1

Не успел Рома сбежать по лестнице, как его телефон просигналил о сообщении. Оно было от Лиды и не содержало ничего нового:

Otvet’ 4to-nibud’, 4to tebe stoit…

Но Рома остановился на площадке возле почтовых ящиков. С первого дня, когда он ждал Ксению в метро, и до сих пор Лида не звонила ему, но сообщения присылала довольно часто и всякий раз поражала интуицией, напоминая о себе лишь когда он был один или, по крайней мере, никому из окружающих не было до него дела. Вот и теперь: ни минутой раньше, когда он ещё не ушёл из гостей, и ни минутой позже, когда он уже выскочил бы в темень и дождь. Как она угадала?

Читая сообщения Лиды, он испытывал лёгкое подобие тщеславия, но тут же напоминал себе, что это плохое чувство, и всё стирал. Рассказал о ней и о стычке на дискотеке в «Лесном» – под большим секретом – только Марине, с которой всё детство непрестанно дрался, но в последние года два стал очень дружен. «Да, Ксюха может, – задумчиво протянула сестра, – есть у неё что-то серьёзное в глазах…» И однажды в разговоре с Ксенией, вспоминая медленный танец, Рома едва коснулся Лиды. Ксения сказала, что совершенно не запомнила её лицо: наверное, от испуга. Встретит на улице – пройдёт мимо. Другое дело – спина: вот её легко узнает из миллиона самых разных спин. И ни намёка на ревность, ни малейшего беспокойства в голосе. А Рома, честно говоря, хотел бы беспокойства…

«А ведь Ксюха могла бы мне звонить», – вдруг отчётливо понял Рома. Но она позвонила только один раз, и то по конкретному поводу: пригласить на день рождения. А просто так, оттого что хочется поговорить, услышать голос – никогда. Только он ей звонил. И, начиная с прошлого воскресенья, прислал уже три десятка сообщений – в среднем по два в день, – на которые она далеко не всегда отвечала. И сегодня была ему не рада. И так смеялась над его ошибкой… Наверное, до сих пор не успокоилась вместе со своей Олей. Да он ей просто до лампочки!

Рома хотел думать, что они смеются, но чувствовал, что это не так. Они наверняка обсуждают какие-то важные вопросы, в которые не хотят его посвящать. И никогда не захотят. Это, на самом деле, было куда обиднее смеха.

А где-то есть девушка, которая ждёт любой вести от него. Как он мог столько времени ей не отвечать?…

И Рома, прежде чем выйти на улицу, отправил ей одно-единственное слово:

Привет!

Лида ответила очень быстро:

Ti doma? Ya o4en’ rada!!!

Сидя в маршрутке, он написал, что пока не дома, но скоро будет. В ответном сообщении Лида просила его позвонить на домашний номер, как вернётся. Рома мгновенно выучил номер наизусть и всю дорогу вспоминал: субботний вечер в «Лесном», полумрак танцевального зала, теснота, скромная цветомузыка, всего-то по два красных, зелёных и синих огня – и, вспыхивая, они рисуют над головами номер, от первой цифры к середине растущий, а затем идущий на спад… Вот Лида рядом с ним, её руки на плечах, лёгкие волосы касаются лица; губы, где-то совсем близко, сквозь звуки медленного танца, шепчут те же самые цифры… Вот он отвлёкся на минуту, а когда снова обернулся в зал, Лиды там уже нет, а цифры остались – следами босых ног на полу…

 

2

Дома у него все были в сборе, и подобраться к телефону оказалось не так легко. Его плотно заняла самая старшая сестра Ира, забравшая радиотрубку в девичью комнату. Марина, чтобы ей не мешать и самой не отвлекаться, рисовала карандашом в альбоме, сидя на кухне за обеденным столом.

– Овалы? – спросил Рома, угадав по движению руки.

– Они самые, трижды долбанные, – ответила сестра. – Никто не умеет их рисовать, а я хуже всех. Как бы из-за них не отчислили…

– Не отчислят, – сказала вошедшая на кухню мама, вынула из холодильника и поставила на плиту сковородку с макаронами по-флотски.

– Мам, спасибо, я не хочу, – отказался Рома.

– Уже где-то накормили? Ладно, моё дело предложить.

Не хочешь, так убери обратно.

– Хорошо, – ответил Рома, но, когда мама ушла к себе, всё-таки решил, что ужин не помешает, и зажёг под сковородкой маленький огонь. На соседнюю конфорку поставил чайник…

– Что с тобой, Ромео? – подняв голову от альбома, спросила сестра. – На тебе, как бы, лица нет. У Ксюхи был? Поругались?

– Не совсем у неё. Хотел зайти, а она была у Ольги.

– И ты зашёл к Ольге и оказался некстати. У них были свои секреты, да? А меня Димон угощал японской кухней, – сказала Марина. – В первый раз попробовала. Вкусно, необычно так… Научилась держать палочки. До сих пор при слове «ролл» представляла только самбу… и рок-н-ролл… – добавила она и, прикрывшись ладонью, зевнула.

Дима Седов был её друг, взрослый двадцатилетний студент-программист, с которым Марина ходила на художественные выставки, концерты и в кино уже год. Мама с папой знали его, и Рома считал хорошим приятелем. Возвращение Марины на танцы не понравилось Диме, так как видеться стало почти некогда, но, позлившись, он смирился и пошёл учиться в автошколу, чтобы отвозить подругу с довеском в виде братца домой после вечерних тренировок и конкурсов.

– Хорошо вам, – меланхолично сказал Рома.

– Так что, вы правда поругались? – спросила сестра. – Ну, колись, не держи в себе. Я могила.

– Да не поругались. Просто… ей плевать на меня, – решившись, выпалил Рома. – Вот и всё.

– С чего ты взял? – спросила Марина, отложив альбом. – Сейчас у тебя сгорит… Может, ей просто некогда? Мы же у неё были два раза. Она, как большая, ведёт хозяйство, весь дом на ней. А ты хочешь, чтобы ещё и тобой занималась?

– Не хочу, чтобы занималась. Но могла бы хоть смотреть по-другому. И разговаривать.

– Ты так говоришь, будто она тебе что-то должна.

– Не должна. Наоборот, я бы рад помочь, а ей не надо. Да… Марин, ты могла бы узнать, когда Ира освободит телефон?

– Эх ты, альфа ромео. При первой трудности решил назло Ксюхе замутить с кем-то другим?

– Не назло, – упрямо сказал Рома, понимая, и с каждым ударом сердца всё отчётливее, что она права.

– Тебе виднее, конечно, но я бы на твоём месте за неё держалась. Она настоящая. Впрочем, – Марина пожала плечами, – сейчас узнаю. И мне, слышь, бро, последнюю ложку не оставляй, – добавила она, кивнув на плиту.

Марина заглянула в девичью комнату и, вернувшись, сказала, что надо подождать ещё пять минут. А где пять, там у Иры были все пятнадцать, а где пятнадцать… За это время Рома успел поужинать и вымыть сковороду, а сестра, поманив его пальцем, открыла свой альбом на более ранней странице, чем сегодняшние, сплошь покрытые овалами.

– Узнаёшь? – спросила она, показав набросок обнажённой девушки с ещё не прорисованным лицом, застигнутой в верхней точке прыжка. Воображение Ромы мигом зажгло под её ногами костёр, как в старые века на каком-то празднике.

