Константин Семёнов

Атмосферный фронт

Грозненские рассказы

Весь день хмурилось, низкие облака нависали над городом, как бы стремясь укрыть одеялом то, что ещё осталось. Тяжёлый холодный воздух, перенасыщенный влагой, буквально давил на людей, требовал оставить все неотложные дела, забиться куда-нибудь в щель и заснуть. Температура поднималась, временами срывался мокрый снег. Во второй половине дня перестрелки почти прекратились. Казалось, что обе стороны плюнули на выяснение отношений и ожидают, чем же кончится сражение гораздо более могущественных сил.

Тёплый фронт прорвал антициклон к вечеру.

Весёлый, уже пахнувший весной ветер, разогнавшись над равнинами, ворвался в город с запада. Пронёсся, ничего не замечая, над Черноречьем, подняв тучи пыли. За считанные минуты миновал Заводской и Окружную и, ворвавшись в центр, замер, будто поражённый.

Такого он не видел, ни проносясь над Западной Европой, ни тесня антициклон в предгорьях Северного Кавказа. Ветер, как любопытный ребёнок, порыскал по лежащим в руинах улицам, заглядывая в разбитые коробки домов. Привычно поиграл давно оборванными не им проводами, повалил несколько ещё целых столбов. Погонял по остаткам асфальта миллионы срезанных осколками веток деревьев. Случайно разрыл несколько наспех засыпанных могил. Поднял в воздух десятки тонн чёрной от пепла пыли, швырнул в обезображенные стены когда-то целых домов и, раздосадованный, закрутил на мёртвых улицах чёрные конусы смерчей.

Ветер не любил, когда его работу кто-то делал лучше него.

Большая коробка, стоявшая на антресолях, давно рассыпалась, фотографии разлетелись по комнате, покрыв пол сплошным одеялом чёрно-белых и цветных пятен. Ветер ворвался в покинутую квартиру через разбитое окно, поднял фотографии и понёс их прочь — в притаившуюся тишину бывшего города.

* * *

Султан, прищурив глаза, смотрел на улицу через отверстие в стене. На улице бушевал ветер, в воздухе носились ветки деревьев, обрывки бумаги, где-то слышался звон разбитого стекла. Видно было плохо из-за поднятой в воздух чёрной пыли. Султан досадливо поморщился, отвернулся от дыры и одной рукой достал сигарету. Второй рукой он бережно придерживал СВД.

На улице завыло, как в дымовой трубе, в пролом стены ворвалось пыльное облако. Султан инстинктивно зажмурился, а когда открыл глаза, у его ног лежала фотография. Ногой в тяжёлом ботинке Султан придержал трепещущую на ветру бумажку и пару минут смотрел на неё, докуривая сигарету. Наконец, любопытство взяло верх; Султан поднял фотографию, механически сдул чёрную пыль.

На цветном снимке красовалось светлое четырёхэтажное здание с колоннами у входа. Перед ним — широкий проспект с застывшими автомобилями, слева, через дорогу, ещё одно здание, занимающее целый квартал. На заднем плане — крыши домов и верхушки деревьев на фоне синеющего хребта.

Уроженец Ножай-Юрта, в свои двадцать два года Султан редко бывал в Грозном и плохо его знал. Но это место не узнать было невозможно. Гостиница «Кавказ». Слева — пятое жилстроительство, справа — за кадром — Совет Министров. Фотографировали, похоже, с Президентского дворца.

Султан положил снимок на колени, разгладил. В гостинице он бывал всего несколько раз и то очень давно. Запомнились мраморные полы, широкая лестница, шумный грохочущий зал ресторана в табачном дыму.

Жаль, что фотограф не захватил площадь перед СовМином. Султан уже и забыл, как она выглядела в спокойные времена. Перед глазами возникало только запруженное толпой пространство, трибуна у входа в здание, самодельные плакаты. Султан стоял в толпе, стиснутый со всех сторон, и жадно ловил слова постоянно меняющихся ораторов. Говорили они все одно и то же: клеймили руководство России, рассказывали, как замечательно будет жить при независимости. Манящие картинки прекрасной жизни захватывали Султана, ужасающие подробности тайных планов российского руководства объясняли, почему он живёт не в шикарном особняке, а в обычном родительском доме. Слова «независимость», «свобода», «суверенитет» ораторы произносили с особой интонацией, по спине бежал холодок, и Султан восторженно кричал. Вокруг ревела толпа, некоторые стреляли в воздух. Скоро и Султан уже вскидывал вверх новенький Калашников и, цепенея от восторга, нажимал на спусковой крючок.

Последний раз Султан видел эти места недели две назад. А может, и месяц — точно он уже не помнил. В разбитой и обгорелой гостинице ещё можно было узнать здание с фотографии. На месте Совета Министров были одни развалины. Султан отнёсся к этому почти равнодушно: война. Сейчас были вещи поважнее.

