1. СНАРЯДЫ – ВПЕРЁД!

С бугра по мокрому полю к нам бежал боец. Он отчаянно выдирал ноги из грязи, что-то кричал, но что, не слышно. Подбежав к первой штабной повозке, он что-то сказал ездовому. Тот повернулся назад и тревожно крикнул:

– Снаряды – вперёд!

Другие бойцы подхватили крик. Мы с дядей Васей тоже кричали:

– Снаряды – вперёд! Снаряды – вперёд!

Снаряды нужны пушкам на высоте. За ней шёл бой. А кто там побеждает – наши или немцы, не видно. Этот бугор, который кто-то из офицеров назвал высотой, всё закрывал. Слышно только, как стреляют винтовки, стрекочут автоматы и пулемёты и с высоты гулко бьют пушки.

Повозки со снарядами рванулись с места. Ездовые нещадно стегали лошадей. Те неслись во всю прыть. Повозки промчались мимо нас.

Я посмотрел на дядю Васю. Может, разведчикам как раз сейчас нужны патроны и гранаты, а мы в обозе стоим. Он тоже так подумал. Глаза его блеснули. Он сердито дёрнул вожжи, крикнул на лошадей. Они свернули влево, быстро обошли повозки, на которых ехал штаб, взяли крупную рысь.

Лошади артиллеристов скоро перешли на шаг. Ездовые спрыгнули на землю и бежали рядом. Мы догнали их и на высоту въехали вместе. Повозки со снарядами понеслись к пушкам. Дядя Вася заметил невдалеке большую яму и спустил в неё повозку. Сам взял автомат и залёг наверху. Я упал рядом с ним.

Отсюда весь бой хорошо виден. Он совсем не такой, как я думал. Я представлял себе: немцы убегают во все лопатки, а наши на ходу щёлкают их одного за другим, одного за другим. Немцы бегут толпой, а у наших – одна цепь, вторая, третья.

Но всё было по-другому. Наши рассыпались между хатами и перебегали поодиночке, будто играли в прятки. А где же разведчики? Как я ни смотрел, никого из них не увидел. Они, наверное, прорвались так далеко, что пехота отстала.

Я стал смотреть на бойцов. Приметил одного. Высокого, в шинели, с винтовкой со штыком. Он бежал неторопливо, то пригибался, то выпрямлялся, то забирал вправо, то влево. Изредка он останавливался, прикладывал винтовку к плечу и стрелял.

А вон и немцы. Они были еле видны, но я их ни с кем не спутаю, насмотрелся, хорошо запомнил. Ага, они убегали. Пусть не толпой, но всё равно драпали. Так их! Так!

 

2. Я СТРЕЛЯЮ ПО НЕМЦАМ

Артиллеристы разгрузили повозки, снова разбежались по своим местам у пушек и продолжали стрелять. Пустые повозки понеслись вниз.

– Дядя Вася, можно? – крикнул я.

Он напряжённо что-то высматривал в селе и даже не повернул головы на мой крик, только махнул рукой.

Я побежал к пушкам. Их было две. Они вместе с нами шли в колонне. На остановках я подходил к артиллеристам, разговаривал с ними. Такие же пушки я видел ещё в начале войны, когда наши отступали. Тогда мы с ребятами тоже бегали смотреть, как они стреляли, и приносили артиллеристам воду и хлеб.

Сейчас пушки стреляли всё быстрей, точно поспорили, кто выпустит больше снарядов. Снаряды летели к высоте на другом конце села, где ещё были немцы. Там вспыхивало пламя разрывов, выбрасывалась вверх земля.

Я остановился у ближней пушки. Артиллеристы были в замасленных гимнастёрках. Их шинели, шапки и ремни валялись на земле. Но и в гимнастёрках им было жарко. Лица закоптились от дыма и пороха. Глаза зло блестели.

Командовал здесь старшина с такими же, как у Петра Иваныча, погонами. Он стоял слева от пушек, немного впереди. На груди у него висел бинокль. Он то подносил его к глазам, то забывал о нём. Резким голосом он кричал: «Огонь!» – и рубил рукою воздух. Старшина не поворачивал головы к пушкам. Казалось, он командовал самому себе. Артиллеристы тоже не смотрели на него, но тут же выполняли команды.

Один из бойцов сидел на станине. Приставив правый глаз к прицелу, он быстро вертел рукоятки, и ствол то опускался, то поднимался, двигался то вправо, то влево. Другой боец вгонял снаряд в ствол, а третий – с железным стуком открывал и закрывал замок.

Труднее всех приходилось четвёртому артиллеристу. Он был самый старый, худой, с глубокими морщинами на лице. Его гимнастёрка вся была выпачкана ружейным маслом. Он бегал к ящикам, вытаскивал снаряды, обтирал их тряпкой, каким-то особым большим ключом свинчивал с головок колпачки и подавал второму бойцу. Он торопился, но не поспевал.

Артиллерист увидел меня и крикнул:

– Чего стоишь? Помогай!

Я сразу понял, что надо делать. Бросился к открытому ящику, схватил новенький скользкий снаряд и подал артиллеристу. Он обтёр его гимнастёркой, зло свинтил колпачок, отбросил и передал соседу. Тот с ходу вогнал мой снаряд в ствол. Третий боец с железным стуком закрыл замок. Старшина ладонью разрубил воздух. «Выстрел!» – крикнул первый боец и дёрнул шнур. Короткое пламя вырвалось из ствола, и мой снаряд понёсся к фрицам.

Есть! Раздался взрыв, поднялась земля, полетели доски. Снаряд попал в цель. Точно!