– Нет, – сказал Рома, потом вгляделся внимательнее. Это была точно не Ира, которую Марина рисовала с натуры чаще всего. Ира нежное создание, не ровня Маринке в подвижных забавах, её в таком полёте не вообразишь… Кто-то из танцевального клуба? Вряд ли, у них много девушек со стройными мускулистыми ногами, но такой мощи, как у этой, из альбома, не чувствуется ни в одной. Настоящая амазонка; но каким трогательным жестом она подняла руку к груди, закрыв её от любопытных взглядов…

– Не узнаю, – повторил Рома, чувствуя теплоту в животе и приятное шевеление ниже. Только бы Марина не поняла… А для этого – не дёргайся, не делай вид, что тебя вдруг заинтересовало что-то постороннее, вроде грохота дождя по подоконнику. Или что ты ждёшь не дождёшься, когда же освободится телефон…

– Это потому что ты пьянь, – сказала сестра. – А она… Может, я, конечно, многое навоображала. Разберёмся. Вон Ирка идёт с трубой.

 

3

Рисунок Марины перепутал все мысли, и на пороге своей комнаты Рома был уверен, что идёт звонить этой девушке из альбома… а как её зовут? Маринка, вредина, не сказала. И лишь войдя и закрыв за собой дверь, он вспомнил, что звонка ждёт Лида, никакого отношения к нарисованной девушке не имеющая. А, может, уже и не ждёт? Может быть, трубку поднимет мама и скажет, что Лида спит? Хорошо бы вышло так, а уж в другой раз он не поддастся слабости.

Илья спал, не выпуская из рук футбольный мяч, но Рома не боялся их разбудить. Технология была отработана: не включая свет, встать на колени возле своей кровати, засунуть голову под одеяло, оставив небольшой тоннель для воздуха, на ощупь набрать номер и говорить в четверть голоса. Рома ещё раз представил Ксению, какой видел её сегодня, в смешной пижаме… Да и пусть живёт как хочет! Больше он не будет унижаться и навязывать свою компанию.

Он зарылся головой под одеяло и не с первого раза, но всё-таки набрал запомнившиеся цифры. Трубку сняли мгновенно, не дожидаясь, пока оборвётся первый гудок. Рома узнал низкий, чуть протяжный голос, но для верности сказал:

– Здравствуйте. Будьте добры, позовите, пожалуйста, Лиду.

– А это я, – ответили ему. – Привет, очень рада, что ты позвонил. Я уже собираюсь спать, а трубка рядом…

И, как ни готовился Рома к разговору, как ни настраивал себя – оказалось, что первую фразу, которая задала бы тон всему, он так и не выдумал. Замялся на секунду-две, но ничего более толкового, чем «как дела?», тем более не родил. А Лида не отделалась простым ответом «хорошо» или «в порядке»: она стала рассказывать о себе, и подробно – судя по тому, что, вернувшись на кухню с трубой, Рома уже не застал Марину, и лишь под дверью девичьей комнаты лежала полоска приглушённого света. Зато проснулась Альма, потягиваясь и тихо щёлкая по полу когтями, вышла навстречу, и Рома задержался в коридоре, чтобы её погладить. О чём говорил сам, он более-менее помнил: о том, что продолжает танцевать, даже выходит на конкурсы, что-то ещё… А вот слова Лиды растворились в звучании её голоса. Ощущение было такое, будто утром знаешь: видел сон, – но все подробности скрыты, и как ни закидывай память, ничего из тумана не выудишь. Отвлёкся, занялся будничными делами – и вот тогда постепенно выплывают ночные картины, даже складываются порой во что-то связное. Может, и у него бы так получилось, будь сейчас и правда утро. Но был уже поздний вечер, Рома больше всего на свете хотел спать и уснул довольно быстро, и в самом деле увидел сон, который поутру вспоминался фрагментами, зато сразу и на удивление чётко. Книжная ярмарка в доме культуры Крупской – Рома действительно был там три недели назад, приехал выбрать учебник, а увёз роман о космических десантниках, – широченная лестница, занимающая чуть ли не половину здания, и она продолжается куда-то вниз, в подвалы, и он ищет там единственное помещение, ведущее в подземный ход, по которому можно дойти до Главного Штаба. Во сне Рома помнил, что уже ходил этим путём, и раз нашёл тогда – найдёт и сейчас. Наверное, он куда-то выбрался, потому что в следующем отрывке, держа за руку Лиду, плутал во дворах, похожих не на колодцы, а скорее на фигурки тетриса. Их было множество, из одного входишь в другой – и не знаешь заранее, сквозной он или тупик. Рома вновь ориентировался по смутным воспоминаниям и вышел из очередной арки на тёмную, мокрую улицу, в конце которой высилось что-то громадное… Он уже понял, что это сон, но проснулся не до конца и хотел узнать, чем закончится путешествие, когда Илья, бодрый и радостный, сказал над ухом: «Не шуми! Папа спит!» – и стал вытаскивать из-под головы подушку.

– Отстань, пожалуйста, – отмахнулся Рома, всё ещё не покидая тёмную улицу. Лида рядом с ним начала таять, но он пока мог удержать её напряжением воли. Илья, отчаявшись завладеть подушкой, взял свою и, приговаривая:

«Не шуми! Не шуми!» – принялся колошматить ею старшего брата. На шум пришла Марина, подхватила мелкого на руки и понесла в девичью. Илья заревел так громко, что папа наверняка проснулся. Рома – тот в одно мгновение весь перенёсся в комнату и открыл глаза.

Мама уже готовила завтрак: геркулесовую кашу, бутерброды с копчёной форелью, кофе в честь воскресенья, – и, вскоре после того как Рома умылся, позвала всех к столу. Дежурила по кухне сегодня Марина, и после завтрака Рома, как всегда в её дни, добровольно помогал мыть посуду: вдвоём не скучно и найдётся о чём поговорить. Он опасался, что она будет расспрашивать, с кем и на какие темы он беседовал вчера, – но она не напомнила об этом ни словом, так что Рома засомневался, был ли вовсе тот разговор. С Мариной они обсуждали вещи самые обыкновенные. Во-первых, сегодня конкурс, и Владимир Викторович будет судить, но неизвестно, поможет ли им хотя бы выйти в финал. Во-вторых, ещё до конкурса надо многое сделать. Наведя на кухне порядок, они, как водится, немного побесились, пофехтовали дубинками из твёрдого пенопласта и, отбросив их, сошлись врукопашную. Когда-то Марина легко побеждала, потом они сравнялись, а в последние годы Рома был явно сильнее, но, в память о детстве, поддавался. Он и теперь позволил сестре опрокинуть его на спину и для вида чуть подёргался. Альма в это время прыгала рядом, рычала и размахивала хвостом, и забывший утренние обиды Илья норовил восстановить справедливость, бросая футбольный мяч в того, кто в данную секунду брал верх. Потом они все вместе пошли гулять и как сумасшедшие носились по лужам. Вернулись – и Марина, приняв душ, вместе с Ирой закрылась в девичьей комнате колдовать над причёской. Рома со своим ёжиком не нуждался в наведении красоты, поэтому вымылся не торопясь, внимательнее обычного поглядел в зеркало: нет, брить mushrooms ещё рано. Затем, под шум воды, сквозь закрытую дверь к нему вошла девушка, и он узнал в ней вчерашнюю амазонку, нарисованную Мариной. Вновь ощутил волнение, но теперь не пытался успокоить себя и даже помог руками. Он внезапно увидел её лицо и понял, кто она такая, – чуть погодя, когда, чистый и высохший, покупал в универсаме хлеб. Едва удержался от смеха, вспомнив бабушкину присказку «не по Сеньке шапка», и решил больше не звать её даже в самых потаённых мечтах.

