Константин Семёнов
Юбилей
Грозненские рассказы
Дом был стар.
Он смутно помнил своё рождение. Забыл бы и год, но не мог — на фронтоне прекрасно сохранились цифры. 1895 г.
О том времени сохранились даже не воспоминания, впечатления о воспоминаниях. Степенные строители укрепляют фундамент, возводят стены из первосортного красного кирпича, кроют крышу. Придирчиво проверяют качество материалов, спорят с архитектором и заказчиком. В городе бум и дома растут как грибы, похожие, но каждый со своим неповторимым лицом.
Дом получился на славу. Высокий, крепкий, в виде буквы «П». «Ножки» буквы — жилые помещения, в «перекрытии» — хозпостройки. Изначальное количество комнат давно забылось. На угол дома прибили новенькую сверкающую табличку — «ул. 2-я Барятинская». Она и сейчас висела там же — насквозь проржавевшая. Детство прошло слишком быстро, запомнившись спокойствием и стабильностью. Купцы, владевшие домом, были людьми основательными.
Все кончилось в одночасье. Заботливые хозяева куда-то исчезли, побросав часть имущества. Дом стал похож на вокзал — постояльцы сменяли друг друга, успевая только вставлять разбитые стекла. Крышу, пробитую пулями, никто не чинил, и в дождь вода заливала комнаты. Комнаты уже тогда начали перегораживать.
Относительная стабильность наступила только к 1923 году. Появились постоянные жильцы. Вот уже несколько лет в правом крыле жила семья из трех человек. Правда жилплощадь их постоянно уменьшалась. Остальные — менялись.
Появилась новая табличка, не такая красивая — «ул. Кооперативная». Крышу починили.
Дальнейшие лет пятнадцать запомнились постоянной перепланировкой. Квартиры перегораживались и перегораживались, из одной получались две, из двух — три. В стенах пробивались новые двери. Пошли в дело и хозпостройки — превратить их в жилые помещения оказалось не так уж и трудно. Кого волновали излишние удобства? Жильцов становилось все больше и больше.
В общем, решался квартирный вопрос. В квартире из правого крыла родился мальчик — жизнь налаживалась.
Опять сменили табличку. Теперь на ней было написано — «ул. Крафта».
Потом пришел враг. Скоро он оказался совсем близко, и дом заполнился тревожным ожиданием. Затих и весь город — ждали обстрелов, бомбежек, смерти и разрушений. Но враг, почему-то не спешил уничтожать город, а потом и вовсе ушел.
Память о нем осталась.
Многие жильцы не вернулись с фронта, и долго еще в доме преобладало женское население. Мальчик из квартиры в правом крыле — вернулся. Теперь это был уже не мальчик — мужчина. В его семье по-прежнему было три человека, жили они в доме дольше всех.
Дальше наступил длительный спокойный период.
Дом отдыхал.
Одно только было плохо. Беспокойные жильцы продолжали строиться. Им уже было мало перегородок — начали городить пристройки. Корявые, много ниже самого дома, они вразнобой выпирали во двор, нарушая весь вид. Для дома они так и остались чужими. Строители опять пробивали стены, вызывая боль у дома. Строители теперь тоже были другими, не похожими на тех, давнишних. С хозяевами они почти не ругались, а норовили потихоньку обмануть. Часто пили и были очень недовольны качеством старых стен — ломать их было одно мучение. После пристроек жильцы начали проводить в квартиры водопровод, канализацию, менять печное отопление на газовое. Самые старые жильцы даже сделали себе ванную и туалет, некоторые последовали их примеру.
Постепенно образовался окончательный облик двора.
В семье самых старых жильцов родился мальчик, потом еще один. Скоро во дворе уже было тесно от детей. Они смеялись и плакали, играли в ключики и в футбол, шкодили, хулиганили, мечтали. Под предводительством старшего мальчика дети облазили всё что можно, все подвалы и чердаки. И дом с радостью открывал им свои тайны — спрятанные на чердаке фотографии, пожелтевшие от времени документы, царские деньги. Однажды мальчик нашел даже золотые часы, дом сам не понимал, как они могли проваляться в пыли так долго.
Опять, теперь в последний раз поменяли табличку. Теперь на ней значилось — «улица им. Дзержинского».
