Сегодня первое заседание редакции после выхода в свет октябрьского номера и, как мне кажется, для меня оно будет последним.

Я, правда, не уверена, что меня уволят. Из «Мортимера», как правило, никогда никого не выгоняют. Человека обычно понижают в должности, переводят на низкооплачиваемую работу, короче, находят всяческие варианты, ведущие к тому, что он уходит сам, но формально увольняют крайне редко.

Если Гай все еще находится у руля, то я могу надеяться, что выплыву и на этот раз (по вполне понятным причинам). Если мою судьбу решает Вероника, то это совсем другой расклад.

Что ж, все выяснится уже через пять секунд.

Пять, четыре, три, два…

Я распахиваю дверь, и вот она, Вероника, как всегда, за своим столом. Или мне только кажется, что это она. Выглядит она совсем по-другому. И дело даже не в загипсованной ноге, которая выпирает из брючины ее безупречного ансамбля. У Вероники совершенно другое выражение лица. Куда-то исчезла «кошачья задница», выполнявшая роль губ, а ее место заняло нечто, что можно было бы даже назвать улыбкой.

Вероника выглядит… как бы это точнее сказать? Как человек, что ли. Да-да. Именно так. Она выглядит как нормальная женщина. Наверное, ей прописали какие-нибудь особенные таблетки. Впрочем, как можно вылечить пилюлями сломанную ногу?

Рядом с ней сидит Гай. Он выглядит, как всегда, чопорным и самовлюбленным, разодетый во все от «Гуччи». Здесь же, в кабинете, устроились Кэт, Зара и все наши девочки из редакции. При этом они выглядят такими расслабленными и непосредственными, что я бы не удивилась, если бы они сейчас все вместе закрыли глаза и начали нараспев произносить знаменитое «Ом» или какую-нибудь более сложную мантру.

Однако ничего подобного не происходит.

Все притихли и ждут, когда Вероника начнет собрание. И здесь, насколько мне известно, возможно, состоится приношение в жертву Марты Сеймор, консультанта по любовным отношениям, которая превратилась в неизлечимую агрессивную психопатку, неплохо владеющую пером.

— Ну, хорошо, друзья мои, — говорит она. — Как вы видите, хоть я немного в разобранном состоянии, все же умудрилась прийти сюда.

Господи, она еще пытается шутить! Наверное, мне следует рассмеяться.

— Ха-ха-ха!..

У-у-ф! Похоже, я перестаралась. Теперь все разом уставились на меня.

— Да-да, — кивает Вероника. — Именно так…

Именно так: значит, жертвоприношение все же состоится. Приготовься к смерти, Марта Сеймор.

— Именно так: прошло три месяца, и мы подошли к тому рубежу, который я сама когда-то установила. Теперь надо подводить итоги: тут, как говорится, или пан или пропал.

«Пропал», определенно «пропал».

— И хотя, надо признать, мы еще не совсем выбрались из дремучего леса, все же прогресс очевиден.

Я сую указательный палец в левое ухо, чтобы немного прочистить его. Наверное, мне уже слышится что-то не то.

Значительный прогресс? Не может быть. Вероника поворачивается загипсованной ногой к принтеру и достает распечатку.

— Вот, давайте посмотрим, что мы здесь имеем, — уклончиво говорит она. — Цифры за прошлый месяц почти не изменились…

Ну, я же говорила, что обречена…

— Однако перспективы на текущий месяц значительно улучшились. Конечно, еще рановато делать выводы, но скорее всего мы вернемся к нашему привычному тиражу в триста тысяч.

«Чтоб меня волки съели», как выразилась бы Фиона.

— И причиной тому, что мы снова на коне, является наше секретное оружие… — Она поднимает руку и указывает… Указывает… Что за черт! На меня! — Да-да, все это стало возможным только благодаря тебе, Марта. — Она смотрит на меня и одобрительно кивает, как родитель, довольный своим чадом. Мне кажется, что еще немного — и я потеряю сознание.

