Мерседес, моргая мигалкой, пронёсся мимо еле ползущих машин и остановился перед светофором; в кармане коротко промурлыкало. Кулеев достал телефон, недоумённо поглядел на экран: СМСки ему приходили редко. Достал из другого кармана очки, разглядел отправителя и на миг застыл. Последний раз этот номер оживал лет пять назад. Валентин прочитал сообщение, секунду подумал и решительно нажал на вызов.

— Алло, — отозвалось за тысячу километров. — Привет, топ-менеджер! Говорить можешь?

— Могу, раз звоню, — засмеялся Валентин. — Рад тебя слышать, Муха! Что-нибудь случилось?

Даже сквозь пространство стало слышно, как на той стороне напряглись и Кулеев тут же, не дожидаясь ответа, мягко сказал.

— Ладно, Муха, не обижайся. Я, правда, рад, просто задолбали уже: как будто я всем должен.

— Я не обижаюсь, — голос Виктора говорил об обратном. — Просто… Что тебе могут позвонить просто так, ты не предполагаешь? Даже я. А если Тапик?

— Что?! — вскрикнул вице-президент, увидел в зеркальце удивлённый взгляд шофёра и понизил голос. — Что?

— Пашка появился.

Горло сжало удавкой. Кулеев замолчал, слушая, как на той стороне напряжённо дышит в микрофон его давний друг. Машина свернула к величественному зданию офиса, нырнула по пандусу в подземную стоянку; шофёр вышел и деликатно застыл у задней двери. Валентин Сергеевич молчал.

— Кулёк… — тихо сказала трубка и Валентин, очнулся.

— Слушай, Муха, — сказал он почти обычным тоном. — Я сейчас не могу, давай я позже тебе позвоню, и ты мне всё расскажешь. Только всё! А то я ведь ничего о нём не знаю. Все пятнадцать лет. Добро?

— Валька, — удивлённо спросила трубка, — Валька, ты что? Как это ничего? Какие пятнадцать лет? Ты что, охренел?

— Не ори! Откуда я могу что знать?

— От верблюда! — закричала трубка, и Валентин отодвинул её от уха. — Все знают, а он нет! Тебя ещё хоть что-нибудь интересует, кроме бабок? Интернет включи! Включи, набери «Павел Тапаров» и посмотри! Не знает он!.. Совсем уже!

Валентин Сергеевич захлопнул крышку телефона, постучал в стекло и тяжело зашагал к ждущему его лифту.

«Все знают, а он нет! — стучало в голове. — Тебя ещё хоть что-нибудь интересует? Хоть что-нибудь? Хоть что…»

Валентин нервно затушил сигарету в пепельнице, сразу же закурил ещё одну и вновь вонзил в Виктора тяжёлый взгляд.

— С ума сошёл? Куда ты поедешь?

Виктор сидел на стуле, смотрел куда-то в стену и упрямо молчал. Чуть ли не впервые в жизни его не удавалось пробить ничем. Ни логикой — он её игнорировал, ни описанием возможных последствий — он только пожимал плечами, ни даже оскорблениями — их он пропускал мимо ушей. Через полчаса Валентин всё понял и продолжал уже по инерции, надеясь, скорее, на чудо.

— Телик хоть смотришь? Видишь, что там делается. Аэропорт опять бомбили. Сказали, что оппозиция, но ведь ясно же. Ты до города не доедешь!

Виктор чутко уловил перемену и соизволил ответить.

— Доеду. Я узнавал.

— Узнавал он! — Валентин уронил пепел на стол, чертыхнулся. — Ну, доедешь. А дальше? Опять во что-нибудь вляпаешься? Второй раз может и не повезти!

— Всё равно другого выхода теперь уже нет.

— Только не надо меня этим упрекать! Я не виноват, что Саламбек нашёл другие пути, и я ему больше не нужен.

— Можно было раньше, — сказал Виктор, глядя по-прежнему в стену. — Когда он был готов на всё. А ты денег жалел.