Второй артиллерист дёрнул рукоятку. Почерневшая гильза выскочила из пушки и, дымясь, откатилась со звоном к мои ногам. Я засмотрелся на неё.

Первый артиллерист повернул ко мне гневное лицо, а четвёртый крикнул:

– Шевелись!

Я опомнился и бросился к ящику. Когда я стоял возле пушки и ничего не делал, было немного страшно: ждёшь выстрела и обязательно вздрогнешь. А сейчас не до страха – только успевай подавать снаряды. Я был весь в поту. Если бы пальто сбросить… Но даже расстегнуть не успеешь.

– Четыре снаряда, беглым – огонь! – скомандовал старшина.

Догоняя друг друга, снаряды, как молнии, понеслись к немецкой высоте.

Старшина посмотрел долгим взглядом в бинокль и хрипло протянул:

– От-бо-ой!

Артиллеристы, кто где стоял, опустились на землю. Они тяжело дышали, вытирали лица грязными платками, жадно закуривали.

– Шабаш, – тихо сказал мне четвёртый артиллерист и закрыл глаза.

У меня в ушах стояли шум и звон. Ломило спину, гудели руки и ноги. Я облизывал шершавые губы, дышал всей грудью и не мог надышаться. Неужели стало тихо? Старшина устало сидел на земле, курил, и тишина не исчезала.

А дядя Вася? Как я забыл о нём? Где он?

 

3. ВОТ ТАК ЛАПШИЧКА!

Дядя Вася был там, где я его оставил. Когда я подбежал, он повернулся ко мне:

– Тебя где носило?

– Помогал. Артиллеристам. Мы по немцам стреляли.

Но лицо дяди Васи оставалось недовольным, и я сказал:

– Вы разрешили.

– Разрешил? – удивился он и скомандовал: – Быстрей садись, помощник! Сейчас тронемся.

Дяде Васе было не до меня. Он боялся за разведчиков. А я и не думал о них. И правильно, что он меня отругал. Надо быстрее найти наших.

Мы выбрались на дорогу и покатили в село. Там стрельба совсем стихла. Утреннее солнце разорвало облака. Над полем стоял туман. Подул свежий ветер. Я подставил ему лицо.

Мы въехали в село. Хаты в нём стояли как попало, куркульские – подальше одна от другой, бедняцкие – поближе. Хату куркуля от бедняка отличишь запросто. У бедняков крыши – из старой, почерневшей соломы, а у куркулей – из дранки или жести. Куркульские хаты стояли в садах, огороженных заборами, а у бедняков-то и заборов не было. Сейчас ни куркулей, ни бедняков нигде не видно. Наверное, удрали в лес или попрятались в погребах. Только бойцы устало ходили по селу. На улице было много воронок от снарядов. Снаряды выбили окна в хатах, пробили стены, а одну хату совсем разрушили – вместо неё была огромная куча обгорелых брёвен и чёрных кирпичей.

Штабные повозки проскочили вперёд и остановились у крепкой хаты. И нам нужно было селиться рядом. Дядя Вася растолковал, что разведчики всегда живут около штаба. Но где же они?

В лесу, который подходил к самому селу, прогремели автоматные очереди, бухнули разрывы гранат. Бойцы остановились, стали слушать. Кое-кто взял винтовку наизготовку и побежал на выстрелы.

Что же дальше будет? Но вот из леса вышли бойцы. Да это же разведчики!

– Дядя Вася, смотрите!

Он тоже узнал их и поехал навстречу.

Разведчики шли быстро, весело. Впереди широко шагал Пётр Иваныч. Рядом с ним – Витя. Как и у Петра Иваныча, шапка у Вити был сдвинута на затылок и открывала высокий лоб, слипшиеся волосы. Разведчики улыбались, были как будто выпившие, словно в каком-то жару. Они подошли к нам, остановились.

– Доехал-то как? – громко спросил Пётр Иваныч дядю Васю.

– Ничего. Вроде живы.

– Будем здесь устраиваться. Витёк, подбери избёнку, пока не расхватали. Да поосторожней, на сюрприз не нарвись.

Что случилось с разведчиками в лесу? Почему они такие весёлые?

Витя прошёл мимо нескольких хат, возле одной остановился, обошёл её со всех сторон, тихонько открыл дверь, исчез. Спустя немного вышел на дорогу и махнул нам рукой. Мы направились к нему.

– Гостиница к вашим услугам. Располагайтесь. Прошу, – доложил Витя Петру Иванычу.

Разведчики в незнакомой хате чувствовали себя свободно, совсем не стеснялись. Они, как артиллеристы после стрельбы, устало сидели кто на лавке, кто на кровати, кто на полу.

– Дай-ка закурить, – попросил Пётр Иваныч дядю Васю, – у меня весь табак вышел.

Дядя Вася вытащил кисет и свою «Катюшу» – кремень, пухлый белый шнур и кусочек напильника вместо кресала. Надёжная вещь. Всегда добудешь огонь, когда требуется. Дядя Вася стал наделять разведчиков махоркой и, когда они свернули цигарки, всем дал прикурить.

Пётр Иваныч с удовольствием затянулся, придержал дым и густо выпустил его. А Вите не шло курить, он будто понарошку баловался.

Дядя Вася растопил печку, поставил на неё полный чайник, потом выложил на стол консервы, хлеб, сахар.

Пётр Иваныч посмотрел на него, что-то вспомнил и улыбнулся:

– Хороша лапшичка была! Не дали спокойно доесть, гады.

Какая лапшичка? Ведь разведчики были в бою. А может, это какое-нибудь военное слово, как «язык»? Витя озорно подмигнул дядя Васе.

