1

Надо было проститься с Ладогой и внезапно приехать снова, чтобы ощутить перемену. Лес потемнел, дорога насытилась дождями и была вся в лужах, свежий ягодный запах сменился удушливым и тревожным грибным. Весь путь от автобуса до бухты Оля и Андрей прошли молча, держась за руки и осторожно пробуя на вкус отяжелевший воздух.

Это Оля придумала в тот же вечер, как вернулась домой, – съездить туда, где познакомились, вместе побыть на родном берегу. Андрей только удивился, почему сам не мог догадаться. Они быстро договорились о деталях: палатку и спальный мешок возьмёт Оля, котелки – Андрей, хоть Олины, небольшие, были бы удобнее для двоих. Но ведь должен и он что-то взять.

Ранним утром в субботу они встретились на Финляндском вокзале.

– Ты ещё больше загорела, – сказал Андрей, поцеловав её сухие, отзывчивые губы. Обнять бы прямо здесь, средь шумного бала… если бы не чёртовы рюкзаки. Андрей взял её за талию, чувствуя жар сквозь рубашку, Оля положила руки ему на плечи.

– Ещё больше загорела, – повторил он, открыв, наконец, глаза.

– Ничего для этого не делала, – улыбаясь, ответила Оля. – Ходила в соломенной шляпе вот с такими полями, держалась тени. Да там на солнце и не погуляешь. Идём, уже поезд объявили.

В электричке, закинув вещи на багажную сетку, они сели рядом, и Оля принялась рассказывать о поездке. Дуомо, Санта-Мария-делле-Грацие, Ла Скала, целый рой других заманчивых названий слетал у неё с языка, и Андрей думал, что слушать её – то же самое, что там побывать, а может быть, даже и лучше.

– Хорошо бы нам вдвоём туда съездить, – сказал он где-то возле Сосново.

– Обязательно, я тоже об этом думала, – ответила Оля. – Что-то жёстко сидеть на деревяшке, можно к тебе на колени?…

Она пересела спиной ко всему вагону и, в такт болтая ногами, стала тихонько петь уличную песню, записанную в Италии на диктофон. Тут же переводила – текст был солёный, не похожий на прилизанную неаполитанщину, – и, положив руку Андрею на плечи, вздрагивала от смеха…

Но всё это было в электричке. Едва ступив в лес, они взялись за руки и замолчали.

 

2

Остаться наедине было куда труднее, чем казалось утром. Оля и Андрей забыли о секции рукопашного боя, а у ребят из второй смены сегодня был экзамен и финальный костёр. На это событие из города слетелись родители – в основном, отцы, – и молодой тренер Миша приехал помогать Валерию Санычу и Виктору. Не подойти, не поздороваться, не посидеть хоть немного у костра было бы невежливо.

Оля неожиданно встретила среди ребят ученика, с которым в городе занималась английским. Парень удивился не меньше и запрыгал вокруг неё:

– Ольга Захарьевна! Да я ради вас тут всех порву!..

– Отставить индейские пляски! – строго произнёс Саныч. – Одичал совсем. Привет, вы вовремя, – сказал он Оле с Андреем. – Сейчас побегут. Мы в этот раз их разбили на четыре команды. Две бегут по лесу с компасом, собирают вопросы. Кто быстрее вернётся и ответит, тем пирожок. Один на всех. Две другие дерутся на берегу. А потом победители гасят друг друга до последнего выжившего.

– Это, кажется, надолго? – спросил Андрей. Саныч пожал плечами:

– Не знаю. Сами в первый раз так делаем.

Ребята, уже готовые стартовать, шумно переговаривались, сбившись двумя стаями; слышались возгласы: «Только не отставай смотри!» – «Что? Сам ты тормоз!» – «Вот сейчас как дам!»

Высокий темноволосый мужчина, так похожий на Олиного ученика, что с первого взгляда можно было признать в нём отца, о чём-то поговорил с Олей.

– Иван, – представился он, пожав Андрею руку. – Знаете, я бы хотел попросить вашу девушку пробежать по лесу вот с этим, – он показал небольшую видеокамеру. – Заснять для истории. Я бы и сам, да, боюсь, колено уже не то. Вы когда уезжаете домой, завтра? Довезу в любое место, куда скажете. Даже если Ольга Захарьевна и не побежит.

– Да я не против, – с улыбкой ответила Оля.

– Я против, – вмешался Валерий Саныч. – Пойми, Оля, в тебе я не сомневаюсь, ты любой маршрут проскачешь на одной ноге. Но вот эти орлы… орлята, которые месяц сидели в лесу, будут отвлекаться, если с ними побежит живая девушка в таких шортах. Они уже сейчас сами не свои. А ну, не расслабляться, думаем о трассе!

– На себя посмотри, – проворчала одна из немногочисленных мам. – Разошёлся, прямо тетерев на току.

– Не слушаем! – скомандовал Саныч. – Старт через минуту!

– Давайте я пробегу, – предложил Андрей.

– Вот это другое дело, – ответил Саныч. – Добро. Только ничего не подсказывай, будь сторонним наблюдателем. Понял?

– Так точно.

– Ну, тогда все приготовились!.. Внимание!.. Марш!