— Я? Правда? Неужели я? Но…

— Марта, именно ты начала нечто такое, что было названо вирусным феноменом маркетинга.

— Чем-чем?

— Сейчас мы продаем сотни тысяч журналов, потому что его советуют и рекомендуют друг другу устно. И все говорят только о твоей страничке.

— А я почему-то считала, что ты меня уволишь.

— Уволю? Уволю?! Да тебе, черт возьми, медаль положена за особые заслуги! Мне рекламодатели телефон оборвали. Они наперебой предлагают любые деньги только за то, чтобы вставить свою рекламу рядом с твоей страничкой. Благодаря тебе и смелому решению Гая помещать самый важный материал рядом с твоими рекомендациями, мы не только остались на плаву, но и очень скоро будем подумывать о том, не стоит ли нам поднять расценки.

Оказывается, Гай способен на смелые решения. Что ж, это даже забавно.

Я уже жду, что вот-вот Вероника добавит: «Это была шутка», но, к счастью, ничего подобного не происходит. Зара и Кэт взирают на меня с недовольством и завистью.

Я нервно сглатываю слюну, готовая теперь поверить, во что угодно:

— Здорово. И большое спасибо.

— И вот что главное, — продолжает Вероника, обводя взглядом всех присутствующих. — Это прекрасный способ для продвижения вперед. Я думаю, нам надо всем взять равнение на Марту и поступить так же, как она. Говорить читателям только чистую правду. Рекламодателям это очень понравилось. Они это любят. Не надо стараться конкурировать с другими журналами на общих условиях. Давайте сами устанавливать правила. Читатель больше не хочет слушать басни. Он сыт ими по горло. И это, кстати, даже для здоровья вредно. Не говоря уже о сексе. И не улучшает их внешнего вида. И, чего уж там скромничать, нашего тоже.

Я не видела Веронику такой с того самого дня, когда она принимала меня на работу. Сейчас ее переполняет энергия и миссионерская честность. Ее острый нос, напоминающий профиль «Конкорда», гордо задран, в глазах пляшут черти, и она готова рисковать ради истины.

— Так или иначе, но мы снова вступили в бой. Так давайте не проиграем его. Теперь мы должны пропитать весь журнал, все материалы этим прямолинейным, пусть и немного жестким, духом, с которым Марта отнеслась к своей страничке. И тогда у нас получится блестящий, девчачий журнал, который полностью изменяет сам дух блестящих девчачьих журналов. Это же просто фантастика, верно?

Затем она вкратце излагает свой план работы и даже выдает каждому свои рекомендации, больше похожие на директивы. Покончив с этим, она подзывает меня к себе, и мы более подробно разрабатываем схему моего нового подхода к моей страничке. А это означает дополнительные деньги, дополнительную площадь и дополнительное время.

И тут она задает мне главный вопрос:

— Как к тебе все это пришло?

— Прости, не поняла.

— Ну, как ты додумалась до того, что читателю нужно рассказывать всю правду? — спрашивает она со всей серьезностью.

— Ну… я даже не знаю. Наверное, это все из-за того, что я сама недавно открыла для себя несколько истин. И пожалела о том, что не узнала их раньше. Поэтому я и подумала, что лучше рассказывать людям все, как оно есть, чем как они этого хотят.

Она улыбается и покачивает головой так, словно ей только что удалось расшифровать один из секретов вселенной. Мне кажется, сейчас она размышляет над тем, как все это мудро и грандиозно.

Но, несмотря на то, что меня распирает от гордости, я одновременно ощущаю какую-то внутреннюю пустоту. Я где-то уголком сознания понимаю, что никакой консультант-специалист по любовным отношениям, да и никто другой, если на то пошло, не может даже приблизиться к правде, когда дело касается посторонних людей. И тогда я осознаю: мне предстоит встретиться лицом к лицу с самой огромной ложью. И, мало того, я собираюсь при этом улыбнуться и честно пожать ей руку.

Поймите сами: мне ведь за это платят…