Султан ещё раз взглянул на снимок. Всё так же спешили куда-то пешеходы, вереница машин ждала на перекрёстке зелёного света, блестел на солнце совершенно целый асфальт, и невозможно было представить, что всего этого уже нет.

Суки, какой город уничтожили! Конечно, всё можно будет отстроить заново, главное — отстоять независимость! Будет своя власть — будет все, и город построим лучше прежнего. И всё-таки жаль… Суки!

Султан сплюнул на пол, прислушался. Ветер почти затих, слышался лишь лёгкий шорох. Султан повернулся к проёму, привычно упёрся локтями, снял колпачок и прильнул к прицелу. Замелькали пустые глазницы оконных проёмов, обгорелые, наполовину разрушенные стены. Бегло осмотрев весь сектор, объектив прицела вернулся к почти целой пятиэтажке в середине квартала. Упёрся в темнеющий вход в подвал и застыл.

Там, на глубине нескольких ступенек, сгущался мрак, и трудно было что-то разглядеть даже через просветлённую оптику. Но снайпер чувствовал: там кто-то есть! Султан поерзал, устраиваясь поудобнее, замер и стал ждать.

Город, сады, особняки, богатая безмятежная жизнь — это всё потом. Сейчас есть дела поважнее.

Сейчас главное — успеть выстрелить первым.

* * *

Пашка, прищурив глаза, смотрел на улицу через отверстие в стене. На улице бушевал ветер, в воздухе носились ветки деревьев, обрывки бумаги, где-то слышался звон разбитого стекла. Видно было плохо из-за поднятой в воздух чёрной пыли. Пашка досадливо поморщился, отвернулся от дыры и одной рукой достал сигарету. Второй рукой он бережно придерживал СВД.

На улице завыло, как в дымовой трубе, в пролом стены ворвалось пыльное облако. Пашка инстинктивно зажмурился, а когда открыл глаза, у его ног лежала фотография. Ногой в тяжёлом ботинке Пашка придержал трепещущую на ветру бумажку и пару минут смотрел на неё, докуривая сигарету. Наконец, любопытство взяло верх; Пашка поднял фотографию, механически сдул чёрную пыль.

Как будто приоткрылось окошко в другой, фантастический мир. Яркое солнце играло бликами на стёклах совершенно целых окон. По гладкому асфальту спешили куда-то чистые машины. Гуляли, ни от кого не прячась, люди. Спокойные, в лёгких одеждах. В небо поднимались струи воды от целого каскада фонтанов. И прямо-таки чувствовалось, какая она чистая и вкусная, эта вода. От брызг в воздухе висела тонкая пелена тумана, за ней угадывался монумент с вечным огнём. А сзади, в углу, возвышалось громадное величественное здание с портретом Ленина наверху.

Что-то это здание Пашке напоминало. Точно! Так вот какой он был, Президентский дворец! Красиво! Даже это, как его…монументально. Такого в родном Волгограде не было.

Пашка родился и вырос на далёкой рабочей окраине громадного города, но знал его неплохо. Нет, таких зданий в Волгограде точно не было. Да и площадь хороша. А уж фонтаны! Конечно, на набережной не хуже, но эти какие-то… более уютные, что ли.

Обидно! Всё этим черным. Да у них тут, говорят, и снабжение было почти как в Москве. И даже водку продавали свободно! Всегда!

Пашка с детства помнил длиннющие очереди за всем подряд, талоны, драки из-за водки. Неужели у них тут ничего этого не было? И денег у всех полно, говорят. Что ж им ещё не хватало-то? Суки, нерусские!

Правда, все говорят, что в Грозном и русских было полно. Вроде, даже больше, чем чеченов. Да какие они русские, на хрен! Раз жили с этими, значит и сами такие же. По-любому! А теперь опомнились, видите ли.… Побежали! То ли все сбежали, то ли не все. Разное говорят. А самому не разобраться. Все они здесь одинаковы: грязные, бородатые и смотрят исподлобья, как на врагов. Да и какая разница! С цветами уж точно никто нас не встречает.

Все они тут одинаковы!

Пару недель назад Пашка видел Президентский дворец. А может, и месяц, точно он теперь и не помнил. Ничего монументального тогда в нём уже не было. Обычная обгорелая коробка. Ничего не поделаешь: война.

На кой хрен нас сюда пригнали? Сначала задницу им всем лизали — чего ещё изволите? А теперь опомнились, козлы! Сами-то, как всегда, в стороне, за высокими заборами с кремлёвскими звёздами. Чистенькие, холёные и …живые. Слуги народа!

А вот город неплохой был. Суки! Ничего, потом всё можно будет восстановить — даже лучше прежнего. Потом. После победы. И всё-таки жаль…Суки!