– Когда фрицев из деревни вышибли, – начал он, – батя приказал: пока пехота закрепляется, прочесать ещё раз лесок на всякий случай. Рассыпались, идём. Смотрим: полянка, а на ней избушка на курьих ножках. В случае чего оборону держать можно. Осмотрели всё – пусто. Хотя чувствуем, кто-то есть, человеческим духом пахнет. И точно. Хозяйка в погребе спряталась. Увидела нас, перепугалась насмерть, слова сказать не может. Вытащили, еле успокоили. Пришла в себя, усадила всех на радостях под иконы, к святым поближе, а сама принялась лапшичку стряпать. Поставила тарелки на стол – как налегли, только треск за ушами пошёл. Вдруг видим – фрицы! Человек тридцать. Вышагивают, озираются. Сразу видать, что пуганые уже. На лапшичку потянуло. Мы за автоматы – и во двор. Яшка, тот прямо через окно хотел на фрицев в атаку кинуться. Может, конечно, не в атаку, а от них. Кто его знает?

Витя лукаво посмотрел на Яшку. Тот густо покраснел.

Яшка был не только самый молодой из разведчиков, но и воевать начал ненамного раньше меня, не то что Пётр Иваныч и Витя.

– У Сарпахана глаза совсем исчезли, – продолжал Витя. – Один Пётр Иваныч бровью не повёл, будто ждал этих фрицев. Поближе они подошли – как дадим из автоматов! Для паники ещё гранат подбросили. Фрицы, конечно, подрапали. Вдруг слышу – один автомат прямо из окна бьёт. Что, думаю, ещё за союзник у нас объявился? Ведь помню точно – все во двор выскочили. Оглянулся – ну и картина! Окно распахнуто настежь, а в нём – Пётр Иваныч. Автомат на подоконник поставил и бьёт одной рукой, как из пистолета, а другой лапшичку в рот отправляет. Ложку за ложкой. Сочетает приятное с полезным. Эх, думаю, съест всю и нам ничего не оставит. Добавили фрицам огоньку, чтобы побыстрее смывались, и снова в дом. Так тарелки вычистили, что хозяйке и мыть не надо. Придётся тебе, дядя Вася, учесть персональный вкус Петра Иваныча. Осваивай лапшичку…

– А почему мы остановились здесь, дальше не пошли? – спросил дядя Вася Петра Иваныча.

– Сам видишь – грязи по колено. Долго не пронаступаешь. В этой деревне у фрицев заслон был, а главная оборона – километра полтора-два отсюда.

– И долго тут простоим?

– Долго не долго, а дней пять-шесть, может, придётся. Тут с кондачка дело не сделаешь. Работы хватит.

 

1. «ПОПРЫГАЛИ»

Пётр Иваныч с утра объявил: ночью пойдём в поиск. Днём разведчики поспали, а сейчас, к вечеру, в одних гимнастёрках, без сапог сидели за столом и набивали диски патронами. Дядя Вася выставил на стол целый ящик. В диске помещалось семьдесят два, а каждый брал с собой по два полных. У разведчиков патроны один за другим с треском исчезали в дисках. Только Яшка никак сразу не попадал в отверстие, беспокойно посматривал на Петра Иваныча. Он, наверное, боялся в поиск идти.

– Одеться, – негромко приказал Пётр Иваныч, сам первый оделся и внимательно следил, как собирались разведчики.

Витя всё делал так же неторопливо и основательно, как Пётр Иваныч. Легко натянул сапоги, надел телогрейку, а поверх неё цветастую рубаху. Перепоясал себя ремнём, разогнал под ним складки, повесил на него запасной диск в чехле, финку, гранаты. Другие разведчики старались не отставать.

Я надел пальто, приготовился.

– А ты куда? – удивился Пётр Иваныч.

– С вами пойду.

– Отставить. Аника-воин! Раздевайся. И чтоб здесь был полный порядок! Ясно?

– Ясно, – вздохнул я.

Разведчики присели. Посматривая на Петра Иваныча, закурили. Дядя Вася говорил, что на войне без хлеба проживёшь, а без курева никак нельзя. У разведчиков были и кисеты, и трофейные портсигары, а у дяди Васи про запас целый ящик махорки.

– Готовы? – спросил Пётр Иваныч и тут же скомандовал: – Становись!

Разведчики выстроились в ряд посреди хаты. Пётр Иваныч шёл вдоль строя и, щуря глаза, оглядывал каждого. Потом приказал:

– Попрыгали:

Разведчики запрыгали.

– Хватит, – остановил их Пётр Иваныч и подошёл к Яшке. – Доставай спички. Гремят – за версту услышишь.

Пётр Иваныч вытащил из кармана бинт, оторвал маленький кусочек, положил в коробок и потряс его. Теперь ни одна спичка не пошевелилась.

– Держи.

Яшка хотел улыбнуться, но лицо его вдруг испуганно сморщилось. Вот если бы сейчас Яшка отказался идти в поиск или Пётр Иваныч прогнал его, я встал бы в строй вместо него. Ведь разведчиков должно быть тринадцать. Я бы и был тринадцатым. А сейчас я просто лишний.

Пётр Иваныч подошёл к другому разведчику:

– А у тебя что шумит? Выкладывай.

Тот достал из кармана нож и портсигар.

Нож оставь, а портсигар сдай Егорычу, курить некогда будет.

