ НКВД конвоировали в СССР советских граждан, которые в годы войны сражались на стороне противника. В соответствии с директивой начальника Главного управления формирований Красной Армии от 14 января 1946 г. в советской зоне оккупации из числа первой партии принимаемой от союзников в лагеря ГСОВ группы бывших военнослужащих рядового и сержантского состава, служивших в немецкой армии, в специальных немецких формированиях «власовцев» и полицейских, были сформированы пять рабочих батальонов численностью по тысяче человек каждый. Всех их в железнодорожных вагонах с решетками на окнах под усиленным конвоем, вооруженным винтовками и пулеметами, направляли на станцию Владивосток.
В феврале 1947 года в советской зоне оккупации Германии внутренние войска были сокращены и состояли из следующих частей: 38-го краснознаменного ордена Суворова полка, 83-го стрелкового краснознаменного полка, 92-го стрелкового карпатского краснознаменного полка, 105-го стрелкового рижского краснознаменного полка и 157-го стрелкового краснознаменного ордена А.Невского полка. По данным командования ВВ МГБ в Германии за первые восемь месяцев 1947 года было задержано (по принятой в этих войсках классификации): агентов иностранных разведок — 36, диверсантов и террористов — 43, бандитов — 25, активистов нацистской партии — 81, изменников родины — 56, дезертиров — 23, грабителей и насильников — 23, незаконно хранивших оружие — 173, нарушивших границу зон — 878, нарушивших режим оккупации — 24, советских граждан, уклонявшихся от выезда в СССР, — 4, нарушителей общественного порядка — 187, лиц без документов — 2.368 человек. Итого — 3.927 человек. Одновременно за этот же период войсками было отконвоировано в СССР 98.938 немецких заключенных.
Задержанные, как правило, не подвергались судебному разбирательству. Но если были осуждены через военный трибунал, то судебные заседания в нарушение общепринятой практики проходили на русском языке, без участия защитников, и мера наказания обычно определялась на срок от 15 до 25 лет. Смертная казнь определялась в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР, принятым в январе 1950 года. Для временного содержания интернированных на территории зоны советские лагеря были созданы в следующих городах: Бауцене (июнь 1945 г. — март 1950 г.), Бухенвальде (около г. Веймара) (август 1945 г. — февраль 1950 г.), форте Цинна у Торгау (сентябрь 1945-го — май 1946-го), Франкфурте-на-Одере (май 1945 г. — сентябрь 1947 г.), Мюльберге (сентябрь 1945 г. — ноябрь 1948 г.), Заксенхаузене (август 1945 г. — февраль 1950 г.) и до десяти лагерей в других городах.
В связи с сокращением внутренних войск МГБ, охранявших спецлагеря, в которых находились бывшие нацисты, военные преступники, уголовники, возникла проблема их дальнейшей охраны, поскольку количество заключенных не уменьшилось, а увеличилось. Так, например, командир 38-го стрелкового полка полковник Павлов 6 июня 1947 докладывал начальнику внутренних войск МГБ в Германии генерал-майору В.И. Кузнецову, что после расформирования некоторых спецлагерей, численность «спецконтингента» в действующих лагерях значительно возросла. В частности, в спецлагере № 1 (г. Мюльберг) вместо прежних шести тысяч заключенных стало 13.340, в лагере № 2 (Бухенвальд) — с 15 тысяч до 18 тысяч, в лагере 4 (г. Баутцен) — с пяти тысяч до — 6080, в лагере № 10 (г. Торгау) с тысячи — до 1900 человек. Командир полка жаловался, что его часть, насчитывающая 1232 чел., не в состоянии справиться с охраной многих лагерей, тюрем, отделений МГБ в провинциях и других объектов.
Оценивая оперативную обстановку в советской зоне за первое полугодие 1947 года, командование ВВ МГБ в Германии считало, что «работа органов СВАГ создала благоприятные условия для укрепления демократических органов немецкого самоуправления, очистке органов и учреждений от фашистского элемента, усилило влияние СЕПГ — в провинциях она добилась серьезной победы на коммунальных выборах и закрепила блок антифашистских партий».
Приведенная командованием ВВ МГБ оценка своей собственной деятельности в Германии страдает, на наш взгляд, односторонностью. Данные о количестве задержанных немцев действительно внушительны. Но по ним трудно установить, сколько же из них по решению судов действительно являлись фашистскими террористами, диверсантами или агентами иностранных разведок. Практика работы этих органов в прошлом и в последующем свидетельствовала, что разница между этими величинами нередко была значительной.