Две команды по пять человек сорвались и умчались в лес. Андрей держался чуть позади своих, успевая глядеть под ноги и на экранчик цифровой камеры. Первый ориентир, пластиковую бутылку из-под пива, ребята нашли под корнями вывороченной сосны. Разрезали, достали координаты следующей контрольной точки и принялись бурно обсуждать, горячиться и спорить. Но договорились быстро: Валерий Саныч и Виктор работали не зря. В бутылке было и задание по теории: «Тактика круговой обороны в условиях плохой видимости». А вот вопрос, найдённый на втором участке, оказался странным: «Сколько иголок у здорового ежа на третьем году жизни?» Андрей, стоя чуть в стороне, старательно обводил камерой хохочущих орлят.

 

3

Оля тем временем наблюдала за рукопашными схватками на пляже. Ребята в песчаном круге сходились один на один, а затем – парами и тройками: одни боролись, другие использовали удары, третьи сражались на деревянных ножах; проигравший выбывал, победитель шёл на помощь к своим.

– Как тебе? – спросил тренер Виктор.

– Классно, мне нравится, – ответила Оля. – Только на Пифагора из прошлой смены, по-моему, никто не тянет.

– Это не удивительно, даже на половину Пифагора никто не тянет. Но стараются, растут. Молодцы.

– А в прошлую смену была эстафета, – рассказал подсевший к ним Миша. – Вместо палочки – вот такое бревно. Что они только с ним не вытворяли! По воде его толкали, бежали по лабиринту, прыгали через колья, дрались за него… Надеюсь, оно до сих пор им снится.

Оля первая услышала голоса и оглянулась на лес.

– Кажется, прибежали, – сказала она.

И точно: команда, с которой бежал Андрей, прежде соперников выскочила на пляж. Финальную бутылку, к большому изумлению ребята нашли почти под ногами у Валерия Саныча. Это был общий ориентир для двух команд: кто раньше отыскал – тот и победитель.

Ученик Оли, которого тоже звали Андреем, вслух прочитал последний вопрос:

– Виктор Николаевич: этапы жизни. Детство, отрочество, зрелость.

Родители засмеялись.

– Зрелость ещё не наступила, – громко сказал Иван, и смех обратился в хохот.

Большой Андрей, утирая лоб, обернулся к тренерам:

– Снимаю перед вами шляпу. Такие трассы подготовить, это как надо было постараться!

– Это что, – ответил Виктор Николаевич. – Ты представь, сколько нектара надо было употребить, чтобы сделать ориентиры!

Собранные в лесу бутылки ребята принесли с собой и теперь, всё так же шумя и переругиваясь, бросали их в чёрный мусорный пакет.

 

4

Команда младшего Андрея, в конце концов, и выиграла турнир. На шеи ребятам повесили медали – деревянные, размером с хорошее блюдце, расписанные красно-золотыми жар-птицами под Хохлому. Вещи были уже собраны, сложены почти все палатки. Тренеры, бойцы и родители подтянулись к костру, задымился котёл с пловом, загремели миски и кружки. Даже сдержанный Валерий Саныч разговорился.

– Главной бедой в этой смене была повариха, – объяснял он родителям. – Неудачная повариха, ничем не вышла. Она уехала, поэтому смело говорю, не боюсь, что отравит. Первая была хороша, а эта… Блин, гречку варила так, что есть было невозможно! Это как надо умудриться, чтобы гречку испортить? Огурцы в салат резала кубиками. На следующий год будем первую уговаривать на две смены.

– Нас с Виктором ваша Наталья подкармливала, пока не уехала, – сказал он Оле. – Подхожу к костру: «Мама, – говорю, – осталось что-нибудь? Веришь, это невозможно!» Она наливает суп, я только обрадовался, вижу: Николаич крадётся, тоже с миской…

Виктор Николаевич, облепленный учениками, в лицах изображал сцены из армейской жизни. Заставший в армии времена последнего узбекского призыва, он вовсю распекал сослуживца, в роли которого перед ним стоял один из парней:

– Слушай, воин. Ты совсем ох’ёль, что ли, да? Лопата брал, печка уголь кидай. Быстро, быстро! Зачем ты меня всегда заебал? Если ты меня ещё раз заебал, ты вообще – умираешь!

Прежде чем произнести последнее слово, он вытягивал шею и наискосок проводил по ней ладонью, приседал, отставляя зад, и страшно пучил глаза. Подростки надрывались от хохота, и больше всех – сам распекаемый.

– Замолчи свой рот! – крикнул вконец осмелевший маленький Андрей. В ответ Виктор выдал горячую тираду на восточном языке, в которую непонятным образом впутались русские слова «залупа» и «грузовик».

Почти все родители были давно знакомы друг с другом и с тренерами, почти все умели петь удалые и протяжные казачьи песни. Один из отцов высоким хрипловатым голосом завел печальную думу, её подхватило несколько женщин. Мелодия с каждым словом набирала силу, росла, заполняла собой все впадины, укрывала холмы берегового рельефа. Аккомпанировал Валерий Саныч, но с первыми звуками новой, быстрой песни он пустился в пляс и оставил гитару Оле: она легко подбирала аккорды на ходу. Андрей же взял двуручную пилу, упёр одной ручкой в бревно, нажал ладонью на другую и, постукивая по полотну деревянной ложкой, быстро нашёл верный тон:

Звенела гитара, серебряным голосом радовалась жизни впервые запевшая пила, веяло временами Суворова, Потёмкина, взятия Измаила и Варшавы… И окончания строк звучали очень по-казачьи: «плэвот».