У Вити было всё в порядке, и Пётр Иваныч ему ни одного замечания не сделал. И Сарпахану тоже. Сарпахан Каржаубаев – казах с узкими, как щёлочки, глазами. Скулы у него широкие, и кожа на лице так натянута, что вот-вот лопнет. Я ещё не слышал от него ни одного слова, хотя он понимал всё, что говорил Пётр Иваныч, и задания выполнял старательно. Пётр Иваныч всегда держал его возле себя и никогда не разговаривал с ним сердитым голосом. И ещё я заметил, что Сарпахан любит чистить свой новый автомат. Сядет в углу или у стенки прямо на пол, скрестив ноги, и может так сидеть долго-долго. Сам неподвижный, только руки работают. Автомат уже весь блестит, а он всё чистит и чистит.

Пётр Иваныч проверил, у всех ли есть индивидуальные пакеты. В пакете бинт и два куска ваты. Если ранят, сам себе перевязку сделаешь.

– Погодка нудная, – предупредил Пётр Иваныч. – Ни дождь, ни ветер, а так себе, морока в небе и на земле. Ежели кого на кашель тянет, взять с собой хлеба.

Он посмотрел на часы:

– Разойдись. Надеть плащ-палатки. Выходим через две минуты.

Разведчики снова молча присели.

Пётр Иваныч негромко скомандовал «вперёд» и первый вышел из хаты. Мы с дядей Васей вышли следом. На улице было темно и сыро. Моросил дождь. Под ногами разведчиков зашелестела мокрая трава. Они вышли на дорогу, свернули влево и быстро, как днём, зашагали к переднему краю. Грязь хлюпала всё тише…

 

2. ТАК ДОЛГО ЖДАТЬ

Разведчики скрылись в темноте. Мы с дядей Васей немного постояли у дороги и вернулись в хату. Было тихо, пусто, одиноко. По полу и стенам ходили красные пятна от печки. Падали они и на иконы в углу, и на фотографии на стенах. У Третьяка таких икон висело много. Хозяев этой хаты я так и не видел. Наверное, прятались где-нибудь, ждали, когда мы уйдём.

Дядя Вася вымыл посуду, прибрал на столе, подмёл пол, взбил сено, аккуратно, одну к одной постелил шинели. Он искал глазами, что бы ещё сделать, но в хате уже был полный порядок. Он присел на скамейку у печки. Отблеск огня осветил его седые волосы, коснулся рук, и я увидел, какие они у него мозолистые, рабочие. У меня тоже были мозоли. Сначала я даже стонал и плакал от боли. А потом, когда мозоли затвердели, было легко ворочать и вилами и лопатой. Дядя Вася смотрел на огонь, и я почувствовал, что он тоже думает о разведчиках, тревожится о них.

Я всегда любил, когда Третьяк куда-нибудь уезжал и в доме наступала тишина. Но сейчас тишина не радовала. Быстрей бы вернулись разведчики и в хате стало шумно и весело!

– Дядя Вася, а кто Пётр Иваныч?

– Он-то? Сибиряк. Слыхал небось про Сибирь? Сибиряки – народ крепкий, надёжный. С ними не пропадёшь.

– А за что ему золотую нашивку дали?

– В бою его ранили тяжело. Еле выходили в госпитале. Вот и носит нашивку.

– А Витя откуда?

– Из Воронежа. Витюшка у нас парень золотой. Самый грамотный. На учителя учился. После войны, ежели жив останется, кончит свою науку, хороший учитель будет.

Вот и дядя Вася тоже Витю любит.

– А Яшка?

– Горьковский. На Волге жил. Зелёный ещё. Только-только воевать начал. А так смышлёный. С Петром Иванычем солдатскую науку быстро пройдёт. Хороший разведчик будет.

А я смогу солдатскую науку пройти? Если бы Пётр Иваныч объяснил мне её, показал, я бы тоже мог хорошим разведчиком стать.

– А вы?

– Я-то? Из-под Калуги. Есть там городишко Малоярославец, а под ним и деревня моя – Петровское. Там и жил, в колхозе работал.

Сколько всяких городов на свете! Я и не знал о них ничего.

Дядя Вася рассказал мне и о других разведчиках, кто откуда на фронт пошёл. Потом мы надолго замолчали.

Я устал сидеть у печки и подошёл к столу. На нём лежал автомат дяди Васи и патроны в картонных коробочках. Автомат нельзя трогать, он не игрушка. А патрончиками поиграть можно. Я набрал их целую горсть и начал расставлять на столе. Вот этот, самый боевой, – Пётр Иваныч, самый белый – Витя, а самый красный – Яшка. Эти – остальные разведчики. Два самых чёрных патрончика – фрицы. Они спрятались за консервной банкой. Наши приметили их и незаметно подбираются. Они уже проползли через наш передний край – куски сахара, подползли к бугру – горбушке и притаились. Вдруг как выскочат – и на фрицев! Связали их, скрутили и поволокли к нашей хате – буханке. Потом разведчики и меня взяли с собой в поиск. Я ползу с автоматом и первый вижу фрица. Он не слышит, как я подкрадываюсь к нему. Я наставляю на него автомат и громко кричу: «Хенде хох!». Фриц поднимает руки. Я привожу его к разведчикам, и они благодарят меня. Но вот с ними случилось несчастье. Они попали в засаду. Фрицы наседают со всех сторон. И тут я бегу на помощь, расстреливаю их из автомата, выручаю наших. И теперь они всегда берут меня с собой в разведку.

Наверное, уже много времени прошло. Я вышел во двор. Была глубокая ночь. Шелестел дождь, густо поблескивали лужи. Порывами налетал ветер. Я ёжился от холода, всматривался в темноту и прислушивался, не раздадутся ли шаги разведчиков.