— Не жалел! — взорвался Валентин. — Их просто не было! И не у меня, а у нас!

— Хорошо, — согласился Виктор, — пусть у нас. Сейчас они есть, и везти придётся мне.

Валентин замолчал. Оставалась ещё одна возможность. Пользоваться ею не хотелось, пользоваться ею было противно, но другого выхода он не видел.

— Муха, — сказал он, стараясь, чтоб голос звучал, как можно обиднее, — он же всё равно у тебя теперь не возьмёт.

Тщательно отравленная стрела отскочила от цели, как от бронежилета и полетела назад.

— Может быть. Но кому же ещё везти, — сказал Виктор, и Валентин затаил дыхание, уже понимая, что последует дальше. — Не тебе же?

Стрела вонзилась в стрелка, и Валентин сдался окончательно.

— Да ты не психуй, Кулёк, — впервые посмотрел ему в глаза Виктор. — Я же понимаю всё. И что тебе нельзя, потому что дела оставить не на кого, и что на Саламбека надеяться больше нельзя. И что наделал всё я. Но делать что-то надо. Не психуй.

— Ладно, — устало сказал Валентин, вытащил из стола конверт и положил на стол. — Тут я ему написал кое-что. Передай — может, поможет.

Виктор взял конверт, встал, пожал протянутую руку и пошёл к двери. Приоткрыл, замер, как будто что-то забыл, повернулся.

— Кулёк, — сказал он так, что у Валентина перехватило горло. — Ты это…ну…Короче, если что, помоги моим.

Отвернулся, вышел и плотно закрыл за собою дверь.

Валентин посидел минут пять, вытащил из стола бутылку коньяка, отхлебнул из горлышка. Скривился, закурил сигарету и снял трубку телефона.

— Михал Иваныч, — сказал он бодрым голосом. — Как оно? И не говори! В баньку не желаешь? Мне тут кое-что привезли с Кавказа — абалдэешь! Добро! Иваныч, мне связь с Грозным нужна. Позарез! Да, тот же номер. Жду…

О штурме Виктор узнал в Моздоке. Новости говорили только о Грозном. Телевидение без устали крутило одни и те же кадры: разбитые танки на улицах, кровь на асфальте, пленные танкисты, и хмурая толпа зевак. В голосах дикторов проскальзывали панические нотки, хотелось немедленно ехать назад. Виктор выкурил сигарету, поднял воротник плаща и пошёл узнавать, есть ли автобус на Грозный.

Автобусы ходили, лишний раз доказывая, что со стороны происходящее часто выглядит страшнее, чем на самом деле. А может, это говорило о другом — о том, что действительность всегда шире. Её не загнать в раскрашенный одним цветом телевизионный репортаж. Может быть — Виктор об этом не думал. Он не думал вообще ни о чём, не замечал попутчиков, не ощущал долларов в пришитых изнутри рубашки карманах. Разве что изредка мелькала мысль, что делать, если Пашки уже нет в городе, да и то так, мельком. Виктор твёрдо решил разбираться с проблемами по мере их возникновения.

В окно он выглянул два раза. Когда миновали импровизированный блок-пост — впрочем, автобус никто не остановил — и когда сзади остался подбитый танк. Танк застыл на углу улицы, почти врезавшись в забор частного дома. Обгорелая башня с каким-то белым кругом, растянувшаяся, как кишка, гусеница, продавленный асфальт, и равнодушная пустота кругом — всё это создавало впечатление идиотского театра абсурда. Как будто сумасшедший режиссёр спьяну перепутал декорации.

Народу на автостанции было ещё больше, чем в марте. Виктор вышел последним и сразу, не оглядываясь, пошёл вперёд. Вокруг громко, уже немного непривычно, галдела толпа, надрывался ичкерийским гимном микрофон, и окрика он не услышал. Остановился только, когда на плечо легла чужая рука, повернулся, и на лицо против воли вылезла улыбка.