– Правильно понял, – сказала по пути на конкурс Марина. – Значит, не такая уж и пьянь?

Интересным было то, что о Ксении в такие минуты, как сегодня в ванной, он никогда не вспоминал. Как будто даже в мыслях берёг её для иного. Настоящего… хоть и неизвестно, придёт ли оно. После её дня рождения, когда субботний вечер так много обещал, но куда-то бесследно утёк, Рома стал терять надежду. Только потому, что вначале он слишком её раздул, теперь ещё хоть что-то оставалось.

Может быть, Лида подойдёт на роль воображаемой девушки? Он подумал об этом и забыл – до самого конкурса, когда неожиданно увидел её в зале. «Хорошо, Ксюхи нет, – была первая мысль, – а то бы встретились». А вторая: «Значит, я вчера больше наболтал, чем помню…» Лида вошла, когда Рома с Мариной танцевали полуфинал, где-то между ча-ча-ча и румбой, и села недалеко от Иры и Димы Седова. В перерыве между заходами Рома познакомил её с сестрами. Марина едва взглянула на Лиду, но он-то знал, что ей незачем пристально глядеть: художница; всё, что надо, уже заметила. И вид сохранила самый непроницаемый – неизвестно, каких разговоров ждать на обратном пути и дома. И ждать ли…

– А вы молодцы! – сказала Лида. – Даже не представляла, что это так красиво.

– Сама бы хотела заняться? – спросил Рома, чтобы хоть что-то сказать.

– Может быть… Если найду время. Я вот еду из школы моделей, попросила маму закинуть меня сюда. Где-нибудь на час, потом она заберёт.

– А как плавание? – спросил Рома.

– Так я больше не плаваю. Вчера говорила. Ты, наверное, спал уже, не помнишь, да? – она тихо засмеялась. – Теперь только для удовольствия хожу в бассейн, два раза в неделю…

Тут Марина за руку потянула его на паркет: настало время джайва. Отпрыгав под бешеный ритм и поклонившись зрителям и судьям, убежали переодеваться для европейских танцев, а потом вернулись к персональным болельщикам.

– Надеюсь, выйдем в финал, – сказал Рома. Он был в этом почти уверен. Сезон набирал ход, на конкурс в их категории заявилось аж девятнадцать пар; начали с одной четвёртой, и Рома с Мариной прошли её со вторым результатом. Владимир Викторович говорил, что так бывает: когда судьи тянут свои пары и топят конкурентов, вперёд могут проскочить те, кого заранее не принимали всерьёз. Но даже если опомнятся и в полуфинале сбросят места на четыре – всё равно с шестого должны проходить.

– Выйдете, конечно, – сказала Лида. – И победите, я не сомневаюсь. Вы лучше всех.

– Да уж конечно, – отозвалась Марина. – Нам бы вариации не забыть.

– Серьёзно лучше! Мне со стороны виднее…

Лида улыбалась и едва заметно пританцовывала под музыку, сидя в жёстком кресле. Серые глаза, чуть отливающие зеленым, глядели весело и восторженно. В «Лесном» Рома не видел её с таким выражением лица. Да он вообще, по правде говоря, не видел её – и, может быть, зря? Кажется, с тех пор немного похудела; под узорчатой водолазкой угадывался абсолютно плоский живот, широкий кожаный ремень джинсов чуть угловато огибал косточки на бёдрах, создавая впечатление хрупкости. В лагере она казалась какой угодно, только не хрупкой. И грудь… интересно, поместится ли в руке? По неопытности Рома не мог понять, надето ли у неё что-нибудь ещё под водолазкой.

Вдруг Рома почувствовал, как ему надоело фантазировать и мечтать. Сколько можно! Жизнь проходит. Пора наяву прикоснуться, обнять, скинуть одежду, а там будь, что будет!.. Лучше бы, конечно, это была Ксюха. Но если она не хочет, Лида тоже хороша. И она вовсе не против, она сама о нём думает. И не боится ни капли, и не засмеётся, если он с первого раза что-то сделает не так. За те полтора часа, что Лида находилась в зале, Рома отчётливо это понял.

Лида посмотрела финал, куда они вошли с третьего места. На заключительный парад и награждение не осталась, но прислала сообщение с вопросом: какими стали в итоге? «Четвёртые», – ответил Рома. «Вы довольны?» – спросила она. «Конечно!!!» – написал он. «Тогда я тоже довольна, молодцы!» Они в это время двумя парами возвращались домой: Рома шёл, укрывая зонтом Иру и себя, а Марина оживлённо беседовала с Димой и не обратила внимания на переписку. Только дома она спросила:

– Это та самая, из лагеря? Я правильно поняла? Рома кивнул.

– Интересные глаза… Такой рисунок, будто подсолнух расцветает. А с Ксюхой что? Всё, завяли помидоры?

– Не знаю, – ответил Рома, – от неё зависит. Если ей не надо, я переживу.

– Ладно. Жираф, конечно, большой… Только, знаешь, я бы всё равно хотела с ней дружить. Или, по крайней мере, быть в хороших отношениях. И нарисовать, но это чуть позже, когда дорасту. Я подумаю, как это сделать, чтобы тебя не подставить. Может, ещё вернёшься.

 

4

Труднее всего, что он до сих пор делал в жизни, оказалось купить презервативы. Рома доехал на трамвае до случайной улицы, где прежде не бывал и вряд ли в ближайший год окажется, прошёл сотню метров, глядя по сторонам, пока не заметил вывеску аптеки. Что может быть проще, – повторял он в мыслях, – нырнул, вынырнул, никто тебя не знает и больше не встретит… И всё равно не мог представить, как выговорит у окошка это слово. Не слишком угловатое, язык не поломаешь – а вот поди скажи, когда вокруг сплошные глаза и уши. В конце концов, Рома обманул себя, убедил, что собирается ехать на болото за клюквой и покупка нужна для безопасности на случай провала в трясину, а не то, о чём вы думаете. Он представил, как, обвязанный вокруг пояса гирляндой шариков, осторожно ступает резиновыми сапогами с кочки на кочку, приседает, чтобы собрать спелый урожай, как постепенно тяжелеет в руке ведро… С этими мыслями он зашёл внутрь, выстоял недлинную очередь, отчётливо произнёс мучительное слово, не дав аптекарше возможности переспросить, расплатился, спрятал почти невесомую коробочку в сумку, вышел с достоинством, дошагал до остановки, забрался в маршрутку и, лишь захлопнув за собой дверь, свободно вздохнул. Ещё немного – и опоздал бы на тренировку.