Ничего не слышно. Только с переднего края доносилась редкая перестрелка: стрелял то наш пулемёт, то немецкий. В чёрном небе чиркали трассирующие пули. В разных местах взлетали ракеты. Они пятнами светились в воздухе.

А здесь, в селе, была глухая тишина. Село точно насторожилось. Тишина угрожала. Казалось, что кто-то подкрадывается сзади и вот-вот бросится на меня. Я оглядывался, но никого не было.

Когда я привык к темноте, то увидел, что не только мы с дядей Васей не спали в эту ночь. У хаты, где сейчас был штаб, ходил часовой. Вот открылась дверь, появилась полоска света. Из хаты вышел командир. Потом сразу ещё несколько командиров. Прошли бойцы по дороге. За ними проехали повозки, и слышно было, как чавкала грязь под копытами лошадей. На повозках громоздились какие-то ящики. Может, снаряды для пушек?

Становилось всё холодней. Лучше я подожду разведчиков в хате, а то здесь совсем замёрзнешь.

Я вбежал в хату. Дядя Вася всё так же сидел на скамеечке и смотрел на огонь.

Я сел рядом с ним. Почему так долго разведчики не возвращались? Кружилась голова, слипались глаза. И дядя Вася тоже, наверное, хотел спать. Но он ждал наших, топил для них печку. Выходит, и мне надо терпеть. Но усталость совсем одолела меня. Я привалился к плечу дяди Васи и уснул так крепко, что уже ничего не чувствовал.

 

3. ВОТ ЧТО ТАКОЕ ПОИСК!

Проснулся я на рассвете. За окном было серо, стёкла запотели от холода. Я лежал на сене, укрытый шинелью.

Разведчиков ещё не было. Хорошо, что я вовремя проснулся.

И тут стукнула дверь, в хату вошёл Пётр Иваныч, за ним остальные разведчики. Все тринадцать. С их сапог и плащ-палаток стекала вода. Маскхалаты были все в грязи.

Дядя Вася командовал:

– Снимайте всё! Сейчас просушим.

Он быстро отряхнул одежду и развесил её на верёвках. Сапоги поставил к печке.

А где же «язык»? Может, его в сенях оставили? Но и там его не было. Неужели наши вернулись без «языка»? Что же теперь будет?

– Умыться, протереть автоматы и смазать! – приказал Пётр Иваныч.

Витя умывался первым. Дядя Вася сливал ему.

– Досталось вам? – спросил он.

– Да нет, не очень. Полежали немного, посмотрели на фрицев – и назад.

Витя нарочно так говорил, чтобы успокоить меня и дядю Васю.

В хату вошёл лейтенант из штаба. У него было совсем не сердитое лицо. Он даже улыбался. Ничего не понятно.

– Молодцы! – сказал лейтенант. – Батя приказал благодарность передать. Прислал с картой – все ваши сведения на неё перенести.

Дядя Вася вытер стол. Лейтенант развернул на нём новенькую карту. Она приятно шелестела. Лейтенант достал остро отточенный карандаш и вместе с Петром Иванычем наклонился над картой. Пётр Иваныч внимательно посмотрел на неё и показал:

– Вот здесь у них дзот.

Лейтенант быстро начертил какой-то значок.

– А тут два пулемёта засекли на высотке, – продолжал Пётр Иваныч. – И ещё один на фланге. Витёк и Сарпахан их выманили. Подползли почти вплотную, панику подняли, давай огонь на себя вызывать. Фрицы с перепугу и раскрыли всё, что припрятали. А за высоткой, вот здесь, – миномётная батарея. Высотка эта – крепкий орешек.

Пётр Иваныч водил пальцем по карте. Там, где палец задерживался, лейтенант рисовал значки, кружочки, квадратики.

Я тоже смотрел в карту. На ней – белые, зелёные, синие пятна, много разноцветных линий и значков. Я не знал, что они обозначали. Зато лейтенант и Пётр Иваныч во всём разобрались. А Витя говорил – полежали. Ничего себе полежали! Он нарочно так сказал, чтобы не хвастать. Хорошая разведка была у наших. Они и без «языка» узнали, что нужно.

Вот это поиск так поиск!

 

1. ГРАНАТУ ТОЖЕ СДЕЛАТЬ НАДО

П рошло два дня. Разведчики ещё раз ходили на передний край. Теперь уже днём. Петра Иваныча и Витю несколько раз вызывали в штаб полка. Витя был помощником Петра Иваныча. И если тот не сможет командовать разведчиками, Витя заменит его.

И вот сейчас, вечером, наши собирались в бой. Весь полк будет вести с фрицами ночной бой, отбивать у них высоту, к которой разведчики ходили в поиск.

Только что подвезли гранаты и патроны. Перед Петром Иванычем на столе выстроились картонные коробки. Он быстро разрезал их финкой и вытаскивал гранаты. Они были без запалов. Отверстия, в которые вставлялись запалы, были закрыты колпачками. Дядя Вася очищал гранаты от масла, вывинчивал колпачки и ставил около Петра Иваныча. Я всё ждал, что дядя Вася куда-нибудь отойдёт и я вместо него буду вытирать и вывинчивать колпачки. Запалы были в отдельной коробке, каждый завёрнут в белую жёсткую бумагу. Пётр Иваныч бережно разворачивал её и аккуратно в ряд раскладывал запалы на столе. Они блестели, как новые игрушки.

Как ловко Пётр Иваныч снаряжал гранаты! Он брал каждую одними пальцами в левую руку и переворачивал крышкой вниз. Пальцами правой руки легко вставлял запал в отверстие и быстро завинчивал. Делал он это так, будто в его руках не было никакой силы, а запал ввинчивался сам по себе.

Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый боец. Все повернулись к нему.

– Кто тут старшина Дёмушкин?

– Я за него.

– Командир полка вызывает. Быстро!

Пётр Иваныч встал, нацепил на пояс гранаты, взял запасной диск, автомат и кивнул Вите:

– Пошли на всякий случай.

Дядя Вася сел на место Петра Иваныча. У него получалось не так ловко, но всё равно хорошо. Уже всем гранат хватило, а он всё выставлял и выставлял их на стол.

– Дядя Вася, а эти для чего?

– Запас плеч не тянет. Ночью ребята попросят, а у нас гранаты приготовлены – кидай сколько хочешь.

Понятно. Это будет НЗ – неприкосновенный запас.

Витя вернулся один.

– Выступаем через час, – сказал он. – Идём в первый батальон, к тем двум дзотам на высотке. Пётр Иваныч встретит нас на передовой.

Разведчики разбрелись по хате. Они не торопясь курили, как будто и не собирались в бой. Сарпахан Каржаубаев сидел около печки и чистил свой автомат. Он так углубился в чистку, будто забыл обо всём на свете. Казалось, что сейчас самым важным для него был не предстоящий ночной бой, а этот автомат, который должен блестеть, как новенький.

 

2. В ОВРАГЕ

Когда совсем стемнело, разведчики вслед за Витей ушли в бой. Нам с дядей Васей он велел переждать.

Наконец и мы выехали. Проехали мимо повозок штаба, догнали бойцов, которые тоже шли к переднему краю. Те ругали немцев, темноту, грязь и на нас не обращали внимания.

Дядя Вася не торопился, всё придерживал лошадей, иногда даже останавливал их. Он повесил автомат на грудь и всматривался в темноту. Как всегда, искал разведчиков. Я крепко вцепился руками в доску-сиденье и тоже смотрел во все глаза.

Только мы проехали село, как впереди началась частая стрельба. Стреляли и винтовки, и пулемёты, и автоматы. Потом справа, невдалеке, грохнул выстрел пушки. За ним – второй, третий, и пошло. Снаряды огнём светились в темноте. И почему-то летели так медленно, что их можно было сосчитать.

Вдруг послышался пронзительный свист – к нам летел немецкий снаряд. Он грохнул слева, и вспышка ослепила меня. На месте разрыва появился густой дым. Осколки шлёпались в грязь. Рядом разорвалось ещё несколько снарядов. И каждый раз дядя Вася прижимал меня к себе, старался накрыть своим телом.

Стрельба усилилась. Трассирующие пули прошивали темноту. Взлетали белые, красные и зелёные ракеты. Они точно показывали нам, куда ехать.

Мы попали в самый бой. Пушки теперь стреляли даже немного сзади. А автоматы и винтовки совсем близко. Значит, и разведчики где-то недалеко. Но ничего не видно вокруг. Свет ракет до нас не доходил.

И тут один из немецких снарядов попал в хату на пригорке. Вспыхнуло пламя. Повалил густой дым. Пламя росло, искры взлетали высоко в небо. Хата огромным костром заполыхала в ночи.

Пламя осветило другие хаты. Около них мелькали бойцы.

Дядя Вася ещё больше забеспокоился. Он свернул с дороги влево, где потемней. Остановил лошадей, соскочил с повозки и пропал в темноте, точно сквозь землю провалился. Я всмотрелся: мы остановились у оврага.

Появился дядя Вася и осторожно свёл лошадей вниз. Овраг укрыл нас. Дядя Вася ушёл вперёд и скоро вернулся.

– Там не выедем, разворачиваться надо, – сказал он.

– Он провёл лошадей вперёд, развернул их.

А мы вскарабкались с ним наверх и залегли на краю оврага. Дорога была недалеко. По ней, спотыкаясь, хромая, скользя по грязи, уже шли в тыл раненые. Вперёд торопливо проехала санитарная двуколка с крытым верхом.

Вдруг на высоте стрельба стихла. Не слышно ни выстрелов, ни разрывов. Разве бой уже кончился?

От высоты к нам бежали бойцы. Их было много. Очень много. Куда они? Почему бежали назад? Стало страшно.

Они были всё ближе. Уже слышно, как чавкает грязь, лязгает оружие. Мерцали огни фонариков, раздавались злые голоса: «Шире шаг! Не отставать! Подтянись!» Недалеко от нас бойцы повернули влево и исчезли в темноте.

Больше никто не появлялся. Ни наши, ни немцы. А может, бойцы выполняли какое-нибудь задание? И разведчики ни за что от немцев не побегут. Но где они? А если с ними что-нибудь случилось?

И тут на дороге я увидел знакомую фигуру в маскхалате, с автоматом на груди. Это же Яшка! Он шёл, наклонившись вперёд, нёс что-то тяжёлое. На спине горбился вещевой мешок. Яшка обеими руками держался за автомат, точно опирался на него. Почему он шёл с тыла?

– Яшка! – громко позвал дядя Вася.

Яшка поднял голову. Дядя Вася крикнул ещё раз и встал. Яшка, выдирая ноги из грязи, повернул к нам.

– А повозка где? – спросил он.

– Внизу. Ты почему с тыла идёшь? Наши-то где?

– Там, у высотки, залегли. Будь она проклята!

– Целы?

– Уходил – целы были. Не дают фрицы ходу – и всё тут. Только пехота поднимется – косят, как косой. Батя пехоту отвёл, слева ударит. А нам – прямо идти. Кидайте, говорит, больше гранат, огня не жалеть. Чтоб фрицы думали, что все тут. А у нас гранаты кончились. И патронов с гулькин нос. Пётр Иваныч говорит: беги к пехоте… Чтоб без гранат и патронов не возвращался. Патронов дали, а гранат у самих нету. Дядь Вась, давай быстрей!