– Слушай, круто у тебя выходит! – сказал Виктор Николаевич. – А я ещё видел, как смычком играют на пиле.

– Можно будет попробовать, – отозвался Андрей.

– Сам что-нибудь спой.

– Я казачью песню знаю только одну, и та не настоящая.

– А ты спой, тогда скажем, настоящая или нет.

– Ладно, – согласился Андрей и, взяв у Оли гитару, запел:

Песню знали все и подхватили, не дожидаясь припева, а припев грянул с такой силой, что весь берег загудел, как корпус огромной гитары:

– Как тебе эта компания? – тихо спросила Оля, дождавшись последнего аккорда.

– Замечательно, – сказал Андрей. – А тебе?

– Тоже. А наша, синицынская.

– Знаешь, – подумав, сказал Андрей, – там я, всё-таки, дома, а здесь в гостях. А ты?

Оля улыбнулась и пожала плечами.

Пели ещё долго, с каждой минутой громче и веселее. Пригодилась и песня, записанная Олей в Италии. Спиртного почти никто не пил: многие приехали на машинах. Только один из отцов, на вид самый интеллигентный, похожий на какого-нибудь научного сотрудника из прошлого века, вдруг скинул рубаху и стал вызывать охотников на молодецкий поединок. Он подскочил к костру, попытался выдернуть топор, надёжно вбитый в бревно, и едва не кувырнулся в догорающий огонь. Тренеры оттащили берсерка в сторону, уложили на моховую перину и накрыли спальным мешком.

 

5

Оля и Андрей незаметно отделились от компании, спустились на пляж и медленно пошли в сторону своей палатки.

– Знаешь, наверное, ты прав, – сказала Оля.

– Ты о чём?

– О том, что мы здесь в гостях, а там дома. Здесь, может, душа и шире разворачивается, но у нас как-то теплее. Ближе и роднее… хоть мы с тобой, в отличие от Синицыных, и не хиппи.

– Да, – печально сказал Андрей и остановился. – Мы не хиппи.

– Мы не хиппи, – повторила Оля, глядя на него чуть исподлобья.

– Нет, – Андрей покачал головой. – Абсолютно.

Они нахмурились, закусили губы, но через мгновение не выдержали и расхохотались. Оля обеими руками обхватила его шею:

– Сто пудов!!!

…Это было осенью, чуть меньше года назад. Наташа и Виталий Синицыны позвали Андрея на квартирный концерт одной московской девочки, сочиняющей песни. Там они встретили Олю, знакомую с девочкой со студенческих лет.

Небогатая квартира набилась битком, почти вся публика состояла из друзей певицы, похожих на неё свободой и неприкаянностью. На вид ей было лет тридцать, хотя, на самом деле, меньше. Негромкий и неуверенный голос, дешёвая гитара… Многие её песни Андрей слышал у костра в Олином исполнении, куда более гладком, звучном и с абсолютно неслышными вдохами, будто на одном запасе воздуха от начала до конца. «Ты как подводная лодка», – выразилась однажды Наташа Синицына. У этой девочки всё было не так, но она лучше всех, кого Андрею доводилось слышать, могла увести за собой. Большинство её песен были грустными, и когда она их пела, казалось, что иных песен и быть не может. Но вдруг она заводила что-то отчаянно весёлое, и Андрей начинал думать, что все песни на свете всегда были весёлыми. Он был благодарен ей за вечер, с тех пор интересовался её судьбой и недавно передал ей через Наташу сто долларов на запись диска.

На том квартирнике Наташа объяснила ему и Оле, чем хиппи отличается от не-хиппи:

– Вы за вход платили? – прямо спросила она. Оля кивнула.

– Конечно, – ответил Андрей. – Девочка ведь хочет есть.

– Значит, вы не хиппи. А мы с Синицыным не платили, нам важно слушать песни бесплатно. Денег мы так дадим, от души, и больше, чем надо за вход. Мы всегда так делаем.

Андрей был рад оказаться кем угодно, лишь бы вместе с Олей. Было необыкновенно приятно сидеть рядом с ней на диване, чувствовать прикосновение крепкого плеча и переглядываться, узнавая аккорды и слова из летних вечеров. Почему тогда, без малого год назад, он не догадался уйти после концерта с ней вдвоём? Наверное, потому что Оля заранее сказала: она останется, чтобы помочь хозяевам навести в квартире порядок. А там было, что наводить…

Теперь Андрей всё быстрее кружился, Оля держалась за его шею и болтала ногами, взлетевшими вровень с головой. Оба они, не переставая, смеялись и вскоре упали на песок. Через минуту Оля просунула указательный палец между своими и Андрея губами.

– Тс-с… – прошептала она. – Слышишь?

– Что? Гудит что-то на Ладоге… Кажется, мотор. Лодка?

– Ага. Это наш друг рыболов, – оглянувшись, сказала Оля. – Не вовремя его несёт.

– Чует клиентов. Идём.