Он не был уверен, что покупка пригодится хоть для чего-нибудь, – просто решил, что с ней надёжнее, даже если она всё время будет лежать в сумке наподобие талисмана. А там кто знает… В понедельник Лида пригласила Рому к себе домой. Свободные часы, чтобы встретиться, у обоих выпадали на субботний вечер. Почти неделя – достаточно времени для того, чтобы миллион раз представить будущий визит, засомневаться, решить сделать назло, вновь передумать и поверить в то, что скоро он проснётся и всё пойдёт по-старому. И при этом надо было учиться, внимательно писать контрольные, ходить на занятия в «Фонтан», общаться с разными людьми, держа себя так, чтобы никто не прочёл на его лице надежды и сомнения. Марина, конечно, догадывалась обо всём, – Рома это чувствовал, хоть она и не подавала вида. Временами он был ей благодарен за то, что не лезет в душу, но порой чуть ли не злился. Сказала бы твёрдо, как умеет: «Не ходи», – он бы послушался с радостью, что не надо думать и решать самому. Но… Старшая, мудрая, часто не в меру ядовитая сестра вела себя так, будто ничего особенного в его жизни не происходило. С Лидой Рома перекидывался сообщениями, но не звонил, опасаясь, что расскажет всё о себе заранее, а в субботу придётся сидеть и молчать. С Ксенией он вовсе не поддерживал связь, и чем дальше, тем это было труднее. Конечно, он поспешил; а вдруг, если позвонит сейчас, она встретит его иначе?… Или не сейчас, через месяц, два. Неужели не мог подождать! Но уже договорился с Лидой, надо идти. Чёрт, лучше бы на самом деле за клюквой…

В четверг или пятницу Рома пришёл к мысли, что одна встреча ни к чему его не обяжет. Надо будет сделать так, чтобы Лида поняла: он не такой, как она придумала, – чтобы разочаровалась и сама больше не захотела его видеть. Для начала – поглупее одеться. У него был маскарадный костюм: широченные, коротковатые штаны с ширинкой почти до колен, лохматая куртка с рэпперскими надписями, зелёная, с громадным козырьком, бейсболка. Рома представил, как во всём этом будет выглядеть: нормально, сойдёт за клоуна. Если добавить купленные на вырост ботинки с подошвой, как тракторный протектор, – Марина, пиная их в сторону обувной полки, очень метко, хоть и непонятно почему, называла «прогарами», – выйдет самое то.

Он воображал себя в таком наряде до последней минуты; но, когда пришла пора идти, вдруг оделся по-человечески: чёрные брюки, рубашка в тонкую синюю полоску и вязанный бабушкой строгий серый свитер без рукавов.

Лида жила на Тамбовской улице, недалеко от Обводного, – если сравнить с теми крюками, которые Рома выписывал, добираясь до Ксении, это было почти рядом. Он приехал на двадцать минут раньше условленного и бродил вокруг дома, поглядывая на телефон. Время еле плелось. Мимо почти без звука пролетел заляпанный грязью «Лансер», чуть не задев по руке зеркалом. Рома мысленно показал ему вслед fuck. Под окном собралась целая стая кошек, и бабуля с первого этажа, ласково приговаривая, бросала им куриные потроха. Звери заглатывали их молча, со страшной быстротой и ненасытностью. Ещё четыре минуты прошло. Спина взмокла… Выглянуло солнце, осветило черноглазую девчонку на вид не старше Ромы, катившую по тротуару коляску с малышом в голубой шапочке. Вряд ли мама, наверное сестра. Вновь туча… Осталось минуты две. Проверил сумку: коробка, с такими страданиями купленная в аптеке, лежит на месте. Рядом – шоколадка для… как её зовут?! Несколько секунд Рома думал, что его ждёт эта девочка с маленьким братом, а она ведь не представилась, только взглянула с улыбкой… Но он быстро вспомнил, зачем здесь, и пошёл звонить в домофон.

– Кто там? – мелодично спросил женский голос.

– Алло… А Лида дома?

– Это Рома, наверное? Заходите, Рома, поднимайтесь на третий этаж.

 

5

Никак Рома не ожидал, что угодит на званый вечер! Сел за стол, накрытый белоснежной скатертью, не пытаясь скрыть робость, – всё равно не удастся. Лида и её мама, Екатерина Павловна, ухаживали за ним наперебой, но друг дружке не мешали: одна подкладывает такое красивое угощение, что жалко есть, в кудрявой зелени и цветной мозаике овощей, от родной моркови до чего-то экзотического, насыщенно лилового; другая наливает в бокал фруктовый коктейль, по одному запаху которого сразу ясно, что всё натуральное, никакой химии; третья двигает фигурную дощечку с нарезанным хлебом… Стоп, откуда третья? У него и вправду голова пошла кругом… Здесь было всего две хозяйки, очень похожие друг на дружку. Лида – совершенно не такая, как в воскресенье и, тем более, летом в «Лесном». Настоящая юная леди в кремовом платье с открытыми плечами, в вишнёвых туфлях на каблучке, с золотым кулоном – виноградной гроздью на тонкой цепочке, с красивой причёской, чуть небрежной на вид, но Рома, с детства глядя на сестёр, знал, как нелегко достичь этой верно отмеренной небрежности, будто случайно выбившихся на высокий лоб и гибкую шею локонов. А ещё у неё был неброский, естественный макияж; и, проходя мимо Ромы, она задевала его рукой, и он не мог понять, что легче: эти прикосновения или цветочный аромат духов, заметный только вблизи; в двух шагах он уже не чувствовался. Екатерина Павловна была чуть меньше ростом, такая же стройная, без единой морщинки на лице, и Роме не верилось, что она по возрасту годится Лиде в мамы. Она держалась скромнее, была проще одета и всем видом давала понять, что не главная здесь, на празднике дочери. И это, на взгляд Ромы, было очень странно. Чтобы его ровесники, школьники, устраивали такой приём? Только если родители захотят и будут настаивать, – тогда можно подчиниться, вытерпеть час-другой, прежде чем устроить привычное головохождение. А здесь именно Лида была душой всего и получала настоящее удовольствие. Вот подошла к музыкальному центру, выбрала диск – а на полке их стояло не меньше сотни, – присела, быстро нажала несколько кнопок, загрузила выехавший привод и, отправив его на место, распрямилась, взглянула Роме в глаза, вся засияла улыбкой. Из колонок по углам комнаты, не мешая разговаривать, зазвучала песня – кажется, та самая, под которую они танцевали на дискотеке, или очень похожая… А Екатерина Павловна, забрав опустевший графин, тихо вышла и принесла из кухни блюдо с невероятно аппетитным салатом…

Что ещё почти мгновенно понял Рома – здесь живут люди совсем иного достатка, нежели тот, который он всегда видел вокруг: у себя, у всех друзей, у Ксении тоже… удивительно, что она сейчас вспомнилась. Достаток этот не кричал о себе, но был заметен хотя бы в том, что все вещи, к которым Рома тут прикасался, выглядели новенькими, точно купленными специально к его приходу. Раньше в представлении Ромы такая обстановка была связана с холодом, чопорностью, скукой, с боязнью лишний раз повернуться, чтобы что-нибудь не разбить, – но здесь этого не было в помине. Конечно, всё зависит от людей, а не от вещей. Пережив минуты растерянности, Рома почувствовал себя легко; а хорош бы он был, явившись сюда в рэпперском прикиде!

Екатерина Павловна расспрашивала его о танцах и между делом призналась, что сама хотела бы заниматься.

– Ещё, наверное, не поздно начать?

– Тебе? Конечно, не поздно, – уверенно сказала дочь. Екатерина Павловна, достав из книжного шкафа альбом с фотографиями, раскрыла его перед гостем.

– И ты, Лида, взгляни сюда, – позвала она. – Не забыла себя четыре года назад?

– Да всё помню, – ответила Лида, глядя в альбом.

– А почему щуришься?

– Линзы не хочу вставлять. А очки сломала, села на них.