Поэтому в сентябре-ноябре 1947 года руководители МГБ направили Сталину и Молотову несколько записок с предложением ускорить рассмотрение дел содержавшихся в лагерях и тюрьмах советской зоны оккупации немцев с тем, чтобы хронических больных и стариков, в отношении которых нет достаточных оснований для предания суду, вообще освободить. Конкретно было рекомендовано освободить не более 20 тысяч из 60.580 немцев, на которых нет данных о преступной деятельности, а также стариков, женщин с детьми, подростков, инвалидов и тяжело больных.
Использование бывших нацистских концлагерей в Германии советскими спецслужбами вызывало у значительной части немецкого населения неприятные ассоциации. Критические статьи по этому же поводу появились и в прессе западных зон. Поэтому МИД СССР 26 июня 1947 года внес предложение запретить СВАГ использовать Бухенвальд и Заксенхаузен для содержания арестованных немцев. Однако замминистра внутренних дел СССР Серов с согласия замминистра иностранных дел СССР Вышинского отверг это предложение «из-за невозможности расселения содержащихся в них арестованных немцев по другим лагерям, строить же новые лагеря нецелесообразно» .
Как явствует из справки заведующего 3-м Европейским отделом МИД, представленной Молотову 17 октября 1947 года, с начала оккупации и по 1 января 1947 года в местах заключения в советской зоне находились 14.820 человек, виновных в военных преступлениях, преступлениях против мира и человечности. Советские военные трибуналы привлекли к ответственности 14.240 человек, из них осуждено к смертной казни 138 человек, к другим мерам наказания — 13.960 человек и оправдано — 142 человека. В число осужденных не входили те лица, дела на которых были рассмотрены на местах совершения ими преступления.
Далее в справке отмечается, что кроме упомянутой категории преступников за указанный период было арестовано 59.965 членов СС, высших государственных чиновников, гестапо, СД, «корпуса политических руководителей», офицеров генштаба и некоторых других категорий. Количество арестованных по этим же категориям в советской зоне оккупации не очень отличается от других зон — в американской зоне было арестовано 51 тысяча, в британской — 34.500 и во французской — 10.923 человека.
Одновременно в справке указывалось, что американские оккупационные власти дали согласие на передачу Советскому Союзу 1.950 членов СД, СС, гестапо и других организаций, совершивших военные преступления на советской территории. Но реально была передана лишь их часть. Вместе с тем в западных зонах проживало «свыше тысячи предателей, советское гражданство которых союзники не признали», говорилось в справке.
В первые годы «холодной войны» советские спецслужбы, в том числе и в Германии, переживали немалые трудности. С одной стороны, заметно активизировалась деятельность англо-американских спецслужб в Германии, с другой же стороны, наблюдалась неразбериха в организации некоторых советских разведопераций. Несколько опытных и хорошо информированных сотрудников бежали за границу или, как позже обнаружилось, еще раньше служили разведкам других стран.
В начале 1946 года Берия стал членом Политбюро и заместителем председателя СНК. На посту в НКВД Берию сменил бывший его заместитель С.Н. Круглов. Руководителем НКГБ оставался В.Н. Меркулов. В марте 1946 года НКГБ и НКВД были преобразованы из комиссариатов в министерства. Вскоре В.Н. Меркулова на посту главы МГБ сменил тоже «человек Берии» В.С. Абакумов. С апреля 1943 года он руководил военной контрразведкой «СМЕРШ», которая занималась не только ловлей немецких шпионов, но и «предателей и изменников родины» в рядах Вооруженных сил. В конце войны она также занималась «фильтрацией миллионов советских военнопленных, репатриацией и казнями солдат и офицеров, служивших в армии Власова. Одной из задач «СМЕРШа» до его формального закрытия в марте 1946 года, как и МГБ под руководством Абакумова, было, как отмечается в советской официальной истории деятельности чекистов в период войны, «помочь народам освобожденных стран установить и укрепить свободные местные формы правления».
Осенью 1947 года Управления внешней разведки МГБ и ГРУ были объединены в новую организацию внешней разведки — Комитет информации (КИ) во главе с министром иностранных дел В.М. Молотовым. Летом 1948 года после споров с Молотовым министру обороны Н.А. Булганину удалось вернуть сотрудников военной разведки из КИ в ГРУ.