Они встали, отряхнулись и пошли к воде – встречать знакомого пожилого рыбака на моторной лодке, у которого каждое лето недорого покупали добычу. Он жил в ближайшем к бухте прибрежном посёлке. Отказывать было не принято: плохая примета. В этот раз Андрей купил двух серебряных хариусов, похожего на них, но более короткого сига и скользкого усатого налима.

– Пойду убирать сети, – сказал рыбак напоследок. – А то порвёт к чертовой матери. Шторм будет.

– Почему шторм? – спросила Оля. Вечер был почти ясным, озеро дышало безмятежным бризом.

– Я здесь родился, мне погода как жена. Всё о ней знаю. Видите, дует с востока?

– Да, – кивнула Оля.

– Так вот, ветер стал поворачивать к северному, примерно час назад. А северный ветер – это всегда шторм. Облака темнеют. Рыбы мало. И ноги гудят. Всё сразу.

– Точно, вон и остров Глюк, – сказал Андрей, кивнув на горизонт, где на фоне туманных облачков виднелось длинное тёмно-синее пятно. Остров Глюк, на картах носивший имя Вартасаари, находился на таком расстоянии от бухты, что разглядеть его, по всем здравым представлениям, было никак невозможно. Он и не был виден в погожие дни, но перед сильным дождём или ветром то ли повышенная влажность, то ли другие воздушные явления вдруг приближали его к берегу и поднимали из воды. Сегодня он являл себя даже отчётливее, чем перед обычным штормом, словно паря над озером.

– Значит, сами всё видите, – сказал рыбак. – Укрепляйте палатки большими кольями, вот, что я вам скажу, ребята. Чтобы вместе с вами не унесло.

Осмотрев палатку, Оля с Андреем решили, что колья и так хороши. Рыбу почистили, засолили в котелке и подвесили к высокой ветке сосны. Оля понюхала руки, поморщилась и осторожно вынула из рюкзака свою вечную зелёную мыльницу с нарисованной на крышке черепахой.

– У тебя дегтярное, как всегда? – спросила она Андрея.

– Ага, всегда в походах.

– Только не это!.. Поделюсь с тобой пчелиным бальзамом.

 

6

– Андрей, знаешь, чего я больше всего боялась? – тихо спросила Оля.

– Нет, – так же ответил он, – скажи.

Чуть больше часа назад Оля ничего не боялась. Они долго плавали в темнеющей воде, осыпали друг друга брызгами; затем Андрей стоял на дне, а Оля, обхватив его ногами, откидывалась спиной назад. На несколько мгновений вся уходила под воду, затем появлялась, вытягивала руки. Андрей, взявшись за её запястья, привлекал Олю к себе; она замирала, обняв его за шею, а потом вновь отпускала руки и падала.

Глубина была Андрею по грудь, но вскоре он заметил, что с каждой новой волной всё выше поднимается на цыпочки. Волны стали круче, заблестели пенными гребнями, зашумели, разбиваясь о песок. «Замёрзла, – сказала, наконец, Оля, – идём на берег».

Но и тогда она тоже ничего не боялась. Андрей на руках отнёс её к палатке и держал на весу, пока Оля расстёгивала молнию входного клапана. Пальцы не слушались, то и дело соскальзывали, Оля отогрела их дыханием и всё-таки справилась. Андрей на вытянутых руках опустил ёе под тент и полотенцем смахнул песчинки с ног, оставшихся снаружи. Внутри палатки загорелся фонарик: Андрей увидел, как Оля надевает необъятную футболку, которая ему самому была бы велика. Подошвы её ног были розовыми, светлее загорелых щиколоток и икр. Андрей, не утерпев, коснулся их губами.

– Ай, щекотно! – сказала Оля. – Заползай скорей, комаров напустишь…

Теперь Андрей лежал на спине, закинув руку за голову. Оля, голая до пояса, в тонких шерстяных брюках, тёплая и расслабленная, поставив подбородок Андрею на грудь, смотрела ему в глаза.

– Не знаешь, чего боялась? – прошептала она и тихо вздохнула. – Вот я получила, наконец, тебя. Получила то, о чём три года только и думала… а вдруг мне это будет уже не надо? Вдруг всё внутри перегорело? Вот чего я боялась больше всего. Что тогда делать? Даже не знаю…

– Но боялась напрасно? Это тебе надо?

– Да! – шёпотом воскликнула Оля и прижалась к его груди щекой. – Моё. Никому не отдам.

– Я тоже боялся, – признался Андрей.

– Ты-то чего?

– Слишком сильно хотел. Никогда такого не было. А когда слишком сильно хочешь… ну короче, понятно, что может произойти.

– А что, уже так бывало?

– Да у всех время от времени…

– Ну, и ничего страшного, в другой бы раз получилось. Да мне и не надо много. Ты за плечо трогаешь, я уже почти готова.

Андрей с удовольствием проверил и убедился, что она права.

– Вот видишь, – сказала Оля. – Но это только если ты. Не знаю, будет ли так всегда… Я бы хотела. У Алёнки так не было?

– Не обращал внимания, – тут же ответил Андрей.

– Да и ладно. Непонятно, с чего вдруг я её вспомнила… Андрей молча погладил её по горячей спине.