— Оглох? — шутливо хмурясь, спросил Руслан. — Ору тебе, ору! Привет! Три часа жду.

— Меня? — удивился Виктор. — А откуда ты узнал?

— Господин Умаров соизволили позвонить. Откуда он узнал, объяснять надо? Ладно, пошли к машине.

На углу Чернышеского и Карла Маркса тоже стоял подбитый танк, ещё один — с оторванной башей — одиноко застыл у Президентского дворца.

— Сколько их? — спросил Виктор. — Как это получилось?

— Много, — пожал плечами Руслан. — Впустили в центр и пожгли. Говорят, у них даже карт не было. Лучшего подарка Джохару придумать было нельзя. Ишаки!

— Почему?

— Потому! Потому, что теперь он герой, потому, что теперь все готовы за ним….Эх, да что там говорить! Ты что приехал — деньги привёз?

— Кто тебе сказал? — напрягся Виктор.

Руслан свернул на Красных Фронтовиков, прибавил газу.

— Догадался. Козлы вы всё-таки! И ты, и Кулёк. Почему мне не позвонил, когда за родителями приезжал? На Саламбека понадеялись? Друзья!..

— Русик? — тихо спросил Виктор. — Тапик здесь?

— Козлы! — треснул ладонью по рулю Руслан. — И Тапик козёл! Сигареты достань!

— Расскажи, — попросил Виктор. — И не злись.

— Не злись, не злись, — пробурчал Руслан, но тон снизил. — Здесь Тапик. Ты же знаешь, что они тогда собирались уезжать, я и на квартиру покупателя нашел. Потом…Короче, запил он потом. Если бы не Аня, не знаю даже. Памятник ей ставить надо! В октябре он съездил в Россию, договорился о работе и даже об общаге. Отправил часть вещей и уговорил уехать Аню с сыном. Как это ему удалось, не представляю: видел бы ты её!

Руслан усмехнулся, выкинул сигарету в окно, обогнал грузовик и въехал на трамвайный мост. Виктор посмотрел на обмелевшую Сунжу, на мелькнувший вдали дом и резко поднял глаза вверх: со стороны центра, стремительно снижаясь, мчался самолёт. Качнул сверкающими на солнце крыльями, прошёл над «Чайкой», чуть не задев ослепший экран бегущей строки, и скрылся. Всё почти в полной тишине. И только через мгновение ударил оглушающий звук.

— Что это? — пытаясь перекричать рёв, спросил Виктор.

— Пугают теперь нас так! Или мстят. За собственную дурость. Сейчас ещё ракету где-нибудь сбросит. Козлы! — Руслан снова треснул по рулю. — Дальше слушать будешь? Короче, он снова попытался продать квартиру, но покупателей не нашлось. И вот теперь сидит и мается: то ли бросать всё к чёртовой матери и ехать, то ли ещё подождать. У него же ещё родители здесь. И отец упёрся, как бык: «Не поеду никуда и всё!» Ты же помнишь его отца! Вот так. А теперь ещё и ногу подвернул.

Машина свернула на Дзержинского, проехала мимо «Дома Радио», впереди замаячила девятиэтажка с магазином «Алмаз». Солнце стояло справа, почти над Президентским дворцом, из-за чего он казался тёмным пятном, оконтуренным ярким светом. И вот из этого света, сверкая как елочная гирлянда, вынырнул ещё один самолёт. Как чёртик. Самолёт пронёсся над площадью, чуть поворачивая, пересек Сунжу и ушёл вдаль. С небольшим опозданием по ушам ударил тяжёлый рёв, а ещё через пару секунд вдали громко хлопнуло. Виктор перегнулся через сидение, пытаясь что-нибудь рассмотреть, услышал новый рёв и дёрнулся к правому окну: над площадью разворачивался ещё один самолёт. Миг — и он тоже мелькнул над головой и ушёл в направлении Минутки. Ещё один хлопок, и только тогда на юго-востоке в небо поднялся тёмный столб.