– Опять? Ну, что с ней будешь делать, – сказала Екатерина Павловна. – Носит очки только дома, и на тебе: три пары в год.

– Это можно исправить, – ответил Рома. – Моя сестра Ира делает так. Во-первых, если потерял очки, надо сразу осмотреть всё, на что можешь сесть. Диван, кресла, стулья, пол, если есть привычка сидеть на полу… И, пока не нашёл, не садиться. А во-вторых, отучить себя оставлять там очки. Чтобы это было на автомате.

– Слышишь, Лида, что умные люди советуют? А сколько лет сестре, Рома?

– Шестнадцать. Через две недели будет семнадцать, как раз в субботу.

– Да это хорошо, когда ты знаешь, что потерял, – отозвалась Лида. – А я вспоминаю, что потеряла, когда они уже хрустят подо мной!

Они посмеялись, досмотрели альбом с фотографиями из бассейна, а потом Екатерина Павловна сказала:

– Ну, всё, ребята, больше вас не утомляю, поговорите вдвоём.

– Идём, – шепнула Лида и, показывая дорогу, вышла в коридор. Она привела Рому в свою комнату, уютную при всей дорогой и качественной простоте обстановки, усадила на кровать.

– Подожди немного, я скоро приду, – сказала Лида, – сейчас кино поставлю, чтобы не скучал, – и, включив домашний кинотеатр, добавила: – А оно уже здесь стоит!..

Она приоткрыла шкаф, что-то в нём выбрала, заслонив от Ромы спиной, и, обмахнув его подолом платья, вышла. Рома, оставшись в одиночестве, смотрел фильм «За бортом», постепенно увлекался, вместе с Куртом Расселом летел в воду и посылал проклятия стервозной блондинке, удаляющейся на яхте…

 

6

– Ну, вот, – сказала вернувшаяся Лида, – впечатление на тебя произвела, теперь можно быть проще.

Она успела смыть макияж, распустила волосы, переоделась в свободные белые брюки, солнечно-жёлтую футболку и того же цвета пушистые тапки.

– Смотрел раньше? – спросила она, кивнув на телевизор.

Рома покачал головой.

– А интересно? По-моему, он чем-то на тебя похож?

– Может быть…

– А ты знаешь, что они в жизни муж и жена?…

– Нет. Правда, что ли?

– Абсолютная. Возьми домой, вместе посмотрите большой командой.

– Спасибо. Наверное, по очереди посмотрим, – ответил Рома. – Вместе мы не так часто собираемся.

– А я пока выключу, ладно? Лучше поговорим, а то уже поздно…

Рома убрал в сумку диск. Лида вдруг покачнулась, взмахнула руками и сделала несколько неуверенных шагов к кровати. Рома успел подхватить Лиду и помог сесть: почти к себе на колени, но, скользнув по ним, она всё-таки оказалась рядом, тесно прижатая к его боку.

– Спасибо, – сказала Лида, открыв глаза, – всё… уже проходит. Со мной так бывает… Когда сильно волнуюсь, голова кружится.

– Точно всё в порядке?

– Да. Вот смотри. – Она встала и походкой манекенщицы прошлась по комнате, от двери до окна и обратно. – Видишь, уже хорошо. Я говорила, что занимаюсь в школе моделей, да? Учат нас ходить и вообще хорошим манерам. Ты спрашивал про танцы, помнишь? Я думала, стоит ли заняться… но я ведь буду смешная рядом с вашими девочками? А научусь – стану такая же, как они. Не буду ничем отличаться. Может, когда-нибудь попробую, позже…

– А почему не плаваешь?

– Ну, тому несколько причин, – ответила Лида, скинула тапки и с ногами забралась на кровать. – Во-первых, вижу свои перспективы. Если бы я уже сейчас была призёром по России, тогда бы имело смысл заниматься дальше. А я даже не финалистка. Мой потолок – третья… ну, максимум, конец второй мировой десятки.

– Мне бы во вторую десятку! – сказал Рома, – я буду прыгать до потолка.

– Да ты недавно начал, у тебя желания полно. И ты обязательно попадёшь, не сомневайся, – сказала Лида, тронув его за плечо. – А я так давно плаваю, хочу другую жизнь посмотреть. А вторая причина: стала плохо переносить нагрузки. Быстро уставала, все мышцы болели. И головокружения… Если долго сижу, читаю, например, а потом резко встаю, могу вообще упасть обратно. Врачи говорили: возрастное. Но только я это возрастное уже должна была перерасти. А после лагеря меня посмотрел хороший доктор и сразу сказал: пониженный гемоглобин. Даже раньше анализов. Как остальные не видели? Не знаю… Так что я сейчас… не то, что лечусь, а сижу на такой диете, чтобы его поднять. Уже гораздо лучше себя чувствую. И учиться надо, вот третья причина. Хочу быть спортивным врачом, поступить в университет Павлова. Известный всему миру под названием Первый Мед. А ты думаешь, куда идти после школы? Или ещё не решил?

– Решаю, но что-то медленно, – признался Рома. – Вот в последний год интересно программирование. Дима, друг Марины, моей сестры, которая партнёрша, он об этом рассказывает.

– Ты, наверное, хорошо разбираешься в компьютерах, – сказала Лида.

– У нас дома их два, для мальчиков и для девочек, но я девочек пускаю вперёд, да и им нужнее, они старше. А Илью пускаю, потому что маленький, тоже хочет играть, машинки гоняет. Так что редко могу посидеть, больше книгу читаю. Пока самую простую, по html.

– Эх, как вам здорово!.. – мечтательно сказала Лида, прикрыв глаза. – Я так завидую тем, у кого большая семья. Когда ребёнок один, он растёт избалованным эгоистом. Что так смотришь?! Да, я тоже эгоистка и вредина. Была, была ещё недавно! А сейчас – ну просто золото. Идеальная девочка! Мама не нарадуется. Вот с начала осени.

Говоря так, Лида медленно придвигалась, но, коснувшись Ромы коленом, отстранилась и продолжала всё живее, с выразительной мимикой, жестами, то повышая тон, то спадая почти до шёпота:

– Знаешь, какая я была? Вот у меня есть папа, он с нами не живёт уже больше трёх лет. Он обо мне заботится, очень любит, и я его тоже, мы видимся, когда хотим… но с мамой они почему-то разошлись. Общаются, но так по-деловому, только ради меня. И у меня это было главным оружием. Чуть что не по мне, сразу говорю: не надо меня воспитывать, лучше сделай так, чтобы от тебя муж не уходил… Ой, это действительно была я! Как вспомню, так стыдно, кошмар… Ну, и ещё много неприятного говорила. Ужасной была дочкой. Но это раньше. Сейчас, вот с этой осени, я другая. Ни разу такого не сказала и не буду. А знаешь, почему? – спросила Лида, глядя ему в глаза. – Тсс-с… Вот мама уверена, что это благодаря тебе. Я рассказывала о лагере, что познакомилась с новыми ребятами… ну, и упомянула, что был такой парень Рома. И она как-то в мыслях соединила тебя и мой новый характер. Так что ты заранее стал её лучшим другом… Наверное, сам понял, да? А на самом деле я такая не из-за тебя. Знаешь, из-за кого?

– Нет, – ответил Рома.

– Даже не догадываешься? Тогда скажу. Из-за Ксении. Эта высокая тёмненькая девочка, да? Я запомнила имя. Она хорошая. Нравится тебе?