– Всё-таки хорошо, что вышло именно так, – задумчиво сказала Оля. – Вот если бы раньше всё получилось… тоже хорошо. Но эта ночь была бы уже в прошлом, мы бы о ней только вспоминали…

– Было бы много других, – отозвался Андрей.

– Других да, но этой уже нет. Поэтому давай как можно дольше не спать. Всё запомним. Слушай, я поняла, почему вспомнила про Алёну. Я только одну её и видела из твоих девушек. А вообще… наверное, их было много, да? Не бойся, я не ревную. Просто весело, хочу похулиганить, вот и лезу с глупыми вопросами.

– Не так уж и много, – ответил Андрей. – Смотря с кем сравнить.

– Ну, если со мной… У меня была только одна. Или я у неё, скорее.

– Света, что ли?

– Нет, ты что! – Оля рассмеялась, – давно, в спортивном лагере. Она была ровесница, но очень ранняя… Блин, зачем я это говорю! Всё равно бы рассказала рано или поздно, но сейчас…

– Да забей. Мало ли что когда-то было.

– Сейчас вижу: ничего особенного. Невинные шалости, по сравнению с тем, чем многие другие у нас занимались. Но она за мной ходила, на дискотеках приглашала танцевать, всё время хотела потрогать… И мне стало интересно, что бывает дальше. Чистое любопытство. А Света, кстати, очень строгих нравов. Я с ней на такие темы даже не говорила никогда. О девушках и о парнях… Ну, там-то и говорить особо не о чем.

– Почему?

– Один когда-то на первом курсе, опять любопытство с моей стороны. Другой надоел как раз перед той Ладогой, когда увидела тебя. Я бы его и так бросила, всё равно. А третий… его завела с практической целью, меньше думать кое о ком. И он хороший был, такой добрый, спокойный, я уже потихоньку привыкала. Когда была с ним, о ком-то почти не вспоминала… Пока мы не встретились на квартирнике Ленки Максимовой. Помнишь, в октябре?

– Конечно. Отличный был концерт.

– И здорово, что я туда пошла одна. Как чувствовала. Увидела… и поняла, что всё это фигня и самообман, чем я занимаюсь. И рассталась на следующий день. Жалко было, конечно, очень огорчился, но что поделать… И знаешь, что ещё?

– Что?

– Только не смейся, ладно? Я долго переживала, что не вышла размером. – Оля приподнялась на руках. – Видишь? Хочу верить, что первый, но скорее всё-таки нулевой…

– Немного вижу. Немного, потому что темно, а не то, что ты надумала.

– Отмазался, да? Самый хитрый? – сказала Оля, передвигаясь так, чтобы её смуглая грудь с нежными, чуть затвердевшими сосками коснулась его лица.

– Классная, прямо античная, – продолжал он. – Мечта Фидия и Аполлона. И знаешь… Твоя подруга из спортивной школы была куда умнее меня.

– Я думала, вдруг тебе нравится что-то более монументальное? Немного успокоилась, когда увидела Алёну на пляже и в бане. У неё, по-моему, столько же…

Последние слова Оля прошептала, лёжа на спине и выгибаясь навстречу его губам, скользившим от груди всё ниже. Когда он добрался до выступающих подвздошных косточек и потянул вниз резинку шерстяных брюк, она застонала, прикусила угол спального мешка, но тут же отпустила и вскрикнула не сдерживаясь. Всё равно никого нет вблизи, да и ветер… Спустя какое-то время оба выскочили наружу, сбежали к Ладоге вновь окунуться и задержались на берегу, глядя на чернильные волны, с шумом налетающие на песок.

– Прав был Робинзон, – сказала Оля, подняв руки, пока Андрей оборачивал её полотенцем. – Это ещё начало, завтра будет круче. Кажется, я хочу спать…

 

7

Когда они одновременно проснулись, было совсем темно. Чудовищный ветер гудел в вершинах сосен, трепал тент палатки. С берега доносился глухой, могучий рёв.

Оля вынула из-под спальника голую руку, включила мобильный телефон, взглянула на загоревшийся зелёным дисплей.

– Половина пятого, однако. Время… как звёзды сердца зажигать, – пропела она и потянулась. – Счастье сверяем по звёздному времени…

– Земная судьба – родных провожать и встречать, – продолжили они на два голоса и рассмеялись.

– Слушай, откуда ты знаешь такие песни? – спросил Андрей. – Я-то ладно, я всё знаю. Но вот ты?

– От мамы, у неё абсолютный слух и память. Знает наизусть все песни трио «Меридиан» и очень много других. Мы пели вдвоём, когда я была маленькая. От друзей хулиганщина, от мамы всё остальное.

– Хорошо вам было… А дует-то как, Оль! – сказал Андрей, подняв руку под купол небольшой палатки. Даже здесь чувствую.

– Ага. Но у нас тепло… Слушай, давай весь день не вылезать наружу?

– Так ведь надо ехать домой.

– Блин, точно. Я и забыла. Ну, давай как можно дольше не вылезать. Кофе сварим прямо здесь, в предбаннике. У меня плиточка есть.

– Газовая?

– Да, купила в Милане. Понравилась, такая беленькая, аккуратная, две конфорки. Самое время обновить.