Советские органы безопасности во главе с Берия вместе с группой офицеров штаба 1-го БФ принимали активное участие и в мероприятиях по обеспечению охраны участников Потсдамской конференции в июле-августе 1945 года. Как вспоминает бывший заместитель командующего 1-го БФ по тылу генерал-лейтенант Н.А.Антипенко, руководивший общей материально-бытовой подготовкой конференции, переписка между руководителями союзных держав о сроке и месте созыва конференции началась еще в конце мая 1945 года. Тогда же группа офицеров с участием представителя начальника тыла 1-го БФ полковника Г.Д. Косогляда объехала и осмотрела все окрестности Берлина и рекомендовала избрать местом конференции красивый дачный район Бабельсберг, находившийся рядом с Потсдамом. Здесь же был дворец бывшего германского кронпринца, где и предлагалось работать конференции. Маршал Жуков, а позднее и Сталин согласились с выбором.
С точки зрения безопасности была проверена вся прилегающая ко дворцу местность, особенно знаменитый парк Сан-Суси, отремонтированы, оборудованы и проверены все восемь дачных домиков для каждой делегации и 36 комнат самого дворца. Для ремонтных работ были привлечены немецкие инженеры, техники и рабочие. Их тщательно проверили. С целью обеспечения надежной охраны вся ближайшая территория была разбита на три кольца. Внешнее и среднее должна была охранять советская спецслужба. Внутреннее кольцо было разбито на три сектора, охрану которых несли представители соответствующих держав. Если на Ялтинской конференции все заботы и расходы нес только Советский Союз, то в Потсдаме питание и другие виды обслуживания, по предварительной договоренности, обеспечивала каждая делегация своими силами и ресурсами. Специальные представители США и Англии, наблюдавшие за ремонтом и мерами безопасности конференции, остались довольны.
Среди других видов чекистской деятельности группы генерала Сиднева в Берлине на протяжении нескольких лет после войны особо значимой стала «операция по расследованию обстоятельств самоубийства Гитлера». После того, как ее подробности стали достоянием общественности, операция приобрела зловеще-сенсационный характер.
История этого «расследования» такова. Как только ранним утром 1 мая 1945 года маршалу Жукову стало известно о самоубийстве Гитлера, последовавшем 30 апреля 1945 года в 15 часов 50 минут, он доложил Сталину. Выслушав доклад, Сталин ответил: «— Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?» Жуков ответил, что «труп Гитлера сожжен на костре».
Судя по воспоминаниям Жукова, он решил, что для Сталина вопрос о судьбе Гитлера был закрыт, так как дальнейшие подробности его не интересовали. Однако, это было ошибочное предположение. Сталин засомневался в достоверности сведений о самоубийстве Гитлера, высказав предположение о возможности убийства двойника Гитлера с целью прикрытия исчезновения самого фюрера. Даже доклад судебно-медицинской экспертизы, подтверждавший факт самоубийства фюрера, не поколебал сомнений Сталина. И тогда за дело взялись чекисты генерала Сиднева. Были арестованы старший камердинер фашистского диктатора Г. Линге, его личный адъютант Гюнше. Они были последними, кто видел и говорил с Гитлером. Их допросы работниками госбезопасности продолжались несколько лет в Берлине и в Москве с единственной целью: доказать, что правы не они — непосредственные свидетели обстоятельств самоубийства Гитлера — а Сталин, требовавший от чекистов подтверждения его предположения о судьбе диктатора.
Именно в таком, заранее заданном ключе, вели следствие советские чекисты, применяя при этом широкий диапазон только им известных приемов — от психологического шантажа до прямых угроз расстрела как военных преступников. Подследственным откровенно говорили на Лубянке, что от них требуются показания, подтверждающие версию о наличии у Гитлера двойника.
Год спустя после событий в бункере фюрера в мае 1946 года Линге из Бутырки привезли в Берлин, в еще сохранившийся тогда бункер под имперской канцелярией, чтобы он еще раз «вспомнил», отказался от своих прежних показаний и подтвердил версию следствия. Снова судебно-медицинская комиссия произвела эксгумацию трупов Гитлера и Евы Браун, которые теперь уже были перевезены из Берлина в г. Магдебург и зарыты во дворе отдела «СМЕРШа». Комиссия снова подтвердила показания Линге и других, но в своем заключении, тем не менее, указала, что она «не считает возможным сделать окончательные выводы по этому вопросу». Видимо, члены комиссии не забывали, что Сталин еще был жив.
Итак, круг в системе показаний замкнулся, но допросы продолжались. Когда истекал третий послевоенный год, руководители МГБ вдруг воспылали желанием выяснить и вопросы интимной жизни покойного фюрера Германии. Для Гюнше и Линге в Бутырской тюрьме были созданы все условия, чтобы они осветили эти вопросы. Свои воспоминания они писали до осени 1949 года в надежде, что вместе с сотнями тысяч других военнопленных их отпустят на родину. Но руководство МГБ не забыло упрямства Гюнше и Линге, и они, отправленные из тюрьмы в обычный лагерь для военнопленных, провели в СССР еще семь лет.