Всё заняло совсем немного времени, машина едва успела пересечь проспект Ленина. В небе по-прежнему светило солнце, по улице ехали машины, кинувшиеся было врассыпную пешеходы снова двинулись по своим делам, и это почему-то поразило Виктора больше всего.

— Видал? — внимательно глянул на него Руслан. — Второй день. Задолбали уже эти НЛО!

— НЛО?

— Ваши во всех новостях так предают: «Грозный бомбят неопознанные самолёты»!

— «Ваши»? И ты тоже?..

— Вот только не надо! — повысил голос Руслан. — Не я первый начал!

— Я?

— Ты! Ты, Кулёк и Тапик!

— Рус! Ты что, совсем уже?

— А кто? Кто меня не позвал? Тогда — на берегу? — Руслан сплюнул прямо на пол, помолчал и почти шёпотом добавил: — Может, тогда и не делились бы сейчас.

— Русик, — растерялся Виктор. — Ты это всерьёз? Это же мелочь, щепка в море.

— Щепка, — повторил Руслан и сгорбился. — Щепка…. Приехали.

На лестничной площадке Виктор впервые замялся и неуверенно посмотрел на Руслана. Тот понял, протянул руку к звонку и тщательно вывел старинный условный сигнал: три коротких, три длинных, снова три коротких и длинная, почти бесконечная заключительная трель.

— Кто? — спросили из-за двери. — Русик?

Дверь открылась. В прихожей, тяжело опираясь на костыль, стоял Павел. Узнать его было непросто: ещё более длинные волосы торчали в разные стороны, нижнюю часть лица скрывали усы и бородка — почему-то чёрные.

— Привет, моджахед, — сказал Руслан. — Смотри, кого я привёл.

— Привет, Тапа, — протянул руку Виктор. — Тебя не узнать.

Павел пожал руку Руслану, повернулся и захромал на кухню. На вторую руку он не глянул. Виктор вздохнул, стиснул зубы и стал раздеваться.

На кухне был страшный бардак: немытая посуда в раковине, чашки с остатками заварки, и везде посуда с водой — вёдра, кастрюли, бутылки. От всей мебели остался только стол и три стула. Пашка поставил на стол бутылку водки, выплеснул из двух чашек заварку, молча налил и, не дожидаясь остальных, выпил.

— Очень гостеприимно, — поморщился Руслан. — Нога как?

— Ну, извини, — сказал Павел, подождал, пока освободится посуда, и налил ещё. — Сигареты нормальные есть?

Виктора он по-прежнему не замечал.

— Ладно, — отодвинул кружку Руслан. — Вы тут посидите, а мне надо машину проверить. Не вставай, я ключ возьму.

Виктор подождал, плеснул водки в две чашки, приглашающе поднял свою. Павел сидел молча, курил и смотрел в окно.

— Пашка… — решился Виктор.

Павел предостерегающе поднял руку, потом всё-таки повернулся, залпом выпил водку и снова уставился в окно.

— Пашка, — повторил Виктор, замолчал и стал расстёгивать рубашку. — Тапа, я тут привёз тебе кое-что. Возьми…. Пожалуйста.

На стол одна за другой легли шесть плотных зеленоватых пачек. С каждой купюры, снисходительно улыбаясь, смотрел самый известный на планете президент. Кухня сразу стала выглядеть по-другому, и даже захламленный стол стал внушительней и чище. Павел повернул голову, обозрел картину, выпустил в потолок дым и снова отвернулся к окну.

— Тапа!

— Много, — сказал Павел, сунул сигарету в переполненную пепельницу и сразу взял другую. — У меня столько не было. Компенсация? Или покупаешь?

— Пашка, ну зачем ты так?

— Пожалуй, компенсация, — по-прежнему глядя в окно, сам себе сказал Павел. — Ты же мне всё чётко разъяснил. Два больше, чем один, три больше, чем два и всё имеет свою цену: дружба, любовь, жизнь.