– Газовая плиточка, – серьёзно сказал Андрей. – А я однажды куплю бензопилу, потом на машине сюда приедем… И обленимся, в конце концов.

– Ну, мы-то уж с тобой не обленимся, – отозвалась Оля и потянулась к его губам. – Правда?

– Абсолютная, – согласился Андрей.

 

8

В следующий раз Оля проснулась одна. Сквозь стены палатки проникал утренний свет – неяркий, размытый… Значит, небо в облаках. Шторм, кажется, затих… Но, прислушавшись, она поняла, что он звучит даже сильнее прежнего, только очень ровно, не распадаясь на звуки отдельных волн. И к гулу ветра добавился треск ломающихся в вышине сосновых веток.

Оля отбросила спальный мешок и села. Вроде, всё замечательно… но что-то не так. Она почти мгновенно сообразила, что было не так. Кто тянул тебя за язык? Дурёха дикая, лесная. Обрадовалась. Зачем было рассказывать о бывших, да ещё о Динке из лагеря, перед которой долго чувствовала вину: поддалась любопытству, а у Дины-то всё было всерьёз… Если уж понесло, говорила бы хоть о цветах. А теперь что Андрей подумает?

Андрей спал. Оля склонилась над ним, поцеловала.

Может, и ничего плохого не подумает. Хорошо бы…

Она полностью разделась, выскользнула наружу, закрыла входной клапан и лишь теперь вспомнила, что хотела весь день не выходить. Но коль уж вылезла, надо захватить полотенце и спуститься к Ладоге.

Острая прохлада ветра приятно обжигала кожу, не вызывая озноба. Оля шагнула на пляж и поняла, отчего штормовой гул звучал в палатке так слитно. Тёмно-серые, лохматые, пятнистые волны шли к берегу под углом, не обрушиваясь на него сразу всей громадой. Каждый гребень, постепенно разбиваясь, проходил вдоль бухты, от мыса до мыса, за ним – другой, третий… Сколько их шло одновременно – не сосчитать. А какая сила! Брызги летят на десятки метров, долетают до неё.

Ладога была, словно огромный чёрный и седой зверь в клетке: издали смотри, а подходить бойся и руку сквозь прутья не тяни. Но Оля подошла и протянула руку. Вода была теплее, чем в иной жаркий июльский день.

Оля шагнула вперёд, держась пальцами за уползающий песок и глядя в лицо летящей навстречу волне. Чтобы волна не захлестнула с головой, надо было подпрыгнуть. Волна сорвала её с ног, но Оля ловко развернулась в гребне и упала на руки. Это было не страшно.

Теперь она заходила в воду, поворачиваясь к волнам боком и упираясь. Вскоре она смогла оторвать ноги от дна и поплыть. Снизу валы казались почти океанскими, высотой чуть ли не до третьего этажа. Оля понимала, что на самом деле они от силы метра полтора, но всё равно было жутковато и весело, да ещё этот ветер, низкие облака… «Ура!» – мысленно воскликнула она, сумев подняться вместе с волной и, на миг расслабившись, обтечь её своим телом. Эти волны можно покорять! Оля повторяла движение вновь и вновь, с каждым разом всё увереннее. Она легко держалась на воде и, увлекаясь, не замечала, что скользит вниз по склонам очень быстро и стремительно удаляется от берега…

Она оглянулась назад с очередной вершины и где-то далеко увидела пену прибоя и вырастающий над ней туманный лес. Съехала вниз – и берег пропал. Ничего не стало видно, кроме клочковатого неба и двух длинных чёрных стен по бокам. Оля набрала в лёгкие воздуха и ушла под воду – проверить глубину. И дна не было.

«Спокойно, без паники, – сказала она себе, вынырнув и повернув назад. – Ничего страшного, доплывём».

Назад надо было плыть, учитывая, что волны несутся быстрее: подниматься и опускаться вместе с ними, использовать их силу для ускорения. Можно и подныривать, пропуская их над собой, но для этого Оле не хватало опыта, она боялась не рассчитать единственно верный миг для всплытия. Несколько волн обогнали её; они летели так быстро, а она ползла, как улитка, берег почти не становился ближе… Пытаясь плыть скорей, Оля забыла, что её настигает волна. Её ударило по затылку, перевернуло вверх ногами и закрутило в огромном котле.

Прежде чем её накрыло, Оля успела глотнуть воздух. Пока лёгкие полны, – подумала она, – всё под контролем, а лёгкие у неё, слава Богу, больше пяти литров. Это не так и мало, даже по сравнению с объёмом всей Ладоги.

Оля не сразу поняла, где верх, где низ, и пока разбиралась – запас воздуха стал кончаться. Она принялась грести руками, ногами, даже головой, вынырнула, схватила новую порцию, и следующая равнодушная волна обрушилась на её плечи. Так повторилось раз, другой… Насколько эти волны тяжелее, чем в Адриатике!..

«Всё в порядке, – убеждала себя Оля. – Берег ближе, ближе… Уже совсем близко».

Она упрямо продвигалась вперёд. Один раз даже показалось, что плечом задела дно. Да и лицом проехать по песку было бы счастье! Только бы не попался камень… Оля стала вновь попадать в ритм прибоя, почти оседлала волну. Но вода оказалась хитрее: дождавшись очередного вдоха, она вспухла в неожиданном месте и с силой залепила Оле рот, нос и глаза.