Пашка сплюнул на пол, прислушался. Ветер почти затих, слышался лишь лёгкий шорох. Пашка повернулся к проёму, привычно упёрся локтями, снял колпачок и прильнул к прицелу. Замелькали пустые глазницы оконных проёмов, обгорелые, наполовину разрушенные стены. Бегло осмотрев весь сектор, объектив прицела вернулся к почти целой пятиэтажке в середине квартала. Упёрся в темнеющий вход в подвал и застыл.

Там, на глубине нескольких ступенек, сгущался мрак, и трудно было что-то разглядеть даже через просветлённую оптику. Но снайпер чувствовал: там кто-то есть! Пашка поерзал, устраиваясь поудобнее, замер и стал ждать.

Города, политики, кто прав, кто виноват — это всё потом. Сейчас есть дела поважнее.

Сейчас главное — успеть выстрелить первым.

* * *

Воздушный авангард проник в подвал через щель под дверью. Порыскал по тёмному помещению, собрался с силами, оттолкнулся от сырой стены и резким рывком распахнул дверь. Мгновенно наподмогу ворвались основные силы — фронт взял ещё одно укрепление. Свежий тёплый ветер, как хозяин, промчался по подвалу. Попереворачивал тряпки и одеяла, опрокинул пластиковые бутылки. Поднял кучу мусора и пыли, выбросил всё это в распахнутую дверь. Несколько секунд — и от затхлой, пахнувшей безысходностью и смертью атмосферы не осталось и следа.

Юрий несколько раз моргнул и открыл глаза. В подвале по-прежнему стоял полумрак, и только из непривычно распахнутой двери сочился вечерний свет. По-прежнему на лавках, кутаясь в разнообразное тряпье, сидели и лежали люди, похожие на фантастические тени. Вроде бы всё было так же, как и день, и неделю, и вечность назад.

Но нет, что-то изменилось! Юрий огляделся, прислушался. Что за чёрт? Подвал больше не казался живой могилой для семи человек. Исчезли уже привычные запахи гнили, давно немытых тел, испражнений. Исчезло ощущение мерзости, тоски и безысходности.

В воздухе пахло свежестью, скорой весной, надеждой и почему-то морем.

Юрий несколько раз глубоко вздохнул, закашлялся, встал с лавки и шаркающей походкой двинулся к манящему прямоугольнику света.

За дверью было ещё свежее. Вверху, на улице, ещё гулял ветер, почти неощущаемый здесь, на глубине трёх метров. Юрий медленно поднялся по ступенькам, осторожно выглянул наружу. В ранних вечерних сумерках улица выглядела на удивление мирно. Ветер тихонько гонял по остаткам асфальта обломки веток, закручивая их в воронки.

Один из таких микросмерчей, в котором крутилось что-то белое, повернул к спуску в подвал. Прыгнул вниз по ступенькам, ударился о ноги Юрия и исчез, оставив после себя несколько веток и листок бумаги.

Юрий осторожно присел, взял листок, сдул пыль, перевернул.

С цветной фотографии сверкнуло яркое солнце. Большой грот, сложенный из необработанных камней, выбрасывал в синее небо вертикальную струю воды. Поднимаясь метров на семь, струя немного изгибалась и падала вниз, поднимая тучу брызг. По окружности из грота били струйки поменьше. Они вылетали под разным наклоном, окутывая грот сплошной пеленой брызг и тумана. Искрились на брызгах солнечные блики, сверкала радуга.

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан!

Большой фонтан в сквере имени Лермонтова приглашал всех желающих. И желающих было не счесть. Резвилась детвора, убегая от брызг воды. Особо смелые пацанята залезали на бетонное ограждение, отполированное до блеска тысячами рук и ног. И тогда раздавался громкий крик: «Куда? Не смей, упадёшь!» С подветренной стороны мамаши прогуливали малышей в колясках. На лавочках, в тени столетних деревьев, не было свободных мест, и воздух был наполнен радостью и покоем.

— Что это у тебя, Юра? — послышался сзади тихий голос.

— А, это ты, Иса. Тоже не сидится?

— Не сидится, Юра. На воздух захотелось. Здорово тут сегодня — весной пахнет. Так что это у тебя?

— На, смотри, — Юра протянул Исе фотографию.

— Фонтан…, - Иса разглядывал снимок, отодвинув его подальше от дальнозорких глаз. — Похоже, что семидесятые годы. Я тогда там с сыном гулял, со старшим. Что, не веришь? Правда. Такой он был.… Ни минуты на месте. Всё пытался на бортик залезть. И что ты думаешь? Залез! И прямо головой вниз свалился в фонтан. Я только за ногу успел схватить. Лет пять ему было.

— А где он сейчас, Иса?