— Ну зачем ты? — Виктор схватил бутылку, плеснул себе в чашку, выпил. — Да, я поступил, как говно, как трусливая сволочь! Сам знаю. Пашка, я даже не прошу меня простить, ничего не прошу. Только деньги возьми.

— Ничего ты не понял…

— Возьми деньги.

— Да подожди ты! — резко повернулся к нему Павел. — Думаешь, я из-за того, что ты не выдержал, что испугался, что пристрелят, да? Да херня это! Я, может, тоже не выдержал бы. Нет, Витя, дело совсем не в том.

— А в чём?

— Помнишь, ты сказал, что, было б у меня тоже было двое детей, ты бы никогда не сказал про деньги? Я же тебя знаю, Муха, прекрасно знаю. Мне не надо всякой мути с переливанием душ, чтоб понять, когда ты говоришь, что думаешь, а когда так… Ты же действительно так думаешь!

— «Так», «не так» — какая, на фиг, разница? Тапик, возьми деньги и уезжай, пока не поздно. Бросай, что осталось, и уезжай!

— Э, нет! Разница громадная! Принципиальная разница. Одно дело испугаться — смерти не боятся только идиоты. Но ты же не поэтому меня сдал: ты высчитал, кто из нас более ценен. Сидел и взвешивал, кто полезнее для популяции. Так? Так, Муха, так — и поэтому я не возьму твоих денег.

— Не возьмёшь? Как хочешь.

Виктор встал и стал медленно собирать деньги. Положил одну пачку на другую, поправил, сверху положил ещё одну, опять поправил. Павел понаблюдал, хлебнул ещё из чашки и отвернулся к окну. В то же мгновение Виктор выбил у него из рук костыль, отшвырнул его в сторону и бросился в прихожую. Он даже успел снять куртку и потянуться к замку. Но не больше.

— Стоять! — послышалось сзади, и на плечо легла тяжёлая рука.

Виктор попробовал освободиться, рука сжала сильней, превратилась в стальные тиски.

— Стоять! — повторил Павел, развернул его к себе и сунул в куртку деньги. — Ты забыл.

Виктор глянул на него и понял, что всё напрасно: слишком хорошо знал он этот взгляд. Упрямый, не желающий ничего понимать и ни с чем смиряться взгляд максималиста. Сердце пропустило несколько ударов, бухнуло и застучало, как пулемёт.

— Дурак! — прошипел Виктор. — Ну, да, я сволочь и предатель, а ты кто? Да, две жизни всегда больше, чем одна, и ты сам это знаешь! Знаешь, но не хочешь признаваться! Максималист! Пусть я муравей, но я хоть пытался, а ты… Чистоплюй хренов!

— Всё?

— Не всё! Ты мне доказать хочешь? Считай, что доказал — я муравей, приспособленец, животное…что там ещё? Доказал! Боишься принципы свои растерять — тогда для Игоря возьми! Для Ани! Для Ани возьми, Тапа! Или, давай, я сам ей отвезу? Скажи адрес, тебе же тогда даже поступаться не придётся. А?

— Не ори! — дёрнул его за руку Пашка. — Это ты мне доказал. Теперь я знаю, почему помчался к тебе в 91-м. Потому, что ты и твоя семья ценней для популяции ровно вдвое. Правильно, Витя?

— Осёл упрямый! — опять перешёл на шёпот Виктор. — Вон от боли морщишься, а всё равно…. Сейчас Русик придёт, мы тебе деньги всё равно всучим. Отпусти!

Павлик убрал руку, подтянул здоровой ногой костыль, поднял.

— Не стоит. Во-первых, даже сейчас вам не справиться со мной, не обольщайся. А во-вторых, втягивать сюда Руслана подло даже для тебя. Ты иди, Витя, иди. Уезжай, а то, кто его знает, что завтра будет.