Пока в груди был воздух, пока он тянул её вверх, Оля чувствовала себя на равных со штормом и даже чуть сильнее. Теперь, одним движением, вода лишила её этой иллюзии. Раньше Оля не понимала, как ей хочется жить, и что такое – жизнь. Теперь вся жизнь для неё приняла образ одного глотка воздуха. Этот глоток представился ей огромным синим небом без облаков, и она стала пробиваться к нему из узкой чёрной воронки.

На сколько её хватит? Секунд на двадцать. И за эти секунды надо успеть так много! надо всё успеть. Мысли отключились, следом за ними пропало время. Осталось только небо, к которому надо успеть. Воронка засасывала, сжималась, крепче сдавливала рёбра…

Оля изо всех оставшихся сил рванулась вверх, попала головой в волну и кожей почувствовала, что надо обождать, пока она пройдёт. Волна прошла. Оля открыла глаза, выдула из лёгких струю воды и несколько раз вздохнула: сперва осторожно, затем всё глубже, глубже…

Она сделала последний вдох секундой раньше, чем самая большая волна этого утра швырнула её на берег и покатила по песку и камням. Это было важно. Если бы Оля не смогла вдохнуть, это купание долгие годы являлось бы ей кошмаром. Она долго не могла бы радоваться, чувствуя, что всё в жизни получает несправедливо. Не сделав вдоха, она должна была утонуть. Ей повезло, а могло бы и не повезти. От неё ничего не зависело: окажись берег десятью метрами дальше, волны бросили бы на камни её безжизненное тело.

А так – всё иначе. Оля начала приходить в себя. Она боролась до конца, и победила, и заслуженно будет жить. Ещё десять, двадцать, даже сто метров могла одолеть. Могла, без сомнения!.. Она лежала и всё не могла отдышаться. Потом её начал бить жуткий, надрывный кашель, от него содрогалось всё тело и лёгкие выстреливали остатки воды. Всё новые волны накатывали на берег и, отступая, вымывали из-под неё песок, тянули обратно. Если бы она уцелела случайно, то не спешила бы, наверное, вставать… А так – надо.

Оля с трудом поднялась на четвереньки, отогнала желание вновь растянуться на песке и, стараясь больше не кашлять, поползла вверх по пляжу, ставшему вдруг очень узким и крутым… Никогда прежде, даже после самых убойных тренировок, она не чувствовала себя такой измотанной, не могла и представить, что так бывает. Как эта вода вытягивает силы! И ещё интересно, кто убрал с пути все большие валуны?…

Оказавшись вне досягаемости волн, Оля встала на ноги, пошатнулась и села обратно, опёрлась рукой о песок. Её тошнило, она с трудом сдерживала мучительные позывы. Сейчас проснётся Андрей, – подумала она. – Да, только ради него стоило бороться. Не испугать бы своим видом…

Но было поздно. Она повернулась к обрыву, вновь попробовала встать – а Андрей уже сбегал на пляж по сосновым корням. У Оли не было сил даже улыбнуться. Завидев её, Андрей изменился в лице, потом осторожно взял её на руки и, не говоря ни слова, понёс к палатке.

 

9

…Оля почувствовала тёплое на щеке, поняла, что это вода из уха, и осторожно пошевелилась, чтобы из другого тоже вытекло. Чуть не застонала от боли и открыла глаза. Она была насухо вытерта и укрыта спальником. Андрей поддерживал ладонью её голову.

– Проснулась? – спросил он. – Как себя чувствуешь?

– Нормально… – едва шевеля языком, ответила она. – Сколько времени?

– Минут десять прошло. Ну, ты каскадёр.

– Искупаться хотела…

– Только повторять не надо. Обещаешь, Олечка? – спросил он, заглянув ей в глаза. – Верю, верю.

Он коснулся её лица губами и сказал:

– Замёрзла. Внутрь не предлагаю, но растереть надо. – Откуда-то из своих вещей он вынул большую плоскую флягу и продолжал: – Но вот не знаю, как быть с царапинами?…

– Потерплю, – ответила Оля, – спасибо.

Андрей откинул спальник, бережно повернул её на живот, плеснул жидкости из фляги и стал, едва прикасаясь, растирать. Ссадины пощипывало, но, в общем, было терпимо. Стало даже приятно, когда Оля сообразила, чьи руки к ней прикасаются.

– Что это у тебя? – принюхавшись, спросила Оля.

– Это граппа. Попросту говоря, виноградная самогонка.

– А я думаю, настойка на изюме, что ли?…

– За твоё здоровье сегодня выпью. Можно?

– Да пожалуйста, – ответила она, улыбнувшись.