— В Тюмени, нефтяник. Младший — в Москве. Слава Аллаху, не захватили всё это, — Иса надолго замолчал.

— А я, помню, к этому фонтану на свидание шёл, — прервал молчание Юрий. — Штаны у меня были новые, ярко-синие. А туфли — жёлтые. Прямо как Незнайка. Прохожие оглядывались: для тех времён это было смело. А я всё думал, что скажет моя девушка…

— Ну и что сказала? — усмехнулся Иса.

— Не помню,… столько лет прошло. Хотя.…Дай-ка фотографию! Точно! Вот на этой лавочке мы сидели, видишь. Сидели и спорили. Она хотела идти на вечер, на танцы, а я не соглашался.

— И кто победил?

— Забыл. Но на танцах я точно тогда не был.

— Зря, — Иса снова взял снимок, — надо было уступить. С таким-то прикидом. А сколько раз я тут на книжном базаре бывал…Может, помнишь, по выходным там книжники собирались? Менялись, продава…

— Ни фига себе! — прервал Юрий. — Помнишь?! Да я сам там лет десять проторчал. Почти каждый выходной! То-то я смотрю: лицо вроде знакомое! Да разве с этой бородой кого-нибудь узнаешь! Ты где обычно располагался?

— Вот это да! Да ты на себя посмотри: борода, как у абрека, — засмеялся Иса. — Я почти всегда поближе к трамвайному мосту. А ты?

— А я, наоборот, в самом начале. Я, в основном, фантастикой увлекался. И ходил на базар очень долго. Он потом где только не был. В кинотеатре «Родина», в летнем зале. В «Машиностроителе» — это уже при Дудаеве…

— Нет, я тогда уже не ходил, — задумчиво протянул Иса, — в «Машиностроитель» заходил несколько раз. Поначалу там много народу было. А последний раз зашёл, в девяносто четвёртом, весной. Человек двадцать там было, не больше. Грустно…

Помолчали. Ветер то прекращался совсем, то вновь набирал силу. А высоко вверху он и вовсе не затихал и гнал, гнал на восток тяжёлые подсвеченные снизу тучи. На их фоне казалось, что разбитые дома с пустыми глазницами тоже движутся, только в другую сторону. Почему-то казалось, что назад, в прошлое.

— Иса, — сгоняя наваждение, спросил Юрий, — а ты разве здесь жил?

— Нет, около первой школы. В доме, где Госбанк, знаешь? Что там сейчас? Уговаривала же жена уехать.… Нет, остались…

— А где она, Иса?

Иса не ответил, отвернулся, сгорбился. Повисло тяжёлое молчание, и Юрий, не выдержав, заговорил, стремясь отвлечь, дать возможность не произносить вслух страшные слова.

— А я в этом доме жил. На третьем этаже. Окно из моей комнаты выходило во двор, а там рос громадный тутовник. Как хотелось в детстве на него прямо из окна вылезть…, - Юрий мечтательно улыбнулся. — Только…

— Ну, что — только, — подтолкнул Иса, поворачиваясь.

— Только я уже лет пятнадцать в микрорайоне живу. А здесь — родители. Я же и пришёл сюда, чтоб отца забрать. Перед самым Новым годом… Семья там осталась. Как они там одни …

— А отец? — тихо спросил Иса.

— Во дворе, — отрешённо бросил Юрий. — Под тутовником. После Нового года как раз… Земля была твёрдая…

Коротким вздохом промчался по улице новый порыв ветра. Мелькнул в воздухе прямоугольник бумаги, упал, зацепившись краешком за вывороченный кусок асфальта. Ветер ненадолго разогнал тучи, и в свете заходящего солнца маняще заискрилась ещё одна цветная фотография.

А что там на ней? Не разглядеть.

Не разглядеть двум парам глаз из подвала.

Не разглядеть и через два оптических прицела.

Шесть ступенек вверх. Пять коротких шагов вперёд. Теперь наклониться. Ах, вот что на ней такое!

Два выстрела слились в один. Две пули ударили одновременно. Одна в спину, другая — в грудь. Никто не опоздал.

Юрий упал молча, далеко вытянув руку с зажатой в ней фотографией.

— Юра! — в два шага Иса преодолел шесть ступенек. Шаг вперёд.

Два выстрела слились в один.

Сильный порыв ветра ударил Ису в грудь, опрокинул, повалил назад, в подвал.

Две пули ударили в кирпичную стену, туда, где только что был человек. Ударили одновременно. Никто не опоздал.

Главное — успеть выстрелить первым.

* * *

Покидая не им разрушенный город, ветер собрал силы и коротким злым ударом повалил в январскую грязь стоящий на обочине дорожный указатель. На изрешечённом пулями листе металла ещё можно было прочитать: «Грозный».

Май 2008, Волгоград.