– Мы просто друзья, – сказал Рома и удивился: стены качнулись, но устояли, в глазах потемнело, но лишь на миг, и даже краснеть он не начал.

– А что ты мне так долго не писал? – спросила Лида и сама же ответила: – Наверное, занят был, школа, семья, танцы ваши… Ладно. Но она красивая, я бы сама на неё обратила внимание, если бы была парнем. А ты когда-нибудь хотел, чтобы вы стали не только друзьями?… А, впрочем, неважно, забей. Я очень рада, что ты пришёл. Я там, в «Лесном», конечно, глупо себя вела. Привыкла, что всё, чего хочу, должно быть сразу моим. И ты от меня просто бегал, бедняжка… Она мне вставила мозги на место.

– Я не знал, что она умеет драться, – сказал Рома.

– Не умеет, у неё просто руки длиннее. Если бы у меня были такие руки, я бы, может, и не бросила плавать. Но ведь и я не умела! Вот у меня спортивный уголок, груша, видишь? Я её колотила под настроение руками, ногами, воображала себя Чаком Норрисом, но ничего не умела. Привыкла, что всем хватает грозного вида. А ей не хватило. Но не в этом дело, а в том, что мне дали отпор. А я растерялась. Понимаешь? И вот теперь, когда хочу сказать гадость, как раньше… я себе говорю: стоп, Лида! Ты очень хорошо умеешь обижать людей, которые тебя любят и всё простят. Так нечестно! Что же ты тогда была, как ягнёнок? И всё в один миг проходит. А в последнее время уже и не хочу никого обижать. И мне это нравится, вот так… А ещё я боялась, что приду к вам на конкурс и её увижу. Не того, что опять подерёмся, – улыбнулась Лида, – конечно, нет! Я тогда сама начала, а сейчас и мыслей таких нет. Просто… как-то неловко было бы встретиться. А потом решила: что здесь страшного? Может, и поговорим, и подружимся. А если она с тобой, то сяду тихо в уголке, посмотрю, всё пойму. И больше не приду… Ты её, наверное, видишь каждый день на тренировках?

– Нет, она занималась, когда я ходил в другой клуб. А теперь не занимается.

– Ясно… Ой, слушай! – спохватилась Лида, – ну, я и наболтала! У тебя, наверное, уши болят!..

– Нет, – ответил Рома, и оба засмеялись.

– Ты бы сказал: хватит, больше не могу! Со мной редко, но бывает: как понесёт, понесёт, и не остановиться… Сколько времени? Без двадцати девять, о-бал-деть!.. Всё, я от своей болтовни уже никакая!

И, подтверждая сказанное, Лида в изнеможении откинулась на спину. Но тут же подняла руки, пошевелила пальцами, и Рома, сообразив, что она хочет, обхватил её запястья, потянул к себе. Лида была вся расслабленная; она будто вытекала из рук и вновь падала, падала на кровать, смеясь над его усилиями. А потом сама вскочила и обняла его за шею.

– Я очень рада, что ты пришёл, – прошептала она и затихла. И Рома обнял её, неуверенно, затем крепче, почувствовал дыхание, стук сердца, прикосновение упругой груди. Впервые за всё время, что был здесь, он вспомнил о своей коробке и вздохнул с облегчением: ещё рано. Сегодня его звали не для этого…

– Ты не волнуйся, – сказала на ухо Лида. – Мама тебя отвезёт домой.

– Да не надо, я сам…

– Ещё не хватало! Я тебя позвала, и я выкину на улицу? Да она сама предложила, не грузись. Пробок нет, мосты не разводят. А мы всё равно хотели вечером покататься. Так что заодно и подбросим. А завтра у вас будет конкурс? – спросила она, чуть отодвинувшись. – Можно, я так же загляну?

– Будет, – сказал Рома, – конечно, заходи. Тоже вечером, но в другом зале, на Новочеркасской. Высшие офицерские классы, я там ещё не был. Адрес тебе скажу, у меня записан.

– Отлично! И вы уж точно победите. Даже не спорь!

Она поцеловала его в щёку, снова в щёку, потом в губы, и Рома ответил, закрыв глаза. Его ладонь вдруг оказалась у неё под футболкой, там было тепло, очень нежно, и Лида сверху прижала её рукой, не давая двигаться.

– Нравится? – спросила она.

– Ага…

– Мне тоже, – сказала она и, освободившись, добавила: – Но и хватит пока, не всё сразу… А то тебе больше нечего будет хотеть.

 

7

Марина время от времени писала картины для знакомых семьи, для бывших одноклассников. У Иры было две ученицы по английскому. Рома, в отличие от сестёр, не находил у себя талантов, которые мог бы немедленно продать. Просить деньги у родителей не позволяла совесть: они и так взяли на себя его танцы. Взяли не возражая, даже с удовольствием, но всё равно: тренировки, костюмы, стартовые взносы за конкурсы – в сумме набегало довольно много. Иногда что-то дарили бабушка с дедушкой, но последнюю тысячу из этого клада Рома недавно спустил на компьютерные мелочи. Да и неловко было бы тратить такие деньги на глазах Лиды.

Но ведь он может заработать. Папа всё время что-то делает, то проводку, то даже сантехнику. Если возьмёт с собой – хотя бы прибраться, вынести мусор? В пятницу, вернувшись с тренировки, Рома спросил.

– Да работа найдётся, – ответил папа, – только ты когда хочешь? Вместо школы? А потом вырастешь балбесом, и мама будет нас с тобой ругать. Вот что, – сказал он, подумав, – пусть это будет аванс, отработаешь на каникулах. – И, открыв кошелёк, отсчитал десять пятисотрублёвок. – Дня за четыре вполне.

– А на каких каникулах? – спросил Рома.

– Да хоть на зимних. Посмотрю, что будет в январе.

– Спасибо! – сказал Рома и ушёл к себе в комнату, полный желания работать так, чтобы папа Карло, попади он хоть на лесоповал, устыдился бы собственной лени.

В воскресенье Лида была на конкурсе и досмотрела его до конца. Рома не подвёл, занял третье место и, по её словам, был однозначно лучше всех. Никто и в километре не стоял. Потом они дважды гуляли на неделе перед его танцевальными занятиями. Вторник выдался довольно тёплым, можно было полтора часа ходить по улицам без шапки. Рома расстегнул куртку, и Лида тут же забеспокоилась: не простудишься? Он покачал головой, но не стал возражать, когда минут через десять она, сняв перчатки, застегнула его и внимательно поправила воротник. Она глядела не так, чтобы очень сверху. Рома знал, что подрос, уже метр шестьдесят восемь, но дело было ещё и в сапожках Лиды на совершенно плоской подошве. Для других случаев у неё найдутся каблуки, далеко не одна пара, – понимал он. Его не смущала разница: будь девушка выше хоть на две головы – ничего страшного; но само проявление такта было очень мило. Так же деликатна она была и в пятницу – сырую, ветреную, с мелким дождём, который то переставал, то вновь начинал сеять отовсюду, даже снизу, так что никакой зонт бы не спас. Они проходили мимо вывесок: слева суши, справа пиццерия, впереди кондитерская с таким ароматным шлейфом из окна, что перебивает даже запах бензина и мокрого асфальта. Лида будто не замечала этих соблазнов, а ведь хотела, конечно, хотела зайти. Рома сам замёрз, что уж говорить о ней. Он прикидывал в уме, что может себе позволить, и наконец пригласил её в кафе с тремя столиками, пластиковыми стаканами, бумажными тарелками. Заказал два зелёных чая с лимоном, спросил у Лиды, какой пирожок она бы предпочла.