Быт наладился. Опять, как давным-давно повеяло спокойствием и стабильностью. Утром взрослые шли на работу, бабушки на базар и по магазинам. Затем выбегали, выходили, выезжали в колясках дети, и двор наполнялся весёлым гомоном, не стихающим до темноты. Молодые бабушки в шляпках днём ходили в кино, а вечером в театр. Бабушки постарше играли во дворе в лото по копеечке. Вечером вернувшиеся с работы мужчины выходили расписать пулечку. Звучала музыка, пытаясь заглушить неугомонных цикад. Сушилась на солнце курага, собранная с трех больших общих деревьев. Виноград у каждого был свой.
Несколько раз происходили землетрясения — ни дом, ни жильцы их почти не почувствовали.
В одной из квартир сменились жильцы, и дом насторожился. Он слышал, что люди делятся на национальности, и теперь внимательно наблюдал за новенькими. Никаких отличий дом не заметил — так же убирают в квартирах, белят стены, по мере сил делают ремонт. Дом очередной раз подивился причудам людей и успокоился.
У выросшего мальчика, который когда-то нашел золотые часы, родился сын. Это было уже четвертое поколение жильцов самой старой квартиры.
Как-то незаметно началось одряхление. Всё чаще вместо свадеб во дворе справляли поминки — бабушки уже не ходили в кино. Всё меньше становилось детей. Куда-то исчезли майские жуки, стало меньше цикад. Зато появились тучи комаров, и никто уже не играл вечерами в карты под фонарем. В нескольких квартирах вообще было не понять, живет кто-нибудь или нет, и все давным-давно запирали двери.
Однажды у большого красивого здания, что прекрасно было видно с крыши дома, собралась огромная толпа людей. С тех пор народ там собирался постоянно. Люди что-то кричали, пели, танцевали, стреляли в воздух. Несколько пуль падая, пробили крышу — никто этого не заметил.
Когда начались дожди в квартире в правом крыле потёк потолок. До весны нормально починить крышу не удалось, и в первой комнате обвалилась часть потолка со старинной лепниной. Весной двое мужчин, которых дом помнил ещё маленькими мальчиками, затеяли последний ремонт. Они нашли пробитое пулей место и заменили лист кровли. При этом было отлично видно, что балки ещё совсем целые, нетронутые даже признаком гнили. Необычные гвозди с овальными шляпками сидели крепко, вынуть их оказалось очень трудно. Ржавчина гвозди почти не тронула.
К осени во дворе почти не осталось жильцов. Из детей — только один мальчик, бегавший на улице со стаей собак.
В конце года на город посыпались бомбы, полетели снаряды. В доме лопнуло несколько стен, но только в пристройках. Из всего двора осталось семь человек, они прятались в подвале. Дом хотел бы успокоить их — он знал, что все скоро закончится, опасности нет. Полвека назад враг ушел, не причинив городу большого вреда, а сейчас и врага то нет.
Всё будет хорошо.
Зажигательный снаряд пробил фронтон с цифрами 1895 и упал на чердаке. Через секунду как порох вспыхнула вековая древесная пыль, и скоро горело все. Весело сгорали собранные к переезду вещи и оконные рамы со ставнями. Горели резные двухстворчатые двери, вспыхивали и проваливались половицы. Жарко, как уголь пылали не тронутые тленом столетние балки.
Пожар разгорался всё сильнее. Огонь закручивался спиралью, жадно как астматик, всасывая в себя воздух. Корёжилась металлическая крыша, плавились бронзовые дверные ручки с клеймом «Копылов и К». Оплавлялись даже необычные старинные гвозди.
После пожара целыми остались только стены.
Жизнь еще теплилась в доме, когда залп тяжелой артиллерии накрыл квартал. Измученные борьбой с огнем стены легко обвалились. Кирпичи, которые так ругали за прочность новые строители, разлетелись на части. Все обвалилось в подвал.
В год столетнего юбилея на бывшую улицу Дзержинского пришел пожилой мужчина, много лет назад родившийся в квартире в правом крыле. На месте дома не было ничего. Пустое место. Лишь кирпичные обломки, заполнившие подвал чуть-чуть выступали над землей.
Сверху, по какой-то странной прихоти, лежали почти не пострадавшая дверца холодильника и оплавленный топорик.
Сентябрь, 2007 г. Волгоград