Такова история операции НКВД/МГБ по расследованию судьбы Гитлера, сохранившаяся для потомков во многотомном следственном деле и ставшая известной общественности благодаря публикациям Л. Безыменского и Э. Максимовой.
В связи с обострившейся после 1947 г. конфронтацией между бывшими союзниками заметно активизировалась деятельность англо-американских спецслужб в Германии. Заслугой советской контрразведки в это время было, в частности, то, что она с помощью советского разведчика, действовавшего в Англии, Джорджа Блейка вскрыла в Берлине туннель к линиям связи советского командования в Германии. Обстановка была так накалена, что советское руководство категорически потребовало от органов КГБ не пропустить опасности возникновения вооруженного конфликта.
Осуществляя деятельность по защите интересов советского государства в Германии, не все сотрудники советских спецслужб отличались не только политической культурой, но и моральной чистоплотностью. Как позднее было вскрыто, высшие руководители советских спецслужб в Германии нередко абсолютно бесконтрольно занимались грабежом и мародерством, то есть, совершали серьезные уголовные преступления. Так, арестованный в начале 1948 года бывший начальник оперативного сектора в Берлине генерал-майор Сиднев показал на допросе, что вступившие в город советские войска захватили большие «трофеи». В разных частях города были обнаружены хранилища золотых вещей, серебра, бриллиантов и других ценностей. Было также найдено несколько огромных хранилищ с дорогостоящими мехами, шубами, разными сортами тканей, белья и многим другим имуществом, особенно с бесчисленным множеством столовых приборов и сервизов. На все эти ценности обычно накладывали лапу чекисты, разворовывали их вместо того, чтобы организовать их охрану, учет и передачу в распоряжение советского государства.
Особенно активно грабежом занимался сам Сиднев. Позже на его квартире в Ленинграде были обнаружены сотни золотых и платиновых изделий, тысячи метров ткани, около 50 дорогостоящих ковров, большое количество хрусталя, фарфора. В подвалах германского имперского банка были обнаружены огромные суммы денег и уникальные предметы, например, пять гобеленов работы фламандских и французских мастеров XVII–XVIII веков. Все они были прихвачены Сидневым и переправлены на его квартиру в Советский Союз. Сам генерал и некоторые его подчиненные целыми эшелонами отправляли в Советский Союз наворованную ценную мебель, музыкальные инструменты, киноустановки и другие вещи.
Такими же преступными делами занимались и руководители других оперативных секторов в советской зоне оккупации — генералы Г.А. Бежанов в Тюрингии и С.А. Клепов в Саксонии. В этих землях они чувствовали себя князьками, жили в роскоши в реквизированных дворцах, занимались различными уголовными махинациями, злоупотребляя своим служебным положением. Сиднев и его подручные грабили также имущество, принадлежавшее невинно арестованным ими немцам, что становилось известным населению и компрометировало советские оккупационные власти.
Но главным воротилой по части присвоения награбленного в Германии был сам руководитель советской службы безопасности в советской зоне генерал-полковник Серов. Как рассказал Сиднев, который был его правой рукой, самолет Серова постоянно курсировал между Берлином и Москвой, доставляя на квартиру Серова без досмотра на границе в огромном количестве меха, ковры, картины и другие ценности. С таким же грузом и автомашинами он отправлял вагоны.
Когда группа Сиднева обнаружила в подвалах имперского банка около ста мешков с 80 млн. немецких марок, именно Серов распорядился эти деньги в советский государственный банк не сдавать. Часть суммы он присвоил себе, другую использовал в качестве подарочного фонда для нужных ему лиц, а третью часть — для поощрения своих подчиненных. Когда в октябре 1946 года оперативная работа в Германии передавалась в ведение МГБ СССР и сюда был назначен новый уполномоченный, Серов, чтобы замести следы своих преступлений, приказал сжечь всю отчетность по делу о миллионах марок.
Если преимущественно с политическими преступлениями в советской зоне вели борьбу специальная служба НКВД (МВД) и комендатуры СВАГ, то уголовными преступлениями занимались немецкие органы — уголовная полиция, прокуратура и суд. Эта борьба была сопряжена с большими трудностями в связи с тем, что в первые послевоенные годы в зоне сложилась весьма напряженная криминогенная обстановка, о чем свидетельствуют следующие данные немецкой прокуратуры.
В 1946 году она зарегистрировала 434 247, в 1947 — 559 627 и в 1948 году — 472 198 преступлений. По видам преступлений это количество распределяется следующим образом.