– Бери, какой сам хочешь, – сказала она. – И я за себя заплачу.

Во вторник и в пятницу больше говорил Рома. Он рассказывал о жизни в многодетной семье, дежурствах по кухне, подушечных боях, об игре в футбол с младшим братом, о забавных словах, которые тот выдумывает, и ещё много о чём. Даже удивительно, сколько накопилось историй. Эх, если бы Ксения слушала с таким интересом! – время от времени думал он в течение дня, – если бы так же смотрела… Но забывал о ней, дожидаясь Лиду в условленном месте.

После прогулки они вместе спускались в метро и разъезжались в разные стороны. Роме надо было спешить на тренировку. Лида говорила, чтобы он не беспокоился о ней: мама на машине встретит возле «Лиговского проспекта», привезёт домой. И оба раза присылала сообщение, что всё в порядке.

В субботу он снова был у неё в гостях. Поздоровался с приветливой, улыбчивой Екатериной Павловной и почти сразу оказался в комнате Лиды. Она ставила свою любимую музыку, мелодии были Роме незнакомы, и услышь он их, например, два дня назад по радио – скорее всего, переключил бы канал. Сам он предпочитал что-нибудь более жёсткое, или более заводное, или хотя бы более живое, с настоящими гитарами и барабанами. Но теперь эти сладкие ритмы, и голоса, ценой сглаживания естественного тембра обработанные до какой-то небывалой глубины, и взгляд Лиды, разом внимательный и восторженный – всё действовало магически. Коробка из аптеки, как и неделю назад, была при нём, но уже без одного кольца: на днях Рома достал его, чтобы на практике узнать, как пользоваться, и в общем разобрался. Но сегодня этот навык опять не пригодится: Лида сказала, что не хочет вот так, вечерком, по-быстрому, да ещё когда мама за стеной. До Нового года ничего не будет, но это и правильно, есть время лучше узнать друг друга. Рома кивал, каждое слово казалось ему неоспоримой мудростью. В начале января, сказала Лида, они с мамой проведут две недели на Кубе, а когда вернутся, мама на несколько дней уедет к подруге в Тверь. Лида останется за хозяйку, и вот тогда… Тут она, прервавшись, открыла шкаф, достала с полки прозрачный пакет и высыпала на кровать десятка два цветных камешков необычной формы: один, как морская звезда, другой – бутылка, третий – просто фантастически причудливый…

– Это из Хайфы, в Израиле, мы летали весной. Собрала на пляже. Какой больше всех нравится?

– Все, – сказал Рома.

– Тогда держи вот эти, – она протянула ему фантастический камень, ещё один, похожий на машину с кузовом седан, и третий – круглый, с замечательно красивыми дымчатыми прожилками.

– Спасибо. – Рома убрал их в сумку и вспомнил: – А я на каникулах буду работать с папой. Он берёт меня помогать.

– Здорово! Ты молодец.

– Ну, и немножко заработаю на карманные расходы, – продолжал он со скромнейшим видом, на какой только был способен.

Хоть Лида велела подождать с самым главным, целоваться она была не против и сейчас. Рома исследовал её мягкие губы, пока она не перестала отвечать, прерывисто дыша и запрокидывая голову. Тогда он принялся за подбородок и шею. Лида, тонко застонав, совсем расслабилась и выскользнула из рук. Она была в топике, и Рома отважился коснуться губами загорелого живота.

– Ай, щекотно! – прошептала она, вздрогнув. Рома не остановился. Лида, хихикая, ёжилась и уворачивалась, а потом обеими руками отодвинула его голову: – Хватит, пожалуйста, – и перевернулась кверху спиной.

– Ты не обиделась? – шепнул он на ухо, отодвинув светло-каштановые кудри.

– Нет. Я только подумала, вдруг ты сейчас представляешь эту девушку?

– Какую? – спросил он, отлично поняв, кого она имеет в виду.

– Даже не помнишь?… Тогда всё хорошо, иди сюда, – и, повернувшись на бок, протянула руки. – Давай успокоимся, просто полежим…

 

8

В воскресенье Рома между делом поинтересовался у Марины, как обращаться с японскими блюдами. Просто так, что-то стало любопытно. Сестра очень подробно всё объяснила, показала разные способы держать палочки и, пока он с двумя карандашами упражнялся на кусочках хлеба, предупредила:

– Чтобы рыбой на меня дышать не вздумал. Плейбой. А он как-то и забыл, что хитрить с ней бесполезно. Лучше сегодня же перед конкурсом, пока есть время, купить мятные пластинки.

Смущало то, что Марина, которая столько раз в их спорах оказывалась права, относится к его встречам с Лидой уж больно снисходительно, будто к детской прихоти, которая рано или поздно пройдёт. Рома же всё больше думал о Лиде и вспоминал её наравне с Ксенией, оставаясь ночью в темноте. Зачем только Лида сама её вспомнила? Ревнует, что ли? А он чувствует какую-то смутную вину, оттого что был не до конца искренним.

Порой он даже сравнивал их – а мог ли ещё месяц назад представить, что сравнит кого-то с Ксенией?… Она выше и, наверное, потоньше, если смотреть в анфас. У неё почти чёрные, почти прямые блестящие волосы – для Ромы так просто чёрные, это сестра углядела на свету тёмно-бронзовый оттенок, – и невероятно густые ресницы, и такие тёмные глаза, что, лишь приглядевшись, можно отличить зрачок от радужки. Её ладони больше и твёрже, пальцы длиннее. Она никогда не была такой податливой в его руках. Даже на дне рождения, увлёкшись праздничными тостами, до последнего пыталась держаться сама. «Она настоящая», – сказала сестра. Это слово первым звучало в голове, как только Рома вспоминал Ксению.

Если бы я ревновал её к другим парням, – подумал Рома, – мог бы убиться о стену ещё в сентябре. Но то ли не ревнивый… то ли увидел, что нет повода. Все ребята вокруг – для неё, в лучшем случае, друзья. И сам, кажется, тоже. А Лида разве не настоящая? Она совсем другая. По зодиаку Рыба: значит, склонна доверять чувствам. И всё больше и больше ему нравится. Когда он впервые оказался у неё в комнате – где-то в глубине было ощущение случайности, какой-то неправильности происходящего. Будто он занял место, предназначенное совсем не для него. Он осознал это, уже вернувшись домой. Ощущение запомнилось, но во второй раз, кажется, не пришло.

Ещё она левша. Это не очень важно, но интересно.

А важен её взгляд, в который мгновенно уходишь с головой. И закрытые глаза, едва ли не выразительнее взгляда. И губы, тающие под его губами, и прерывистые вздохи. И ожидание январской ночи, когда они останутся вдвоём – всё это с каждой минутой перевешивало, перетягивало. Скорее бы!..

Рома размышлял, показать ли Марине израильские камни. С одной стороны, вновь скажет что-нибудь ехидное. С другой… всё-таки, художник, любит такие находки. Если победим на конкурсе, покажу, – решил он и, когда они стали вторыми вслед за парой из клуба-организатора, счёл это победой. Но, вернувшись домой, нашёл в ящике стола только два камня. Фантастического не было. И на книжной полке не было. И под кроватью тоже. Забыл вынуть из сумки? Поглядел, но и там не заметил. И дырок нет, значит, не вывалился.