– И ещё надо тебя расчесать…

 

10

Когда Оля уснула, Андрей выбрался из палатки, но не стал отходить далеко. Вот балбес! – выругал он себя, – почему раньше не проснулся! – и, чтобы отогнать мысли о худшем, залпом выдул остатки граппы. Это было всё равно что радио послушать, как говорили в армии. Он достал из тайного кармана рюкзака непочатую бутылочку пятидесятиградусного бальзама на степных травах, подаренную весной на концерте. Добавляйте в чай не больше столовой ложки, – сказал даритель. Андрей усмехнулся, вспомнив тот совет, вытряхнул убойное зелье в кружку, долил оставшуюся треть ладожской водой из ведра, размешал и немедленно…

Через несколько минут в голове зашумело, ускорился пульс, и зрение так обострилось, что с десяти метров можно было различить каждую брусничину на низеньких кустах. По-прежнему не удаляясь от палатки, он собрал три литра спелых ягод, потом вспомнил о засоленной вечером рыбе. Сбегал к соседям-рукопашникам, притащил несколько охапок дров. Большую часть их выложил стеной, заслонив костёр от ветра, затем развёл огонь и принялся готовить.

Несмотря на лекарство, Андрей то и дело хватался за голову. «Блин, ну ты, Оля, даёшь! – восклицал он про себя, вновь и вновь холодея при мысли о том, что могло произойти. – Теперь никуда одну не отпущу». Потом с облегчением думал, что всё самое худшее с ними уже произошло, теперь будет только лучше. Но через минуту опять вздрагивал и жалел, что больше не осталось бальзама.

Ветер дул всё с той же бешеной силой. Очень кстати подошли вчерашние знакомцы: Иван с маленьким Андреем.

– Мы собираемся уезжать часа через три-четыре, – сказал Иван. – Вы с нами?

– Да, – ответил Андрей, – Надеюсь, Оля проснётся к тому времени. Она вчера устала.

– Мы больше сюда не приедем на сборы, – сообщил маленький Андрей.

– Почему? – спросил Андрей большой. – Не понравилось?

– Нет, здесь хорошо. Просто мы каждый год ездим на новое место. Валерий Саныч говорил, на Онежское озеро поедем, до Петрозаводска на поезде, а там пешком.

– Да вам же и лучше, – сказал Иван. – Никто шуметь не будет под носом, весь сухостой на дрова не вырубит, машин в лес не нагонит.

– Кажется, готово, – сказал большой Андрей, попробовав рыбу. – Будете?

– Я не против, спасибо, – ответил Иван. – Там в лесу огромную древнюю сосну завалило поперёк дороги, и мы пока распилили, убрали – проголодались будь здоров.

– Тогда готовьте миски, – сказал Андрей.

Вскоре проснулась Оля, вышла из палатки в камуфляжных брюках и тонком бордовом свитере. Выглядела она так свежо, будто и вправду, как собиралась, отдыхала с самого вечера. Она ещё морщилась от резких движений, но уже вовсю напевала:

А ветер не утихал. Он разогнал тучи, и впервые с самого утра над бухтой показалось ясное синее небо. Но это была уже холодная, не летняя синева.

Оля с аппетитом съела целого хариуса, не нашла на пляже своё полотенце и, махнув рукой, сказала: «Ай, всё равно было старое». Андрей, обещав не повторять её подвиги, ушёл мыть посуду и купаться. Оля с берега следила за каждым движением, понимая, что слово он сдержит, – но всё равно было чуть не по себе. Она помогла ему собрать вещи, палатку, уложить их в багажник. В половине пятого тронулись в путь. На развилке в селе, километрах в трёх от леса, машину подрезал КрАЗ, гружённый берёзовыми кряжами. Оля молча схватилась за руку Андрея. Иван бешено матюгнулся, резко вывернул руль вправо, затем влево, ударил по тормозам. Джип вылетел на обочину, где седобородый дед продавал собранные в лесу грибы, опрокинул корзину, едва не задев её хозяина, развернулся и замер в метре от бетонного столба.

Первые секунды все четверо не двигались. Потом маленький Андрей, сидевший впереди, громко вдохнул и закричал вслед давно исчезнувшему лесовозу: «Уррод!» Иван, попросив у Оли прощения за ругань, купил у испуганного селянина обвалянные в пыли подберёзовики и боровики.

– Нет, это было бы уже слишком, – сказала Оля и легла головой на колени Андрею. Он погладил её по щеке и осторожно запустил руку под свитер…

Дальнейшая дорога прошла без приключений. Когда джип проезжал по автомобильному мосту в Лосево, младший Андрей вытянул руку в сторону параллельного железнодорожного моста.

– Папа, смотри! – почти крикнул он. – Мы ездили отсюда прыгать. Я три раза прыгал в жилете.

– А на резиновой тёте не сплавлялся? – спросил Иван.

– Не, только прыгал… В спасательном жилете.

– Я тоже прыгал, – сказал большой Андрей. – Только не в жилете, а в прошлом году.

– Там же поезд на дне? – спросила Оля. Она настолько пришла в себя, что слова о прыжке в воду не вызвали у неё дрожи.

– И ты слышала… Вряд ли там что-то есть, – объяснил Андрей. – Это старая лосевская хохма: там на дне паровоз, и когда ныряешь, можно попасть в трубу. У меня ни разу не получилось.

Иван, сделав большой крюк, довёз их до самого дома Андрея в Петергофе. К утру Андрей и Оля решили жить вдвоём. Олина бабушка уже не первый год обещала оставить внучке свою двухкомнатную квартиру на Юго-западе Питера, как только Оля выйдет замуж. О свадьбе речи пока не шло, но Оля надеялась, что бабушка и так согласится на временный обмен: поймёт, что надо сначала попробовать.