Яшка с трудом стащил с плеч вещевой мешок с патронами и плюхнул его на землю. Он тяжело дышал, лицо блестело от пота.

Мы с дядей Васей скатились вниз. Гранаты были в ящике под шинелями. Как хорошо, что дядя Вася НЗ приготовил! Он разрыл шинели, вытащил вещевой мешок и одну за другой стал укладывать в него гранаты. Мы выволокли мешок наверх. Яшка одной рукой приподнял свой мешок, другой – наш и сказал, чертыхнувшись:

– Не дойду с двумя. Не осилю!

– Наши-то где? – спросил дядя Вася.

– Там, за последней избой.

– А ежели подъехать?

– Ты что, очумел? Сразу ухлопают.

Они в растерянности замолчали.

– Дядя Вася, я понесу! – закричал я.

– Сиди.

– Донесу, правда! Я быстро! Хорошо всё будет!

– Пусть идёт, – вступился за меня Яшка. – Пока тихо. Отдаст гранаты – вернётся, ничего с ним не станется.

– Ежели мне? – нерешительно спросил дядя Вася.

– А повозка? А кони? На него, что ли, всё оставишь? Нельзя тебе хозяйство бросать!

– Что же делать, иди. И тут же назад! Понял?

Дядя Вася помог Яшке надеть его мешок, повесил мне на спину наш, поправил лямки:

– Не тяжело?

– Нет.

Мы с Яшкой двинулись в путь. Я старался идти за ним след в след. Он часто спотыкался, скользил по грязи.

На дороге блестели лужи. Приходилось шагать по ним, обходить некогда было. Ноги промокли насквозь, ботинки стали тяжёлыми. Я с трудом вытаскивал их из грязи, боялся, что они сползут, придётся идти босиком. Липкий пот покрыл меня с головы до ног. Его капли жгли глаза, щекотали лицо, сбегали по подбородку. Болела спина. Поясницу пекло, как огнём. Одна граната ребром упёрлась в тело и больно давила.

Мы подошли к первой хате. Потерплю до следующей. Дошли до неё. Ещё потерплю. Миновали третью хату. Яшка повернул влево.

– Пётр Иваныч! – крикнул он, задыхаясь.

– Здесь, – ответил знакомый строгий голос.

 

3. С РАЗВЕДЧИКАМИ В БОЮ

Свет горящей хаты и сюда доставал. Наши лежали на мокрой земле, а слева от них – бойцы-автоматчики.

Пётр Иваныч повернулся на бок и смотрел на нас.

– Принёс? – спросил он Яшку.

– Принёс. У меня патроны, у Федьки – гранаты.

– А ты откуда взялся?

– Они тут недалеко, в овражке, – ответил за меня Яшка. – И гранаты наши.

– Как у Егорыча?

– Порядок. Сам хотел подъехать. Дал Федьку, наказал сразу же обратно прислать.

– Пришлём. Чего стоишь? Ложись! – приказал мне Пётр Иваныч.

Я повалился на бок рядом с ним. Он нетерпеливо сдёрнул мешок с моей спины. Я закрыл глаза, полежал немного в полной темноте.

Пётр Иваныч вынимал гранаты из мешка и засовывал за пазуху. Потом раздал гранаты разведчикам. Разведчики и автоматчики снаряжали диски.

– Держи! – Пётр Иваныч протянул мне пустой, совсем лёгкий мешок.

Кто-то из разведчиков подал ему зажжённую цигарку. Он курил частыми затяжками и не отрывал взгляда от высоты. Она возвышалась чёрной громадой. Над ней по-прежнему с дрожащим светом поднимались ракеты. Не докурив цигарку, Пётр Иваныч отбросил её в сторону.

– Все снарядили? – спросил он жёстким голосом и скомандовал: – Бежать и ложиться по моей команде! А ты чеши к Егорычу! – приказал он мне. – Передай, пусть ещё гранат и патронов припасёт.

– Понял.

– Приготовились, – тихо сказал Пётр Иваныч.

Как только в небе погасла немецкая ракета, он крикнул: «Вперёд!» – приподнялся на руках, вскочил и побежал к высоте. За ним бросились остальные. Вспыхнула новая ракета. Наши тут же упали, слились с чёрной землёй. Ракета погасла. Я услышал топот. Наверное, они снова побежали. На высоте мелькнула вспышка и раздался далёкий гранатный взрыв. За ним второй, третий. Потом ещё и ещё. Это рвались наши гранаты! А слева на высоту накатывалось громкое «ура». Стреляли и винтовки, и пулемёты, и автоматы. Стрельба всё усиливалась.

Сколько времени прошло, я не знал. Наверное, очень много. Но вот выстрелы стали доноситься всё глуше и наконец совсем стихли.

И только теперь я очнулся, почувствовал, как долго я сидел на земле. Сразу всё тело заныло от неподвижности. Особенно онемела шея. Голова клонилась к земле. Веки стали тяжёлыми.

 

4. ВЫСОТА

Темнота начала рассеиваться. Небо постепенно светлело. Я заставил себя встать. Хата, около которой я лежал, была разбита снарядом, одна стена обвалилась. У двух других хат были выбиты окна, во многих местах пробиты стены, обгорели крыши. Хата на пригорке всё ещё догорала, и по её развалинам бежали низкие языки пламени.