Виктор приходил ещё несколько раз, но Пашка больше не открыл дверь. Не открыл, не смотря ни на что: ни на уговоры, ни на оскорбления. По телефону он говорить тоже не стал, а Руслану заявил, что если он ещё раз вмешается, то «пусть идёт в жопу вместе со всеми мухами и муравьями». Через день самолёты стали летать над городом почти целыми днями, сбрасывали ракеты на окраинах. По-телевизору, нагнетая психоз, крутили то кадры с разрушениями, то пленных, то бушующий митинг. Создавалось ощущение, что пружина сжимается всё сильнее и сильнее, и когда разожмётся, рванёт так, что не останется никого — ни правых, ни виноватых. Скоро Виктор уже физически ощущал, что ещё день или два, и грозненская удавка затянется на нём так, что разжать её уже будет невозможно. Где-то там, в совершенно другом мире, ждали его Петька, Наташа и Светлана. Им было трудно без него, ему было трудно без них. Он был нужен им, реально, без всяких дурацких принципов. А он торчал здесь, торчал абсолютно бессмысленно, и виной тому был его лучший друг. Человек, который из-за собственного упрямства, из-за того, что мир оказался не таким, как он его представлял, готов был бросить в топку всё и всех. Кретин! Максималист! Идеалист! Пашка. Тапа.

Через три дня он не выдержал.

— Рус, давай я тебе деньги оставлю, а ты отдашь ему, когда перебесится.

Руслан посмотрел на него долгим взглядом, и радость от найденного решения пропала.

— Я понимаю, Муха, но и ты пойми…. Ты лучше Аню поищи. По-моему, он про Саратов говорил, или про Ярославль.

Ещё через день позвонил Саламбек. Руслан слушал его молча, поблагодарил, а когда положил трубку, скривился.

— Зараза! Говорит, как будто я ему по гроб жизни теперь обязан! Кулёк опять дозвонился. Ехать тебе надо — Света психует, «скорую» вчера вызывали. Давай, я тебя послезавтра отвезу, завтра мне к брату надо смотаться.

Послезавтра не получилось, выехали рано утром через два дня. Напоследок ещё раз заехали к Пашке, долго звонили и тарабанили в дверь, но ответа не дождались. Выезжая из двора, Виктор посмотрел вверх: в окне третьего этажа чуть заметно шевельнулась занавеска.

Про письмо он вспомнил, когда Грозный скрылся в рассветном тумане. Вытащил из кармана помятый конверт, покрутил в руках и протянул Руслану.

— Забыл совсем. Кулёк ему записку написал. Передашь?

Почему-то стало совсем нехорошо, и в голову, спасительной змейкой вползла мысль: «Вот почему…»

Через два дня, ступив на промороженную декабрьским морозом московскую землю, он был уже почти уверен, что во всём виноват Валентин. А когда оказалось, что никакой «скорой» никто не вызывал, что Света выдумала это специально, он закрылся в комнате и выцедил целую бутылку водки. Комната стала расплываться, стены наклонялись, пол ходил ходуном, и отовсюду выскакивали маленькие серебристые самолёты. Сновали вокруг него, разрывали воспалённый мозг диким грохотом. В кабинах сидели малюсенькие лётчики с длинными волосами, корчили рожи и кричали мерзкими голосами: «Муравей! На тебе! На!» Самолётики взлетали выше, лётчики нажимали на гашетки, и в тело вонзались горячие, жалящие словно осы, иголки. В сердце, в мозг, в душу.

— Хорош! — встретил его Валентин и достал из стола коньяк. — Налить?

— Не надо, — сказал Виктор. — Знаешь, Кулёк, я наверное, не смогу больше с тобой работать. Подожди, не перебивай! Точно не смогу. Да и не нужен ведь я тебе.

Валентин открыл бутылку, налил себе, закурил.

— Телевизор смотрел сегодня? Затаились. Ох, не нравится мне это… Письмо передал?

— Да, — соврал Виктор и вздрогнул. — Я сам хочу.