В понедельник, забирая из садика Илью, по дороге спросил, не видел ли он дома такой красивый камешек.

– Нет, – покачал головой брат и добавил главную клятву: – Честное барселонское!

Длинное слово было ему пока не по силам, и малыш упрощал его на свой лад, так что кто-нибудь посторонний мог бы не понять. Но свои понимали отлично, особенно Рома, который эту клятву и выдумал.

«Загадка, – подумал Рома. – А если бы их Ксения подарила, потерял бы хоть один? Как же…»

 

9

Что Лида бывает другая, с совсем иным взглядом, Рома испытал на себе во вторник. Погода была как в конце прошлой недели, бары и кафе всё так же тянули к себе. Японская наука сестры оказалась очень кстати. Заказав две порции роллов, рекомендованных Мариной, Рома расправлялся со своими так непринуждённо, что сам не мог понять: он ли это или какой-нибудь гонщик Тояма Токанава? Лида, сидя напротив, зеркально держала палочки в левой руке. Она разрумянилась в тепле. Она не любила васаби и отдала ему свою долю. Рома с удовольствием взял бы ещё пять, если б было можно.

Заказали новые порции, теперь выбирала Лида. Из её сумочки подал голос телефон.

– Да, папа, – сказала она с улыбкой. – Хорошо, давай так сделаем. Где?… сейчас скажу, – и, прикрыв трубку ладонью, шепнула: – Посмотри, пожалуйста, адрес.

Рома, не накидывая куртки, выскочил наружу, нашёл табличку на стене, вернулся, назвал улицу и дом. Лида повторила их в трубку и, выслушав ответ, закончила: «Хорошо, буду ждать. Пока».

– Сегодня папа заберёт, – сказала она. – Прямо сюда подъедет, ему так удобнее.

– А мама? – спросил Рома.

– Мама будет поздно. У неё поклонник, она ушла на свидание.

– Правда, что ли? – изумился Рома. Тут он и узнал, что у Лиды есть другой взгляд. Не удивлённый, не гневный – скорее надменно-брезгливый. Такой, будто она даже не хочет разбирать, что там под ногами: скунс или крыса.

– А что, – ледяным тоном сказала Лида, – ты считаешь, у неё жизнь закончилась и она должна только прыгать вокруг меня?

– Нет, почему, – растерянно ответил он.

– Мама молодая и красивая. Да и не в этом дело. Почему она не может жить, как хочет сама?

– Может, конечно…

Её взгляд немного смягчился, и Рома почувствовал себя величиной с небольшую собачку.

– И я так думаю, – сказала Лида. – Пусть будет счастлива. – Улыбнулась, стала прежней. – И, знаешь, я бы не отказалась от маленького брата, – продолжала она мечтательно. – Буду его воспитывать, плавать научу…

– А сестру? – с облегчением спросил Рома.

– Тоже неплохо. Но брат интереснее, я думаю. Ты опытный, что скажешь?

– Все хороши, – честно ответил Рома. Не хотел бы он ещё раз увидеть такую Лиду, какой она была минуту назад… И пока удавалось не видеть. Когда он в начале декабря был у неё дома, Лида учила его делать массаж на её собственной, нежной, сильной и тёплой спине. Рома вначале осторожно, затем всё сильнее мял её пальцами, больше всего мечтая коснуться губами, и думал: перевернётся или нет? Перевернулась, но перед этим велела смотреть в угол. Когда вновь разрешила взглянуть на неё, была уже в майке. Рома взял в руки её стопу и, увлёкшись поглаживанием и растиранием, так близко склонился к ней, что Лида надавила ему большим пальцем на нос.

– Извини, не удержалась. Такой серьёзный, прямо Гарри Поттер на Луне.

Им было уже не до массажей. Оба вскочили, стали прыгать, бить кулаками боксёрский мешок в спортивном уголке, потом в шутку бороться, и Рома уступил, как дома сестре. Хотя Марину он никогда не прижимал к себе так тесно, и ощущение, понятно, было совсем другим.

– Нет, давай по-настоящему, – сказала Лида, отпустив его шею, – я же вижу, что поддаёшься. Я сама поддаюсь, когда мы с мамой так бесимся. Понимаю, что уже сильнее, но не могу это показать.

– С мамой? – удивился Рома, представив спокойную Екатерину Павловну, и осёкся: вдруг опять задел не ту струну?

– Да-а, что ты думал! – сказала Лида. – Она бывает как девчонка. Ну, иди сюда, хватит болтать!..

Но они слишком смеялись, чтобы что-то получилось всерьёз, потом стали целоваться, вновь хохотали, пока не пришло время ехать домой. Возвращаясь, Рома больше всего на свете хотел не попасться на глаза сестре, но, конечно, попался и явил свой одуревший вид в полном великолепии. Марина только покачала головой.

 

10

Разговаривали они назавтра, обсуждая предстоящие дни рождения. У Марины восьмого декабря, у Ромы – семнадцатого. Когда-то давно мама с папой делали общий праздник для троих детей в ближайшую субботу после Роминого дня. Но дети росли, у каждого появлялись свои интересы, друзья, и становилось затруднительно принять всю толпу в один вечер. Первой откололась Ира, и прежде недовольная таким порядком: с её дня рождения до заветной субботы проходил без малого месяц, и чувство праздника успевало выветриться. Два года назад разделились и Марина с Ромой.

– Ты Лидку пригласишь? – спросила Марина. Рома кивнул:

– Уже пригласил. Говорили об этом.

– А я хочу Ксению, – твёрдо сказала сестра. – Она звала, и я позову.

– Она звала только потому, что сама была у нас, – хмуро ответил Рома.

– Думаешь? А мы у неё были два раза. Ладно, первый раз она звала, потому что была у нас. А второй? Просто от души. А я её даже не знала, пока она не пришла. Значит, меня два раза звала от души.

Рома молчал, понимая, что она вновь права.

– Не хочешь её видеть? – продолжала Марина. – Будешь чувствовать себя виноватым, да? Нет, я могла бы сводить её в кафе. Но она же звала домой. Я могу сказать, что у нас ремонт и всё вверх дном. Или сказать, что ты нахватал троек и тебе запретили праздники. Но не буду. Противно врать.

Они помолчали.

– Свалил бы ты куда-нибудь, – задумчиво сказала Марина.

– В смысле?

– Ну, когда я её позову. Чтобы я могла сказать, что ты уехал. К бабушке с дедушкой. Или к Димке, спрошу у него. К нему ещё лучше. Скажу, что уехал изучать компьютер.

– А как же ты без меня?

– Переживу. И так вижу каждый день. Нет, я балда, – сказала она, подумав. – К Димке не получится, он же будет у меня. Значит, к бабушке. Уважительную причину выдумай сам, время есть. Даже для тормозов.

– А ты не уйдёшь, когда я Лиду позову? – спросил Рома.

– Не уйду. Я же не чувствую себя виноватой, что брат бегает за каждой юбкой.

И здесь не обошлась без колкостей. Но Рома давно не обижался на неё и сейчас тем более не находил повода для обид. Во-первых, благодарность была сильнее. Во-вторых, время для него словно перевернулось. Ближайшие события – день рождения и Новый Год – виделись далёкими и маленькими, он пролетал их в мыслях, не задерживаясь. А вот январь, когда он сначала пойдёт работать с папой, а потом, в середине месяца, вернётся Лида и останется дома за хозяйку… Это была совсем другая песня.