Я пошёл назад. Наша повозка уже выезжала из оврага. До него-то, оказывается, было недалеко, а ночью так тяжело было идти. И долго. Как только повозка поравнялась со мной, дядя Вася сердито сказал:

– Чего застрял? Хотел уж бежать за тобой. Нету и нету. Как там наши?

– Не знаю. Пётр Иваныч сказал, чтобы вы гранат ещё приготовили и патронов.

Я взобрался на повозку, и лошади тяжело потащили её по дороге.

Солнце медленно поднималось позади нас и бледным светом освещало землю. Она вся была в воронках. Чем ближе мы подъезжали к высоте, тем воронок становилось всё больше.

Дорога проходила рядом с высотой. Сейчас на ней стояла неживая тишина. Торчали брёвна разбитых немецких землянок, зияли развороченные окопы и траншеи. И столько было убитых! Они лежали по всему склону. Кто на боку, кто на спине, запрокинув голову, кто уткнулся лицом в мокрую землю. Никогда еще я не видел столько убитых.

Раньше, до войны, я боялся смотреть на мёртвых. А потом столько на них насмотрелся. И на тех, кого бомбами убивали, и на расстрелянных, и на мальчишек, которые разбирали снаряды. И всё равно сейчас было страшно. Недалеко от дороги лежал на спине боец. Одна нога у него подвернулась, и он всем телом навалился на неё. Хотелось, чтобы он поскорее встал, выпрямил ногу. Но он лежал не шевелясь, и на бледном лице у него запеклась кровь.

Повсюду валялись пулемёты, винтовки, противогазы, вещевые мешки. Они валялись как попало – и рядом с бойцами, и далеко от них.

Я боялся увидеть среди убитых кого-нибудь из разведчиков. Дядя Вася тоже смотрел на них, и лошади, испуганно подрагивая ушами, поворачивали к ним головы.

На самой вершине, где были разбитые окопы, землянки и траншеи, лежали убитые фрицы. И было разбросано много немецких автоматов, винтовок и фауст-патронов. Пётр Иваныч говорил, что эти фауст-патроны недавно у фрицев появились. Штука опасная, но бояться их нечего.

Наконец мы миновали высоту и догнали знакомых артиллеристов, с которыми я стрелял по немцам. Лошади медленно тащили пушки. Артиллеристы устало шли рядом. И только один лежал неподвижно на лафете. Тот старый артиллерист, которому я подавал снаряды. Его тело подрагивало сейчас на жёстком железе, и у глаз застыла кровь. Морщины на лице ещё глубже врезались в кожу.

Артиллеристы не обратили никакого внимания на нашу повозку, когда мы стали обгонять их.

А я всё не мог оторвать глаз от старого артиллериста на лафете.

 

5. ХОРОНИМ САРПАХАНА

Какой тяжёлый был бой на высоте! Там нашего Каржаубаева убили. Сейчас он лежал в кухне на плащ-палатке.

Наши не только высоту отбили у немцев, но и село заняли.

Мы разместились в одной из хат и теперь собирались хоронить нашего Сарпахана на кладбище. Пётр Иваныч отправил двух разведчиков вырыть могилу.

Сарпахан лежал у стены такой неподвижный, весь так вытянулся, как лежат только мёртвые. Лицо его было спокойно, будто он спал, а кожа на лице – сухой, даже немного побелела. Он лежал в гимнастёрке. На груди было засохшее кровавое пятно и во многих местах дырки. Около Сарпахана присели Пётр Иваныч и дядя Вася и платками обмывали лицо, очищали от грязи гимнастёрку, брюки, сапоги.

Мне было страшно подойти к нему поближе. Я понимал, что он убит. А всё равно не верилось. Казалось, что он просто так лежит, устал после боя и молчит, как всегда молчал.

Витя держал на коленях прибитую к палке дощечку и выводил на ней химическим карандашом буквы.

Когда всё было приготовлено, дядя Вася постелил в повозку сено, а сверху – Сарпаханову шинель. Она была совсем новая, только немного мятая. Разведчики осторожно положили Сарпахана на шинель, и мы направились на кладбище.

Лошади шли медленно. Мы держались за повозкой. Разведчики не смотрели на Сарпахана. А я не мог удержаться, мне хотелось смотреть и смотреть на него.

Наконец мы пришли на кладбище. Наши уже вырыли широкую, по пояс могилу.

Дядя Вася вытащил из-под Сарпахана шинель и спрыгнул в могилу. Одну полу он расстелил на дне. Пётр Иваныч и Витя опустили Сарпахана на шинель. Дядя Вася второй полой укрыл его. Пётр Иваныч бросил на шинель горсть земли. Я тоже бросил, и моя горсть была не меньше, чем у других разведчиков, и земля упала там же, где у Петра Иваныча и Вити. Потом Яшка и ещё один разведчик стали сбрасывать землю лопатами. Она тяжёлыми комьями падала на шинель, и каждый раз я вздрагивал.

Я боялся, что вот-вот заплачу.

Над могилой вырос холмик. Там, где была голова Сарпахана, Витя вогнал в землю палку с дощечкой. На дощечке была звёздочка и надпись: «Красноармеец-разведчик Сарпахан Каржаубаев. Погиб смертью храбрых в боях за Родину. Март 1944 г.».

Разведчики подняли вверх автоматы. Над могилой прозвучали три залпа. Мы стояли в тишине, опустив головы, и никто не решался уйти первым. Наконец Пётр Иваныч повернулся и пошёл к повозке. За ним и мы. Я всё оглядывался на могилу Сарпахана. Такой она была одинокой. И мы будто были виноваты, что оставили его там одного, среди крестов на чужом кладбище.