Проанализировав эти данные, правовой отдел СВАГ пришел к следующим выводам.
1. К приведенным немецкой прокуратурой данным следует подходить критически, так как в число зарегистрированных преступлений были включены малозначительные дела и даже такие, которые не содержали состава преступления;
2. Тем не менее, эти данные дают примерную картину о характере преступлений и динамике преступности. Они свидетельствуют о том, что число преступлений в 1947 году превышает число преступлений в 1946 году и значительно снижается в 1948. Меньшее число преступлений в 1946 году объясняется не их отсутствием, а тем, что многие из них остались нераскрытыми из-за слабой работы немецкой полиции.
3. Сокращение числа преступлений в 1948 году объясняется значительным повышением материального уровня жизни населения и более эффективными мерами судебного воздействия, принятыми немецкими органами.
4. Наиболее характерным видом преступлений в течение всех трех лет были кражи. Причем, в 1945–1946 гг. это были кражи продовольственных товаров, мелкого домашнего скота, а также продкарточек. В 1948 году более характерными стали кражи с производства — электроарматуры, гвоздей, предметов хозяйственного обихода, а в зимнее время — кражи угля и других видов топлива.
5. По сравнению с 1946 годом заметно уменьшилось число случаев разбоя, убийств и грабежей. Убийства совершались в основном на бытовой почве, и они объяснялись моральной распущенностью, вызванной недавно закончившейся войной. Имели также место убийства, совершенные по политическим мотивам.
6. В отличие от других видов преступлений хозяйственные преступления не имели тенденции к сокращению. Правовой отдел СВАГ считал, что этот факт объясняется теми социально-экономическими переменами, которые вызвали появление более широких масштабов общественной собственности и соответственного законодательства об охране этой собственности.
В эти годы в зоне появились такие уголовно-хозяйственные деликты, которые ранее не были известны в Германии. Правовой отдел СВАГ считал, что причиной возникновения подобных краж была «подрывная деятельность англо-американского империализма», хотя никаких конкретных примеров, подтверждающих этот вывод, не приводится. Правовой отдел СВАГ также считал, что в 1948 году хозяйственные преступления, составлявшие всего 12 процентов к общему числу преступлений, тем не менее «приобрели наиболее опасный характер, и борьба с ними стала основной задачей немецких органов юстиции».
Правовой отдел СВАГ обратил внимание на увеличение числа поступлений в прокуратуру дел на нацистских и военных преступников, что, по его мнению, свидетельствовало о том, что немецкие следственные органы стали значительно активнее в розыске и наказании нацистских преступников.
Правовой отдел информировал Управление внутренних дел СВАГ о недостатках в работе уголовной полиции в деле розыска и задержания преступников, о большом количестве дел, в которых преступления имеют малозначительный характер и о том, что более 1/3 совершаемых преступлений оставались нераскрытыми.
Вмешательство правового отдела и Управления внутренних дел СВАГ содействовало улучшению работы полиции и немецких органов правосудия, что впоследствии положительно сказалось и на криминогенной обстановке в зоне.
Итак, дать однозначную оценку деятельности советских спецслужб в Германии практически невозможно. С одной стороны, и особенно это относится к первым месяцам оккупации, они вели успешные поиски активных нацистов и военных преступников, которые были преданы суду и понесли заслуженное наказание. Был также разоблачен ряд небольших подпольных групп, которые безуспешно пытались дестабилизировать обстановку в советской зоне оккупации. Все эти меры действительно соответствовали интересам советского народа и в целом встречали одобрение со стороны демократических сил самого немецкого народа.
Вместе с тем, органы НКВД/МГБ именно в оккупированной Германии являлись наиболее ярким олицетворением сталинского тоталитарного режима. Будучи в своих решениях совершенно независимым от СВАГ органом, его сотрудники злоупотребляли предоставленной им властью, грубо и бесцеремонно вторгались в идеологическую и политическую борьбу в зоне, становясь на позицию одной партии, что противоречило букве и духу Потсдамских решений.
Нарушения элементарных прав гражданина, допускавшиеся советскими спецслужбами в Германии, вызывали недовольство населения. Со временем оно превращалось в их неприятие, а затем и в открытую борьбу в защиту справедливости. Испытывая все эти несправедливости, чего, кстати, в западных зонах в таких формах и масштабах не наблюдалось, часть населения охватывало сомнение, действительно ли Красная Армия принесла немцам свободу или же заменила один тоталитарный строй другим. Следует признать, что те кризисные явления, которые наблюдались еще в оккупационный период истории Германии, являлись прямым следствием прежде всего деструктивной деятельности советских спецслужб.