— Передал? Тогда глухо…. Подумал хорошо? Хотя, знаешь, скорее всего фирму придётся закрывать. Ничего — варианты у меня есть. Давай так — подождём пару неделек, я кое-что обмозгую.

— Хорошо, — устало сказал Виктор. — У тебя в Саратове есть кто-нибудь на заводе? А в Ярославле?

Кулеев освободился к десяти часам, уселся поудобнее и включил Интернет. Набрал в окошке поисковика «Павел Тапаров», нажал на «Интер» и приготовился ждать. Соединение прошло мгновенно, на экран вывалилась куча ссылок, слева мигнули картинки. Кулеев всмотрелся, в глазах непривычно щипнуло, экран заморгал и стал расплываться. Он посидел, снял очки и тщательно вытер их платком. Удивлённо усмехнулся, промокнул глаза и снова надел очки.

Экран перестал плыть, засветился ярко, даже весело, словно ждал этого давным-давно. По всей странице, сверху донизу одни и те же буквы слагались в одни и те же слова. «Павел Тапаров. Павел Тапаров, художник. Грозный Павла Тапарова. Тапаров, Тапаров. Тапаров».

— Все знают, — пробурчал Валентин, — а ты нет. Все знают, а я нет. Гад ты, Муха!

Судорожно покрутил колёсико, не зная на чём остановиться, ткнул в строчку с надписью «Персональный сайт» и провалился. Исчез дневной свет, льющийся из громадного окна, исчез привычный шум мегаполиса, исчез даже помпезный кабинет. Экран монитора стал глубоким, как грозненское небо в детстве, и оттуда так же, как и много лет назад, навалилось на него невероятное.

Если бы кто-нибудь увидел сейчас вице-президента, он бы, наверное, очень удивился: небрежно распущенный галстук, расстёгнутый воротник, безумный, вперившийся в монитор взгляд. А может, и не удивился бы — мало ли чем может заниматься высокий начальник. Может, он в игрушки играет? Или порносайт интересный нашёл?

— Переправа! — бормотал Кулеев, яростно щёлкая мышкой. — Вот же зараза! А ты ведь совсем не изменился. А это кто? Боже мой! Ты тоже не изменилась! Как это вам удаётся? Как это у тебя такое выходит, Тапа, сейчас, когда вокруг только одно дерьмо?

Валентин откинулся в кресле и мечтательно закрыл глаза. В голове одна за другой мелькали только что просмотренные картинки, странным образом переплетались с теми, что он увидел первый раз давным-давно, и жизнь впервые за долгое время переставала казаться похожей на бессмысленно мчащийся по кругу локомотив.

Валентин взял телефон и, тщательно сверяясь с экраном, набрал новый, столько лет разыскиваемый номер. Улыбнулся и нажал на вызов.

— Алло! — ответил на той стороне тонкий голос, и улыбка сползла с его губ. — Алло!

Кулеев захлопнул крышку, снова посмотрел на экран. «Контактный телефон… Анна Тапарова».

Аня…. И голос у неё тоже не изменился. Чёрт, оказывается это не так просто! Позвонить? А что сказать? Как теперь объяснять? Да нет, что это с ним? Он же не Муха, в конце концов!

Валентин решительно набрал повтор, выдохнул.

— Алло! — тут же отозвалась трубка. — Слушаю. Слу-ша-ю, говорите!

Он резким движением оторвал трубку от уха и закрыл крышку. Ухо горело, словно в него влили расплавленный свинец. «Я не знаю, что делать, если ты можешь, помоги, пожалуйста, Валя». Огненный поток стремительно, словно лава с вулкана, помчался дальше, и голова в панике загудела. «Я не знаю, когда смогу отдать тебе деньги, но я отдам. Даже больше — Валя, я, правда, согласна на всё. На всё, что ты только ни скажешь. Ты понимаешь?»

Валентин Сергеевич нервно схватил сигарету, затянулся и полез в стол за фляжкой.

«Слушаю! — молоточками стучало в голове. — Слу-ша-ю, говорите!»